— Приехали! Приехали! — радостно закричали мальчишки и, рискуя попасть под колёса, бросились к хозяйскому обозу.
Владелец всего вокруг, живущий в городе, редко навещал родовое поместье. А чтоб приехать на все лето — такого не бывало давно. Крестьяне, прознавшие о большом событии, собрались вдоль дороги и, кланяясь, приветствовали вереницу гружёных повозок.
— Доброго дня, господин! Здоровья, госпожа, — на бегу заглядывая в окошки богатого возка и низко кланяясь, дети осеняли ехавших в нем обережными знаками. — Счастья господинке!
— Ох, и гвалт подняли, — недовольно насупилась матушка и поправила жемчужное ожерелье, в три ряда обвивавшее её шею.
К её черным волосам очень шёл белый жемчуг.
— Рады хозяину, — важно пригладил рыжую бороду отец. — Знают кого благодарить за добрую жизнь.
Открыв окно, он бросил в дорожную пыль щедрую горсть монет. Ребятня с весёлым визгом принялась собирать подаяние. Набежали и взрослые, до этого чинно стоявшие вдоль заборов.
— Вот взял моду деньгами сорить, — матушка с наигранным осуждением покачала головой. — Так все состояние можно разбросать.
Она не злилась. Горсть монет для зажиточной семьи не стоила ровным счётом ничего. Только на носовые платки расходовалось в сотню раз больше. Но статус хозяйки требовал указывать супругу на лишние траты.
С соседней улицы, словно стайка воробьёв, примчалась ещё одна ватага ребятишек. В пыльной туче, поднятой повозками, намечалась драка.
— Маменька, сколько их тут — посмотри! — Медея, всю дорогу державшая в руках подаренную мужем шкатулку, положила её на колени и в восторге захлопала в ладоши. — И все здоровенькие, загорелые… — наклонилась ближе к окошку, разглядывая суету на улице.
— Воздух хороший, спокойно, нет городской толчеи, — чинно кивнула матушка. — И наш будет здоровым, как все в роду Фалин. А то выдумал, что бледна, — матрона недовольно покачала головой, вспоминая слова зятя, убедившего всех в слабом здоровье Медеи.
Это он настоял на поездке в деревню. Мол, жене нужен свежий сельский воздух и больше солнца.
— Здоровья господинке! — очень вовремя выкрикнул кучерявый мальчик, видно, самый хитрый в посёлке. Он не стал возиться в общей сваре и решил попытать удачу у хозяина, догнав первую повозку. Кланяясь и спотыкаясь, смешно залопотал: — Лёгкого разрешения! Помощи в таинстве! Пусть небесные пошлют наследника! — выкрикивал то, чему научили родители.
Что старшая хозяйская дочка в положении и приехала к бабке рожать, знали все. Конечно, в семье Медею безмерно любили и одинаково обрадуются и девочке, и мальчику, но молодому мужу лучшим подарком будет младенец мужского пола.
Вейд Горнер был торговцем, как и семейство Фалин. Сейчас он занимался налаживанием новых поставок с приграничных территорий. Часто уезжал из города по делам, потому не смог поехать с супругой.
— Благодати и твоей родне, — оживилась матушка и, порывшись в вышитой бисером сумочке, протянула мужу серебряную монету. — На вот, отдай ему, — ворчливо велела супругу.
Сама не настолько подобрела, чтоб возиться с уличной детворой.
— А ну хватай! — хозяин подкинул деньгу, чтоб парень мог легко её подхватить.
Монета блеснула и была ловко поймана.
— Благодати, — мальчишка остановился и довольно заулыбался.
Потом разжал ладонь. Глаза его вытаращились при виде серебра. Не веря своему счастью, ребёнок стал кланяться и осенять обережным знаком себя и все вокруг без разбору.
Тут монету разглядели и другие. Парень съёжился и спрятал в кармане кулак с подаянием. Видно, испугался, что деньгу отнимут. Его обступили тесным кружком.
— Эй, воины! — отец высунулся в окно и громко свистнул. — Айда сюда! — махнул рукой.
Вытряхнул на широкую полную ладонь все содержимое кошелька и широким замахом сыпанул на землю ещё одну порцию денег.
На дороге поднялся радостный визг. Купец, довольный произведённым эффектом, еще раз присвистнул.
— Как мальчишка, — поморщилась матушка и покачала головой.
Медея рассмеялась, наблюдая за родителями. Это так мило — видеть их беззлобные споры. А отец словно помолодел лет на двадцать, оказавшись в родном имении. Глядишь, завтра будет, как местные, ходить босиком и носить грубые штаны. Наверняка на рассвете пойдёт на рыбалку, а потом во дворе имения накроют столы в честь приехавших, мужчины напьются холодного пива и устроят кулачные потягуши.
Тут любили рачительного хозяина. Благодаря его разумному управлению поселение процветало, разрасталось и за последние годы стало самым большим и богатым в округе.
Грусть Медеи от расставания с любимым супругом отступила. Ничего, всего месяц остался до родов, а потом они снова будут вместе. А тут и вправду лучше для женщины на сносях, спокойнее.
Въехали в открытые настежь ворота имения.
— Любы мои! — А это голос бабушки.
Медея торопливо распахнула дверцу возка и хотела, не дожидаясь помощников, спрыгнуть ей навстречу.
— Куда ты?! — матушка перехватила за локоть. — Остепенись! — осадила её обратно на сиденье. — Замужняя уже и тяжелая, а словно недоросль прыгаешь. Про дитя не забывай, — нравоучительно напомнила о её положении.
Медея охнула, на мгновенье испугавшись собственного порыва, прижала шкатулку к животу. И правда, что это она? Как глупая хотела спрыгнуть с высокого порожка. Не подумала о хрупкой жизни в своём чреве.
— Родненькие, — бабушка, одетая в богатое вышитое платье, подошла к первой повозке. Фамильную медь волос, почти обесцветила седина. — Ну-ка поторопись, — тросточкой толкнула слугу, приставлявшего лесенку. — Как сонные сегодня, — недовольно скривила губы. — Будто вы все ждали, волновались, а не я ночь не спала. Ох, дети мои! — наконец, ступени были проставлены и бабка бросилась в объятья сына. — Хорош! Подобрел еще больше! Величав! — гордо ощупала его широкие бока.
— Здравствуйте, матушка, здоровья, благополучия, — маменька, как положено хорошей невестке, низко поклонилась свекрови и расцеловала её щеки.
— Здравствия и вам! — бабуля нежно обняла её. — Как дорога? Медея! — воскликнула старушка. — Внученька!
И, забыв о чинности и старости, бросилась к Медее.
Повозку обступили. Словно и не человек выходил из неё, а стеклянная корова невиданной ценности. Такое внимание смутило Медею. Ей хотелось просто подхватить юбки и выпорхнуть на землю, как раньше. Но нет! Все тянули руки, охали и давали советы. Хорошо, что не додумались подстелить на землю перину. Ну, на всякий случай.
— Золотко моё, — причитала бабуля. — Как же так? Что удумали? Ведь на сносях!
— Бабуль, все хорошо, — Медея нежно расцеловалась с бабушкой. — Ехали осторожно, медленно. Да тут и пути-то всего десять часов.
— Возок на новых рессорах, — гордо пояснил отец. — Зятя подарок. Не едешь, а словно покачиваешься на волнах.
— Все равно риск! — отмахнулась старушка. — Раньше нужно было ехать. Как только узнала, что в ожидании. — Бабуля крепко прижала к себе любимую внучку. — Тут у меня хорошо, самое верное место для бремени. Маменька твоя так и поступала. Все тягости в этом доме провела, и вот посмотри, — бабуля наконец обратила внимание на остальных внуков, вышедших из второй повозки. — Все как один здоровые и красивые. — Она принялась нежно расцеловывать рыжеволосый выводок.
— А на кого бы я мужа оставила? — поправляя широкое, без талии, платье, спросила Меди. — На подруг? — И вспомнив, с какой жадностью таращились на красавца девушки её круга, поморщилась.
— Пусть бы тоже приезжал. А то видела его только раз на вашей свадьбе. Так и не знаю, что он за человек. Нехорошо, — покачала головой бабушка и повела всех к порогу.
— У него дела торговые, — оправдывала супруга Медея.
— У твоего отца тоже были дела.
— Так он с местными торговал, а Вейд к самым горам уезжает.
— Ох, святые небеса! — охнула бабка и осенила себя обережным знаком. — Вот ещё глупости — торговаться на границе.
— Ему видней, — мягко осадил отец. — Торговец он хороший, все дела удачные. А что по-новому работает, так и времена другие.
— Времена всегда одни: семья! — упрямилась бабка. — Что, у нас не с кем дела вести?
Продолжая недовольно бурчать, она проводила всех в дом. В высоком добротном особняке для каждого члена семьи уже были приготовлены комнаты, а в столовой ждал накрытый стол. Слуги принялись разгружать повозки. Дом наполнился суетой и гомоном.
Разместились на удивление быстро. Вышколенная строгой бабкой прислуга работала слаженно, словно муравьиная братия. Бабуля не первый десяток лет железной рукой распоряжалась поместьем. Отец не вмешивался, только выдавал деньги на необходимые расходы и управлял всем вокруг: землями, рудниками и мастерскими.
***
— Медея, ты идёшь? — в комнату заглянула сестра. Следом за ней забежали младшие.
— Да, только с причёской закончу.
Меди сидела перед большим туалетным столиком и, довольная, любовалась своим отражением. Беременность шла ей. Красота совсем не потускнела, лишь немного изменилась, сделалась более женственной, богатой.
Личная служка укладывала её волосы в модный пучок. Прядки на висках были ещё влажными от воды и липли к щекам — после приезда Медея успела быстренько омыться и переодеться в свежее платье.
— Ты откроешь его сейчас? — спросила сестрёнка и показала на шкатулку, лежавшую перед зеркалом.
— Так вот за чем ты пришла! — засмеялась Медея. — Узнать, что мне подарили, а не позвать ужинать.
— И то, и другое, — младшая оттолкнула служку и обняла сестру за плечи. — Откроешь?
— Хитрая сестричка, — Медея покачала головой. — Словно сестричка-лисичка.
— Ну пожалуйста! — взмолилась девочка. — Уже сил нет терпеть. Как ты так можешь? Ведь условие выполнено — мы в деревне.
Перед отъездом муж вручил Медее шкатулку как извинение за вынужденное расставание. Подарок был с условием.
«Это сюрприз, — сказал Вейд. — Откроешь, только когда прибудешь в имение. Сможешь дотерпеть?»
Проверял на выдержку? Её? Избалованную Медею Фалин? Ту, что привыкла получать желаемое по щелчку пальцев? Это был вызов! И Медея справилась.
— Ну не знаю… — Медея пальчиком покрутила резной ящик, дразня сестёр и братьев, окруживших её. — Вообще я хотела открыть его перед сном. Когда останусь одна.
— Ну Меди, — недовольно заканючили младшие. — Не томи.
— А вдруг там самоцветы? — сестра взяла в руки шкатулку и тряхнула. Там что-то глухо брякнуло. — Те, что мы смотрели в Зелёной лавке. Которые батюшка отказался нам купить.
— Нет. Отец же сказал, что они с изъяном. Вейд не стал бы покупать для меня порченный товар, пусть и хороший с виду.
— Тогда, может, там сладости? Что-то новое из еды? Он ведь ездил так далеко. Может, у Темной гряды едят нечто особенное?
— Не выдумывай, — Медея забрала из рук сестрицы шкатулку. Ей показалось, что та не выдержит и как бы невзначай откроет подарок. — Еду дарят ухажёры, а мужья подносят вещи посерьёзней.
От догадок младшей Меди в волнении посмотрела на шкатулку. Вздохнула и, не выдержав, сломала сургучную печать на задвижке.
— Ура! — закричали дети. — Открывай скорее!
Крышка была незамедлительно поднята. И из деревянной шкатулки неприятно пахнуло затхлостью, будто воздух зачерпнули в склепе. Медею затошнило, она хотела отбросить подарок, но мысли о муже заставили сдержаться. Он ведь старался, вёз.
— Фу, — скривились все.
— Точно еда! И, видно, уже протухла от жары, — сестрёнка помахала перед носом рукой.
— Посмотрим.
Внутри лежал мешочек из грубой черной кожи. Похожие кошели носили простые крестьяне. Медея дёрнула за завязки и достала следующую загадку. Пергаментный шар, залитый воском. Так делали, когда не хотели, чтобы вещь промокла или просыпалась. Например, подобным образом паковали ценные приправы.
— Еда, я говорю, что это еда, — сестра в нетерпении притопывала ногами.
— А я говорю, что нет! — Медея повела плечами, стряхивая навалившихся со спины. — Может, мелкие камни? Бриллианты?
Чтобы случайно не рассыпать подарок, она разворачивала пергамент над столиком.
— Действительно камень, — разочарованно протянула младшая. — Только булыжник.
Она нагло выхватила у Медеи черный с неровными гранями камешек размером с крупную сливу. Он оказался гладким, словно отполированным, и на свету отливал синевой.
— Дай мне! — сестры и братья с интересом выхватывали друг у друга загадочный предмет. — И мне!
— Может, какая-то драгоценная порода? — пожала плечами Медея и знаком приказала служанке закончить причёску.
Её все ещё подташнивало, есть перехотелось, и настроение испортилось. Что за глупую шутку решил сыграть с ней Вейд?
— Нужно у вашего папеньки спросить, — посоветовала служка. — Он наверняка во всех каменьях разбирается.
— Точно! Спрошу отца, — улыбнулась Медея.
Может, она, глупая, не смогла оценить дорогое подношение? А на самом деле ей подарили невиданную ценность?
— Смотрите, тут есть отверстия, — разглядел младший. — Может, это свистуля?
И, приложив к губам камешек, он дунул в маленькую дырочку.
Из камня чуть заметной невесомой дымкой заструилась красная пыль. Дети её не заметили, а Медея, сидевшая напротив окна, рассмотрела.
— Ты видишь? — спросила прислужницу.
— Вроде пыль, — в растерянности предположила девушка.
— Может, правда приправа какая?
Но в комнате только сильнее запахло склепом. Желудок Медеи скрутил новый приступ тошноты. В груди почему-то разлилось нехорошее предчувствие. Ребёнок в животе почувствовал волнение матери и стал сильно толкаться.
— Дайте сюда, — вскочила Медея и резко выхватила свой подарок. — Идёте покажем папеньке, — и быстро вышла из комнаты, ставшей для неё невыносимо душной.
В коридорах воздух был свежее, пах мятой и сиренью. Глаз радовали свежие букеты, расставленные на всех столиках и тумбах. Медея жадно вдохнула. Паника и тошнота отступили, и она заторопилась к столу. Старшие уже чинно расселись. Во главе, как и положено, бабка — хозяйка дома и старшая в роду.
— Ох, девонька, — она сразу заметила состояние внучки, — ты что так бледна?
— Нечего страшного, — Меди не собиралась волновать семью. — Устала…
Вокруг засуетились слуги, отодвигая стулья, усаживая её и младших.
— …Я мужнин подарок открыла, — недовольно призналась Медея и протянула отцу гранёный камешек. — Только что это, не пойму.
— Чудно, — отец в недоумении повертел его в руках. Передал матушке. — Удивил зятёк. Такого я не видел раньше.
— Может, насмешка? — Зять не был любимцем матушки. Она считала его слишком красивым, а мужская красота для жены — горе. К тому же очень хитёр. Во всех его поступках она всегда усматривала подвох. — Есть записка к этому? Или, может, что говорил перед отъездом? Намекал?
— Нет, — качнула головой Меди.
— Дайте мне, — бабка забрала диковинку. — Камень. Не годный ни на бусы, ни на серьги. — Она брезгливо бросила его на стол. — Сам даритель пусть объяснится по возвращении. — Отмахнулась от непонятного подарка, как от назойливой мухи. — Сейчас давайте ужинать. — И кивнула слугам.
В комнату потянулась вереница прислужников с подносами. От горячего поднимался пар. Медея глотнула, проверяя, сможет ли есть. Аппетита не было, лёгкая дурнота по-прежнему тянула желудок. Остальные, проголодавшиеся в дороге, жадно набросились на угощение. Завязались разговоры. Члены семьи оживлённо обменивались впечатлениями от поездки и строили планы на завтра.
— Вот рыбку возьми, — уговаривала бабка непривычно тихую внучку. — Свежая, только с озера. А вот молодая картошечка, тепличная, ранняя. Отварили с маслицем и укропом.
— Спасибо, что-то не хочется, — Медея нехотя ковырялась в тарелке. — Наверное, и правда растрясло меня. Можно спать пойду?
— Конечно-конечно, — бабуля, не желая отпускать любимицу, поднялась из-за стола вместе с ней. — Идём, я провожу…
Спальню уже проветрили и оставили окна открытыми. На кровати взбили перину, рядом на столике зажгли ароматную свечку.
— …Укладывайся, — бабуля помогла Медее раздеться и накрыла ее одеялом. — Не жарко?
— Холодно, — Медея сильней укуталась в одеяло. — Что-то знобит меня, бабушка.
— Ох! — всплеснула руками старушка. — Неужели простыла? По такой теплыни? — и заботливо приложила морщинистую руку ко лбу внучки. — И правда горячая. Вот беда. Ничего. Сейчас трав тебе заварю, и утром будешь как новенькая.
Бабушка была из рода травниц. В её семье девочек с самого детства учили делать лечебные сборы. Она и Медею с сестрёнками обучила знанию растений. Когда те гостили в поместье, бабка заставляла их ходить за травами в лес и на луг.
— Гашка! — окрикнула бабуля прислужницу. — Иди посиди с хозяйкой, пока я в кухню спущусь. Ничего, — наклонилась и поцеловала лоб внучки, — сейчас ромашки и липы заварим, добавим горицвет. Выпьешь чаёк, и сразу полегчает.
Бабушка ушла, а рядом на низкий стульчик присела служанка. Что-то стала рассказывать. Но Медея, словно потеряв поддержку родного человека, стала резко погружаться в болезненное состояние. Тело будто обложили льдом. Зубы застучали от холода. И потянуло куда-то вниз, на дно черной пучины, из которой, кажется, не будет возвращения.
— Господинка! Хозяюшка, — откуда-то издалека закричала Гашка. — Го-ре-е!
***
Просыпалась с трудом. Почему так тяжело поднимать веки? Хотела просто открыть глаза, а они будто склеены. И пересохло во рту. Медея попыталась облизать губы и с ужасом поняла, что они глубоко потрескались и покрылись коростой.
— Ма? — прошептала и закашляла.
Грудь пронзила боль, которая отдалась в животе. Почему эта боль ей знакома? Будто всю жизнь кашляла. А это не так, Меди была здоровой девушкой и очень редко болела. Разве что осенью могла подцепить насморк.
— Ба? — прошептала и все-таки смогла открыть глаза.
Сначала перед ней повисла белая пелена. Меди с трудом подняла руку — хотела протереть глаза. С пальца что-то соскользнуло и упало на грудь. Меди с трудом нащупала железный кружок. Обручальное кольцо? Как так? Оно делалось на заказ и сидело на пальце крепко.
Медея медленно, словно двигалась в воде, подняла вторую руку и попыталась надеть колечко обратно на палец. Оно снова соскользнуло. Тогда она протёрла глаза и, с трудом фокусируя зрение, посмотрела на свои руки. Какие они тонкие, словно не настоящие, и кожа просвечивает — видны все венки и, кажется, даже косточки. Разве так выглядели её руки? А что это за пятна на них?
Медея, не совсем придя в себя, не понимая, где находится, сосредоточилась на разглядывании своих рук. Кожу покрывали болячки. Много, но уже засохшие. Она ковырнула одну и заметила какие длинные у нее ногти. Будто она не стригла их недели две, а то и больше. Круглая коричневая корка отпала, под ней белел свежий круглый шрам.
«Вот ужас, — вяло думала Медея. — Неужели под каждой коричневой бляшкой шрам? — И стала сковыривать их. Кожа, словно мухомор, покрылась белыми пятнами. — Как можно жить с таким уродливыми руками? — от ужаса Медея начала думать быстрее. — Придётся теперь постоянно носить перчатки. А как это воспримет муж?»
— Мам! — ей казалось, что крик получился громким, но вышло лишь жалобное блеянье. — Гашка!
И закашлялась. Низ живота пронзила острая боль. «Куда все подевались?» Медея хотела повернуться на бок, но ноги затекли и были словно деревянные.
— Что же это?
Очень хотелось пить.
Меди повернула голову. Наконец, зрение стало чётким, и она смогла рассмотреть комнату, в которой находилась. Это её спальня в доме бабушки. Она в деревне? Память постепенно возвращалась. Конечно! Они всей семьёй переехали сюда на лето. Ради неё. Родители хотели быть рядом, когда придёт время рожать.
«Как же хочется пить!»
На столике рядом с кроватью нашёлся кувшин с чем-то мутным и стакан, наполовину наполненный жидкостью.
— Гаша! — снова позвала Меди и, не дождавшись служанку, потянулась к стакану.
Рука тряслась, и жидкость немного расплескалась. Ничего, она сильная, справится. Но сумела донести до рта только половину. Жадно выпила. Только допив, ощутила вкус. Мерзкий, прокисший. Как протухший квас или травяной чай. Что это они оставили возле неё всякую гадость? Ведь может отравиться, и ребёнок...
— Мой ребёнок…
Медея с трудом глотнула горькую слюну. Поняла, что с самого пробуждения не чувствовала движение плода. А малыш ведь всегда просыпался с мамочкой.
Она вообще не чувствовала живота. Только боль, когда кашляла. Медея медленно со страхом положила руку на живот. Он был плоский, как до беременности. Она родила? Когда? Что происходит?!
Оттолкнувшись от кровати руками и одеревенелыми пятками, поползла повыше на подушку, чтобы можно было оглядеть себя всю.
Открывшаяся картина заставила сипло закричать.
Надетая перед сном белая вышитая сорочка задрана до талии. Весь низ, ноги и кровать заляпаны уже засохшей кровью. Между ног, ближе к нижнему краю кровати, лежало то, что совсем недавно было внутри неё.
Ребёночек. С пуповиной и последом. Он не шевелился, не дышал.
Мёртвый.
Медея снова закричала. Преодолевая онемение и боль, поползла к своему дитю. Мальчик уже окоченел. Твёрдый и тёмный. Совсем не то, что ждёшь, поглаживая живот.
— Мама! — принялась звать плачущая Медея. — Бабушка!.. Папа!
Она обняла маленькое тельце и прижала к себе. «Зачем ты родился так рано? Почему не дождался срока?»
А потом взгляд наткнулся на тело. Совсем рядом с её кроватью, на полу. Тёмный раздувшийся от жары труп. Он не первый день лежал тут.
— Гаша, — опознала прислужницу. — Как же так?
К боли от потери ребёнка примешалась жалость к девушке, служившей у них с самого детства.
В окна, открытые настежь, подуло горячим ветром, и Медея вдруг поняла, что в комнате воняло мертвечиной.
— Где же все? Что происходит?
***
На пригорке за огородами проходила незримая граница посёлка. Тут в тени молодых деревьев расположился небольшой отряд. Они подъехали около часа назад и, наблюдая за притихшим селом с безопасного расстояния, решили перекусить.
— Может, сейчас спалим? — спросил крупный мужик с бородой, помешивая бурлившую в котелке похлёбку.
— Нужно подождать, — покачал головой худой старик.
Он был одет по-городскому, но скромно. Тёмная одежда выдавала в нем доктора.
— Чего? Пока зараза по всему побережью разнесётся?
— Две недели от начала мора. Таков закон. Если за это время не появятся выжившие, поселение надлежит уничтожить, а пока нужно наблюдать.
Бородатый недовольно сплюнул.
— Кто их соблюдает — эти законы? Все знают, что как только пошёл мор, нужно палить все, пока дальше не пошло.
— Смотрите! — закричал с пригорка молодой наблюдатель. — Там кто-то движется!
— Вот напасть, — недовольно скривился бородатый дядька. — Неужели проклятая?
— Точно заразу теперь разнесёт, — подскочил с земли другой мужичок — с деревянной рогатиной в руках.
— Не дадим, — уверенно заявил щуплый человек в рваной рубашке и подхватил свою рогатину.
— А ну, мужики, берите факелы! — скомандовал бородатый. — Хватит слушать приезжих. Наше поселение совсем рядом. Если зараза выйдет, то полетит прямиком к нашим домам.
Толпа, похватав такие же деревянные рогатины и горящие палки из костра, ринулась вниз, к первым дворам.
— Пали все! — крикнул бородач и кинул горящую палку в окно дома. Стекло разбилось и изнутри сразу потянуло дымом.
В другие дома тоже полетели факелы. Улицу заволокло дымом.
— Где вы видели движение? — худенький доктор схватил за руку наблюдателя.
— Там, — указал парень в клубы дыма. — Где-то в десяти домах отсюда.
— Пусть только подойдет, — погрозил в ту сторону бородач. — Заколю, как медведя.
— Если она выжила, значит, не заразна, — принялся возбужденно доказывать врачеватель. — Вы не имеете права трогать ее. Нужно отвезти несчастную в обитель. Таков закон.
— Тебе надо — ты и вези.
— Повезу! Конечно повезу! — пообещал врач, хотя в его обязанности это не входило.
Для таких дел имелись специальные люди, которые знали дорогу к обиталищам проклятых и получали неплохое жалование за их перевозку. Только где их искать в этой глуши? Пока он будет узнавать, эту несчастную сожгут вместе с посёлком. А вдруг это кто-то из семьи Фалин?
Доктор был их семейным врачевателем, лично принял всех детей, лечил их и был почти членом семьи. Только вчера до него донесли весть, что семейное гнездо накрыло Красным мором. Вот беда! От болезни нет лекарства. Но могли быть выжившие. Девочки. Всегда выживали только девочки.
Он сразу выехал к месту эпидемии и наткнулся на сторожей. Они охраняли дорогу от желающих сбежать и разнести заразу. Зря. Болезнь поражала человека стремительно. Уже через несколько часов после ее начала больной не мог сделать и шагу. Только поборовшие заразу девочки выходили из таких мест.
В дыму показалась хрупкая фигурка.
— Проклятая, — зашептали мужики и стали осенять себя обережными знаками.
— Медея, — врач в ужасе приложил ладонь ко рту.
Старшую девочку из рода Фалин он узнал с трудом. Бедняжка. Растрёпанные свалявшиеся волосы, лицо изуродовано струпьями. От былой красоты не осталось и следа. Грязная, в одной окровавленной сорочке и со свёртком в руках. Что там у неё? Неужели дитя?
— А ну стой! — рявкнул бородатый.
Пошатываясь, девушка продолжила идти им навстречу.
— Стой говорю, а не то наколю на рогатину! — мужик потряс в воздухе палкой.
Медея шла, словно не слыша угроз, и что-то напевала, баюкая свой свёрток.
— Да она чокнулась… — решил щуплый мужик
— Или оглохла, — предположил молодой наблюдатель.
— Сейчас проверим.
И бородатый, пригнувшись, пошёл навстречу, словно собирался сразиться с опасным зверем. Подойдя совсем близко, рогатиной подбил Медею под коленки. Она упала и выронила свёрток.
— Помогите, — словно прийдя в себя, прошептала Медея и поглядела на дядьку.
— Чем? — бородач приставил развилку рогатины к ее шее и прижал к земле, как змею.
— Там все мёртвые, — придушенно просипела Медея.
— Знаю.
— Помогите.
— А тут дите. Только мёртвое, — тощий ковырнул свёрток, и все увидели личико младенца.
— Кинь его в огонь. Пусть зараза сгорит, — велел бородатый.
Мужик послушался и, подцепив кулёк на рогатину, бросил в охваченное огнём окно.
— Нет! — Медея уцепилась в рогатину и попыталась вырваться. — Нет! Мой сын! — забила в истерике ногами.
— Медея, девочка, — врачеватель попытался оттолкнуть бородача, но был слишком щуплым для этого. — Ребёнок умер. Так будет правильно. Все тела принято сжигать.
— Помогите! — с мольбой посмотрела на него девушка. Кажется, узнала лекаря. — Помогите…