— Пишем, не отвлекаемся, — просит Ольга у детей, когда замечает, что те слишком часто посматривают на настенные часы, ожидая окончания урока чистописания. Один и мальчишек за задней партой кинул в друга свернутую в шарик бумагу. Друг ойкнул. — Иванцов, прекрати немедленно. Если сам закончил работу, это еще не значит, что другие такие же быстрые.
Ей так сильно хотелось сегодня спокойно поработать над планом на четверть, она даже задание придумала малышне, но они, будто что-то почуяв, сегодня совершенно сошли с ума: балуются и балуются, не давая учительнице заниматься важным делом. Ольга тяжело вздыхает, откладывая ручку в сторону, ей явно не придется сегодня продолжать начатое дело, если только она не хочет с ним напортачить.
— Ольга Викторовна, Иванцов меня снова за косички дергает! — возмущается Раечка Попова, лучшая ученица класса.
— Иванцов, если девочка тебе нравится, то за ней надо ухаживать иначе, — не отрывая взгляда от часов, теперь и она на них смотрит.
С одной стороны, женщине хочется, чтобы этот учебный день побыстрее закончился, с другой же это будет означать, что пора идти на свою вторую работу, которую Никифорова ненавидит всей душой. Но она ничего не может поделать — тот способ самый верный и быстрый, чтобы поскорее разделаться с долгами бывшего. Вспомнив о Викторе, морщится, словно от зубной боли.
С ним Ольга познакомилась, когда была глупой первокурсницей столичного педагогического университета. Тогда парень, учащийся на курс старше профессии инженера показался ей отжившей девичьей мечтой: высокий, стройный, с чистым лицом без единого прыщика, зато с правильными чертами; пухлые губы так и хотелось поцеловать, а в бездонные голубые глаза смотреть и смотреть. В принципе, Оля только это и делала — чуть ли не в рот заглядывала Виктору. Шеховцов, как ни странно, обратил на нее внимание, предложил встречаться, ну а там уже закрутилось-завертелось. Обалдевшая от счастья студентка ни на что не обращала внимания, кроме своего принца, ставшего для нее центром вселенной. «Вот и получила по заслугам. Идиотка, не захотела сама ничему учиться, так Вселенная по башке надавала», — с ужасом вспоминает Никифорова о том, как в одно утро ее возлюбленный исчез из квартиры, которую они снимали вместе, а вместе с ним пропали немногочисленные украшения и наличные накопления девушки. Однако, это было полбеды.
К вечеру к ней заявились самые настоящие коллекторы. Они, не задавая много вопросов, банально выбили хлипкую входную дверь своими мощными плечами и приставили к горлу Ольги самый настоящий нож. Что она тогда пережила, словами не передать: на голове прибавилось седых волос, а после ухода головорезов Никифорова проплакала всю ночь — оказывается, именно ее подпись стояла под займом Виктора. И сумма была им занята астрономическая, такая, которую так просто не покроешь, взяв кредит уже официально в банке. Да никто бы его Оле не одобрил, она тогда только-только закончила университет, и сама перебивалась редкими заработками с репетиторства.
— Ольга Викторовна, звонок! — выводит учительницу из раздумий звонкий детский голосок с парты у окна.
— Да, дети, вы правы. Простите меня. Можете собираться, всех сегодня родители забирают? Леваков, твоя мама успевает? — Никифоровой не хочется в очередной раз сидеть в вестибюле школы и ждать эту странную женщину. Мальчик кивает, и она расслабляется, по крайней мере сегодня у нее будет время поспать перед ночной сменой. — Хорошо. Тогда сдавайте свои работы и можете идти.
Стопка тонких тетрадок с зелеными обложками, подписанными кривым детским почерком, ложится на учительский стол. Каждый из учеников прощается с Ольгой, а затем, взяв рюкзак и верхнюю одежду из шкафчика, выходит в коридор. Женщина проверяет, что все приборы выключены, закрывает окно и сама начинает собираться. У нее из вещей только женская сумочка, в которой лежат кошелек (с жалкими ста рублями), ключи от дома и старенький сотовый телефон.
Что делать с этими ста рублями она и не знает. На проезд их не хватит, разве что на булочку с чаем. Потому, решив, что гулять так гулять, прежде, чем отправиться домой пешком, покупает в ларьке мясную самсу и чай. Пластиковый стаканчик обжигает руки, но Ольге это даже нравится — перчатки порвались, а на новые денег и нет. Откуда им взяться, если почти все заработанное с двух работ она отдает коллекторам.
— Куда прешь, дура! — злобная старуха весом, наверно, килограмм сто, идет по самой середине дороги и не намерена хоть немного сдвинуться, пропуская других пешеходов.
Никифорова предпочитает сама сдвинуться, встав ветхими сапожками в первый ноябрьский снег — спорить с бабищей, тратить на нее свои нервы, которых и так маловато осталось, ей совсем не хочется.
Осень в этом году выдалась премерзкой. Температура упала в середине сентября до нуля градусов и с тех пор не поднималась. Солнце видно крайне редко, оно прячется за плотными серыми тучами, затянувшими небосвод от края до края. Дожди льют и утром, и днем, и вечером, будто решили затопить Москву. Из-за этих луж ноги у Ольги вечно промокшие, так и заболеть недолго. Чего-чего, а сейчас точно не до простуд. Лето прошло и в клуб набивается куда больше народу, самое время отрабатывать свои ночные смены, получая зарплату и чаевые.
Так, в раздумьях от сволочизме жизни, женщина доходит до дома. Её квартира располагается в одной и старых построек, недалеко от школы. Сюда она переехала после случая с Виктором. И пусть квартирка старая, зато стоит куда меньше прошлой, на которую у нее уходили и мизерная зарплата, и стипендия. В подъезде пахнет мусором, старой мебелью и кошачьей мочой, потому Ольга привычно задерживает дыхание, прежде чем шагнуть внутрь. По лестнице взбегает на третий этаж и начинает дышать, лишь когда дверь квартиры закрывает за своей спиной.
Она вешает одежду и сумочку, стягивает сапоги и ставит их к батарее, чтобы просушить, а потом направляется прямиком в спальню, чтобы с пользой провести три вечерних часа.
А вот просыпается Оля совсем другим человеком. Вторая её работа требует другого поведения, нежели в школе, вот она и вначале принимает душ, где избавляется от вновь выросших волосков, затем поливается духами. Натягивает ажурное белье, тщательно укладывает волосы. Вместо строгой учительской формы на ней теперь игривая, сексуальная: блузка, открывающая вид на глубокое декольте; черная плессированная юбка, даже не прикрывающая ягодицы, сетчатые колготки. Сверху Никифорова надевает длинное, по щиколотки, пальто, которое скрывает весь этот разврат; подхватывает сумку, в которой у нее сложено все необходимое, и выходит из квартиры. Холод сразу же забирается под пальто, морозя почти голые ноги. Ольга спускается на улицу — там её уже ждет служебная машина.
Машина, которая отвезет её в стриптиз-клуб.
