Целый вечер я мечтаю спуститься на первый этаж отцовской хрущевки, найти нехорошего человека, который в сто десятый раз крутит одну и ту же песню и настучать ему по его лицу. Меломан хренов! Как можно слушать одну и ту же песню стопятьсот раз? Не тошнит его там?
Курю на балконе, невольно мысленно повторяя слова. Я их уже выучил, блять!
Я жил по старинной привычке,
И свой ритуал не менял.
Но стал целый мир для меня безразличным,
Когда я тебя потерял...
Дебильная песня, которой лет сто уже, наверное, исполнилось.
Но, сука, каждое слово в точку! Просто вот идеально ложится в канву моей жизни!
Вот мне 37 лет. Бизнес, бабки, большая квартира в центре столицы нашей Родины, тачка. Дорогие шмотки, девки, клубы, друзья. Всё за-ши-бись!
Но неделю назад заболел отец. А я, надо сказать, был у них с матерью единственным и поздним ребенком. Отцу скоро восемьдесят. И реально жизнь швырнула меня с небес мордой об асфальт. Потому что батю надо бы забирать к себе - вредный старикан практически не ходит. И нанимать для него сиделку...
Это в мою шикарную студию?
Ну, или, может, его в интернат для престарелых определить? Но это как-то... Хотя ведь в Европе в порядке вещей сдавать немощных родителей в подобные заведения! Да и я платить буду. И приезжать.
Кошусь в сторону комнаты. Отец недовольно тянет носом в сторону балкона, улавливая, что я снова курю.
- Уедешь, Тимка, - тоном "я всё про тебя наперед знаю", высказывает он. - Бросишь батьку. Сдохну тут один. Воды некому подать. Эх, была бы жива мать! Она бы тебя заставила остепениться. А то... Живешь, как бирюк - ни жены, ни детей! А тебе уже сороковник скоро. Мало я тебя ремнем в детстве учил... Мало...
Телефон без конца пикает входящими сообщениями. Это мой компаньон Макс строчит мне предъявы за то, как много ему приходится трудится на благо наших трех общих магазинов по торговле бытовой техникой одному, пока я тут якобы прохлаждаюсь в родной деревне.
Задумчиво сбиваю пепел на асфальт, совершенно не вслушиваясь в бесконечное отцовское брюзжание.
И впервые в своей жизни вдруг неожиданно ловлю необычный вайб. Такое странное ощущение, как будто, сука, жизнь течет сквозь пальцы, как вода, и непонятно, какой смысл был в том, что уже прошло! И правда, какой? Что у меня есть по итогу?
Квартира? Бизнес? Бабки? Случайные шмары, имена которых не помню?
Ни жены, ни детей...
В мозгу голосом отца занудливо ноет внутренний голос:
"А ведь всё уже могло бы быть у тебя, если бы тогда, в тридцатник, когда жил здесь после смерти матери пару месяцев, увез с собой Алинку. Ведь видел её тогда и хотел подойти, но не подошёл"...
А встречались мы задолго до смерти моей матери, лет семь, наверное, назад...
От воспоминания об Алинке привычно что-то дергает в районе сердца. Столько лет прошло, а всё еще дергает! Хотя тогда мне казалось - ни хера это не чувства какие-то там! Сколько у меня таких, как она еще будет! Не ценил ее любви. Изменял. Гулял. Думал, куда она денется, молоденькая глупышка, - будет терпеть и молчать. А она, зараза, просто взяла и не поехала со мной! Сказала, что не хочет оставлять больную раком мать одну. Но ведь можно же было просто приезжать сюда к ней иногда?
Я звал, она не поехала. Это был ее выбор.
А потом, в Москве, меня так закружила жизнь, что как-то не до этого было. Я об Алинке-то и не думал. Почти. Иногда только вот так же, как сейчас сжималось что-то противное в районе сердца. Но спазм этот быстро проходил, гасимый спиртным, телками, клубами, работой.
Подливая масла в огонь, приятный мужской голос снизу, допев песню, затягивает ее снова:
Я жил не святой, не провидец,
Кутил и тебе изменял.
Всех женщин я до смерти возненавидел,
Когда я тебя потерял...
А ведь и правда. После Алинки у меня были только одноразовые бабы - так, неделю в лучшем случае покутить.
Интересно, как её жизнь сложилась?
С хрустом разминаю плечи. Да ну, на хрен, голову себе подобной глупостью забивать. Замужем она. Узнавал же. Девчонка у нее растет. Всё. Выкинуть из головы и забыть!
- Тимка! - зовет отец, подслеповато щурясь в сторону балкона. - Сгоняй в магазин. Хочу на ужин жареной рыбы. Только чтобы морской, не речной. В речной костей много. И коньячку купи. У мамки нашей сегодня день рождения. Эх, Тимка! Ты об этом и не помнишь даже... И меня забудешь на следующий день, как только сдохну... На кладбище даже сходить будет некому. Я у Лидочки с начала лета не был. Позарастало там все уже...
Хочется сказать ему что-то такое... Оборвать, заставить замолчать, но... Он ведь прав! Я и забыл, что сегодня мамин день рождения...
Молча собираюсь в магазин. Переодеваться лень. Так и прыгаю в машину в домашнем спортивном костюме.
По пути в супермаркет неожиданно для себя вдруг решаю купить цветов и съездить за город на кладбище - тут всего-то минут сорок пути. Гуглю в навигаторе ближайший цветочный магазин. Он оказывается практически по пути.
Раньше в этом месте кафешка была. В моей юности туда было модно девчонок водить. А теперь вот - вся стеклянная витрина уставлена разнообразными цветочными горшками, и чуть ли не до потолка тянутся джунгли.
Надо же магазинчик называется "У Алины" - в этом городе совпадение на совпадении! Мистика какая-то прямо...
Вхожу.
На входе радостно звенит колокольчик, сообщая о новом посетителе. У прилавка девушка спиной ко мне делает двум бабулькам букет из роз. Навстречу бросается девчонка лет семи. Рыжеволосая, зеленоглазая. Волосы в две задорные косички заплетены. На носу веснушками всё усеяно.
- Добрый день! - улыбается, как профессиональная продавщица. - Что вы хотели?
- Здравствуйте! - улыбаюсь в ответ. - Мне бы такие цветы... Ну, вот знаете, которые на кладбище можно отвести.
Боже, что я несу? Ребенку про кладбище, наверное, не надо было говорить? Что она-то в этом понимает?
- О, тогда вам хризантемы лучше взять. Красные. И обязательно четное число! - с видом профессионала отвечает она.
- Асенька, покажи, пожалуйста, покупателю свежие хризантемы из холодильника, - на нас оглядывается девушка-продавщица.
И я зависаю, теряя ощущение времени.
Алинка! Только не такая, какой я ее помню. Шикарная просто. Длинные волосы с рыжеватым отливом собраны во французскую косу, которая начинается прямо с затылка. Ей так идет, что просто слов нет! Глазищи зеленые огромные пораженно распахнуты. Черные аккуратные бровки вспорхнули на лоб.
Личико немного округлилось, нет уже тех острых скул и тоненькой шейки. Но выглядит так, словно вот только что сошла с обложки какого-нибудь журнала... для взрослых дядечек. Именно для дядечек, потому что там у нее такие губки...
Взгляд пытается сползти с ее лица, чтобы заценить и другие женские достоинства.
В глаза смотри, Громов!
- Тимур? - выдыхает она, роняя розу на пол.
Старушки, ахая, наперебой присаживаются, чтобы поднять цветок. А мы так и стоим, уставившись друг на друга.
- Алиночка, - говорит одна из старушек, выводя ее из оцепенения. - Ты пойди, обслужи молодого человека, а мы с Марусей подождем! Нам не к спеху... А там во-он, глянь-ка, на кладбище парень торопится...
И она идет ко мне.
А я бы и рад не пялиться, но как? Как не смотреть? Глаза прямо-таки по-маньячьи, независимо от приказов мозга, мгновенно облизывают ее фигурку. Ох-ре-неть!
Хочется тупо сглотнуть слюну, но получается не с первой попытки. Кожаный яркий оранжевый фартук, конечно, немало скрывает, но он же и подчеркивает талию, выделяет грудь, обхватывая ее снизу. А там, под ним, находится платье...
Я раньше как-то и не задумывался об этом, но сейчас просто вот до глубины души уверен, что когда женщина в платье, она - прекрасна! Ни одни брюки, никакие костюмы, ни юбки даже не могу подчеркнуть особенность женщины, ее красоту так, как платья! А тем более такое, как у Алинки!
На ней надето что-то романтичное, светлое, в мелкий цветочек, рукавчики-фонарики, глубокий вырез, подол доходит до колена. Она шагает, а в вырезе слегка мелькает бедро... Красивые икры, розовые ноготочки видны в босоножках...
И это беспредел просто, но...
Я чувствую, как у меня встает.
- Привет, Сладкая, - зачем-то называю ее так, как звал когда-то. Хоть и понимаю умом, что вообще никакого права на это не имею!
- Я больше не Сладкова, - поджимает губы, отводя глаза в сторону.
- Замуж вышла? - просыпается во мне Капитан Очевидность.
Кивает, открывая дверь в холодильник и пропуская меня внутрь.
А когда мы оказываемся вдвоем в замкнутом пространстве, на меня внезапно наваливается какая-то глухота, что ли. Я вообще не слышу, что она мне там рассказывает про цветы! Я сбоку рассматриваю ее лицо. Вздернутый маленький носик, алые губки, ушко с капелькой сережки. И в голове - гул! Нет, я не маньяк какой-то там! Но... Как бы хотелось мне сейчас губами вжаться в это ушко. От волны возбуждения передергивает так, что руки в кулаки сжимаются, чтобы терпеть и не сделать ничего этакого!
- Ну, так что будешь брать? - поворачивается ко мне, чуть улыбаясь. Успокоилась, взяла себя в руки - посмотри, Громов, как эта девчонка научилась владеть собой! По взгляду ее и не скажешь, насколько была обескуражена моим появлением здесь еще пару минут назад! - Какое количество? И что - розы, хризантемы, гвоздики? Цвет? На кладбище для кого? Для Лидии Гавриловны?
Надо же, помнит, как мою мать звали!
- Да, давай розы. Красные. Десять штук, - отмираю я, наконец. - Никакой упаковки.
Вытирает стебли, связывает их лентой под цвет бутонов.
А я зачем-то придумываю повод как-то продолжить общение! Но это же глупо, Громов! Ну, тебе же ясно дали понять, что девушка замужем, ребенок опять же... А кольцо? Кольца, кстати, нет на пальчике. Но какие у нее ручки... Снова зависаю, разглядывая ее, забыв напрочь и о ребенке, и о старухах.
Расплачиваюсь, забираю букет.
- Может, по старой памяти пообщаемся, в кафе посидим? - спрашиваю, косясь на бабок. Они ловят каждое слово - переглядываются, понимающе кивая друг другу.
- Извини. Я не могу, - вскидывает на меня глаза.
И я отчетливо читаю в них обиду и боль. Но только мгновение. На секунду только. А потом она мило мне улыбается и поворачивается к бабкам, давая понять, что разговор со мной окончен.
- И так, милые дамы, на чем мы с вами остановились?
На выходе из магазина меня догоняет девочка, протягивает, смущаясь, похожую на бутон розы, красную лампадку.
- Возьмите. Мы когда к бабушкам с мамой ходим, всегда такие лампадки берем. Когда горит огонек, им оттуда, - поднимает глаза к потолку. - Нас видно становится.
Тянусь за картой, чтобы заплатить, но девочка качает головой.
- Не надо! Мама сказала, так дать.
Поворачиваюсь, киваю Алине, задумчиво глядящей мне в след.
И уезжаю.
И вот ведь странное дело. Стоит только врубить радио, чтобы музыкой выбить дурацкие мысли из моей головы, как оттуда тут же начинают доноситься звуки преследующей меня сегодня песни!
Шло время в игре бесполезной.
И кончился дьявольский бал.
И понял тогда, что стою я над бездной,
Когда я тебя потерял...
