Посвящается всем героическим попаданцам —
прошлым, настоящим и, конечно же, будущим
Оказывается, так бывает. Бац — и всё. Нет, Никита, конечно, видел, что в этом месте с карниза крыши свисала хорошая глыба льда. Но вдоль пятиэтажки так удобно было срезать путь. Обычно Никита смотрел вверх и, убедившись, что глыба на месте, быстренько перебегал опасное место.
Но в этот раз всё пошло не так. Сверху послышался какой-то треск, и Никита успел только поднять голову. И перед глазами тут же всё померкло…
Больше всего Никита любил читать книги про попаданцев. Он зачитывался подобной литературой почти до самозабвения. Он уже всё знал, что да как в ту или иную историческую эпоху. И даже в далёком-далёком будущем в далёких-далёких галактиках. Хоть ночью его разбуди, всё мог рассказать.
В особенности Никита любил рассуждать о том, какие ошибки и в какое время совершали наши предки. Это был его любимейший конёк. Порой его даже не слушали, но такой пустяк никогда не останавливал Никиту.
Никита не то чтобы мечтал сам стать попаданцем, но подобные мысли иногда проскакивали. Особенно в те моменты, когда надоедала однообразная планктоническая работа в офисе.
Однако то, что случилось, совершенно выбило Никиту из колеи. Он не знал, все ли погибшие куда-то попадают, или только у него так получилось.
В первое время он ходил будто в тумане и ничего не соображал. Из-за этого его даже поместили в корабельный лазарет. Несколько дней Никита просто приходил в себя.
Теперь он был вовсе не Никита, а был матрос Пафнутий на военном корабле «Аврора». Но приходил он в себя не столько от этого, а столько от того, что ему накостылял боцман за то, что замешкался на палубе. А замешкался Никита из-за того, что пытался сообразить, как выполнить даденную ему команду.
Хорошо, что тело Пафнутия оказалось крепким и привычным к подобного рода увещеваниям. Будь Никита в своём старом, тщедушном теле, давно бы уже скопытился.
А потому Никита быстро пошёл на поправку и через несколько дней его уже выписали из лазарета. Но тут нарисовалась другая беда. Оказалось, что Никита-Пафнутий не знал или не помнил своих обязанностей по судовой роли.
Его пришлось обучать всему заново. Подобное помутнение корабельный доктор списал на тропическую жару и тяжёлую руку боцмана. Никого это даже не удивило, все просто пожали плечами, будто каждый день сталкивались с подобными явлениями. Ну, случилось — и случилось. На флоте, как понял Никита, вообще не было принято утруждать себя излишними размышлениями. Поучил команду — и вперёд, так сказать, в омут.
К счастью, тело, руки и ноги Пафнутия прекрасно помнили основные движения и навыки. У самого Никиты, конечно, тоже имелись кое-какие познания, почерпнутые из книжек про попаданцев. Правда, на поверку все они оказались какими-то обрывочными и большей частью не соответствующими действительности. Как говорится, лучше один раз увидеть самому, чем сто раз прочитать про это в книжках.
Но в скором времени Никита исполнял команды, будто никогда и не был офисным клерком и не жил в далёком XXI веке. Пришлось ещё привыкать к новому имени. Но несколько хороших затрещин от боцмана живо приучили его откликаться на имя Пафнутий
Служба была тяжёлая, некогда было и голову поднять. Никита на своём горбу понял, что такое рабство, и теперь сожалел, что раньше ругал и не ценил свою лёгкую, а тогда казалось — тяжёлую, работу. Там за невыполнение работы могли пожурить и даже лишить премии. А тут могли начистить котелок, и даже лишить жизни. Эх, где же его удобное и мягкое кресло…
Но с корабля деваться было некуда. Никита постепенно начал вникать и понимать всё происходящее. Трудно было узнать, в какое время он попал и куда направлялось судно. Нельзя же просто так взять и спросить у других матросов:
— Что-то жарковато, сегодня, братцы. А не подскажете ли, какой нынче год и куда мы вообще плывём?
Через разговоры он потихоньку узнал, что корабль «Аврора» шёл в составе 2-й Тихоокеанской эскадры через тропические моря и направлялся во Владивосток.
Никита, как узнал об этом, подскочил как ужаленный.
— А Цусима уже была? — спросил он.
— Какая такая цусима? Ты что такое городишь? — отвечали ему товарищи.
Никите пришлось прикусить язык. На него и так-то все косо посматривали после лазарета, а тут вообще могли принять за сумасшедшего.
Никита лихорадочно принялся соображать. Он помнил, что должно было быть Цусимское сражение, которое не предвещало ничего хорошего. А вот с определением даты сражения у него возникли трудности. С датами у Никиты всегда была беда.
Хорошо, когда сидишь у себя дома в XXI веке, и можно в любую минуту глянуть в интернете ту или иную информацию, которая тебе нужна. Даже запоминать особо ничего не требуется.
Дело ещё усложнялось тем, что дат, вообще говоря, было две. Одна дата по старому стилю, а другая — по новому. Никита, несмотря на свои многочисленные познания, помнил довольно смутно, как такое получилось, но что-то такое было. Вроде как в этом был виноват Ленин.
Целый день Никита пытался вспомнить дату и опять ходил словно в тумане. Но его быстро привёл в чувство матрос Володька. Правда, не намеренно и не самым лучшим способом. Он уронил Никите на ногу бухту. Было больно, но зато очень действенно.
Никита даже немного успокоился. Ну, вспомнил бы он эту дату, и что дальше? Что смог бы сделать он, простой матрос? Сказать боцману? Тот мог и в ухо дать, чтобы не нёс всякую околесицу. Боцман на такие расправы был скор. Не любил он подолгу размусоливать всякие разговоры о смысле жизни.
Да и что сказать, если он не помнит даже даты сражения? Столько всего перечитал про попаданцев в русско-японскую войну, а дату самого главного сражения забыл. Почти позор. Даже хорошо, что рассказать некому.
Разве что только можно было поведать о Цусимском сражении товарищам. Они бы, пожалуй, с интересом послушали его байки. Хотя наверняка засмеяли бы. А может и поколотили бы, чтобы беды не накликал своими дурными предзнаменованиями.
Что поделать, одиночество — это вечный удел всех попаданцев. Вечерами Никита, если бывал свободен от вахты, любил выходить на палубу и стоять в каком-нибудь укромном уголке между шлюпками.
Внизу, в кубрике неимоверно душно, а тут хоть какое-то движение воздуха. Главное не попадаться на глаза мичману или лейтенанту, иначе можно было и схлопотать как нечего делать.
Несмотря на постоянные уборки, на палубе до сих пор лежала вездесущая чёрная пыль от угля, который не поместился в угольных ямах. Но только здесь Никита оставался, наконец, наедине со своими чаяниями и мыслями.
И угораздило же его попасть в простого матроса, а не в командующего флотом. Хотя в этом случае, что бы он сделал? Попытался бы развернуть эскадру обратно? Если бы он дал такую команду, наверное, собственные офицеры сочли бы его сумасшедшим. А вот просто сменить курс был бы вполне себе вариант. Никита где-то даже читал, что курс эскадры изначально был неверный.
Послышались чьи-то тяжёлые шаги. Никита торопливо прижался к шлюп-балке, чтобы остаться незамеченным. А то ведь можно и зуботычину схлопотать. Мимо протопал боцман.
На палубе показался матрос Володька и тут же испуганно дёрнулся при виде боцмана. Дёрнулся и ударился головой о соседнюю шлюп-балку. Странный этот Володька, конечно. Тоже ходит, ищет проблемы на свою пятую точку. Постоянно шарахается, будто шуганный какой-то.
Никита отвернулся, но изредка всё же его взгляд останавливался на Володьке. Тот, видимо, тоже выбрался, чтобы подышать свежим воздухом. И встал у фальшборта. Так его может и офицер какой заметить и устроить выволочку.
Но Никита не спешил предупреждать товарища. Нога ещё болела, да и обида не прошла. Никита вообще уже хотел уйти, как его привлёк один жест Володьки. Тот его сделал машинально и наверняка даже сам не заметил.
Один невольный жест рукой, будто искал что-то в кармане. Причём, искал что-то определённое.
Никита даже не поверил своим глазам. Слишком специфический жест с пальцами врастопырку. Некоторое время Никита постоял, а потом вдруг решился и подошёл к Володьке.
— Смартфон в кармане искал? — вполголоса спросил он.
Володька вздрогнул от неожиданности. Видать, он задумался и не заметил, как к нему кто-то подошёл.
— Чего? — недоумённо протянул он.
Никита некоторое время пытливо вглядывался в лицо Володьки, а потом отвернулся и направился в сторону кубрика. Чтобы сгладить свою неловкость, Никита через несколько шагов приостановился и сказал на прощание:
— Здесь не стой, а то их благородия заметят.
На другой день с утра командованию взбрело в голову устроить учения, и целый день прошёл в беготне и суете. А потом была вахта.
Только через несколько дней Никита снова позволить себе выбраться на палубу. Он вздохнул полной грудью и окинул взглядом безмерный океан, раскинувшийся вокруг. На палубе показался Володька. Он осмотрелся и, увидев Никиту, сразу направился в его сторону.
Никита только поморщился. Разговаривать с кем бы то ни было не хотелось. Желание было только одно — хоть немного побыть в одиночестве. Но на корабле особо никуда не денешься. Никита надеялся, что Володька пройдёт мимо, и старался до последнего делать вид, что не замечает его.
Однако Володька остановился рядом с Никитой.
— Я как раз тебя ищу, — тихо проговорил Володька. — С какого года?
— Чего? — переспросил Никита.
— С какого года, говорю, ты сюда попал?
— Я тебя не понимаю…
— Всё ты понимаешь, — прервал его Володька. — Сам же первый про смартфон начал.
До Никиты стало доходить.
— Так ты попаданец?! — воскликнул он.
— Тихо ты! — цыкнул Володька.
Но Никита и сам понял, что сказал слишком громко, и прикусил язык.
— Так ты попаданец? — уже шёпотом переспросил он.
— Как и ты. С какого года?
— С пятнадцатого, то есть с две тысячи пятнадцатого.
— Соседи. Я с две тысячи семнадцатого.
Всё было настолько неожиданным, что Никита даже не знал, что бы ещё спросить.
— Как тебя зовут на самом деле? — поинтересовался Володька.
— Никита. А тебя?
— А меня так и зовут — Володя.
— Повезло.
— Давно попал?
— Да считай уже месяц.
— А я только на днях.
— Да я догадался уже, что ты новичок.
— Так заметно?
Никита пожал плечами.
— Думаю, не особо. Если только ты сам попаданец… А ты уже понял, куда попал?
— Не совсем. Только понял, что флот какой-то.
— Мы на крейсере «Аврора» в составе Второго Тихоокеанского флота.
— Круто…
— Чего круто? Скоро Цусимское сражение будет, балда!
— Это которое двадцать седьмого мая тысяча девятьсот пятого года?
— Двадцать седьмого мая?! Точно?
— Да, недавно по истории проходили.
— Ты школьник что ли?
— Почему сразу школьник? Студент.
Никита взволнованно огляделся. И как он мог позабыть такую дату!
— Точно двадцать седьмого мая? — не унимался он. — Это по какому стилю?
— По правильному, — отрезал Володька. — А что такого?
— А то, что апрель уже на исходе! Надо бы предупредить командующего.
— А как мы его предупредим? Мы всего лишь матросы.
— Вот в этом-то и весь вопрос!
Приятели замолчали, обдумывая создавшееся положение. Но в голову ничего путного не приходило. Сказать-то можно было всё, а вот как сделать, чтобы поверили?
— Сначала придётся рассказать всё боцману, — сказал Володька.
— Он может и в зубы дать за такое, — покачал головой Никита.
На палубе показался боцман.
— А ну марш в кубрик, бездельники! — рявкнул он.
И прибавил ещё парочку солёных словечек. Никита и Володька сразу же метнулись в сторону кубрика. С боцманом спорить — себе дороже обойдётся.
Служба потянулась дальше. После стольких дней одиночества Никита чувствовал, что наконец-то он обрёл если не друга, то хотя бы единомышленника, с которым можно было поговорить по душам.
Но лишь иногда Никите и Володьке удавалось перекинуться словом-другим. Никите хотелось, чтобы они что-нибудь придумали, как предупредить командование. А для этого сначала надо было предупредить капитана. А до этого, скорее всего, лейтенанта, или даже мичмана.
— А до мичмана придётся рассказать всё боцману, — вздыхал Никита.
Как не крути, получалось, что всё упиралось в того же боцмана. Больше ничего другого не придумывалось, хоть ты тресни. А потом разговоры в основном заходили про воспоминания о прошлой жизни.
Так-то Никита был не против таких разговоров, потому что они здорово помогали психологически расслабиться. Но на кону стояла судьба эскадры и их собственная жизнь.
Однажды Никита, согласно своей привычке, стоял на палубе и ждал Володьку. Как раз они оба должны были быть свободными от вахты. Вскоре показался Володька. Но он был не один. За ним увязался ещё один матрос, Гришка.
Никита кивнул Володьке в знак приветствия и одними глазами указал на Гришку. От его лишних ушей следовало избавиться. Но Володька его не понял или притворился, что не понял.
— Ты не поверишь! — вполголоса заговорил он.
— Что такое? — с кислым видом поинтересовался Никита.
— Гришка случайно услышал один из наших разговоров!
Володька многозначительно замолчал. Сначала Никита невольно напрягся, но через секунду уже пожал плечами. Он не опасался, что кто-то поверит Гришке, если тот вздумает кому-нибудь разболтать услышанное. Скорее всего, его самого примут за сумасшедшего, чем поверят в эту ахинею. Никита бы сам ни за что не поверил, если бы кто-нибудь раньше рассказал ему нечто подобное.
— Ему никто не поверит, — сказал он.
Володька хохотнул.
— Гришка тоже попаданец! — сказал он.
Наверное, у Никиты было очень удивлённое лицо, потому что Володька рассмеялся и хлопнул его по плечу. Гришка лишь смущённо улыбался.
— Как попаданец? — только и смог спросить Никита.
— Так же, как и мы. Только он с девяносто шестого года.
— С какого девяносто шестого?
Никита всё ещё не мог прийти в себя.
— Да с тысяча девятьсот девяносто шестого года, — рассказывал Володька. — Его настоящее имя Михаил. Он уже года два здесь.
— Может, больше, — заметил Гришка-Михаил. — Я уже не помню точно.
— А главное — он ничего не знает про Цусиму!
— Как так не знаешь? — спросил Никита.
— А так вот и не знаю, — с вызовом ответил Гришка. — Что я вам, историк что ли?
Никита и Володька вкратце рассказали Гришке про предстоящее сражение. Гришка от таких сведений только расстроился.
— И угораздило же меня попасть именно на этот корабль! — в сердцах воскликнул он.
Чтобы его успокоить, Никита рассказал ему, что они собирались предупредить командование. Вот пока только не сообразили, как это проделать, чтобы им поверили, а не выкинули за борт.
— Может, у тебя есть какие-нибудь идеи насчёт этого? — спросил Володька Гришку.
Но Гришка лишь пожал плечами. Никите вообще показалось, что Гришка не отличался особой сообразительностью.
— Придётся рано или поздно всё сказать боцману, — проговорил Володька.
Сам Никита склонялся к той же мысли, но не успел ничего ответить.
— Что сказать? — раздалось над ухом. — А ну говорите, бездельники!
Приятели настолько увлеклись разговором, что не заметили, как к ним подкрался сам верзила-боцман.
— Скоро будет сражение!..
— Какое такое сражение? — разъярился боцман. — Вы что, шпионы какие?
Одной ручищей он схватил за грудки Никиту, а другой — Володьку. Гришка, как более опытный матрос, сумел быстро и незаметно переместиться так, чтобы оказаться за Володькой.
— Мы не шпионы, мы попаданцы! — закричал Володька.
— Сейчас я вам задам!
— Отставить, боцман! — раздался вдруг окрик.
В голосе чувствовались стальные нотки власть имущего. Боцман безошибочно это почувствовал и сразу же ослабил хватку.
— Есть отставить.
Боцман повернулся и тут же козырнул. К ним подошёл мичман Яковлев.
— Что тут за балаган на палубе?
— Матросы воду мутят, ваше благородие! Про каких-то попуданцев болтают.
— Про кого? — удивлённо переспросил мичман.
— Про попуданцев.
— Это ещё что такое?
— Не могу знать, ваше благородие!
Яковлев повернулся к матросам.
— А ну отвечай, кто такие попуданцы! — рявкнул боцман.
— Не попуданцы, а попаданцы. Попаданец — это такой человек, который попал сюда из другой эпохи, ваше благородие, — отрапортовал Никита.
— И как же он попал?
— Кто же его знает, — пожал плечами Никита. — Попал и всё тут. Не по своей же воле он попал.
— Стало быть, ты и есть тот самый попаданец?
— Так точно, ваше благородие.
Яковлев посмотрел на Володьку
— А ты?
— И я, ваше благородие.
Яковлев посмотрел на Гришку.
— И ты?
— И я, ваше благородие.
Яковлев хмыкнул.
— И с какого году вы все сюда напопадали?
— Я с одна тысяча девятьсот девяносто шестого года, — ответил Гришка.
— Я с две тысячи пятнадцатого года, ваше благородие, — ответил Никита.
— Я с две тысячи семнадцатого года, — ответил Володька.
Яковлев снова хмыкнул.
— И все из будущего, как я погляжу?
Матросы кивнули. Яковлев повернулся к боцману.
— А ты из какого года? — насмешливо поинтересовался мичман.
— Не могу знать, ваше благородие! — растерянно отвечал боцман.
— И что же вам всем здесь понадобилось? — пробормотал офицер.
— Ничего, ваше благородие, — ответил Никита за всех. — Я же говорю, не от нас это зависит. Что-то вроде судьбы, от которой не уйдёшь.
— Как сила провидения?
— Так точно, ваше благородие.
— Тогда разойдись по местам.
— Мы бы ничего, ваше благородие, вот только сражение ожидается…
— Какое сражение?
— Цусимское сражение.
— И что? Мы же не на прогулочном катере, мы на военном корабле. Рано или поздно должно случиться сражение с этими япошками.
— В результате этого сражения наша эскадра будет наголову разбита, ваше благородие!
Мичман устремил пристальный взгляд на Никиту.
— А ты откуда знаешь?
— Так мы же из будущего!
— Ах да…
С каждым вопросом Никита всё больше и больше терял надежду. Сейчас их точно всех обвинят в шпионстве. Откуда бы иначе они знали про предстоящее сражение? Очевидно же, что только через шпионство.
— Почему я ничего не знаю об этом сражении? — пробормотал мичман.
Матросы переглянулись.
— А ну отвечайте! — рявкнул боцман.
Но Яковлев махнул рукой, показывая, что на этот вопрос отвечать не требуется. Он развернулся на каблуках и зашагал прочь.
— Велено же было разойтись! — приказал боцман.
Матросы нехотя зашагали в сторону кубрика. Вернее, двинулись только Володька и Гришка. Никита же остался стоять на месте. Боцман уже начинал хмурить брови.
Сейчас или никогда, пан или пропал. И Никита решился.
— Ваше благородие! — крикнул он. — А вы с какого года попали?
Мичман остановился и медленно повернулся. Гришка и Володька тоже остановились и удивлённо посмотрели на Никиту. А боцман явно ещё не понимал, как ему реагировать.
— С чего ты взял, что я тоже попаданец? — спросил мичман.
— Вы спросили, почему ничего не знаете об этом сражении. Таким вопросом мог задаться только человек из будущего.
Мичман подошёл к Никите. Он молчал. Но Никите теперь назад хода не было.
— Так с какого вы года, ваше благородие? — повторил он.
— С две тысячи тридцатого, — неожиданно ответил Яковлев.
Матросы удивлённо переглянулись. Боцман смотрел на мичмана почти испуганным взглядом.
— Надо предупредить капитана о предстоящем сражении, — сказал Никита.
— Легко сказать, — пробормотал Яковлев. — За такие бредни могут и разжаловать.
— От этого зависит судьба всей эскадры, ваше благородие.
Мичман некоторое время смотрел на Никиту, а потом кивнул.
— Я попробую, — сказал он.
Мичман снова развернулся и зашагал прочь. Матросы некоторое время смотрели ему вслед.
— А ну разойдись! — сказал боцман.
На этот раз матросы решили, что не стоит более испытывать судьбу и терпение боцмана. И поспешили поскорее убраться с палубы.
— Как думаешь, мичману удастся убедить капитана? — спросил Володька по дороге.
— Не знаю, — ответил Никита.
— Но ты же сумел убедить мичмана, — заметил Гришка.
— Если бы мичман не был попаданцем, он бы мне ни за что не поверил.
С этим доводом трудно было спорить. Никто из товарищей Никиты и не стал спорить. Возможно, просто потому, что они уже добрались до кубрика.
Через час или около того всех троих матросов вызвали наверх, к лейтенанту Ильину. Матросы с трудом влезли в небольшую каюту лейтенанта. Здесь же сидел и мичман Яковлев. Стало ясно, что он решил сначала всё рассказать Ильину. Так сказать, для проверки.
— Это вы что ли братцы-попаданцы? — весело поинтересовался лейтенант Ильин.
— Так точно, ваше благородие! — ответили матросы.
— Надо же, — заметил он, — в моё время такого термина ещё не было.
— А какое ваше время?
Сбитый с толку Никита даже забыл добавить «ваше благородие».
— Тысяча девятьсот восемьдесят девятый, — ответил лейтенант.
— И давно вы сюда попали, ваше благородие? — спросил Володька.
— Да четвёртый год уже.
— Получается, что мы все здесь попаданцы что ли? — воскликнул Гришка.
— Получается, что так.
Все присутствующие заулыбались, и разговор грозил перейти в дружескую беседу.
— Надо предупредить капитана о Цусимском сражении, — напомнил Никита.
— Надо, — легко согласился Ильин. — Я и сам об этом не раз думал. Тем более нам уже недолго осталось идти до Цусимского пролива. А лучше, конечно, предупредить самого адмирала Рожественского. Да только кто ж мне одному поверит.
— Но теперь-то вы не один!
— Теперь не один, — улыбнулся Ильин.
Коротко посовещавшись, решили, что сначала лейтенант и мичман, улучив удобный момент, вместе пойдут к капитану. А потом, при необходимости, привлекут к делу и матросов.
Гришка, Володька и Никита отправились обратно в кубрик уже воодушевлённые. Дело вроде как сдвинулось с мёртвой точки. Никита чуть ли чувствовал, как с его плеч упал груз ответственности.
На другой день Володька после вахты подошёл к Никите с хитрым видом.
— Что случилось? — сразу спросил Никита.
— Ты не поверишь! — воскликнул Володька.
Никиту уже начинало раздражать подобное поведение товарища. Да и попаданцев на судне уже набралось столько, что среди них можно было выбирать приятелей.
— Что случилось? — повторил Никита.
— Сашка, который рябой, оказывается тоже попаданец!
У Никиты уже не было сил, чтобы удивляться. Он лишь покачал головой.
А дальше дело пошло по нарастающей, словно снежный ком. С каждым днём выявлялось всё больше и больше попаданцев. Вскорости выяснилось, что все обитатели кубрика сплошь одни попаданцы. Только попаданцы с разного года. Кто с XXвека, кто с XXI века, а иные и вовсе с XIXвека.
К этому времени иные провели в новой эпохе уже по несколько лет, а один так и все пятнадцать. Но из всех матросов о предстоящем Цусимском сражении слышали лишь единицы. Историей мало кто интересовался, что в прошлой жизни, что в этой.
— Получается, у нас только один боцман Пётр не попаданец! — воскликнул Володька.
— А чего это я не попаданец? — обиделся боцман. — Я тоже попаданец!
Он наконец-то научился верно выговаривать это слово.
— Ну и с какого ты году сюда попал?
Боцман замолк, и некоторые матросы начали посмеиваться. Боцман нахмурился.
— Не знаю я, который тогда был год! — наконец сердито заявил он. — Молодой тогда я был и никаких годов не знавал. Царь-батюшка тогда был ещё Александр Первый. А потом враз — и сразу стал Николай Второй. Это я уж потом только смекнул, что произошло что-то такое эдакое.
Матросы присвистнули. Боцман получался самый старший среди них, если судить по году, с которого попал попаданец.
— То-то ты дерёшься, как чёрт, — заметил Гришка.
— Так я ж не за ради удовольствия. А без этого в нашем деле никак.
В кубрике царило невиданное оживление. Все наперебой рассказывали о своей прошлой жизни, о том, как и когда они попали.
Лишь Никита стоял немного в сторонке и качал головой. Вначале он тоже пребывал в некоторой эйфории. Но чем дальше, тем сильнее ему всё это не нравилось.
— Ты чего такой хмурый? — поинтересовался Володька. — Всё же складывается как нельзя лучше!
— И ничего не лучше, — буркнул Никита.
— Это почему это?
— Теперь становится понятно, почему Цусимское сражение было проиграно.
— И почему же?
— Весь экипаж одни сплошные попаданцы, ни одного настоящего моряка нет. Кажется, зря я грешил на наших предков…
— Но есть же другие корабли в эскадре!
— Я так подозреваю, что там творится то же самое…
