Я боюсь отца своей подруги. Высокий, широкоплечий, мускулистый… Он расчетливый и безжалостный бизнесмен. От его стального, пронзительного взгляда у меня внутри все переворачивается, а кожа покрывается мурашками.

Кажется, я не нравлюсь ему – он считает, что я плохо влияю на его единственную дочь. Только вот обычно я наоборот вытягиваю ее из всевозможных ситуаций, которые могут здорово разозлить Владимира Андреевича. Но все равно оказываюсь крайней. И сегодня, наверняка, окажусь тоже…

– Отец едет сюда! – Ленка широко распахивает свои мятно–зеленые глаза и смотрит по сторонам. – Жесть! Надо всех разогнать!

– Я тебе говорила, что ты играешь с огнём! – припоминаю ей я. – Как ты вообще додумалась устроить вечеринку дома?

– Папа сказал, что вернется только в понедельник, – кусает губу подруга. – Откуда мне было знать? Что делать–то, Лиз?

– Не паниковать, – вздыхаю я. – Выключай музыку. Сейчас всех выгоним и может быть успеем прибраться.

Ленка несется к здоровенной, мигающей разноцветными огнями колонке и выключает ее. Я щелкаю выключатель и гостиную озаряет яркий, электрический свет. Вокруг разносятся недовольные вопли, народ щурится и смотрит по сторонам.

– Сорри, но вечеринка окончена, – забравшись на журнальный столик, громко кричит Ленка. – Расходимся!

И снова угрюмые возгласы.

– Ну что за херня? – орет кто–то из толпы. – Я только что уломал Аньку на перепихон, а тут такой облом!

Я слышу пьяный смех и разговоры. А потом качаю головой и забираюсь на стол к Ленке.

– Сюда полиция едет, – громко и уверенно кричу особо непонятливым. – Соседи вызвали. Делайте ноги!

Это срабатывает почти сразу. Парни и девушки торопливо шагают к дверям, сметая бутылки алкоголя, что валяются под их ногами. Постепенно шум в доме стихает и мы с Ленкой остаемся вдвоем. Вокруг валяются окурки, банки из под пива, стаканчики, шпажки, пачки от чипсов и прочий мусор. Как мы это уберем за такое короткое время – загадка.

– Кажется, я лишусь всех своих карт, – обреченно вздыхает Лена, спрыгивая со стола. – И буду заперта дома.

– Не болтай, – велю я, тоже спустившись, – тащи мешки. Надо убрать мусор.

– Лизка, что я без тебя делала бы, – подруга звонко целует меня в щеку, обдав ароматом приторных духов и сбегает на кухню.

Я окидываю гостиную задумчивым взглядом и решаю пока что собрать бутылки с пола. Сажусь на корточки, подбираю одну, вторую и когда нагибаюсь за третьей, понимаю, что мое платье пропитывается алкоголем.

– Черт! – ругаюсь, резко поднявшись. По нежно–персиковой ткани расползается зеленоватое пятно.

Я закатываю глаза и шагаю к подруге на кухню.

– Наконец–то нашла! – как только захожу, Ленка поворачивается ко мне с рулоном темно–фиолетовых пакетов. – Идем собирать!

– Я вся в пиве, – жалуюсь я, закидываю бутылки в один из пакетов. – У тебя есть что–нибудь из одежды?

– Да, конечно, – кивает подруга, – весь в шкаф в твоем…

Она прерывается, когда раздается грохот входной двери. Мы испуганно переглядываемся. И в глазах Ленки я вижу панику.

– Он вернулся, – шепчет она. – Мне конец.

– Точно он? – спрашиваю я. – Может, кто–то из наших?

– Точно, – тихо вздыхает Лена. – Так громко дверью хлопает только отец. Особенно, когда взбешен.

– Что делать будем? – кидаю быстрый взгляд на дверь, затем на подругу.

– Иди наверх, – командует она, – переоденься пока. А я пойду получать звездюлей.

– Держись, – касаюсь ее плеча и торопливо шагаю к лестнице.

Почему–то тоже ощущаю панику, хотя не я устроила эту вечеринку. Да и не причем тут я. Но как вспоминаю ледяной взгляд темно–зелёных глаз, так вздрагиваю. Надеюсь, мы с Владимиром не пересечемся.

Поднявшись на второй этаж, я не спешу в комнату подруги – остаюсь у перил и прислушиваюсь. Но ничего толком не слышу – отец Лены не имеет привычки орать. Он может и спокойным тоном довести до трясучки.

Поджав губы, все–таки иду в комнату, прохожу к молочно–белому шкафу и перебираю вешалки, ища какую–нибудь одежду. Руки почему–то трясутся. Я… волнуюсь перед каждой встречей с этим мужчиной. Он пугает меня, смущает одним своим видом. Я полностью тону в его мужской, сильной энергии.

Конечно, мне обидно из–за того, что Владимир считает меня виновницей всех проблем Ленки. Но я не могу подставить подругу – если он узнает, что это она зачинщица, то ей несдобровать. Поэтому я держу рот на замке. Меня ведь он не сможет наказать. Надеюсь.

Я стягиваю с себя платье и, оставшись в одном лишь нижнем белье, решаю взять из шкафа черное худи и такие же черные спортивные штаны. Но не успеваю – дверь в комнату Ленки распахивается и я замираю на месте. Воздух застревает где–то в горле, во рту пересыхает… потому что я вижу его.

Он красив. Это настоящая мужская красота, не смазливость. Короткие, темно–русые волосы, едва тронутые сединой, хмурые брови, скуластое лицо с резкими чертами, зеленые, серьезные глаза, четко очерченные губы и лёгкая щетина.

Какого черта я стою и залипаю на него, вместо того, чтобы прикрыться?! Он же… самый настоящий кошмар! Сейчас взглядом меня убьет.

– И почему я не удивлен? – потирая могучий подбородок большим и указательным пальцем, хмуро спрашивает мужчина, бродя по мне задумчивым взглядом.

– Не понимаю, – лепечу я, часто дыша.

Владимир не спеша идет ко мне. Походка плавная, уверенная, как у хищника. При этом он не сводит тяжелого взгляда с моих глаз. По коже бегут мурашки, сердце сейчас из груди выпрыгнет. Мне бы прикрыться, но я и пошевелиться не могу. Все, что мне остается – это наблюдать за ним.

– Ты в комнате моей дочери в одном лишь нижнем белье, – он подходит так близко, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы заглянуть в его беспощадные глаза. Подцепив пальцем съехавшую лямку моего лифчика, он надевает ее обратно на мое плечо. – Ждала утырка, который трахнет тебя в комнате моей дочери?

– Что вы несете? – облизнув пересохшие губы, слабо возмущаюсь я.

– На подобных вечеринках вы же все бухаете, как черти, – невозмутимо продолжает мужчина, – и ебетесь, как кролики.

– Владимир Андреевич, – пытаюсь вразумить его я, но он вдруг хватает меня за шею и склоняется ко мне так близко, что я могу разглядеть светло–коричневые вкрапления в радужке его глаз.

– Слушай сюда, девочка, – он почти касается своими губами моего уха, все еще крепко удерживая меня рядом с собой, – если хочешь шалавиться – вперед. Твой выбор. Но мою дочь в это дерьмо не втягивай.

– Я просто переодевалась, – сдавленно шепчу я.

– Не строй из себя невинную овцу, – Владимир не верит мне. Но почему меня это так волнует? Почему я хочу казаться лучше? Почему хочу, чтобы он считал меня нормальной, порядочной девушкой? – Месяц назад я вытаскивал дочь из отдела, две недели назад поймал ее бухой за рулем, сегодня она устроила тусовку и превратила дом в помойку. И знаешь что странно?

Его пальцы сильнее стискивают мою шею, тянут волосы вниз. А я лишь хлопаю ресницами, слыша звон своего сердца в ушах.

– В эти моменты с ней почему–то всегда оказываешься ты, – заключает Владимир. – Мне не нравится такая дружба.

– Это случайность, – шепчу я. – Отпустите.

И он отпускает. Затем отходит от меня и устало бросает:

– Одевайся. Еще раз увижу тебя рядом с Ленкой – пеняй на себя.

– Пожалуйста, не надо, – прошу его я. – Ничего подобного больше не повторится.

– Вот именно, – кивает Владимир, мазанув мрачным взглядом по моей груди и ногам. Подняв взгляд, он снова смотрит в мои глаза: – потому что ты к ней больше не подойдешь. Ослушаешься – устрою проблемы.

Я не хочу терять Ленку. Она – самая близкая моя подруга. Взбалмошная, порой безбашенная, но такая родная. Мы с ней вместе с первого курса универа. И порой мне кажется, что я знаю ее целую вечность.

– Чего встала? – голос Владимира снова разрезает тишину. – Одевайся и вали. Чтоб больше тебя не видел.

Глубоко вздохнув, чтобы не разреветься из–за его хлестких слов, я прижимаю к себе Ленкин спортивный костюм и смерчем проношусь мимо мужчины.

На ходу одеваясь, я бегу к дверям и, обувшись, выхожу из дома.

– Козззел, – сквозь слезы бурчу я.

Он меня выгнал, как какую–то блохастую кошку. Унизил ни за что, запретил об

щаться с лучшей подругой. Но самое обидное – я совсем не виновна в том, что с нами происходило. Получила ни за что.