В недрах необъятного Алтайского края существовало средних размеров село с населением чуть больше 6000 человек. Оно было известно тем, что являлось курортной зоной для других жителей Алтайского края.

В 12 километрах от него находилось множество озёр с самыми причудливыми названиями и свойствами: от "Солёного" до "Щелочного", от "Мыльного" до "Кривого". Имя ему — "Завьялово".

Само же село не могло похвастаться чем-то выдающимся, кроме парка, местного озера "Домашнего", стадиона, небольшого центра и двух рабочих школ. Одна из них была создана для людей как с несносным характером, так и для людей, страдающих аутизмом и другими психическими заболеваниями.

Вторая школа была создана ещё во времена Союза. Она была пристанищем для многих поколений школьников, но вскоре была закрыта ввиду ненадежной конструкции и слабого фундамента.

И наконец, школа № 1. Она строилась долгие 7 лет и была успешно закончена и открыта к 1 сентября 2011 года, откуда и берёт начало эта, по истине, трагичная и страшная история.

1 сентября 2011 года Мачюлин Дима неторопливо собирался на линейку в честь нового учебного года. Он и подумать не мог, что, идя в девятый класс, доучиваться последние 3 года он будет в новой, благоустроенной школе.

Бабушка Димы гладила белую рубаху старым советским утюгом. Он же в это время сидел на кухне и с трудом запихивал в себя бутерброд, запивая чуть подстывшим чаем. Всем знакомо это чувство, когда от момента предвкушения не можешь затолкнуть в себя и кроху.

Дима с заспанным видом сидел и смотрел в окно, где, чуть качаясь на ветру, стояла поспевшая облепиха. Всё это подталкивало к мыслям: каким будет этот год?

Явно не лёгким, ведь на носу подготовка к экзаменам. ОГЭ — первый серьёзный шаг школьника в жизнь, а так же проверка на выносливость, стрессоустойчивость и умение хватать информацию на лету.

Все эти мысли вгоняли в апатию. Так бы он и сидел, всё больше погружаясь в безысходность бытия, если бы на кухню не зашла бабушка с идеально отглаженной рубахой.

"Ну чего сидишь, Димка? На линейку опаздываешь", — сказала бабушка, показывая старой сморщенной рукой на часы-"ходики".

Дима украдкой глянул на часы.

Время было 40 минут десятого.

Лениво отклеиваясь от стула, он встал и надел рубашку, поверх — чёрный пиджак.

"Дим, иди хризантему с грядки сорви, классной руководительнице подаришь", — нарочито приказала бабушка.

"Угу", — коротко кинул Дима, натягивая наполированные до блеска туфли.

Выйдя из дома, он прошёл мимо клумб с хризантемами, направляясь к калитке.

"Ага, как же! Надеюсь, что эта старая карга не получит и одуванчика", — сердито сказал он про себя.

Время было уже достаточно много, до линейки оставалось минут пятнадцать, поэтому была выбрана ближайшая дорога до школы — через центр. Хотя, даже если бы он и опоздал, это бы никто не заметил, кроме классной руководительницы, так охотно следящей за порядком.

Дорога была наполовину пройдена. Дима не особо торопливым шагом прошел по мосту, подходя к центру. Старый парк встретил его высокой, качающейся ивой, сломанным в некоторых местах забором и синими, потрескавшимися от времени лавочками. Остальную половину пути он прошел быстро, мало на что обращая внимание.

Вот уже показалась школа: куча машин родителей, что привезли свое чадо в первый класс, шарики, нацепленные через каждые полметра по забору. Но не было самого главного — духа праздника 1 сентября. Не играла торжественная музыка, не было слышно речей директора, наставлений от завуча и прощаний от выпускников 11 класса. Диму это смутило, и он ускорил шаг.

Подойдя ближе к воротам, он смутился еще больше: около территории школы стояла машина скорой помощи и два экипажа полиции. Пройдя на территорию школы, он не увидел большой толпы на площади с аппаратурой. Гул стоял где-то позади, за левым крылом школы. Дойдя до того места, где было слышно множество голосов, он увидел огромную толпу школьников, учителей и родителей, окруживших площадку, судя по всему, рядом с хранилищем инвентаря.

Не без труда найдя среди огромной толпы своих одноклассников, Дима подошёл к одному из них.
— Серёг, че случилось? — спросил, недоумевая, Дима. /> — Да сам пока не знаю. Парень какой-то то ли сбросился с окна, то ли убили его. Вообщем, не знаю пока, там медики и менты на месте, — растерянно ответил одноклассник.

В груди ёкнуло.

Подобные инциденты случались редко, да еще и на таких мероприятиях, к тому же со школьниками.

Дима не стал ждать, пока толпа рассосётся, и стал обходить ее с края, иногда подталкивая взволнованный народ.

Подходя ближе к месту трагического события, Дима видел полицейское оцепление. Сотрудники отталкивали людей подальше от места происшествия, а скорая закрывала своими спинами тело пострадавшего.

Подойдя достаточно близко, Дима почти ничего не увидел. Тело, лежавшее на носилках, медики быстро накрыли белой простыней по самое лицо, что означало только одно.

Мальчишка умер...

Два крепких медсотрудника взяли носилки с телом покойного и направились к машине, стараясь обойти гогочущую толпу, в чем им помогала полиция.

Дима был достаточно близко, чтобы увидеть тело почти вплотную.

Издалека он увидел, как из-под простыни свисает тонкая, почти детская рука с куском пиджака, одетом на ней.

Почти пройдя Диму, внезапно дунул ветер, с свистом сорвав белое одеяние с тела.

Внезапно послышались стоны, крики, плач школьниц, что стояли рядом. Это было невыносимо.

Лишь на мгновение простыню сорвало с тела, но Дима увидел достаточно, и даже больше, чем нужно.

На носилках лежал четырнадцатилетний Антон Миринов. С его носа текла густая алая кровь, которая в некоторых местах уже свернулась. Она запачкала воротник синей клетчатой рубахи и рукава.

Светло-русые волосы трепыхались на ветру, а бренное тело неподвижно лежало на носилках.

Медики быстро спохватились, накрыли Антона простыней, взяли носилки и рванули что есть мочи от места, где был слышен гул голосов.

Вслед за медиками резко двинулись полицейские.

Один из них тащил под ручку до боли знакомые, не слишком приятные лица.

С хмурым видом, следуя за сотрудником, шел Женя Клой, местный десятиклассник-хулиган, в свое время нашкодивший до того, что теперь стоит на учете в детской комнате полиции.

Вслед за ним шли и его подруги: десятиклассница Валя Бригова, стройная высокая блондинка, любительница посплетничать; ложь, предательство и подлость — ее второе имя; и замыкающая весь этот гадкий квартет Аня Стычкина, девятиклассница, что вечно крутилась в компаниях старшеклассников. С виду тихая и мирная, но, как известно, в тихом омуте черти водятся. Шлюховатая натура и детская смазливая внешность привлекали к ней внимание, причем внимание далеко не платонического характера. Она знала о своей красивой внешности и успешно этим пользовалась в своих корыстных целях.

Вся эта лицемерная шайка творила много гадкого, но всему есть край. Для них краем стало убийство человека. Линейки в тот злополучный день не состоялось; учителя распустили всех школьников по домам, сказав лишь, что уроки пойдут в том же ключе, что и планировалось.

Через полчаса Дима был уже дома. В этот раз он шел медленно, не торопясь; голову занимала лишь одна мысль: как же так? В принципе, как оно понятно и было: взяли и убили. Для Клоя дать кому-нибудь в зубы или издеваться на протяжении долгого времени — все равно что мне сходить в туалет. Но кто мог подумать, что этот отморозок совсем сойдет с катушек?

И хуже всего то, что Дима и сам был частью этой преступной шайки. Но как частью? Он просто был. Он не был ни душой компании, ни ее силой, ни даже ее постоянной частью. Он был ее серой мышью, над которой можно шутить, свести стрелки в угодный и неугодный момент. А что в этом такого? Дима был сам по себе труслив, зависим от мнения других, эгоистичен и немного скуп. Одним словом, безхребетной тряпкой.

Все в школе знали, что их компашка издевается над теми, кто младше их, но в особенности они издевались над Антоном Мириным. Оно и было понятно: Антон был слабым, невысоким парнишкой в очках с бледно-желтоватой кожей. Он всегда молчал, не имел ни друзей, и уж тем более никогда не был популярен у девушек.

Но, несмотря на все внешние нюансы, он был необычайно добрым, отзывчивым и надежным парнишкой из всех, кого знал Дима. А знал он его потому, что жил от него в считанных пятидесяти метрах. Иногда они встречались, разговаривали; Антон не упоминал об издевках, которые ему приходилось слышать от Димы, дабы он не потерял совсем никудышний авторитет среди гнусной шайки.

А теперь Антона нет... Все эти мысли буквально разрывали его черепную коробку, не от того что он считал себя виноватым, а в результате того, какой день ему пришлось пережить. Так летели минуты, за ними часы, а вслед за часами Пришел поздний вечер. Дима шел по коридору своего дома. Есть совсем не хотелось. Он глянул на часы: время было 23:17. Пришла пора погрузиться в неудобные, тревожные сны.

Дима упал на кровать. Пережитый день все еще был на языке и отдавал противной горчинкой. Как бы ни было, но постепенно глаза слиплись, и он провалился в сон.

Утро 2 сентября. Сквозь сон Дима услышал противный треск старого, так им ненавистного, железного будильника. Еле как продрав глаза после беспокойного сна, он взглянул на время. Часы гласили: 7 часов, пора вставать. Дав маленьким кулачком по механизму отключки, он нехотя встал, взял со стула брюки, рубашку, черный жилет и с трудом надел их на себя.

Есть не хотелось от слова совсем, поэтому Дима, шоркая пятками по полу, пошел ставить электрочайник. Насыпав в стакан ложку кофе и три ложки сахара, он стал дожидаться закипания чайника. В сонной голове было одновременно пусто, и в то же время копошились, как личинки насекомых в мертвой плоти, тысячи мыслей, разрывая и без того болящую голову. Неспеша попив кофе, он поставил стакан на стол и пошел умываться. Холодная вода слегка взбодрила неясное сознание, но не до конца.

Одевшись, Дима хлопнул дверью и вышел из дома. На улице стоял небольшой туман, солнце уже показалось из-за горизонта, достаточно ярко освещая путь. Выйдя из-за калитки, он встал и задумался. По какому бы пути ему пройти: как вчера идти коротким путем через центр, или же пройти путем более длинным, заросшим травой и деревьями по бокам тропинки?

Своего рода это была дамба, не дающая "домашнему озеру" в шторм или при излишке воды после зимы затопить ближайшие дома, что стояли почти у самого берега. Все бы ничего, но была тут своего рода неприятная вещь: пойдя по тропинке, он будет проходить мимо дома покойного Антона. Ночью по этой тропинке было идти не только страшно, но даже и опасно, в какой-то мере. Но Дима боялся не этого, он боялся, что, проходя мимо его дома, он увидит убитых горем родителей, родственников, маму, которая припала к земле, сама умирая от истерики и отчаяния, отца, который еле сдерживает слезы, поднимая убитую горем супругу с холодной земли.

Картинки рождались в голове одна за другой, и чем дальше, тем страшнее, вплоть до того, что, идя мимо дома, он услышит до боли знакомый, сипловатый, юношеский голосок откуда-то из кустов. Постояв некоторое время, Дима принял решение. С небольшой дрожью он вступил на тропинку, шаг за шагом погружаясь в темноту, которую создают высокие деревья, забирающие лучики осеннего солнца.
Минуты шли.

Вот он подошел к пляжу.
Пот струился под рубашкой, лоб покрылся испариной.
Он ожидал увидеть всё что угодно, но ничего не увидел.
Повернув в сторону покойного знакомого, он не увидел ничего, кроме коричневого домика небольших размеров и махоньких окон, в которых горел свет.
Дима боялся заглянуть в окна, поэтому ускорил шаг.
Ничего не произошло, он спокойно, не торопясь, дошел до школы.
Зайдя внутрь, он увидел большой длинный коридор с кучей таких же учеников, как и он.
Повертев головой в разные стороны, он осмотрел внутреннее убранство новой школы, но не успел осмотреть её до конца.
Слегка повернув голову влево, он увидел тревожную и в тот же час мерзкую картину.
На новых подоконниках сидела до боли знакомая компания: высокая блондинка Валя и её лжеподруга Аня. /> Дима постарался сделать вид, что не заметил их, и, быстро перебирая ногами, рванул в противоположную сторону от них.
План был обречен на провал: Диму заметили и крикнули, подзывая его. Крик громким гулом прошелся по коридору так, что отозвался не только Дима, но и те, кто так же был в коридоре.
Дима, шеркая туфлями по кафельной плитке, побрел в сторону хихикающих старшеклассниц.
Подойдя к ним, он сразу по привычке услышал упрек.
«Чего сам не подошел?» — язвительным тоном спросила Валя.
«Не заметил вас», — соврав и сделав сонный вид, ответил Дима.
«Ну как же, таких красивых, и не заметил», — картинно взмахнув руками, сострила Аня.
Дима, поняв, к чему ведет дело, быстро начал менять тему.
«А что вчера произошло?» — стараясь сделать безучастный вид, уподобляясь компашке, спросил Дима.
«Помер наш "водомерка", вот что случилось», — отвернув глаза и встав в нужную позу, ответила Валя.
Водомеркой называли Антона из-за его небольшого роста и фамилии, догадаться, кто дал такое погоняло, не трудно.
«А именно как?» — спросил внетерпении Дима.
Ему поведали историю, после которой Дима понял, что презирает эту компашку ещё сильнее.
Утро 1 сентября.
Подготовка к линейке шла полным ходом, все суетились, бегали из стороны в сторону, там же был и Антон.
Завуч, зная о его доброжелательном нраве, попросила его принести из складского помещения коробку с инструментами для регулировки колонки, той самой, из которой обычно доносится торжественная музыка для открытия линейки. Антон пошел в складское помещение.

Неподалеку сидела и бездельничала компания во главе с Женей Клоем и двумя распутными девицами, Валей и Аней. Увидев Антона одного, Женя с противной улыбкой перешепнулся с подругами и резким движением пошел за ним.

Коробка, которую тащил Антон, хоть и не была тяжелой, но в силу его телосложения казалась увесистым грузом. Выйдя из склада, он выронил ее из рук, инструмент со звоном рассыпался, и Антон виновато начал собирать его обратно.

Женя увидел спину беззащитного Антона.

Неподалеку, в сторонке, стояла увесистая металлическая лопата, видимо, оставшаяся от недавних работ.

Недолго думая, Клой взял ее в руки, тихо подкрался к Антону сзади и поставил тяжелую часть в полуметре над его головой.

Антон, ничего не подозревая, резко дернулся вверх, с усилием поднимая коробку.

Коробка вновь упала, дребезжа содержимым по асфальту, и вслед за ней на дорожку упал Антон, держась обеими руками за затылок.

Улица огласилась смехом троицы, пока Антон лежал, корчась от боли.
Прошло максимум полторы минуты. Антон встал, а троица всё захлёбывалась смехом.

Антон, шатаясь, побрёл в сторону площади, где должна была состояться линейка, но, не пройдя и метра, снова упал и уже не поднялся никогда.

Когда медики приехали, они уже ничего не могли сделать, кроме как констатировать факт смерти.

Чужим людям доподлинно неизвестна причина смерти, но все придерживаются мнения, что у Антона было заболевание сосудов мозга. Удар спровоцировал появление тромба в сосудах, а вследствие их разрыва (в простонародье это называется "пробка").

Шутка ценою в жизнь.

Дима стоял, переваривая эту жуткую историю, а двое, вальяжно устроившись на подоконнике, не испытывали никаких эмоций. Даже наоборот, вид у них был такой, будто они испытывали раскаяния не больше, чем если бы убили комара.

Дима немного позеленел от услышанного, и, более того, видеться с этой компанией сегодня больше не было никакого желания.

Отправившись смотреть расписание, он нашёл кабинет и первый урок в этом учебном году.

Остальной день прошёл тихо, скучно, уроки тянулись медленно.

В конце концов учебный день подошёл к концу. Дима быстро собрал учебники и пошёл домой.

Придя в отчий дом, он, не раздеваясь, упал на диван. Что-то делать не было никакого желания, так же как и выходить из дома.

Оставшийся день Дима лежал на диване, смотря в одну точку и летая где-то по миру своих фантазий.

Часы шли и подходили к тому, к чему Дима хотел прикасаться меньше всего, – к домашним заданиям.

С большим трудом Дима заставил себя сесть за стол. Выудив из портфеля учебники, тетради и школьные принадлежности, он сел за самое, по его мнению, сложное и долгое – алгебру.

Домашнего задания в первые дни задавали немного.

Прошло полчаса. Дима всё ещё сидел за решением очередной задачи. Его клонило в сон, буквы и цифры начинали прыгать по тетради с одной стороны в другую.

Когда он совсем заклевал носом и повис лицом на собственной ладони, из открытого окна послышался хруст травы, как если бы это была кошка, крадущаяся среди ночи.

В стекло легонько постучали, так будто стучали чем-то твёрдым, глухим и увесистым. Всё ещё пребывая в сонном коматозе, Дима не обратил бы внимания, если бы не постучали вновь, но уже настойчивее.
Мгновенно открыв глаза, он повернулся в сторону окна. Ветер качал красные занавески, обнажая что-то продолговатое, что-то, от чего веяло чем-то неспокойным для человека.
Димины руки сильно затряслись, коленки подкосились так, что он припал на колени, не в силах подойти к окну.
Прошла минута, повисла гробовая тишина. Дима чуть успокоился, поднялся на колени и слегка подошёл к окну.
Кто-то или что-то этого и ждал. Ветер завыл с страшной силой, сорвав с гардины красные шторы.
Увиденное потрясло Диму до глубины души.
Там, по другую сторону окна, стоял низкорослый силуэт, а то, что долбило в окно с глухим звуком, было не чем иным, как кладбищенским крестом с качающейся лентой на нём.
Дима стоял, в любую минуту готовый упасть навзничь. Силуэт стоял, качаясь из стороны в сторону, будто танцевал какой-то страшный чёрный вальс.
Дима догадывался, кто это.
Глаза от долгого не моргания пересохли и жутко разболелись. Ему страшно хотелось потереть глаза, но ещё больше ему хотелось не отрывать глаза от того, кто стоял напротив.
В конце концов, он не выдержал и поднёс руки к глазам.
Прошла доля секунды.
Дима боялся, что это случится.
Мигом открыв мокрые от слёз глаза, он увидел перед собой его. /> Антон Мирин, с бледными, как молоко, глазами, гадской ухмылкой и залитым кровью воротником его рубашки.
Антон вскрикнул, дёрнулся назад.
Бренное тело Антона неестественно и криво залетело внутрь, выбив антимоскитную сетку.
По комнате сразу разлетелся такой трупный запах, будто человек умер совсем недавно, не смердя, но и не пахнув.
В руках его был длинный, лакированный крест с табличкой и лентой.
По комнате раздался страшный, утробный, громкий юношеский смех, замах креста и удар по голове Дмитрия.

Дима вскрикнул, задергался и упал со стула.

Вне себя от ужаса, обливаясь потом, он глянул на окно.

Шторы были на месте, ветра не было совсем, тем более что окно было закрыто на ручку.

"Сон", – выдохнул Дима.

Ужасный, полный страха сон.

Он встал с пола, протер вспотевшее лицо валявшейся на кровати майкой и плюхнулся всем весом на постель.

Уроки решено было доделать завтра, тем более завтра будет сокращенный день по весьма печальному случаю.

Похороны Антона Мирина.

Сон не шёл, Дима всё думал о нём: как ему там? Он ведь сейчас в морге, лежит голый на холодном металлическом столе, накрытый лишь одной простыней, а под ней – его маленькое бледное тело, изрезанное санитарами от груди до кишок и небрежно зашитое толстой цыганской иглой, чёрными нитками, напоминающими скорее бечёвку, но ему уже не больно...

Не смешно и не грустно...

Не стыдно и не гордо...

Ему всё равно...

С этими тревожными, пугающими мыслями Дима провалился в ненадежный, чёрный сон.

Утро выдалось тяжёлым и холодным. Дима всю ночь ворочался, а под утро упал с кровати, проспав остатки сна на ледяном полу.

Будильник кольнул противной, до хруста зубов, трелью.

Проснувшись, он встал с пола, окоченевший и холодный, как труп, которого сегодня провожают в последний путь.

От мысли про предстоящие похороны и без того убитый холодной ночью Дима похмурел и впал в апатию окончательно.

Ни есть, ни пить не хотелось, так же как и не хотелось идти в школу мимо дома покойника, что напугал его до полусмерти во сне.

Вспомнив про вчерашний сон, Дима покрылся холодной испариной пота.

Не спеша, умывшись, Дима оделся и пошел к выходу.

Улица на удивление встретила его теплыми лучиками солнца, отличной безоблачной погодой и немного жаркой, как для сентябрьского утра, температурой.

Для такого трагичного дня погода была, если прямо не неправильной, то как минимум неуместной.

Дима двинулся не спеша, пиная камень, лежавший на асфальте, с абсолютно пустыми мыслями и отсутствующим настроением.

Дойдя до школы, он вошел, ожидая увидеть шайку девиц, но, к счастью, их не было видно. Тогда он неспешно глянул расписание и побрел на урок.

Прошло два часа. Три скучных урока пролетели быстро, приближая тот момент, которого Дима боялся больше всего.

Время идти до покойника.

Собрав вещи, он выдвинулся в путь.

С каждым метром, с каждым сантиметром страх и дрожь в теле Димы усиливались. Чтобы успокоиться, он смотрел по сторонам: другие школьники, близкие знакомые, да и просто те, кто не был равнодушен к чужому горю, шли туда же, куда и он.

Это успокаивало, но по мере приближения чувство страха, дрожи, предвкушения усиливалось до такой степени, что Диму трудно было отличить от алкаша, который пил неделями, а в момент отсыхания тело тряслось так, что невозможно было ровно стоять на ногах.

Когда Дима добрался к дому покойного, он трясся, будто стоял на морозе несколько часов.

Вдалеке уже показалась огромнейшая толпа людей с цветами, венками всех возможных форм.

Плач и гул, стоявший на улице, где проходили похороны молодого человека, мог сравниться только с шумом рок-концерта.

При присутствии людей Димина дрожь немного спала, но не до конца.


Постояв среди женщин с черными платками на голове и опухшими от слез глазами, и среди мужчин, сурово курящих чуть поодаль, Дима набрался смелости и вошел в ограду.

Люди все понимали, каждый хотел попрощаться с человеком, которого видят последний раз на этом свете, и без вопросов давали дорогу вновь пришедшим людям.

Дима прошел в калитку.

Первое, что он увидел, — крышку гроба, обитую бордовой тканью и украшенную черными лентами по бокам. По центру был наклеен пластиковый золотого цвета крест с изображением распятого Иисуса Христа.

Рядом стоял тот самый лакированный крест с табличкой и лентой, что приснился ему во вчерашнем кошмаре.

Надпись на таблице гласила: «Мирин Антон Павлович. Дата рождения: 11.07.1997, дата смерти: 01.09.2011», и приписка ниже: «Здесь покоится».

Увидев крест с табличкой, Диме поплохело, но он нашел в себе силы зайти внутрь дома.

Дом был полон людьми.

Пройдя в комнату с покойником, тело вновь затрясло.

Деревянный гроб, обшитый внутри бархатным белым убранством, цветы всевозможных видов, уложенные в ногах покойного, белый саван.

И самое страшное — фарфоровое тело покойника.

Он лежал в белой рубахе без рукавов, даже среди цветов было видно, как сильно посинели его пальцы.

И самое страшное, самое неприятное, на что Диме не хотелось поднимать глаза, — это лицо.

Но он сделал это.

Бледное лицо Антона, расплывшееся от отсутствия работы мышц, впалые, почерневшие глаза.

Покойник будто смотрел ему в душу.

Приглядевшись повнимательнее, Антона затошнило, глаза безмерно увеличились, тело затряслось пуще прежнего.

Он быстро выбежал из дома.

Только выбежав, его сразу стошнило.

В глазах помутилось.

Причиной такой страшной реакции стало то, что он увидел, приглядевшись Антону в глаза.

Глаза были приоткрыты так, если бы человек проснулся и в полглаза открыл веки.

А из-под этих бледных, чёрных век сползла вниз пластиковая накладка, которую вставляют трупам в морге, чтобы глаза не сильно впадали в глазницы.

И последней каплей было то, что после выпавшей накладки труп издал короткий смешок и расплылся в гадкой ухмылке.

Дима нагнулся, хватаясь за живот, и еле стоял на ногах.

Пару человек, стоявших неподалеку, увидели это и быстро подбежали к Диме, обхватив его за руки и крича с просьбой принести воды.

Через минуту его усадили на лавку и принесли стакан холодной воды.

Дима дрожащими руками осушил стакан до дна.

Он сидел на лавке бледный, даже слегка посиневший, и сам мало чем отличался от трупа, голова которого лежала сзади него.

Он понял, что сидит спиной к окну, откуда сквозь слегка почерневшее от времени стекло был виден гроб и светло-русая голова мертвеца.

Дима, собравшись, качающейся походкой побрел из двора к толпе, смотревшей на него с озабоченным видом.

Проходя мимо, Дима смотрел по сторонам, в надежде найти злосчастную парочку подружек, ехидно, но не на виду посмеивающихся над происходящим.

Но к счастью, их не оказалось, и более того, если бы они пришли и стояли на похоронах, то как бы они смотрели в глаза родителям усопшего, будучи косвенно виноватыми в его смерти?

Прошёл час или около того, близился момент траурного митинга.

Вот издалека уже послышался рев двигателя огромного, старого ритуального автобуса, а за ним и еще одного.
Это означало для близких покойника лишь то, что время вышло.
Два больших сине-белых "ПАЗА" ехали к нам навстречу.
Водитель крикнул людям с просьбой разойтись, дабы развернуть автобусы задней частью к ограде.
Через пять минут служба похоронного бюро отправилась внутрь дома.
Через мгновение из дома вышли родители покойного, на них невозможно было смотреть; за ними вышли родственники и близкие, несущие венки и цветы, а за ними уже вышли два парня, несущие гроб со стороны головы и стороны ног.
Дима не хотел снова увидеть жуткое видение и ушел к автобусу.
Чем ближе было к концу церемонии, тем больше становилось слез.
После предпоследней остановки покойного на земле траурная церемония отправилась в путь.
Гроб погрузили в первый автобус вместе с крышкой и крестом.
Дима уселся во второй автобус, и траурный митинг начал движение.
Прокатившись вокруг центра, автобусы свернули назад.
И тут Дима понял, что хоронить Антона будут на старом кладбище, которое находилось в полукилометре от дома Димы.
От этого стало совсем дурно.
Доехав до старого кладбища, автобусы остановились.
Осмотревшись, Дима увидел пустую вырытую могилку на пригорке рядом с елью.
И вот тот момент, самый страшный для любого родителя, — это видеть своего ребенка в последний раз, пережить того, чья жизнь только началась. Похоронная служба вытащила носилки и поставила на них гроб с покойным, давая ему возможность в последний раз увидеть солнце, небо и свет перед вечной темнотой.
Дима подошел поближе, но не слишком близко, так, чтобы видеть Антона в последний раз.
На его лицо падали лучи яркого солнца, как будто бы тоже провожая в последний путь.


Гроб погрузили в первый автобус вместе с крышкой и крестом. Дима уселся во второй автобус, и траурный митинг начал движение. Прокатившись вокруг центра, автобусы свернули назад. И тут Дима понял, что хоронить Антона будут на старом кладбище, которое находилось в полукилометре от дома Димы. От этого стало совсем дурно.

Доехав до старого кладбища, автобусы остановились. Осмотревшись, Дима увидел пустую вырытую могилку на пригорке рядом с елью. И вот тот момент, самый страшный для любого родителя, — это видеть своего ребенка в последний раз, пережить того, чья жизнь только началась. Похоронная служба вытащила носилки и поставила на них гроб с покойным, давая ему возможность в последний раз увидеть солнце, небо и свет перед вечной темнотой.

Дима подошел поближе, но не слишком близко, так чтобы видеть Антона в последний раз. На его лицо падали лучи яркого солнца, как будто бы тоже провожая в последний путь. И вот Дима увидел, как на гроб медленно опускается крышка и закрываются замки, давая понять, что теперь всё по-настоящему и нет возможности всё вернуть.

Гроб медленно опускается в сырую, холодную землю. И вот он уже на дне, в последний раз смотря на тех, кто был Антону дорог, на маму и папу. Но наступил тот момент, которого, если не ожидали, то боялись, что он может произойти. Обезумевшая от горя мать не выдержала и прыгнула вслед за гробом. Дима был готов поклясться, что услышал, как крышка гроба, не выдержавшая удара по ней, раскололась надвое, вновь обнажив лицо усопшего.

Страшные, пронзительные крики вперемешку с матерками пронзили спокойную, если можно так назвать, атмосферу. Но Дима уже мало чего слышал, его переклинило от увиденного, и сознание начинало мутиться, предвещая скорый обморок. Последнее, что он запомнил, — треск дерева и запах кладбищенской земли.

С момента похорон Антона минуло пару дней.
Жизнь никогда не стоит на месте, даже если бы произошло нечто страшнее, чем смерть близкого человека.
"Время лечит", — так говорят люди, и со временем вспоминается только хорошее.
Дима знал о том, что жизнь продолжается, и продолжал влачить своё существование.
После своего неожиданного обморока, посреди шума, всей возможной брани, кто-то заметил его, лежащее на холодной кладбищенской земле тело.
Люди быстро среагировали: парня подняли по-дружески и потащили, как бесхозное бревно, в машину. Парню явно было плохо, да так, что, судя по лицу, давление превышало норму в несколько раз.
Диму кинули в машину.
Хозяин старенькой "Нивы", пожилой мужчина с усами, дрожащими от волнения руками, вставил ключ в замок зажигания и повернул. Стартер, немного покашляв, завёл двигатель машины.
Мгновение спустя, и "Нива", при всех возможностях, неслась по местам разбитой от времени дороги до ближайшего медицинского пункта, коим являлась местная поликлиника.
Мужчина был крайне взволнован, и его можно понять: кто знает, может, мальчику нужна серьёзная помощь.
Три минуты — и "Нива" со свистом тормознула по асфальту, едва не задев зелёно-синее металлическое ограждение.
Взяв мальчика на руки, пожилой человек что есть сил понес его к медикам.
Зайдя внутрь и чуть не выбив дверь, он, с явными признаками старческой усталости, отдал Диму медикам.
Спустя полчаса Дима вышел на улицу уже на своих двоих. Мужчины, что привез его, не было.
Как оказалось, волноваться было особо не о чем: всего лишь лёгкий обморок на фоне шока и резкий скачок давления.

Диме вкололи какой-то препарат для резкого снижения артериального давления, дали полежать на кушетке, а там молодой организм уже сам привел себя в норму.

Хоть состояние уже оценивалось как стабильное, слабость в руках давала о себе знать. Портфель, который все еще был при Диме, казался невероятно тяжелым.

Остальная дорога прошла гладко, силы восстановились. Дима дошел до дома тем же путем, откуда его и привезли.

Придя домой, его встретила бабушка. Дима ничего не хотел рассказывать о том, что случилось с ним, и о том, что случилось в конце похорон.

Зайдя в свою комнату, он распахнул шторы. Яркие лучики солнца тут же осветили мрак, что застоялся в комнате, пока ее хозяин отсутствовал.

Дима лег на кровать. Не зная почему, он чувствовал себя легко и непринужденно, будто и не было всего произошедшего: этих чертовых видений с мертвяком, с его матерью, что прыгнула в могилу, не говоря уже о том жутком, реалистичном сне.

Все встало на свои места. Школьники так и ходили на уроки, развеселая компашка так и сидела на подоконнике, сплетничая и показывая всю гадость своего внутреннего мира.

Так пролетел еще один день.

Утро. Дима, как всегда, с огромной неохотой поднялся с дивана, попил пересахаренный кофе и отправился в школу.

Дорога в этот раз показалась ему какой-то чересчур короткой, и ввиду этого он дошел до школы за рекордные 13 минут.

Зайдя внутрь, он не заметил чего-либо особенного. В коридоре были лишь те ученики, которых родители отправляют пораньше, дабы недотепы вроде Димы не опаздывали к занятиям.

«Утро начинается неплохо», — подумал он, на первый взгляд. Но тут же все его мечты и надежды рухнули, разбившись о суровость реальности.


На подоконнике, так же как и всегда, сидели две подружки: Валя и Аня. Они весело что-то обсуждали и подтрунивали друг над другом. Но вот чего Дима явно не ожидал, так это того, что замыкать эту стаю будет главарь банды, который должен сушить телогрейку в Магадане по статье 109 УК РФ.

Рядом с ними сидел Евгений Клой, который и стал причиной всего произошедшего. Он, так же как и они, сидел и непринуждённо поддерживал разговор, иногда заливаясь противным гоготом от очередной глупой шутки, присущей уровню его интеллекта.

Дима не стал ждать, когда его позовут, как собачонку, махнув пальчиком, и сам двинулся в сторону троицы. Завидев знакомый приближающийся силуэт, компания залилась странным, необычайно дружелюбным, приветственным смехом.

Подойдя вплотную, Дима натянул тонкую, фальшивую улыбку и поздоровался.

«Привет», — сказал он, будто выплюнув комок из горла.

Это все заметили и залились смехом.

Неожиданно Клой потянулся к Диме и как-то неаккуратно его обнял, почесывая голову.

«Привет, тупорылый коротышка», — заливаясь от смеха, сказал он.

Дима ничего не сказал и ничего не сделал, чтобы вырваться из рук душегуба.

«Какой-то ты сильно добрый сегодня, праздник что ли какой-то?» — как-то надменно спросила Аня.

«Конечно, праздник», — ответил Клой.

«И какой же?» — спросила Валя.

«А такой, что Женя Клой остаётся на свободе», — отпуская Диму, сказал он, хлопнув ладошками.

«Конечно», — подумал Дима. — «Наверное, папа и мама ползали на коленках полдня, моля, чтобы их непутевый сынок остался на свободе».

— Да кто тебе сказал? — спросила Аня.
— Чего, чего? Два года условно дали. Мол, так и так, причинение смерти по неосторожности. Убивать же ты его не собирался, говорит он так?
Я отвечаю: /> — Ну так. У водомерки нашего какие-то проблемы с башкой были. /> Говорит:
— Если бы не ты подшутил таким образом, так он сам бы помер через год или два. Че, такие, как он, долго не живут? — заржал Клой, потирая руки.

Диму разрывало от осознания того, насколько у этой обезбашенной компании отсутствуют какие-либо чувства стыда, а уж про сочувствие и человечность говорить даже и не стоит.

— А знаете, что сегодня будет? — с азартом спросил Клой.

Дима спросил себя: «Еще один труп?»

— И что же? — спросили Валя и Аня.

— А будет сегодня то, что еще не скоро забудут.

Дима снова спросил себя: «Два трупа, что ли?»

— Сегодня вечером в совхозе мы закатим такой процесс по случаю моего возвращения, что аж Антошка из могилы вылезет, — посмеялся он, очевидно не понимая, насколько это ужасно выглядит со стороны.

Совхоз — место, где такие вот «причинения смерти по неосторожности» кратно возрастают по причине того, что контингент, проживающий там, почитает места не столь отдаленные так, как это делают верующие в Иисуса Христа люди.

Радости Клоя не было предела, вот только почему-то его никто и всей стаи не поддержал.

Аня быстро продинамила его под предлогом, что у нее «встреча с парнем».

Валя же, в свойственной манере, не скрывая презрения, ответила, что «сидеть в компании пропитого человеческого биомусора она не имеет никакого желания».

А Димка? Да что Димка, трусливый бабушкин внучок, невзрачного вида, у которого «молоко на губах не обсохло».

Всем было понятно без слов, что к нему предложение "Клой" никак не относится.

"Ну и черт с вами! Хотите пропустить, пропускайте, нет на вас надежды", — обиженно сказал Клой, слезая с подоконника, и на прощание кинул: "Дуры вы, чтоб вам чугунок на голову упал!"

Когда Женя Клой отошел, Валя тут же прошипела:
"Вот мудак обдолбанный!"

Дима не был удивлен: отсутствие моральных норм сказывается даже на тех, с кем ты близок.

Желание стоять с ними рядом отпало совсем. Дима тряхнул портфель и, не прощаясь, пошел на уроки.

Все было как обычно: уроки прошли, он отправился домой.

Вечер проходил как по сценарию, а точнее, как день сурка: дом — школа, дом — кровать, уроки — делай, ложись спать.

Человек, приспособленный к рутине, привыкает быстро, коим качеством обладал и Дима, будучи постоянно в неком коматозном состоянии.

Как казалось, вот все и забылось, дни пошли как обычно, но никто не знал, что затишье перед смертоносным ураганом уже подходит к концу.

Как обычно, Дима встал, пошел в школу. Стандартный рутинный день, казалось бы, шел своим чередом.

Зайдя внутрь, Дима огляделся по сторонам. На удивление, было шумно, даже чересчур шумно, особенно как для утра.

По привычке мотнув головой в сторону подоконников, он, к своему удивлению, понял, что они пустуют.

"Странно", — подумал он.

Зайдя внутрь кабинета литературы, он увидел одноклассников, бурно обсуждающих какую-то явно интересную новость.

Пошарив глазами по кабинету, он увидел Серегу, одноклассника, у которого он спрашивал про трагедию в прошлый раз. Тот сидел на последней парте, лениво смотря в окно.

Подойдя к нему, он спросил:
"Дай угадаю, неужели контрольную по физике отменили?" — спросил он, ожидая удивления на лице одноклассника.

Тот повернулся и без особого интереса ответил: "Неа, лучше: твой закадычный друг Женя Клой спекся этой ночью".

Новость, хоть и не шокировала Диму, но явно удивила. /> «То есть, спекся?» — спросил Дима.
«А вот так: сидел где-то с уголовниками, что-то ляпнул, наверное, вот его и прибили. Туда ему и дорога», — с явным презрением ответил Серега.
Дима немного помолчал и ответил с легкой улыбкой: «Паршивой собакой жил, паршивой смертью собачьей и здох». /> «Верно подметил», — сказал Серега.
Прозвенел звонок, гласящий о новом учебном дне.
Урок шел.
Дима не слушал, что говорит учитель, тем более что Гоголь, Чехов и Пушкин никогда не вызывали у него интереса к своим произведениям.
Он все гадал и думал: кто же этот герой, который угомонил этого почти двухметрового бугая, кому руку пожать и к ордену представить?
На перемене он не выдержал и пошел искать Валю или Аню, они точно уже знают, что случилось на самом деле.
Дима спустился на первый этаж к подоконникам и не прогадал, подружки сидели, закинув руку в руку, и с не то опечаленным, не то встревоженным видом смотрели вдаль.
Дима подошел к ним и напрямую спросил: «Что с Клоем случилось?»
Они нехотя повернулись, и Валя ответила: «И ты уже в курсе?»
«Мне кажется, уже не только школа об этом знает, но и все село», — серьезно ответил Дима.
Валя начала свой рассказ:
«Как ты знаешь, на свою около дискотеку он все-таки пошел. Народа было много, алкашей, видимо, со всего совхоза собрал. Выпивки было море, если не океан. Сидели они, пили, гуляли и веселились, так постепенно до ночи они и досиделись.
Большинство алкашей разошлись, осталось человека, может, три, а к полуночи и те не выдержали и ушли летящей походкой, летящей по всем кустам и лужам.
Остался Клой и хозяин дома. Женька уходить уже никуда и не собирался, оно и понятно, кривой уже был как турецкая сабля. Ну а для хозяина это не было проблемой, жил один, семьи нет, родственники уже давно забыли про него. Хозяин сказал, что пойдет закроется и вернется.
Как и полагается, закрылся, вернулся через пять, начал перешагивать порог и тут же обратно чуть не свалился. За столом, вместо Клоя, сидел парень светловолосый, в белой грязной рубашке, сидел и не двигался, и, как ему показалось, даже не дышал».
Хозяин подумал: "Может, не все разошлись?" Но хоть убей, не помнил, чтобы такой был в тот день с ними.

Он сидел, отвернувшись к окну.

Хозяин чуть расслабился и спросил твердым, прокуренным голосом: "Ты кто?"

Через мгновение от расслабленности не осталось и следа.

Парень повернул с хрустом голову. Что-то неприятное разбавляло тишину.

Из его глаз сочилась непонятная красная, склизкая жидкость, волосы были в грязи.

Парень улыбнулся, и из его рта комом на брюки посыпались личинки опарышей.

Мужчина узнал мальчишку.

Антон Мирин... тот, что недавно умер.

А сейчас сидит перед ним так, будто в гости зашел.

По комнате было слышно сдавленное хрипение.

Внезапно тишину пронзил грубый, металлический голос.

"А я вам закуску принес", — сказал Антон и разразился страшным хохотом так, что из утробы прыскали ошметки крови и личинок.

Мужчина, не веря глазам, поднял страшный крик и, наугад взяв что было под рукой, налетел на него и стал колотить по голове, пока тот не обмяк.

Хозяин дома зажмурился, не веря в наваждение.

И с ужасом понял, что перед ним лежит не труп, восставший из-под земли.

Это был Женя Клой с размазанной в кашу головой.

Хозяин посмотрел на руки: они были все в крови, а под его ногами лежал чугунный котелок с прилипшими к нему кусочками мозгов, раскрашенный в страшный кровавый узор.

Диму заметно подтряхивало, но не от кровавых подробностей о жуткой, но справедливой смерти Клоя, а от осознания того, что покойник снова явился и пришел явно не с добрыми намерениями.

Дима рассказывать о том, что произошло с ним ночью, не стал, как и не собирался говорить о том, что произошло на похоронах.

Аня колебалась, что-то не давало ей покоя. И тут она с заметным дрожью в голосе сказала: «Не кажется ли вам, что эта история с Клоем — не чистая выдумка, затуманенного алкоголем разума алкаша, и не белая горячка, а что-то более серьезное?»

Все трое переглянулись.

Валя с нескрываемой иронией ответила: «И что же, Антон Водомерка вернулся с того света и, по сути, отомстил своему убийце? Ты что, совсем дура?» — засмеялась Валя. — «Какие мертвецы, восставшие из могилы, в XXI веке? Ты скажи, ладно, в далекие, малообразованные времена, когда глупые люди всерьез верили в приметы, но ты же современный человек, как можно верить в такой идиотизм?»

Дима думал, что таким образом она пытается ее подбодрить и развеять слухи.

Аня поежилась, а потом будто прониклась сказанным Валей. Но выглядело это так наигранно и фальшиво, что и дурак поймет, что она боится и действительно верит в то, что произойдет что-то плохое, но не говорит, что именно.

Дима решил сменить неприятную тему на чуть менее неприятную.

«Так и что, кто-нибудь пойдет, так сказать, провожать его в один конец, до адской сковородки?» — надменно спросил Дима.

Валя и Аня переглянулись и ответили в один голос:

«Нет».

«Хоть мы и общались иногда, по сути, он был редкостным отморозком, который заслужил смерть своим грязным языком и не менее грязными поступками», — сказала Валя так, будто была почти святой.

«О покойниках либо хорошо, либо ничего, кроме правды», — сказал Дима.

«Верно говоришь», — подтвердила Аня.

Прозвенел звонок, пора на урок.

Оставшийся день прошел гладко и без происшествий. Безвременная кончина Клоя дала школе второе дыхание, без каждодневных инцидентов и прочего мракобесия, что творил этот недоносок.

Так прошло еще пару дней. Похоже, смерть Клоя никого, кроме его любящих свое чадо родителей, особо не волновала. Известно лишь то, что хоронили его в закрытом гробу по весьма понятным причинам: сшить или как-то собрать то, что называлось головой, не представлялось возможным. А на поминках отец и кто-то из близких подрались прямо в банкетном зале.

Отец доказывал, что его сын был почти святым, и они, родители, воспитали его достойно: сын достойный своих родителей.

А дядька говорил, что они воспитали бесчувственное быдло, которое ничего, кроме как срать, жрать и творить своими проклятыми ручонками грязные незаконные вещи, больше ничего не умеет и не хочет.

Не в бровь, а в глаз – более точных слов подобрать было трудно.

Пятница! Что значит пятница для любого работающего или учащегося человека? На ум приходит одно: выходные.

Валя ждала этого дня не только потому, что можно отдохнуть от надоевших до одури занятий и бесчисленных домашних заданий, но и потому, что выходные она собиралась провести дома с подругами, такими же гадюками-сплетницами, как и она. Обсудить, как Ирка Нефедова из 10-б ходит в каморку к физруку (понятно зачем), про извращенца учителя русского языка с погонялом Бильярдист, который вызывает к доске только старшеклассниц, и, самое интересное, что будет вишенкой на торте, – это про Аню Стычкину, лже-подругу, с которой Валя общается лишь из корыстных целей: выведать секреты тайных встреч с обеспеченными мужчинами и узнать, сколько у шлюховатой подружки их было.

Валя была в предвкушении.

Время шло час за часом. Валя то лежала на кровати, то читала книгу, видимо, с подоплекой про предательство в погоне за властью и богатством.

Подруги должны были прийти к вечеру, но задержались, да так, что солнце уже скрылось за горизонт, оставив после себя еле светлые сумерки.

Валя понемногу хмурилась: где их носит битый час? Еще немного, и сумерки перерастут в темную, прохладную ночь.

Не выдержав тяжкого бремени ожидания, она соскочила с дивана и пошла к стационарному телефону. Быстро набрав нужный номер, послышались гудки. Трубку взяли быстро. На другом конце провода послышался звонкий девичий голос: "Але".

"Але, ну где вы?" — раздраженно спросила Валя.

"Извини, Валь, мы задерживаемся немного, родители попросили помочь", — виновато затрепетал голос.

"Нашли время!" — съязвила Валя.

"Ну не обижайся, мы уже собираемся".

Девушка не успела договорить, как Валя резко убрала трубку от уха и развернулась. Кто-то долбился в деревянную дверь с такой силой, что металлический засов ходил ходуном. Незнакомец явно желал привлечь внимание.

Валя отошла проверить: мало ли, родители вернулись, а она не услышала, вот и долбят, пытаясь достучаться. А в трубке тем временем что-то лепетала подруга.

Валя вышла на веранду и дернула выключатель. Свет загорелся, и стук сразу прекратился. Валя не верила во всякого рода мистику и была девушкой не из робкого десятка, но для перестраховки спросила: "Кто там?"

Ответа не последовало, и тогда все стало ясно: местные мальчишки любили так разыгрывать соседей. Кто так не делал: стучался кому-то в дверь и давал деру что есть скорости.

Валя отперла засов и открыла дверь. Улица встретила ее теплым, необычным для сентябрьской ночи, приветливым ветерком. Белые волосы девушки слегка играли на ветру.

Валя оглянулась по сторонам — никого. Опустила свое внимание вниз, на порог: там были отчетливые грязевые следы от туфель или ботинок.

Валя недовольно закатила глаза и проворчала: "Придурки малолетние".

Закрыв дверь на засов, Валя пошла обратно к телефонной трубке: подруга все еще была на связи.
— Алло, — сказала Валя.
— Господи, Валь, что случилось? Я переволновалась! — сказала встревоженным голосом девушка.
— Ничего... — Валя осеклась на полуслове. /> Дверь в ее комнату была приоткрыта, а теплый желтый свет выдавал странную черную тень, которой там быть не могло. Силуэт не был похож ни на человека, ни на животного, ни на что-либо живое.
— Валя, алло, ты где? Что там у тебя? — тараторила подруга.
Валя положила трубку на тумбочку и пошла в свою комнату осторожным, тихим шагом.
Дотронувшись до края белой двери, ведущей туда, она осторожно толкнула ее от себя.
Ее глаза выпучились, а накладные ногти сломались от сжатия руки на двери.
Посреди комнаты стоял черный, как грозовая туча, открытый гроб, а вокруг — море венков, и на их лентах лишь одна надпись большими буквами: "Черная речь — язык отсечь".
Валя была неглупой и сразу поняла, почему гроб был черным и пустым.
Он был предназначен для нее.
Не став смотреть дальше, осознавая, что ей угрожает опасность, она с хлопком закрыла дверь на ключ, который так удачно был в замке, и кинулась прочь из дома. /> Вмиг выскочив на веранду, она вцепилась руками в дверь. Засов не поддавался из-за потных рук и все время выскальзывал. Вдруг за спиной послышался металлический голос.

Куда так спешишь, Валентина?
Голос был утробный, будто тот, кто им говорил, тяжело болел.
Она зажмурилась, боялась, что тот, над кем она смеялась на днях, пришел за ее душу и теперь стоит у нее за спиной.
Голос твердил, чтобы она обернулась и посмеялась, как делала это раньше.
Он не был грубым, скорее наоборот — детским, как если бы ребенок приставал к кому-то, повторяя одно и то же слово.
«Обернись» — раз за разом это слово впивалось ей в уши, как нож, и резало, как по кусочкам.
Валя не выдержала и обернулась.
В тонком, но длинном коридоре, ведущем на кухню, стоял Антон.
Его кожа была вся покрыта синяками самых разных цветов: синим, зеленым, желтым.
Кое-где она начала разлагаться, обнажая оголенные участки черепа.
Антон снял рубашку, и его маленькое тело также было покрыто синяками и признаками разложения.
Валя с ужасом смотрела на происходящее.
На теле Антона разрез, который зашивал санитар в морге, начал расползаться; веревки торчали, и все это больше походило на корсет, туго надетый на толстого человека.
Утробный голос со смешком сказал: «Хотела посмеяться — вот и смейся».

С этими словами Антон дернул за край нитки, отчего она мгновенно развязалась, оборвав два края живота, которые держались на ней.

Валя закричала.

Перед ней стоял человек с распоротым, как консервной банкой, животом. Внутренностей не было, зато вытекла зловонная трупная зелёно-красная жидкость, разлившись по полу страшной, огромной лужей.

Антон посмотрел на неё своими бледными глазами и произнёс: «Не смешно?»

Валя впала в истерику.

Мозг включил защитную функцию организма и вызвал долгий, надрывный смех.

Валя смеялась и смеялась, не переставая.

Слёзы по её щекам текли градом, лицо наполнилось кровью, капилляры лопались, создавая мелкие кровоподтёки.

Из носа потекла кровь.

Глаза покраснели до цвета спелого яблока.

Смех продолжался до тех пор, пока сердце девушки не выдержало и не остановилось от продолжительной нагрузки.

Холодное субботнее утро встретило Диму очень неприветливо.

По окну лупили, как барабанная дробь, крупные капли дождя.

Ветер завывал протяжным свистом, гоняя опавшие жёлтые листья туда-сюда.


Хоть были и выходные, и была возможность выспаться, сон никак уже не шел. Дима глянул на часы: время было чуть больше девяти часов.

Он встал и побрел к умывальнику.

Прежде чем повернуть вентиль, он заметил, что из крана капает не то ржавая вода, не то...

Кровь?

Бред.

Конечно, это ржавчина.

Капая, она стекала и потихоньку начала образовывать собой что-то определенное.

Наконец, закрыв кран рукой так, чтобы лишние капли не испортили получившийся рисунок, он взглянул на результат.

«Цифра, напоминает двойку», — сказал он про себя, не придавая значения знаку.

Внезапно стук в дверь.

Истеричный, барабанящий.

«Кто мог прийти к нам, да еще и утром?» — подумал Дима, идя к двери.

«Откройте, пожалуйста», — доносилось из-за двери.

«Аня!» — вдруг понял Дима и открыл дверь.

Она стояла вся вымокшая из-за дождя и сильно тряслась от холода.

И самое главное, что он сразу заметил: красные глаза и слезы по всему лицу.

«Как ты узнала, где живу?» — спросил Дима, очевидно, не понимая, что лучше было поговорить в доме.

«Может, зайдем, там и расскажу», — ответила она, щелкающими зубами.

«Ну, пошли», — без какого-либо гостеприимства сказал он.

Через пять минут они сидели на кухне.

Аня тряслась от холода.

Дима смотрел на нее и думал. Долго думал, и наконец додумался принести хотя бы полотенце.

«Спасибо», — ответила Аня.

Дима впервые за все время, что общался с ними, услышал хоть одно доброе слово.

Пока Дима ходил открывать дверь, чайник уже закипел.
Внезапно для себя он обнаружил, что достал не одну кружку, а две.
Иногда такое бывает у эгоистичных и бесцеремонных людей: внезапный порыв обхождения.
«Чай, кофе?» — спросил он.
«Кофе», — ответила она.
Дима налил два стакана кофе и подвинул одну из кружек Ане. /> «Сахар, вот ложка, вот», — без энтузиазма сказал он.
«Спасибо», — ответила она нежным, высоким голосом.
«Ну так о чем ты хотела поговорить?» — спросил Дима.
Кусочек спокойствия, что был у Ани, быстро растворился. /> «Валя мертва», — неожиданной нотой грусти сказала она.
Дима опешил.
Не сказать что сильно, но достаточно, чтобы его лицо искривилось от удивления.
«Как?» — спросил он.
«Остановка сердца», — ответила она вполголоса. /> «Не может быть! У здоровой молодой девушки просто так остановилось сердце!»
«Но это не главное», — продолжила она.
«Вчера к ней должны были прийти подруги, но задержались. Валя звонила им перед смертью. В какой-то момент она положила трубку и больше к ней не подходила. Были слышны её крики, плач, а затем истерический смех, который не прекращался минут пятнадцать, а потом тишина, и связь оборвалась. Родители не могли быстро среагировать, поэтому приехали туда только через полчаса, а она уже готовая. Из носа текла кровь, лицо было в синюю полоску, видимо, от давления. Но самое странное, что улыбка была на лице даже тогда, когда она была уже мертва».

А в ночь, когда она умерла, я проснулась и увидела его, — сказала Аня, еле сдерживая истерику.
Кого его? — спросил Дима, скорее к слову, так как уже понимал, кого. /> Антона! — взорвалась Аня.
Он стоял передо мной, уже больше похожий не на человека, а на ошметки сгнившего мяса на кости с кусками одежды. Позади него было четыре креста. Он отошел от меня и протянул костлявую руку, как бы показывая коллекцию, и сказал страшным, как лязгающий металл, голосом: «Выбирай, какой себе возьмешь, какой другу подаришь». Закрывая два других, он добавил: «Извини, эти уже заняты».
Я закричала во весь голос. Отец ворвался ко мне и начал успокаивать. «Понимаешь? Я чуть ли не с родителями спала всю ночь, а утром от подружек узнала, что Валя мертва, и сразу побежала к тебе. Понимаешь, что это значит, Дима? Валю и Женю он уже забрал, поэтому и закрыл те два креста, а это значит, что скоро он придет и за нами», — ревела на взрыд Аня.
Дима был в шоке. Столько эмоций он не видел уже очень давно.
В настолько нервной обстановке информацию было переварить сложно.
Масло в огонь добавляла Аня, которая от истерики уже чуть ли не начала биться головой об стол.
«Тебе нужно успокоиться», — сказал он.
Аня не слышала и начинала реветь еще больше.
Наконец Дима не выдержал, крикнул и ударил небольшим кулаком.
Аня тут же затихла, ведь прежде не слышала, чтобы Дима давал волю эмоциям. /> «Нужно успокоиться, иначе умрешь раньше, чем за тобой придет он».

Аня смотрела на него заплаканными глазами и ждала, пока Дима что-то скажет.

– Какое сегодня число? – спросил он.

– Седьмое, – заикаясь от слез, ответила Аня.

– Бабка мне говорила, что покойника поминают сразу после похорон, на третий день, на девятый, на сороковой и на годовщину. Если ты видела его, как говоришь, уже почти в скелетообразном состоянии, значит, его силы на земле иссякают. К сороковому дню он уже давно будет на том свете. До девятого числа ровно два дня, по дню на тебя и на меня.

– И что ты хочешь этим сказать? – озадаченно спросила Аня.

– Не сказать, а предположить. И предполагаю, что с собой-то он может нас и не заберет, но, возможно, попытается как-нибудь серьезно навредить.

– Как, к примеру? – спросила она.

– Не знаю, может быть, покалечить, а может, и свести с ума.

– Слушай, может быть, нам держаться вместе? – спросила Аня.

– И как ты себе это представляешь? Ладно, держаться я еще понимаю, ходить вместе или вроде того, а ночью-то как? Ночью все чертобесие-то и начнется, – спросил Дима.

– Ради спасения собственной жизни могли бы и пожить пару дней вместе, только без всякой фигни, – внезапно кокетливо сказала Аня.

Дима нахмурился, но вариант со смертью совсем его не привлекал.
Он ответил так:
— Скажи, а ты натягиваешь маску милой добрячки только когда разводишь мужиков на деньги или только перед лицом смерти? — ехидно спросил Дима.
— Ой, на себя посмотри! — злобно ответила она. /> «Неприятно слушать про свои шлюшачьи похождения», — подумал Дима. /> «Видно, делать нечего, — подумал он, — на пару дней все же можно ужиться. Тем более факт того, что они теперь вдвоем, увеличивает шансы на выживание, хоть и не намного, но вполне достаточно, чтобы, по меньшей мере, не тронуться рассудком».
Все эти резкие перемены в жизни буквально сводили с ума Диму. Еще недавно он не мог и подумать, что судьба выкинет подобные карты.
Спустя полчаса натянутого разговора с товарищем по несчастью, они пошли к нему в комнату.
Открыв дверь, Аня, как казалось, немного удивилась.
— Такого минимализма я еще не видела, — озадаченно произнесла она.
Дима кратко оглядел свою комнату и, как казалось, тоже слегка удивился.
— А ведь и правда, никогда и не замечал, что моя комната настолько минималистично обставлена, — ответил он, почесывая голову.
— И ведь правда, человеку для удобства нужно не так уж и много.
В случае Димы это старый диван, повидавший многое, письменный стол, шкаф и кресло, что стояло напротив стола.
— Ну, заходи, садись, — кратко кинул Дима, указывая на кресло, сам же сев на диван.
Аня оглядывала комнату.
Вдруг ее взор остановился на столе, где лежало пару книг с мистическими обложками.
Аня взяла одну из них и прочитала название, написанное крупным, кроваво-красным шрифтом.
— «Вампиры замка Карди», — монотонно и медленно произнесла она.

«Не знала, что тебе нравится читать мистические рассказы», — сказала она.
«Не нравится, меня интересуют только детективные моменты в таких книгах», — пояснил Дима.
«А почему ты просто не можешь купить или взять книгу в библиотеке, конкретно в детективном жанре?» — спросила Аня.
«Трудно найти такие», — ответил он.
«Чем ты вообще занимаешься в свободное время, кроме прочтения книг?» — не унималась с вопросами Аня.
Дима демонстративно лёг на кровать и накрыл голову подушкой. /> «Вот этим», — на полном серьёзе ответил он.
«Серьёзно? Просто целыми днями лежишь?» — ещё более озадаченно спросила Аня, будто не веря в сказанное им.
«Да, а что?» — спросил он.
«Ну как тебе не скучно просто уткнуться в подушку и так лежать, пока не заснешь?» — всё ещё удивлённо спрашивала она.
«Не знаю, мне нормально», — ответил Дима, уже с явным недовольством. /> И прежде чем Аня хотела вновь что-то спросить, Дима перехватил инициативу и сказал:
«Слушай, вести непринуждённую беседу, конечно, хорошо, но давай думать о том, как свои шкуры спасти, а ещё лучше — думать, как пережить эту ночь. И что-то мне подсказывает, что она будет незабываемой». /> Аня поняла намёк и тут же перестала интересоваться личной жизнью Димы и сделала серьёзное лицо, всем видом показывая, что усиленно думает о плане спасения.
Прошло полчаса. Аня и Дима сидели молча, как казалось, думая о чём-то своём, но на деле — об одном и том же.
Обет молчания прервала Аня и спросила:
«Придумал что-нибудь?» /> «Нет, но чем больше думаю, тем сильнее в голове всплывает образ буквы "Д", и кажется мне, что, сидя в доме, мы впустую теряем время».
«И что ты предлагаешь?» — спросила Аня.
«Предлагаю выйти из дома», — ответил Дима так, будто доказывает тупому человеку очевидную вещь.
Дождь закончился. Сквозь хмурые тучи едва стали просвечивать тусклые, почти бесцветные лучи солнца. Аня и Дима вышли из дома и вышли на дорогу.
«И куда пойдём?» — спросила она.
Дима сам не знал, куда идти, вертя головой во все возможные стороны, зачем-то посмотрев даже на небо.
Вдруг Дима обратил внимание на дорогу: она была усеяна цветами. Так делают, когда провожают человека в последний путь.
Картина начала складываться, но только для Димы. Аня же едва понимала, что он замыслил.
Он оглядел дорогу от начала и до того места, где последний цветок скрывается за поворотом.
«Прямо как красная дорожка», — сказал Дима, усевшись на корты.
«Не понимаю, о чём ты», — сказала Аня.
«Взгляни на дорогу внимательно», — сказал Дима, указывая пальцем на дорожку из цветов.
«Ну цветы, и что?» — озадаченно сказала Аня, не понимая, что он имеет в виду.

Вдруг до Ани дошло, и она запричитала: /> — Нет, даже не думай! Туда я ни ногой.
— Ну почему? — спросил он.
— Итак происходит всякая чертовщина, а там ещё страшнее, — стала отмахиваться руками Аня.
— Мне кажется, что именно оттуда и нужно начинать, — сказал Дима, уговаривая Аню.
— Мне страшно, — поежилась Аня.
— Мне тоже страшно, но жизнь для меня важнее.
— Нет, и точка, — поставила вердикт Аня.
— Ну как хочешь, оставайся тогда одна, — сказал Дима, уже идя по дороге в сторону кладбища.
Аня не двинулась с места и молча смотрела на удаляющийся силуэт. Ее хватило ненадолго, ибо остаться одной — это то же самое, что добровольно пойти на съедение к медведю. Она крикнула: «Подожди!» — и рванула за Димой, который ещё не успел далеко уйти.
Догнав его, она, чуть запыхавшись, спросила:
— Что ты там хочешь найти?
— Пока сам не знаю, — ответил Дима.
Остальной путь они шли молча. Дима о чём-то судорожно думал, а Аня оглядывалась по сторонам, будто изучая новое место. Чем дальше они продвигались, тем больше чувство паники и животного страха росло. Наконец жилые дома закончились, дорогу окружили кусты и длинные разросшиеся ели, что означало то, что они вот-вот подойдут к старому кладбищу. Наконец показались первые и самые старые могилы. Аня съёжилась и прижалась к Диме поближе.
Страх кладбища есть у многих людей, и объясняется это тем, что человеку сложно принять то, что в любой момент он может перестать быть гостем и стать частью этого. Дима оглядывался по сторонам, ища определённую могилу.

Ты же не хочешь сказать, что мы идём именно к нему? — со страхом в голосе спросила Аня.
Именно туда мы и идём, — ответил неуютно Дима.
Кладбище было внушительных размеров, но найти "свежие", недавно закопанные могилы было нетрудно. /> Сторожа на сельских кладбищах обычно нет, поэтому Дима и Аня могли без особых проблем идти по нему, не привлекая внимания.
В принципе, светиться было не перед кем: люди приезжают сюда только на "родительский день", убрать могилки и положить новые цветы.
Пройдя ещё примерно пару минут, они встали перед недавно захороненной могилой.
Я и не знала, что у него день рождения летом, — грустно сказала Аня, смотря на крест с фотографией совсем юного, с неровными зубами, в очках и светлыми волосами парня, который больше напоминал не 9-классника, а скорее 12-летнего мальчишку.
Такое ощущение, что фотография старая, я помню его чуть постарше, — сказал Дима.
В мгновение дунул ветер, и что-то зашелестело за спинами Ани и Димы, они резко обернулись.
На ветру, у соседней могилы, на венке колыхалась чёрная лента с надписью: "Помним, любим, скорбим".
Напряжение спало, но ненадолго.
Обернувшись, Аня вскрикнула, а Дима шагнул назад и чуть не перелетел через оградку той могилы, где качалась на ветру чёрная лента.
На месте, где только что была фотография доброго, улыбающегося мальчика, появилось нечто, что отдалённо напоминало его: чёрные пробоины вместо глаз, откуда текла черно-красная субстанция, едва напоминающая кровь, вместо детской, непринуждённой улыбки — звериный оскал с рядами острых, но гнилых зубов.
Дима трясся от внезапного наваждения, Аня едва сдерживалась, чтобы не дать волю истерике.
Они смотрели на всё происходящее, не отрывая глаз, с ожиданием того, что сейчас случится что-то ужасное.
Дима первый вышел из шока и тихо сказал: "Аня, уходим. И даже не уходим, а смываемся к чёртовой матери".
Аня и Дима попятились спиной к выходу.
Ещё секунда, и они дадут дёру так, что пятки будут не то что сверкать, а гореть ярким пламенем.
Внезапно крест зашатался, как при землетрясении, и из свежего песка вылезла рука.
Что было дальше, никто не видел, они бежали с такой скоростью, что из-под ног в разные стороны сыпался песок.

Наконец, убежав с кладбища, они остановились. Дыхание было тяжёлым, как после марафона. Дима и Аня жадно глотали воздух. Никто ничего не говорил, а только дышал. Спустя десять минут, когда дыхание пришло в норму, они быстрым шагом отправились домой.

Дима с заметным страхом и разочарованием сказал: «Мне кажется, что я ошибся. Не кончаются у него силы, и даже наоборот, с каждым днём он выглядит всё страшнее и злее. Трудно об этом говорить, но, скорее всего, нам конец».

Аня не могла поверить в его слова. «Неужели, неужели нельзя ничего придумать?» — вновь погружаясь в истерику, Аня внезапно обняла Диму.

Дима немного смутился. Он сам уже на грани истерики. Трудно поверить в то, что ты умрёшь не в восемьдесят лет, прожив какую-никакую жизнь, а в четырнадцать от руки злобного духа.

Придя домой, они буквально рухнули на пол от бессилия и отчаяния. Каждый думал о своей жизни. Дима — о том, как неправильно её жил, прожигая время на бесполезные вещи. А Аня — о том, как вела развратный, аморальный и лицемерный образ жизни.

Время шло. Прошло два часа. Депрессия и осознание собственной безопасности убивала обоих с неимоверно страшной скоростью. Аня уже подумывала о том, чтобы бросить всё, не дожидаться, пока за ней придут, и всё сделать самой, дабы закончить последние страшные часы. У Димы же в голове было пусто, он ни о чём не думал, а только ждал конца.

Спина затекла, Дима решил встать и размяться. Аня всё ещё сидела и смотрела в стену. Дима отправился на кухню и поставил греться чайник, дабы насладиться последними каплями кофе в его жизни. Из соседней комнаты слышалось бубнение бабушки Димы, она разговаривала с кем-то по телефону. Старческие разговоры были для Димы бесполезной шелухой до момента, когда он чуть не выронил чайник из рук.

Бабушка, разговаривая по телефону, назвала кого-то старой ведьмой, которая, как змея, протиснется в любую дырку. Казалось бы, в ее словах не было ничего важного, но осознание того, что все складывается как дважды два, буквально подорвало Диму. Он бросил чайник и кинулся к себе в комнату. Аня сидела с еще более грустным видом, уже полностью смирившись со своей судьбой. Увидев, что Дима какой-то слишком радостный для человека, который вот-вот умрет, она спросила:

— Совсем тронулся?

— Тронулся, но от счастья, — радостно сказал он.

— Неужели что-то придумал? — спросила Аня, немного воспрянув духом.

— Именно придумал, — сказал Дима, хватая ее за руку.

— Ты чего, отпусти! — вдруг недовольно сказала Аня.

— Тогда бежим скорее, — сказал Дима, натягивая старые кеды.

Аня не стала спорить, быстро одевшись, она побежала за ним.

— Куда мы бежим? — спросила Аня.

— К Диле, — коротко кинул Дима.

— А кто она, подруга твоя? — усмехнулась она.

— Очень смешно. Диля — ведьма, знахарка, называй как хочешь. Главное, она может нам помочь, — пояснил он.

Аня вновь спросила:

— И как же именно она поможет?

— Не знаю, но к ней люди со всей страны едут, значит, чем-то помочь да может, — ответил Дима.

Спустя семь минут они были у порога дома ведьмы. Дима постучал и сказал:

— Говорить буду я, а ты молчи.

— Вот раскомандовался! — фыркнула Аня.

Послышался шум, и через мгновение дверь отвалилась. Перед ними стояла полная женщина в годах, одета она была в какие-то старые лохмотья. Черные, как и ее душа, глаза пристально уставились на Аню и Диму. Внезапно сиплый и не по годам старческий голос сказал:

— Знала, что вы придете, но не думала, что не в срок.

— Но откуда? — спросили они в один голос.

— Чувствую, — засмеялась ведьма, заливаясь каким-то неестественным смехом. — Проходите, — сказала она, махая рукой.

Они подчинились и зашли внутрь дома. Вокруг были странные, одурманивающие запахи, повсюду были развешаны какие-то травы, куча с виду обычных предметов быта.

Не похоже на логово ведьмы, — подумал Дима. Ему представлялось всё куда стереотипнее: куча всяких колдовских предметов, ножей, каких-то зелий. Но хата выглядела вполне обыденно.

«Если вы знали, что мы придём, значит, и знаете, зачем?» — спросила, оглядываясь, Аня.

Дима посмотрел на неё, будто говоря: «Это ты меня сюда привела или я тебя?»

«Конечно, знаю», — коротко кинула старуха.

На этот раз спросил уже Дима: «Значит, и знаете, как нам помочь?» — вопросительно сказал он.

«Знаю». Ведьма отвечала коротко и по делу.

У Димы и Ани в глазах промелькнула радость. Внезапно взгляд Димы изменился с безучастного на какой-то ненормально радостный, а ухмылка натянулась, обнажив белые зубы.

«Странно, — подумал Дима, — она женщина уже в возрасте, а зубы белые, как у молодой девушки».

Вдруг старуха заговорила: «Вы радуетесь, думая, что спасение будет лёгким, радуетесь, думая, что взамен вы ничего не отдадите, радуетесь, что уже завтра для вас это покажется дурным сном?» — причитала ведьма, с каждым словом всё больше начиная иронично смеяться.

Внезапно смех стих. «Так вот, не думайте, что всё будет так просто. Сила, с которой вы собираетесь связаться, заберёт у вас что-то взамен, и это что-то может быть вплоть до вашей души».

Дима и Аня переглянулись. Как показалось со стороны, таким образом они могут лишь променять одного преследующего их духа на другого, или ещё хуже.

«Вижу, у вас появилась доля сомнения?» — усмехнулась колдунья.

Тень сомнения и вправду промелькнула в их голове. Но лучше попытать надежду на спасение, чем добровольно отдаться в лапы смерти. /> «Я согласен», — твёрдо ответил Дима.
«Я тоже согласна», — сказала Аня.
«Услуги такого рода дорогие, как с финансовой точки зрения, так и с духовной, ребята», — посмеялась ведьма.
«Сколько?» — спросил Дима.
«50 тысяч рублей», — ответила Диля.
У Димы немного сперло дыхание, и начинало казаться, что это развод чистой воды. Дима хотел сказать, что они не располагают такими средствами, но Аня вовремя прикрыла ему рот рукой и сказала: «Мы согласны».
«Тогда слушайте внимательно: как придёте домой, в зеркало не смотреть, окна занавесить и не выходить из дома до тех пор, пока не поймёте, что нужно идти. А как поймёте, что пора, я буду вас ждать».
«Будете ждать, но где?» — спросил Дима.
«Это не важно. Запомнили, что я сказала?» — угрожающе спросила ведьма.
По спине пошли мурашки. Аня и Дима ответили положительно. Развернулись и стали уходить. Закрыв дверь, они услышали гадкий хохот.
«Такое ощущение, что мы зря с ней связались. Она ещё безумнее тех вещей, что происходят с нами сейчас», — сказал Дима.
«И кстати, чем платить-то будем? Ты так согласилась, будто у тебя есть деньги», — спросил Дима.
«Вообще-то есть», — ответила она.
«Откуда?» — неунимался он. /> «Ну, я же маску натягиваю, когда мужиков развожу на деньги», — посмеиваясь, ответила Аня, отсылая на слова Димы. /> «Честно, сейчас я рад, что именно всё так вышло», — сказал Дима.
Вернувшись домой, они аккуратно вошли в дом. Зеркало было сразу на входе в дом, и Дима сказал, чтобы она закрыла глаза. Вслепую они дошли до его комнаты, благо, что шторы Дима почти никогда не открывает.

Занавесы не были вздернуты.
Глаза буквально были выколоты когтями Димы и Ани.
В последний час они лежали и уже не верили ни во что.
Слюни текли, текли сопли отчаянно.
Но гремел гром и молния, за ним прошел дождь. /> Разъярившись, они отдалились друг от друга и встали, не думая, что нужно делать. /> «Ну, грёбаный Шерлок Холмс, думай!» — говорила Аня напряжённо.
«Я думаю, дура», — обманывая её в ответ, отвечал Дима.
Конец был близок.
Диля явилась, как ясный свет среди непроглядной тьмы.
Но явилась не той благоухающей, приятной женщиной.
Но силы тоже ограничены.
Она появилась старой, страшной, сгорбленной старухой, но не той, что были в сказках. При виде её у тебя самого заболели бы все мышцы, сухожилия и даже душа.
Диля спасла нас от нападения.
И почти демоническим голосом вывела на улицу. /> «За мной», — прорычала она.
Ни Аня, ни Дима почти не видели, куда их ведёт старая шаманка.
Путь был тяжёлым: кочка за кочкой, грязь на лице, странные шумы, сводящие с ума, боль в теле, но они добрались...
Дима сказал: «Мать, если бы я хотел, я бы уже давно был верующим». /> «Замолчи и слушай меня», — сказала ведьма всё более хрипящим голосом. /> Все трое стояли под козырьком, над которым шёл ливень, сравнимый с градом величиной в двухсантиметровый клубок.
«Ну какого ты черта возишься?» — прорычала Аня.
Ведьма перестала возиться с замком и впечатала голову Димы в замок, от чего тот временно потерял сознание.
«Хули встала, тащи его!» — прорычала ведьма на Аню.
Убранство было странным: позолоченное, всё в иконах. Внутри этого храма казалось, что не ты там, а ты внутри него, — думала Аня.
«Хули думаешь, тащи давай!» — кричала ведьма.
Аня вышла из метаморфозы.
Внутри их ждал алтарь, круговая позолота и огромная семиметровая икона Иисуса Христа над алтарём.
Аня засмотрелась на неё.
Ведьма быстро пришла на опережение и сказала: «Хуль ты смотришь, тащи давай».
Хоть никто и не угадал, обе взялись за Димку и подтащили его к алтарю. /> «Ну, буди его!» — кричала ведьма нервным голосом. /> Аня кричала, махала руками, но ничего не получалось.
Уже постаревшая ведьма сжала кулак и что есть силы ударила по бледнму лицу Димы, дабы он пришёл в чувство.
Это сработало.
Тишина стала гробовой. Это было страшно. Три человека стояли в полуготовой церкви. Каждый прислушивался к щепотку. Каждый носом хотел чуять опасность. Тишина продлилась ещё пять минут до хлопка грома, а затем и молнии.

Трое человек сидели в церкви, которая ещё не достроилась и в которой не было даже присутствия духа и силы. Сидели и наконец услышали... Тишину... Её прерывал треск дерева, настолько мерзкий, как звук ломающегося черепа. И топот невносимо спокойный, будто идёт отсчёт до конца твоей жизни.

Внезапный крик, и вокруг уже не три человека, которые спасают свою жизнь, а тысячи, жаждущие забрать определённые. Дима видел именно их. Каждый, кого он помнил: от родного человека, до алкаша, который задушил себя собственными руками, до ребёнка, который погиб в настолько раннем возрасте, что об этом страшно говорить.

Все трое держались в кругу. Диля читала что-то, что едва ли напоминало латынь. Аня и Дима стояли и крутили головами, стараясь помочь хотя бы тем, что бы приковать спину ведьме. Внезапно ведьма оторвалась от только ей ведомых молитв и быстро сказала: "Жертва, где жертва?". Никто не понял, что она имеет в виду.

Диля оторвалась от чтения неизвестного писания и вновь обратилась к Ане и Диме: "Жертва!". "Я не говорила, что будет легко, не говорила, что будет сложно", — она кричала, её слюни буквально брызгали в лицо. Страшно было всем. Никто не знал, выживет ли он сегодня или нет.

У Ани вновь началась истерика. Она быстро подбежала к ведьме и в истерике схватила её за горло, запричитала: "Ты специально это сделала, ты была за него изначально, ты заранее хотела отдать нас ему!". Кричала она. Дима видел накал, и теперь не было речи о смелости. Он подбежал и что есть силы ударил Аню по голове, тем самым оглушив её. Он трясся, как и тогда на похоронах, но взял себя в руки.

"Что тебе нужно, старая?" — кричал он. "Выйди ты за круг, мать твою", — сказала она, и затем пришёл он... Антон.

Сердце билось так, что уходило в землю, а не в пятки. Пот чувствовался в носоглотке, слезы текли, почти утоляя адскую жажду, и лишь одно не давало покоя.

Ты можешь протянуть свою руку, ничью либо другую, а именно свою, на рукопожатие костлявой царице, которая сама только делает то, что ей велят.

Аня видела и помнила все смутно.

Дима о чем-то поговорил с ведьмой, вышел из круга, нарисованного углем, и исчез навсегда, как сон, который не хочешь забывать.

По школе еще долго ходили эти легенды.

Конечно, со временем они забываются, переворачиваются и приобретают все новые и новые факты, не всегда правдивые, но до сих пор известные новому поколению.

Ходят слухи об этой истории: вымысел, частичная правда или полная истина — каждый решит для себя сам. Известно по слухам, что тело Димы обнаружено не было, и считается он без вести пропавшим.

Аня Стычкина прожила в обществе всего пару месяцев. После, доказывая правдивость произошедшего, у нее диагностировали расстройство личности, а спустя месяц — полное помутнение рассудка.

Ее пытались вернуть к прежнему состоянию, доказывая, что Дмитрий Мачюлин просто заблудился в здешних алтайских лесах и которого скоро найдут.

Разумеется, никого не нашли.

Через неделю умерла его единственная родственница, Коркина Марья Станиславовна, бабушка, видимо, которая не пережила потерю единственного родного человека.

Но усилия были тщетны.

Девушка долго находилась под воздействием различных препаратов, от чего рассудок был потерян навсегда.

Девушка провела в учреждении четыре года и умерла от "остановки сердца".

Родители Антона пришли в себя.

Дела семьи пошли в гору.

Отец открыл рыболовный бизнес.

Позже компания выросла в империю.

Отец Василий стал главой и лицом компании.

Брат Андрей стал вице-президентом и чутким родным плечом.

Мама, при всей финансовой поддержке, решила открыть простой цветочный магазин. У нее была обширная галерея, бывали даже экземпляры, которые доходили к значительной стоимости.

Несмотря на плотный график, она почти каждый день приходила к могиле мальчишки с кривыми зубами, с трагичной, но отомщеной судьбой.