Карина Ольшанская

Врываюсь в кабинет Серковского, дергаю ближайший к столу стул и падаю на него. В груди горит, словно кипятка хлебнула, и слезы, идиотские слезы. Делаю глубокий вдох, расстегиваю пуговицы пиджака и приказываю себе держаться.

- Зачем пришла? — равнодушный голос Вадима не сулит ничего хорошего, но я не обращаю на это внимания.

- Он уволил меня! Просто выставил за дверь! - Ору, а Серковский даже глаз от монитора не отводит, словно он здесь ни при чем. - Слышишь меня?!

- Не ори! - Вадим наконец-то удостаивает меня своим вниманием. - Это во-первых. Во-вторых, а что ты хотела? Чтобы Гончаров тебя по головке погладил за твои выкрутасы?

- А ты, значит, у нас белый и пушистый — облокачиваюсь на стол и наклоняюсь вперед.

Запах дорогого парфюма щекочет нос, дразнит, и я невольно рассматриваю Серковского. Задерживаюсь взглядом на его губах, скольжу вниз, к шее и упираюсь в распахнутый ворот белоснежной рубашки.

- Ну, не я же пытался заполучить в свою постель Гончарова — нагло ржет Вадим и мне становится так обидно.

Он прав, я идиотка. Хлесткие слова отрезвляют, и я поспешно отвожу взгляд. Сама пришла к нему, и в отчаянии, в обмен на базу поставщиков «Моцарта» просила подыграть, и он подыграл... мастерски, чего уж там говорить. Ужины, цветы... я даже забывать стала, что все это ради Гончарова затевала.

- Да, но потом же... мы же... — неуверенно лепечу я.

- Что? — теперь уже Серковский наваливается на стол и сверлит меня взглядом.

- Ничего — совсем тихо произношу и отворачиваюсь.

- Тогда не задерживаю — все так же ровно и холодно произносит Вадим.

- Я, — пытаюсь возразить, но мои слова тонут в мелодии мобильного, что на весь кабинет возвещает о входящем звонке.

- Да! — почти гавкает в динамик Серковский, и я вздрагиваю. - Буду через пятнадцать минут!

Ненавижу себя сейчас. За то, что пришла, что напридумывала себе в розовых мечтах, что такие, как Гончаров или Серковский, могут заинтересоваться обычной девушкой.

«Гончаров и заинтересовался — шепчет внутренний голос, ковыряясь в еще ноющей ране — Только не тобой, Карина».

Вадим встает, сдергивает со спинки стула пиджак и, не обращая на меня внимания, идет к двери.

Я думала, ничего хуже, чем разговор с Гончаровым и последующее увольнение быть не может.

Оказалось, может.

Сейчас я хочу провалиться, испариться, исчезнуть! Все что угодно, лишь бы очутиться вне стен этого мрачного кабинета. Темная мебель, стулья в черной коже... Прямо под стать хозяину.

«Не реветь, не реветь — повторяю про себя».

- Останешься здесь? — недовольный голос Серковского добивает.

- Я, - хриплю, потому что горло стягивает спазмом, и я еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. - Мне работа нужна.

Говорю и сама прихожу в ужас от того, как звучит мой голос.

«Господи, Карина — вопит мой разум — ты же всегда была сильной, ты же никогда ни перед кем не прогибалась, не просила?!»

Горько ухмыляюсь, встаю со стула и разворачиваюсь лицом к Серковскому.

- Извини, но у меня полный штат. Управляющие, администраторы и даже официанты — чеканит Вадим и толкает рукой дверь, приглашая меня на выход.

- Может, у знакомых — не теряю надежды. - Ты же знаешь, в хорошее место без рекомендаций никак.

- Карин, — вздыхает Серковский и одаривает меня таким снисходительным взглядом, что я ощущаю себя попрошайкой у метро — Даже если бы и были вакансии, тебя бы никогда не взял к себе, и друзьям не порекомендовал. Всем нужны надежные люди, а не те, кто будет разводить бабские склоки из-за ревности.

- Бабские склоки? — почти шиплю я.

Прежняя Карина, которая никому не позволяла себя обижать, поднимает голову, и я делаю несколько шагов, чтобы поравняться с Вадимом. Заглядываю в глаза этому лицемеру и выплевываю зло: «А как называются твои попытки нагадить конкуренту, затащив в постель его сотрудника?»

Ответа не жду. Гордо, как мне кажется, проскальзываю мимо застывшего камнем в дверях Серковского и направляюсь к выходу.

- Стоять! — сквозь зубы сплевывает Вадим, и уже через секунду меня подхватывают под руку и чуть ли не волоком тащат к двери, а после выталкивают на улицу.

- Пусти! Мне больно! - Выкрикиваю я, когда выдергиваю руку из цепких лапищ Серковского.

- Переживешь. В следующий раз будешь думать, прежде чем раскрывать рот.

- Что? Неприятно слышать правду?

- Слушай, — старается говорить спокойно Серковский, и прячет руки в карманы — в чем ты меня обвиняешь? Обиделась? Я не пойму, честно.

- Ты использовал меня — уже ору я, наплевав на приличия — цветочки, свидания — это все твоя инициатива! Решил, что так надежнее? Или это фишечка у тебя такая, спать со всеми?!

- Нет, только с теми, кто сам не прочь прыгнуть в койку. А ты была, ой, как не против — нагло ржет мне в лицо Серковский. - Поэтому не строй из себя девственницу, ты тоже меня использовала. Один-один, так сказать. Поздно заводить песню, что ты вся «не такая». Потр@@ались и разбежались, ничего личного, Карин.

- Как ты плавно свел все к моим моральным качествам — цокаю языком и перекрещиваю руки на груди. - Только вот не волновали они тебя, когда ты меня цветочками одаривал и омарами кормил!

- Карина, ну как маленькая девочка, ей-богу — когда хочется потр@@аться, все средства хороши, и моральные качества не имеют значения.

Последние слова Серковского припечатывают похлеще, чем бетонная плита. Романтические картинки, что я так бережно хранила в памяти, разлетаются на осколки и вот, передо мной истинное лицо Вадима: бабник обыкновенный, бык осеменитель. Как я могла не разглядеть за всеми его манерами среднестатистического коллекционера?

- Да, пошел ты, кобель занюханный! — вылетает помимо моей воли.

Слезы сами брызгают из глаз, но Серковскому плевать, его таким не возьмешь. Он просто разворачивается и уходит к своей наполированной до блеска машине.

«Пусть катится! - разрастается в груди обида — Справлюсь, я - сильная. Опыт у меня большой, ресторанов в городе много. Справлюсь. Плевать на этого козла, мы с ним больше не пересечемся, и все будет отлично».

Если бы я только знала, что приготовила мне судьба, то растерзала бы этого Казанову прямо там, на крыльце его пафосного ресторана.