ПРОЛОГ.

            Вам когда-нибудь говорили фразу: "Жизнь продолжается"? Нет? Тогда я вам искренне завидую: в вашей жизни не было тяжёлых потерь и горьких поражений. Несомненно, ваша жизнь не состоит исключительно из белой полосы, у каждого в жизни есть огорчения, проблемы и всякого рода неприятности. Но, когда ты слышишь "жизнь продолжается", значит ситуация подошла к критической точке, когда не понимаешь, как жить дальше. Знакомо? Тогда я искренне вам сочувствую. Возможно, что сейчас этот момент пережит, оставлен в прошлом, но могу с уверенностью заявить: в тот самый миг, когда вам говорили "жизнь продолжается", вам хотелось кричать во весь голос о том, что нет. Не продолжается. Она остановилась. Слёзы сдавливали горло, хотелось царапать грудь, чтобы добраться до душевной боли, а затем безудержно рыдать, понимая, что ты ничего, абсолютно ничего не можешь изменить. Ты оказываешься на самом дне, свернувшись калачиком и утопая в своём горе. А вокруг только и слышно: "жизнь продолжается" бесконечное множество раз. Возможно, у этой фразы мощная сила. Ведь ты встаёшь и действительно пытаешься жить дальше. Потому что должен.

            Впервые со мной такое произошло, когда не стало мамы. Это было ужасное потрясение для меня. Она была моей звездой, освещающей дорогу в кромешной тьме, лучиком солнца, согревающим в холодные вечера. А потом всего этого не стало. Как и не стало прежней меня. Мне потребовалось немало усилий, чтобы подняться с колен и продолжить жить ради папы, который был не меньше моего убит горем. И у меня получилось. Я изменилась и начала заново смотреть на своё будущее, в котором уже не было человека, играющего в моей судьбе самую главную роль. А потом я встретила его... И поняла, что моё сердце способно любить и принимать любовь, что я умею быть счастливой, что я не забыла каково это – радоваться каждому дню. Когда просыпаешься утром с мыслью о том, что сегодня я его опять увижу. Появившись в нашем доме, Матвей оживил меня. Пусть я и поняла это не сразу, но наша с ним встреча изменила меня. С первых секунд знакомства с ним я становилась другой. Я всегда была девушкой, способной постоять за себя, любому парню могла дать отпор. Грубая, сильная, волевая - вот какой я была до встречи со Старцевым. С ним же я смогла расслабиться. Позволила ему защищать меня, любить и сводить с ума. Он научил меня быть такой, какой подобает быть девушке: изящной, хрупкой, красивой, счастливой. Он стал моей самой большой любовью и самым большим разочарованием.

            Я потеряла его тогда, когда казалось, что нет ничего прекраснее и идеальнее наших отношений. И я не была к этому готова. Никто никогда не готов терять любимых людей. Несколько месяцев я борюсь, чтобы не сломаться окончательно, не рухнуть, не разбиться... Склеиваю своё сердце, но раны продолжают кровоточить. И улыбаюсь, чтобы не выдавать своего внутреннего состояния. А что у меня внутри? Дыра. Огромная такая, бездонная, как пропасть... И этот период стал вторым в моей жизни, когда я снова и снова слышу эту острую, как лезвие фразу...

– Жизнь продолжается, милая.

            Я обернулась. На пороге моей комнаты стоял папа и, грустно улыбаясь, смотрел на меня в отражении зеркала, рядом с которым я стояла. Он будто читал мои мысли, с глубоким сочувствием изучая черты моего лица.

– Ты всё же решила надеть чёрное платье?

– Оно отражает состояние моей души, – я несколько раз махнула кистью по скулам, чтобы придать хоть немного сияния своей бледной коже.

– Ритусь, милая моя, – папа подошёл и погладил меня по плечам. – Я знаю, что ты любила его. И сейчас любишь. И я много раз говорил тебе, что жизнь...

– Нет, папа! Хватит! – закричала я и оттолкнула его от себя. – Прекрати мне это говорить! Ничего не продолжается! Всё умерло вот здесь! – я постучала себя по груди. – Всё закончилось, понимаешь?

– Не будь эгоистична, всем сейчас тяжело.

– Тяжело, папа, это тащить мешок картошки на собственном горбу. А мне невыносимо больно тащить себя туда, где мне быть вовсе не хочется!

– Я понимаю, но тебе нужно там присутствовать. Ты его сводная сестра. Пора уже повзрослеть, –  в глазах папы впервые за всё время блеснули яростные огоньки.

            Я в отчаянии бросила румяна на пол, и маленькие разноцветные шарики покатились в разные стороны.

– Мы много разговаривали с тобой об этом, Рита. Время всё расставит по своим местам, нужно лишь подождать, милая. Время лечит, боль пройдёт.

                Он действительно верил в это. Думал, что я приму произошедшее, смирюсь с этим и буду жить дальше. Так все думали. Но я так не могу. Больше не в силах страдать. Поэтому сегодня я похороню свою любовь. Навсегда.

***

Восемь месяцев назад.

            Синий… Красный... Синий… Красный… Синий… Красный... Синий… Красный. Только эти два цвета бесконечно сменяли друг друга. Прорывались сквозь темноту, сквозь пространство и устремлялись в небо, к звёздам. Я тоже туда смотрела. Вернее – молилась. Две машины скорой помощи стояли неподалёку. Врачи суетились, склонившись над лежащими Матвеем и Игорем, а я продолжала молиться. Просила только об одном: чтобы всё было хорошо. Пусть они останутся живы. Пожалуйста, мама. Только в неё у меня осталась вера. Они же ни в чём не виноваты. Им рано покидать этот мир. Что будет со мной, если Матвея не станет? Я умру вместе с ним. Я дышать без него не могу и сейчас задыхаюсь от неизвестности.

            Кто-то из врачей подошёл ко мне, о чём-то спросил, поднёс к носу нашатырь, и только это смогло вернуть меня в реальность. Я отвела взгляд от звёзд. Носилки. Кругом непонятная суета. Все бегают. Моё частое дыхание. Облегчённый выдох – их не облачили в чёрные мешки, значит, ещё всё может быть хорошо. Я попыталась встать с колен, но вновь упала. Ноги затекли. Как долго я молилась? Как долго я вообще здесь нахожусь? И кто вызвал «скорую»?

– Девушка, с вами всё в порядке? – спросил молодой врач, поддерживая меня за талию и помогая встать.

– Я… кажется, да… А с ними… что с ними? – я кивнула в сторону скорых машин, в которые загружали Игоря с Матвеем.

– Кем вы им приходитесь?

– Сестра одному из них, – сказала первое, что пришло в голову.

– Так значит это вы звонили?

– Куда? – теряла я нить разговора. В голове творилась каша, а в пятках кололо от страха узнать плохие новости.

– Ну как куда? Нам. Девушка какая-то позвонила и сказала, что двое парней попали в аварию и погибли.

– Я звонила?

            Ничего не помню. У меня же даже телефона с собой не было, он остался дома. Теряя контроль, я схватила стоящего передо мной парня в униформе врача скорой помощи и стала трясти его со всей силы:

– Вы скажете мне наконец, что с ними?! Они умерли, да? Куда их везут? Скажи мне сейчас же!

            Кажется, я ударила его по лицу. Несколько раз. А потом рвала на себе волосы и снова била ни в чём неповинного врача. Но в тот миг мне хотелось винить кого угодно. Мне хотелось слышать правду о том, что случилось с ребятами, но одновременно мне не хотелось узнать горькую правду. Больше всего я сейчас желала обнять Матвея, увидеть его улыбку, и чтобы он сказал, что всё хорошо. Но вместо этого я кидалась на молодого врача и кричала, что всех убью, если они не спасут их.

            Неожиданно мои руки кто-то скрутил, в плечо что-то вкололи, и я стала терять связь с реальность. Запахло кровью, бензином и жжёной резиной. Возможно, здесь так пахло всё время, что я здесь находилась. Но почему-то именно сейчас, перед тем, как отключиться, я ощутила это более явственно. И небо той ночью было звёздным. И сквозь тьму прорывался свет. Синий. Красный. Синий. Красный. Синий. Красный…