- Эрика Нерсон! Советом Магической Академии Святой Анны-Воительницы вынесено окончательное решение – вы отчислены. Отныне ваша судьба будет передана в руки Исправительной Академии Искупления, где вам предстоит загладить свою вину!

Эти слова, словно удары молота, обрушились на меня, стоящую безмолвной и беспомощной посреди величественного зала.

Сердце бешено колотилось, дыхание перехватило, и жизнь вокруг будто остановилась. Я смотрела на лица членов Совета – холодные, непроницаемые маски, за которыми скрывалась лишь тень сожаления. Их взгляды были полны осуждения, а губы изрекали приговор, от которого невозможно было убежать. В этот миг я поняла, что все, ради чего я жила, чему посвятила годы упорного труда и бесконечных заклинаний, исчезло в одно мгновение. Моя магия, моя сила, мой путь – все это теперь принадлежало не мне.

Слезы горечью обожгли глаза, но я заставила себя сдержаться. Не показать им слабости, не дать им увидеть, как глубоко их слова вонзаются в сердце! Но внутри меня красным пламенем запылали страх перед неизвестностью, гнев на несправедливость, отчаяние от утраты всего, что было дорого. Как же так? Как могли они решить мою судьбу вот так, без права на защиту, без шанса доказать свою невиновность?!

Но голос разума шептал: ты знала, на что идешь, когда нарушила правила и подстрекала других адептов к бунту. Ты знала, что последствия будут суровыми. Теперь тебе остается лишь принять наказание и попытаться выжить в том месте, что называется Академией Искупления. Там, среди тех, кто, как и ты, наказанных за вольнодумство, тебе придется найти силы, чтобы начать все сначала. Или погибнуть, пытаясь.

Я подняла голову, встретившись взглядом с председателем Совета, Седриком Гриннетом. Младший кузен короля. Его лицо оставалось каменным, но в глубине глаз я уловила нечто, что заставило меня замереть. Было ли это сочувствие? Или просто усталость от вынесения приговоров? Неважно. Сейчас я была одна против всей этой мощи, против всего окружающего мира.

- Вы ошибаетесь, - прошептала я, чувствуя, как тело сотрясает нервная дрожь. – Я вернусь. И докажу, что заслуживаю большего, чем эта тюрьма под видом академии.

Они промолчали, но я уже знала, что мои дни здесь сочтены.

Даже несмотря на то, что до бунта я считалась одной из лучших огневиков.

Приговор был вынесен не первый, до него еще десятку адептов были предъявлены обвинения. Содержали под стражей в подземной темнице, а судили прямо здесь, в одной из аудиторий, не тратя время на вывоз мятежников в столицу. Все юноши отправились прочь – боевые маги на войну, остальные на год под домашний арест. Девушек отчислили или отстранили от занятий. А меня теперь забросят на оставшееся время обучения как можно дальше.

И это мой последний шанс.

Если вдруг и оттуда выгонят с треском за попытки разоблачить нечистого на руку ректора, впереди только тюрьма и высылка за Холодный Лес, откуда никто не возвращался.

Провинившихся огневиков обычно не жалуют.

В тот момент, когда эти слова прозвучали, мир вокруг меня рухнул. Я стояла, как статуя, неспособная пошевелиться, глядя на холодное, равнодушное лицо председателя Совета. Его голос эхом отдавался в моем сознании, повторяя снова и снова: «Отчислена... Исправительная Академия Искупления...» Эти слова звучали как смертный приговор, как конец всему, что я знала и любила.

Слезы, которые я так отчаянно пыталась удержать, наконец вырвались наружу, стекая по щекам. Они были солеными, горькими, как сама моя судьба. Внутри меня бушевал шторм эмоций: гнев, страх, отчаяние – все смешалось воедино. Как могли они так поступить? Как могли они выбросить меня, как ненужную вещь, после всех моих усилий, после всех жертв?

Но я знала, что слезы ничего не изменят.

Они видели во мне бунтарку, угрозу, которую нужно подавить любой ценой. И теперь я должна заплатить за свою смелость, за стремление к правде, отправившись туда, куда ссылали всю неугодную молодежь. Туда, где свет магии угасал, а надежды не было места.

«Я вернусь», - повторяла я себе, сжимая кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони.

Это стало моим девизом, моей мантрой. Не позволю им сломить меня. Выживу, стану сильнее, и однажды вернусь сюда.

В этот момент я почувствовала, как внутри меня разгорается пламя, сжигающее страх, оно очищало разум от сомнений.

Когда меня увели из зала, я оглянулась лишь раз.

Лица моих обвинителей и судей не выражали ничего, кроме облегчения. Они радовались тому, что суд надо мной – последний.

Конвой ждал у дверей.

Двое мрачных мужчин в форме, без знаков различия, но с хмурыми лицами. Они взяли меня под руки – крепко, безжалостно, и повели по длинным коридорам академии. Каждый шаг отдавался гулким эхом, словно прощальный салют моей прошлой жизни. Я видела взгляды других адептов –любопытство, страх и, возможно, тайное сочувствие. Но никто не осмелился подойти, никто не сказал ни слова. Я стала изгнанницей, которую следовало избегать, чтобы не заразиться бунтом.

На улице ждала карета, запряженная черными лошадьми. Кучер молча открыл дверцу, и меня втолкнули внутрь. Следом сунули два мешка с моими небрежно собранными вещами.

Карета тронулась, и стены академии Святой Анны-Воительницы начали отдаляться, словно исчезая в дымке воспоминаний. Я смотрела в окно, пока величественные башни не превратились в крошечные точки на горизонте. В груди зияла пустота, но я не позволила ей поглотить меня.

По дороге меня не покидала мысль о предательстве. Кто-то предал меня. Кто-то выдал мои планы Совету, а может просто не выдержал тяжести давления!

Ярость захлестнула меня, но я быстро взяла себя в руки. Злиться и искать виноватых – пустая трата времени. Нужно сосредоточиться на выживании, силе и мести.

Дорога к исправительной Академии Искупления оказалась долгой и мучительной. Карета трясло и подбрасывало на ухабах, каждый толчок отзывался болью в теле и душе. Сквозь мутное стекло окна я наблюдала, как пейзаж меняется – зеленые луга Талирии сменяются густым лесом, который становился все темнее и гуще. Вскоре дорога превратилась в узкую тропинку, ведущую вглубь дремучего леса, где солнце едва пробивалось сквозь низкие кроны деревьев. В воздухе витал запах сырости и гниющих листьев, придававший месту зловещий оттенок.

Мы ехали молча, только скрип колес и редкие крики лесных птиц нарушали тишину. Конвоиры сидели напротив меня, неподвижные, как статуи, их лица оставались непроницаемыми. Я знала, что они были специально отобраны для таких заданий – холодные, бесчувственные, готовые выполнить любой приказ. Но даже их присутствие не могло заглушить тревогу, что росла внутри меня с каждым стоуном пути.

Наконец, карета остановилась. Дверца открылась, и один из конвоиров грубо подтолкнул меня к выходу.

- Вперед!

Передо мной возвышалась массивная стена из серого камня, увитая плющом и покрытая мхом. Над воротами висела ржавая табличка с надписью: «Исправительная Академия Искупления».

Ворота медленно открылись, издавая пронзительный скрежет, и мы вошли внутрь.

Первое, что бросилось в глаза, это мрачная обстановка, окутавшая все вокруг. Серые здания, темные коридоры, тусклый свет факелов создавали ощущение, что здесь остановилось время. Повсюду властвовал дух безнадежности. Мы шли по центральному двору, мимо адептов, которые смотрели на меня с любопытством и страхом. Их лица были бледными, глаза – потухшими, словно жизнь давно покинула их души. Лишь я одна выделялась среди них – сероглазая девушка с рыжими локонами, одетая в простое голубое платье. Форму у меня отобрали после ареста.

Меня привели в кабинет ректора.

И вот тут-то я совсем не ожидала увидеть эльфа.

Их в Талирии очень мало, и все, кто есть – потомки пленников, привезенных из Ретинии после многочисленных войн. Беловолосый мужчина с острыми ушами сидел за огромным дубовым столом, окруженный книгами и свитками. Поднял на меня ярко-голубые глаза он не сразу, лишь после неловкого обращения моих конвоиров.

- Господин ректор Маран… Мы привезли…

На меня обрушился холодный и изучающий взгляд.

- Эрика Нерсон, - тонкие губы тронула ухмылка, не обещающая ничего хорошего. – Добро пожаловать в нашу академию. Здесь вы узнаете, что значит истинное раскаяние и искупление. Ваши прежние грехи будут смыты кровью, потом и слезами.

- Уверяю вас, - промолвила я пылко, - на мне нет грехов. Моя душа чиста!

- Дерзость тоже будет смыта, - добавил он, помолчав.

Ректор поднялся из-за стола, выпрямляясь во весь рост. Несмотря на аристократичность, в его движениях и взгляде ощущалась нечто хищное. Он обошел стол и остановился рядом со мной, внимательно изучая каждое движение, каждую эмоцию на моем лице.

- Ваше высокомерие, Нерсон, заслуживает особого внимания, - произнес он, приближаясь. – В этом месте нет места лжи. Здесь вы научитесь смирению и покорности. Ваши характер и фальшь – это первое, что нам предстоит сломить.

Его голос звучал мягко, почти успокаивающе, но каждая фраза несла в себе скрытое предупреждение. Холод проник в самое сердце, но я старалась не показывать страха. Любые проявления слабости будут использованы против меня.

- Что же, - сказала я, стараясь сохранить спокойствие, - посмотрим, кто первым сломается.

Ректор одарил меня улыбкой, от которой захотелось перестать дышать.

- Боюсь, дорогая Эрика, что в нашем противостоянии у вас нет шансов. Но это сделает вашу борьбу интереснее.

Он сделал знак конвоирам, и те подошли ко мне, взяли под руки. Я почувствовала, как крепкие пальцы сжали мои плечи, лишая возможности сопротивляться. Вытолкнув меня из кабинета, повели по мрачным коридорам академии.

Коридоры были темными и сырыми, освещенными редкими факелами. Стены испещрены трещинами, а воздух пропитан запахами плесени и старости. Мы миновали несколько дверей, за которыми слышались приглушенные голоса и жуткие звуки, вызывающие мурашки по коже.

Наконец, мы остановились перед массивной деревянной дверью, украшенной железными кольцами. Один из конвоиров вынул ключ и вставил его в замок. Дверь с громким скрипом открылась, открывая вид на маленькую, тесную комнату.

- Вот ваше новое жилище, - сказал конвоир, толкая меня внутрь. – Удобств не предусмотрено, но вы ведь не для уюта прибыли, верно?

Комната была действительно крошечной. В одном углу стоял простой деревянный стул, в другом – кровать с тонкой периной. Единственным источником света служило маленькое окошко высоко под потолком, через которое едва пробивался слабый луч солнца.

- Ваша одежда, - продолжил конвоир, указывая на стопку вещей, сложенных на кровати. – Форма Академии Искупления обязательна для всех адептов. Вас позовут, когда придет время обеда.

С этими словами они ушли и захлопнули дверь, оставив меня одну в темноте. Я услышала, как ключ повернулся в замке, и удаляется звук шагов. Оставшись в одиночестве, прислонилась спиной к холодной стене, пытаясь прийти в себя.

В голове крутились мысли о том, что ждет меня впереди. Страх, неуверенность и злость боролись друг с другом, сбивая меня с толку.

Шаги конвоя стихли, оставив меня в тишине. Вокруг царила мертвая тишина, нарушаемая лишь редкими звуками снаружи. Но даже в этой тишине я чувствовала, что за мной наблюдают. Возможно, на каждую комнату здесь наложены следящие чары.

Через некоторое время в замке снова повернулся ключ.

Пришло время обеда.

Во всяком случае, хотелось верить, что это обед, а не моя дерзость вот-вот выйдет боком.