Сладко. Он целовал ее и ощущал небывалую сладость. Она пахла шоколадом. Он сам купил ей плитку черного и горького. Сам предложил спрятаться ото всех на четыре дня, а теперь ужасался — слишком мало. Каждое мгновение с ней, его Линой, напоминало хождение по лезвию ножа.

Вдруг оттолкнет? Как он поступит, если она пойдет на попятную? Хватит ли сил принять ее решение и отступить? Едва ли.

Оттолкнула.

Положила маленькие ладошки на его горящую огнем грудь и настойчиво оттолкнула.

— Не надо, Костя.

— Чего ты боишься? — спросил. Посмотрел в полные страха карие глаза, на тонко сжатые губы, которые немногим ранее терзал как умалишенный, и спросил, боясь услышать ответ.

— Я не знаю. Мне это не нужно.

Наотмашь. Ее “не нужно” било наотмашь, а он будто ослеп. Вспомнил ее тело, покрытое синяками, пустой взгляд, безграничное доверие и собственную ярость. Думал, спасает. Оправдывался, что все делает для нее и ради нее. Однако сейчас он понимал — эгоист. Он законченный эгоист.

— Еще раз.

— Что? — длинные ресницы затрепетали в изумлении.

— Еще один поцелуй, и я больше тебя не трону. Никогда.

Спрятала взгляд. Она всегда так делала, когда боялась. Вся сжималась, словно пыталась залезть самой себе под кожу, скрыться и не существовать. А Костя… Костя помнил ее другой.

— Лина, перестань бояться.

— Я не смогу остановиться.

— Что? — сделал вид, будто не расслышал, недопонял, а сам еле сдержал улыбку. Как идиот. Как полнейший идиот. Обрадовался. Заметил ее дрожь и все-таки улыбнулся.

— Не смогу остановиться, — чуть тише произнесла его девочка.

— Может и не надо? — он подначивал ее, подбивал на отчаянный шаг.

— Я надеялась, ты будешь голосом разума.

— Я давно не осознаю, что делаю. — Скользнул ладонью по ее руке и сжал дрожащие пальцы.

Лина облизала губы. Желанная, притягательная… Нет, он просто не мог выдержать этой пытки. Снова прильнул, ловя прерывистое дыхание, ощущая, как немеет тело, и только желание пульсирует где-то там внизу.

Она застонала. Тихо и коротко. Именно так, как он себе и представлял, как хотел, как мечтал. Почему-то Костя был уверен, что ее стоны такие же скромные, как и она сама. Но как бы ему не нравились эти звуки, их было мало.

— Лина… — позвал он ее, прощупывая грань, шагнет ли навстречу. Просто не верил, но втайне надеялся. И стоило ее языку мазнуть по его губам, принять игру, покориться, захотеть самой, как барьеров не осталось.

— Лина… — повторил он вновь и в нетерпении задрал ей футболку, припал губами к груди, услышал стон и пропал. Снова пропал.

Так было всегда. Еще в тот день, когда ее увидел. Он почти не помнил ее черты лица, но длинные прямые волосы, стыдливо прикрывающие обтянутые платьем изгибы узнал сразу. И сейчас Костя напоминал себе щенка, которому бросили долгожданный кусок хлеба, ведь теперь он мог ее касаться, ощущать, как под ладонью бешено бьется сердце и радоваться. Быть переполненным счастьем.

— Костя, — захныкала его малышка.

— Костя, — вскрикнула его девочка.

— Костя, — еле слышно выдохнула и застонала.

Он уже не мог терпеть, не мог остановиться, не мог не ненавидеть проклятые джинсы, которые не поддавались дрожащим пальцам. Черт возьми, он дрожал!

А после ощутил мягкость белой кожи, скользнул пальцами по гладким ножкам, зацепился за трусики и едва не потерял контроль. Нет, с ней следовало быть другим, терпеливым, внимательным…

— Ты такая красивая…

Он смотрел туда. Стянул бесполезную тряпку, скрывавшую от него самое желанное и застыл. Одного взгляда на покрасневшее лицо Лины хватило, чтобы сделать правильный выбор.

Губы коснулись шелковой кожи. Оставили тонкую едва влажную дорожку на внутренней стороне бедра и приникли к сосредоточию ее женственности. Его малышка ахнула и попыталась оттолкнуть, но он провел языком по коже, прикусил и вновь лизнул. Маленькие пальчики Лины зарылись в его волосы. Заерзала, подалась навстречу, задышала так тяжело и громко, что он нервно затрясся и потерял контроль.

Губы начали терзать ее, пальцы скользнули внутрь…

Она сдержала стон. Черт!

Костя приподнялся и вновь посмотрел на ее лицо. Устыдилась, зажмурилась и покраснела до ушей.

— Лина... — он освободил ее от ненужного белья, стянув вместе с футболкой. Накрыл ладонью полную грудь и сжал. Его сладкая девочка распахнула глаза и приоткрыла рот, в который вскоре вторгся его язык… Не понравилось. Слишком скромная. Не готова.

— Костя, я…

— Хочешь? — заглянул в глаза и не увидел там ясности. Мгновенно избавился от рубашки, завозился со штанами, которые впервые не поддавались. Сердце гулко стучало, и этот ритм отбивался в висках. Будто он прыщавый подросток, и сегодня его первый опыт…

Наконец, их тела соприкоснулись… без преград, без проклятого тряпья. Он вновь словил ее дыхание, вновь потерял рассудок и…

— Лина, я сделаю это…

Она неопределенно покачала головой, то ли отказалась, то ли согласилась… А Костя, испытывая небывалое нетерпение, толкнулся в заветное лоно, почувствовал, как ее плоть принимает его, и тоже зажмурился. Услышал ее сдавленный крик, посмотрел, понял, что ей хорошо и... вышел.

— Нет… — Лина тут же вцепилась в его бедра, прося вернуться. И что же могло быть приятнее, нужнее и важнее, чем ее просьба? Принятие его, как мужчины, ее стоны, родное имя, вылетающее сквозь манящие губы и ногти, впивающиеся в кожу. Она потеряла голову, безумно двигалась в такт, готовая в любой момент достигнуть пика наслаждения.

Лина выгнулась, застыла на мгновение и задергалась в объятиях своего мужчины, рвано выдыхая…

Он отпустил себя. Совершил безрассудный прыжок в пропасть и не пожалел. Удовольствие накрыло, смело остатки разума и отняло последние силы.

— Костя, — испуганно произнесла его девочка. Он все еще находился в ней.

— Люблю тебя.

— Я…

— Тшшш… — приложил к ее губам палец. — Я люблю тебя, малыш.