— Теперь жених может поцеловать невесту! — радостно объявляет регистратор.
Мне и так несладко из-за того, что меня выдают замуж за этого смазливого, избалованного… козла, так ещё и целоваться с ним нужно?!
Всюду разносятся оглушительные аплодисменты и радостные возгласы многочисленных гостей. Обернувшись, я ловлю тяжёлый взгляд отца и с трудом проглатываю ком в горле. Ведь это по его воле я стою сейчас в свадебном платье, по его воле должна переехать в чужой дом и… стать женой Захара Земцова, чтоб его.
— Только попробуй, — заметив, как он наклоняется ко мне, тихо предупреждаю я. — Клянусь, завяжу твой язык в узел.
— Весь дрожу от страха, — хмыкает Земцов. В его серо-зеленых глазах мелькает легкая насмешка. — Люди смотрят. Не упрямься, рыжая.
— Можешь поцеловать мне руку, — нервно убрав волнистую прядь волос от лица, предлагаю я. — Только встань перед этим на колени. Гости оценят.
— Охренела? — хмурит темные брови Земцов. — А в задницу тебя не поцеловать?
— А ты этого достоин? — поднимаю брови я.
При виде его вытянувшегося лица мне становится смешно. Я даже позволяю себе улыбнуться.
— Жених может поцеловать невесту! — вежливо, но с нотками волнения повторяет регистратор.
Скрипнув зубами, Земцов обнимает меня за талию и его лицо неумолимо близко приближается к моему.
— Ядом не отрави, — шепчет мне прямо в губы.
— Целуй уже, — тихо ворчу в ответ я.
Он касается моих губ едва заметно, почти неощутимо. Все, что я чувствую – это мятное, теплое дыхание и аромат свежего парфюма.
Мое сердце взволнованно замирает, потому что это… мой первый поцелуй. И, наверное, последний. Ведь брак у нас с Земцовым фиктивный.
К счастью, Захар не углубляет поцелуй. Прижавшись своими губами к моим, он почти сразу отстраняется и я облегченно вздыхаю.
— От всей души желаю, чтобы ваш союз был прочным, любовь – искренней, а воспоминания об этом дне – тёплыми и радостными! — под новую волну аплодисментов говорит регистратор.
И после этих слов я понимаю, что мне конец. Жизнь кардинально меняется прямо на моих глазах и остановить это безумие уже невозможно.
Некоторое время назад…
Захар
Басы долбят так, что сотрясаются внутренние органы. По залу закрытого клуба бегают лучи светомузыки, алкоголь льется рекой.
Вокруг меня танцуют девушки в красивом белье. Все, как одна – шикарные соски, готовые на все. Соблазнительно улыбаясь, они трогают и гладят руками мое полуголое тело. Плечи, шею, торс… Все это может казаться классным сном, но это моя реальность. Охрененная, мать ее, реальность.
Поднявшись с дивана, я открываю бутылку хорошего алкоголя и пью его прямо из горла. Горьковатые капли струятся по губам и подбородку, стекая на твердую грудь. Горло приятно обжигает, мысли в башке пьяно пляшут и путаются между собой.
— Хорошо себя вели, девочки? — широко ухмыляюсь, пробежав быстрым взглядом по толпе девчонок.
Звонко рассмеявшись, они дружно кивают. Шагнув к симпатичной блондинке в красном белье, я большим пальцем оттягиваю ее нижнюю губу и заливаю алкоголь из бутылки прямо в ее послушный рот.
Прозрачные струи красиво бегут по шее и аппетитным сиськам. Склонившись, я слизываю языком резвые капли со стройного тела блондинки, затем оборачиваюсь и притягиваю к себе брюнетку, награждая ее глубоким поцелуем в губы.
Походу, пора увести двух этих подружек в более укромное место. Они знают, как доставить мне удовольствие и точно не дадут заскучать. Обнимая обеих за талию, я жарко целуюсь то с одной, то с другой... пока нас не озаряет ослепительной вспышкой.
Прервавшись, я хмурюсь, нихрена не понимая. Но потом в глаза снова ударяет яркий свет и до меня начинает доходить, что кто-то нас фоткает. Оттолкнув от себя девчонок, я быстро ищу взглядом чужака. И, уловив движение на втором уровне клуба, срываюсь с места, мгновенно закипая от злости.
— Стой, мразь! — рычу, швырнув полупустой бутылкой в человека, который стремительно убегает.
Бутылка бесшумно разбивается о стену прямо над башкой папарацци. Это немного сбивает его с толку, чем я и пользуюсь: поднявшись на второй уровень, догоняю урода в черном и валю на пол.
— Камера где? — ору, припечатав его затылком о пол. — Оглох, псина?!
Папарацци не двигается. По его бледноватому лицу пробегают красно-белые лучи прожекторов и я отчетливо вижу смех в его глазах.
— Тебе весело, не пойму? — хмуро спрашиваю, сжав локтем горло мужика.
— Ты можешь делать… с камерой… что хочешь, — хрипит он. — Все фотографии уже в облаке.
— Что тебе надо? — мрачно сверлю его взглядом.
Папарацци расплывается в какой-то сумасшедшей улыбке и я начинаю понимать, что крупно попал.
Алкоголь из крови стремительно улетучивается и мне срочно хочется покурить. А ещё я злюсь. Сука, так злюсь, что руки чешутся разбить лицо этой гниде. Потому что он влез в мою жизнь. Потому что обломал мне шикарную ночь. И потому что из-за него меня ждут крупные проблемы!
— Я хочу… чтобы такие, как ты… — хрипит мужик. — Страдали.
— Чего? — я даже теряюсь на секунду.
— Не…навижу, — тяжело выдыхает он. — Я готов работать бесплатно… лишь бы разрушить… вашу сладкую… жизнь.
— Больной ублюдок, — закатываю глаза я. И, парой точных ударов разукрасив его лицо, подрываюсь с места.
Отыскав взглядом камеру, я со всей дури швыряю ее вниз, на первый уровень клуба. Встретившись с полом, камера раскалывается на несколько маленьких частей. Девки визжат и отпрыгивают в стороны, поднимая испуганные взгляды вверх. Музыка выключается.
Мне хочется верить, что папарацци просто развёл меня, что он не успел перекинуть фотки. Но его сумасшедший, хриплый смех почему-то заставляет меня сомневаться.
— Ты точно поехавший, — качаю головой я, обернувшись на мужика, что корчится на полу и смеется.
Тяжело вздохнув, я поднимаю его и, схватив за капюшон, тащу к охране. Сцепив зубы, мрачно думаю о том, какой пиздец меня ждёт дома, если фотки всплывут в прессе. Отец с матерью меня морально отымеют.
— Присмотрите, — велю охранникам, швырнув урода им в ноги. — Я сейчас вернусь.
Подтянув джинсы, я застегиваю ширинку и плюхаюсь на диван. Девки ластятся ко мне, но я отмахиваюсь. Не до них сейчас.
Сделав глоток прохладной воды из бутылки, я нахожу в кармане широких джинсов мятную жвачку и закидываю две подушечки в рот. Положив оба локтя на раздвинутые колени, мрачно смотрю перед собой.
Думай. Думай. Думай.
Кому звонить? И что делать с долбанным папарацци? Руки чешутся втащить ему ещё раз. И ещё. Но я понимаю, что фотки после этого вряд ли будут удалены.
Надо предложить ему бабки. Точно. Он хочет бабок, вот и все. По-любому его слова про сладкую жизнь просто пафосная хрень. Цену себе набивает, псина.
О’кей. Если так, то решить это ещё можно. А если нет… то ситуация – полное дерьмо. Моя семья всегда на виду. Позориться нельзя, рушить репутацию – тем более. Хотя, лет с четырнадцати я только это и делаю. Но до сегодняшнего дня мне удавалось избежать проблем.
Вернувшись к охране, я окидываю помещение у входа усталым взглядом и тотчас напрягаюсь, не заметив папарацци.
— И где он? — обращаюсь к мужикам.
— Так он это… в туалете, — сообщают мне.
— В каком, нахер, туалете? Вы гоните? — закипая, повышаю голос и со всей дури пинаю дверь, которая с грохотом влетает в стену. — Зачем отпустили его?
— Ну, его тошнило, — нехотя отвечает мне охранник, — он бы заблевал здесь все. Вы проверьте, ему деваться некуда все равно.
— Молись, чтобы он не сбежал, — пронзив его убийственным взглядом, я ухожу.
Распахнув двери туалета, первым делом вижу открытое окно, дверца которого покачивается на ветру. Все кабинки пусты – я открываю их по очереди и заглядываю в каждый угол помещения.
Его. Нигде. Нет.
Остается только гадать, как этот мудила умудрился вылезти на улицу через это узкое окно.
Но вылез же. И теперь я в полной заднице. Сука!
Прикрыв глаза, я опираюсь рукой о стену и смеюсь. Какая же… мать ее… жесть. Совсем скоро фотки разлетятся по всем пабликам и новостным каналам. Мне, конечно, похер на свою репутацию, но родители вынесут мне мозг знатно. И не один раз.
Чуть позже я разгоняю девчонок. Подобрав бутылку воды, жадно пью из нее, ощущая, как внутри меня струится бодрящая прохлада. Становится немного легче, но это не поможет мне избежать надвигающихся проблем.
— Захар, хочешь я останусь? — доносится сзади негромкий голос. Теплые ладони осторожно гладят мой торс.
Не оборачиваясь, я скидываю с себя чужие руки и закрываю бутылку. Не хочу никого видеть. Все ещё бешусь.
— Домой едь, — отрезаю, сверля задумчивым взглядом стену, по которой бегают блики прожекторов.
Походу, такие вечеринки мне больше не светят. Нужно ехать домой и подготовить свою положительную семью к будущему скандалу.
