Волны ненависти
Жетэль всю трясло от напряжения. Это совсем не было привычной прогулкой по родным болотам. Она пришла в городок эльфов; туда, где таких, как она, полукровок, люто ненавидят. Если её маскировку раскроют — последует жестокая расправа.
Идти же было просто больше некуда; её мать Лиара, чистокровная эльфийка, тяжело заболела. Она осталась в хижине на болотах, пылая от жара и впадая в беспамятство. Если не раздобыть целебное зелье от болотной лихорадки, то единственный родной человек не сегодня завтра умрёт. Поэтому Жетэль собрала в памяти все истории матери о манерах и правилах цивилизованных эльфов и решила нарядиться одним из них.
Орочья половина существа Жетэли придавала её коже зеленоватый оттенок. Пришлось намазаться смесью белой глины и перепелиного жира. Чуть более коренастая, чем средний эльфиец, Жетэль могла сойти за воина-мужчину. Здесь был к месту и глубокий тембр её голоса. Вот только была проблема с одеждой; на болотах не разжиться ни платьем горожанина, ни воинским облачением. Пошла в чём была — в штопанных-перештопанных бедняцких штанах, рубахе и самодельных сандалиях. Хоть для какого-то сходства с приличными эльфами она обвязала голову зелёной лентой: «Прости, мама, что порезала твоё старое платье на лоскуты». Собрала волосы в хвост, обнажив остроконечные уши. На шею повесила самое дорогое — родовой кулон Лиары — сверкающий рубин, вплетённый в серебряную вязь. На плечо повесила суму со шкурками зайцев на обмен и небольшим запасом съестного. На другое плечо водрузила колчан и лук.
В таком виде она двигалась через многолюдную рыночную площадь. Ей казалось, что эльфы посматривают на неё с особой пристальностью, видят её насквозь. От волнения стучало в ушах. Жетэль, чтобы хоть как-то успокоиться, стала считать горожан в одежде одного цвета. Это было довольно просто; хоть площадь и кишела торговцами и покупателями, оттенков одежды было много разных — красных нарядов насчитала только пять. Минуты пролетели, и она оказалась возле лавки лекаря. Вывеска, по крайней мере, совпадала с той, что когда-то упоминала мать; паук с крестом на брюшке, нависал над чашей. Жетэль сделала полный вдох, толкнула створки дверей и шагнула внутрь.
Колокольчик на входе звонко огласил о новом покупателе. Откуда-то из-под прилавка поднялась заспанная молоденькая эльфийка, даже подросток:
— Доброго времени, сударь!
— И тебе доброго времени, сударыня, — ответила Жетэль, немного радуясь в душе, что маскировка работает.
— Чего изволите? Мази для натруженных рук? Элексиры от порезов и синяков? Снадобья от сонливости, для крепкого сна?
Пока Жетэль собиралась с мыслями, девушка поднесла ей чашу воды; хоть и молодая, но уже по виду избитых сандалий догадалась, что путник прошёл немало и наверняка испытывает жажду.
Со второго этажа громко спустился грузный эльф-брюнет. Оказывается, и такие бывают. Он приказал девушке:
— Альта, расставь-ка товар на складе, а я займусь покупателем.
Эльф просверлил своим брезгливым взглядом Жетэль с головы до пят; явно оценивал, сколько с такого бродяги можно стрясти. Взор лавочника уже было начал погружаться в глубокую тоску, как тут он заметил кулон на шее гостя, оживился:
— Так-так, вы уже что-то присмотрели? Вот из нового: есть мазь для меткости и порошок для весёлости.
— Мне нужно зелье для исцеления от болотной лихорадки.
— Хм. Давненько такого не спрашивали. Говорящее само за себя, название лихорадки. Её нигде больше и не подцепить, кроме как на Гнилых Болотах. Чего вы там шатаетесь? Случаем, не от военной повинности уклоняетесь? — торговец испытующе уставился на Жетэль.
— Охотники мы. Вот и оплата будет шкурками, — Жетэль положила заячий мех на прилавок.
— Тю. Принимаем только королевские монеты. К тому же этих шкурок не хватит за весь бутылёк.
— Можно тогда половину? Или полный в долг, а я потом принесу меха за остаток цены?
Эльф расхохотался и перешёл на «ты»:
— Деревенщина, это тебе не рыбой торговать у дороги. У нас серьёзная лавка для достойных горожан.
Вдруг двери отворились и в лекарскую вошли два солдата судя по облачению — кавалеристы. Они учтиво стали ожидать своей очереди.
— Я могу пойти тебе навстречу и в виде исключения взять в оплату твой кулон, если он, конечно — не ворованный, — лавочник явно обнаглел в присутствии служак.
— Это очень дорогая вещь! — Жетэль инстинктивно приложила руку к груди и сжала кулон в кулаке. — В твоей лавке ничего такого нет, что стоило хотя бы половину кулона, — отчаянно добавила она.
— Фи, на вид не больше 40 серебряных, — лавочник обернулся к полкам и стал, не глядя, ставить на прилавок товары. — Вот «Корень мужской силы» — ровно один кулон, «Голова Гидры в рассоле» — полтора кулона, «Эликсир временной мудрости» — три кулона. У нас самые честные цены! Вот, кстати, в набор к болотному зелью, хороший товар на полкулона — «Ведро устриц неуязвимости», — он жахнул ведром о прилавок так, что вода плеснула прямо на Жетэль.
Вода обнажила зеленоватую ладонь, державшую кулон.
— А-а-а! — заорал лавочник. — Зелёная кожа! Это орочье отродье! Тварь! Тварь! Тварь! — лицо торговца задёргалось от одновременного приступа ярости, отвращения и радости. Оказался таким проницательным, обнаружил преступника; не иначе теперь представят к ордену.
Жетэль рванулась на выход, но два кавалериста преградили путь. Один пнул её в живот, другой саданул кулаком по лицу. Она ответно ударила в челюсть; раздался хруст; выбила себе костяшку. Сзади подскочил лавочник и обрушил на голову дубовый табурет. Сознание помутилось.
***
Жетэль стала приходить в себя от боли в руках и коленях. Её привязали за локти к лошадям, лицом вниз, и тащили по земле. Ноги скреблись по мостовой. Она встала, чтобы идти самой. Боль в содранных коленях вырвала из груди крик.
— О, тварь очнулась, — пробурчал один всадник.
— М-м-м, — промычал другой, с кровоподтёком на щеке.
Жетэль не могла их видеть; глаза заплыли от ударов, а веки залепила кровь из рассечённых бровей. Эльфы явно не сдерживали себя, пока она была в отключке.
Торговля на площади прекратилась; горожане быстро отодвигали прилавки и возводили позорный столб в центре. Толпа уже предвкушала расправу; одни отпускали мрачные шутейки, другие не скрывали своего изумления.
— Разве отродья не умирают от уродств ещё в детстве?
— Да какая разница? Они всё равно не могут размножаться. Смотри, у неё почти нет груди.
Жетэль поняла, что одежду на ней тоже разорвали. Голова гудела, и было совершенно безразлично в каком виде она предстала перед кровожадной толпой. Спасибо, что хоть не содрали сандалии.
— Тьфу, мразь!
— А такая крепкая, как мужик.
— Ничего. Щас ей крепко достанется. Интересно, что ей выпадет, и кто будет крутить «Колесо Фортуны».
Из многоголосия выделился один, уже знакомый, голос:
— Господа, так мне полагается вознаграждение или как? — лавочник семенил подле кавалеристов.
— Считай наградой то, что мы оказались рядом и вместе выполнили долг перед королём.
— Ну хоть компенсацию за расплёсканных устриц и сломанный табурет? — лавочник выдавил из себя наиболее слёзную интонацию.
— Ладно, лови.
— Благодарствую, великодушные судари! Да пребудет с вами удача и милость богов, — лавочник возбуждённо засопел и уже тише добавил. — На него-то я смогу сделать целую новую пристройку к лавке. Отродье понятия не имеет о его цене, — внезапно осознал, что кавалеристы его тоже слышат и громко продекларировал. — А вам, добрые судари, скидка в 7% на все скоропортящиеся зелья до самого конца месяца! Да что там — до середины следующего тоже! В 8%!
Кавалеристы слезли с лошадей и потащили Жетэль к столбу на подмостки. По толпе прокатилась волна улюлюканья и злобных выкриков; теперь почти всем было видно полукровку и то как отвратительно, по их мнению, в ней уживается два начала — эльфийцев и орков. Несколько особо инициативных горожан подошло к ней поближе, окатили водой из вёдер. Остатки белой глины исчезли, и всем предстало светло-зелёное тело. Смыло также и кровь с лица. Жетэль теперь смогла разомкнуть веки.
Это был летний солнечный день; по глубокому синему небу величественно ползли пышные облака. Толпа зевак всё росла. Кавалерист метнул в них комком рубахи полукровки. Многие попытались его поймать, но повезло только какому-то долговязому мальчишке. Со всеобщего одобрения мальчишка подбежал к другому столбу, на этот раз с диском на нём. На диске в центре был нанесён череп, а на секторах — надписи: «Железная плеть», «Деревянный кол», «Кипящее масло», «Отпустить без ног», «Отпустить без рук», «Кишки на волю». Жетэль мутило от предлагаемых вариантов; не смогла удержаться, вырвало прямо себе под ноги.
Кавалерист поморщился, а затем громко объявил:
— Как видите, почтенные эльфы, у нас по отношению к тварям всё справедливо — половина вариантов о свободе.
Толпа засмеялась.
— Крути, юный глас Фортуны!
Мальчишка крутанул диск изо всех сил. От вращения все сектора слились в серую муть. Все замерли в ожидании. Сердце Жетэль стучало всё громче и громче. С каждым ударом ей казалось, что толпа начинает их тоже слышать; одни оглядывались, другие вздрагивали, в ведре у подмостков на воде начала появляться ритмичная рябь. Внезапно откуда-то из-за спины, со стороны пролива, донёсся низкий трубный гул.
Кавалерист насторожился и пригляделся вдаль, а затем заорал:
— О-о-орки!
Небо над головой рассёк коптящий и рокочущий комковатый снаряд. Толпа завопила и бросилась врассыпную. Ком грохнулся на дальнюю часть городка; веером разлетелись его горящие куски. Орки каким-то образом перевезли через пролив осадные машины, и теперь вели огневую артподготовку. Со стороны моря на небе появилась новая полоска коптящего снаряда.
— Всем, кто может держать оружие, на защиту города! — прокричал кавалерист.
Расталкивая горожан, он добежал до лошади, вскочил и поскакал вслед за товарищем. Они удалялись в сторону форта у пролива. Туда же направилась ещё пара десятков пеших эльфов.
Новый снаряд ударил прямо по площади; зашиб несколько горожан. Ошмётки заряда разбрызгали своё пламя на лавки вокруг. Толпа стала разбегаться с удвоенным проворством. Следом грохнулся ещё один ком пламени и дыма, уже гораздо ближе к Жетэль. Несколько пылающих кусков снаряда пролетело мимо позорного столба.
«Суки! Крепко привязали, — возмутилась Жетэль, извиваясь. — Что же мне теперь — от орочьего огня погибать? Такого варианта на „Колесе Фортуны“ не было, долбанный мальчик-эльф».
Жетэль попыталась извернуться и хотя бы посмотреть, что там за спиной происходит, но столб загораживал часть города у пролива.
«Ну и ладно, буду смотреть представление спиной».
Полёты снарядов прекратились. Наступило некоторое затишье.
«И это всё?»
Вдруг что-то просвистело возле уха, ударилось о металл ведра и зашипело в воде. Жетэль пригляделась — стрела. Следом, в десятке метров от столба, вонзилась новая горящая. Затем стрелы зачастили по всей площади. Стало вонять палёным товаром, который побросали в изобилии. Несколько стрел воткнулось в столб.
«Теперь я как бы не против, что столб меня защищает, — озлобленно отметила Жетэль. — Главное — чтобы он не загорелся пока я тут».
За спиной послышался топот копыт. В поле зрения появилась лошадь с мёртвым кавалеристом верхом. Кобыла оглянулась на полукровку, но потом чего-то испугалась и понеслась дальше, вглубь города.
— Ты куда, животинка? Я не такая страшная, — Жетэль задумалась и представила, как она сейчас выглядит со стороны: голая и зелёная, в синяках, с окровавленными коленями, опухшими глазами, растрёпанными волосами, привязанная к столбу. — Хотя нет, беги лошадка, беги — у меня и получше дни бывали.
Вслед за лошадью бежали поверженные защитники городка; кричали, стонали, кто-то хромал.
«У благородных горожан что-то пошло не так».
Теперь приближался гул и топот множества ног. Бряцание щитков и незнакомая рыкающая басистая речь становилась всё отчётливей.
— Вот и подходит мой конец, — обречённо произнесла Жетэль.
Обдало волной тёплого воздуха; это разгорячённые боем воины проносились мимо неё. Ярко-зелёные плечистые пехотинцы были разрисованы боевыми узорами. Их прибывало всё больше и больше.
— У горожан не было ни единого шанса, — неожиданно громко сказала Жетэль и потупилась.
Один из пехотинцев развернулся в её сторону, замахнулся топором. Уяснив, что перед ним не эльф, спокойно подошёл и обрубил верёвки. Свирепое лицо орка не повело ни единым мускулом. Воин лишь сорвал со своего плеча короткий лиловый плащ и швырнул полукровке.
— Аркакара кара-кан! — гаркнул клыкастой пастью, развернулся и ринулся за своими.
— И тебе того же, чего ты там наговорил, — прошептала пересохшими губами Жетэль.
Она обвязала плащ вокруг талии, прикрыв наготу. Подошла к ведру, с потухшей в нём стрелой, подняла и жадно утолила жажду. Немного приходя в себя от шока, огляделась; орки зачищали окрестность, рубили топорами всех, кто не успел удрать. Чувство сопереживания совсем атрофировалось; Жетэль смотрела на бойню как на что-то обычное.
«Грабить и насиловать они будут, видимо, уже после, — резюмировала она, — меня-то ещё могут принять за, истощённую долгим пленом, орчиху, главное — ушами не светить, а вот у местных такого шанса не будет; им полный кара-кан».
Прикинула, что мода переменилась; стала подыскивать что такого бы стащить не очень эльфийского. Пошарахалась среди трупов и без затей нарвала тряпок, чтобы обвязать колени, голову и грудь.
— Нормальная у меня грудь! Ничего вы не понимаете, — злобно парировала куда-то в воздух она, и поплелась к лавке лекаря.
Пока она хромала на обе ноги, более бодрые участники набега уже дважды успели пересечь весь город. Жетэль же медленно, но упорно двигалась к цели. За сотню метров стало понятно, что лавке крепко досталось; стёкла были выбиты, с магазинчика рядом огонь уже перебирался на крышу лекарской. Она ускорилась — нельзя же вот так просто взять и всё потерять. Вблизи было видно, что из дверного проёма вытекала мешанина когда-то ценного и пригодного варева.
«Гады зелёные, вам что, самим лекарства не нужны? Зачем товар портить?» — Жетэль перешла бы на бег, но на негнущихся ногах так можно было и шею свернуть.
Она ворвалась в лавку. На полу лицом вниз лежал мёртвый лекарь; в его спине торчало копьё. Рядом, на коленях сидела и рыдала юная Альта. На полках всё было разбито.
— Тс-с-с! Тихо, — сказала Жетэль. — Не плачь, не то прибегут орки и мало ли чего с тобой сделают.
Она подошла к Альте, отняла руки от заплаканного лица, потянула к себе, чтобы поднять её с пола, и сразу стало понятно, что орки уже здесь побывали. Во всех смыслах. На измождённую Жетэль вдруг нахлынула такая волна ненависти, что она вырвала из спины лекаря копьё и заорала во всё горло:
— Вам всем кара-кан, и ушастым, и зелёным!
В дебри науки
Выходить решили ночью; так больше шансов избежать внимания любой из противоборствующих сторон. Жетэль и Альта обвязали друг другу руки ложным узлом, чтобы при любом варианте встречи можно было сказать, что одна взяла другую в плен; ещё нужно было не забыть, в чьих руках должно оказаться копьё.
Переждали закат они в соседней лавке, ведь лекарская уже догорала. Перед уходом из неё Жетэль перевернула лавочника на спину — так посоветовала Альта. Даже окоченевший, он что-то сжимал в кулаках. Это были кулон Лиары и ключ от склада.
На складе они перебинтовались, обзавелись котомками со съестным, эликсирами и мазями; Альта неплохо в них разбиралась. К великой печали Жетэль среди уцелевшего не было зелья для матери.
Альта предложила пойти в лесистые холмы к магу-отшельнику Марвину; он сможет помочь.
— Марвин — кажется, так звали учителя в гимназии, куда когда-то ходила моя мама, — заметила Жетэль.
— Верно, он преподавал, но после того как из города были изгнаны несколько молодых женщин, ушёл в Северные Дебри. Так говорят. Я тогда ещё не родилась.
— За что их изгнали?
— После одного из орочьих набегов они принесли отродье, — она взглянула на Жетэль и поправилась, — полукровок. Эльфиек, которые сами решали бросить детёнышей, эм, младенцев в лесу, снова принимали в горожане. Правда, им предписывалось ежедневное посещение Храма Очищения, с подношениями.
***
Разговорами из жизни они и заполняли свой осторожный путь, пока не вошли в тёмный лес Дебрей.
— Темно хоть глаз выколи. Да и звёзд почти не видно; кроны густые, не то что на болотах.
— Я, кажется, что-то такое брала, — сказала Альта и начала рыться в котомке. — Вот, мазь «Летучая мышь». Нужно намазать виски — тогда будут видны контуры предметов. Только её мало, а выветривается быстро.
– Мажь сама, я за тобой буду хромать по старинке, с копьём наготове. Мне по лесам и болотам всё-таки привычнее.
Продвигаться стали быстрее. Ветки хрустели под ногами. Вокруг ухали ночные птицы; попискивали и шелестели мелкие животные. Шли долго. Потом Жетэль заметила, что звуков животных стало неслышно, и остался лишь их собственный хруст.
— Стой, — прошептала Жетэль. — Здесь явно кто-то есть. Покрути головой. Видишь что-нибудь?
Альта осторожно озиралась, широко раскрыв глаза.
— Ничего такого не вижу.
— Ты повыше глянь.
— Ах, — Альта даже присела и перешла на предельно тихий шёпот. — Впереди на ветвях сидит большое кошачье и смотрит прямо на меня.
— Ягуар. Ох и не вовремя он тут появился. Ты что-то брала отпугивающее?
— Не помню. Сейчас посмотрю, — Альта полезла в котомку.
— Ты смотри на ягуара, а ройся не глядя, — толкнула её в плечо Жетэль.
— Так. Это не то. Обезболивающее. Оздоравливающее. Ускоряющее, — Альта гремела склянками довольно шумно. — Ой!
— Нашла?
— Да нет, просто ягуар начал озираться и насторожился.
— Пошарь-ка и ты по сторонам.
— Вижу силуэты справа. Много. Быстро движутся вокруг нас. Ягуар куда-то делся! А эти приближаются.
— Ну всё, конец маскировке, — сказала Жетэль и зажгла факел.
Дюжина пар глаз засветилась в кустах вокруг. Существа смыкали кольцо. В отблесках пламени стали проступать серые шкуры, острые уши, вытянутые зубастые морды.
— Волки! Даже не знаю кто хуже при таком раскладе, — Жетэль выставила вперёд копьё.
Раздалось короткое властное завывание и волки остановились. В мелькающий свет факела вошёл совершенно нагой полукровка-мужчина. Он стоял спокойно, изучал напуганных путниц.
— Здрасте, — пролепетала Альта.
Самец глянул на Альту, но тут же вернулся к разглядыванию Жетэль. Очевидно, что интерес не был гастрономическим, но он буквально пожирал её глазами. Затем быстро приблизился.
— Воу-воу! Стойте, мужчина, там, где стоите! — Жетэль сделала предупредительный выпад копьём.
Мужчина махнул рукой стае; волки отошли во тьму.
— Ты у них вожак? — спросила Жетэль, отставила копьё и продублировала вопрос жестами. Как смогла, продублировала.
Вожак ловко ухватил её за руку и приложил к своей груди:
— Ур, — затем перевёл её руку к её же груди и вопросительно посмотрел в глаза.
— Жетэль, очень приятно.
— Жель, — вожак вроде бы улыбнулся, хотя на зеленоватом лице подвижными были, разве что, глаза и немного брови; остальное выглядело монолитом как у статуи.
— Так тоже можно, — Жетэль аккуратно высвободила руку и начала ею жестикулировать. — Ур, ну раз ты нас не есть пришёл, то, может, проводишь девушек до холма отшельника Марвина?
Ур просто стоял и любовался Жетэлью, её жестами, голосом. Очевидно, что значение слов пролетало мимо его остроконечных ушей.
— Так, теперь помедленнее, — Жетэль терпеливо указала на себя. — Жель, — потом на Альту. — Аль, — затем на вожака. — Ур, — и завершила указанием на север. — Марвин.
Ноль отклика. Жетэль тогда потихоньку двинулась в сторону холма. Ур ухватил её за предплечье и снова посмотрел в глаза. Жетэль же опять аккуратно высвободилась и на этот раз сама взяла его ладонь:
— Ур, Жель, Аль, Марвин. Пошли-пошли. Топ-топ.
Они двинулись сначала медленно, затем живее. Ура вроде бы устроило такое положение дел; шёл спокойно, как будто понимал цель похода. Волков не было видно, но девушки не могли сказать наверняка, что зверей не было где-то рядом.
Небо стало наполняться рассветом. Влажная пелена утреннего тумана рвалась на облачка и, путаясь в ветках, оставалась позади путников. Они поднялись к вершине заросшего лесом холма. Не сразу, но на глаза попалась покосившаяся и замшелая хижина.
Жетэль подошла к двери и собиралась уже постучать, но на её створке внезапно появился большой глаз и рот. Глаз обшарил её и спутников, а рот пробасил:
— Вы кто такие? Я вас не звал!
— Погодите, не гоните нас, Марвин! Я дочь вашей ученицы Лиары. Она смертельно больна. Помогите, пожалуйста.
Рот искривился, а глаз задумчиво уставился куда-то внутрь своих мыслей, но через минуту снова «ожил»:
— Да, помню Лиару, хорошая была ученица, добрая и прилежная. Заходите, только все колющие и режущие предметы оставьте на лавке снаружи; не бойтесь — воровать тут не кому. И вытирайте ноги!
Путники зашли внутрь и обомлели; они не ожидали, что помещение окажется гораздо больше и приличней, чем можно было себе представить снаружи. Понятное дело, что тут не обошлось без магии. По стенам было утыкано окнами и дверями разной формы; окна, правда, были занавешены, и нельзя было сказать, куда они выходят. На полу был выстлан дорогой ковёр с замысловатым узором. В центре стояло глубокое кресло-трон, на вращающейся ножке, окружённое столом-кольцом. Сверху нависала то ли люстра, то ли какой-то прибор неизвестного назначения. Кресло развернулось; взору предстал седовласый эльф в роскошных одеждах.
Совершенно невозмутимое выражение благородного лица немного подёрнулось лёгкой ноткой раздражения. Марвин сделал пас рукой, украшенной перстнями; тут же, поверх вызывающе естественного облика Ура, появилась меховая накидка до пят, с прорезями для рук. Лицо мага вернуло прежнюю невозмутимость, а Ур принялся осматривать, ощупывать и обнюхивать обновку.
— Даже не глядя на кулон, могу сказать, что ты дочь Лиары. Этого от меня не утаить. Другое странно, — маг закрыл веки и как будто бы стал принюхиваться к Вселенной. — Никак не пойму, где сама Лиара. Не могла же укрыться от моего взора; то, что, проходили в гимназии, было далеко от практической магии, и тем более, от контрмагии.
— На Гнилых Болотах в хижине, — Жетэль вышла вперёд.
— Умно. Тот край окутан Туманом Хаоса; не многие могут видеть сквозь него, — маг извлёк из ниши стола хрустальный многогранник. При этом назвал его как «усечённый икосаэдр». — Подойди-ка сюда, дитя, покажи где именно.
После подробных пролётов над картой болот они установили точно, куда посылать помощь.
— Отошлю ворона с зельем, а вам придётся добираться самим; увы, не всесилен.
— О-ох! Чем вас отблагодарить, Марвин?
— Задай три вопроса — отвечать мне будет особенно приятно. Понимаете, уединение — прекрасно, но иногда нужен свежий взгляд на привычные вещи, порой даже невежественный. Вот что не даёт покоя тебе, Жетэль?
— Почему я вообще получилась?
— Спасибо, дитя! Такой хороший вопрос. За мой ответ я бы и поплатился; те и другие твои сородичи сожгли бы, не раздумывая, — Марвин мечтательно отвлёкся, но вскоре спохватился и продолжил. — На этот счёт имею целую Теорию. Задумайтесь. У дуба и волка не может быть потомства; без применения особой магии, конечно. У окуня и чайки — тоже. Напротив, у орков и эльфов — пожалуйста. Почему? Потому что мы — родственные племена! Очень давно у нас были общие предки. Я зову их «эрками». Правда, звучит?
Дальше маг увлёкся повествованием, показывал на икосаэдре отрывки из древней жизни, облик «эрков», хвастался, как непросто было найти ниточки к этим видениям; расписывал, как может измениться наука, магия, да что там — всё общество, если примет Теорию Марвина.
— Получается, что мы с Уром — эрки? — опешила Жетэль.
Ур же просто прислушивался к интонации разговора и временами подозрительно посматривал на икосаэдр; опасался, что мелкие существа, из показанного магом, выползут наружу.
— Это второй вопрос. Не торопи мысль. Нет, правнуки не становятся прадедами. Вы — нечто другое. Вам я ещё не давал имени. Может «Квази-эрки»? «Пост-орк-эльфы»? Ну как?
Марвин посмотрел на аудиторию в надежде найти на лицах восхищение пред величием его фантазии, но обнаружил только оторопь.
— Смысл в том, что вы такие же полноправные обитатели мира, древа жизни, как и все остальные. Я бы сказал — полнокровные.
На этот раз Жетэль озарилась внутренним светом, и маг остался доволен полученным эффектом.
— А дальше что?
— Это три. Вы пойдёте домой и сами решите, как жить. Так было всегда, для всех существ мира. Травинка и слон, макака и гном — сами себе хозяева. А теперь все на выход!
Марвин хлопнул в ладоши, и у него в руках появилась книга.
— Жетэль, передай матери. Справочник по мелкой практической магии и зельям. Её изгнали очень рано, а ей этот курс теперь так необходим.
Зубастые скалы
Лиара пошла на поправку. Знакомство с новыми членами дома тоже прошло хорошо. Стал налаживаться быт. Вот Альта ушла по ягоды, а Ур — на охоту и заодно проведать свою шерстистую семью. Жетэль сидела у кровати матери и держала её за руку.
— Скажи, мама, почему тогда ты решила оставить меня и бросить размеренную жизнь?
— Никогда не любила ходить в Храм Очищения, а так бы пришлось — каждый день, — грустно усмехнулась Лиара.
За окном качалась листва деревьев. Солнечные лучи пробивались в дом; наполняли его теплотой и светом. Лиара пристально посмотрела на Жетэль.
— Понимаешь, когда ты росла во мне, это было уже не между мной и тем чудовищем. Это было между тобой и мной. Ты — наполовину я, и полностью моя, родная, — Лиара крепко сжала руку отважной дочери, — Я не могла представить, как оставлю тебя крошку остывать в лесу или как дикие звери будут кромсать твоё тельце или как…
— Ну, хватит! Уже поняла, что можешь напредставлять ещё кучу ужасов. Скажи уж лучше, думала ли, каково будет мне, когда вырасту, кем стану, куда мне будет податься?
— Была уверена, что у тебя всегда буду я, что у тебя появятся добрые друзья, что будет кто-то, кто сможет разделить с тобой твой путь.
— И кто бы это мог быть? Во всех поселениях меня готовы разорвать, как только слетит маскировка.
Лиара понарошку завыла по-волчьи и лукаво улыбнулась. Жетэль прыснула:
— Ур? Мама, ты серьёзно?
— Не смотри, что он сейчас знает мало слов, это и к лучшему, раз, — Лиара стала загибать пальцы. — Красив и прямоходящ, а ведь его вырастили волки — мог ходить на четвереньках, два. Лидер целой стаи — это три. Умён, раз выбрал тебя, четыре.
— Ну здорово, способность выбрать между волчицей, сосной и женщиной — уже признак ума.
— Между двумя симпатичными девушками! В тёмном лесу. За несколько секунд. И заметь, сохраняет постоянство и предупредительность. Хочет тебя «съесть», но не ест. Да он в тебя втрескался. Тут ты права — в поселениях такого не найти. К тому же вы подходите друг другу. Как по марвиновской теории Ур и ты называетесь?
— Хм-м. Там какие-то непроизносимые слова.
— Может «орфами» назовётесь? Кому какое дело, вообще?
— Орфы с торфов. Годится.
Послышались торопливые шаги снаружи. В хижину ворвался Ур. Стал объяснять жестами и звуками, что далеко, со стороны пролива, доносится мерный стук барабанов. Жетэль схватила лук и охотничью котомку и вдруг остановилась.
— Ничего не слышу.
Встала в дверях и стала всматриваться в зелёную стену леса; деревья закрывали далёкий пролив и что-то увидеть было невозможно. Ур показал на сородича-волка во дворе; тот навострил уши и смотрел вдаль. Жетэль взяла Ура за руку и потянула вперёд.
— Не ходите. Нечего там смотреть, — потухшим голосом сказала Лиара. — На каждый десятый месяц после атак эльфов, орки избавляются от своих полукровок. Целый ритуал устраивают.
— Всю жизнь здесь обитаю и не знаю такого, — оглянулась на мать Жетэль.
— Ты ещё была маленькой, когда мы случайно оказались у пролива во время такого ритуала. Я смотрела из кустов, а тебя взяла на руки так, чтобы ты ничего не увидела. На другом берегу, на вершине обрыва, столпились орки. Сначала зарезали жертвенного быка; побросали его куски в море. Продолжили бить в барабаны и плясать, пока не появилась стая акул.
— Прикормленное место, — презрительно отозвалась Жетэль.
— Когда акул прибыло, те стали подталкивать орочьих матерей к краю. Кто бросал младенцев сам, тем давали отойти. А кто мешкался… — Лиара сглотнула комок.
— Уроды. Что ушастые, что зелёные, — Жетэль посмотрела на Ура. — Таких как я и ты истребляют. Сейчас.
Не послушали Лиару, устремились к берегу.
***
Из кустов было видно пролив и как, далеко наверху на противоположных скалах, стояли три орчихи с младенцами на руках. Их обступила цепочка воинов с копьями. Внизу пара акул уже завершала с говяжьим прикормом.
— Это всё на самом деле, — Жетэль от напряжения сломала у куста ветку, но на таком расстоянии этого никто бы и не услышал.
Ур пристально глядел на происходящее. Внезапно ткнул пальцем. На вершине что-то пошло не по канону. Одна орчиха заметалась на пятачке, схватила какого-то воина за копьё и прыгнула с обрыва, как была — с младенцем в одной руке, с копьём в другой. Воин же чуть не сорвался с ними, но отпустил — хватило ума.
Веер брызг украсил пролив немного поодаль от места трапезы акул.
— Тля! А нам то, что делать?!
Ур осмотрелся, схватил толстую палку, стал швырять вверх, в крону момосового дерева. С высоты свалился один момос — очень крупный оранжевый плод с пористой коркой.
— Поняла. Момосы ядовитые. Сейчас намажу стрелы ядом и будем надеяться, что на акул действует мгновенно, а не как на людей — несколько дней мучительного увядания.
Жетэль задумчиво вытащила из колчана стрелу, оглянулась на воду. Орчиха плыла на спине, к их берегу. Акулы всё ещё кружились на месте кормёжки.
Ур выхватил стрелу и проткнул плод насквозь, затем полез в котомку Жетэли. Достал бечёвку, привязал один конец к толстому дереву, другой — к стреле, с обеих сторон плода. Подбежал к воде, заскочил по колено и забросил момос как мог. Импровизированный поплавок плюхнулся где-то на четверть расстояния до орчихи.
— Она не успеет!
— Тя! — Ур показал наматывающее движение.
— Ага. Перебросим, — она стала быстро наматывать бечёвку на локоть, вытягивать плод.
На том берегу послышались вопли негодования. Орки заметили полукровок орфов и стали воинственно размахивать копьями. Особо рьяный орк даже метнул. Копьё перелетело орчиху и звучно плюхнулось в море. Одна из акул отвлеклась от опустевшего места кормления и медленно выдвинулась в сторону плюха.
Ур подбежал к Жетэль и сорвал с неё нагрудную повязку.
— Эй! Что за дела?
Ур же быстро обхватил момос повязкой и закрутил над головой как пращу; Жетэли лишь оставалось вовремя пригнуться и шагнуть назад.
На этот раз плод долетел почти до самой орчихи. Оранжевый шар был хорошо заметен и орущим воинам. Стали метать копья.
— Давай! Плыви! Скорей! — Жетэль пыталась перекричать улюлюканье орков, шум воды и всплески самой орчихи. — Хотя надо по-орочьи что-то. Кара-кан! Кара-кан!
Акула стала стремительно сокращать расстояние до матери с младенцем. Орчиха, кажется, заметила момос, что придало ей сил. Орки же с удвоенной энергией стали метать копья; одно попало акуле в спину. Рыбина резко изогнулась и закружилась на месте. Вторая акула заинтересовалась раненой.
Как только орчиха схватилась за момос, орфы стали тянуть бечёвку; тонкая верёвка резала ладони. Жетэль приспособила рогатую палку для наматывания и дело пошло быстрей.
Надежда перестала быть призрачной.
Кровавые узы
Прошло пять лет.
Спасённая орчиха с сыном — Тунга стала первой, избежавшей зубастой участи, по крайней мере, таким способом. Орфы с тех пор стали изобретательней. Теперь особенно важно было сохранять в тайне, что полукровки выживают и мешают ритуалу.
Лиара проштудировала книгу Марвина и теперь могла, сидя под ритуальной скалой орков, использовать заклинание «Подмена». Нужно было «посылать» кусок мяса дичи, в обмен на падающего малыша или, в редких случаях, малыша и мать.
Ур со своими волками держал под контролем лес; оттуда было спасено восемь грудных орфов с эльфийской стороны. Две эльфийки также не смогли расстаться с малышами и примкнули к общине орфов.
За это время старая хижина обросла соседними постройками; получилась целая деревня. Правда демография была перекошена: много детворы, мало женщин, и как итог — полным-полно работы.
Альта возилась с детьми в подобии детсада. Так и не решилась уйти назад в город; слишком кровавые воспоминания теперь были связаны с тем местом. Здесь же, напротив, росло что-то новое и чистое.
***
После очередного изнурительного рабочего дня подруги сидели в бане по-орочьи.
— А помнишь, ты кричала, что всем им «кара-кан»? — Альта говорила про тот мрачный вечер в городе.
— Хотела их всех раздавить к чертям. А слово-то орочье. Полная фраза была такая: «аркакара кара-кан». До сих пор не знаю, что это значит.
Тунга посмотрела на обнажённую Жетэль и сказала:
— Прикрой срам.
— В смысле?
— Так это переводится.
--------------------------------------------
