ПОЭЗИЯ СТАЛЬНОГО ОТСЕКА
Александр Хрящевский – офицер-подводник, выпускник Высшего военно-морского училища подводного плавания им. Ленинского Комсомола. Его отец ‒ офицер-фронтовик, во время Великой Отечественной войны с 1939 г. по 1943 г. служил, воевал в стрелковых частях на рядовых и сержантских должностях, в 1943 г. после тяжёлого ранения и лечения переведён в органы контрразведки СМЕРШ.
Сам Александр Хрящевский прошёл все ступени флотской службы на подводных лодках. Стал командиром новейшей дизельной подводной лодки типа «Варшавянка». Бригада, в состав которой входила его подводная лодка, базировалась в бухте Бечевинской на Камчатке. Он, в должности командира подводной лодки, на себе испытал всю тяжесть Холодной войны, выходя на Боевую Службу с ядерными боеголовками.
Вернувшись после очередного похода в ельцинские времена, он вдруг узнал, что Военно-морской Флот больше не нужен новым демократическим властям. Фактически, во времена Ельцина,
офицеров предали так, как предали во времена Керенских, захвативших власть в феврале1917 года. Тогда т.н. Приказом №1
ПетроСовета офицеров лишили оружия, лишили единоначалия, на котором держится дисциплина, и унизили так, как не унижали никогда за всю историю Вооружённых Сил России.
Александр Хрящевский ушёл с Флота. Именно таким офицерам, как капитан 2 ранга Александр Хрящевский в эти позорные для
Отечества времена я посвятил стихотворение под названием «Уходим!». Вот строки из этого стихотворения:
Мы песен былых не заводим,
А гимны звучат не для нас!
Уходим, уходим, уходим,
Уходим немедля в запас.
Но сердце от боли не тужит
Под светом московских палат –
Пусть отрок лукавый послужит
И в руки возьмёт автомат.
Оставьте значки и медали,
Поставьте на вечность печать ‒
Не мы нашу Родину сдали,
Не нам за позор отвечать!
Слышны ли вам русские стоны?
Видна ли судеб маета?
Зачем вам свои батальоны,
Коль есть за границей счета.
Удобно стоять на паркете,
Меняя зажравшийся ряд!
Сегодня крестьянские дети
Идут на кровавый парад.
На стыках гудят перегоны,
Перроны в закатном огне ‒
Достойных бойцов легионы
Ещё пригодятся стране.
...Победные марши допеты ‒
Не тянет обоз Коренной!
Слеза и дымок сигареты,
И звуки «Славянки» родной.
С поэзией Александра Хрящевского я познакомился после выхода его первого сборника стихов. Ключевой стержень его поэзии – боль за Родину, боль за Флот. Поэзия Александра Хрящевского – поэзия
человека, который честно исполнил Долг и Присягу, который не в кабинетах прошёл школу мужества и риска. Его стихи надо читать, чтобы глубже понять время, в котором мы живём, чтобы понять главную истину автора – ему Отчизна дорога, которую вдруг предали и распяли под лозунгами «свободы и демократии».
На стихи Александра Хрящевского известный бард и русский патриот Александр Харчиков исполняет целый ряд прекрасных
песен, которые ценят и любят слушатели и почитатели его творчества.
Жаль, что сборники его стихов не найти в книжных магазинах.
Как оказалось, его резкая оценка существующей действительности
не всем нужна. Такую поэзию стараются принизить и не издавать.
Но я твёрдо знаю, что время всё расставляет на свои места. Его стихи найдут путь к своему читателю. Успехов тебе, Александр!
Член союза писателей России –
капитан 1 ранга Николай Гульнев.
Санкт-Петербург, 21.04.2016
– Все вниз!
"Вперёд и вверх..."
В.Высоцкий
Б-101 ‒ Курганов С. П.
Б-112 ‒ Серов В. В.
Б-439 ‒ Биктимиров Р. Ф.
– Все вниз!
– Молитесь командиру БЧ-5!*
И свечки ему ставьте,
Кто не нищий.
Коль грех раба Всевышним почитать,
Так пусть он почитается Всенизшим!
– Что Дьявол нам?!
– Что Бес?!
– Что Сатана?!
– Что Дантов Ад подземными кругами?!
Гремит ревун ‒ открыты клапана,
Я знаю чёрта ‒
звать его ‒ Курганов.
В гробу я видел ваших "Мастеров..."
Зароют их достойно и красиво.
Вот, если
вдруг
"провалится" Серов ‒
Нам пухом грунт
Персидского залива.
– Язычник я!
– Отступник!
– Еретик!
– Аллах Акбар!
Но подлость правит миром.
Пускай отсохнет
дерзкий мой язык:
‒ Храни нас ГОН**
да Ромка Биктимиров!
‒ Все вниз!
‒ Молитесь командиру БЧ-5!
В его руках
теперь и наши души.
И хоть плевать,
где телу истлевать,
А всё ж, хотелось,
где-нибудь посуше.
июль 2000 г.
*Командир БЧ-5 ‒ на подводной лодке, корабле ‒ командир электромеханической боевой части ‒ "механик"
**ГОН ‒ Главный осушительный насос
Пусть привыкают
вице-адм. Неволину Г. Л.
Затих в молчании
заворожённый «зал»,
Чужие волны
по бортам стекают…
Поднялся адмирал
и, не грозя, сказал:
– Пусть привыкают.
Еще от прошлого
не высохли глаза
И грозы войн
над миром
не стихают,
Но адмирал
поднялся
и сказал:
– Пусть привыкают.
Пусть привыкают
к «Подмосковным вечерам»
И к смеху
над заливом Мексиканским.
Пусть привыкают,
что сегодня –
не вчера.
Пусть привыкают янки.
Пусть привыкают
к миру
на Земле,
К законам дружбы
на родной планете.
Пусть привыкают
к розовой заре,
Что жизнь идёт
и что взрослеют дети.
Когда-нибудь
на белых парусах
Мы пронесем
Любовь по океанам,
Ну, а пока,‒
поднялся адмирал и,
не грозя, сказал:
‒ Пусть привыкают.
1980 г. Мексиканский залив.
Друзьям по училищу
Море било нас и ласкало,
Море кишки нам полоскало.
К берегам родным не пускало
И швыряло разбить о скалы,
Колдовало забыть о милой,
Но глухой тоской не сломало.
Солнцем яростным нас палило
И калило нас лютым холодом,
И искристую нашу молодость,
Как хмельной бокал расплескало.
Распрекрасную нашу юность
Голубой волной просолило,
Верной дружбою нас скрепило,
Гордой службою нас сковало,
Фейерверками не сверкало,
Никаких наград не сулило,
Не за длинным рублем сманило.
В три погибели нас согнуло
И стальным прутом распрямило.
И взрастило нас и сгубило.
И купель моя и могила,
И судьба моя и любимая.
1981
Я – карьерист!
Я – карьерист!
Я к цели шагаю
По трупам
врагов
и друзей.
Я меры не знаю.
Я в роскоши утопаю.
И голову кружит мне
почестей карусель.
Судите меня.
Сознаюсь,
я – карьерист.
Я рою под…
И под…
ложил е м у свинью,
Я устраиваю
личную жизнь,
Я создаю
семейный уют.
‒ Ну ладно.
‒ Хватит!
‒ Довольно паясничать!
Нечего рассопливаться
врагам в угоду.
Мы знаем цену
и делу,
и делячеству
И в нашем нету
роду
уродов.
Не давите на нас
дипломовым
апломбом,
Нас океан
на прочность
опробовал,
Сегодня –
потом пропитываем робы,
А завтра –
сами сияем «ромбами».
Мне говорят:
‒ Ты книжек начитался.
Года пройдут,
ты станешь,
как и все.
Я защищал,
а кто-то – «защищался».
Так, что же
мне теперь
ползти в хвосте?
А мы не из тех,
кому «бабу» в постель
И «рай коммунизма»
во сне разглядывать.
Я брата
такого
первым
к стенке
И пристрелю,
как врага
заклятого.
Кому там
не нравится
мой разбег?
Я из грубой муки
и крутого замеса!
Я открыто требую
места в борьбе
Против тех,
кому борьбой –
борьба за место.
Посмеиваетесь,
мол, прижало,
жалуетесь.
А мы не ужи.
Мы сами с жалом.
Уже?
Ужалились?
Извините.
Не сдержались.
Монолог командира моторной группы
Юдину А. Н.
Я ‒ командир моторной группы.
Мне ‒ 23. Я ‒ лейтенант.
Не жалуюсь на то, что хлеб мой труден.
Я никогда на дот не лягу грудью,
Но это не моя вина.
У каждого своя война.
Я ‒ командир м о т о р н о й группы
И потому и в праздники, и в будни
Погоны на плечах моих не зря.
Я не стреляю, если разозлят.
Моя война ‒ цистерны, трубы,
Шестой отсек и дизеля.
Друзья мои "выходят к телеграфам",*
Едва узнав отличья носа от кормы,
Им дай командовать, их хлебом не корми.
А, впрочем, дело ведь не в лаврах.
У каждого свои награды,
А мне с "железом" легче, чем с людьми.
Затих за переборкой бойкий дизель,
Осталась наверху тяжёлая волна,
Нас обнимает жёстко глубина
И мы в воде, как в воздухе, повисли.
Полгода я не посылаю письма
И сыновей сама растит жена.
Пусть буду я к глупцам причислен,
Нет в голове честолюбивых мыслей.
Причём здесь званья или ордена?
Скажите мне, что не придёт война,
И больше ничего не надо в жизни ‒
Я б был до гроба лейтенант.
Да, труд любой высоких слов достоин.
Я уважаю тех, кто хлеб растит, дороги строит,
А наша жизнь ‒ тревога и приказ.
Скажу без позы и без прикрас:
‒ Я точно знаю ‒ мы не герои,
Но нет героев, кроме нас.
1983
* ‒ "выходить, рваться к телеграфам" ‒ делать карьеру
Офицерский монолог
Говорят ‒ одеты мы,
Говорят ‒ накормлены.
И винят ‒ за деньги, мол,
И стыдят ‒ за форму, мол,
И бранят ‒ бездельники,
И клеймят ‒ пропойцы.
Уважать ‒ не велено,
Убивать ‒ дозволено.
Обстригут халдеи нас,
Обдерут извозчики.
Клевета и гнусность,
И перчатка брошена.
Офицеры русские,
До чего мы дожили?!
Взводные да ротные
Проданы задёшево.
Нам ли в штатском платьице
По притонам прятаться?!
Флотские, пехотные,
Ну, какая разница?!
Братья мои родные,
Позабыли разве мы ‒
Коли жить так – гордыми?!
Умереть ‒ Героями!
Сколько жизней отдано?!
Сколько крови пролито?!
На Сенатской площади,
Там полки построены.
И копытом лошади
Там змея растоптана...
Что статейки добрые?!
Что Указы Грозные?!
Пистолеты собраны
И патроны розданы.
Все узлы разрублены
И мосты разрушены.
Сколько душ загублено...
Сколько губ задушено...
Ночь ли вздрогнет душная,
Утро ли морозное...
Что Сиянье Звёздное?!
Что нам Тьма Кромешная?!
Русь-Россия-звонница,
Снова твоя вольница
На крови замешана.
Снова ты расколота,
Снова ты разъята.
"Жёлтые", "зелёные",
Бедные-богатые.
Снова ‒ брат на брата?
Белые ‒ плебеями,
Красные ‒ аристократы?
Семеро с билетами,
А один с лопатою.
Мудрые ораторы
Красуются дебатами
Тянут одеяльце
В разных направленьицах:
Правые ‒ про Ленина,
Левые ‒ про Ельцина.
На небе созвездья
Не "враги ль народа":
Рак мешает Лебедю,
"...А Щука тянет в воду".
Снова ты распродана,
Снова ты раскуплена
По "Фронтам" да "Партиям" ‒
роскошная Республика,‒
дешёвая Монархия.
Снова виновата ‒
Армия.
Снова виновата.
Снова на ‒ кресте Ты.
В ватники одета,
В сапоги обута.
‒ Ела ли?
‒ Пила ты?
Предана Иудами.
Распята Пилатами.
Рвутся волки сворою,
Стаей вьются воры.
С фунтами да с долларами
Налетели вороны
Раздирают вотчины.
Мать-Россия-Родина,
– Ты женой ли?
– Дочерью?
– Стервой ли валютною?
Вспыхнет злоба лютая...
Я ли стану в очередь?
Ты берёзкой стройною,
Жёлтым ли подсолнухом,
А и выйдет солнышко,
Да росою очи мне...
А в родимом доме
Окна заколочены.
Выйду на околицу,
Стану над мосточком:
То не прах ли отчий
Пылью по обочине?!
"Над моей Россиею..."
Стонет "...небо синее".
Стынет "...небо синее
Над моей Невой".
Мне ли по России
Грабить да насиловать?!
Сёстры мои, братушки,
Мать-Россия-матушка,
Я, ли ‒ сын не твой?!
Ты ‒ Царицей Гордою
Иль ‒ с сумою по миру,
Что дано Судьбою ‒
Я, ли ‒ не исполню?!
Я иду по городу
В строгом, синем кителе.
На моих погонах
Звёздочки не вытерты,
По любой погоде ‒
Снегом или дождичком,
"Волга" ‒ "...не положена",
"Чайка" ‒ "...не по должности",
Я иду пешочком,
Чёткий шаг печатаю,
Не велик начальник,‒
Не в перчатках пальчики,
Взятками-подачками
Руки не испачканы.
Я иду не горблюсь,
Выправкой не хвастаю.
Полоснёт по горлу ли
Бритвою опасною
Или ночью подлою
Пулею распластан.
Буду жить ли долго
Или сгину завтра,
Где родился ‒ помню,
Где помру ‒ не знаю.
В море утону ли,
На земле сдыхая,
Я Страну Родную
Не кляну, не хаю.
Не блистать Парижами,
Не гулять Арбатами.
Нам ‒ виски острижены,
Вам ‒ места расхватаны.
Разнаглелось барствовать
"Новое дворянство"
Усадьбами-поместьями.
Не ‒ бароны царские,
Так ‒ "князья советские".
Им ‒ за подлость почести
Да рубли на счётике.
Нам за службу строгую ‒
Подлую пощёчину.
Как таскать паёчки,
Так ‒ сынки да доченьки.
А, от пули павшие, ‒
Пасынки да падчерицы?!
Нас пугать ли заговором?!
Нас купить подачками?!
Чьи сыночки ‒ с дачками?!
Чьи ‒ с гнилой казармою?!
Вы ли не повязаны?!
Вы ли не сосватаны?!
Нас корить зарплатою?!
Нас смирить приказами?!
Не гастролить Лондонами,
Не шутить Одессами.
Кто Пиррует в "логовах"?!
Кто толпой растерзан?!
Не молю у Господа
Ни венка, ни ордена,
Тёпленького места ли
В Царствии Небесном,
Ни прощенья даже.
Знаю, ‒ будет каждому
Полной мерой воздано:
Сирому, убогому,
Великому, безвестному.
Будет ‒ "Богу ‒ богово,
Кесарево ‒ кесарю".
1990-1991
Монолог командира подводной лодки
Есть много ритуалов и традиций:
Бывает ‒ строй,
минута тишины
над мокрым пирсом.
На флоте нет минуты выше,
Дежурный командиру:
‒ Время вышло!
Рука к виску,
а сердце в небо птицей.
Спасибо флот!
Я горд,
что я твоя частица.
Я ‒ боевая единица.
Не для забавы строят корабли,
Есть цель,
и есть предназначенье:
Сберечь покой родной Земли
И в малом,
и в большом прочтенье.
Мои компАсы держат верный курс,
Мне днище не распорют буден рифы,
В беде не гнусь,
в бою не берегусь
И от врагов отстреливаюсь рифмой.
Бывает шторм –
и в море,
и в судьбе,
Друзья не верят,
женщина ‒ не слышит
И день за днём в отчаянной борьбе
И сволочь тебя,
в сволочи, запишет,
И торжествующе пытает на излом,
И неудачам радуется нагло,
Но как бы мне, ни тяжело,
врагу назло,
Я не сдаюсь
и не спускаю флага.
Есть карандаш
и чистая бумага,
И есть в запасе сотня точных слов.
Не для нытья,
не для сведенья счётов.
Мне океан,
а женщина ‒ тому.
Взрывать слова ‒ опасная работа,
Её не уступаю никому.
Но главное,
но главное,
но главное,
Когда у жизни столь высокая цена,
Чтобы была планета спасена,
Пускай без славы
или же со Славою,
Легко сгореть
в секунду ярким пламенем.
Трудней –
отдать всю Жизнь
по капле
День за днём до дна(-я).
Бывает ‒ Смерть,
не в яростном бою,
Чтоб "погибаю...", мол,
"...но не сдаюсь!",
Чтоб знать с утра
и в чистое одеться,
А просто,
вдруг,
остановилось сердце.
Сердца быстрее,
чем от бури устают
От тесноты кают,
от тошноты консервов.
Где наша Смерть?
Не думаем.
Не верим.
Пьём ночь водку,
воду поутру,
Бывает,
что и спирт не по нутру.
"...Нам никогда не числиться в потерях".
Не на войне,
хоть и нелёгкий труд.
Что наша Смерть?
‒ Обыденное дело.
Не до наград.
Живым бы не влетело.
Приспущен флаг
и целую неделю
В провизионке
леденеет тело.
Матрос-мальчишка.
‒ Моцарт ли?
‒ Сальери?
И будет миг –
пронзительный и трезвый ‒
За
Торпеды ‒ Товсь!
Сомненья бесполезны.
Задраен люк.
Отвалены рули.
"...Настанет день,
когда и я исчезну
С поверхности..."
воды.
‒ Что наша Жизнь?
‒ Подарок?
‒ Наказанье?
‒ Откуда мы?
‒ Куда нас занесло?
‒ Добро и зло?
‒ Блаженство ли?
‒ Страданье?
Ещё вопрос:
‒ Кому не повезло?
Кому награды,
званья и парады,
А мне не низок гарнизонный горизонт.
Не потому,
что выше не по силам,
Коль будет надо ‒ поведу и флот.
Сегодня ‒ здесь мой фронт.
И здесь моя Россия.
Кому приёмы,
встречи и визиты,
Кому призы,
премьеры и концерты,
Корреспонденты и аплодисменты,
А я себе
не набиваю цену.
Я не гляжу на жизнь из-за кулис.
Почётен труд актёров и актрис.
Мне никогда не кланяться со сцены,
Не петь на "...Браво!",
не играть на "...Бис!",
Ни злость,
ни зависть
не замутят стих,
Подобные глубины слишком мелки.
На море у людей другие мерки,
Где суд не спросит ‒ совесть не простит.
Здесь звёзды не с небес,
не с голоса признанье,
Проверит море:
‒ Низок ли?
‒ Высок?
Моряк по прИзыву.
Моряк ли по призванью?
Здесь званья не даются за пустяк.
За десять лет мне командирский знак,
Да медные медали "За песок".
1981-1991
«У Курил хорошая погода…»
Трухину В. А.
У Курил хорошая погода.
‒ Это редкость,
сказал командир.
Нам осталось полусуток похода
И полгода уже позади.
Может завтра опять уходить.
Пусть завидует нам пехота,
Не дано ей столько пройти,
Сколько нам по дорогам подводным.
Мне жизнь прожить ‒ умереть в погонах,
И после смерти тревогой буди.
За спиной полгода похода
И полжизни еще впереди.
Но когда-нибудь в мирных водах
Я скажу, приветствуя мир:
‒ Над Землей хорошая погода,
Пора домой, товарищ командир.
1983
«Когда услышу слово штурман…»
Верзилину Л. Н.
Когда услышу слово штурман,
В душе взвиваются аккорды.
В нём повесть гибельного штурма
И песня яростного шторма.
Оно, как флаг, взлетевший гордо
Над суетою склок мишурной.
В нём тяжкий шум воды забортной,
Обвалом хлынувшей в цистерны,
И вечный профиль Крузенштерна
Над тишиной Невы "покорной".
И книга сказочного детства
Мне распахнёт свои страницы,
И клипер, канувший бесследно,
Вдруг из похода возвратится.
Он пришвартуется к причалу,
Щекой коснётся плит бетонных,
И распрощаюсь я с Печалью,
С мечтой Любви необретённой.
Мне старый шкипер просмолённый
Свои поведает легенды
Про белизну солёной пены
У берегов страны далёкой,
Про бриг, скользящий одиноко,
В просторах полночи туманной,
Предупрежденьем океана
О смерти славной и жестокой.
Бутылку терпкой, горькой влаги
Нам будет выпить не позорно.
Потом споём с ним два бродяги
Про Южный Крест за горизонтом
И про матросскую походку,
Про долгий путь, про смертный бой,
И про усталую подлодку,
Что с глубины идёт домой.
1983
Как я болел «желтухой»
Я был обычный лейтенант.
Вот пара ног, вот пара рук,
Вот голова ‒ два уха.
И вот те на, и вот те на,
Мне говорят:
‒ Послушай, друг,
Да у тебя – «желтуха».
‒ Откуда? Не могу понять.
Мне на себя пенять
Иль на судьбу пожаловаться?
Ни сном, ни духом
Не ведал я коварного недуга.
И вот, пожалуйста,
«Желтуха» у меня,
«Желтуха».
Для шуток множество причин.
Один кричит,
Что я – лимон.
Другой, что я – хамелеон.
А третий говорит:
‒ Я понял,
Он – шпион,
Он заслан из Японии.
Ведь там, по слухам,
У всех «желтуха».
‒ Во, где житуха!
Но позу грозную приняв,
Я говорю ему:
‒ Допустим,
Вы ‒ грамотей, но почему
Вы оскорбляете меня
Позорной кличкой – «желтопузик»?
Я мог бы золотом сиять
На глади купола!
Я солнце мог бы заменять,
Когда б оно потухло!
«Желтуха»
тела у меня,
Но «желтуха» духа!
1981
«Если тоска подступает опять…»
Если тоска подступает опять,
И ты уже начал «линять»,
Сбиваться, спиваться
И поворачивать вспять,
На каждом шагу спотыкаться,
За каждую юбку хвататься,
То чёрта ль тебе еще ждать?
Зачем
на земле
оставаться?
А ну:
‒ По местам стоять,
С якорей
и швартовых
сниматься!
Скорее!
Скорее!
Флагу взвиваться!
Матросам – метаться!
Салютам – сиять!
Ругаться!
Сшибаться!
Взрываться!
Вгрызаться!
Цепляться за каждую пядь!
Упасть
и опять подниматься!
«…Бороться и искать,
Найти
и не сдаваться!»
Свадебное
Семиным
Смыкая строй высокого стиха,
Пускай равняются в шеренге
Плечом к плечу к строке строка
И блещут рифмы ожерельем.
Пускай в порыве вдохновенья
К бумаге поспешит рука,
Хоть в азбуке родного языка
Я букву каждую лелею,
Высоких слов сегодня не жалею.
Я не желаю вам тугого кошелька,
Хоть мелкой скупостью не грешен,
Пусть только ваших чувств река
Течет, чиста и глубока
Сто долгих лет, ничуть не обмелевши.
Я не желаю вам любви спокойной,
Чтоб ни волны, ни ветерка,
Но ссоры глупой, недостойной
Пускай не скроют небо облака.
Любовь – весна, в том нет секрета.
Пусть в волосах седая просинь.
Вслед за весною будет лето,
Но пусть не сменит лето осень.
Нарушив правила привычные,
Я не желаю даже счастья вам.
Я знаю – нету счастья высшего,
Чем в мире этом повстречаться.
Смахнут родители слезу украдкою,
Не осуждаю их нисколько.
Стою и пью вино я сладкое,
Но горько мне.
Но:
‒ Горько!
‒ Горько!
‒ Горько!
1981
Ходовой флаг
Он из трудяг,
из работяг,
Он не из тех,
что называют – стяг
И знамя,
Но настоящий,
искренний моряк
Он должностью и званьем.
Он не из шелковых парней,
Он сшит из грубой парусины,
Но над волной чужих морей
Его мы гордо проносили.
Ему ни в праздник,
ни в бою
На гафеле не взвиться.
Высоких гимнов не поют,
В лицо ему плюют,
Но с вахты не смениться.
Крепчает шторм
и голос ветра груб,
И рукоплещут
волны им
победно,
Но, распластавшись птицей на ветру,
Упрямый флаг
прорвется
против ветра.
1983
Торпеда
Торпеда. Торпеда.
Красивое слово.
‒ Неправда?
Я словно во сне
Или я околдован.
Я слышу – торпеда,
А будто – торнадо,
А будто – Гренада.
И будто – коррида,
Где «торо» – торпеда,
Корабль – «тореро».
А солнце сияло,
А море блестело,
Торпеда бежала,
Ракета горела.
И вздыбились волны,
И дрогнули скалы,
И чайка упала,
И рыба взлетела.
Красивое слово,
Кровавое дело.
1990
СР*
Я намагничен.
Поле мое
не в норме.
Это значит –
я буду
легко обнаружен.
Меня раздраконят
и в нос,
и в корму,
И бесполезно
мое оружие.
И вот,
как Христа,
на четыре точки,
Задом к зюйду
и мордой к норду
Меня распинают
на ржавых бочках,
И вяжут руки,
и крепят ноги,
И кабель черный
повис по борту.
Сейчас настроят они приборы,
Подключат блоки
и врубят токи,
И подравняют мои потоки,
Чтоб не был сильным
и слишком гордым,
Чтоб был спокоен
и незаметен,
Был незамечен,
необнаружен.
Но разве за этим
я есть на свете?
‒ Разве за этим?
Но, если такой,
то кому я нужен?
– К чертям!
Обрываю концы
и цепи.
Пусть на пределе,
пусть на прицеле.
Вы просчитались
вы не успели
И подлый план ваш
теперь разрушен.
Пусть кровенеют
рубцы
на теле,
Я не позволю
мне размагнитить
душу.
Пусть я не вечен,
пусть я замечен,
Пускай заметен
и замечаем,
Пусть не
приличен.
Я необычен,
необычаен.
Я намагничен,
наэлектричен,
начеловечен.
Меня разрывают
Любви потоки,
Взрывные строки
я излучаю.
1990
*СР ‒ Судно размагничивания, стенд размагничивания
Сентиментальная песня
Канцедалу Н. В.
Когда в роскошном ресторане,
Когда в шикарном кабинете,
Увы, не с флотскими друзьями,
Вы соберетесь на банкете,
Пусть вам напомнят строки эти,
Как мы ходили в океане
И лик Луны был чист и светел,
Как мы всплывали на закате
И погружались на рассвете,
Как Нептуна мы повстречали
И, как рассерженно ворчал он,
А командир ему ответил,
Не нагнетая напряженность,
Хоть по-иному мы могли бы,
Что не нужны его нам девы,
С хвостом холодным, как у рыбы.
И потому еще мы живы,
Что нас свои ждут дома дети,
А, может даже, ждут и жены.
А, может даже, и …чужие.
Когда в столичном ресторане,
Когда в отдельном кабинете,
Когда на вОсковом паркете,
Когда на плюшевом диване,
С коварной брагою в стакане
Вы загрустите на банкете,
Тогда прочтите строки эти
И тост «За тех, кто в океане!»
Пускай не с флотскими друзьями,
Пускай не с флотскими,
Но все-таки распейте.
И показаться им не бойтесь
Сентиментальными немного
И песню старую про лодку,
И про усталую подлодку
Пускай не с флотскими,
Но все-таки,
Но все-таки пропойте.
И вот, когда вы пропоете,
И вот, когда вы разопьете,
И строки эти им прочтете,
И вам покажется, наверно,
Что вы, как будто бы в отсеке,
Как будто с флотскими друзьями,
И вы тогда поймете сами,
Я это знаю, вы поверьте,
Что никогда, до самой смерти,
Что никогда, вы не найдете
Других таких, родных, как эти,
Друзей на том ли, этом свете.
1991
«Я вышел из канала…»
Я вышел из канала,
Как пуля из ствола.
Погода подкачала
И нагло закачала
Уже у третьей пары*
Продольная волна.
Теченье сносит вправо,
Там камни, там прибой.
Но мой мотор исправен
И справлюсь я с тобой
Мне не пристало дрейфить
При качке килевой,
Рассчитан угол дрейфа
И угол путевой.
Я вышел из канала!
Туман глаза слепил
И видимость упала,
Манил меня отлив
И глубина пугала,
Мол, пропадешь задаром,
Достать «ногой»** до дна.
Была «шестая» пара,
Была «шестая» вправо,
Добавочная влево смещена.
Мигают разноглазо
Мысы шальным огнем,
Зрачок Ловушек – красный,
Зеленый – на Входном.
Я вышел из канала!!
Судьба меня ломала
И Злость меня пытала,
И Пошлость мне шептала:
‒ Зачем так одинок?
И Подлость зазывала:
‒ Зайди на огонек.
А Слабость обнимала
И целила в висок.
Тоска меня травила
И Ненависть давила,
Что прям не по годам
И руки мне вязала
Канатами к кнехтам.
А Трусость не давала
Вращения винтам.
Я вышел из канала!!!
Охрана прозевала,
Погоня не догнала,
Измена не сгубила,
Расправа не добила,
Я ей не по зубам.
Засада не проснулась,
Удача улыбнулась,
Фортуна обернулась ‒
Рога моим врагам!
Любовь меня хранила,
Надежда мне светила,
А Вера разорвала
Меня напополам.
1990
*пара – здесь пара ограждающих буев
**"нога" – нога лага – выносной прибор лага – измерителя скорости
Просмешутка
(По мотивам к-ф "Дураки умирают по пятницам")
Комуткову С. В.
Который день,
Двадцатый день,
Одна и та же дребедень ‒
Всплывать да погружаться.
Ругаться лень,
Учиться лень,
Чтобы рассеять скуки тень,
Садимся "разряжаться".
Уже разбужен замполит,
Он весь кипит,
Шипит, дымит,
Рычит, как лев
И кроет нас богами,
Но нам покажет "даму треф"!
Он нам покажет "даму треф"!
С валютными ногами.
Она, халатик не одев,
Кружила вальс,
Блестя сосцами
И, презирая томных дев
И нас, и вас,
И их, и всех,
Спала с крутыми подлецами.
Её, от страсти обалдев,
Решив успех
Небритыми щеками,
Герой спасал
Стерильными руками.
Он к ней нечаянно попал.
Его сразила наповал,
Она интимными местами,
Но он ей скоро надоел,
Украсив бедного рогами,
До проясненья тёмных дел,
Сбежала лёгкими шагами.
А он смириться не хотел,
Сражаясь с наглыми врагами,
Летел, скакал,
Стрелял, бежал,
Следил, мешал,
Лежал, потел,
Не пил, не ел
И всех оставил дураками.
Но это был понтовый блеф,
Мы убедились сами:
В одной колоде
"Дама треф",
В одной колоде
"Дама треф"
С блатными королями.
Опять стрельба,
Пальба, борьба.
Сюжет закручен лихо.
Удар. Удар. Ещё удар.
Затор. Забор.
"Базар-вокзал".
Пожар.
Неразбериха.
Он погибает, не прозрев,
В подвале, то ли в складе,
Его сейчас забьют цепями,
Уже "шестёрки", озверев,
Шальными зыркают глазами.
В одном раскладе
"Дама треф",
В одном раскладе
"Дама треф"
С козырными тузами!
Продажный друг кричит:
‒ Убей!
Марьяжное начальство
Но не учтён "валет бубей" ‒
Припрятан между пальцев!
И снова шулер в дураках,
И дама кается в грехах,
И отрекается от фальши.
Её уносит на руках
От этих бед,
Лихой атлет
Куда подальше.
"Туз" нажимает на курок,
Массовка катится в лесок,
"Менты" летят,
"Стволы" палят,
Машины бьются.
"Бугор" стреляется в висок,
Кровь вытекает на песок
И все довольны. Все смеются.
Но, "дама треф"!
Ах, "дама треф"!
Узнал тебя на гОре.
Шторма и ПЛО* преодолев,
Вернёмся с моря.
Конечно я тебе не пара,
Хотя совсем ещё не стар,
Да я не спорю.
Но, если кто составит пару
Мне в баню или в сауну,
Ещё поддам я пару,
Ещё я выдам жару
И в деле э т о м дам я фору
Столичному актёру.
Ах, "дама треф"!
Ах, "дама треф"!
С холёными плечами,
То бред ‒ не бред?
Ты верь ‒ не верь.
На что мне та Камчатка?
Заброшу ТОФ** и КВФ***,
Мне чёрт не брат
И Ком**** теперь
Мне тоже не начальник.
Возьму билет,
Закрою дверь.
Уеду в Тверь
Или в Москве
С тобою повстречаюсь.
Прости, жена, ‒ попутал бес.
И сам не знаю,
Как я втрес...!
Ну, вот те крест,
Я сам не понимаю.
Ах, "дама треф"!
Ах, "дама треф"!
С крестовыми очами,
Поэту сердце точит червь
Любовными речами.
Я весь уже ‒ единый нерв,
Не ем, не пью
Ни кофе и ни чаю.
Жестокой смерти не боюсь,
Люблю. Киплю.
Горю. Дымлю.
Дымлюсь.
Молюсь ночами.
Сижу. Лежу.
Гляжу. Пишу.
Томлюсь,
Давлюсь стихами.
С утра, как трезв.
Красив, как ферзь.
Богат, как Крез.
И вот я здесь
И твой я весь
Со всеми потрохами.
Свинья не выдаст,
Чёрт не съест
За сладкий грех
Готов сгореть
Под жаркими устами.
Ах, "дама треф"!
Ах, "дама треф"!
Задушит волосами.
Я загадал на букву "эР",
Да знать не фарт,
Мне выпал "Ферт".
И злата нет,
И "дама" где?
Один, как перст,
В пустыне перс,
Лишь пепел под усами.
Но прокатил я даму крест!
Эх, прокатил я даму грез!
На тройке с бубенцами.
Охотское море. 1991
* ‒ ПЛО ‒ противолодочная оборона
** ‒ТОФ ‒ Тихоокеанский флот
*** ‒ КВФ ‒ Камчатская военная флотилия
**** ‒ Ком ‒ Командующий
Ночь перед Рождеством
(матросские мечтания)
Задача один* – непростая задача.
Тут даже захочешь, ‒ не хватит
Ни дня и ни ночи.
Ну, а не хочешь,‒ поплачешь.
Как кляча ишачишь,
Как пчёлка батрачишь,
Но только и слышишь:
‒ Опять ты сачкуешь!
‒ Опять ты портачишь!
Эх, если бы рыбка
Была золотая,
Ну, та, что старик
Обнаружил на мЕли.
Уж мы бы не стали
С ней долго «базарить».
Чего там – до завтра?
Чего – пожалейте?
Ух, как будто мурашки
Щекочут по телу.
Вот тут бы у нас
Клапана заблистали!
Вот тут бы «барашки»
У нас заблестели!
А лучше бы щука,
Ну, та, что к Емеле,
С испугу ли, в шутку
Скакнула на берег.
Ах, мы бы не ахали,
Ох, мы б не вздыхали.
Подумаешь – вёдра шагали,
Подумаешь – печка поехала.
У нас бы побегала!
Ох, мы б «припахали»!
И что, что ты самка?
И что, что молоденькая?
Мы сами с усами.
Мы тоже подводники.
Причем здесь «о бабах»?
Да, если по «бакам»,
Да, если по банкам,
Которым в томате,
У нас этих хищниц
За тыщу отыщется.
У нас и сомы вон
Валяются ящиками.
Ты хищник на воле,
А в пище ты – «частик».
Эх, нам бы ту щуку
На лодку – на сутки
Или, хотя бы – на часик.
Ну, на минутку, хотя бы.
Тогда бы любая задача
«За счастье».
А лучше бы, если б – Хоттабыч
Вдруг объявился в отсеке.
Вот было б веселье,
Вот было б «не слАбо».
Ему же ничто «не слабО»
Захочет – и в пятницу
Будет суббота.
Захочет – и в среду тебе
Воскресенье.
Да. Хоттабыч не шутка,
Хоттабыч – не щука,
Не бабка, не рыбка, не лещ.
Да, джин – это штука!
Да, джин – это вещь!
Стоял бы на штате,
Тащил бы на вахте,
Хоттабычу – ватник,
А я бы – в халатик
И в баньку
Да.а.а… Жаль.
Уважаю талантик.
А лучше бы, если б
Собрались все вместе,
Да к нам бы на помощь.
А то у старпома
Руки, как лапы
Или у пОма
Лапы, что клешни.
Один, как погладит.
Другой, как почешет.
Эх, жизнь ты, жестянка,
Судьба ты, злодейка.
Уйду на «гражданку».
Как стану «при деньгах»,
Наем кулачищи,
Поеду на море,
Как встречу обоих,
Как «чайник начищу».
Ох, я им припомню
Приборку да «кичу»
январь 1991
*Задача №1 ‒ Задача Л-1 Курса боевой подготовки – "Организация подводной лодки и приготовление её к бою и походу"
Новолуние
"Шёл дождь и перестал,
и вновь пошёл..."
Пушкин А. С.
Шёл дождь
С утра
Позавчера.
И день,
И ночь,
И завтра,
И навечно.
Сказала дочь:
‒ Навелно
Там дыла.
А сын сказал:
‒ Конечно.
Шёл дождь
И шёл,
И шёл,
И шёл.
Как шёлк
И лак
Текла
Вода.
Сквозило.
Сплосила
Дочь:
‒ Куда?
А сын сказал:
‒ Красиво.
Шёл дождь
Пешком,
Легко,
Не торопясь.
Зима
Справляла
Тризну.
Свивалась
Жизни
Вязь.
Крутилось
Время–
Карусель,
Кружилось.
В апрель
Весна
Влюбилась.
Был май
Медовый
Месяц
Их.
Пойди,
Узнай,
Где тот
Жених
Бедовый,
С хмельной
Невестой
Вместе,
Блудил
И куролесил?
Где не был?
Был?
Куда водил?
В какие дали?
Видали
Небо,
Море,
Звёзды.
Цветы
Цвели.
Ручьи
Текли.
Берёзы
Тянули
Сок
Из грунта.
Листы
Капусты
На отливе
Засохли
И протухли.
Плели
Ограды
"Мужики",
Рядились
"Бабы".
Шальные
Крабы
На песок
Ползли
Из бухты.
И сопок
Южные
Участки
Стелились
Новым
Мехом.
Большой
Начальник
Из столицы
Взволнованный
Приехал.
Волна
Скакала
И плясала,
И заливалась
Смехом.
И всё казалось
Хорошо,
Что лучше
Некуда.
Но тучи
Завалили
Солнце
И снег
Растаял
В слёзы
И оказалось
Всё серьёзно
Она
Хватилась
Слишком
Поздно.
Слишком.
И вот... вода.
Вдова.
Одна.
Детишки.
Чья там беда?
И чья вина?
Что так сложилось?
И раздождилась,
И распустилась,
И распустила,
Распускала
Нюни.
Июнь
Попал
В немилость.
Уже паук
Настроил
Снасть,
Уже рыбак
Раскинул
Сеть,
Уже от сна
Восстал
Медведь,
Уже сонет
Слагал
Поэт,
Но нет:
ЛилОсь
И лИлось,
Менялась
Морось
Ливнем
И длилась
Связь
Иного
И земного
Мира.
А просто
Месяц
(И луна)
РодИлся
(И родИлась).
Шёл
Дождь,
Летел,
Скользил
И капал,
Приёмник
Пел:
"‒ Скакал
Казак...",
Подводник
Пил,
Художник
Плакал.
Сказала
Мать:
‒ Как надоел.
Отец
Сказал:
‒ Сломался
Клапан.
1991
…Но «к погружению!»
Но «к погружению!» Великий океан,
Вернулись мы в твое родное лоно.
Погас над люком звездный балаган,
Лишь две звезды – на собственных погонах.
Табак пригоден только на понюх,
И деньги не топырят мне карман.
Я вижу в перископ – взлетел фонтан,
Как будто лодка испускает дух.
Здесь нам считают «Кадры» за два год,
Живи плотней, раз век твой укорочен,
Ведь если завтра солнце не взойдет,
То не роса, а соль нам выест очи.
Всех мягче, говорят, морская смерть,
А мне земная жизнь всего дороже.
Но, коль придется песню спеть,
Так от души и, чтоб мороз по коже.
А ты не вешай носа, нежный друг,
Я пошутил – нам рано причащаться.
Пусть притупятся зрение и слух,
Зато другие чувства обострятся
«А за мысами – другое дело…»
А за мысами – другое дело.
Оставлен «западный»* по борту слева.
Заполнить корму! Мотором – средний!
Простите матери. Прощайте дети.
Уходим в марте. Вернёмся – летом.
Мой след кильватерный – глазам забава,
А по касательной – «касатки» справа!
Молитесь богу, что не торпеда.
Голодным волком рванёт по следу,
Учует запах, найдёт по звуку,
Когтями взрыва мне вспорет брюхо.
Шальные мысли, пустые бредни.
Дельфины слева ещё торпедней!
Но не боюсь их, не уклоняюсь.
Ведь не борзые. И я не заяц.
Тяжёлым носом волну взрезаю.
То погружаюсь, то вновь всплываю.
А как читалось! А как мечталось!
Ах, если б мачты! Ах, если б парус!
Где вы, пираты?! Где вы, корсары?!
Где вы, фрегаты, корветы, бриги?!
Лихие сшибки и абордажи?!
Прощайте, фильмы. Простите, книги.
Не понимают нас жёны даже.
А нам иная судьба досталась:
Какие дамы?! Какие клады?!
Даёшь проценты! Даёшь контакты!
А после нас не романы – акты.
Нас не растащат на пищу крабы.
Нас добивают не раны ‒ травмы.
Не пули срубят, но скрутят язвы.
На нашу долю не Жуков – Язов.
Не на дуэли и не в атаке:
Нас доконают инфаркты, «раки».
Простят ли предки? Поймут потомки?
Не «кругосветки», но «автономки».
Не убиваем, не побеждаем.
Но умираем. Но погибаем.
Уже обсмеяны честь и слава.
Уже оболганы долг и доблесть,
Уже о присяге стыдятся вспомнить.
Но, что нас гонит опять за «боны»?**
Но, что в океаны нас тянет заново?
Ужели деньги? Ужели корысть?
А может точно – послать всё к чёрту?
Или подальше – к евонной бабушке?
Грубы матросы. Прелестней с девочками.
Сорочку по моде. Галстучек бабочкой.
И в «Капитал…» рулетку заверчивать.
«Доходней оно и…» почётней.
Дальше – больше: открою дельце –
«Рога и копыта», «свечной заводик»,
«Ваши денежки – наши девицы».
Но за мысами – мужское дело!
Вот сердце в пропасть. Душа взлетела.
Ход самый малый! Заполнить среднюю!***
Прощайте «Звёзды, огни и знаки…».
Еще не поздно сменить на задний,
Но телеграфы кричат:
‒ Передний!
Но перископы уже в исходном.
Смешно на малом! Слабо на полном?!
Сомкнулись волны. Мы в преисподней.
1992
*«западный» – входной буй
**«боны» – боновые ворота
***средняя ‒ средняя группа ЦГБ (цистерн главного балласта)
Широтою северной
Климовичу В. Д.
Широтою северной,
Долготой восточною
Нам виски серебрены.
‒ Ах! Не озолочены.
Глубиной предельною,
Зыбью океанскою
Души наши мерены,
Судьбы наши ласканы.
Не грустите, молодцы,
Не тоскуйте, братцы.
Вспомним пристань Графскую
И форты Кронштадтские.
По звезде сверяясь,
Курс проложим к берегу
Друг – на море Баренца,
Я – на море Беринга.
Разметало годики
Бурями тайфунными.
Грозные подводники –
Салажата юные.
Напевает баюшки
Нам волна походная.
Океан нам ‒ батюшка,
Служба – мама рОдная.
6-7 марта 1992
«Есть у меня теперь сосед…»
А. Чепыжову
А. Пушкарскому
Есть у меня теперь сосед,
Не то одет, не то раздет,
Он бродит по квартире.
Звонить ему ‒ четыре.
Накинет нараспашку
"Гавайскую" рубашку,
Возьмёт из холодилочки
Морозную бутылочку ‒
Божественный сосуд!
Накапает сосулинка
Хрустальные посудинки
И кони понесут...
Помчатся кони-мысельки
Немыслимою мистикой
Сквозь юность нашу флотскую
И зрелость эту скотскую,
Московские ‒ высоцкие
И питерские ‒ клодтские,
Вскачь с Аничкова мОста на
Ваганьковский погост.
В могильном палисадничке
Преклонятся коленочки:
‒ Сергею Александровичу!
‒ Владимиру Семеновичу!
Ну, как живётся, жмурики?!
И тут достали жулики?!
И тут законом главным
Теперь блатной девиз:
(Не деньгами, так славою
Посмертною) – Делись!
Обсажены цветочками,
Покрыты ангелочками
"В законе"-физкультурники
И пол-Москвы цепочками
Разгородили шкурники.
Червонным золотом
Грудь занавешена.
В крутых разборочках
Братва замешана.
Пускай таскают вороны
Соседям похороночки,
А мы не гордые ‒
Стоим в стороночке.
‒ Да здравствует свобода!
‒ Почёт вору и шулеру!
А кто ходил под воду,
А кто ходил под пули ‒
Вали на Богородское!
Тащи на Троекуровское!
"Нет правды на земле,
Но нет её и..." ниже.
Ворюга ‒ в "мавзолее",
Солдат ‒ в болотной жиже.
Вот и Рохлин,
знать,
"рылом не вышел",
Ну не та у него высота.
Забивают бандитские "крыши"
На престижных погостах места.
Когда, за "баксы" нанятые,
Герои-акванавты
Подвязки да подштанники
Повытащут с "Титаника"
И ушлые торговки
На "Сотби"-барахолке
Втридорога загонят
Серёжки и заколки,
Скребут на сердце кошки ‒
Обидно за Серёжку.
В "Триумфах" и "Овациях"
Не вспомнит мир больной
Серёжку с "-19"-й
И Витьку с "К-8"-й.
Меняются слагаемые,
А сумма всё одна ‒
Несут вперёд ногами
И грош тебе цена.
И боевому братству,
И воровскому брат(к)ству,
И "голубому" ...ядству
Одна теперь цена?
Стране теперь известнее
"Салоники" с "сильвестрами".
Маринины и Пронины
О них кропают рОманы,
А Токарев да Кемеровский
Им подсуропят песенками.
Теперь Суворов-Рымникский
Звучит, как Ваня-питерский.
"Тамбовские" и "солнцевские",
Таманские и Софринские
Команды и бригады
За "бабки" и награды
В одной войне воюют?
В одном стоят строю?
"Нугзары" из "не местных"
Сверкают побрякушками,
А "погребные-селиверстовы"
У них на побегушках.
И "Вымпелы" с РУОПами
Налево и направо
Своей торгуют славою
И в розницу и оптом.
Давай-плати-милиция
Шмонает по столице
И льётся кровь-водица
Не только по страницам.
Героев выгнали взашей.
Настало время торгашей.
Титовых и Гагариных
Меняем на богатеньких.
Гитарово-арбатистых
Меняем на магнатистых.
Решила бандитская братия:
Грузинско-цыганская братия,
Таганско-казанская братия,
Ментовско-поганская братия
И всякая прочая шатия:
Единско-ОВРовская партия,
Лубянско-Кремлёвская мафия,
Что надо, мол, жить "по понятиям"
И надо лежать "по понятиям"
И мысль эта верная в принципе.
Мы все, безусловно, погибнем
И вы, без сомненья, повымрете
Вот только по-разному в принципе:
Убийцы убиты убийцами.
Солдаты убиты врагами.
Поэты стреляются сами?
И это, товарищ, не шутки.
И это, приятель, не шуточки.
Десантным парашютиком
Взмывают наши душечки.
Всплывают наши душеньки
Подводным парашютиком.
А жили мы ‒ не жулили.
И сгинем мы ‒ не "шурики".
Не только выпивали.
Мы кое-что видали.
Мы кое-где пушкарили.
И кое с чем дежурили.
Мы ‒ Александры Отчичи
И всякой разной швали,
И всякой подлой сволочи
В лицо плюём мы строчкою.
В этой самой строчкою.
Пускай смеются твари:
‒ Чего нам эта строчка?
Но рано ставить точку.
Покамест только строчкою.
А звания большого,
А барахла чужого
Не надо Чепыжову.
август 2001
Памяти подводников АПЛ К-141 –."Курск" (цикл)
Гнев
на "Траур" А. Вознесенского
‒ Смирно! ‒ К смертному параду!
"Аду-раду-ра-дура.а..."
Дураками среди воров
Остаются моряки.
Им над Баренцевым морем
Отпускаются грехи.
"Ваши пальцы пахнут ладаном..."
Как бы матери ни выли,
Как бы певчие ни ныли,
Коли мёртвым объявили,
Так не выпустят обратно.
Траур.
Траур?
Так и надо н а м-баранам.
Так и надо.
Кто ответственные лица?
Это к зеркалу "Маэстры".
Им ‒ погибшим, всё простится.
Им уже не измениться.
Мы, пока, на э т о м свете.
Вы, за грубость, извините.
Только вы с трибуны слазьте.
И не надо:
"‒ Боже правый...
Кто ответственные лица?"
Приживалами при Власти
Ни один не подавился.
‒ Браво!
И не стоит строить ц.лку:
Мы ‒ ответственные лица,
Все ‒ ответственные лица.
Если было б толку в церкви,
Я бы трижды окрестился.
Если б дело в этом только,
Я бы день и ночь молился.
Если б можно вместе с Ельциным,
Я бы первый застрелился.
Если б каждый раз по мрази,
Триста раз бы воскресился.
Но, ни Веры
и ни Правды.
Что ни день теперь в России
Траур.
Но зато явились твари
И свои кривили хари.
Дескать, что это за вопли?
А потом пускали сопли.
Говорили, мол, простите,
Не хватает "тити-мити".
Только мы не виноваты.
Это их плохие дяди,
Называются ‒ бандиты
(И примкнувшие магнаты)
Мол, до нас разворовали.
Мы, конечно, их достанем
И в "сортире их замочим".
Тили-тили,
трали-вали,
Карате
и джиу-джитсу.
Замочили.
И достали.
Траур.
Траур?
"Эй, ямщик, гони-ка в...» Горки ‒
Доложиться.
А потом обратно в Сочи ‒
Долежаться.
Боевые мои братцы,
Дорогие мои святцы,
Золотые мои слитки,
С этим свинством,
С этим .лядством,
Не пора ли разобраться?
Что же держат нас за быдло?
Не обрыдло?
Может, хватит смирно дохнуть
За посмертные наградки?
Да могильные оградки
Красить суриком да охрой?
День и ночь идут составы
И качают нефтекачки.
Так с какой же это стати
У казны пусты карманы?
По какому это праву
Новоявленные бары,
Новорусские богачки,
"...Поминальные кентавры
Жрали чёрную икру?"
Жрали, жрут
и будут вдоволь?
И совать свои подачки
Нашим вдовам?
Наши "бабы" сохнут нищими,
Глушат с горя спирт стаканами,
Но элитными б.ядищами
Не снуют по ресторанам.
Только вот сказать по правде,
То сказать они нам вправе:
Коль идёте на закланье,
Лапу к уху, рот раззявя,
Будто жертвенное стадо,
Так и надо вам ‒ баранам.
Так и надо.
Не пора, ли, братья, вспомнить,
Что в стране своей огромной,
Что в стране своей родимой,
Мы ‒ единственный хозяин
И никто не господин нам.
ноябрь 2000
Реквием
Над бухтой сирена
Сиреной ревёт,
Подводная лодка
уходит в поход.
Стоит экипаж
на борту,
как живой:
‒ Отдать кормовые!
‒ Отдать носовой!
Лихого приветствия
выверен взмах.
Спускается гюйс.
Переносится флаг.
И солнце сияет,
и небо светлО.
Ах, только вот
чайка
легла на крыло!
Ах, видно,
закат
неспроста был багров!
‒ "Добро" нам на выход?!
‒ "Добро" вам.
‒ "Добро"
Не ведают Ара
и Ура-губа:
Уже повернулась
спиною Судьба,
Отмерено Время
на божьих часах
И души
качнулись
на звёздных Весах.
Святая вода
заливает отсек,
Смертельный покров
надевает на всех.
Срываются с губ
заклинанья-стихи:
– Иудам
вовек
не простятся грехи!
Е г о
не обманешь
дешёвым раскаяньем!
И нету прощенья!
И имя нам ‒ Каины!
И Память,
и Слава,
и Вечный Покой...
Уносит подлодку
Летейской рекой.
Печаль золотая
ложится на плечи.
В часовне у моря
расплакались свечи.
Смыкаются волны
и скалы скорбят,
Рождаются дети
у мёртвых ребят.
На картах
Последний Причал
им отмечен.
Харон умножает
теченье на ветер.
Но верьте!
Н-е в-е-р-ь-т-е
П-р-о-щ-а-й-т-е н-а-в-е-к-и
Н-а-в-е-р-х н-е в-ы-х-о-д-и-т
У-х-о-д-и-м п-о М-л-е-ч-н-о-м-у
Звезда роковая
упала на снег.
Волна ледяная
ударила в брег.
Друзья боевые
на т о м берегу.
Я только
к себе их
позвать не могу.
Я даже
руки им
подать не могу.
Простите родные.
Прощайте навек.
Навеки.
Навечно.
И значит:
‒ До встречи.
2000
Тризна
Жестокий рок.
Проклятый век.
На море Баренцевом шторм,
Под морем Баренцевым бред:
Сто восемнадцать человек
Ушли в бездонное Ничто,
А у экранов вся страна
И жаждет:
‒ Пива!
И:
‒ Кина!
Осатаневшая страна
Желает:
‒ Хлеба!
И:
‒ Вина!
Какое тонкое вино!
Какое жуткое кино!
Люк будто Чёрная Дыра,
ВрАта ‒
отсюда ‒ в Никуда.
Беда врывается в отсек
И воздух делится на всех.
И Жизнь ‒ на всех,
и Смерть ‒ на всех.
И в рай вступаем без помех.
Морская режется звезда,
Со спиртом хлюпает вода:
‒ За погибающих ‒ до дна!
Им,‒ умирающим:
‒ Ура!
Нам, поминающим,‒ хана.
Какая чудная страна!
Какая страшная вина!
Днесь разлагается душа.
Ушедшие не согрешат.
Грех обретается на суше.
‒ Спасите
ваши
души!
2000
Жестокий вальс
"Крутится, вертится
Шар голубой..."
Шарик крутится,
крутится,
вертится.
Век серебряный!
Век золотой!
Что отмерено
‒ нынче проверится,
Поиграем
в рулетку
с Судьбой.
Не страшна нам любая погодка:
Ни шторма, ни циклоны, ни зной.
Называется лодка подводной,
Потому что живёт под водой.
За измены,
за подлость ‒ ответится.
Ждёт Судья
за последней чертой.
А от Смерти
никто
не отвертится,
Вот и выпал нам
‒ Вечный Отбой.
Ни к чему нам
Европа с Америкой,
Спи спокойненько
шарик земной.
До камчатского,
чудного берега
Дотянуться бы
только рукой.
Сердце выдаст
прощальные пеленги
Сквозь
задраенный
люк кормовой.
Ах, до кольского,
русского берега
Дотянуться,
казалось,
рукой.
Море бесится
месяц за месяцем,
Ночь длинна
за полярной
дугой.
Горе мелется
и перемелется,
Мы не встретимся,
милый,
с тобой.
Не страшна нам любая погодка:
Ни шторма, ни тайфуны, ни зной.
Коль пришёл на подводную лодку,
Значит место тебе ‒ под водой.
2000
Плач
Только ахнуть и успели
Расплавленные губы.
А с небес уже пропели
Серебряные трубы.
Вот и грянули архангелы,
Вышел братцам Вечный Дембель.
Может вас запишут в ангелы,
А меня запишут ‒ в демоны.
Распадается на атомы
От тоски душа и тело.
Ой, вы, брАтушки-ребятушки,
Ой, да, что же вы наделали...
Вот и грянули архангелы,
Выносите с "Аллилуями".
Только грамотку охранную
Налепили с поцелуями.
Ой, вы, чёрные платочки,
Серый камень под рябиною.
Ой, кровиночки-сыночки,
На кого ж вы нас покинули...
Вот и грянули архангелы,
Со святыми упокой.
От губернии МурмАнской
До губернии КурскОй.
2001
«Воды и вечности стена уже...»
Воды и Вечности стена уже
Над сгинувшей подлодкой,
Скорбящим и стенающим
Уже заткнули глотки.
Посмертные страховки
Оплачены сполна,
Дешёвки-поллитровки
Расплёсканы до дна.
Творят свою работ(к)у
Мгновенья и века.
Спасибо за забот(к)у,
Агенты ВСК*.
Я от души, поверьте,
Вам слава и почёт.
Что ж собственно до смерти,
Так вы здесь не при чём.
Жестокая грамматика
Примеривает суффиксы,
Дешёвая романтика
С высокой не рифмуется.
Ветра развеют душеньки
От полюса до полюса.
Кто верит ‒ пусть помолится,
А мы поднимем круженьки.
"Стукач"** долбит под корпусом
Прощальную чечётку.
За тех, кто упокоился,
Так принято ‒ не чокаясь.
Но, изломав традиции,
Заменим их на новые:
Тех, кто не возвратился,
Считаем в автономке.
Не Судия, не праведник,
Но, с болью и тоской,
Пью за друзей ‒ за здравие!
Врагов ‒ за упокой!
Серебряный, нетающий
Снежок накроет веки
Вот и мои товарищи
Остались в прошлом веке.
Печать судьбы-воровки
Бесстрастна и нема,
Сдают телеторговки
Иные имена...
*ВСК ‒ Военно-страховая Компания
**"стукач" ‒ жарг. ‒ акустический прибор для
обозначения места затонувшей подводной лодки
Теперь жальчей народ(ц)у
Пал Палыч Бородин
И за его свобод(ц)у
Мы встанем, как один.
Эх, долюшка бездонная ‒
"Кресты" да Моабит.
Жена его бездомная
И голод ей грозит.
Пророчица-пословица,
Где две беды-сестрички:
Попросится, (ха-ха) поклонится
С сумой по электричкам.
Страна у нас "Единая"
И голос наш "Един",
Радетеля родимого
В обиду не дадим.
Вставай, страна "Един"(ск)ая
Из грязи и
говна!
За волю бородинскую
Не жалко ни хрена!
Мы все теперь ответчики,
Равняемся в строю!
‒ За Веру?!
‒ За Отечество?!
‒ За "баксы"
и Семью!
Пусть ярость бла-а-родная
Вскипает,
"панима-ишь",
через край.
Вставай, страна огромная,
Давай вставай,
вставай!
Народную,
погромную
Дубину подымай!
Мы пустим им кровянку!
Мы вскроем их ходы!
Ответят за подлянку
"Проклятые жиды",
Проложим точно курсы
И постоим за Честь,
Ещё ведь кроме "Курска"
Другие "эН-ски" есть.
Запричитают бабки,
Когда торпеды ахнут,
А мы отмоем "бабки",
Которые не пахнут.
До Бруклинской "могилы"
Наш голос долетит,
У нашей у "мобилы"
Не кончится лимит.
Дип-воровская "ксива"
Надёжней паспортины,
Орлан орлу двуглавому
Не выклюнет глаза.
"Шестёрки" из России
Уже везут "маляву"
С поклоном от Устинова
Бернару Бертаса.
Статьями и закон(ик)ами
Не стоит "брать на понт" меня,
Зелёные мильёники
Взлетят на ветерок.
Скуратовы дель-понтовые
Не намотают срок.
Пока "крышует" рыцарь
Кинжала и плаща,
Плевать нам на justitia
Да здравствует "общак"!
Порасцвела "малина"
Под сводами Кремля:
Гуляет VIP-рванина,
Как в песне, ‒ от рубля!
.................
Услужливая критика
Выцеливает суффиксы.
Политики, бандитики
С богемою тусуются.
2001
«Ты прости нас, Костя…»
Путанову К. П.
Ты прости нас, Костя,
Что не едем в гости.
Ходим мы под смертью все,
Может, скоро встретимся,
Только всё не верится
В то, что ты погиб.
На степном погосте
Ни Любви, ни Злости –
Расплатился Костя,
А тут – одни долги,
А тут – кругом враги
И все стреляют в спину,
И каждый шаг,
Как будто бы на мину,
Не угадать, где разорвётся круг:
Сегодня – друг,
А завтра – смертный враг.
А храбрость наша – лабуда,
А сила наша – в никуда,
Коль слово Чести – ерунда.
Подлец всегда ударит со спины,
А за спиной – ни друга, ни стены,
А подлецам – ни долга, ни вины,
А подлецы – кругом защищены,
А подлецы – стеной обнесены
И стены – до небес вознесены.
Я знаю –
Никакой твоей вины,
Что за спиной –
Ни Флота, ни Страны,
А вместо лодок
И походов
Лишь кока-кола
Да хот-доги.
Жизнь не в Труде –
В расчёте на Джек-пот.
Увы, приятель,
Крест – не перископ.
И кто есть кто –
Пойди его проверь.
В друзьях у нас –
И Запад, и Восток,
А во врагах –
Лишь собственный народ
И каждый день
Величит счёт потерь.
Доколе ж будем
Хныкать да терпеть?
Шипунский полуостров,
Таманский полуостров,
России полуостов…
На степном погосте
Поржавели гвозди.
Спишь спокойно, Костя?
Всё ль равно
Тебе теперь?
-----------
Девять лет минуло,
Как одна минута.
Счастия не выдалось
И опять привиделось:
Как лежал в гробу ты,
В туфельки обутый,
Покойный и красивый,
А я стоял бессильный,
Сильный, моложавый.
Не посмел спросить я:
Костя, где душа твоя?
В небо воспарила?
Скрылась в океане?
Господи, прости тебя.
Себя – просить не стану.
Мы, брат, проныряли
Столькие заливы же
И Востока Дальнего,
И Востока Ближнего.
Своего ‒ не сдали,
Не хватали лишнего.
С Глубиной на Вы были,
Старшему не Ты-кали,
Младшего не мыкали,
Чай, ‒ не господины.
Вовсе не святыми,
Ну да – не скотинами.
В проруби не плавали –
В Океан ходили ж мы.
Нынче, Костя, ‒ Главными –
Пижоны Горнолыжные.
ЧИЖики всё чижутся.
Пыжики всё пыжатся.
Чтоб Страна распалася
Не хватает малости.
Что там голод хищников
Пред Людскою Алчностью?
В море – жизнь по «Правилам…»
Тут, попробуй,‒ выживи.
Сравнения не вынести –
Ничего нет общего
У звериной хитрости
С Человечьей Подлостью.
Что, браток, глубины там
Марианской впадины?
Нынче не избыть нам
Глубины Предательства.
Раньше – соТоварищи,
Помнишь – дело прошлое –
В «Винном» отоваришься
Да и хватишь лишку
Или брякнешь пошлость –
Вся душа измается,
Со стыда сгоришь ведь.
Всё, браток, меняется:
Господу помолимся –
Слава Тебе Господи!
Каталог удовольствий –
«Московский комсомолец»:
Ладушки – оладушки!
Лесбиянки – геюшки!
Нынче, ‒ были б денюжки,‒
Можно – выбрать девушку,
Можно даже – бабушку,
А, если хочешь,‒ дедушку.
(Нынче, вслед за Филею,‒
Бум геронтофилевый.)
Плакать? Улыбаться ли?
Казус, .ля, природы:
Лолиты-Магдалины,
Жиголы-альфонсы –
Звёзныя герои ну –
Ворусских сказок.
А, если много «баксов»,
Можно выбрать… Родину.
Рай да пасторали всё –
Торжество взаимности.
Славно постаралися,
Чтоб казну повымести,‒
Подлые – «поднялися»,
Гордые – повымерли все.
Всё Дерьмо повылезло –
Всё Добро повывезло.
Полстраны – про.рали псы,
Полстраны – пропили тли.
-----------
Велика Россия –
Жутко в Ней человекам.
И «крутых» ‒ не счесть,
И богатых – несть…
Да руки подать, Костя, некому.
----------
Ширмачи да кукольники,
Хихальники да хахальники.
Полстраны профукали,
Полстраны про-fuck-али.
Разодрали Её когтями,
Растащили Её частями.
Осеняют себя крестами.
Обзывают себя – Властями.
Свободу парнокопытным!
И вдоволь жратвы и пойла!
А, если взбунтует быдло,
Загоним ОМОНом в стойла.
Ради Этой, Костя, Швали
Океан пахали мы?
Ради Этой Мрази ли ‒
С моря не вылазили?
Духовные дистрофики!
Моральные дебилы!
Это вы Её построили?
Это вы Её хранили?
Может гибли – вы – в окопах?
Или – вы – в отсеках гнили?
------------
Что Кизляры им?
Что Бесланы?
Правят нами они ‒
Ослами.
Да и сами притом –
Козлами.
Сколь ни дай им,–
Всё, как в Прорву,
Как в Дыру вылетает
Незнаемую.
Мистер Доллар им
Вместо знамени.
С Этой Властью рядом
Я и с.ать не сяду.
-----------
Классно жить в Австралии,
Сказка – в Аргентинии.
Предстоит Японии
Прирастать Курилами?
Предстоит Китаю
Прирастать Сибирью?
Чудно жить в Пахании,
Сладко до маразма.
Вдохновляться фантиком
Бело-сине-красным.
Либералам – дифирамб!
Аллилуй – Советам!
Прикрываем нынче срам
Фантиком трёхцветным.
Расцветай Банания –
Родная Апельсиния!
Говорят,‒ была Страна
И звалась… Россиею.
-------------
Надо было умудриться,
Нужно было догадаться,
Чтоб Такую-то Странищу
Промотать по заграНиццам.
Всяким «жучкам» да «полканам»
Разыграть по Монте-Карлам.
-------------
Суки – при Богатстве,
Остальные – лишние.
Заселили бандерлоги
Вдоль-Рублёвские берлоги.
Тысяч -ять – ворюгами,
Тысяч -цать – обслугою.
ОбжилИсь, поубирались
И Деньги – uber alles!
А Денег не имеешь,
Считают – untermensch-ем.
-------------
Всё у нас красивенько,
Краше не придумаешь ‒
Со среды до вторника
Ёрничают ёрники,
Дурни всё придуриваются,
радзинские витийствуют,
назаровы обжорствуют.
(«Маэстро»,‒ скоро «физия»
Не влезет в телевизор ведь.)
Для особо жиденьких
Есть канал «Халтурка».
Для особо твёрдых –
Камеры в Лефортово.
Никакой, брат, мистики:
ПрОтокол оформлен,
ПрИговор подписан –
Будановых – в насильники,
Губкиных – в убийцы.
«Трёхсотые» ‒ пакуются,
«Двухсотым» ‒ всё простится.
Милый «…бедный Йорик» ‒
Чёрный пистолет.
Лёг на Троекуровском
Генерал-майорик
И с тех пор в России
Генералов нет.
-----------
Всё у нас толковенько:
Прикуп – сто очков.
«Вимм Билль…» ‒ молоко нам,
Буш – окорочков.
Рай – для упокойников!
Жысь – для сволочков!
Есть один полковник
Да и тот – Квачков.
-----------
Повод для веселья:
Обнадёжил Мухин*–
Нет Души спасенья,
Есть – Бессмертье Духа
И Добро без Худа.
Коньяку и скотчу
Я не пил неделю
Или даже больше.
(Позабыл с похмелья).
Оказалось – глупость:
Снова перепутал я
Землю с лунным грунтом ‒
Никакого Чуда,
(Кроме Голливуда.)
Будьте здравы, Юрий, ‒
Доктор Всех Наук.
Буду знать «в натуре» ‒
«Джокер» есть в колоде –
Дух – не просто – Пфук!
А… ‒ Закон Природы!
Я ж свои уроки
Проходил во ВВМУППе**
И усвоил туго:
«Дух» ‒ он в сказке Дух,
А по жизни – сука.
Извините, право,
Если выйдет грубо:
Суки уважают Силу.
Вот и вся Наука.
*Мухин Ю.А. – писатель-публицист,
главный редактор газеты «Дуэль»
**ВВМУПП – Высшее военно-морское
Училище подводного плавания
им. Ленинского комсомола
-------------
«Я список…» олигархов
«…прочёл до половины».
Не харкаю, не каркаю
Всё ж, ‒ спасибо «Форбсу»
Кто – винный? Кто ‒ невинный?
Завтра разберёмся.
Врут ЕдиноРоссы,
Будто нет вопросов.
То у кровососов
Помутненья бред.
Насчитаем к осени
Тысяч -сот матросиков
И на все вопросы
Выдадим ответ.
------------
Пригодятся столбы и заборчики –
Ох, сурьёзныя будут разборочки!
Налетай матросня да солдатчина –
Ой, кровавые зреют скандальчики!
------------
Мы же, брат, промерили
Дистанции с Глубинами:
Жизнь считали милями,
Смерть считали метрами.
Два с вершком могильные
Нам ли вдруг помехою?
Дантом – я – поехаю,
Будешь мне – Вергилием?
Окунусь – Х-рр! Я - …щевский,
Простирну одежды.
Есть ещё надежда –
Помереть бы с Честью.
Лягу рядом я, ты подвинесся.
Вот и свиделись. Гой еси!
Жили-были да не повывелись
Добры молодцы на Святой Руси.
В Мире Этом, Костя,
Все мы – только гости.
На степном погосте,
Что весна, что осень…
Шелестят колосья,
Пламенеют звёзды,
Ветер листья носит…
С моря ветер, Костя.
----------
Тут каждый камень –
тема для поэмы
И нет демографической проблемы.
----------
P. S.
Если ж с Принцем Датским
Сподобит повидаться,
Можешь передать Ему –
Пусть он успокоится,
Дескать,‒ всё прелестно
В Нашем Королевстве –
Пуще всех достоинств
Ценится предательство.
Единицу подлости
Называют – «ельцин» и,
В сравненьи с «Эталоном»,
Остальные – девственны.
Кровь красна у Подлеца
И здоровый цвет ельца!
Велика Заслуга –
Для избранного круга,
Для публики берлинской
Отплясывать «Калинку»
На «гробе Коммунизма»
С особым Ель-цинизмом.
Нет «счастливей» повести –
Жизнь прожить без совести.
P.P.S.
Если ж откровенно –
Миром правят стервы.
Но, не всё, брат, скверно ‒
В банках тонны спермы,
(Скоро будем, верно,
Разграблять Венеру
И, для цели оной,
Наштампуем клонов.)
В Шайбе мы – со Стэнлею,
В Теннисе мы – с Дэвисом
В УЕФЕ мы – первые ‒
(Спасибо гольденштернам!)
И крепки финансы –
(Слава розенкранцам!)
По счетам и займам,
Прежним и недавним,
Обжиревшим странам,
Стран(ик)ам и стран(к)ам,
Всех мастей зас.анкам
Платится исправно,
Так что «всё в поряде» ‒
Чинно и пристойно.
Правда, нам не платят,
Ну, так было б странно.
Да ещё «в Багдаде...»
Не вполне «…спокойно».
май-октябрь 2005
«Хорошую песню напишет Шевчук…»
Хорошую песню напишет Шевчук.
Как жаль, что я петь не умею.
Но орден ему за это вручу,
Которого сам не имею.
А завтра кино нам покажет кино
И нас обзовёт Господами.
Но орден ему я вручу всё равно,
Хоть сам не имел и медали.
Кто море пахал, кто в отсеках рыгал,
Дворянского званья не ждали.
Могли, к о г д а н а д о ‒ врубить по зубам,
Но не были мы господами.
А главное ‒ нужно профессию знать
И дело совсем не в мундире,
Тогда, хоть зелёный совсем лейтенант,
Тебя назовут командиром.
Не надо, друзья, громоздить пьедестал.
А просто ‒ снимите пилотки.
Увы,‒ я полковником так и не стал,
Поскольку служил на подлодке.
Спасибо за песню, товарищ пиит,
А встретиться нам не придётся.
Полжизни трубил ‒ никого не убил
И может, хоть это зачтётся.
Просто Кошмар
Военному комиссару г. Кумертау (Республика Башкортостан) кап. 1 ранга
Р. Ф. Биктимирову и жене его Лиле Сахаповне
Как я Ночь Новогоднюю праздновал ‒
Пил Шампанское, ел голубцы.
Жаль,‒ икорка была лишь красная.
Чёрной не дали ‒ "подлецы".
Правда ‒ сёмга была с селёдочкой
И, естественно, был салат.
В Уравнительной* ‒ триста водочки.
Принял в Быструю** ‒ сто пятьдесят.
А, когда уже съел и выпил всё,
То, конечно:
– Айда во двор!
Там поздравила нас милиция.
Ох,‒ душевный был разговор.
Пел на улице песню громкую,
Бабу Снежную целовал,
Называл Хозяина ‒ Ромкою
И с Хозяйкою танцевал.
А очнулся ‒ сияет Солнце.
Я на брюхо хотел прилечь.
Чую ‒ запах, какой-то ‒ конский
И ‒ нерусская, слышу, речь.
Ой,‒ зачем не учился в школе я?!
Нет, ребята, это ‒ не сон:
Обкурили меня, обкололи,
Захватили меня в полон.
Слышь ‒ решают ‒ сажать ли на кол?
К лошадиному ли хвосту?
Знал бы, паря, где будешь плакать,
Так объехал бы за версту.
Вот и кончено ‒ не был барином ‒
На Сосновом висеть Дубу.
Притащили меня к Татарину
И решил он мою Судьбу:
Чтоб не зарился на невестку
Да не щерил щербатый рот ‒
Настрочил на меня повестку
И отправил меня на... Флот.
*Уравнительная ‒ Уравнительная цистерна.
**Быстрая ‒ Цистерна Быстрого погружения.
Особая строка
контр-адмиралу Бецу В. И.
Война едва закончилась,
Окопы не загладились,
А в Фултоне, а в Лондоне
Другие псы разлаялись.
И выбрал, не прицениваясь,
Чтоб жить не стыдно было,
Судьбу я Офицера
Победного Призыва.
Судьбинушка-судьбиночка,
Сладка ты и горька…
Для тех, кто в Бечевиночке,‒
Особая строка.
Война давно на складике
И вытралены мины,
Но в Тихом, но в Атлантике
Вновь рыщут субмарины.
Судьба распорядилась
И в жизни всё совпало,
Чтоб быть мне Командиром
Камчатского Закала.
Не бухта, а – картиночка,
Посмотришь свысока.
Про тех, кто в Бечевиночке,‒
Особая строка.
Работы, брат. Работы, брат,‒
Ни отдыха, ни сна.
Да вот она, да вот она –
Холодная Война.
На атомных – провизия,
Надбавки и оклады.
У дизельных, у дизельных –
Отдельная Бригада.
Юнцов, как деток вынянчил,
Пусть речь порой крепка.
Подводник-бечевинец –
Особая строка.
Не падок сладкой лести,
Нет денег – горя мало.
Но нет мне Высшей Чести
И нету Горше Славы –
Остаться Адмиралом
Советского Подплава.
Прощай, жена-Галиночка.
Не надо, дочка, плакать:
Отныне субмариночка
Моя – на Вечном Якоре.
Судьбинушка-судьбиночка,
Сладка ты и горька…
За тех, кто в Бечевиночке,‒
Особая строка.
27.06.05
«Тому, как триста лет назад…»
Тому, как триста лет назад,
Когда, морей тисками сжатой,
России слава нарождалась,
Провидел Пётр:
Могучий Флот –
Великая Держава!
Обиды сердце мне ожгли
И слёзы пали –
Стояли в бухте корабли
И умирали.
Ах, им бы пены штормовой,
Морей с материками,
А тут паёк береговой,
Да мразь фекалий.
Снуют весь день туда-сюда
Шальные крысы
И воры стали – Господа,
И в этом смысл?
И, если с ними ты знаком,
То в рай идёшь по блату.
Теперь на кладбище Морском
Приют «крутым» ребятам.
Плюётся в борт вонючий порт
Слюною ржавой.
Бесстрастно время-прокурор,
Судьбы объявлен приговор:
Убогий флот – несчастная держава.
«Нет, не идёт удача Козерогам…»
Яковлеву Ю.И.
Нет, не идёт удача Козерогам,
Как ни крути Фортуны колесо.
На кон года, хоть сотнями подсовывай,
В конечном счёте, выпадет «зеро».
Мотает счётчик-времечко,
Века летят, как семечки.
Ну, вот и ты – не Юрочка
И я, увы,‒ не Шурочка.
Пустую скромность брось-ка,
Не просто сорок с хвостиком,
Две тыщи лет протопали,
Обзавелись потомками.
В Индийском не утопли,
В Житейском не испортились.
А были мы – подводники,
А нынче, вдруг – страховщики,
А золотые годики
Остались в прочном корпусе.
Судьба стоит на «Стопе»,
Как лодочка в воде.
А помнишь в перископе
Пролив Баб-эль-Мандеб?
А, если кроме шуток,
Желаю тебе, Юрий,‒
Была б жена не фурия
В любое время суток,
Здоровья и удачи ж,
Огурчиков на даче.
Ну а ещё «в натуре»–
Доходов – «по фигуре».
А, если, предположим,
Нам Родина прикажет:
‒ Давайте, Юра с Сашей,
‒ Мол, расхлебайте кашу!
Мы Верхний Люк задраим,
Мы вылезем из кожи
И янкам не поможет
Хвалёный «Энтерпрайз»!
17 января 2002
Лейтенантская выпускная
Шеренгами на столиках –
Погоны нам и кортики
И на плацу мы в форменках
Стоим в последний раз.
Не «пятаки»-курсантики,
Теперь мы – лейтенантики.
Ну не тяни, полковник,‒
Зачитывай приказ!
Построены по ростику,
Подравнены по фронтику
Колонны наши взводные,
«Коробки» наши ротные.
« ‒ Ура!» ‒ из сотен глоток
И радость и восторг!
А завтра мы по Родине,
Разъедемся по Родине,
По Родине, по Родинке –
На Север и Восток!
Прощайте, коридорики,
Заборики и дворики!
Шампанское в «Астории»!
Шампанское на «Кронверке»!
И не стыдятся «гопники»
Обсчитывать заказ.
Ну не томи, полковник,‒
Зачитывай приказ!
Под водку и селёдочку
«Усталую подлодочку»
Кабацкие угоднички
Слабают и споют.
За кровные червончики,
Хоть 20 раз споют.
А завтра мы по Родине,
По Родине, по Родинке,
Разъедемся по Родине,
По Самой Лучшей Родине,
На Запад и на Юг.
Актёрикам – поклоники,
Цветочки и поклонницы!
«Шанель» им во флакониках!
Всё это – не про нас!
Отличницы – надводникам!
Красавицы – подводникам!
Эй, не робей, полковник,‒
Зачитывай приказ!
Пусть обживают кубрики
Другие первокурсники,
Познав науку трудную
На запах и на вкус.
Сегодня – лейтенантики,
А завтра – в Океане мы,
На Тихом Океанике,
В Индийском и в Атлантике
На все 16 румбов
Прокладываем курс.
Под ру-, под ру-, под ручку
Прогулочки курсантские.
Не просто так – подружки,
Вы – жёны лейтенантские.
Знакомимся во вторник,
А в среду – прямо в загс.
Чего ж ты ждёшь, полковник?!
‒ Зачитывай приказ!
Сегодня мы по городу,
Гуляем мы по городу,
По выпускному поводу.
А завтра мы дорогами,
Подводными дорогами,
За пазухой у Бога мы –
Держись, старик Нептун!
Мы никого не трогаем,
А тронуть нас попробуют –
В запасе – гидрология,
«Скачок » и «жидкий грунт».
‒ Ах! У капраза Шитова,
У Гешеньки у Шитова,
Немытого, небритого
Две дочери на выданье –
Девчонки – Высший Класс!
Да ты никак завидуешь?!
Завидуй нам, завидуй нам,
Завидуй нам, полковник, и –
Дочитывай приказ!
Дизельная шуточная
Ветеранам 182 Отдельной
Бригады подводных лодок.
б. Бечевинская
(Камчатская Военная Флотилия)
Скажу без околичностей,
Финтить я не привык:
‒ Мы с дизель-электрических,
‒ Мы с дизель-электрических,
‒ Мы с дизель-электрических,
Старик.
На атомных – провизия,
Надбавки и оклады.
У дизельных, у дизельных –
Отдельная Бригада.
Лолиткам и бальзаковкам
Мы не мозолим глаз.
По запаху, по запаху
Узнаете вы нас.
У атомных ‒ дивизии,
Флотилии, эскадры.
У дизельных, у дизельных –
Отдельная Бригада.
Не признаны Героями,
Властями не отмечены.
Запоры с геморроями
Надёжно обеспечены.
Где Атомная Физика,
Там топлива не надо.
У дизельных, у дизельных –
Отдельная Бригада.
Ни орденов, ни Грамот,
Медали не про нас.
Нам лучшая награда –
Гальюн и унитаз.
Такая, брат, коллизия.
Хоть пой её с эстрады.
У дизельных, у дизельных –
Отдельная Бригада.
октябрь 2005
ЗКБ*
кап. 1 ранга Сенькину В. А.
кап. 1 ранга Остаповскому Г. В.
Собачья жизнь у ЗамКомБрига.
Сам посуди – какая, на хрен, жизнь?!
У Флагмана – на «Товсь!» ‒ в кармане фига:
Три дня на сход –
(«за что там подержись»).
Не хнычь, подводник,‒
в море, значит,‒ дома.
Быстрей ржавеют в клюзах якоря.
Моржовая с Медвежкой ** ‒ не знакомы,
Но в сотый раз пропаханы моря.
Лихая жизнь у ЗамКомБрига –
Заглавный морячИла и вояка.
Свод Боевой – любимейшая книга –
Навек в мозгу –
от «Аза» и до «Яко».
Без командиров, ясно,‒
флот не Флот –
Фонд прирастает самородком маленьким.
Да, что там Флот?!
И плот не поплывёт.
И тугодумов наставляем – валенком.
Отчизны Столп – не продувной бродяга.
Присяга есть и выбор тоже есть.
Присяга нам – не Сенькина бумага.
Есть «капиталы» ‒ выслуга да Честь.
Развеял шторм над морем Вашу Славу,
Сияют в небе Ваши ордена.
Страну и Флот распродают шалавы –
Им Сильная Держава – не нужна.
16.06.07.
*ЗКБ ‒ сокр. ‒ Заместитель Командира Бригады на соединении дизельных подводных лодок самая, как подводники выражаются,‒ «ходовая» должность, поскольку по распределению обязанностей ЗКБ чаще
всех отрабатывает молодых командиров подводных лодок и экипажи в море, иногда, в течение года, участвуя в двух-трех «автономках».
**б. Моржовая, б. Медвежка – названия бухт
п-ва Камчатка, любимые места охоты
и рыбалки подводников 182 ОБПЛ
про не-крокодила Гену, жизненную схему и флотскую систему...
капитану 1 ранга Дмитриеву Геннадию Михайловичу в день 75-летнего юбилея
Тут ‒ где волны бьют о стены,
Тут ‒ где Пётр флот взрастил,
Тут родился мальчик Гена…
Мальчик, а не крокодил!
Без страховки, без опеки,
В прошлом, знаете ли, веке ‒
Нежный, маленький цыплёнок ‒
Он под стол пешком ходил,
Но на флот, считай с пелёнок,
В год военный угодил.
Желторотый и зелёный ‒
Гена, но не крокодил!
Род ведёт, понятно, Гена
Прямиком от ДиоГена.
Предводитель КарфаГена
Одолжил ему свой Ген.
Полководца-вышибалы,
Пра-пра-правнук Ганнибала ‒
Невский он абориГен.
Вот такой в роду у Гены
Неприглядный континГент.
Он, замкнув веков цепочку,
Тоже жил в железной бочке.
В Генетическом рядочке
Не намерен ставить точку ‒
Сыновей нажил и дочку.
С "аппаратом" всё в порядке –
Кур не щупает украдкой,
Размножается не кладкой ‒
Крокодильей яйцекладкой,
Бром не кушает с устатку,
Не глотает «Сиалекс»,
Чтобы взбадривать рефлекс.
(Где угас мужской рефлекс –
Не поможет «Сиалекс»)
Ненасытный и голодный,
Для любви всегда пригодным
Держит орган детородный
Он, хотя и земноводный,‒
Всепогодный, благородный,
На судьбу необозлённый,
Строгой службой закалённый,
В жизнь и девушек влюблённый,
Бравый, стройный, полный сил,
Спелый, зрелый – не зелёный.
Не зелёный и не крокодил!
(Ой, от зависти рыдает,
В зоопарке гамадрил)
Матерея год от году,
Он огонь прошёл и воду
Трубы медные лудил ‒
Атом грозный покорил.
Э.э.э .э ‒ да, что, ребята, атом?!
АвтоГен и Генератор –
Паро-газо-Гнератор,
Чудо-ядерный реактор,
Как обычный сельский трактор,
Заисследовал до дыр.
За столом, в строю и дома,
В море, в бане, хоть в степи ‒
Помнит он Законы Ома,
Для участка и цепи.
Тост «За флотский экипаж!» ‒
Отчеканит‒ «‒ Отче наш!»
И, поверите ли, братцы,
Он на ты с реГенерацией,
ТанГенс знает и котанГенс,
А сердечную дистанцию
Измеряет циркуль-штанГеном.
От прАдеда-Архимеда
В нём заложен жизни нерв.
Починить умеет краник,
Потому, что он – м е х а н и к,
Но, сначала,‒ и н ж е н е р.
И, отметим непременно,
Тёплый он – т ё п л о о б м е н н ы й,
Но меняя спирт на воду,
Пыл сердечный сохранил,
Добрый он ‒ д о б р о п р о в о д н ы й,
Потому что он подводник.
Не шнурок он, а – подводник!
Не свисток! ‒ Атомоходник!
Чёрт возьми ‒ не крокодил!
Охмурить пытались Гену
Хлорпикрином и фосГеном,
Облучить его рентГеном,
Залечить его пурГеном.
Отставные эскулапы
Перекрыть пытались клапан
И Михалыч ‒ дед и папа
По асфальту шлёпал лапой,
Но засланников из НАТО ‒
Наглых, подлых супостатов
Гена ловко обнулил ‒
Эликсир надёжный влил.
От напасти патоГенной
Эликсир имел отменный.
От застоя и от жира,
Независим от режимов –
Политических режимов,
Есть надёжный эликсир!
Утрояет дух и силы –
Тянет, будто бы буксир,
Сверхнадёжный эликсир!
Поднимает недвижимых ‒
Будь, хоть трижды недвижим!
От постельного режима,
От запора и зажима ‒
Эликсир на флоте – «шило»!
Если есть на флоте «шило» ‒
Цели флота достижимы!
Будет «шило» ‒ будем живы!
Опыт истины порукой,
Мы над догмой не дрожим,
Но ни верой, ни наукой‒
Этот факт непостижим!
Как сказал старик ТурГенев,
«Шило» скушав и «вискарь» ‒
"Свистят...", увы, не «…пули у виска‒
Течёт с небес вода обыкновенная».
Так, вдохнувши шильный дух,
Нынче Гена стоит двух ‒
От начмедовских потуг
Не погас и не потух ‒
Не фазан и не петух.
На ногах стоит на двух.
Не арГентум, не палладий
Жар болезный охладил.
В том секрет ‒ что он ‒ Г е н н а д и й!
Пусть чуть-чуть и …крокодил
Нарушая жизни схему,
Покорил кинобогему ‒
Он в баталии любовной
Фору даст любому дону ‒
СамомУ Ален Делону!
Кто бы что ни говорил –
Не соперник Ричард Гир.
Чтобы сравнивать их форму,
Я и к бабке б не ходил ‒
Ричард Гир, на Генном фоне,‒
Натуральный крокодил!
Гамлет, Штирлиц и Афоня
Затерялись в кинофонде,
Харрис Форд, на Генном фоне,
Различается с трудом.
Нынче Ген ‒ в одном флаконе
Депардье и Бельмондо!
А недавно доложили ‒
Дамы Гену обложили.
Доложили мне намедни –
Обложили Гену ведьмы.
Джина, что Лоллобриджида,
Глаз на Гену положила.
В КопенгаГене и Генуе,
От Венеции до Вены
Волком воют инсурГенты ‒
Запределен рейтинг Гены –
Хоть сегодня в президенты!
Беспринципны, откровенны,
Соблазнить желая Гену,
Стонут, громко и прилюдно
Голливудские лахудры,
Но напрасно тратят силы
И, не хватит ихних сил ‒
Гениальный и красивый,
Он из русской плоти соткан,
Иностранческим красоткам,
Соблазнительным сексоткам
Гену мы не отдадим!
Потому что он – леГенда!
Обалденный! ОфиГенный!
Ну, никак не крокодил!
Закругляем формуляр ‒
Гена нынче юбиляр!
Потому, что умный Гена.
Гена вам ‒ не Автандил!
Холостой, интеллиГентный!
Всем на свете угодил!
Здоровенный он! Военный!
Флотский! И не крокодил!
24.08.-
Блоку 100лет
Сотня Вам?
‒ Бросьте!
Хватит стыть
в бесстыдном спокойствии!
Ваш срок не вышел,
Вам едва за сорок.
Я помню – меня не обманете.
Маяковский
тоже
не вылежал –
Встал
и командует корпусом.
Было –
псалмы пели,
Комкали платки незнакомки,
Капал воск расплавленный,
Оплакивали Блока,
Облаком обволакивала тоска.
Было –
вороны каркали.
Ликовали:
‒ Таскать вам,
не перетаскать,
Скликали,
слетелись клевать
откормленные,
Которых прадедам
скатертью
Поле Куликово
ломилось лакомствами.
Было –
на закате
облака пылали,
Плыли,
истекали
алою кровью.
Корчилась,
кончилась,
казалось Россия.
Колос осыпался,
высохли корни.
Было – помню
«Тело колокола расколото…»
Колотилось сердце Пскова
и Новогорода:
‒ Сколько? ‒ Сколько?
Клонились головы
Киевские и московские:
‒ Скоро. ‒ Скоро.
1980
Скучающим на причале…
В. Маяковскому
«В том, что умираю, не вините никого
и, пожалуйста, не сплетничайте –
покойник этого ужасно не любил.
……Счастливо оставаться».
В.Маяковский
Скучающим на причале:
‒ Счастливо оставаться.
Душа отлетевшая –
ввысь теки!
Владимир Владимирович,
горько признаться,
Вы ж
никогда
не уважали мистики.
Уверен –
корабль ……………
не потонет,
Хоть гибель ваша
ему –
пробоиной.
Знаю –
это вам
мучительно больно,
Но значит жив,
коль страдать удостоен.
Слышу –
ругаетесь «Во весь голос»:
‒ Что такое?
Кто нарушает покой покойника?
Довольно!
Грохнул
по столу
кулаком.
Надоело
в могиле
лежать
спокойненько.
К вам,
как к мёртвому,
всё с венками.
Только что
не закатили
молебен.
А мне
плевать,
что каменный!
А мне
начхать,
что пепельный!
Ещё не списан
транспорт гужевой.
А ну,
впрягайтесь
руками
и стихами.
Видите –
…………………….
Недостроено здание.
Некоторым штатским,
шипящим,
возможно,
По какому праву
разговариваю я с вами?
Отвечаю
без зазнайской дрожи:
‒ Мы
разберёмся
сами.
Мы
не о рубашках
в Гостином Дворе,
Мы
не о кафеле
в кооперативной ванне.
Не сметь
отводить глаза!
Почему в сентябре
Потушили
над Чили
Красное знамя?!
Довольно чёрному реять!
Смерть кровопийцам Чили!
«…или
у броненосцев
на рейде
Ступлены
острые
кили?!»
Неправда,
Владимир Владимирович,
Борьба
не окончена.
Но вам ли
отделываться
придирочками?
Поднимайтесь!
Некогда
в агонии корчиться!
Кто врёт,
что голос поэта
умолк?
Что пулей
пробит
висок его?
Требую!
К ответу клеветников!
И наказания
самого
высокого!
Умиляются
толстовскому
дубу
Возрождённому
молодыми побегами.
Легионы врагов……….. ………..
под корень
подрублены
И каждый стих
отмечен
Победою.
Пусть буду
в тюрьму
за хулиганство заперт.
Пусть ноет
про святотатство
профессор московский.
Но я ни строки
не выброшу
за борт.
– Ваше слово,
товарищ Маяковский!
1980
«Не панибратским похлопыванием…»
«Парадом развернув своих страниц войска,
Я прохожу по строчечному фронту...»
В. Маяковский
Не панибратским похлопыванием,
Субординацию понимаю.
‒ Смирно,
поэтический корпус!
Единым выдохом
голос
глоток:
‒ Здравия
желаем
товарищ Маяковский!
Пускай скорбят слова
на камне
памятниковом,
Но рано
враг
обрадовался
Потустороннему.
Опять застыла ладонь у виска:
– Товарищ маршал,
войска
Для парада
Построены!
1981
Прощайте, Высоцкий…
Прощайте, Высоцкий,
холодок по спине,
Был бы профессор
точно б высчитал.
Владимир Семенович,
таких парней
И сегодня – один
на тысячи.
II
Тянут мысли липкие
Сквозь слова слюнявые,
Не заглушат хриплого
Голоса гнусавые.
авг.-сент. 1990
III
На кладбище Ваганьковском
Хрипеть не полагается.
На кладбище Ваганьковском
Скорбеть предполагается.
1996
«В Политехническом Музее…»
Олегу Погудину
В Поли-
техническом
Музее
Сижу, на
«Фифочек»
Глазея.
Сверкают
Лапки
И коленочки.
Вздыхают
Дам-
ки.
Тают
Девочки.
Те кто
За стольник –
На балконце.
В партере
Блещут –
Кто за тыщу.
Заводят
Взор
В зенит
Поклонницы.
Звенит
Зловещее
Затишье.
Пред
Чёрным
Пологом
Классическим
(Как будто
Ворон
Пал
На сценочку)
Светловолосый
Встал
Мальчишечка
И улыбается
Застенчиво.
О чём молчит?
Чего он хочет?
Он к новой
Жизни
Возродит?
Или
Погибель
Напророчит?
Но
Вот
Погасло
Электричество.
О,
Голоса
Его
Величество!
В разверстой,
Адской
Глубине
Орфейский
Глас
Звенел
На дне.
Звенел,
Звучал,
Летал,
Метался.
Да он
Над нами
Издевался!
Да он,
Как будто
Измывался!
То демон
Мрачный
Бесновался,
То ангел
Чистый
Оставался.
И с этим
Кликом
Лебединым
Взмывали
Души
Человечьи.
И миг
Единый
Длился –
Вечность.
Холодным
Саваном
Мистическим
Спускался
Занавес
На сценочку,
Творилось
Чудо
И пророчество.
Среброголосый
Пел
Мальчишище
И голоса
Его
Высочеству
Зал
Поклонялся
На коленочках
«Столетья и секундочки…»
Хренову С. А.
Столетья и секундочки,
Мгновенья и миллениумы
Водичкою по трубочкам
Стекают в речку Времени.
Мне очень жаль, что Ельцина
Мне влепят в соплеменники.
Мы все, конечно, сдохнем,
Я не спешу – успеется.
Зато я горд, что с Рохлиным
Мы были современники,
Зато я рад, что с Хреновым
Сергеем мы ровесники.
Накроем стол в подвальчике,
Поговорим на темочку:
«И мы, увы,‒ не мальчики,
И вы, увы,‒ не девочки».
Да здравствует застольище
С хорошим человечиком!
Пускай живет он столь ещё
И в ХХI-м вечике!
Не стоит мелочиться,
Серега – парень стоящий.
А там, как говорится,
Рукой подать до стольничка.
А всё, что нужно, братцы –
Была б жена устроена.
Не наживем богатства,
Но сохраним Достоинство!
Как на флоте говорят
Рассчитан ход и курс назначен.
На пирсе женщины не плачут.
Не на войну, чего им плакать?
А под ногами снег и слякоть
И скользкий пирс, как будто пьян.
И мы уходим в океан.
Как будто бы на берегу нет дела,
Как будто нам здесь надоело.
Но вот мотор забрал назад
И вот корма уходит влево.
Уже на пирсе стали в ряд,
Уже к виску взметнулись руки,
Уже на мостик говорят:
‒ Доложено – исполнил «Буки»!
И шесть секунд и вновь доклад:
‒ Записано – доложено.
И весь заученный обряд
Исполнен, как положено.
Я не зову тебя, читатель,
Стоять на мостике со мной.
Нет, ты, надев жилет спасательный,
Начни в команде кормовой.
Крепи концы, сдавай задачу.
Да не зевай – разуй глаза.
И я там был, и я так начал
Каких-то девять лет назад.
Я командир, я не поэт.
На лодке пассажиров нет.
Увы, «…эпических поэм
Умчался век», простыл и след.
Понюхай дым, спустись в отсек.
И, чтоб душа не заскучала,
Берись да делай, что велят.
И, как на флоте говорят:
‒ Начни сначала.
Пришло «критическое» время,
В почёте дезертиров племя.
О них твердят, о них трубят,
О них трагедии и драмы,
О них чувствительные дамы
Уже в Совете говорят!
Девицы их боготворят!
В Сенате нам благоволят!
В казармах поселились мамы,
Летят министру телеграммы,
Пестрят в журналах эпиграммы
И анекдоты. И остроты.
Кругом лихие рифмоплёты
Трещат, хохочут и бренчат,
Строчат пародии, памфлеты
И фельетоны, и куплеты
«Почти великие» поэты
Строчат. И пусть себе строчат.
Но. Уже ножи и пистолеты
Кровоточат.
Быть может, знают доброхоты:
Когда всплывут атомоходы?
Куда нацелены ракеты?
Зачем взлетают самолеты?
Молчат, пока что, пулеметы.
Молчат. Что, если застрочат?
Уже растоптана Панама,
Уже раздавлена Гренада.
И чьи там матери кричат?
А что же наши «демократы»?
Молчат. И что они молчат?
Глухие зачастую немы.
«Придёт, придёт и наше время…»
Они и нас «разоблачат».
А мы уходим в океан,
А панихиды – не по нам.
Трубят фанфары – не о нас.
Дешёвый блеск нам неприличен.
Грошовый треск нам безразличен.
Вот перископа мёртвый глаз
И срублен «Штырь»* и поднят «ВАН»**,
И прочный корпус герметичен.
– Ты где, читатель-первогодок?
Ещё не начат счет походу,
Ещё старпом не пишет ЖУС***
И робким может показаться –
На базу стоило б списаться.
Не дрейфь подобно малышу,
Я за тобою пригляжу,
По-братски, но без панибратства,
Без опекунства, без слюнтяйства.
Прижмут – не жалуйся,
Ломают – не ломайся.
Зазорно – не упасть,
Позорно – не подняться.
Других не унижать,
Себе – не унижаться,
В строю равнение держать
И прямо голову нести.
Не доползти и не добраться,
Но до конца свой путь пройти.
Нет мужества уйти,
Есть мужество – остаться,
*«Штырь» – вооружаемая антенна
**«ВАН» ‒ выдвижная антенна
***ЖУС ‒ журнал учета событий
И всё, и кончен разговор,
И не беда, что в виде монолога.
Позволит время – заведём и спор,
Но не сейчас – легли на створ.
Старпом: – Учебная тревога!
Все на местах, точнее «по местам
Стоят и узкость проходить».
На полчаса:
– Замкнуть уста!
На полчаса:
– О женщинах забыть!
Обломки волн по бухте Бечевинской
Вчерашний шторм гоняет суетливо.
Толпою клоунов – «морское свинство»,
Смешные нерпы кинулись с отлива.
Мы их спугнули – это очевидно,
Вот из воды их только очи видно.
Итак, окончено вступленье.
Вступление не преступленье.
Быть может, скажет строгий «Взгляд»,
Что я шагаю невпопад,
Что я пишу «ни всклад, ни в лад»,
Что, мол, несу застойный вздор.
Быть может. «Взгляд» – не прокурор,
Пусть говорит – мне горя мало.
Не так бывало…
– А как бывало?
А как бывало – в новом «ВИДе»
Мы видно больше не увидим,
«Опять по пятницам…» ночной порою.
Ну что ж, вперед мои герои.
А, впрочем: – Стоп!
Я каюсь снова.
Конечно, нет. Не это слово
Я должен здесь употребить.
Не мне решать – кого любить,
Кого забыть, кого оставить
И опозорить, и прославить.
Я отпускаю вас. Идите сами.
Героями ли? ‒ Подлецами?
Глупцами? – Или мудрецами?
Друзья мои, живите сами.
А ты, читатель увлечённый,
Зелёный или умудрённый,
Женатый или холостой,
Достойный, вздорный и пустой.
Простишь меня. Поймешь меня.
Уж тот мне друг, кто указал,–
Чего я в жизни избежал.
– Кто нам судья?
‒ Лишь жизнь да время.
Мы в их причудливом движеньи
Бываем в разных положеньях.
Пришло «критическое» время
И изменилось даже «Время»:
Пожары, взрывы, преступленья…
Итак – окончено вступленье.
Готовность два. Отбой тревоги.
Звонков веселый перелив
И вот объявлен перерыв.
Мелькают в люке ноги,
Руки. Наверх подводники спешат.
Кто покурить, кто подышать,
Кто посмеяться, кто послушать:
‒ Какие письма от девчат?
‒ Какие песни от Андрюши?
Кому то он ласкает слух.
Быть может даже ваши уши,
Быть может даже ручки ваши,
А может губки ваши даже.
Не то, чтоб я совсем был глух,
Но мне милей романсы Саши.
Милей и сердцу и уму.
Дай бог ему. Дай бог ему.
Но, впрочем, я о перерыве.
Кто курит что. Я не курю.
Имея слабости иные,
Люблю я жизнь. Еще люблю
Вино, коньяк, пивные и парные,
Люблю шашлык и отбивные,
Люблю, когда друзья хмельные
Затянут песню вразнобой,
Люблю следить красавиц строй-
ных спокойный, лёгкий, нежный шаг,
Когда с улыбкой на устах,
С огнём в потупленных очах,
С небрежной шалью на плечах,
(И с сигаретою в зубах),
Они под окнами спешат
И перси грешные дрожат
Под шёлком платья шагу в такт,
«Люблю их ножки…» ножки. Но:
– Где те девицы? – То окно?
Не нам любить их суждено.
Я сам, увы, женат давно,
(Хоть это, в общем, не причина
Для интересного мужчины).
«– А только будь я помоложе,
Я б жизнь свою иначе прожил», ‒
Вдруг перебил меня мой друг.
Когда мужчины, больше двух,
Сойдутся в тесный, трезвый круг,
Не говоря уж о вине,
О чем пойдет у них беседа?
Конечно. Да. Конечно – о жене…
Соседа.
«– Ну не о ч е м, тогда.
О к о м?!» ‒
Мне голос строгого цензОра.
Ну вот, и вы уже о т о м.
Я – о предмете разговора.
«А любопытно…»,‒
С видом равнодушным,
Глотая дым, как Люцифер,
Заметил м и н н ы й офицер.
‒ Что любопытно?
‒ Да послушать,
О чем там жёны говорят,
Когда мужья их мирно спят,
Уткнувши голову в подушку
Или на мостике стоят
С мечтой о кружке и подружке?
‒ Минёр,
какие там секреты?
‒ Они?!
‒ Об э т о м…
‒ И про э т о…
Но делу время.
Мы вернёмся.
И в этот день, и к э т о й теме.
Простите мне солёное веселье.
Я твёрдо верю – мы вернёмся
В пространстве и во времени.
‒ Я верю!
‒ Верую!
‒ Вернёмся!
Вот только все ли?
‒ Все ли?
Люблю я их.
Люблю лихих, шальных ребят.
Люблю, как равный,
кровный брат.
Сильней, чем женщину люблю.
Кто не вернётся – будет свят,
Но нам не встретиться в раю.
Я – грешник. Мне дорога ‒ в ад.
Я буду рад
И черти будут рады,
Хоть я ни в чём не виноват,
Да, как на флоте говорят:
‒ Вопрос не по окладу.
И мы уходим в океан,
А поклонения – не нам
И храмы строят – не про нас.
Любой маршрут для нас обычен,
Жестокий шторм для нас привычен.
Вот перископа мокрый глаз,
И срублен «Штырь»,
и поднят «ВАН»,
И прочный корпус герметичен.
Мои друзья и по сюжету, и по службе.
Все их, черты, мечты и нужды
Они не выдуманы – виденные мной.
Как композитор партитурой
И пианист клавиатурой,
Ваятель дивною фигурой
Аллегорической скульптуры.
А кто-то светом или тьмой,
А кто – за шахматной доской,
А кто-то формулой взрывной.
Один – рукой, другой – ногой,
Тот – «кашпировской» головой
(Хоть дело тёмное, конечно,
Но я слыхал ‒ весьма успешно)
Являют образ нам порой
Любови пламенной и нежной,
Иль ускользающей Надежды,
Иль Веры яростной и злой.
Участник битвы ль удалой,
Свидете-ль драмы безутешной.
Кто хирургической иглой,
Кто политической игрой,
Я поэтической строкой
По мере жалких сил своих
Явить пытаюсь образ их
Друзей моих. Врагов моих.
Кромса-терзая «дыр», «бул», «щыл».
Пересолил? Недоборщил?
Вот явно, слишком много «тур».
В том, верно, я упрёк услышу.
Уже их выше был излишек,
Так нет тебе, ещё и тут.
Что ж, скажем, ты с натуры пишешь,
Но даже в каждом
Сколько тех натур?
Мой командир с фамилией обычной
И биографией привычной,
С пропиской вовсе не столичной,
Окончил минный факультет.
Быть может строгое сравненье
Вас увлекает в подозренье
И обрекает на сомненье,
Но не с меня его портрет.
На лодке пассажиров нет.
Он – командир, а я, увы,‒ поэт.
Возможно мы путем подобным
Попали с ним на флот подводный.
Одни и те ж у нас погоны
И полигоны, и походы,
И наши лодки, как пилотки,
Из черной кожи.
И наши жены нас чуть-чуть моложе.
Возможно даже, в том же доме
Живем мы оба.
Ну, так что же?
Мы с вами разве не похожи?
Судьба ему еще в начале
Заветный мостик обещала.
Умён. Удачлив. Дочке адмирала
Лет пять он голову кружил,
Потом отстал. Женился рано.
Развёлся. Снова полюбил.
В училище мы с этим парнем
Сидели рядом – парта к парте.
Нас вместе принимали в партию.
Тогда, когда нас принимали,
Мы все, казалось, понимали.
В те золотые времена
Другие были имена.
Какие были имена!
Хоть мы плутали иногда,
Но были зрячими тогда
И в те слепые времена
Мы не на брежневых равнялись
И на хрущёвых не равнялись.
Для них презрение и жалость.
Мы чёрной завистью терзались
К другим, чьи золотые имена
На будущие времена,
На досках мраморных остались.
И в нашей памяти остались.
Пускай не всем из них достались
Почёт и почести сполна.
Кому сполна, кому обвеском,
Но – Лунин! Лисин! Маринеско!
Гаджиев! Грищенко! Кузьмин!
Да, это были имена!
Да, мы завидовали им!
И мы на них тогда равнялись.
Мы перед н и м и преклонялись.
Хоть мы в шампанском не купались,
Хоть мы в столицах не остались.
А мы шинелью укрывались,
А мы в отсеках распрямлялись.
Я и теперь не отрекаюсь.
Не отрекаюсь. Нет. Не каюсь.
Мы жили. Верили. Влюблялись.
Кто «потерялся»?
Мы не потерялись.
Хоть не «блатную» выбрали дорогу,
Но мы не ноем.
‒ Скажи, Серёга?
Нам не досталось погибать,
Нам не досталось убивать
И, слава богу.
Когда придет сигнал «Гроза»,
Рука не дрогнет.
Пускай начётчики шипят:
– Офицерьё…, в златые зубы;
Пускай налётчики грозят:
‒ «Перо» им в пузо!
Пускай газетчики кричат,
Что мы обуза.
Смешно и грустно.
Меняться – поздно.
Жаловаться – глупо.
Они шипят, грозят, кричат.
Они пищат, сопят, вопят,
Пока разведчики следят
И пограничники стоят,
И перехватчики летят,
Пока на флоте говорят:
‒ Служу Советскому Союзу!
Но, впрочем, я о командире.
Совсем не княжеского рода
Был дед его. Один – батрак,
Другой – «кулак».
И не мечтали о мундире
Кадетского Морского кроя,
Хоть и советского сукна.
Ах, деды, деды… Жили - были…
Так сказки в детстве говорили,
А Жизнь безжалостна и зла,
А Жизнь куда страшнее Смерти,
Когда из тёплого гнезда
На свежий снег босые дети,
Как говорится, мал мала…
И кто ответит, кто в ответе
За эти п р а в ы е дела?
Ах, этот снег, дороги эти,
Родные души и тела.
Давно распаханы те степи,
Где вас позёмка замела.
Ах, деды, деды. Жили-были деды.
О д н а лишь бабушка жива.
Крута сибирская природа,
Крепка ......... Порода,
Черна крестьянская работа.
Прямыми выросли ребята,
Ушли на фронт четыре брата,
Но лишь один открыл ворота.
Вдова солдата. Мать солдата.
‒ Ах, баба, бабушка. Не надо.
‒ Ах, баба, что же ты не рада?
‒ Внучок,
не рада, что жива.
Быть может новые мессии,
Скорбя душою о России,
Введут традиции иные,
«Журналов вняв молящий глас».
«Приучат к…» выборам и «…нас»,
«Но я? Какое дело мне?
Я верен буду старине…».
Теперь Дворянское собранье
Нам открывают в назиданье,
А Офицерское собранье
Определяет нам взысканья.
Но, то не все еще страданья ‒
Есть и старшинское собранье,
А там – матросское собранье.
Так, что ни званье,
То собранье.
А толку что?
Одно названье.
Толкуют нам о чести, о призваньи,
Об уважении и понимании,
О грубости и неприятьи брани,
И об умелом сочетании
И убеждения, и наказания.
Об обонянии и осязании,
О бытии и о сознаньи,
О Врубеле и о Сезанне.
О Ван(е) Клиберне и «Дяде Ване».
Вот только в Тихом Океане
Или в Индийском океане
Мне не встречались те «дворяне».
А после новых Указ(аний)
Одни рабочие-крестьяне.
Молю – не отделились бы цыгане.
Кому Сорбонны да Лозанны,
Кому – отсеки и казармы.
За честь страны престижней биться,
Резвясь в задрипанной столице.
И славы проще добиваться
В подвалах модных рестораций.
Бывало матушке-столице
Всяк русский рад был поклониться.
Со всех концов, со всех сторон
Тянулись люди на поклон.
Тот – помолиться. Этот – подкормиться.
Москва кормила, одевала,
Обогревала, обувала.
Не обирала – отдавала.
Бывало. Да. Бывало.
Теперь там новые законы:
В палатах правят ком-Бурбоны,
На биржах пухнут соц-Гужоны,
Богатых славят рок-Гапоны,
Искусство ладят поп-салоны,
Приезжих гонят вон-купоны,
А нищих грабят нуль-талоны.
Там неподкупные политики
На наш плетень наводят критику
И самый мудрый тот политик,
Что развивает самокритику.
И вот теперь от этой критики
И в ясный день ‒ ночная темь.
Теперь там мелкие людишки
Справляют крупные делишки
И люди «первой категорийки»
Нам проповедуют теорийки.
И ни «чернуха», ни «порнуха»
Не колют глаз, не режут уха
«Аристократам духа».
Они, дорвавшись до кормушки,
Готовы горло рвать друг дружке.
Не рвать, а драть?
Нет, врёте – рвёте.
Века прошли – все то же. То же.
Опять цари. Опять вельможи.
«Там…» всяк «…Кощей над златом чахнет,
Там…» смрадный «…дух,
Там…» тухлым «…пахнет».
Грязна и зла, как старая волчица,
Москва-заря, Москва-столица,
Москва-базар, Москва-вокзал…
Я покрепче бы сказал.
Но,
‒ Чу!
‒ Молчу!
Ответственные лица,
Пожалуй, могут оскорбиться.
«А на…» Финвале,* « а на…» Финвале,
«Вы там бывали?»
Мы стоим, за спиною не слыша страны,
Мы живем, за собою не чуя вины.
Не гонялись за славой-позорцем,
Не молились кремлевским «егорцам».
Может кто-то не должен, но мы то должны.
Наши глупые души присяге верны.
Только «свиньи» все ищут, да ищут,
Да считают наши «рублищи».
*Финвал (б. Бечевинская) – база подводных лодок на Камчатке
Не стоит ныть
О воспитаньи и происхожденьи
И спорить, кто каких кровей.
Чтоб офицером быть,
Так надобно уменье
И души ваших посветлей,
А в них святая к Родине,
Не к роскоши Любовь.
Пусть беспородны.
Пусть «не благородны»,
Не в наших жилах голубая кровь.
А, что до чести, на прощанье,
Одно позволю замечанье:
‒ Когда бы Дева
Честь уберегла,
То как она бы родила?
Но, впрочем, я о командире.
Быть может кто в его глазах
Увидит чёрствость, жёсткость…
‒ Ах!
Своекорыстие в делах
И себялюбие в речах,
А критик более глубокий
Страшнее выявит пороки
В его словах, чертах, корнях,
Как верно и в моих стихах.
На нас взглянуть со стороны,
Так мы по правде все дрянны,
А не дрянны, так хоть грязны.
Уж это точно,
Что не по нам, то и порочно.
Всё недостатки да изъяны –
Хитры, завистливы и злы.
Ослы, Козлы, Коты, Бараны –
Все тщатся в Львы,
В Орлы – Павлины и Фазаны.
А паче Псы да Обезьяны.
Я не ругаюсь. Что ж ругаться?
Так нынче модно называться.
…………………………………..
…………………………………..
Глупее пня, свиньи наглей
Вон тот дешёвый удалец.
Ан – Водолей,
Или – Стрелец.
Мой командир
В Драконах не ходил.
И, если б вдруг Кентавр заговорил,
То он бы тоже вам сказал,
Что с ним и рядом не стоял,
Но у Балтийского вокзала,
Ввиду Обводного канала,
С «Китом» и «Мамонтом» бывало
По кружке пива выпивал он.
Да только толку что нам в них?
В те времена в «созвездьях» сих
Не то, чтоб звёзд приличных не сияло,
А и рубля, бывало, не бывало.
А нынче звёзды и чины
У них большо-о-о-й величины .
Но, как и прежде, звёзды их
Лишь вид имеют золотых.
Но нам гнусавить не пристало,
А нам брюзжать ‒ не по уставу.
И у Обводного канала,
Ввиду Варшавского вокзала,
Мы соберемся, как бывало.
И, как бывало. Как бывало,
Мы «прошвырнемся» по подвалам
И «пришвартуемся» к «Привалу»,*
И нам, конечно, станет мало.
Покуда челядь не восстала,
Покуда глотка не устала,
Покуда водка не прокисла,
Мы будем пить. Но нету смысла
Искать какой-то скрытый смысл
В неудержимом, чёрном пьянстве,
(Не более, чем в христианстве,
Не более, чем в коммунизме.)
Ах, злая мысль.
Дурные мысли.
‒ Не более, чем… в жизни?
‒ Что за вопрос? Смешной вопрос.
Покамест ветер пепел не разнес
Иль тело тленом не разъест,
Любить взахлёб. Гулять вразнос.
Слепой судьбе наперерез
Удачи ждать. Детей рожать.
Служить Отчизне.
И значит жизни
Смысл есть.
Монах покается в грехах,
Поэт поплачется в стихах,
А мы вернёмся «при деньгах»
И «оторвёмся» в кабаках.
Судите нас! Кривите губы.
Пускай наивны и смешны,
Грубы и грубы.
Пускай богатства не дано,
Но хлещет красное вино,
Как кровь из вены.
И не «от Зайцева» штаны,
Не «от Кардена».
Быть может грубостью грешны,
Да не изменой.
Друзья мои, ни славы, ни наград,
Ни погребальных почестей не надо,
А коль не врут, что водка – яд,
Так не робей – налей, дружище, яду!
Высоких слов, не тратя зря,
Мы водку, будто лодку откупорим
И, как на флоте говорят:
‒ За тех, кто в море!
Люблю я вахту «от ноля»
Когда в подводном положеньи
Осуществляем мы движенье
На малошумных скоростях.
Слегка дрожит от напряженья
Литое тело корабля
И, сна поддавшись наважденью,
Зевает боцман на рулях,
Ну, а механик не зевает,
Он просто спит, не закрывая глаз,
А штурман Бунина читает,
Чтоб не соврать,
Девятый раз.
Я оторвать его бессилен.
Уже забыли, очевидно,
О нас в земном, наземном мире,
А здесь безлюдно и безрыбно
И, не спеша считает мили
Наш относительный
Но абсолютно
Выверенный лаг.
И так идут за шагом шаг,
И так текут за мигом миг
И жизнь, и время мимо нас,
И пропивается запас,
И прославляется дурак.
Отцы одни в последний час,
Стареют матери – без нас
И дети входят в первый класс,
…Четвёртый класс,
…Десятый класс,
В с ё мимо нас,
Всё м и м о нас.
Кто нас смирит?
Господь ли? Сатана?
Загробный мир,
Он тоже не по нам.
Блажен вверяющий во храме
Себя пророку и судьбе,
Сроднясь с Христовыми детьми,
А нам уже
Нет места меж людьми
И нам, увы,
Не по пути с богами.
И мы одни,
Мы сами
По себе.
Нам «вечный коитус»
Не светит ни шиша,
Сквозь прочный корпус
Н взлетит душа.
Кто разберёт
Хотела? Не хотела?
А коль всплывёт,
Так только
Вместе с телом.
Но это так лишь –
Шалости ума.
В отсеках бред,
Фантастика и грёзы:
Из переборок
Выснились дома,
Цветёт каштан,
Кудрявятся берёзы.
На верхней койке,
Вроде бы зима,
На нижней – лето.
На Курилах – осень.
Все эти сонные видения
На общий стол,
Как мамину посылку.
Пусть не серьёзно,
Пусть,
Но тем не менее,
Приснит хохол
Нам сало та горилку,
Казах – арбуз,
Чалдон – с пельменями.
Здесь Жизнь совсем не та вкус,
Иной отсчет. Иные размерения.
Рассчитан ход. Проложен курс
И заданы глубины погружения.
И мы в подводном положении
Плевали на земное притяжение.
Нам Смерть дана на всех одна
И Жизнь – игра
Не в сольном исполнении.
Одна назначена цена
Нам боевым распоряжением.
Не дай нам Бог дождаться разрешения,
Когда змеиное шипение
Командой – Пли! – разрядит аппарат,
Спуская яд
Торпедной ядерной головки.
Земля дана на всех одна.
Поэты спят. Матросы бдят.
И, как на флоте говорят:
‒ До дна
Четыре остановки.
Лафа командиру – дыши, кури
И последним увидишь солнце.
Надраен, как бляха. Умыт, побрит
И вежлив, как сто японцев.
Захочет – на мостике,
Хочет – в Центральном
Развалится и дремлет в кресле.
Приборка - «до свечки»,
«годЫ» – «до лампочки»,
Конечно, ему служить интересно,
Матрос ему – «ноль без палочки»,
А тут видала б рОдная мамочка,
Пропадают зазря золотые годики.
Вон «сто дней» прошло,
Я не пил ни граммочки,
Чёрт меня дёрнул
Попасть в подводники.
Эх, экватор ты, экватор,
Простынь разовая!
Вышла замуж за солдата
Моя черноглазая!
И гуляют давно мои «корифаны»
Не по форме, а по «гражданочке».
«Розовые розы», «жёлтые тюльпаны»,
Прожигают жизнь пацаны-пацаночки.
Э-э-э… Да, что говорить, братан,
Щас бы пива под ту тараночку.
А вместо этого голос мичмана:
‒ Или тут команды не слышали?!
‒ Ну-ка,‒ кыш по отсекам мышкою!
Как у мичмана, да у Плахова,
Голова – гулевА, ручки – аховые.
Он отыщет тебя в дальней шхерочке,
Что там мамка твоя, что там девочки.
Эх, ты жизнь моя,– каша пшённая…
Как погладит тебя против шёрсточки,
Приласкает любя – станешь шёлковый.
Но, впрочем, что ж о командире,
Есть командир, есть и иные,
Ему довольно посвятил
Уже я строк, часов и сил.
И сам я вижу – вышло плохо,
Но не судите слишком строго
Мой первый опыт, ради бога,
Хоть, верно, Пушкина и Блока
Приятней было б вам читать,
Да только – где их нынче взять?
Ещё предвижу возраженья:
‒ Надёжней было б без сомненья,
Когда б за дело взялся Женя.
Но, видать, не тот масштаб сраженья.
Разя налево и направо
Громит он «подлых» генералов,
Ему, как видно, не до нас,
Он птица высшего полета,
Милее гению – Парнас,
Евгению сенатские (Синайские) высоты.
Хотя, конечно, спору нет:
Поэт и в Африке поэт.
Но все ж, какое отношенье
Имеют к службе евтушенки?
И тут опять я повторюсь ‒
Судить я вовсе не берусь
Ни командира, ни поэта.
Сам, пребывая в шкуре этой,
Я к ним обоим отношусь,
Поверьте, с должным пиететом,
И шкурой той, и службой этой
Я одинаково горжусь.
Не знаю я – простит иль нет
Мне сей пассаж почтенный мэтр?
Я на его авторитет
Не посягал, но право слово,
По мне, что под седлом корова,
Что в тоге Цезаря поэт.
Центральный пост. Индийский чай
Заварен штурманом, как надо.
В журнале трюмный отмечает
Отсеков скучные доклады.
Минёр на вахту заступает,
Секретный справочник листает
И признаю, не без таланта
Нам сей актер изображает,
Что напряжённо изучает,
Какие лодки и фрегаты
Имеют Штаты и Канада.
Трудна военная наука
Не дважды два, не трижды пять.
Сам на фуражку не вползёт «паук»*
И на погоны «муху»** не поймать,
Коли не будешь твердо знать
Все, что положено по «Курсу…»,***
«Но, боже мой, какая скука…»
Одно и то же повторять
И в двадцать пять, и в тридцать пять.
И, чтобы время не терять,
Спешу свою направить руку,
Испачкать новую тетрадь
И нового представить друга
Или, вернее, новых двух.
*"паук", "краб" ‒ адмиральская кокарда на фуражке
**"муха" ‒ адмиральская шитая звезда
***Курс ‒ сокр. Курс боевой подготовки подводных лодок
Один рождён под солнцем юга,
Под небом Лисса и Гель Гью,
В курортно-пальмовом краю.
Везёт же людям!
Один всю жизнь живёт в раю,
Другой и сдохнет, там не будет.
Здесь в душном воздухе упругом
Витает, гордый, флотский дух.
Обряд, венчая погребальный,
Огонь горит мемориальный
И над курганом вознесён
Российской славы пантеон.
Тут по Приморскому бульвару
Гуляют медленные пары.
И тут же в зарослях левкоев
Творится «дело молодое».
Известен славою скандальной
Здесь «пятачок» есть танцевальный.
Давно ли юный и счастливый
Стоял и я под этой «Ивой»?
Давно ли? Боже, как давно.
Еще ничто не решено,
Еще Любовь и Дружба святы,
Честь неподкупна, Верность дорога.
И друг за друга, как за брата,
Хоть в ад, хоть к черту на рога.
Сюда у жизни на краю
Или под бременем недуга
Везут понежить плоть свою
Скопцы властительного круга
И флоту нет важней задачи,
Чем оборона «царской» дачи,
Что, в соответствии с тенденцией
Зовется нынче (П)резиден(т)цией.
«Смеяться вовсе не грешно…»
И, право, было бы смешно
Народным называть добром,
Что нажито своим Горбом.
Ну, у «царей» свои законы,
Сезоны, зоны и газоны.
Тебе же, «хамская» страна,
Объедки с барского стола.
И вот одни икают от «обжорства»,
Другим же премии за «дирижёрство».
На свете много мест отличных,
Отечественных и заграничных,
Хотя при нынешнем раскладе
Свои «князья» в любом посаде
И о пределах нам привычных
Уже и вспомнить неприлично,
Я, хоть и в воинском наряде,
А все же не сторонний дядя
И так скажу:
– Давайте Крым
Мы лучше туркам отдадим,
А можно грекам – тоже люди.
И ретроградами не будем,
И сможет разве кто-нибудь
Имперским духом попрекнуть.
Великий, славный Севастополь!
Здесь сердце стонет от восторга,
Когда зовёт звонок:
‒ Швартовка!
И гнутся трапы под ногами.
Когда спокойно и степенно
Ракетный «Гром» идет от «стенки»
И загорится флаг на гафеле,
И гюйс погаснет на гюйсштоке.
Седой легендой белый город
Встает, как сон, перед глазами,
А едкий выхлоп прямо в морду,
А тошнота подступит к горлу
И задыхаешься слезами.
И вековые бастионы
Стоят под вечным небосклоном
О прежней славе грусти полны.
И «…море Черное» безмолвно.
И так он был рождён в Крыму
И с детства другу моему
Привычен был морской закон.
Здесь город утром пробуждён,
Когда прозрачны и легки,
Растают звуки в небе чистом,
На рейде, будто петухи,
Перекликаются горнисты,
Между холмов, из сонных балок
Течёт туман пуховым валом,
Бодрящий, свежий холодок
Уже сквозит. Под одеяло
Крадётся кот на мокрых лапках,
Спешат старшины на корабль
Поспеть до утренней приборки
И вот дежурный катерок
По бухте весело заторкал.
На миг у стенки ГоспитАльной,
Оберегая брус привальный
Примолк. Минута пробежит,
Обратным курсом он летит
До места якорной стоянки.
Свистки, звонки, проклятья, склянки...
У трапа старший лейтенант
Стоит, гадая,‒ снят? Не снят?
Но вот гремит команда:
‒ К бОрту!
Обрывки краткого рапОрта
И командир в свою каюту
Прошел по правому шкафуту.
От Графской пристани паром
Идет на Северную сторону.
Как будто грубым топором
Воды тугая плоть разорвана.
На юте топчется народ,
Дымок синеет папиросный,
Про жизнь морскую дядя взрослый
Смешные байки складно врет,
А мой герой наоборот
Десятилетний и серьезный.
………………………………
………………………………
Уже на пирсе стали в ряд,
К виску взметнулись руки снова,
Уже на мостик говорят:
‒ Доложено
Исполнил «Слово»!
……………………
……………………
За то, что спорил невпопад,
За то, что верил всем подряд,
Простите, братцы.
И, как на флоте говорят:
Счастливо оставаться!
1990-1993
