День свадьбы стал началом самого большого кошмара моей жизни. Но в тот момент, когда барон Жером де Брюльи надел мне на палец кольцо, я была самой счастливой невестой. 

Красивее меня не было никого во всем нашем маленьком Ноле. И каждый горожанин — будь то пекарь, булочник или городовой — приветствовали мою повозку и радовались вместе со мной. 

Это было похоже на чудо. 

***

С раннего утра maman и нянюшка были заняты: готовили меня к самому важному дню для каждой девушки. Они разбудили меня на рассвете и отвели к большому корыту, где нагрели воду, чтобы я искупалась. Нянюшка вымыла мои золотые волосы душистым мылом и обернула полотенцем. В одной нижней сорочке я вышла во двор, в дивный летний день, который тревожил мое сердце — не пением птиц, и не золотой россыпью солнечных зайчиков на траве, хотя и этим, безусловно, тоже — но тем, что он особенный. Только раз в жизни девушка может выйти замуж, раз в жизни испытать блаженство быть женой! — так с малых лет твердила мне maman. И мне передалось ее волнение, ее ожидание и ее мечта. 

Хотя я не скрою — я была напугана, очень напугана. 

Весь мой простой и привычный мир должен был измениться. Больше никаких прогулок по берегу озера, никакой игры с деревенскими девчонками в мяч, каких баек от старой нянюшки и посиделок с матерью с книгами или прялкой… Все то, что составляет жизнь девушки, должно закончиться, чтобы началась новая. 

Жизнь жены. 

У ограды я увидела Сюзанну.

Сюзанна была молочницей и помогала своему мужу, Франсуа, разносить молоко по нашему маленькому городку. Она управляла тележкой, запряженной маленьким осликом Панчем. Подъехав к дому, она останавливала Панча и давала ему морковь из большой корзинки, стоящей у ее ног. Потом вставала, легко спрыгивала на мостовую — а носила она всегда грубые башмаки — и доставала из тележки заботливо накрытый ярким платком и перевязанный веревкой кувшин. Кувшин она относила к порогу и оставляла там, иногда клала рядом пару яблок из собственного сада и краюху свежевыпеченного хлеба — если от свекрови ей доставалось с оказией сразу несколько хлебов. 

Сюзанну я знала в детства и очень любила. Моя maman никогда не возвражала против моей дружбы с городскими девочками — только предупреждала, что рано или поздно мне придется покинуть Ноле. Так вышло, что ближе всех я подружилась с Сюзанной, хотя казалось, что более непохожих друг на друга девушек сложно сыскать. 

Тележка остановилась около нашей ограды. Я смотрела, как Панч радостно хрустит морковкой, и грустно вздыхала: вот, больше я не увижу его милую серую мордашку. Сюзанна подхватила кувшин и направилась к нашему порогу.

Я поспешила ей навстречу.

— Давай мне! Вот так, я помогу!

Я перехватила кувшин и понесла его на кухню. Сюзанна пошла со мной. 

На кухне хозяйничала наша дорогая кухарка мадам Полин. Едва только завидев меня с кувшином и идущую следом Сюзанну, она счастливо разулыбалась.

— Вы посмотрите, какая невеста — а вся в делах! Сюзон, душечка, ты же знаешь, что наша Лотта сегодня выходит замуж?

Сюзанна рассмеялась.

— Как не знать, мадам Полин! Весь город только и говорит об этой свадьбе уже целый месяц. Ждем не дождемся, когда же Лотта примерит свадебный наряд! Знаете, мадам Таль хранит тайну ее платья — никому еще не удалось взглянуть на него хоть одним глазком или проникнуть в ее портновскую мастерскую.

— И правильно, — одобрила мадам Полин. — Нечего смотреть на платье невесты до свадьбы. Пробьет час, и вы сами все увидите! 

Когда же, когда же уже этот час пробьет! Видит бог, сил ждать уже не осталось! 

Сюзанне хорошо — она уже замужем, все ее треволнения остались далеко позади. И милый Франсуа, который когда-то с замиранием сердца ждал у алтаря прелестную невесту, теперь верный и любящий муж. Сюзанна с ним горя не знает, вот и смеется над моими страхами! 

— Милая Сюзанна, — сказала я почти со слезами на глазах. — Хорошо тебе говорить так, что в свадьбе ничего страшного нет. А вот когда ты была невестой — сколько-то лет назад — неужели ничего не боялась?

— Так а чего бояться, mon cherie Лотта? — Cюзанна сделала глоток молока и снова рассмеялась. 

Такой у нее был смех, молодой и ясный, как будто бисер по столу рассыпается. Я любила ее смех, но именно сейчас он ранил меня, из-за того, с каким легкомыслием Сюзанна отнеслась к моим бедам и тревогам. 

— Всего! Я же не знаю своего мужа. С ним только батюшка мой и общался, а я не видела его ни разу. Вдруг он некрасивый? Или страшный? 

— Уверена, что твой батюшка ни за что бы не выдал единственную дочь за кого-то страшного и некрасивого, — успокоила меня Сюзанна.

Но тревога переполняла меня, и я не могла остановиться. 

— А если он будет груб со мной? Maman и papa всегда так ласковы со мной…

— Я уверена, что и барон будет с тобой ласков! — Сюзанна погладила меня по руке, успокаивая. Удивительно, насколько мне полегчало от одного ее прикосновения. — И добр, и заботлив. Подумай, Лотта! Ведь ты будешь жить в замке, в настоящем шато! Это гораздо лучше, чем в доме, пусть и каменном, таком крепком, что ничего ему не страшно. Но замок… Ах, жить в замке — это моя мечта! 

— Тогда это тебе надо было выходить замуж за барона!

— Куда уж нам, — Сюзанна подмигнула мне. — Мне и Франсуа хватит. А ты хватайся за то, что имеешь: что самого барона де Брюльи тебе батюшка сговорил! Ай да месье Трельяр! 

Я помолчала, пытаясь вообразить себе — каково это, жить в замке? Сюзанна права, всю жизнь я прожила в Ноле, дивном, светлом городе, где все друг друга знают и каждое утро похоже на все остальные… Здесь все было просто и понятно. А замок… Это же как другой мир, незнакомый, неизведанный.

Я даже никуда не путешествовала! Зачем ездить в другие города, если у нас в Ноле есть свой прекрасный рынок, и чудесный лес, и река, и ярмарки четыре раза в год на нашем прекрасном рынке с крышей, покрытой черным сланцем? Мне всего хватало здесь.

Но я должна выйти замуж, потому что я девушка. И…

— Как я оставлю матушку и отца? — жалобно спросила я, и голос мой дрожал от слез.

— Уверена, вы с бароном будете часто их навещать! — Сюзанну, кажется, только веселило мое горе.

— А… А брачная ночь… 

Клянусь богом, об этом я говорить не хотела, само с языка сорвалось! 

Сюзанна расхохоталась снова, и мне захотелось кинуть в нее крынкой с молоком. Ну как так можно поднимать на смех мои страхи? Это же то, чего боиться каждая девушка! После свадьбы придется лечь с мужем, а потом — неизбежно — появятся дети, и избежать этого нет никакой возможности!..

— И кто только придумал пугать молоденьких девочек ужасами брака, — возмутилась мадам Полин, проходя с тряпкой за нашими спинами. — Где вы этого наслушались, мадемуазель Лотта? 

— Да все говорят… — пыталась оправдаться я, но мадам Полин только рукой махнула.

— Ох, девчонки, идите уже отсюда! Надо готовить мадемуазель Лотту к свадьбе, а она вот-вот разрыдается! Только вздумайте! Это ж глаза опухнут и лицо отечет, никуда не годится. А ну бежать к матушке и делать прическу. И голову себе ничем не забивайте! 

Мы с Сюзанной тут же выскользнули из кухни. Сюзанне пора было дальше ехать — молоко развозить. Напоследок она обняла меня и шепнула на ухо:

— Брачная ночь это приятно! 

И убежала, оставив меня растерянной и смущенной. Щеки заливал румянец, и я спрятала лицо в ладонях. Почему я не могу навсегда остаться маленькой девочкой и никогда не покидать дом?

И в то же время я была как-то отчаянно счастлива тому, что сегодня выйду замуж.

***

В назначенный час явилась мадам Таль. Уж не знаю как матушка ее уговорила, но мной мадам Таль занялась лично, хотя уже несколько лет сама не готовила невест к обряду. У нее служило несколько девушек, и вот они-то обычно и доставляли наряды и помогали с украшениями. Я удивилась, увидев высокую и худую фигуру мадам Таль на пороге, но сочла это хорошим знаком. Разве может случиться что-то плохое, когда твоей свадьбой занимается лучшая швея города?

В былое время, когда в Ноле проживало меньше людей, чем сегодня, а ярмарки не были столько популярны, мадам Таль выживала тем, что шила платья и кафтаны всем подряд. Но времена изменились, и теперь мадам Таль могла позволить себе все, что хотела — а хотела она салон свадебных нарядов и только. 

Свадьбы были ее одержимостью.

Меня еще на свете не было, когда она вышла замуж сама, но люди до сих пор вспоминают это событие и говорят, что ничего подобного не было даже у королей и королев! В мадам Таль сочетался живой ум и безупречный талант швеи, и она не только досконально продумывала все сама, но и учила своих помощниц.

Наверное, и моя свадьба будет прелестной, раз мадам Таль лично проявила в этом участие! Матушка велела не забивать мне голову хлопотами и делала все сама, и теперь я могла только восхищенно улыбаться, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не броситься на шею мадам Таль.

— Покажись мне, Шарлотта, — она оглядела меня с головы до ног. — Надеюсь, ты не похудела с момента примерки? 

Ее помощницы обмерили меня месяц назад. Я испуганно схватилась за бока. Вроде нет — такая же, как была, я вообще не худая и не толстушка, так, средненькая во всем, кроме густых золотистых волос, доставшихся мне от мамы. А в остальном я обычная — тонкий нос, румяные щеки, бледная кожа и россыпь веснушек. Уж не знаю, чем я так глянулась барону.

Да видел ли он меня вообще?...

— Выше нос! — увидев, что я снова загрустила, сказала мадам Таль. — Сейчас мои девчонки внесут платье, а ты еще в одной рубашке! Тебя срочно надо одеть! 

Вот за это я не люблю парадные дни! 

Обычно я хожу по городу как все мои подружки — в льняной юбке с подъюбником, в простом корсаже и блузке. Разница между сословиями у нас проявляется разве что в том, что такие девушки как Сюзанна носят плотные башмаки из телячьей кожи, а такие, как я — замшевые туфельки на небольшом каблуке. Да и нижние юбки у меня из дорогого фатина. Но неудобная богатая одежда в Ноле попросту неудобна — особенно если постоянно норовишь уйти гулять то к реке, то в лес. А это мы делали постоянно!

От мадам Таль не укрылось, как я скривила нос.

— Милая моя, — напустилась она на меня. — Бегаешь как чучело! И как только такой человек как барон де Брюльи купился на такую как ты? Чумазая и босая! Глянь на себя, позорница! Где твоя мать?

Maman как раз спускалась по лестнице. Я услышала ее шаги и легкий переливчатый смех.

— О, Джоанна, не будь так строга к моей маленькой Лотте! Когда мне было столько же лет, сколько ей, я тоже ходила босая и не обращала внимание на прорехи на юбке. 

— Она замуж выходит, а не погулять на ярмарку, — проворчала мадам Таль, садясь в кресло.

Матушка снова рассмеялась и, хлопнув в ладоши, позвала служанок.

Их у нас целых две — молчаливые, замкнутые сестры Бригитта и Алиса. Старая нянечка Кэт умерла, когда мне было девять лет, и тогда в доме появились они. Я так хотела подружек! Но им обеим исполнилось уже по тридцать лет, и они — старые девы, лишенные радостей материнства — никак не проявляли заинтересованности в общении со мной.

Но работу исполняли толково и аккуратно, потому матушка была ими довольна. 

Вот и сейчас они не просто явились на зов, а сразу принесли с собой ворох так нелюбимого мной нижнего белья. 

Здесь был и тугой, жесткий корсет, в котором я совершенно не могла дышать, и нижняя рубашка из батиста, и панталоны, отделанные пышным кружевом, и шелковые чулки — еще один предмет моей горячей ненависти. Вообразите, каково носить на себе такую парилку? Жалко и неприятно! 

К чулкам полагались алые парчовые туфельки, новые и неразношенные, потому что maman опасалась, что, вздумай я надеть их раньше, обязательно испорчу! Тут я могла понять ее осторожность — все мои башмачки были со сбитыми каблуками и носами, потому что где я только в них не бегала. А осенью и вовсе принималась носить под теплыми юбками кожаные сапоги для верховой езды, что неизменно приводило maman в ужас. 

Мне снова взгрустнулось — наверняка будущий супруг будет против того, чтобы его жена выступала в таком виде!

Но мне ничего не оставалось теперь, кроме как подчиниться и послушно выпутаться из рубашки, переодеваясь в красивое белье под пристальным взглядом мадам Таль. Я знала, что ее въедливый взгляд изучает мою фигуру, чтобы убедиться, что я не изменилась с тех пор, как примеряли платье. Она осталась мной довольна — я видела, как изменился ее взгляд. Это вселяло надежду, что и все остальное пройдет гладко. Сегодня я должна быть идеальной невестой на радость maman и papa и радоваться самому важному в жизни дню, о котором я так мечтала.

Да, я мечтала об этом, несмотря на страх, тревоги и сомнения. И я не могла позволить ничему на свете омрачить эту радость! 

***

Платье было великолепным! Я и мечтать не могла что у меня будет такое. Видимо, папочка не поскупился для меня ни на ткани, ни на драгоценные камни, а талант мадам Таль превратил их в невероятное произведение искусства. Меня, словно куклу, задрапировали в темно-бордовые юбки — этот цвет, по поверьям, должен был тут же свести моего будущего супруга с ума и заставить его мысли сосредоточиться только на мне! Уж не знаю, сработают поверья или нет, но я уже без ума и от материала, и от оттенка, такой сочный, спелый цвет вина я любила безумно. 

Алиса затянула на мне корсет и сверху — так же туго — усадила лиф платья. Мне понравилось то, как мадам Таль его скроила: глубокое декольте подчеркивало то, какие изящные мне достались от матушки и природы ключицы, и какой аккуратной и крепкой была моя грудь. Пышные рукава заставляли взгляд останавливаться на тонких запястьях. А россыпь кружев делала меня похожей на старинную куклу. 

Бригитта сделала мне прическу — она не стала вертеть на голове что-то похожее на то, что носят королева и её фрейлины. У нас на юге такого не заведено. Она заплела мне косу и красиво уложила вокруг головы, а вместо украшений вплела в нее живые цветы. 

Я не удержалась и, вырвавшись из ее рук едва она приколола последний пион, подбежала к зеркалу… И не узнала себя.

Кто эта мадемуазель? Это не я. Это не могу быть я. Такая хорошенькая, такая милая красавица! Алиса, скорчив недовольную мордашку, оттащила меня от зеркала и начала красить лицо. Я это ужасно не люблю! Но в день свадьбы никак не отделаешься от того, чтобы не подчеркнуть глаза и губы, и не нанести пунцовые румяна на щеки. 

— Подойди-ка, Шарлотта! — царственно велела мадам Таль. 

Я не посмела ослушаться и встала перед ней.

— Теперь покрутись! 

Я послушно обернулась вокруг своей оси. Юбки из дорогой тафты приятно шуршали, как будто осенняя сухая листва под ногами! До чего славный оказался звук. Даже мелькнула мысль, что я зря так отказываюсь от дорогих нарядов — если все они хоть немного похожи на этот. 

— Сойдет, — голос мадам Таль заметно потеплел. — Ты, конечно, дикарка, Шарлотта — уж и не знаю, в кого ты такая уродилась, точно не в свою прекрасную мать — но невеста из тебя что надо. А со всем остальным, надеюсь, разберется уже барон. Если он поймет, какую головную боль решил себе взять, то вернуть все равно не сможет, а значит, тут уже не мои проблемы. Я тебя одела, собрала и подготовила, а потом откланиваюсь. Хочу переодеться перед свадьбой.

Мадам Таль всегда приходила на торжества в чем-нибудь эдаком, словно одним своим видом демонстрировала — лучшие наряды выходят только из-под этих рук! 

***

В церкви было людно. 

Наша церквушка — Сен-Мартин — единственная в городе, и все свадьбы играются именно здесь. Сколько раз я бывала здесь на чужих свадьбах, а теперь пришло время моей.
— Не бойся, Лотта, — матушка помогла мне сойти с повозки. — Это не так страшно, как кажется.

— А где барон? — я огляделась по сторонам, но не увидела никого, кроме знакомых лиц.

Здесь были все мои подруги, все соседи — да что говорить, все жители нашего маленького городка собрались праздновать столько важный для меня день! Я улыбнулась им всем — пусть видят, что мне совсем не страшно! 

— Барон скоро приедет. Отец поехал его встречать. 

Я отошла в сторону. Разве правильно, что невеста первой войдет в церковь, да еще без руки отца под ладонью? Мы поторопились… Впрочем, лучше поторопиться и ждать уже на месте, чем бесконечно мучиться сомнениями. Мысли, которые терзали с утра, ушли — я отвлеклась на своих друзей и знакомых, каждый хотел поздравить меня, каждый восхищался чудесным платьем.

Сгущались сумерки. Я знала, что готовят большой пир в честь моей свадьбы, и в честь хорошей погоды его проведут под крышей рынка. До самой ночи во имя барона и баронессы де Брюльи будут произноситься тосты и стучать бокалы. 

А я…

Я уже буду далеко, в замке де Ла-Рошпо… 

— Дитя мое, ты готова? — ко мне подошел отец Мишель. 

Наш пастор — самый добрый и набожный человек, которого я только знаю. Само его присутствие укрепляет дух и вселяет надежду. Я подняла на него глаза и улыбнулась.

— Да, святой отец.

— Мсье де Брюльи вот-вот приедет. Это смелый шаг, дитя мое — связать свою судьбу с этим человеком. Храни тебя Господь…

Я хотела было переспросить, что он имел ввиду, но меня отвлекала Сюзанна, а потом… Потом увидела моего отца. Он самолично управлял небольшой каретой, запряженной двумя гнедыми конями. 

Карета остановилась перед входом в церковь. Дверца распахнулась, и мне навстречу вышел Жером Эдуард Робер, барон де Брюльи. 

Я взглянула на него — и оторопела. В тот миг я поняла, что чувствует маленькая беззащитная мышь под взглядом змеи. Барон де Брюльи был высокого роста, худого телосложения и с очень острыми чертами лица. Волосы у него были черные, но в них уже пробивались седые волосы, и несколько белых прядей он зачесал от лица назад, открывая высокий лоб, ичерченный тонкими морщинами. Нос у него был длинный и острый, как у птицы, а глаза — зеленые и холодные. Бороду и усы он носил по последней моде, и наряд его — цвета темного шоколада и речной гальки — также был идеален. 

Своей рукой в черной перчатке с раструбом он взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.

— Вы еще прекраснее, чем я только мог себе представить, — голос у него оказался низкий и глубокий. — Я счастлив, что вы станете моей женой, Шарлотта. 

Я что-то пролепетала в ответ. Кажется, дар речи окончательно оставил меня.

Мне бы задуматься над словами отца Мишеля, мне бы быть внимательнее к тому, что кричало мое сердце, бьющееся так быстро от тревоги… Но я ничего не могла поделать. 

Под руку с отцом я шла к алтарю, и мир вокруг терялся в тумане. 

Тем вечером я стала баронессой де Брюльи.

Моя жизнь изменилась навсегда.

Если бы я только знала, что меня ждет дальше — я бы, наверное, уподобилась девушкам из романов и сбежала бы из под венца.