Есть вещи, которые не планируешь. Не можешь предугадать.

Утром ты как прежде счастлива, к вечеру твое сердце, доверие и брак разбиты в дребезги.

Закончив пораньше в офисе, я созваниваюсь с дочерью, которая уже два года учится в другом городе. Мы говорим о разных мелочах. Парне, с которым встречается не так давно. О том, что она приедет завтра домой и останется на выходные. Обычный разговор матери и дочки.

Подъехав к офису Семёна, я лезу в сумочку за косметикой и поправляю макияж.

— Ладно, Машуль, я приехала к отцу, подниматься сейчас буду.

— Хорошо, папе привет.

— Обязательно.

На проходной прошу не предупреждать о моем визите. Но когда оказываюсь у его кабинета, узнаю, что он в переговорной, подписывает какой-то там контракт как генеральный директор. Это было его великой победой занять кресло гендира. Тот день у нас отмечен красным днем календаря.

Не желая садиться на офисный диван, я подхожу к стенду, висящему на стене прямо у двойных дверей, и читаю все о продукте, который они продают. Я так увлеклась текстом, что, когда из-за закрытых дверей послышался громкий шлепок, испугалась. И на самом деле я не имею понятия, почему нажала на ручку и вошла внутрь.

Это было схоже с ударом по лицу огромной силы. Я боялась, что произошло что-то… Да мало ли что. Но в итоге не ошиблась. Произошло. На моих глазах.

В глаза бросился ярко-красный деловой костюм, в котором русоволосая женщина держала за лацканы пиджака Семёна. Моего мужа. Того самого, кто подписывал важный для фирмы контракт.

Их губы, казалось, захватывали рты друг друга, как и его руки, крепко державшие ее за талию. И то ли притягивая ближе к себе, то ли… А впрочем, есть ли разница? Руки, которые вчера гладили мои бедра, и губы, которые признавались в любви в тысячный раз за эти двадцать три года.

Глубоко внутри зародилась паника, быстро сменившаяся на боль. И что-то там лопнуло… С громким пронзительным хрустом. Сердце. По краям которого теперь остались зазубрины, что будут меня ранить каждый день.

— Черт подери… — вырвалось ругательство мужа, когда он оттолкнул ее от себя. — Какого…

И тут он заметил меня. Его глаза стали огромными, а шок был читаем невооруженным глазом.

— Ника… Это не было поцелуем. Я ее отталкивал от себя, а не наоборот, — он проговорил это очень быстро.

Мой взгляд остановился на женщине, которая выглядела разочарованной. Но смотрела на меня так, будто недовольна моим присутствием. На ее губах оставался влажный, мерзкий след, и она словно нарочно их облизнула.

— Ника, — снова доносится голос Семёна, но я на него даже не обращаю внимания.

— Вон, — указываю на дверь.

Мне наплевать, кто она такая и какую должность тут занимает.

Она ухмыляется, и внутри будто выключатель срабатывает.

— Это ты… — пытается что-то сказать. Но слушать ее в мои планы не входило.

Если я и буду говорить, то со своим мужем.

— ПОШЛА ВОН! — казалось, мой крик сотрясает стены. Он будто черное облако захватывает меня изнутри. Каждый светлый участок души омрачая.

Она подходит к креслу, на котором лежит ее сумка, берет ее и проходит мимо меня. Семён в это время поправляет свою одежду и тыльной стороной руки вытирает рот, кривясь, а я вдыхаю слишком навязчивый и удушающий парфюм этой женщины, который тянется за ней шлейфом.

— Можешь забыть про сотрудничество, — чертыхнулся муж, когда она была уже у двери.

— Не ты принимаешь окончательные решения. Ты всего лишь наемное лицо, — кинула она, захлопнув дверь.

Я снова посмотрела на Семёна.

Я видела в нем опору и никогда не сомневалась в абсолютной верности. Было ли это моей ошибкой?

Обведя взглядом зал для переговоров, я обращаю внимание на брошенную на полу папку. Вот что за шлепок я услышала.

Так торопились?

Пройдя к брошенной папке, поднимаю ее и опускаю с таким же хлопком на стол.

— Я вижу, переговоры пошли по плану? Не пойму, я пришла слишком рано или поздно?

Он отрывает свои глаза от документов, лежащих на столе, и выглядит растерянным.

— Вероника, эта идиотка подошла показать какую-то диаграмму в этой проклятой папке, — тычет пальцем, — затем вцепилась в меня руками и своим ртом, — он снова проводит рукой по своим губам.

Говорил ли он правду?

— Ясно. Интересный метод заключения сделки. Ты заключаешь их с определенной периодичностью. Как много из них были подписаны после показа диаграмм?

Он опускает плечи, и его мягкий взгляд скользит по моему лицу, пока медленно огибает стол и останавливается напротив.

— Милая, если мне хочется поцелуев или секса, я еду домой вечером и получаю все в полном объеме с любимой женщиной.

— Прямо захотелось спросить, как ты в таком случае находишь время на семью.

Его пиджак расстегнут, волосы растрепаны, а на лице недельная щетина, которую он лишь иногда укорачивает. Оставаясь сексуальным небритым красавцем.

Каре-зеленые глаза смотрят слишком глубоко в душу, что хочется либо спрятаться, либо выйти на свет. Это всегда вопрос, и я каждый раз выбираю свет. Сегодня я не хочу выходить на свет.

Когда Семён поднимает руку и нерешительно протягивает ее в мою сторону, я отстраняюсь.

— Попробуешь поцеловать — я тебя ударю.

— Ни за что. Самому противно.

Взгляд опускается на его губы, и я морщусь. Но не могу не спросить.

— За годы брака ты хоть раз изме...

— Нет. Никогда, — отвечает, перебив меня на полуслове.

На его суровом лице высечена сердитая складка между бровей, а глаза напряжённо удерживают мой взгляд.

— Ты не услышал мой вопрос.

— И не планирую слушать подобные вопросы. Мой ответ ты знаешь.

— Измена — это не только секс. Произошедшее говорит о том, что я всё-таки знаю не всё.

— Я в курсе, Вероника, что такое измена. Поэтому рад, что у меня есть ты для всех аспектов моей жизни. Но я тебя никогда не обманывал.

Что-то внутри меня, натянутое как струна, смягчается. Но не до конца. Не ослабевает достаточно, чтобы ощутить покой.

— Кто эта женщина?

— Фирма планировала сотрудничество. Она представитель.

— Ясно. И что дальше?

— Сотрудничества не будет. Думаю, владельцы согласятся со мной как с генеральным директором.

— Но что, если это был бы выгодный контракт?

— Так и есть. Но после сегодняшней встречи, когда мы должны были подписать документы, он больше не имеет значения.

Словно вспышкой в голове взрывается осознание слов.

Мне даже не нужно задавать следующий вопрос. Но дело в том, что... никто не подписывает контракт на первой встрече.

Однако я задаю, заглянув в его глаза.

— Ты виделся с ней и раньше?

— Вероника...

— Ответь. Какая по счёту эта встреча.

— Четвёртая.

Просто цифра. Четыре.

Четыре раза он смотрел в эти наглые глаза. Четыре раза дышал этим духами.

В животе скручивается горячий узел. Это не ревность. Нет. Это нечто худшее — осквернение моего безусловного доверия. Она трогала то, что принадлежало только мне. Дышала в его рот. Целовала те губы, что каждое утро целуют мои родинки на шее.

— И она внезапно повела себя с тобой подобным образом? Прямо во время подписания важного контракта, Сем? — эти слова звучат так нелепо.

— Послушай, для меня это не имеет никакого значения, понимаешь?

— Если бы понимала, не задавала бы эти вопросы.

Он вздыхает, поднимая руку и сдавливая двумя пальцами переносицу. А я всё смотрю. Выискиваю, сама не понимая, что конкретно.

— Она проявляла какие-то знаки, на которые я не реагировал.

— Боже, — отступаю и качаю головой, не веря, что слышу это. — Ты не сказал ей прекратить, ты просто продолжал с ней встречаться? Ты серьёзно? Люди слово «нет» слышат через раз, а ты, по сути, дал добро, чтобы она продолжала, — начинаю сильнее заводиться. — На что ты вообще рассчитывал? Она мечтала стянуть с тебя штаны с первой встречи, а ты... Господи, я не могу поверить, что ты так наивен.

— Я не наивен, — обрывает своим твёрдым голосом поток моего словесного извержения. — Я дал понять, что мне это неинтересно.

— Как? — вскрикиваю. — Как, Семён? Молчаливо приглашая её на второй этап сотрудничества? — просто недоумеваю.

Я отворачиваюсь от него, чтобы сосредоточиться на своих мыслях, потому что, глядя на него и это раскаявшееся лицо, у меня этого не получается сделать.

— В том-то и дело, что ты не наивен. Ты просто... ты... — у меня нет слов, чтобы закончить предложение. — Ты просто позволил ей это. Просто позволил, Семён.

Снова смотрю ему в глаза, сделав разворот.

— Тебе понравилось это, не так ли?

— Нет, — сжимает челюсти.

— Понравилось, — констатирую то, что вижу так ясно, как сегодняшнее солнце.

— Я бы никогда не позволил себе большего.

Вот как? И это объяснение?

— Но не флирт тридцатилетней вертихвостки. Это ведь не считается, не так ли? — горло сдавливает от разочарования и того, что мои слова попросту правдивы.

— Ника... Милая...

Отстраняюсь. Абстрагируюсь. Просто не могу сейчас с ним разговаривать. Не могу на него смотреть. Сердце всё ещё не верит глазам. Оно отказывается.

— Я поеду домой, а ты... Не знаю, — пожимаю плечами и, развернувшись, ухожу, бросая на выходе, услышав его шаги следом: — Не иди за мной и не останавливай. Это не поможет сейчас.

Шаги медленные, пока я бреду по этажу его идеального офиса. А в лифте я вдруг замечаю, что дышу слишком часто. В глазах темнеет. Ладони мокрые. Мне не нужно думать о том, что это такое. Это — предательская паническая атака, которую я не испытывала со времён студенчества.

Предательство.

Оно пахнет чужими духами и его ложью.

Папа уходил от нас с мамой. Я помню, какой «убитой» она была в то время. Он уничтожил её.

Семён видел своими глазами, как рушилась моя семья, и поддерживал каждый божий день. Мы даже не были тогда женаты. И я считала его идеальным парнем. Потом идеальным мужем, отцом...

Я не хочу быть той женщиной, которая слово «доверие» произносит с усмешкой. Я не хочу...