Вода помнит. Она помнит каждую каплю, каждую волну, каждый оттенок глубины. И я, Мелани Маринер, наследница Дома Вод, помню все.
Помню холодный мрамор под босыми ногами в детстве, когда меня вели к нему.
Помню сияющий герб Фениксов на тяжелых дубовых дверях их резиденции – пламя, вырывающееся из золота, такое же неукротимое, как и сам наследник.
Летний дворец Маринеров, терраса над океаном. Мне пять лет.
Нас снова оставили вместе: «пусть дети поиграют, пока взрослые решают важные дела».
Мама всегда говорила: «Ты должна быть достойной наследницей». А значит – не плакать, не жаловаться, не показывать слабости. Даже если рядом был он. Дилан. Сгусток огня в человеческом обличье.
Он не сидел спокойно ни секунды: колесница из игрушек грохотала по полу, искры сыпались из его ладоней, и даже воздух вокруг него дрожал, как над кузницей.
- Смотри! – крикнул он, и из его ладони с хлопком вырвался крошечный огненный шар.
Он был таким ярким, таким живым. Я, завороженная, протянула руку, и между пальцами у меня заплелась тонкая лента воды, переливающаяся на солнце.
- Дай! – потребовал Дилан.
Я протянула руку, и тут его огненный шар, непослушный, как и его хозяин, дернулся и, шипя, столкнулся с моей лентой воды. Раздалось резкое шипение, и нас окутал клуб пара. Моя вода исчезла, словно её никогда и не было – как будто сам воздух выбрал его пламя, а не меня.
Дилан фыркнул:
- Видишь? Твое мокрая магия против моего огня – ничто!
Мне стало до слез обидно – и за свою воду, и за его насмешку. Я сжала кулачки, и в воздухе с щелчком наросла сосулька. Не думая, я швырнула ее в него. Она не долетела, растаяла в жарком воздухе вокруг него, но брызги попали на его лицо.
Он вскрикнул от ярости.
- А-а-а! Ты за это получишь!
Он ринулся на меня, и мы с грохотом повалились на пол, отчаянно толкаясь и барахтаясь, без магии, как два обычных ребенка, которых свела вместе воля родителей.
Нас растащила служанка, а матери, выйдя на шум, лишь обменялись усталыми взглядами.
- Стихии познают друг друга, – сказала леди Сигрид.
А моя мать, леди Элира, холодно заметила:
- Познание требует контроля. Учитесь контролировать свои порывы, дети.
Но мы не учились. Мы лишь хоронили обиды глубже.
Большой зал в Пылающем Утесе, резиденции Фениксов. Мне десять лет.
День рождения Дилана. Он старше меня на год, ему исполняется одиннадцать. Приглашены дети семей наших кланов. Родители Дилана и мои подталкивают нас друг к другу со словами: «Вы равные, вы – союз Домов Воды и Огня, наследники. Так проводите время вместе».
Дилану не хотелось проводить время с «принцессой льдов», так он прозвал меня, потому что моя мама была «ледяной королевой». Ему хотелось дурачиться с друзьями, громко смеяться и пускать огненных бабочек в прически дам. Которые испуганно от них шарахались. А я покорно ходила за ним, потому что ослушаться мою мать было немыслимо.
- Отстань, Маринер, – шипел на меня Дилан. – Твое место у фонтана слез. Иди сходи пруд заморозь что ли, на коньках покатаемся…
- Я сейчас тебя заморожу! Будешь до конца дня рождения ледяной статуей стоять, – обиженно пыхтела я. Как будто меня кто спрашивал.
- Тебе со мной не справиться, кишка тонка. Только и можешь что ныть.
- Да я тебе сейчас…
- Что? – остановился он и уставился на меня с вызовом. – Ну, давай!
Ему хотелось схватки, стычки, вызова. Тем более от Маринер – вот это бы был подарок на день рождения, если бы я на глазах всех, на глазах родителей на него напала! Но он был прав, мне не хватило смелости. Моя мать всегда требовала от меня контроля – контроля всего: магии, эмоций, слов… Я помню, как в зале для тренировок в какой-то момент у меня дрогнула рука, и капли воды брызнули на пол. Мама стояла рядом, и при виде этого поджала губы.
- Слабость, – произнесла она. – Вода должна быть подчинена. Если ты не можешь управлять ею, ты не достойна её силы.
Меня тогда наказали на неделю. И вот сейчас я поймала строгий предупреждающий взгляд леди Элиры… и отступила.
На лице Дилана разочарование сменилось понимающей усмешкой.
Он кивнул в сторону фуршетных столов:
- Последний лимонад был слишком теплым. Иди, посмотри, может, там лед закончился?
Он развернулся и ушел, оставив меня стоять, глотая жгучие слезы обиды.
Мать подошла неспешно, встала рядом:
- Улыбайся.
И я послушно изогнула губы в улыбке.
Зазвучала музыка. Нас с Диланом вывели в центр зала – «наследники должны танцевать вместе». Я чувствовала, как сотни глаз следят за каждым моим шагом. Дилан сжал мою руку слишком сильно, будто хотел показать, что это не он подчиняется, а я.
- Не наступай мне на ноги, – прошипел он.
- Тогда не тащи меня, как мешок, – ответила я.
Мы двигались неловко, он нарочно сбивался с ритма, а я изо всех сил старалась держать осанку. Я знала: мама смотрит. Её взгляд был холоднее зимнего моря.
Когда танец закончился, она подошла ко мне.
- Ты выглядела смешно, – сказала она тихо, так, чтобы слышала только я. – Наследница Маринеров не имеет права быть смешной.
Я кивнула, прикусив губу. Слёзы жгли глаза, но я знала: плакать – значит проиграть.
Маринер-Холл. Мне тринадцать.
Мой день рождения.
Много народу, танцы, развлечения. Это не то веселье, что царит в Пылающем Утесе Фениксов, но для моей натуры спокойный, контролируемый праздник – то, что надо. Я счастлива и спокойна. Лишь одно омрачает: все ждут прибытия Фениксов.
Я тоже жду, со страхом, а еще где-то глубоко внутри со странным смятением. Я не знаю, чего ждать от Дилана. А вдруг, в честь моего дня рождения он побудет просто хорошим? Ведь он умеет быть веселым и интересным – я наблюдала его не раз такого с другими. Только не со мной. А мне, вопреки всему, хочется увидеть эту смешливую открытую улыбку в свою сторону.
И вот они прибывают. Его словно тащат на аркане, мать и отец бросают в его сторону предупреждающие грозные взгляды. А он насуплен и хмур.
Сердце мое падает. И впивается ледяная игла досады: лучше бы вообще тогда не приезжал.
Он подходит, бурчит поздравления и сует в руки сверток, подарок.
- С днем рождения, принцесса льдов.
- Спасибо, – холодно отвечаю я и откладываю сверток, даже не посмотрев что там.
Явно ничего хорошего.
Родители Дилана просят прощения за опоздание, из шепотков родителей я понимаю, что тот притворился больным, только чтобы не идти сюда. Но его заставили.
Я вздыхаю и отхожу к окну, чтобы посмотреть на море. Оно успокаивает.
Через какое-то время ко мне подходит Дилан.
- Скучаешь, Маринер?
- Теперь нет, ты же приехал, – поворачиваюсь к нему с едкой улыбкой.
Он неожиданно хмыкает.
- Надо же, принцесса льдов дает отпор?
- Дилан, как мое имя?
- Что? – теряется он.
- Ты знаешь мое имя?
- Ты Маринер! – заявляет он с вызовом.
- То есть не помнишь?
- Ну почему… Что-то такое… Мелоди? – он видит выражение моего лица и тут же исправляется: – Мерина? Нет? Мелира?..
Я вздыхаю. Он не шутит и не играет, он действительно не помнит…
- Хочешь побить меня за это? – вдруг спрашивает он.
И я вижу, что он серьезен.
- Нет.
Я отворачиваюсь.
- Я серьезно, Маринер. Неужели тебе не наскучило это…
- Что? – поворачиваюсь я к нему.
- Вечное послушание. Это же так скучно. Ну хочешь, убежим, найдем укромное место. Ты вмажешь в меня своей мокрой стихией… От души. Развлечемся, ну?
В его словах было столько призыва, столько бунта, столько дерзновенной свободы… Что мое сердце затрепетало. Но я усилием воды погасила волнение.
Ты сегодня покинешь Маринер-Холл, Дилан. Что я буду делать дальше? Без тебя?
- Нет.
Я смотрю в окно. Море. Спокойствие. Контроль.
- Ты и правда ледышка, как твоя мать. Извини, что потревожил твой покой, – стреляет в меня едкой обидой Дилан.
Он уходит, но я окликаю его:
- Дилан… Что тебе пообещали? За приезд сюда…
Его спина напрягается. Он глухо отвечает, не оборачиваясь:
- Поездку с друзьями в Казарию. Мы собирались туда на выходные…
- Приятной поездки, Дилан.
Он не обернулся, не сказал спасибо. Ушел так, словно ему подпалили крылья феникса, что были вышиты на спине его кожаной куртки.
Четырнадцать лет. Тайный коридор в Пылающем Утесе, резиденции Фениксов.
Мы с Диланом избегаем общения как можем, потому что родители всеми силами пытаются нас столкнуть вместе. Все чаще слышны слова: «союз», «будущее династий», «свадьба». О нашем будущем браке говорят открыто. Как о решенном вопросе. Но я уверена, что Дилан так просто не подчинится. Он не хочет этого брака, а потому – как родители не пытаются нас свести, – ничего не получается.
Даже сейчас, мы приехали к ним домой, родители заперлись в кабинете, чтобы обсудить свои деловые вопросы, Дилан дома, меня оставили на его попечение, но он тут же исчез, оставив меня одну. От скуки я стала гулять по резиденции.
Здесь все другое, не как у нас в Маринер-Холле. У нас в интерьере преобладают оттенки моря и плавные линии, холодный светлый мрамор и лаконичный стиль. Здесь же буйство огненной стихии: яркие краски, драпировки тканей, камины в каждом помещении, факелы на стенах…
Привлеченная рисунком базальтовой колонны, с которой свешивалась драпировка бордового бархата, я услышала приглушенные голоса, доносящиеся из кабинета:
- Глубинное пламя…
- Заклятье…
- Саботаж…
Конечно же, меня это жутко заинтриговало, и я стала искать место, откуда можно было подслушать такой интересный разговор.
Стала топтаться у дверей, прислонив ухо к скважине замка. Так увлеклась, что не заметила, как ко мне присоединился Дилан.
- ...активность теневых культистов растет, – голос лорда Праймера, отца Дилана. – Следы ведут к рудникам. Они ищут слабые места в заклятии...
- Тише! – резко оборвала его леди Сигрид. – Стены имеют уши. Мы не можем сеять панику. Дома Громовержцев было бы достаточно, чтобы...
Я чувствовала, как сердце колотится в груди. Дилан толкнул меня локтем, требуя место. Я не уступила. Мы сцепились, и двери перед нами распахнулись, явив разгневанных родителей.
- Высокородные наследники подслушивают как слуги! – гневно бросил лорд Праймер.
Мать смотрела так, что я едва не задохнулась.
Мы, красные от стыда и злости друг на друга, наперебой начали оправдываться:
- Это она начала!
- Нет, это он меня толкнул!
- Молчать! – ледяным тоном произнесла моя мать. Ее взгляд заставил онеметь. – Вы опозорили свои Дома. Мелани, с этого момента твои уроки магии отменяются до дальнейшего уведомления. Думаю, Дилану тоже найдется, чем заняться вместо праздного шатания.
Нас развели по разным сторонам. Я шла, сжимая кулаки, ненавидя его за его упрямство, его глупую браваду, из-за которой мне теперь запретят самое любимое – чувствовать магию воды.
Но даже тогда, сквозь обиду, я украдкой смотрела на его взъерошенную рыжую голову и чувствовала странное щемящее чувство. Он был таким... живым. Таким неудобным и настоящим. Не таким, как все в моем идеальном, вымеренном мире.
Именно тогда, в четырнадцать, я поняла, что то, что я чувствовала, это щемящее чувство – это любовь. Горькая, нежеланная и совершенно безнадежная.

