Осень ворвалась в город внезапно, как незваный гость, опрокинувший ведро охры на чопорные улицы. Листья клёнов, ещё вчера зелёные и сонные, теперь рдели багрянцем, цепляясь за подолы прохожих. Атмосфера витала на грани – между увяданием и возрождением, между чашкой эспрессо и глотком горячительного. Именно в такое утро Софи любила город больше всего.
Кофейня «Паровой двигатель» пряталась в арке старинного здания, чьи кирпичи помнили ещё конные экипажи. Вывеска, потёртая временем, изображала паровоз, растворяющийся в тумане. Внутри пахло жареным какао-бобом, ванилью и чем-то неуловимым – будто кто-то разлил по углам жидкий янтарь.
Софи называла это «ароматом возможностей». Каждый раз, когда она включала кофемашину, ей казалось, что за спиной шепчутся невидимые струны, подсказывая: щепотку корицы здесь, три капли сиропа туда.
- Два латте с тыквенным сиропом и один раф с кардамоном! – крикнула коллега Лина, перебирая заказы на планшете.
Софи кивнула, машинально взбивая молоко. Её руки двигались сами – ловко, почти танцуя. Она давно заметила, что напитки, приготовленные ею, действуют на людей… странно. Не магия, конечно. Просто удачное сочетание ингредиентов. Или так она себе говорила.
Пара за столиком у окна спорила ещё с момента открытия. Молодой человек в очках, нервно щёлкающий ручкой, и девушка с каштановыми волосами под каре, сжимающая телефон до побледнения костяшек. Их голоса, сперва приглушённые, теперь рвали тишину:
- Ты даже не пытаешься понять!
- А ты не оставляешь мне выбора!
Софи вздохнула. У неё самой защемило под рёбрами – словно их ссора была острым ножом, воткнутым в грудную клетку. Она налила латте в керамические чашки, украсив пену сердечками. «Глупость», – подумала, но пальцы сами вывели узор.
- Ваш заказ, – сказала она, ставя поднос перед парой.
Девушка умолкла на полуслове, уставившись на пену. Сердечко таяло, превращаясь в абстракцию.
- Помнишь, в Риме мы пили кофе с такими же? – неожиданно произнёс парень. Его голос дрогнул.
Девушка подняла глаза. Взгляд её смягчился, будто через трещину в броне пробился свет.
- И ты… ты заказал это? Чтобы напомнить?
Он растерянно покачал головой, и в этот момент Софи поспешила ретироваться. У кассы её догнал смешок Лины:
- Опять твои фокусы? Что ты туда подлила, любовное зелье?
- Молоко было жирным, – отшутилась Софи, но кончики ушей предательски заалели.
К пяти вечера кофейня опустела. Софи вышла передохнуть в переулок, заваленный ящиками от овощей. Воздух горчил дымом и прелыми листьями. Она прислонилась к стене, закрыв глаза, и вдруг – резкий скрежет баллончика.
Напротив, в полосе света от фонаря, стоял он. Худой, в чёрном худи с капюшоном, заляпанном краской.
Его руки двигались резко, почти яростно, будто он не рисовал, а сражался со стеной. Баллончик выл, выплёвывая мазки цвета запёкшейся крови и ночного неба.
Софи замерла. Это было гипнотично – как смотреть на лесной пожар.
Он изобразил волчицу. Её глаза, два фосфоресцирующих полумесяца, словно следили за Софи. Вокруг зверя вились силуэты, похожие на искорёженные деревья, а под лапами клубилась надпись: «Свобода – это ловушка без стен».
- Эй, ты! – раздался окрик из конца переулка.
Двое полицейских с тяжёлыми фонарями в руках бросились к художнику. Тот метнулся в сторону, но путь преграждала Софи. На миг их взгляды встретились. Его глаза – серые, с жёлтыми искорками, как у волчицы с граффити – вспыхнули насмешкой.
- Спрячься, Золушка, – хрипло бросил он.
Прежде чем она успела моргнуть, он взобрался на мусорный контейнер, перепрыгнул через забор и растворился в сумерках. Полицейские, ругаясь, полезли за ним, оставив Софи наедине с волчицей.
Стена была ещё влажной. Краска стекала, смешиваясь в странные узоры у подножия. Софи приблизила ладонь к граффити – и вдруг её тело накрыла волна тошноты. В висках застучало, в глазах помутнело.
Она едва успела отпрянуть, заметив, что в центре рисунка, меж лап волчицы, теперь виднелся символ: переплетённые кольца, напоминающие то ли венец, то ли клетку.
- Безумие, – прошептала она, отступая.
Ветер донёс с крыши мяуканье. На водосточной трубе сидел рыжий кот, наблюдая за ней с невозмутимостью сфинкса. Его шерсть сливалась с закатом, а глаза…
Софи моргнула. Нет, ей показалось – они не могли светиться изумрудным.
- Софи? Мы закрываемся, – позвала Лина из дверей.
Софи кивнула, бросив последний взгляд на граффити. Символ будто пульсировал в такт её сердцу.
Дома, заваривая ромашковый чай, она пыталась убедить себя, что всё это совпадение. Усталость. Осенний ветер. Но когда она закрыла глаза, перед ней вновь встали те серо-жёлтые глаза. И почему фраза «Спрячься, Золушка» звучала не как насмешка, а как предупреждение?
А на стене в переулке краска медленно впитывалась в кирпич. Кот спустился вниз, обнюхал символ и удовлетворённо муркнул. Игра начиналась.



