— Черт бы побрал этих коммунальщиков! — ворчала я, проваливаясь в глубокие сугробы. — Вечно у них зима неожиданно приходит, в декабре!

Я злилась, хотя, если честно, виновата была сама. Нечего было сокращать путь, надо по дорожке ходить. Там и фонари, и более-менее чисто. Да и маманя молодец — нет чтобы самой к бабке сходить, так нет, занята она, видите ли, устала очень. От чего, от безделья? Бесит.

Бабку свою я не то чтобы ненавидела, но относилась к ней с прохладцей. Это было взаимно. Встречались мы редко, к счастью, живя по принципу «я тебя не видел долго и еще б не видеть столько». Мама иногда пыталась наладить отношения между нами в своей дурацкой манере: «Джуля, деточка, отнеси бабушке гостинцев, я тут свой фирменный пирог испекла, она его любит». Еще бы, на халяву бабка любит вообще все, наверное, даже камни сожрет, если их в красивую упаковку положить и подарить. Маман выеживается, а отдуваться приходится бедной Джулечке, то есть мне. Надоело. И ведь не откажешь — мама у меня мировая, никогда ничего не запрещает, всегда поддержит, любой каприз за ее деньги. Только вот в отношении бабки прямо с ума сходит. Сколько ни пыталась объяснить ей, что мне это все не нужно, плевать, что старая карга обо мне думает, не понимает.

Снова чертыхнувшись, вытянула ногу из сугроба. Больше сроду не попрусь через этот дебильный парк. Хватит с меня мокрых ног. Перехватила покрепче пакет с маминой выпечкой и ступила на еле заметную тропинку. Хотела вернуться на расчищенную дорожку, но вспомнила, что нужно будет обратно по тем же сугробам пройти, плюнула. Уж лучше вперед — быстрей дойду. Бабка жила прямо за парком, в большом новом доме. Ее туда переселили после того, как дом в частном секторе на окраине города снесли. Летом я постоянно срезала путь и сейчас по привычке сделала то же самое, но не учла, что два последних дня снег валил не переставая.

Быстро темнело. Хорошо, что я знала каждое дерево на этой дороге. Достала телефон, чтобы посмотреть, который час, но вдруг обо что-то споткнулась и полетела лицом в сугроб. Встала, отфыркиваясь, как лошадь, посмотрела под ноги — под снегом виднелся торчавший корень.

— Вот же зараза!

Я перешагнула препятствие, но повалилась снова, теперь уже назад. Замахала руками, пытаясь удержать равновесие, но безуспешно. Последнее, что мне запомнилось перед тем, как мир перед глазами померк, — дикая боль в затылке…

***

Когда открыла глаза, вокруг была непроглядная темнота. Кое-как села, ощупала голову — под шапкой явно прощупывалась шишка. Стоп, шапка? Какая шапка? Терпеть их не могу. Максимум снуды ношу. Но сейчас на мне явно были шапка и шарф. По отдельности! Что за ерунда? Меня что, кто-то переодел, пока я в сугробе валялась?

Я даже рассмеялась от этой мысли, а потом опасливо огляделась. Ожидаемо никого не увидела и выдохнула. Встала и изумилась второй раз. В свете полной луны увидела у ног корзинку. Никакого пакета с пирогом и в помине не было. А еще на мне была жуткая юбка. Воланы, длина выше колен и явно красный цвет — бр-р, кошмар. Никогда бы такое не нацепила. Где мои любимые джинсы в облипочку? И где моя куртка? Что происходит вообще? Холодно мне не было, а вот странно и неуютно — очень даже.

Встала и внимательно осмотрелась. Деревья стеной, ни одного фонаря, а ведь они должны быть, я не так уж далеко от основной дорожки ушла. Посмотрела вниз. Точно помню, когда падала, телефон держала. Но его нигде не было. Наклонилась, пошарила по снегу — тщетно. Наверное, в сугроб провалился. Вот черт! Придется идти до бабки, от нее звонить во все организации, что телефон потеряла. Там ведь и карты, и пароли… Зато корзинка преспокойненько стояла на снегу, словно дожидаясь, пока я ее возьму. Да уж, шапка и корзинка с пирогом — вылитая Красная шапочка из сказки. Интересно, а моя новая шапка красная? Почему-то мне казалось, что так и есть. Подхватила корзинку и пошла вперед. На месте стоять по-любому не вариант.

Ругая на чем свет стоит мать за то, что ей приспичило накануне Рождества бабке гостинцев передать (та каждый год настаивала, что если уж несете гостинцы, то несите перед католическим Рождеством, хотя католичка из моей бабки как из меня балерина), себя — что согласилась и бабку — что никогда не отказывается от халявы, пробиралась по сугробам к новым домам, до которых, по моим предположениям, было не больше десяти минут пути. Однако ни через десять, ни через двадцать минут ни о каких зданиях и речи не было. Деревья все так же обступали со всех сторон, луна светила в небе — и все. Больше ничего. И никаких признаков цивилизации. Неужели я заблудилась в этом долбанном парке? Да быть того не может!

Через полчаса увидела впереди какое-то мерцание и облегченно выдохнула. Ну наконец-то! Видимо, просто немного заплутала. Учитывая, что головой ударилась — неудивительно.

Выбралась на поляну и застыла в недоумении: никаких панельных многоэтажек не наблюдалось. Среди деревьев стоял один невзрачный домик, по самые окна занесенный снегом. В окошке мигал огонек, словно приглашая в гости. Пожала плечами и решила зайти. Пока бродила по лесу, подумала, что мне все это снится. Лежу я в сугробе без сознания и сны вижу. Вот эти самые. Про то, как по дороге к бабке превратилась в этакую Красную шапочку из сказки. Да уж, надеюсь, мое тело кто-то найдет раньше, чем я окончательно замерзну и коньки отброшу. Не очень хотелось застрять в этом дурацком сне.

Подошла к двери. Она была настолько низкой, что даже мне, обладательнице не самого высокого роста, пришлось изрядно нагнуться. Толкнула хлипкую деревяшку, и она издала то ли скрип, то ли стон, то ли всхлип. В общем, несмазанная телега и то звук приятнее звучит, ей-богу. Надо сказать хозяину жилища, чтобы смазал, а то аж зубы свело.

Зашла, огляделась — никого нет, хотя огонь в камине полыхает. Вряд ли его оставили бы надолго без присмотра. Значит, хозяин сейчас вернется. Почему-то мне казалось, что это должна быть моя бабка. Ну я же вроде как Красная шапка. Кстати…

Поставила корзинку на пол, стащила головной убор и уставилась на него — и правда красный. Как пожарная машина. И волос мои примерно такого же цвета — огненно-рыжие. Мама дорогая! Я рыжая! Не, это уже совсем ни в какие ворота. Эй, кто там есть? Найдите меня уже поскорее и разбудите.

Для верности замерла, прислушиваясь, но ничего не изменилось. Огонь весело трещал, посылая в разные стороны искры. И я поняла, что все-таки немного замерзла. Сняла перчатки и протянула руки к огню. По телу потекло тепло. Хорошо!

— Ты кто такая? — раздался голос от двери, и я повернулась.

Мамочки, вот это экземпляр! Таких мужчин я только на картинках в журналах видела. В плечах косая сажень, высокий, накачанный, одежда обтягивает бицепсы, трицепсы и прочие -псы, которых у этого красавчика в избытке. Я сказала красавчика? Ну да, так и есть. Точеные черты, иссиня-черные волосы и пронзительные синие глаза, которые изучали меня с подозрением. Не мужчина, а мечта. Да уж, мозг знает, какую картинку подбросить.

— Я это… мимо шла. Заблудилась, — залепетала я. — Увидела домик, решила зайти, согреться. Можно воды попросить?

Блин, что я несу? Прямо как в анекдоте — так пить хочется, что переночевать негде.

Мужчина положил у очага принесенные дрова, молча прошел к незаметной прежде двери, чем-то там пошумел, а потом вышел с глиняной кружкой, в которой плескалась вода. Я жадно припала к ней. Меня вдруг обуяла такая жажда, словно пару дней без воды провела.

— Вкусно? — усмехнулся мужчина.

— Очень, — ответила я и поняла, что нисколько не погрешила против истины. Вода действительно была вкусной, как колодезная, которую пила в детстве в деревне у любимой бабушки. Не той, к которой сегодня направлялась.

— Так кто ты такая? — повторил свой вопрос мужчина и сложил руки на груди, явно ожидая от меня ответа.

— Просто девушка. Говорю же, мимо шла…

— Это я уже понял, — прервал он. — Звать-то тебя как, просто девушка?

— Джульетта.

— А я Ромео, приятно познакомиться.

Он протянул руку, а я засмеялась. Ну да, конечно, как же Джульетта без Ромео.

— Что смешного? — насупился красавчик Ромео.

— Да ничего, просто вспомнила кое-что. Не против, если я буду звать тебя Ромой? Ромео слишком пафосно. — Увидев удивленно поднятую бровь, поспешила добавить: — А ты можешь звать меня Джуля.

Он хмыкнул, но ничего не сказал. Что ж, молчание — знак согласия.

Рома подошел к моей корзинке и приподнял ткань, которая лежала сверху. По комнатке поплыл аромат свежей выпечки. В животе у меня заурчало. Рома кивнул мне:

— Угощайся.

— Спасибо за разрешение. — Не смогла удержаться от сарказма. — Вообще-то это я должна тебя угощать. Мама пекла, бери, не стесняйся. Тот, кому это предназначалось, не обидится. Надеюсь…

Рома вновь хмыкнул. Он вообще умеет другие звуки издавать? Запустил руку в корзинку и выудил огромный кусок пирога. Понюхал, рассмотрел и только потом надкусил. А когда распробовал, сделал большой кусь.

— Думал, отравить тебя пришла? Ага, делать мне больше нечего — в мороз по сугробам, да еще и ночью по лесу мотаться.

— Откуда я знаю, может, у тебя особая любовь к зиме и темным ночам, — ответил Ромка, проглотив пирог в две секунды. Облизнулся и заглянул внутрь корзинки.

— Да ты бери, бери, не бойся.

— И ты бери, организм вон возмущается, что не кормишь его.

Он был прав — живот урчал так громко, что мне было очень стыдно за его поведение, но сделать ничего не могла. Разве что… Я подхватила кусок пирога, и мы с Ромой принялись жевать в унисон.

Не прерывая процесс принятия пищи, он двигался по комнатке: достал еще одну кружку, вытащил откуда-то горячий чайник, плеснул в обе посудины, а потом, засунув последний кусок в рот и освободив руки, запустил ладонь куда-то за печь и выудил мешочек. Из него по горсточке бросил в каждую кружку и протянул одну мне.

— Укрепляющий отвар. После прогулок по морозу самое то.

Я взяла кружку и принюхалась. Приятно пахло травами. Я грела руки, ожидая, пока напиток чуть остынет, а после начала прихлебывать малюсенькими глоточками. От сытной еды и горячего питья меня разморило, и я присела на лавку у окна, откинувшись и закрыв глаза.

— Э, да ты прямо на ходу засыпаешь…

Я почувствовала, как у меня забирают кружку, а потом поднимают на руки и куда-то несут. Ощутила под головой мягкую подушку и провалилась в сон сразу же.

Проснулась от того, что в глаза бил солнечный луч. Ну да, пробуждение, как в дешевых любовных романчиках — клишированнее некуда. Но и делать нечего — надо вставать. Интересно, а там, в моем мире, сколько времени прошло? Надеюсь, не столько же, сколько здесь. Иначе у меня большие неприятности.

Встала, потянулась, оглянулась — Ромы не было. На столе стояла накрытая чистой тряпицей тарелка, а в очаге тихо булькал чайник. Откинула тряпочку — хлеб, масло, сыр. Еда незамысловатая, но вполне сытная. В кружке уже лежали травы, плеснула себе кипяток и села у окна.

Снег сверкал на солнце, словно россыпь драгоценных камней, аж глазам стало больно, и я посмотрела в другую сторону, да так и застыла с кружкой в руках. Рома колол дрова. Он был раздет до пояса, от кожи валил пар, а руки, поднимавшие и опускавшие топор, мерно двигались. Мускулы перекатывались под кожей, а у меня в горле пересохло. Ну не бывает таких красивых мужиков. В моем мире уж точно. Ну или я не теми дорогами хожу. Застряла на этой мысли и рассмеялась. Впервые в жизни пошла нужной дорогой — и на тебе: то ли померла, то ли в кому впала, то ли просто сплю, как пьяница, в сугробе. Вот ведь незадача…

Тряхнула головой, прогоняя непрошенные мечты о том, как сейчас Рома войдет, крепко прижмет меня к себе и страстно поцелует. А я отвечу, конечно. Я ж не дура такой шанс упускать. Пусть и в мечтах.

Но Рома продолжал колоть дрова. Я огляделась — заняться мне было нечем. Разве что… Накинула висевшую овчину на плечи и вышла. Морозный воздух обжег легкие, заставив закашляться, но в голове прояснилось. Раз уж я здесь застряла на неопределенный срок, придется найти себе работу.

— Рома, — позвала я. — А почему елка не наряжена? Новый год же скоро.

Он застыл и повернулся ко мне, глядя недоуменно.

— Новый год?

— Ну да. Праздник такой. Наряжают елку, кладут под нее подарки, а в полночь загадывают желания.

— Никогда не слышал.

Он снова повернулся к колоде со стоявшим на ней куском деревяшки и занес топор.

— ну вот теперь слышал. Давай елку нарядим? Мне заняться нечем.

— А ты, я смотрю, решила тут задержаться, — усмехнулся он.

Я смутилась. А ведь и правда, неудобно получается. Свалилась ему как снег на голову и уходить не собираюсь. И даже не спросила, можно ли мне остаться.

— Прости, я…

— Да ладно, оставайся, что уж там. Неужели ты думаешь, я тебя одну отпущу? Тут жилье ближайшее милях в пятидесяти, одна не дойдешь.

Мили… Вспомнила, что в нашем мире это примерно два километра, и поежилась. Сотню я точно не пройду. Для меня даже десять — и то подвиг. Я девушка городская, дитя бетона и асфальта. Мне бы транспорт и машины, фонари и дорожки, а не лес, занесенный сугробами по пояс.

— Спасибо.

Я оглянулась, заметила сбоку дома лавочку, на которую падали солнечные лучи, присела и зажмурилась. Зря говорят, что зимнее солнце не греет. Очень даже греет, мне во всяком случае было тепло. Рома вновь принялся за колку дров. Мы изредка бросали взгляды друг на друга, но молчали. Закончив, он с силой вонзил топор в колоду, сложил поленницу, взял часть дров и пошел в дом. Я прихватила еще несколько деревяшек, стараясь не нахватать заноз, и направилась следом. Свалили дрова у очага, Рома поворошил угли, подул, добавил горсть мелких щепок и пару поленьев, и пламя загудело с новой силой, пожирая свежую добычу. В домике сразу стало теплее и уютнее.

— Так что ты там насчет елки говорила?

— Ну надо принести елку, нарядить…

— Постой-постой, срубить, что ли? — Он нахмурился.

— Ну да.

— Нет, так не пойдет. Я деревья без надобности не рублю. Без этого как-то можно обойтись?

Я задумалась. Вспомнила, как однажды справляла Новый год у любимой бабушки, папиной мамы. Мы нарядили елку прямо во дворе, украсили ее выпечкой, конфетами, яблоками и позвали всех соседских ребят. Вместе с бабушкой водили хороводы вокруг елки, пели песни, а потом срывали вкусности и ели прямо на улице. Никто не ругал за грязные руки, немытые фрукты… Тот Новый год был самым веселым и счастливым в моей жизни. Жаль, что такое больше никогда не повторится — бабушка умерла несколько лет назад, дом в деревне продали, ехать было некуда.

Вспомнила я все это, и слезы сами навернулись на глаза. Отвернулась, сердито смахнула их и ответила.

— Можно, если у тебя во дворе есть елка.

— Солнышко, у меня во дворе лес. Уж елку в лесу как-нибудь найдем.

Несмотря на такое убедительное заявление, искали мы подходящее деревце почти полчаса. Вокруг было много и елок, и сосен, и пихт, но они были либо слишком далеко, либо слишком большие. Наконец нашлось почти идеальное дерево — высотой с Рому, пушистое, ровненькое и почти у самого домика.

— Отлично, это подходит. Теперь осталось решить, чем украшать будем.

— А чем обычно украшают? — Рома посмотрел на меня с любопытством.

— Ну у меня дома стеклянными и пластмассовыми шариками, электрическими гирляндами, искусственным снегом.

Выражение лица Ромы было не описать словами. Кажется, кроме слова «стеклянный», он ничего не понял. Оно и неудивительно.

— А вообще можно украшать чем угодно, — пожала я плечами. — Хоть булочками и фруктами.

На этом моменте Рома оживился.

— Уже лучше. Булочки сделать не проблема. Фрукты можно достать в городе.

— Ты же сказал, до ближайшего жилья пятьдесят миль?

— Ну да. — Настала его очередь пожимать плечами. — Для тебя это много, а для меня всего ничего.

— Почему это? — Я подозрительно прищурилась.

— Ну… — Он замялся. — Я очень быстро бегаю.

— По сугробам-то?

Он серьезно кивнул и больше ничего не сказал. Ох, сдается мне, темнит что-то Рома. Надеюсь, он не из шайки каких-нибудь разбойников. А то вдруг он преступник и убийца, а я тут с ним елочку наряжать собираюсь. Мне только сейчас пришла в голову мысль — почему он живет один в лесу. Надо бы спросить при случае.

— Ладно. Тогда так, — сказал Рома после недолгого молчания. — Я сбегаю в город за всем, что нужно, раз уж все всерьез — все равно припасы надо пополнить, — а ты останешься тут. найдешь чем заняться. Ну еду там приготовить, одежду заштопать…

Ромка посмотрел на меня оценивающе, словно сомневаясь, умею ли я делать то, что он сказал. А я что? Ну умею. Вернее, когда-то давно я умела штопать, любимая бабушка учила. Давала мне порванный носок, толстую иголку с шерстяной ниткой, грибочек — и мы сидели вместе рукодельничали, пока по телевизору шли мультики. Но смогу ли я сейчас вспомнить эту науку? Или это как езда на велосипеде — никогда не разучишься? В любом случае признаваться в том, что уже лет пятнадцать ничем подобным не занималась, я Роме не собиралась.

А готовить… Ну это проще. Что-то простое и съедобное сварганить смогу. Если мне продуктов оставят.

Кивнула в ответ на его вопросительный взгляд.

— Хорошо, а нитки с иголками-то у тебя есть?

— Если б не было, я бы не говорил о штопке, — усмехнулся он. — Только давай уже завтра, я рано утром в город пойду, а ты на хозяйстве останешься. В лес далеко не уходи, будь около дома, здесь безопасно.

Почему нельзя уходить далеко и в чем опасность, Рома не уточнил, а я спрашивать не стала. И не собиралась уходить, заблужусь еще. Только этого мне и не хватало для полного счастья.

Мы приготовили еду. Ромка показал мне погреб, где у него хранились все припасы и где мне нужно было брать продукты. Чего там только не было! Он явно присочинил, когда сказал, что нужно пополнить запасы — здесь хватило бы разносолов на целую армию. Получается, это он ради моей затеи с елочкой решил сто миль в оба конца отмахать? А еще волновал вопрос, как он успеет вернуться за день, ибо он настаивал, что к позднему вечеру вернется.

Ужин был простым, но таким же сытным, как и остальные трапезы. Картофель с травами, пряное мясо и вкусный ягодный напиток, похожий на мамин компот. За едой почти не разговаривали. Я спросила было, почему он живет один в такой глухомани, но Рома так зыркнул на меня, что я аж поперхнулась и предпочла эту тему больше не поднимать. Спать он меня вновь отправил на удобную кровать, а сам свернулся у очага, накрывшись овчиной. Возражать я не стала.

***

Проснулась очень рано, было еще темно, в очаге жарко горел огонь, но Ромы уже не было. На столе опять стоял заботливо накрытый завтрак и маленькая корзинка с клубками и иголками. На лавке высился ворох одежды. Я вздохнула, налила себе чай и села завтракать.

После сытного завтрака по закону кого-то там полагалось хорошенько поспать, но сна не было ни в одном глазу, так что я взяла первую одежку из кучи, подобрала подходящие нитки и принялась вспоминать бабушкину науку. Спустя два часа и десять исколотых пальцев что-то начало получаться. Я сама обрадовалась и с новыми силами шила, зашивала, штопала, ставила заплатки… Еще через два часа поняла, что затекли все мышцы. Куча одежды значительно уменьшилась, и я решила передохнуть. Спустилась в погреб, взяла кусок мяса, прихватила несколько овощей и веточку трав и принялась варить суп. Вскоре по домику поплыл дивный аромат. У меня аж слюнки потекли. Попробовала — получилось весьма недурно. Наелась и захотела немного подышать свежим воздухом. А еще мне пришла в голову интересная идея. Я вспомнила, как мы с бабушкой делали себе летом бусы из ягод, а потом их ели. Вот и решила сделать для нашей елочки украшение — ягодные бусы. Пока мы искали подходящее деревце, я видела пару кустов, сплошь усыпанных красными бусинами.

Оделась, взяла корзинку, вышла на крыльцо и задумалась — в какой стороне кусты-то были. Прикинув направление, пошла в обход избушки. Солнце было еще высоко, но среди деревьев лежали глубокие тени. Я шла минут пятнадцать, прежде чем наткнулась на ярко-красный куст. Обрадовавшись, принялась наполнять корзинку. В азарте не заметила, как резко стемнело. Огляделась, увидела огонек избушки и пошла на него.

Но тут из-за деревьев сверкнули две пары горящих глаз, раздался рык, и передо мной выскочили два волка. Мамочки. Ну вот и все, моя песенка спета. Говорил мне Рома не уходить от домика. А я, дура, за ягодками поперлась. Сейчас меня саму, как ягодку, съедят и имени не спросят.

Я замерла, не зная, что делать. Понимала, что бежать нельзя.

— Хорошие собачки, хорошие, — начала приговаривать, стараясь их тихонько обойти. — Я невкусная, не надо меня трогать.

Один волк клацнул зубами в моем направлении, и я взвизгнула. Дернулась — корзинка полетела на снег, и ягоды рассыпались по нему, словно капли крови. Если я не придумаю выход, моя кровь в скором времени тоже будет тут красоваться. может, влезть на дерево? Огляделась — пока добегу до ближайшего, меня загрызут. Стоять на месте тоже не вариант. И я не придумала ничего лучше, как завизжать во всю силу легких.

— А-а-а!

Волки аж головами затрясли от неожиданности, видимо, я их оглушила. Попробуем еще раз. И снова мой вопль огласил окрестности. Ох, перепугаю я своими визгами весь лес. Хорошо, если еще какие хищники не сбегутся.

Словно услышав мои мысли, на полянку выскочил огромный волк, раза в два больше тех, что готовились на меня кинуться. Ну все, теперь мне точно крышка. В зубах у новоприбывшего я разглядела какой-то мешок. Он что, уже успел по дороге кого-то сожрать?

Волк бросил свою ношу, встал между мной и волками и глухо зарычал. Парочка ответила. А потом мне показалось, будто они разговаривают, все трое издавали странные звуки, похожие на отрывистый лай. Через пару минут парочка, повизгивая и поджимая хвосты, убралась восвояси.

Я все это время не двигалась, понимая, что от этой громадины не убегу ни при каких обстоятельствах. А оставшийся волк подхватил со снега брошенный мешок, посмотрел на меня и словно кивнул, мол, пошли, чего стоишь, а потом потрусил в сторону избушки. Не поняла шутки юмора. Однако подняла корзинку с остатками ягод и послушно пошла следом.

У порога волк пропустил меня вперед и снова кивнул, толкнув носом дверь. Он что, хочет съесть меня внутри, в тепле? Или хочет поджарить начала? Я уже ничего не понимала. Какие-то странные сны мне в сугробах снятся, больше никогда не буду спать на улице. Надеюсь, поисковые отряды там уже меня ищут. А вот интересно, если со мной тут что-то случится, я там умру или проснусь? Проверять мне не хотелось. Но волк настойчиво приглашал меня внутрь, пришлось зайти.

Внутри сразу же метнулась к печи, схватила кочергу и занесла над головой.

— Не подходи, а то хуже будет!

Волк, стоявший на пороге, снова бросил мешок, как-то странно согнулся, а потом встал на задние лапы… нет, ноги. Передо мной стоял Ромка собственной персоной, полностью обнаженный. Это что еще такое? Я протерла глаза, не доверяя им. Нет, ничего не изменилось. Я так и рухнула на пятую точку. Кочергу-то выпустила, а взгляд от статной фигуры отвести не могла. Изучала каждый сантиметр, наслаждаясь. Не мужчина, а картинка, ей-богу. Сглотнула вязкую слюну и спросила охрипшим голосом:

— Это что сейчас было? Ты это… волк, что ли?

— Я, Джулечка, оборотень, — усмехнулся он, нагнулся к мешку, выудил оттуда штаны и натянул их. Я испустила тихий вздох разочарования. — Слышала о таких?

— Ага, в сказках.

— Ну считай, что я из сказки.

— Да уж, теперь я настоящая Красная шапочка. У меня и волк личный есть, — пробормотала я.

— Что, прости?

— Ничего, говорю, удивилась я сильно, думала, сожрешь.

— А домой зачем привел тогда?

— Ну как же, съесть меня в тепле.

Ромка расхохотался, да так громко, что, казалось, стены избушки задрожали.

— Ну ты скажешь тоже, в тепле.

— Да я ведь даже подумать не могла, что это ты. Спасибо, что спас.

— Да не за что. Кстати, почему ты меня не послушалась? Я же предупреждал.

— Захотела собрать ягод, чтобы сделать красивые гирлянды на елку, а тут эти…

Я поежилась от воспоминаний, что, опоздай Ромка хоть на чуть-чуть, и не видать мне больше его красивых синих глаз.

— Эх, Джуля, Джуля, не слушаешь ты взрослых, — с насмешкой произнес Рома и хитро глянул на меня. Я притворно возмутилась и кинула в него попавшейся под руки шапкой. Мы оба рассмеялись.

И тут я вспомнила про суп.

— Кушать будешь?

В ответ на мой вопрос в животе у него громко заурчало. Я улыбнулась, придвинула котелок на огонь, чтобы разогреть, а после налила большую плошку и придвинула голодному оборотню.

Он жадно набросился на еду. Ел молча, лишь бросал красноречивые взгляды то на меня, то на тарелку. Намеки я всегда понимала хорошо. Вот и сейчас усмехнулась и щедро долила добавки. Рома довольно заворчал. Насытившись, похвалил за вкусный ужин, посмотрел на заштопанную одежду и усмехнулся:

— Чую, стоит тебя насовсем оставить. Вон сколько пользы: и кухарка, и рукодельница.

Чуть не сказала, что сама бы с удовольствием осталась, но понятия не имела, возможно ли это. Я вдруг подумала, что мне нравится вот так просто жить: в лесу, без людей, есть вкусную домашнюю еду с травами, разговаривать с человеком, который тебе нравится… Стоп, что? Нравится? Обдумала эту мысль и призналась самой себе: да, Ромка мне нравился невероятно. Я бы не отказалась от такого парня хоть в реале, хоть во сне. Но нравлюсь ли я ему в том самом смысле? Да, он доволен моей работой, но…

Решила подумать об этом позже, день был слишком насыщенным на эмоции, чтобы копаться в них глубоко. Тоже быстренько перекусила и села у огня, принявшись нанизывать принесенные ягоды на толстую нитку. Часть так и осталась лежать на снегу в лесу, но и в корзинке оставалось достаточно.

Рома, увидев, что я делаю, сел рядом и стал помогать. Вместе мы быстро наделали несколько длинных гирлянд, а оставшиеся ягоды я прикрепила на веточки, примотала к ним шишки и связала в пучки, сделав петельку. Получились своеобразные игрушки.

Потом Ромка показал, что принес из города. мешок, казавшийся маленьким снаружи, внутри был словно бездонным. Он доставал и доставал из него сласти, петушки на палочках, яблоки и какие-то невиданные фрукты. В конце выудил тонкую меховую накидку и теплые варежки. Протянул мне.

— Это тебе, подарок. Ты же говорила, что принято дарить подарки.

Я растерялась. У меня-то ничего не было, чтобы ответить взаимностью.

— Ну вот, надо было меня с собой брать, у меня нет для тебя подарка.

— Ничего страшного, зато у меня есть ты. Впервые за последние годы мне не одиноко.

В его голосе послышалась грусть. Я села рядом, провела по его щеке, и синие глаза уставились на меня.

— Почему ты живешь здесь совсем один? — решилась спросить и надеялась, что на этот раз он ответит.

— Оборотни живут в стаях, — начал он, вздохнув. Прислонился к теплой стене печки, а потом прижал меня к себе, словно ребенок любимую игрушку, которая защищает его от всех бед. — Я тоже жил в стае. наш Альфа очень жестокий и властный. Волки не могут противиться своему Альфе, но ему этого было мало, он делал что хотел, брал что хотел, и никто не мог ему возразить. У меня была невеста, Мила. Мы хотели пожениться, но Альфа решил по-своему: сделал ее своей женой. Этого я не мог стерпеть и вызвал его на бой. Конечно, проиграл. И тогда стая изгнала меня. За то, что осмелился восстать против Альфы.

— А Мила?

Рома тяжело вздохнул.

— Перед тем как я покинул деревню, она пришла ко мне и сказала, что быть женой Альфы ей нравится больше, чем моей, ведь я никто.

— Ну и дрянь! — возмутилась я и резко повернулась в руках Ромки. — Как она могла?

— Наверное, я был ее недостоин…

— Вот еще, глупости какие. Это она была тебя недостойна. Ты сильный, смелый, благородный… красивый…

Последнее слово я уже прошептала, против воли потянувшись к губам оборотня. Они были теплыми и мягкими, раскрылись под моим несмелым прикосновением и в мгновение ока захватили инициативу.

Мы самозабвенно целовались, пока в легких не закончился воздух, а после я отстранилась.

— Прости, я не хотела…

— Еще как хотела, — усмехнулся Рома. — Но не стоит извиняться, я тоже этого хотел с того самого момента, как увидел у себя дома. Ты была такая замерзшая, несчастная…

— И ничего не несчастная. — Я шутливо ткнула ромку в бок, а после устроилась в его объятиях. В них было тепло и уютно. Потрескивал огонь, мы тихо говорили обо всем на свете. Я спросила его о волках, что хотели напасть на меня, он ответил, что это не оборотни, а обычные волки. Они всегда подчиняются оборотням, потому что чувствуют превосходство. Я спрашивала об укладе жизни оборотней, Рома отвечал. Мы снова целовались, потом опять говорили, а луна светила в окно, словно пытаясь подсмотреть и подслушать наши секреты.