“… Нос самолёта упрямо клонится вниз, его винт образует прореху в легчайшей пелене облаков, нависших над бесконечностью песчаной пустыни. На крылья стальной птицы, словно исполняя преступный замысел солнца, ложатся испепеляющие лучи… Пш-ш-ш… Глаза человека вцепились в… пш-ш-ш… предрекаемый свыше исход, а руки – в штурвал непослушного самолёта… Пш-ш-ш-ш…”

Арго ударил по приборной панели. Радио ответило ему шипением.

– Ну же! Ну же, чёрт тебя дери, работай! Решила сдохнуть?! В момент моего триумфа?!

В правом крыле послышался взрыв, с обшивки слетело пара заплаток. Из мотора доносился визг, напоминая Арго об одном из его главных каскадёрских умений – бесславное падение вниз.

Взгляд аргонианина перебросился назад, к хвосту, что в этот самый момент начинал распадаться на части.

– А-ха-ха, ласточка моя! Ты бы знала, насколько прекрасна сейчас! Давай, давай! Пой громче, ласточка!

Штурвал зажил своей жизнью, не допуская, чтобы кто-то вмешался. Арго ощущал, как секунда за секундой теряет контроль, и чем он становился ниже, тем выше взлетала планка его восторженного безумия. Он откинулся в кресле. Его прелестная ласточка, охваченная дьявольским пламенем, шла к песчаному дну, падала в самое сердце пустыни – прямо как на записи в радио, да… какое удачное совпадение…

Сидя в эпицентре хаоса, Арго вспоминал, как месяц назад, будучи на корабле «Кровавого ордена», выкрал для сделки четыреста тонн “голубого каина”. «Именины для контрабандиста!» – проносилось в голове безумца, пока рядом проносился обросший копотью горизонт. Дабы в полной мере насладиться моментом, он забросил ноги на приборную панель, закинул одну руку за голову, а другой достал молочный коктейль. Взбудораженная улыбка, бешеный ритм сердца, коктейльная трубка в губах – те сладостные мгновения, когда каждый аргонианин чувствует себя хозяином жизни. Но вдруг с низу донёсся короткий писк. Контрабандист в ужасе схватился за голову! Стаканчик с коктейлем выпал, выливая на кресло всю радость от лактозного шнапса.

– Ах…Иисус и Мария! Чуть не забыл!

Арго запустил руки под взбесившийся штурвал и, сунув туда голову, принялся что-то искать. Мгновенье спустя на свет явилась металлическая конструкция, напоминающая коробку. Это была СВЧ-печь – земное изделие, мимоходом украденное с корабля Ордена. Арго подбросил её. Повернул в руках. Теперь на него глядела стеклянная дверца с кричащей наклейкой фирмы-изготовителя и алюминиевой ручкой. Аргонианин спешно закинул конструкцию на панель, практически перекрыв себе вид из лобового стекла.

Потянув за ручку, он с трепетом заглянул вовнутрь печи. Там - крохотное существо, походящее на земного новорождённого. В глазах его намечалась первая прорезь, к губам только-только приливала кровь, а по коже пробегал девственный пар, образуя вокруг хрупкого тела прозрачную безгрешную оболочку.

Арго всё с тем же трепетом протянул руку к розовому созданию и, решив его пробудить, прикоснулся к нежной щеке. Рот приоткрылся. Первое «а-а-а», отрыжка, пауза…губы сомкнулись и открылись вновь. Протяжное «а-а-а» и громкий… громкий-громкий безудержный плач.

Скрежет на крыше перерос в невыносимый грохот. Самолёт затрясся, новый толчок, хвост терял болт за болтом. И хор стальных запчастей, поющий серенаду падению, завёл аккомпанемент из ржавых жестяных заплаток.

Младенец рыдал. Рыдал нарочитей. Тон становился всё громче. Кабина пилота даже не убегала от крика.

Время, ожидая, когда плач перейдёт в истерику, встало где-то у разметки выхода. Все предметы поднялись в воздух. Они задвигались и обняли невесомость. Их тянула такая сила, что парень, прижимающий у груди любимую игровую приставку, даже бы не сравнился. Секунды вскоре перешли в минуты, минуты превратились в часы. И Арго ощущал, как глохнет на правое ухо. Приближался момент, когда вопли младенца перехватят аккомпанемент на себя.

Арго повернулся к печи. Он выкрикнул одно проклятья, затем ещё парочку. На язык попадало всё, что только приходило в голову. Но контрабандист не понимал, говорит ли он вообще. Он лишился левого уха и от бессилия упал в лужу шнапса на кресле.

Удар по приборной панели. Существо замолчало. Радио, на минуту ожив, выплевало из колонок ещё несколько заранее записанных фраз: «Генерал призывает героя потянуть за рычаг катапульты, сделать выбор в пользу жизни… Пш-ш-ш.. Но наш герой совсем иной породы! Его разъярённые глаза с презрением глядят на приёмник, из которого исходит идиотский генеральский приказ, и решает ответить… пш-ш-ш… Его грозный кулак отвечает хлёстким ударом, снова и снова, пока приёмник не замолкает, раскидав по кабине свои потроха. Пш-ш-ш…Герой направляет крылатое судно ко дну, делая выбор в пользу погибели…», — после затяжного шипения запись оборвалась окончательно.

Наконец, Арго поймал себя на мысли, что слышит собственный голос. Обрадовавшись, он тут же недовольно крикнул:

– Сколько можно, Ксена?! Угомонись!

Существо раскрыло глаза. Заползав вдоль внутренних стенок печи, оно с нескрываемым презрением посмотрело на контрабандиста.

– Угомониться. Вот ещё! Ты не видишь, твоя земная штуковина не сработала. Посмотри на меня, я похож на фосфорианского хорька, да ещё и лысого. Ты только взгляни на пальцы. Взгляни же! Ими… – Ксена пригнулся, протягивая пальцы чуть ниже пупка, – ими даже член не обхватишь!

– Хм-м… Где же я это слышал? Ах да, полонийский бордель! Ирида, бедняжка, записала на тебя жалобу, именно с таким содержанием. Ты бы видел, дружище, как она опечалилась.

– Да хорош! – Ксена сложил руки у своей крохотной груди, – Ты всё не так понял. И вообще, в конце она…

– Что она?

– В конце она, – продолжал Ксена, переходя на шёпот, – посоветовала одного хорошего доктора.

Подпрыгнув в кресле, Арго захохотал.

А в левом крыле в это время раздался взрыв. Самолёт на мгновенье выровнялся, но потом накренился в левую сторону.

Земная печка от этого пустилась в пляс. Камера ударила в голову Ксене, и он от безысходности схватился за стеклянный поддон. Впечатавшись в лобовое стекло, трофей с Земли бросился на штурвал, после чего совершил кульбит над головой пилота. Ксена сорвался с поддона и, точно цирковая мартышка, упал в заботливые руки напарника. Тот закинул новорождённого на плечо, предоставив товарищу шикарный вид.

– Добро пожаловать на первый ряд! И гляди, что я для тебя приготовил.

Ксена окинул взором место падения и заметно сконфузился:

– Песок?! Ты падаешь на песок, болван?!

– Да! А что не так?

– Ты совсем поехавший?! Растрачивать такой шанс на мягкую посадку?! – младенец привстал, - Эх! Обмельчал ты, дружище. А ну-ка, дай я тебе покажу, как нужно по-настоящему встречать смерть.

Ксенонец согнул коленки и, оттолкнувшись от плеча напарника, прыгнул на не сбавляющий обороты штурвал. Упёршись в него плечами, он успокоил его и дал правый крен.

– Бесстрашный аргонианин! Враг компромиссов! Щёлкает трудности, как орехи, бла-бла-бла…

На последних словах Ксена повернул самолёт прямо, направил к скалистой гряде, которая печально высилась над безбрежным буроватым песком.

Лицо Арго сложилось в нервной гримасе. Он заволновался, впервые за долгое время. Его лоб залился горячим потом, по коже пробежались мурашки, а перед лицом мелькнули яркие блики, исходившие от острых скалистых наконечников.

Каждой клеточкой своего неробкого тела он ощущал, как его бросает вперёд и тут же опрокидывает назад. Снова вперёд, снова назад. Вперёд-назад, вперёд-назад и так до того момента, пока у ручек штурвала не прорвался задорный ребяческий голос:

– Если и падать, то только с фанфарами и фейерверком!

Арго взглянул на напарника. «Чёртов садист! Придушить бы тебя хорошенько, приставить к виску револьвер и сделать по паре выстрелов! Да только, чёрт тебя дери, как же я буду сходить с ума в одиночестве?» - остановив мысль, контрабандист задумался. Ответ явно требовал времени, но ему хотелось найти его прямо сейчас. Правда крылась в кресле пилота, в умиротворённых покачиваниях в нём и в коктейльной соломке в губах, однако, бросая самому себе вызов, он схватил одну из рукояток штурвала и резко отклонил её влево.

Скрип раздался у крыльев. С крыши сорвалась обшивка. Воздушная яма пройдена, однако нос упорно указывал к невидимой метке на дне. Самолёт бешено верещал. Турбулентность была тому виной, и тела пилотов, потакая грозной атмосферной стихии, неумолимо утягивало к голому потолку. Приборные стрелки сходили с ума и, разбив защитными стёкла, они скопом обрушились на запчасти. Стальной хор принял их с радостью и в песне падения появились новые бойкие рифмы. Плохо лишь, что первые слушатели задыхались от дыма. Но несмотря ни на что, Ксена пыхтел и старался. Порядком он надавил плечами на ручку штурвала, и всё для того, чтобы помочь мягким, неокрепшим ладоням закончить свой гнусную шалость.

– Когда упадём, тебе не жить! – решительно и беспомощно выкрикнул Арго, сжимая свою половину.

Самолёт буквально разорвало пополам. Горизонт, очерченный рамой лобового стекла, кинулся подальше от облаков. У пилотов оставалось лишь два варианта: врезаться в мягкую подушку песка или приземлиться на жёсткую скальную гриву.

Взгляды столкнулись. Взгляды напарников, сомневающихся в своём здравомыслии. И пока в глазах Арго разгоралось буйное пламя, взор Ксены обдавался прохладой. Он потешался над раздражённостью друга и то и дело ехидно посмеивался, отчего напарник ярился ещё сильнее.

В конце концов, пытаясь выжать полное лево, Арго сломал рукоятку, свою половину штурвала, а после череды взрывов его хрупкая ласточка лишилась драгоценного крылышка. Самолёт накренился. Что самое удивительное, в нужную сторону. Ксена вскинул руки - шалость удалась! «Не зря я пытался, не зря!» - воскликнул он в мыслях, огорчившись, что напарник не умеет их считывать. Бунтарь поднялся на ноги, обломки штурвала были ему по колено. Где-то здесь, в дыму - кисло-сладкая мина Арго. И мелкий паршивец намеревался как следует над ней поглумиться. Но, если честно, хватило его только на жалость. Контрабандист с Аргона смиренно принимал поражение, смиренно и без капли энтузиазма.

– Ура-а-а-а. Сме-е-е-рть, – сказал он скучающим голосом, развеяв последний миг. Под надутые щёки влезли избитые контрабандистские кулаки.

Взрыв! Фееричный, дерзкий, беспрекословный. А после – гнетущая тишина. А после – неслышимый ропот. Это скалы проклинали пришельцев. «В вас слишком много крови, чёрт! Испортили, твари, нашу идеальную черноту». И, не в силах ответить, эти твари всего лишь ждали, когда наступит первая глава их увлекательной постироничной истории.