Лизу Вессу хоронили всем борделем. Маман по этому поводу даже объявила выходной день, надеясь, что за вечер, который выходным уже не будет, запросто отобьет все убытки. Дело с убийством одной из ее девиц вышло грязное и шумное, поэтому дом свиданий, где та вполне ожидаемо закончила свои дни, вот уже третью ночь пользовался невиданной популярностью. Грязь и шум привлекают всегда, а тут еще и пикантный душок плюсом, так что заведение ломилось от публики – место происшествия, как-никак.

Довольны были все: и мама Лура, прикидывающая будущие барыши; и девочки, у которых каждый день теперь выходил горячее некуда, и клиенты – ведь им взволнованные мамзельки украдкой показывали пусть и убранную, но ту самую комнату:

– Ах, господин хороший, столько кровищи я в жизни не видала. Даже когда Дерри Громила в минулом годе выпустил кишки Грацему, и то меньше было. Ей-ей, провалиться мне на этом месте, если вру. А уж полиции скока набежало… Только без толку оно все, не нашли душегуба, да и не найдут, верно. Как искать, если ни следов не осталось, ни этих, как их… улик! Не видал его никто.

Не радовался событию, похоже, лишь один человек – сын Лизы. Мальчишка забился под лестницу, в каморку, где все еще смердело грязью и кровью от тряпок, которыми мыли злополучный пол, и уже какой день не вылезал из той норы – сердобольным мамзелям не удавалось выманить его даже на пирожок.

Бордель-маман, тоже жалея мальчишку, выросшего у нее на глазах, потихоньку договорилась с кухаркой, что пристроит двенадцатилетнего Весса ей в помощь – бегать на подхвате, но все эти замечательные планы полетели хорькам под хвост. На третий день каморка оказалась пуста.

Эрдари Весс сбежал. Даже похорон не дождался.