Жасмин

Лёгкий, полупрозрачный платок взмыл вверх ярким облачком, и, пока он медленно падал, я успела нарисовать бёдрами идеальную восьмёрку и, откинув рукой копну распущенных волос за плечи, прогнуться в спине так, что кончики непослушных каштановых кудрей коснулись пола.

Падая, платок укрыл мой живот и грудь, с такого ракурса открытую почти полностью, а я игриво подмигнула одному из гостей и вернулась в исходное положение. Танцуя, даже голой спиной чувствовала их жадные взгляды, дотошно облизывающие моё тело, но…

Только улыбаться! Всегда сохранять игривость во взгляде и приветливую улыбку. Другой судьбы, увы, мне не дано. Не заслужила… Аллах не позволит.

Рассчитываясь за постыдные ошибки молодости своей матери, в лучшем случае я могла быть лишь танцовщицей. О других вариантах думать не хотелось: прислуга, нянька, прачка, помощница на кухне.

Тяжёлой работы я не боялась, а вот провести всю жизнь, прислуживая чужим людям, я рисковала никогда не обрести свою семью. Горькая участь… Нелюбимый муж лучше, чем одинокая старость, — так нас учили. Все девочки впитывали это с молоком матери и страшно боялись незавидной судьбы полного отречения.

Мелодия постепенно стихла, оставляя фоном лишь глухой стук барабанов. Сначала они звучали едва слышно, повторяя биение моего сердца, потом ритм стал стремительно нарастать, а вместе с ним ускорились и мои движения.

Вскинув руки, я покачивала бёдрами, «танцуя» только оголённым животом, потом упала на колени и, изображая руками волны, мотнула головой, позволяя волосам очертить полный круг и упасть, тяжёлой завесой укрывая моё лицо, плечи, грудь и спину почти до бёдер.

Сквозь пелену тяжёлых локонов я видела, как зрители зачарованно замирали, приоткрывали рот и округляли глаза, забывая про кальян, еду, напитки и своих собеседников.

Своими движениями я вводила их в транс, а барабаны мне помогали. Эти в основном богатые и влиятельные мужчины не видели, как на моём лице расцветает коварная улыбка. Они были увлечены танцем моего тела.

Несколько минут завораживающего действия я ощущала себя всесильной, способной управлять этой беспощадной толпой, страждущей зрелищ.

Рисуя узоры, мои руки творили волшебство уже по привычке. Медленно и грациозно поднимаясь с колен, я снова повернулась к зрителям спиной и, покачивая бёдрами, встала на цыпочки.

Барабаны словно сошли с ума, приближая своим безумным ритмом кульминацию моего танца, и на последнем ударе, верхний свет погас, а помещение погрузилось в полумрак, разбавляемый лишь отблеском свечей.

Лёгкая тень метнулась за полотна навесного полога, украшающего одну из стен, и свет снова загорелся. Но небольшой, круглый подиум уже был пуст. Восстанавливая дыхание, я стояла в скрытой нише и, закусив нижнюю губу, широко улыбалась.

Несмотря на спорный статус, свою работу я любила. Адреналин, азарт и лёгкость, которые я не готова была променять ни на что другое, делали меня счастливой и… условно свободной.

Пялясь на то место, где только что порхала безымянная танцовщица, толпа гостей молчала почти минуту, а потом раздались хлопки, свист и улюлюканье, а на импровизированную сцену полетели монеты, купюры и даже украшения. Кольца, браслеты, запонки и массивные броши.

Один из охранников отеля быстро собрал с пола щедрые дары и, подав мне незаметный сигнал, исчез в одном из коридоров.

Я юркнула в сторону, а скрывающий меня полог не шелохнулся. Ибрагима я догнала быстро, но он даже внимания не обратил, с любопытством изучая мой сегодняшний улов.

— Отдай, — потребовала я и, забежав вперёд, преградила ему путь.

— Молодец, девчонка, — похвалил охранник и, попробовав одну из монет на зуб, вскинул брови и пробормотал: — Не девка, а золотая жила. Жениться на тебе, что ли?

— Я не девка, — огрызнулась я и, продолжая двигаться спиной вперёд, повторила: — Отдай! Это не твоё!

— Надо делиться, пташка, — пророкотал Ибрагим и, свернув в коридор, ведущий к помещениям для персонала, упрекнул: — Если бы не я, тебя бы давно умыкнули и увезли. И хорошо, если просто в чей-нибудь гарем.

— Иди сам потанцуй, может, и тебе перепадёт золото от восторженных богачей, — не сдержавшись, выпалила я и тут же поплатилась.

Ибрагим резко остановился, обернулся ко мне и, сунув золото в карман, нахмурился. Шагнув вплотную, ухватил меня рукой за шею и, пригвоздив к стене, склонился.

— Что ты сказала, пташка? — пророкотал он и, сведя брови на переносице, добавил: — Вот укорочу тебе язык, будешь знать.

— Пусти, — извиваясь, прохрипела я, но его это только раззадорило.

— Красивая, ты. Жаль, что шармута, — изучая моё лицо придирчивым взглядом, усмехнулся он и, сжав шею сильнее, второй рукой начал шарить по моему телу.

— Не смей, — похолодев, пискнула я, а из глаз брызнули слёзы обиды и бессилия.

— Может, и правда жениться на тебе, — игнорируя мои попытки высвободиться, задумчиво пробормотал Ибрагим и, криво усмехнувшись, дополнил: — А что?.. Твой отчим только счастлив будет избавиться от такой обузы, как ты. Мне ещё и приплатят.

Извернувшись, я лягнула его ногой, но удар пришёлся в бедро, а не в пах. Охранник запрокинул голову и, расхохотавшись, снова посмотрел мне в глаза. Прицыкнув языком, покачал головой и, подмигнув, отпустил меня.

Съехав спиной по стене, я поджала под себя ноги и, закусив губу, всхлипнула. Ибрагим присел на корточки и, поймав мой подбородок пальцами, вынудил поднять голову.

— Своими выходками ты меня только раззадорила. Жди сватов, птаха.

— Никогда, — заикаясь, пролепетала я и, стиснув зубы, прорычала: — Никогда этого не будет. Слышишь?

— Это мы ещё посмотрим, — пророкотал Ибрагим и, продолжая удерживать мой подбородок, склонился, чтобы поцеловать.

А в следующую секунду отлетел к противоположной стене, сражённый мощным ударом. Пялясь на неожиданного спасителя, я даже его имя вспомнить смогла не сразу. Мужчина встал между нами и, не глядя на меня, спокойно произнёс:

— Отдай девушке всё, что забрал. А ещё раз тронешь её, я тебя убью.

* * *

*Шармута — в переводе с арабского, шлюха, падшая женщина.