До сих пор не верится, что я решилась на такое.

Это же самое настоящее бесстыдство! Подумать только – выбрать своим первым гинекологом именно его. Тавицкого Григория Викторовича. Отца моей подруги. Мужчину, в которого я вот уже два года тайно и безнадёжно влюблена.

Нервничаю. И нервно тереблю уголок только что оформленной карты пациентки самой престижной частной клиники Москвы. И с волнением жду своей очереди. Полирую взглядом строгую золотистую табличку слева от его кабинета, и чёрные буквы с именем и фамилией мужчины из-за которого я потеряла весь стыд, танцуют перед глазами странные ритуальные пляски. А гордо выделенные жирным шрифтом «врач высшей категории» расплываются от волнения в одну большую кляксу.

Всё! Довольно. Нужно сворачивать весь этот цирк и делать ноги, пока не поздно! Фиг с ними с пятью тысячами, заплаченными за консультацию и осмотр. Проживу и без них.

Решительно встаю, одёрнув задравшееся по самое «не хочу» мини-платье и семеню в сторону выхода.

- Ева?

Упс!

Медленно разворачиваюсь, стараясь за пару секунд успокоить взбунтовавшееся сердце и вонзаюсь обречённым взглядом в агатово-карие глаза. Те самые, которые каждый раз вводят меня в состояние немого ступора.

- Г-григорий Викторович? – звучит неуверенно и стушёванно.

Ну же! Соберись, Ева! Вдохнула-выдохнула и в бой. Отступать уже поздно.

Ой, мамочки…

Вплываю в просторный кабинет на ватных ногах и без приглашения плюхаюсь на мягкий, кожаный стул.

- Добрый день, Ева.

- Да… - дурочка! Приди в себя! – Здравствуйте, Григорий Викторович.

- Давай договоримся так, - он садится в своё кресло и с серьёзным видом открывает карточку, - в следующий раз, когда тебя будет что-то беспокоить, ты просто обратишься ко мне. Напрямую. Не хочу, чтобы лучшая подруга моей дочери платила за приём, как чужой человек. И в этот раз тоже не стоило этого делать.

Он не смотрит на меня. Несвойственным для врачей, почти каллиграфическим почерком царапает что-то на девственно чистом листе. А я не могу оторвать взгляда от его сильных, длинных пальцев и загорелых кистей с ярко выраженными канавками между выпирающих вен.

- Что-то беспокоит или обычный плановый осмотр?

- Первый осмотр, – сиплю сквозь задеревеневшее от волнения горло.

Григорий Викторович слегка приподнимает правую бровь и уже через секунду его лицо избавляется от удивления, приняв всё то же профессионально-невозмутимое выражение.

- И… Вообще-то, есть пару моментов, которые меня беспокоят…

- Ну, тогда рассказывай. Подробно. Не торопись, – Он откладывает ручку в сторону и скрещивает пальцы. Для меня его руки – отдельная тема. Сложно сосредоточиться, когда он такой. Сексуальный и уверенный в себе.

- Мне не нравятся боли в груди. Особенно в правой. Прямо под самым соском. – Надумываю проблему на ходу. Чувствую, как полыхают щёки, словно их отхлестали. Но желание, чтобы этот мужчина дотронулся до меня, настолько сильное, что мне кажется, оно материализовалось и висит в воздухе.

- Боли постоянные или периодические?

- Периодические…

- В какие дни цикла они наиболее ощутимы? – он снова что-то строчит в моей карте с задумчивым видом.

- В разные. Всегда по-разному. Думаю, они никак с этим не связаны.

Так нагло я врала лишь однажды. В восьмилетнем возрасте, когда двоюродная сестра забыла у меня свой брелок-Пикачу, а я, притворившись невинной овечкой, уверяла, что ничего подобного и в глаза не видела. Бессовестно заныкала понравившуюся игрушку себе. Похоже, спустя двенадцать лет ничего не изменилось. Кроме остро проявившейся необходимости в играх другого плана.

- Принимаешь какие-то препараты?

- Нет. Только витамины. Сезонно.

- Ладно. Давай будем разбираться. Раздевайся. Мне нужно осмотреть твою грудь. – Григорий Викторович встаёт и, повернувшись ко мне спиной, обрабатывает руки.

Вот он – момент, на который я делала основные ставки. Мой туз в рукаве. 

Только сейчас я понимаю, насколько глупо было затевать всё это. На что я рассчитывала, выбрав почти ничего не прикрывающее платье? И тонкие не по сезону чулки, которые теоретически должны свести с ума любого мужчину. 

Еще вчера вечером я представляла, как соблазнительно стяну с плечей трикотажное платье, щёлкну застежкой лифчика и, прижав ладони к чёрному кружеву, позволю одежде медленно соскользнуть с острой, соблазнительно приподнятой груди. А дальше… Дальше тело захлестывало жаркой волной. Григорий Викторович в моих фантазиях не смог устоять перед моей юной красотой и грудью полноценного второго размера. 

Я безнадежно влюблена в него уже два года. С выпускного вечера, когда этот брутальный красавец, отец моей одноклассницы, Кристины, подвез нас с ней до дома.

Щелкаю застежкой лифчика, как делала в фантазиях. Пытаюсь выглядеть максимально по-взрослому, на манер девочек из приватного видео. Я даже у зеркала позировала пару раз перед этим визитом.

Сердце стучит колибри, запертой в клетке. Я слишком волнуюсь для соблазнительницы. 

Вспоминаю как впервые пересеклась с ним взглядом в зеркале заднего вида, и мое сердце тогда точно так же рухнуло в пятки. Потом полночи лежала без сна и мечтала, что именно Григорий Викторович станет моим первым мужчиной. Пыталась представить, каково это, когда его руки на моей коже... его губы касаются моих. Тело точно так же бросало в жар, как и сегодня.

Оглядываюсь через плечо - он пишет что-то на бумаге, вместо того чтобы смотреть на меня!

Чувствую себя так, словно меня окатили холодной водой. 

Полтора года назад мама Кристины погибла. Зимой, спустя полгода после того как я впервые увидела его. Приехала передать соболезнования приятельнице и… слово за слово, визит за визитом, вследствие которых мы подружились и у меня появилась привычка изредка видеть ее отца.  Я просто горела рядом с ним!

Шли месяцы, и я начала замечать, что горе Григория Викторовича потихоньку ослабевает. Как-то раз он сказал Кристине, что мог бы завести женщину...

Стряхиваю платье на пол.

- Ева, не нужно было полностью раздеваться, - его голос все еще звучит слишком профессионально. - Если у тебя только жалобы на боль в груди.

Я примерзаю к месту. Неужели я ему совсем не нравлюсь?

Вот зараза!