Мне до сих пор снится часто снится этот сон… Тот, от которого мучительно желаешь проснуться. Вот только это никогда не получается. Иногда мне кажется, что вся моя жизнь стала таким кошмаром. И надежда, что когда-нибудь он закончится, с каждым днем все слабее и слабее.
Все начинается так, что ничто не предвещает беды. Я подрезаю розы. Удивляюсь, что так много стеблей теряют листья и сохнут: кажется, придется дать садовнику нагоняй за то, что он плохо ухаживает за цветами. Моими любимыми, между прочим!
Словно услышав меня, садовник появляется за плечом. Я чувствую его присутствие еще до того, как оборачиваюсь. И тогда же первая, пока еще слабая тревога колет сердце тупой иглой. Он сейчас должен быть на противоположном конце парка, подравнивать живую изгородь у самых ворот…
Я медленно оборачиваюсь, и при виде того, как Курт теребит свою любимую кепку, сердце просто замирает. Отстраненно думаю, что впервые за несколько лет вижу его с непокрытой головой. Как же он постарел… Лысина блестит на солнце, лишь по бокам головы обрамленная тронутыми сединой, истончившимися волосами. А ведь я помню, когда его кудри были густыми, темными почти до черноты! Тогда еще была жива его жена Эухения, маленькая веселая толстушка. И сын еще не покинул семью. Мы часто играли с ним, практически здесь, в беседке за тем кленом…
- Что случилось, Курт?
- Ваш отец, мисс Анна… Я думаю, вам лучше вернуться в дом.
Я хмурюсь. Интересно, что нужно отцу? Сегодня я еще не видела его, он не спустился даже к завтраку. Однако я откладываю ножницы, отряхиваю платье и послушно иду за садовником к дому. Он почему-то горбится сильней, чем обычно. Идет словно нехотя, подволакивая нуги… Я жалею мужчину, резко постаревшего после смерти жены. Тоже сбавляю шаг. Так, что вскоре мы едва плетемся и добираемся до крыльца только минут через двадцать. Все это время он молчит, и моя тревога только усиливается.
Лишь у самой двери он, наконец, поднимает голову. Но выцветшие голубые глаза бегают, мне никак не удается поймать их взгляд:
- Мисс Иззи уже приехала. Думаю, вы найдете ее в малой гостиной.
Он тут же разворачивается и исчезает за кустами – я не успеваю его спросить, что это ей здесь понадобилось. Иззи… Она бы убила его, если б услышала это! Изабель Флеминг, самая завидная невеста нашего приморского городка, самая злобная стерва – и по совместительству моя единственная сестра… Я чувствую, что теперь мне совсем не хочется идти в малую гостиную, но все таки заставляю себя.
Сестры там нет. Только отец. Он лежит на диване – глаза закрыты, одна рука на груди, вторая, свесившись вниз, касается ковра… Я подхожу к нему. Беру эту бессильно свисающую руку, чтобы поправить ее, и только тут мне открывается страшная правда. Это уже не мой отец, лишь его пустая оболочка… В какой-то момент, пока я гуляла по парку или подрезала розы, его душа покинула тело…
Я просыпаюсь от этого кошмара, все еще слыша собственный крик. Несколько долгих мгновений не понимаю, где нахожусь. Мое сознание все еще там, в залитой солнцем малой гостиной. Уютной, любовно обставленной еще нашей мамой. Элегантная роскошь: белоснежный пушистый ковер, стены цвета слоновой кости украшены лепниной. На мраморной каминной доске – массивные часы. На полочках и этажерках – фарфоровые статуэтки, их мама собирала всю жизнь… И среди всего этого – такое неуместное здесь мертвое тело…
Наконец я прихожу в себя. Понимаю, что нет этого яркого солнца, бьющего в окна. Нет белого ковра с пятном на месте, где его прожгла последняя выкуренная отцом сигарета. Я в собственной спальне. Темной, но такой уютной комнате, освещенной только лунным светом, проникающим сквозь тюлевые занавески… Но легче мне не становится.
Кажется, темнота меня теперь окружает не только здесь. Словно какая-то огромная туча закрыла солнце в тот день, когда я увидела своего отца мертвым. Каждый раз, просыпаясь вот так, среди ночи, я понимаю, что с того самого момента живу просто по инерции, словно бреду незнакомой дорогой в полной темноте. Но, возможно, скоро все изменится. Возможно, у меня появится новый стимул для того, чтобы жить.
Я опускаю ноги на пол. Нахожу мягкие домашние туфли. Подхватываю с кресла халат: ночами с моря налетает прохладный ветерок, и в тонкой пижаме я могу замерзнуть. Иду на кухню, стараясь не смотреть на приоткрытую дверь в малую гостиную. Позавчера, когда я точно так же шла на кухню за стаканом воды, мне почудилась бледная как воск рука, касающаяся ковра в пятне лунного света. Хорошо, что я успела зажать рот ладонью, иначе перебудила бы весь дом. А главное, проснулась бы Она, и получила еще один повод для того, чтобы отравлять мою жизнь.
Наверное, это грех – так не любить собственную сестру. Но я просто не могу с собой ничего поделать. Иззи старше меня на три года – если верить бумагам. По мнению папы, она старше на все триста не только меня, но и его. Вечно чем-то недовольная, вечно упрекающая всех и вся: меня за растрепанные волосы, отца за нескончаемые сигареты и вечерний виски, Курта… Садовника она не упрекала ни в чем. Он уходил сразу, лишь слышал ее резкий, отрывистый голос.
Раньше и я могла сбежать. Спрятаться в комнате, уйти к морю или к своим любимым розам… Теперь Иззи вообразила себя главой семьи. И ей наплевать, что от всей семьи остались только я и она – старшая сестра не упускает возможности покомандовать мной. А я слишком обессилена, чтобы спорить с ней.
На кухне я наливаю себе кофе и иду на террасу. Подставляю лицо ветерку – теплому, как ни странно, и только через несколько минут понимаю, что не одна не сплю этой ночью.
Курт сидит в самом темном уголке, тоже с чашкой в руках. Только увидев ее, я понимаю, что должна была бы догадаться, что он тоже не спит: иначе кто бы сварил кофе? Не сестра же – она уж точно не имеет привычки бродить по дому ночью!
Мы киваем друг другу, но не говорим ни слова. И все-таки мне приятно, что я не одна на темной веранде. Присутствие садовника словно рассеивает окружающий мрак. Папа часто шутил, что основная задача Курта – быть талисманом нашего дома. Хранить покой и уют… Практической пользы от него немного, наверное, даже меньше, чем от моей подрезки роз. Всю основную работу делает бригада молодых ребят, приезжающих из городка по четвергам. Но избавиться от Курта отцу никогда не приходило в голову.
- Завтра я уезжаю, маленькая мисс Анна.
Если бы сейчас грянул гром или с неба повалил густой снег – я была бы меньше шокирована.
- Курт, но почему? Я думала, ты останешься со мной навсегда…
Он выбрался из плетеного кресла, неловко, неуклюже… Как же он все-таки стар! Подошел ко мне, кладя морщинистую дрожащую руку на плечо.
- Будь моя воля – остался бы. Но мисс Изабель дала мне понять, что услуги такой старой развалины здесь больше не нужны.
Я замотала головой, чувствуя, что из глаз вот-вот брызнут слезы. Странно… Даже на похоронах отца мои глаза оставались сухими. Я просто не верила в происходящее. Не могла принять того, что эта восковая кукла в черном лакированном гробу – мой отец. Не чувствовала ничего, словно у могилы стояло только мое тело. Душа же наблюдала со стороны и просто недоумевала: зачем здесь собрались эти люди? Что им надо?
Сейчас же я чувствовала, что эмоции просто захлестывают меня. Сестра решила уволить Курта? Лишить меня единственного человека, который смотрит на меня с искренней любовью, а не холодной безучастностью? Я не позволю этого!
- Нет, Курт, нет! Останься со мной, пожалуйста… Я поговорю с Иззи. В конце концов, она же не единственная хозяйка в этом доме!
Он только грустно усмехнулся:
- Ах, мисс Анна… Боюсь, что ваша сестра в таком случае устроит личный ад и вам и мне…
Я попустила голову. Понимала, что он прав. Понимала, что сейчас поступаю, просто как эгоист, но ничего не могла с собой поделать. Прошептала:
- А если ты уедешь, в этом аду останусь я одна…
Молчание затянулось. Только ветер шумел в листве деревьев да вдалеке рокотал морской прибой. Наверняка в такую ночь там очень красиво… И страшно. Но страх только добавит изюминки. Может, пойти туда? Постоять на большом камне, нависающем над морем? Так близко к краю, как только осмелюсь подойти. Так близко, чтобы казалось: любой слишком сильный порыв ветра сможет сбросить меня в холодные соленые воды…
Задумавшись, я почти забыла о том, что Курт все еще рядом со мной. Даже вздрогнула, когда он пошевелился и откашлялся:
- Хорошо, мисс Анна. Я останусь. Только для того, чтобы защищать вас.
