Человек, совершающий отчаянный поступок, необязательно пребывает в отчаянии. Он вполне может быть доволен жизнью. Он может быть даже спокойным. И рассказы о «последней капле», с помощью которых он потом, возможно, попытается оправдаться хотя бы перед самим собой – это тоже полная ерунда.

Правда заключается в том, что свою жизнь можно перечеркнуть без причины. Просто так. Когда по твоему городу тихими тёплыми шагами ступает осень, когда у тебя отличное настроение, из окна кухни пахнет твоим любимым пирогом, а собирающийся в колледж младший брат так трогательно серьёзен, что хочется резко взъерошить ему волосы или шутливо потянуть за нос – ты вдруг понимаешь, что нужно обязательно перевернуть всё с ног на голову. Вот прямо сейчас.

А потом идёшь и переворачиваешь.

Справедливости ради следует сказать, что Кенда сначала зашла в свою комнату и собрала кое-какие вещи. Ну и оделась: блузка, жилет с кожаными вставками, красный жакет, чёрные брюки и, конечно, любимый пояс из коричневой кожи с огромной затейливой пряжкой. Шляпку-цилиндр Кенда тщательно закрепила шпильками на длинных тёмных локонах. Не забыла кулон-солнышко с острыми изогнутыми лучиками, по которым приятно было водить пальцем, и, конечно, перчатки с отворотами и пуговицами в виде птиц. Ведь это была бы уже совсем глупость – садиться за штурвал без перчаток. К тому же они такие красивые!

Только когда серые крыши родного Мисташа сменились тёмно-зелёным лесным ковром с редкими золотистыми проблесками, Кенда ощутила, что ладони в перчатках вспотели и, кажется, даже мелко затряслись. Она покрепче сжала пальцы, напомнив себе, что небо не создано для паники.

Но всё-таки… она действительно вывела отцовскую «муху» из ангара? Она действительно летит в Гроннен? И ту дурацкую записку о «неудержимом желании вырваться из оков рутины» она на самом деле написала?.. На мгновенье Кенде подумалось, что вернуться стоило бы уже затем, чтобы порвать несчастный листок, пока на него никто не наткнулся. Ребячество же! Но мгновенье кончилось.

–Я никогда не отступаю… – пробормотала девушка. Старушка-«муха» деловито жужжала, и собственный голос Кенда едва услышала. Но всё же почувствовала себя увереннее.

Высокопарный слог тоже пускай остаётся в Мисташе. Можно считать ту записку его предсмертным хрипом.

В Гроннене всё будет по-другому.

***

Над Гронненом попадались и другие монолёты* (*В Дальвене это слово применяется для обозначения двух- или трёхместных монопланов, у которых крыло крепится к верхней части фюзеляжа. Монолёты используются для путешествий по воздуху на не очень большие расстояния – например, из одного города в другой. Одним монолётом обычно владеет одна семья. Монолёты часто называют «мухами».), хоть и в меньшем, чем ожидала Кенда, количестве. Хорошо. Папину «муху» нельзя было назвать слишком манёвренной, к тому же маленькое расстояние, разделявшее западное графство с Гронненом, далось ей тяжело: на подлёте мотор стал подозрительно пофыркивать. Обогнув зависший возле северной причальной башни дирижабль благородного красно-коричневого оттенка, Кенда начала снижаться, надеясь, что не промахнётся и не сядет где-нибудь за чертой города.

Приземлиться удалось почти на стоянке, хотя дорожку для посадки Кенда выбрала не слишком удачную, всю в ямках. Пришлось слегка потрястись. Зато местечко под навесом для «мухи» нашлось, что не могло не радовать: стоять машине здесь предстояло долго, и оставлять её на растерзание ветрам и дождям было жалко. После сегодняшнего полёта Кенда поняла, что снова сесть за этот штурвал не рискнёт даже она; отец-то давно не летал и списал некогда любимое транспортное средство со счетов, оставив на детали для новенькой «мухи» – на которую, к сожалению, пока ещё не накопил.

Ничего, когда Кенда станет звездой дальвенской журналистики, она купит ему новую. А станет она скоро.

Выпрыгнув из кабины и закрыв дверцу на ключ (всё-таки мало ли что), девушка ласково похлопала ладонью по зелёному, с облупившейся краской, фюзеляжу. Пуговицы-птички задорно сверкнули на солнце – перчатка словно подмигивала Кенде. Итак, в новую жизнь! Только для начала неплохо бы перекусить…

Кенда поправила на плече завернувшийся ремень кожаной сумки и завертела головой. Конечно, глупо было полагать, что здесь, среди аэростоянок и огромных дирежаблестроительных ангаров затесался какой-нибудь лоток с пирожками. Но вдруг…

Нет, придётся идти до жилых кварталов.

Кенда примерно помнила дорогу до редакции, хотя и была в Гроннене всего пару-тройку раз, да и то с родителями. Тогда они тоже добирались по воздуху – не садиться же на дорогущий «Эльстен-экспресс», единственный поезд, проезжающий Мисташ! К тому же «муха» в те времена была на ходу.

Итак. Сперва следует пересечь тень дирижабля и дойти до вон того домика с острой черепичной крышей. Потом миновать квартал с частными домами и у шляпного магазина свернуть на улицу, рыжую, как лисий хвост. Дальше куда-то вправо – там должна быть небольшая площадь, где и располагается редакция газеты «Фейерверк»… А по дороге и поесть можно будет.

Пусть и безотчётно, Кенда выбрала удачное время для побега. Вклинилась в приятный период между редкими холодными дождями умирающего лета и безумным временем, когда на землю Дальвены прилетает с дальних морей ветер Саакан. А значит, в её распоряжении есть несколько замечательных дней: хрупкая перемычка, золотое затишье, длящееся, как правило, около пары недель, от силы – луну. Потом, когда над страной завоют ураганы, Кенда, возможно, уже будет писать репортаж на другом краю земли, где слыхом не слыхивали о Саакане.

Слишком складно получается, чтобы быть правдой. Но почему бы не попробовать успеть?

А пока можно насладиться погодой. Осень очень шла столице, девушка убеждалась в этом с каждым шагом. Накануне, судя по всему, над Гронненом пролился небольшой дождь, и теперь оранжевый кленовый лист у подсыхающей лужи смотрелся осколком старинной рамы (а сама лужа, соответственно, зеркалом). Пролетавшие над черепичной крышей птицы сообщали ясному небу что-то печальное, а во взгляде следившего за ними бродячего кота отражалась зелёно-золотистая листва старого тополя, росшего на маленьком островке прямо посреди улицы.

Такие детали, напоминавшие о неизбежности умирания, странным образом подчёркивали торжество жизни в этом городе, закипевшем и загалдевшем вокруг Кенды, как только она оказалась на его улицах. Даже в кварталах, которые должны были быть наименее суетливыми, хватало людей: прачек с корзинами белья, торговцев, газетчиков, гувернанток с детьми. Здесь, на окраине, стояли большие дома, огороженные затейливыми решётками. Столичные богачи выбирали себе участки, где можно было развернуться. Их не смущали ни стоянки «мух», ни ангары с дирижаблями, ни коптящий небо завод, находящийся как будто не в городе – но очень близко к нему. Впрочем, может, тёмно-серый дым из кирпичных труб сюда и не долетал вовсе, Кенда слышала, что некоторые владельцы особняков тратятся на специальные вентиляторы…

Постепенно решётки сменились узкими, но при этом высокими светлыми домами, окна которых очерчивали наличники разных цветов: коричневого, серого, иногда – бордового. Все эти дома были построены относительно недавно: в центре столицы пятьдесят лет назад старые особняки разрушали особенно люто, от них почти ничего не осталось, но новое правительство быстро решило проблему, за несколько лун возведя узкие трёх- и четырёхэтажные домики, где один этаж доставался одной семье минимум из трёх человек. К счастью, до других городов, в том числе до Мисташа, поветрие не дошло. Кенда не представляла, как бы она жила, зная, что под ней и над ней ходят люди, которые могут слышать, как ты ругаешься с братьями или распекаешь нерадивого доставщика...

Вожделенные лотки с пирожками всё не попадались, а редкие кафе выглядели такими роскошными, что Кенда не решилась туда заходить. Всё-таки денег у неё было не много, и вдруг пришлось бы ретироваться, узнав цены? Вышло бы неудобно и унизительно. Нет, лучше уж немножко потерпеть…

Память всё-таки подвела девушку: улицу с ярко-рыжими домами она нашла не сразу за шляпным магазином (который, на удивление, никуда не делся); пришлось немного побродить в округе, интуитивно выбирая маршрут. Наконец Кенда очутилась среди оранжеватых фасадов и больших, затейливо украшенных витрин. Искомая улица оказалась людной: должно быть, из-за обилия лавок и магазинчиков. Изредка по ней проезжали крытые экипажи, и кучера то и дело осаживали лошадей, стараясь никого ненароком не задавить. Задержавшись ненадолго возле витрины с выставленными на ней очками для пилотов – пускай она и не скоро снова окажется за штурвалом, но посмотреть-то можно! – Кенда уловила в воздухе запах свежей сдобы и дошла по нему, как по нитке, до небольшой булочной, возле которой смогла наконец перекусить. Здесь же неподалёку продавали и компот из свежих яблок: на горелке, стоявшей прямо на мостовой, возвышался исходящий горячим сладким паром чан, а возле него стояла деловитая женщина с поварёшкой и большими карманами на переднике, куда надлежало кинуть монетку.

–Простите, а площадь – это туда, направо? – спросила у неё Кенда, возвращая стакан.

–Которая площадь? – Голос женщины с поварёшкой звучал не очень дружелюбно. Всё-таки Кенда заплатила ей за компот, а не за консультацию.

–Та, на которой находится редакция газеты «Фейерверк».

Продавщица пожала плечами.

–В той стороне есть площадь, да. Небольшая такая, с памятником в центре. А насчёт редакции – понятия не имею.

Кенда поблагодарила и, довольная собой, зашагала в указанном направлении. Всё-таки правильно она запомнила дорогу! На нужной ей площади точно был памятник.

Однако уже пять минут спустя Кенда обнаружила себя на маленькой, совсем незнакомой площади. Немного несуразной, мрачноватой, с безликими домами и чёрными провалами подворотен. И с памятником – но совершенно не с тем, который она запомнила! Здесь на постаменте возвышался мраморный древний бог (покровитель воинов Куультан, тут же опознала его Кенда по венку на голове), а на той площади, где редакция, стоял уже более современный, отлитый из бронзы памятник учёному. И самое обидное, что уточнить дорогу уже не у кого! Казалось бы, шумная рыжая улица находится совсем недалеко, но люди, свернув с неё, словно растворяются в звонком гронненском воздухе. Сюда даже звуки не долетали: лишь где-то в глубине квартала играла едва слышная музыка.

Кенда растерянно пошла вперёд, когда из ближайшей подворотни вышел человек в чёрном плаще и шляпе, из-под которой торчали вьющиеся русые волосы. Мужчина поднял глаза, посмотрел на парящий над крышами дирижабль и ускорил шаг. Гостья столицы подалась было к нему, но незнакомец, словно почувствовав её намерение, резко свернул в сторону и зашагал в противоположный конец площади, откуда сама Кенда только что пришла. Подбегать и приставать с вопросами девушка не решилась.

Ничего. Как-нибудь сама найдёт редакцию. Она должна быть где-то рядом. Возможно, если пройти чуть подальше…

Но тут неожиданно из подворотни, откуда недавно вышел мужчина в чёрном, раздался пронзительный крик.

Кенда аж подскочила на месте, подавив желание завопить самой: настолько дико в этой пустоте прозвучал внезапный возглас. Первым её порывом было мчаться обратно на рыжую улицу, к людям; но мгновенье спустя девушка вспомнила, что собирается быть звездой журналистики и побежала в сторону подворотни, зажав в ладони висевший на шее кулон – это странным образом придало ей храбрости.

Гроннен снова удивил свою гостью резкой сменой декораций: Кенда оказалась в уютнейшем дворике, вымощенным светлым камнем. Высокие дома здесь оплетал плющ, в глубине, на застеклённой террасе, теплились огоньки. Музыка тут звучала громче – как раз с этой террасы она и доносилась.

В центре двора журчал небольшой фонтан: три бронзовые рыбы, перевившие друг с другом хвосты, и струя между ними, брызгами осыпающаяся в небольшую мраморную чашу на тонкой ножке… а в чаше красноватая вода. А на остром мраморном крае – ярко-багряные пятна.

У фонтана, испуганно переговариваясь и причитая, толпились люди, разодетые в пух и прах. Причём их становилось всё больше – они шли со стороны террасы. Мужчины во фраках и женщины в необыкновенной красоты платьях с открытыми плечами… надо же, и не холодно им.

Кенда нервно поправила отвороты на перчатках и подошла ближе к фонтану.

Возле него на боку лежала женщина. Мёртвая. Её разбитое до неузнаваемости, окровавленное лицо отрицало возможность иных суждений. Русые волосы были уложены в высокую сложную причёску, которая почти не растрепалась. Матово поблёскивала на белоснежной шее нитка бледно-розовых камней с мягкими гранями. Сиреневое платье, несмотря на кажущуюся простоту, явно было дорогим: ткань выглядела гладкой, а попавшая на неё кровь почти не впиталась, застыв небольшими лужицами и капельками…

Кенда потом сама удивлялась тому, с каким хладнокровием отмечала эти детали. Ей ведь прежде не доводилось видеть зверски убитых людей. Но глаза вбирали в себя каждую мелочь, а уши – каждый звук.

–Ах, гара Авелья… Как же…

–Кто выходил с ней на улицу? Кто выходил, я вас спрашиваю?!

–Надо вызвать полицию!

–Уже…

–Лучше бы она и не возвращалась из Шеля раньше времени ради сегодняшнего вечера, – сокрушённо качал головой импозантный мужчина с бабочкой. – Говорила же, что не хотела. Было бы ради чего! Я раньше не общался с ней лично, но все говорят, что гара была такой обязательной…

–Да брось, от Мастильвы Кесс любой бы сбежал, дай только повод…

–Пропустите, я должна своими глазами увидеть!..

–Лучше не стоит…

Аханье, причитания. Всхлип.

–И у кого только рука поднялась на такой талант?! Горе, горе…

–Простите, а кто она? – спросила Кенда у вздыхавшей рядом женщины в зелёной пелерине.

Та посмотрела на будущую звезду журналистики как на умалишённую. Её полное сострадания лицо тут же изменилось, приобретая налёт высокомерия, а голос стал похож на острую льдинку:

–Девушка, из какой провинции вы вылезли? Авелья Дерр – вторая по величине актриса современности!

–Уж не себя ли ты ставишь на первое место, дорогая Шу? – насмешливо и слегка развязно спросил молодой человек в светлом фраке. Стоило ему заговорить, как в воздухе отчётливо запахло хересом.

–Имею на это право, любезный Дестер, – с елейной улыбкой ответила ему женщина. – Нельзя отрицать, что я появляюсь на первых полосах газет куда чаще Авельи. Я уверена, никто бы и не узнал её, пройдя мимо по улице…

–Это потому что ты готова влезть в любой скандал ради популярности, – усмехнулся Дестер. – Шульция Свирест – королева скандала! А Авелья, при своём несомненном таланте, говорят, скромна, как… – Он перевёл взгляд на убитую. – Я имею в виду, была скромна…

Лицо молодого человека исказила слишком уж живописная скорбь, и фраза повисла в воздухе неоконченной.

Шульция хотела было возразить, однако её прервал свисток.

Полиция и в самом деле прибыла очень быстро, и вскоре в дворике стало слишком шумно и многолюдно.

–Разойдитесь!

Видный мужчина в костюме-тройке светло-коричневого цвета и маленьком цилиндре ловко просачивался сквозь толпу. Его сопровождала четвёрка полицейских в тёмно-синих мундирах; небогато украшенные кивера говорили о том, что эти люди здесь ничего не решают, и что их, скорее всего, взяли просто для солидности. Разве что у двух человек при поясе висели револьверы в кобуре: значит, это были не рядовые полицейские, а младшие инспектора.

–Девушка, а вам что, особое приглашение нужно? – рыкнул человек в костюме. Старший инспектор, судя по всему. Тот, которому напрямую подчиняются младшие, и который может позволить себе разгуливать без мундира: ему достаточно иметь при себе маленькую пику на цепочке, обычно прикрепляемую к карманным часам. Ну и оружие, конечно, которое обычно прячут под полой сюртука.

Кенда вздёрнула подбородок. Она прочитала множество детективов и знала, что старший инспектор обязан продемонстрировать пику, или, по крайней мере, представиться. И, само собой, не хамить.

–Я вообще-то ценная свидетельница, – заявила она. – И в ваших интересах было бы общаться со мной повежливее.

–И чем же это вы такая ценная? – поинтересовался мужчина, неприязненно изогнув губы. Он подошёл к Кенде, и вблизи показался прямо-таки огромным. Особенно впечатлял размах плеч – у этого человека дома должны быть специальные, расширенные дверные проёмы, чтобы постоянно боком не проходить.

По правде говоря, Кенда слегка струхнула. Действительно, явилась какая-то пигалица, мешает людям работать! Как будто у неё есть на это право.

Но извиняться и ретироваться было поздно.

–Я пришла сюда со стороны площади. И между прочим, заметила кое-кого подозрительного.

–Кого же?

Кенда только усмехнулась.

–Если вы что-то знаете, вы обязаны об этом рассказать! – вспылил старший инспектор.

Остальные, кого вынужденно оттеснили от фонтана, пылали негодованием. Наверное, все они были актёрами, или кем-то из театральной среды – судя по обрывкам разговоров, которые Кенде довелось подслушать. А эта публика не любит, когда внимание приковано не к ним.

–Кому, вам? А кто вы такой? Вы ведь не назвали ни своё имя, ни звание. А я, между прочим, журналистка. И могу распорядиться информацией с куда большей пользой, чем принести её на блюдечке какому-то грубияну.

С независимым видом Кенда повернулась и пошла прочь из дворика.

«Я журналистка, – повторила она мысленно, смакуя легко сорвавшееся с губ слово и вдохновлённая самолично присвоенным себе статусом. – Журналистка!».

–А ну вернитесь!

Кенда ускорила шаг. Нарядно одетые женщины и мужчины нехотя расступились…

–Бост, давай-ка за ней. А все остальные…

Девушка уже не услышала, что нужно было делать «всем остальным». Она прекрасно поняла, что старший инспектор не отнёсся к её словам всерьёз, но на всякий случай отправил кого-то за ней.

Этого ещё не хватало.

Она побежала со всех ног, не думая, как это выглядит со стороны. Вперёд, на рыжую улицу, где больше людей и где так легко затеряться!

Кенда даже не оборачивалась. Ей необходимо было оставить старшего инспектора с носом, и она не собиралась отвлекаться.

Сапоги для забегов были не слишком удобные, но лёгкие и без каблуков. Кенда быстро пересекла площадь и вбежала в вожделенную толпу. Теперь чуть-чуть потолкаться, присесть на корточки, стянуть с себя приметный жакет…

Только тогда девушка рискнула под прикрытием газетного киоска оглянуться на преследователя. Синий китель маячил в небольшом отдалении; младший инспектор по фамилии Бост сосредоточенно высматривал беглянку в толпе. Ха!

Кенда на всякий случай вытащила шпильки и взяла шляпку в свободную руку. Жакет сняла и сложила светлой подкладкой кверху. И, уже не торопясь, прошла вперёд до первого перекрёстка, где повернула направо.

Вскоре из-за домов показалась площадь с памятником в центре.