Это было второго июня. Если кто-то назовет иную дату — не верьте. Ваш собеседник либо заблуждается, либо сознательно лжет. И даже если вы вычитали в какой-нибудь ветхой хронике, что все нижеописанное происходило в августе или в октябре, сперва вспомните, что многие хронисты и переписчики склонны к гиперболизации и искажению фактов. Чего только стоит летопись о визите в Ньюгард заморского гостя! Историки до сих пор устраивают дискуссии с нанесением увечий и перестрелками, пытаясь выяснить, кем же он был: синеусым трубадуром или сивогузым трубочистом. Впрочем, к черту их всех. Главное, чтобы вы, дорогие друзья, знали — это было второго июня, и никак иначе.

Утро в тот день выдалось расчудесное. Высокая голубизна чистейшего неба служила великолепным фоном для яркого, но пока еще по-весеннему теплого солнца. Ветер у поверхности земли достигал скорости не более полутора метров в секунду. Желтенькие, беленькие и, особенно синенькие цветочки благоухали. Кузнечики стрекотали, а маленькие, коричневые с черными пятнышками птички порхали над полями, твердо намереваясь переловить всех стрекочущих поганцев.

По древней, мощеной гранитными плитами дороге ехал рыцарь в серебристой кольчуге.

Рыцарь скучал. Он уже давно был в пути и не знал, чем себя занять. Сначала наездник любовался пейзажем. Когда это ему надоело, стал вспоминать, кто из царей построил дорогу: Унапиштим или Хефрен. Затем отважный воин с чувством исполнил несколько песен Manowar, после чего перешел на репертуар Blind Guardian. В тот момент, когда рыцарь тянул «браа-а-айт а-айз!», в его горло с огромной встречной скоростью влетела какая-то мошка. В результате паладин был вынужден остановиться и целых пятнадцать минут кашлял, отхаркивался и плевал на землю. И хотя случившееся не испортило ему настроения, с пением во время езды было покончено.

Спустя пару часов, рыцарь свернул с дороги и поехал через луг. Его мотоцикл то и дело подпрыгивал на кочках, отчего висевший за плечами воителя треугольный щит, раскачиваясь, хлопал по широкой спине.

Солнце стояло еще высоко, когда рыцарь достиг цели своего путешествия: нескольких невысоких, густо поросших кустарником, гор. И хотя эти разрозненные возвышенности больше походили на очень крупные холмы, на карте черным по зелено-коричневому было указано: «Королевские горы». А с топографами и, тем более, королями, особо не поспоришь — в два счета прослывешь безголовым невеждой.

У основания самой большой горы чернел вход в пещеру. Остановившись неподалеку, рыцарь заглушил двигатель и слез с железного коня. Размяв затекшие конечности, занялся экипировкой.

Сверкнул извлеченный из ножен меч; острое лезвие со свистом рассекло воздух и вонзилось в землю. От заднего сиденья был отцеплен и привычно водружен на голову исцарапанный стальной шлем, с наполовину стершейся наклейкой «Batman rulezzz!!» И наконец, из бокового кофра появился предмет, напоминающий помесь шарманки с мясорубкой, выкрашенный в защитный зеленый цвет. Установив аппарат на сиденье так, чтобы широкий жестяной раструб смотрел в сторону пещеры, рыцарь начал энергично крутить ручку.

Оглушенные птицы камнями падали в траву, когда горы и их окрестности сотряс нарастающий вой сирены. Окажись там в ту минуту какой-нибудь впечатлительный летописец, хроники обогатились бы чем-то вроде: «…и рев ужасающий наполнил мир, так, что травы пригнулись к земле, и небо потемнело, и весь люд стенал, плакал  и каялся в грехах своих тяжких, в ожидании погибели неминучей…»

К счастью, мы знаем, что в действительности, у пещеры стоял один-единственный человек — виновник этого шума. И уж конечно, он не стенал и не рыдал от страха. Более того, он даже почти не морщился от рвущего барабанные перепонки звука, а лишь философски-сдержанно жалел, что снова забыл прихватить беруши.

После того, как сирена умолкла, затухающее эхо еще некоторое время металось среди гор, точно пинбольный шарик. Этот факт прекрасно зафиксировал диктофон, включенный рыцарем.  

— Второе июня, продолжение записи, — в приятном низком голосе воина проскальзывала нотка разочарования. — До Королевских гор добрался благополучно. Пещера найдена. Реакция на сигнал — нулевая. Видимо, информаторы… О! Кажется… Да, все-таки…

Отключенный и моментально забытый диктофон мягко упал возле заднего колеса. Его владелец натренированным движением перебросил щит со спины на грудь, не отрывая глаз от пещеры. Или точнее, от высунувшейся из нее драконьей головы.

— Во имя Кецалькоатля, что это было?! — гулко прорычало чудище.

— Ручная сирена, — громко ответил рыцарь, решительно направляясь к зверю. Мимоходом он выдернул из земли меч. — Максимальная громкость — 120 децибел.

Холодные бледно-зеленые глаза дракона сфокусировались на человеке.

— Хо! Богатырь на завтрак, богатырский конь… — Дракон осекся, наткнувшись взглядом на сверкающий хромированными частями мотоцикл.

— Твой? — уже другим тоном полюбопытствовал он. — Что за марка?

— Это кастом, — охотно сообщил рыцарь. — В основе «Полночная звезда 1600», двигатель моей собственной конструкции, сиденье и боковые сумки сделал на заказ знакомый шорник — обрати внимание на тиснение и отделку серебром… А крепления для оружия изготовили и установили в мастерской. По моим эскизам, разумеется.

Наглядевшись на рыцарский байк, дракон ехидно усмехнулся:

— В наших-то краях проблем с горючим не возникает?

— Я же сказал, что сам собирал двигатель, — невозмутимо ответил паладин. — Бензин ему не нужен.

— А что тогда? — заинтриговано сверкая глазами, вытянул шею дракон.

— Драгоценные камни. Расход — один карат примерно на 500 километров.

— Ого! Не дороговато ли для странствующего рыцаря? Или подвиги стали хорошо оплачиваться? — не преминул поддеть собеседника ящер.

Рыцарь пожал плечами.

— Зато ни вредных для экологии выбросов, ни даже запаха… не то, что от некоторых рептилий.

Драконья шея моментально раздулась.

— Это ты на кого намекаеш-шь?! Да и вообщ-ще, зачем явился?!

Зловещее шипение не смутило рыцаря. Расставив ноги чуть шире, он с интонациями участкового произнес:

— У короля Хильперика дней шесть назад какой-то дракон похитил дочь. По заявлениям очевидцев, он улетел в сторону этих гор. Уж не ты ли это был?

— А что, если и я? — с вызовом уставился на пришельца ящер. Из его темно-изумрудных ноздрей, извиваясь, начали подниматься тонкие струйки желтоватого дыма.

— В таком случае, — жестко отчеканил рыцарь, — по королевскому приказу, а также во имя идеалов справедливости и гуманизма, требую немедленно вернуть принцессу!

Дракон высунулся из пещеры по плечи. Рыцарь, не собиравшийся давать ему место для маневра, придвинулся ближе, легонько поигрывая мечом. Черные вертикальные зрачки чешуйчатого монстра закачались синхронно с острием клинка, отслеживая его малейшие колебания.

— А если не отдашь девушку, — повысил голос рыцарь, — тогда нас рассудит смертный бой!

В подтверждение своих слов воитель столь стремительно взмахнул оружием, что резко повернувшиеся вслед за лезвием глазные яблоки дракона свело судорогой. И пока ящер старался проморгаться, рыцарь глядел на него с неприкрытым детским интересом, ибо ни до, ни после не видал косоглазых драконов.

— Урр-арр!! — в ярости заревел дракон. На сей раз дым повалил из зубастой пасти. — Р-разор-рву!

— То есть, это означает, что по-доброму ты королевну не отпустишь? — не дрогнув, уточнил рыцарь.

— Нет! — гаркнул его оппонент.

— Отлично. — Меч взметнулся для удара.

— Стоп! — Страшная рогатая голова отпрянула назад. — Мы не можем начать бой!

— Почему? — напружинено замер воин.

— Ты не дал мне выйти из этой узкой норы. Мои движения ограничены, это не честно.

Паладин коротко беззвучно выругался.

Ситуация усложнялась. Пока дракон оставался в пещере, силы соперников были, примерно, равны. На открытой же местности ящер получал значительное преимущество. Прекрасно понимая это, враг воззвал к рыцарскому духу, рассчитывая, что воин не сможет противиться принципам чести.

— Дашь слово не взлетать? — со вздохом спросил рыцарь.

— Безусловно! — радостно оскалился дракон: он и не собирался подниматься в воздух для битвы с одним человеком.

Еще раз тяжело вздохнув, рыцарь нехотя попятился.

Выбравшийся из подземного убежища дракон оказался не самым крупным представителем своего вида: так, со среднего слона размером. Конечно, если не считать шестиметрового хвоста, длинной шеи и темных перепончатых крыльев. Воин, прищурив глаза, изучал матово отблескивающую зеленую чешую на теле ящера. Она была светлой, почти желтой, на груди и животе, постепенно темнела на боках, а возле острого спинного гребня отливала тусклым бутылочным стеклом. И повсюду естественная броня дракона казалась одинаково прочной.

«Такого только с разгона копьем бить, — прикидывал рыцарь. — Или хотя бы хорошим двуручником…»

— Готов? — Дракон хищно выгнул шею, изготовившись схватить человечка длинными клыками.

— Да. — В голове рыцаря оформилась подходящая тактика: атаковать глаза, горло, резать сухожилия на лапах. — Начнем?

Вместо ответа ящер выплюнул поток оранжевого, с извивающимися языками, огня. Реакция воина поразила его. Даже не пытаясь увернуться, рыцарь, подняв щит до самых глаз, метнулся вперед, телом рассекая гудящее пламя. Очутившись возле самой драконьей морды, он с удовлетворением отметил застывшее на ней озадаченное выражение и нанес удар. С коротким ревом дракон отдернул голову, но поздно: с левой стороны, у самой шеи, кровоточил длинный разрез.

— Нидхёгг! — Не выпуская витязя из виду, дракон осторожно двинулся вокруг него. — Назови свое имя, чтобы я мог проклинать его и после твоей смерти!

— Ланселот.

Вздрогнув, дракон присел на задние лапы.

— Неужели — тот самый?!

— Не-а, — качнул головой рыцарь. — Тот — Озерный. Меня назвали в его честь. — И пояснил: — Папа был большой фанат.

— Вот оно что… — поджавшиеся крылья дракона чуть расслабились.

— А тебя как зовут?

— Какая разница? — Ящер вильнул хвостом, примеряясь, как бы покрепче долбануть рыцаря. — Все равно ничего не поймешь…

— Почему? — Ланселот разгадал его намерение и приготовился упасть на землю либо подпрыгнуть — в зависимости от того, на какой высоте пойдет удар.

На сей раз дракон удивил рыцаря, заменив атаку лекцией.

— Видишь ли, — начал он, — звуковой спектр, воспринимаемый драконами, значительно шире, нежели человеческий. В частности, драконья речь сильно смещена в область инфразвука. Именно поэтому голос дракона слышится гуманоиду как басовитое рычание…

Забывшись, ящер попытался начертить черным изогнутым когтем какую-то диаграмму, но из-за густой травы ничего не получилось.

— Рассмотрим пример. Тебе не доводилось видеть суматоху в деревнях, когда дракон, пусть даже совсем небольшой, тихо пролетает над домами? Люди, потеряв голову, в ужасе разбегаются, собаки воют, копытные носятся из стороны в сторону… Спрашивается, в чем причина паники? Ведь сам по себе дракон отнюдь не диковина, летит спокойно, без внешних проявлений агрессии. А дело в неслышных человеческому уху низкочастотных колебаниях, издаваемых драконом.

— Погоди-ка, — перебил Ланселот. — Но если люди пугаются, значит, они все-таки что-то слышат?

— Скорее чувствуют, — задумчиво ответил дракон. — Ведь осознанный звуковой сигнал отсутствует… В любом случае, суть в том, что большая часть моего имени на драконьем останется для тебя неслышимой.

— Ну-ка, произнеси его, — с экспериментаторским азартом потребовал рыцарь.

— Не веришь? Ладно, — повел чешуйчатым плечом дракон и издал переливчатый рев.

— Знаешь, — после недолгой паузы заговорил воин, — тебе просто следовало сказать, что мне не удастся воспроизвести даже услышанное.

— Несоответствующее строение голосового аппарата, — закивал дракон. — Конечно…

У Ланселота появилась новая идея.

— А твое имя нельзя перевести на человеческий язык?

— Хм-м, — призадумался ящер. — Пожалуй, можно… Дословно — Невесомый Утренний Туман Пронизанный Жемчужными  Лучами Восходящего Солнца.

— Красиво, — искренне восхитился Ланселот.

— Да, — не без гордости согласился дракон. И доверительно прибавил: — Мама весьма склонна к поэзии.

— Эт-т чувствуется.

Рыцарь воткнул меч в землю, потер ладонью щетину на подбородке.

— Позволь задать тебе вопрос…

Дракон улегся на живот и приглашающе махнул лапой.

— Знаешь, никак не могу понять, зачем вы, драконы, воруете принцесс? Есть, вроде, не едите, — (дракон скривился), — секс тоже исключен, — (дракон скривился сильнее)… Тогда зачем?

— Ради золота. — Судя по тону, дракон сообщил нечто само собой разумеющееся. — По-твоему, почему с таким риском похищаются именно королевские особы? Крестьянок-то уносить куда проще, только выкупа за них не дождешься.

— Это же бандитизм какой-то, — заметил ошарашенный Ланселот. — Вот уж не думал…

— А как еще дракону раздобыть себе золота? Честно заработать, да еще в таком количестве? Каким образом?

Ланселот сосредоточенно глянул в небо, точно надеясь узреть писанный огненными буквами ответ.

— Раньше я как-то не думал об этом… Ну-у… может, подрядиться охранять королевство?

Ящер скептично хмыкнул.

— Сэр Ланселот, за охрану много не заплатят, не выгодно это. Вот вести при поддержке дракона военные действия, рассчитывая захватить вражескую казну — такое более реально. Но подобный вариант означает, что дракону придется уничтожить множество солдат противника, плюс жертвы среди мирного населения… И эти дисциплина, устав, муштра… Да и убить могут… Нет уж, лучше взять одного-единственного заложника.

— Но ведь должны быть еще способы… Шахты, например.

Дракон изучающе оглядел рыцаря, выискивая признаки слабоумия. Не обнаружив таковых, снисходительно произнес:

— Не разочаровывай меня… Можешь представить дракона с киркой? Гномам на смех!

Воин огляделся по сторонам, подыскивая, на что бы присесть. Не обнаружив ничего подходящего, опустился прямо в траву.

— Слушай, а зачем вообще вам золото?

На этот раз собеседник ответил не сразу. Подперев тяжелую голову левой лапой, острым когтем правой дракон принялся методично расковыривать кротовую нору.

— Правильнее будет сказать, что это традиция, — медленно изрек он, наконец. — Давным-давно, по человеческим меркам — в глубочайшей древности, среди драконов ходило ошибочное научное представление о том, что особые флюиды золота предотвращают ревматизм. Надо отметить, данная проблема весьма актуальна для моего племени — большинство из нас подолгу находится в холодных, сырых пещерах. Поэтому драконы стали устраивать себе ложе из золота. А когда даже самый тупой дракон осознал, что от драгоценной постели нет никакого медицинского проку, уже выработалась привычка, почти инстинкт. Ну, как для птицы — вить гнездо, или цинично врать — для политика.

Внимательно выслушав дракона, Ланселот поднялся и начал молча прохаживаться. Нефритовые глаза ящера стрельнули в сторону торчащего из земли меча, а затем уставились на топчущего траву рыцаря. Воин, сцепив руки за спиной, глядел куда-то под ноги, и казалось, ничего вокруг не замечал. Дракон, прищурившись, вновь поглядел на меч и валяющийся неподалеку щит. Мощные чешуйчатые лапы надежно уперлись в землю, готовые стремительно кинуть вперед тяжелое тело.

— Ты действительно собираешься на меня наброситься? — внезапно затормозив, в упор взглянул на ящера Ланселот.

— Откровенно говоря, нет. — Как ни странно, дракон выглядел довольным.

— Я так и думал, — снова начал расхаживать взад-вперед рыцарь. — Уж больно ты демонстративно пучил глаза, елозил брюхом по земле и загребал лапищами. Если бы хотел напасть по-настоящему, так и поступил бы… Смог бы, не отрицай… Непонятно лишь, к чему этот театр кабуки?

— Хотелось еще поговорить.

Удивленный рыцарь остановился и безмолвно уставился на ящера. Тот же вновь пустился в пространные объяснения, к которым склонно большинство драконов — вероятно, из-за огромного количества свободного времени, обусловленного впечатляющей продолжительностью жизни.

— До сих пор мне ни разу не доводилось беседовать с рыцарем. Встречать — встречал, а поговорить… Обычно ведь как бывает: примчится этакий железный болван, торопливо прогнусавит вызов и пытается с наскока ткнуть копьем…

Ланселот призадумался. Словосочетание «железный болван» ему крайне не понравилось, но в остальном описание было верным. И неудивительно, удар копьем — излюбленный прием драконоборцев. «А что голос звучит немного искаженно, так это из-за шлема», — мысленно оправдал братьев по мечу рыцарь.

—…Но с другой стороны, — увлеченно расписывал свои душевные коллизии ящер, — нас с детства воспитывают в духе рационализма. Поэтому, видя удобный для нападения момент, я был просто обязан им воспользоваться. В итоге — конфронтация двух вполне естественных побуждений, гамлетовский выбор: говорить или растерзать? — При последних словах, в голосе дракона послышались пафосные интонации, а шея выгнулась вопросительным знаком. — Следуя практической стороне своей натуры, я готовился к прыжку… но с несколько большим старанием, чем требовалось, в затаенной надежде привлечь твое внимание к опасности. Ты отреагировал должным образом, и теперь мы можем продолжить диалог.

— Это отдает софистикой, если не глупостью, — покачал головой Ланселот. — Уму непостижимо!

— Что именно? — с энтузиазмом осведомился дракон.

Рыцарь помолчал, стараясь преобразовать впечатления и эмоции в слова.

— В голове не укладывается… Такое ощущение, будто дракон — это многопудовое противоречие в чешуе…

— Противоречивость — свойство развитого ума, — самодовольно вставил дракон.

— Об этом я и толкую! Интеллект и тысячелетняя культура сосуществуют с поведением мелкого террориста. Вместо того, чтобы просто следовать своему желанию, ты пускаешься в подобие психоанализа, а после прибегаешь к смешным детским ухищрениям… Да что там, возьмем самое элементарное: какого черта с риском для жизни собирать золото, ежели оно тебе на фиг не нужно? Неужели ты об этом никогда не задумывался?

— Традиция не обязательно должна иметь смысл! — огрызнулся ящер. — Да и вообще, на себя посмотри! Большинство твоих соплеменников растрачивает жизнь, занимаясь бессмысленными вещами! Так что, еще спорный вопрос, кто из нас мало думает!

— Ты не… А-а! — Ланселот раздраженно махнул рукой и вновь принялся вытаптывать в траве короткую, никуда не ведущую тропу.

Дракон, отвернувшись, скреб когтями землю.

Продолжительное время слышались только угрюмое сопение ящера, мягкий шорох травы под ногами рыцаря, да занудный скрежет нескольких цикад.

Постепенно шаги Ланселота замедлились. Воин посмотрел на дракона, отвел глаза, потоптался, затем решительно рванул рукоять меча, нагнувшись, потянулся за щитом. Изготовившись к бою, долго сверлил взглядом соперника — неподвижную малахитовую громадину среди лениво колышущейся растительности.

— Нам нужно закончить… дело. — Рыцарь не сумел произнести слово «схватка», отчего обращение прозвучало как-то расплывчато и неуверенно.

Дракон проигнорировал его слова, и воин почувствовал себя еще гаже. Трудно было заставить себя драться насмерть с существом, с которым только что мирно беседовал. Как бы то ни было, рыцарский  долг суров, но это рыцарский долг…

— Мы должны сраж…

— Забирай! — неожиданно перебил дракон.

— Че… Что? — Ланселот в недоумении опустил меч.

— Не что, а кого. Принцессу. Она там, — ящер небрежно мотнул тяжелой головой в сторону пещеры.  

Рыцарь, сощурившись, уставился на рептилию:

— Если ты решил сменить тактику и сразить меня не когтями и огнем, а шокирующими заявлениями, тебе это почти удалось. Могу я узнать…

— Интеллектуальное превосходство, — не дав завершить вопрос, отрезал дракон.  

— Э-э…

— Драконы умнее, если для тебя так проще.

— Они настолько умнее, — с преувеличенным спокойствием проговорил воин, — что смысл их речений ускользает от посредственного человеческого ума.

— Совершенно неудивительно, — точно не заметив сарказма, кивнул ящер. — Отсталая раса… 

Клинок в руке рыцаря нервно дернулся. Покосившись на пробежавшие по полированному лезвию солнечные блики, дракон добавил:

— Я хотел сказать — молодая… Молодая раса, но вполне перспективная!

— А если серьезно? — сдаваясь, вздохнул Ланселот.

— Поразмыслив над твоими словами, я был вынужден признать их правоту, — неторопливо начал дракон. — С золотом и принцессами ситуация сложилась тупиковая и нерациональная. Лишнее тому подтверждение — наше противостояние, вынуждающее меня рисковать жизнью безо всякого смысла. Учитывая рост вашей популяции, логика подсказывает, что если даже мне удастся победить тебя сегодня, завтра все равно примчится еще один латозвон. А потом еще, еще… В общем, теория вероятности здесь работает против меня и однажды история с похищением может дурно кончиться, — голос ящера драматически упал. А затем вдруг бодро зарокотал, лучась оптимизмом и надеждой, словно кусок радия альфа-частицами: — Я решил разорвать порочный круг вековых ошибок и заблуждений! И с этим желанием на меня снизошел свет умиротворения!..

Рыцарю показалось, что еще немного — и из драконовых ноздрей от восторга польются фейерверки.

— Сюда бы десяток пухлых негритянок в хламидах, поющих «аллилуйя» — и ты сможешь стать первым проповедником Церкви Просветленного Дракона, — Ланселот с подозрением рассматривал собеседника, размышляя, не является ли происходящее частью хитрой попытки усыпить его бдительность. Драконы ведь неспроста славятся своим непревзойденным коварством. — Кстати, как всякому служителю культа, тебе понесут золото пудами...

— Мм-м… низкий обман, злоупотребление доверием, манипулирование массами, — вытянутые зрачки огромной рептилии в задумчивости скользнули в сторону. Но через миг дракон тряхнул головой.

— Я подумаю об этом завтра, — объявил он. — Сейчас же — пусть принцесса обретет свободу! — Зеленая лапа ящера с театральным драматизмом указала на пещеру.

Рыцарь выжидающе уставился на темный проем, по верхней кромке которого струилась неровная бахрома тонких корешков какого-то кустарника.

Вдалеке щебетала птица. Раскачивая венчики цветов, прошелестел ветер. Над левым плечом воина с басовитым гудением зависла большая стрекоза, осмотрелась и, вальяжно набирая высоту, растворилась в небесной голубизне. На фоне бархатной черноты пещеры золотились сонно дрейфующие пылинки.

— И? — с нажимом обронил Ланселот.

— Один момент… Кунигунда! — с раздражением рявкнул дракон. — Выходи!

Прикрывая глаза рукой, из мрака словно бы выплыла девушка. Ее длинные каштановые волосы в полном беспорядке торчали в разные стороны, а изрядно помятое пышное розовое платье украшали грязные пятна.

— Чего тебе, животное? — в голосе принцессы инфернальным коктейлем мешались ярость, презрение и толика отчаяния.

— Не с-смей так меня называть! — сердито прошипел ящер. И тут же доброжелательно-снисходительным тоном объявил: — Я тебя отпускаю!

— Здравствуйте, ваше высочество, — вмешался Ланселот. — Теперь вы свободны, я отвезу вас домой. 

Принцесса, подслеповато щурясь, повернулась на голос. Ее глаза слезились от режущего солнечного света, поэтому она увидела лишь расплывчатое серебристое пятно на зелено-голубом фоне.

— Кто тут?

— Меня зовут Ланселот. Я — странствующий рыцарь. Услыхав о ваше беде, я сразу поспешил на помощь.

— Неужели — тот самый? — принцесса машинально начала приглаживать одну из спутанных прядей.

— Увы, нет, ваше высочество. — Рыцарь с едва заметной улыбкой наблюдал за ее безуспешными попытками. — Я — лишь тезка того Ланселота.

— Это не важно. Мой отец достойно вознаградит вас, о благородный…

Умолкнув на полуслове, принцесса, уже начавшая различать окружающие предметы, медленно перевела взгляд с рыцаря на дракона.

Затем снова на рыцаря.

А потом опять на дракона.

— Почему он живой?!! — От внезапного дикого вопля принцессы в окрестностях на миг потрясенно замерли все: от чирикающих птичек до жужжащих и стрекочущих насекомых. Стих даже ветер.

В полнейшей тишине Ланселот с отвисшей челюстью смотрел на покрасневшее от гнева лицо принцессы. Дракон прикрыл голову крылом и съежился.

— Я спрашиваю, — повторила принцесса чуть тише, — почему он живой?!

— Дракон? — осторожно уточнил витязь.

— Да! — взвизгнула принцесса.

Ланселот подумал, что его сирена не так резко бьет по ушам и снова пожалел, что не запасся берушами.

— Ты же должен быть убить это животное! — продолжала бушевать принцесса. — Это долг любого рыцаря!

— Сам удивлен, но мы как-то обошлись без этого, — пожал плечами воин.

— Если тебя порадует, Кунигунда, — встрял в разговор дракон, выглядывая одним глазом из-за крыла, — мне чуть не отсекли голову!

При звуке его голоса принцесса побледнела, покраснела, а после пошла пятнами.

Не замечая надвигающейся бури, ящер повернулся боком и продемонстрировал рану на шее. За время беседы с рыцарем края разреза сошлись, наглядно подтверждая, что слухи о фантастической драконьей регенерации — чистейшая правда. Но запекшаяся кровь придавала повреждениям более опасный вид, чем было в реальности.

— Ты! — злобно выдохнула принцесса. — Ты нанес оскорбление действием королевской особе! Ты держал меня в темной и холодной пещере! Я ела лишь полусырое мясо! Я не мылась неделю!.. Да я сама оторву твою мерзкую голову!

Каждое последующее слово принцесса выкрикивала на тон выше, а в конце сорвалась на ультразвук. 

— Ваше высочество, — попытался успокоить ее Ланселот, — этот дракон действительно совершил преступление. Но он раскаялся и добровольно вернул вам свободу. Разве это не заслуживает некоторого снисхождения?

— Хороший дракон — дохлый дракон! — взвилась принцесса. — Четвертованный дракон! Сожженный и растертый в прах дракон!.. Это низкое, гадкое существо! — По щекам девушки полились слезы. — Я уже никогда не стану прежней! Я столько времени провела в этой вонючей пещере, где он спит, ест и даже га…

— Да! Я хикикомори!— заглушив ее последние слова, рявкнул ящер. — И борюсь с этим! И осуждать мою беду — низко и непорядочно!

— Ты — животное! — заорала в ответ принцесса, и рыцарю показалось, что и у нее изо рта сейчас повалит дым.

— В сравнении с моей расой — это люди животные! — заревел дракон.

Принцесса порывисто шагнула к ящеру, а тот вытянул шею, приблизив чешуйчатую морду к лицу девушки. В клубах дыма и брызгах слюны они начали истерично вопить друг на друга.

Внезапно раздавшееся адское механическое завывание разом прекратило их перебранку.

— Достаточно, — строго распорядился Ланселот, прекратив крутить рукоятку сирены. — Принцесса — пять минут на сборы. Туман — прикинулся кочкой и затих.

Не дожидаясь ответа, воин принялся складывать снаряжение.

Полуоглушенная принцесса, перестав зажимать уши ладонями, смирно двинулась в его сторону. Дракон остался на месте и что-то тихо бормотал под нос. До рыцаря время от времени долетали обрывки фраз: «сумасшедшая девица…», «варварские короли…», «тупиковая ветвь эволюции…», «агрессивные гоминиды…»

Ланселот запихнул в кофр сирену, следом кинул выуженный из травы диктофон. Стянув шлем, он повертел его в руках: на сиденье пассажира, где тот обычно находился во время пути, теперь должна была ехать принцесса.

Принцесса… Воина раздражало, что она пристально за ним наблюдает. Точно решив его добить, принцесса принялась комментировать:

— Ты неудачно уложил эту гудящую штуку в сундук... И маленькая штучка может потеряться. Ее лучше положить отдельно в какой-нибудь мешочек или кармашек… Со шлема нужно стереть копоть: ты уже испачкал руки. И гляжу, он у тебя побитый и потертый. Тебе следовало носить его в специальном чехле... А вообще к нему нужен намёт…

— Это не сундук, — огрызнулся рыцарь. — И я лучше знаю, что мне делать со своими вещами…

— Я бы сказала, это нечто вроде седельной сумы. А похоже на сундучок из кожи, — не моргнув глазом, парировала принцесса. — Кстати, серебряная отделка мне не нравится — грубовата… А еще…

Ланселот перестал ее слушать и нехорошо поглядел на дракона. Дракон, уже некоторое время с интересом следивший за людьми, с неестественной поспешностью перевел взгляд и принялся внимательно рассматривать что-то невидимое в зените. Ситуацию усугубляла плохо скрытая усмешка. Рыцарь, не особо разбиравшийся в мимике рептилий, определил ее как ехидную и где-то даже злорадную. Что окончательно укрепило его в мысли, что решение вернуть принцессу ящер принял, руководствуясь не только озвученными ранее мотивами.

— ...Я спросила, что это?! — повысила голос принцесса, уязвленная тем, что паладин игнорирует ее вопросы. — Это волшебная вещь? Мы полетим на ней?

Рыцарь, вдохновленный интересом к его мотоциклу, начал было увлеченно рассказывать о том, что, хотя байк и не летает, слабый магический эффект левитации присутствует, за счет чего и удается преодолевать пересеченную местность, недоступную для обычного круизера. Но, увидев резко поскучневшее лицо девушки, свел все к суровому: «Видишь колеса? Значит, поедем по земле».

— И вообще, ты должна была подготовиться к дороге. Почему ты еще здесь? — попытался вернуть контроль над положением Ланселот.

— Мне нечего собирать, — с мрачной тоской ответила принцесса, и воин ощутил неловкость за свою строгость. Ему захотелось сказать что-нибудь ободряющие или ласковое, но ничего подходящего в голову не приходило.

— Тогда выдвигаемся, — наконец произнес он.

— Уже уезжаете? — заслышав его слова, тоном гостеприимного хозяина осведомился ящер.

— Мы бы остались, да не хочется тебя стеснять, — с сарказмом ответил Ланселот. — Хотя тебе, наверно, тяжело расставаться с принцессой...

— Ничего-ничего! — торопливо помахал лапой дракон, отчего в стороны полетели прилипшие к чешуйкам травинки. — Я понимаю: семья и дом важнее.

Воин глянул на девушку: та, до белизны сжав кулаки, смотрела на своего похитителя, как вампир на распятие.

— Раз вы так спешите, — продолжал журчать дракон, — не смею вас задерживать. Счастливого пути, успехов в делах и благополучия в личной жизни!

При последних словах принцесса задумалась, затем искоса поглядела на Ланселота внезапно заблестевшими глазами. На высоких скулах девушки заплясал легкий румянец.

— Жениться не буду, — отрезал рыцарь.

Принцесса надула губки и отвернулась, а дракон басовито хихикнул.

Ланселот откинул подножки пассажира. Устроившись в седле, он подал знак принцессе. Та, без лишних слов, уселась позади него, благо невероятно широкая юбка позволила сделать это без особых проблем.

— Надеюсь, у меня не возникнет повода наведаться сюда еще раз, —  рыцарь выразительно поглядел на дракона и запустил двигатель.

— Не беспокойся, — оторвав передние лапы от земли, дракон уселся на хвост и принял величественную позу. — Отныне, — пафосно провозгласил он, взирая на людей сверху вниз, — я стану меценатом!

В воцарившемся после этого объявления безмолвии, ящер еще несколько мгновений не без удовольствия разглядывал мужчину и девушку, казавшихся ему удивительно похожими из-за одинаково округлившихся глаз и приоткрытых ртов.

— Это, гм, неожиданно, — первым овладел собой Ланселот. — Что ж, успехов.

Мотоцикл мягко тронулся с места.

— Погоди! — раскатистый выкрик дракона прозвучал, словно приглушенный гром. — Ответь мне на один вопрос!

— Какой?

— Поведай, как тебе удалось уцелеть в моем пламени?

Воин усмехнулся:

— У меня под броней — огнеупорный комбинезон из ST5000. Знаешь, как у пилотов «Формулы 1»?

И кивнув остолбеневшему дракону, повернул рукоять газа.

— Это же надо, — бормотал дракон, провожая взглядом удаляющуюся парочку. — И сюда докатился прогресс… Вовремя я понял, что все нужно менять. А то, глядишь, следующий бы примчался с гранатометом…

Дракон не обманул рыцаря: он действительно начал поддерживать деньгами художников и скульпторов. Довольно скоро неподалеку от его пещеры возник самый богемный поселок на свете. А еще спустя некоторое время, там же, не без финансовой помощи дракона, лучшие зодчие возвели грандиозное здание академии изящных искусств. Учится в этом месте мечтали самые талантливые юноши и девушки. А знаменитые творцы почитали за честь там преподавать. Самого же дракона пригласили стать президентом и почетным ректором академии.

— Это изумительно мудрый выбор для вашего вида, — скромно отметил дракон, выступая с речью на торжественной церемонии. — К тому же, единственно верный...    

Покровительствуя искусствам, дракон, к своему удивлению и — чего скрывать, — немалому удовольствию, обнаружил, что его состояние вдруг начало увеличиваться. Произошло это после открытия аукционного дома, где продавались величайшие шедевры человечества. Также дракон проявил себя удивительно прозорливым галеристом. Именно он познакомил мир с такими мастерами, как Леонардо фон Гог, Маоне, Войнодыр, Маляревич и многими другими.

Особой же его гордостью был гений, создавший инсталляцию «Квинтэссенция бесконечности предела №42»: медленно вращающуюся в нескольких плоскостях замысловатую конструкцию, собранную из ржавой проволоки,  лошадиных копыт, топазов, книжных обложек, провисших золотых нитей, рыбьих хребтов, сломанных табакерок и прочих несочитаемых штук, включая субстанцию, подозрительно напоминающую высушенное дерьмо. Искусствоведы по сию пору восторгаются мощью и глубиной этого произведения, а музеи выстраиваются в очередь за право его экспонировать.

Из года в год, десятилетие за десятилетием, все летописи называли дракона наиболее влиятельной персоной в мире искусства. Крупные и мелкие монархи, аристократы, знаменитости и магнаты искали его общества и одаривали роскошными подарками.  

Кого-то это удивит, но чешуйчатого покровителя искусств искренне почитали и любили. На один из юбилеев ему подготовили удивительный сюрприз. С далекого юго-восточного острова в академию привезли огромную глыбу редкого золотисто-зеленого нефрита. Это сложное предприятие само по себе уже было чудом, но главное волшебство произошло потом. В течение нескольких лет группа прославленных ваятелей и резчиков превращала камень в восхитительную статую. По тонкости работы, экспрессии и красоте с этим творением не могла соперничать ни одна скульптура. 

Поначалу статую хотели установить на главной площади города, широко раскинувшегося вокруг Королевских гор. Но затем кто-то предложил поместить ее прямо перед жилищем дракона. Так и поступили.

Честь открытия статуи досталась юбиляру. Покинув в то утро пещеру, дракон зевнул, посмотрел на небо, отчего его вертикальные зрачки превратились в узенькие полоски, а после оглядел толпу, тихо гудевшую в нетерпении. Наконец, неторопливо подошел к статуе, расположившейся на том самом месте, где много лет назад остановил свой байк Ланселот. Подцепив покрывало острым когтем, ящер выдержал паузу, плавным движением стянул ткань на землю — и замер. Так же, как и все собравшиеся.

Статуя изображала его самого в натуральную величину. Каменный дракон готовился к полету: приподняв правую переднюю лапу, он всем телом гибко подался вперед. Перепончатые крылья чуть отошли от корпуса, едва начав раскрываться: казалось, они легонько подрагивают, готовясь поймать воздушный поток. Их силуэт и четкие линии придавали образу стремительность и мощь. Хвост с детально проработанными чешуйками грациозно змеился по земле. Благородные очертания головы поражали реалистичностью, а тонко переданное выражение беспредельной мудрости на морде вызывало благоговение.

Солнечные лучи пронизывали идеально отполированную поверхность камня и тонули в темной изумрудной глубине. Из-за плавного светового перехода казалось, будто вокруг скульптуры клубится теплое зеленоватое марево.  

— Это прекрасно, — завороженно прошептал ящер.

Он еще немного полюбовался изваянием, а затем, распрямившись во весь рост и вытянув шею высоко над головами людей, громогласно объявил:

— Я — великолепен!

Замершая в ожидании вердикта толпа взорвалась ликованием. А стоявшие отдельной группкой вконец испереживавшиеся мастера начали радостно обниматься.

— …Я выразил им свое восхищение и предложил в награду выбрать в моей сокровищнице любую вещь, — позднее рассказывал дракон Ланселоту, заехавшему как-то взглянуть на всемирно знаменитую статую.

— А что они?

— С обезоруживающей скромностью заявили, что возможность поработать над этой скульптурой — награда сама по себе... Настаивать на своем предложении я не стал: ты же знаешь мою деликатность…

Рыцарь выразительно хмыкнул, но оставил комментарии при себе.

Нефритового дракона стали называть главным чудом континента. Многочисленные паломники и туристы, стекавшиеся к статуе со всех краев земли, в культурном экстазе созерцали сначала ее, а потом — установленную рядом платиновую плиту. На последней, среди сложных узоров, сияла витиеватая надпись, выложенная  драгоценными камнями: «Величайший и Благороднейший из Драконов, Невесомый-Утренний-Туман-Пронизанный-Жемчужными-Лучами-Восходящего-Солнца».

— На человеческом языке звучит, как имя какого-то индейца, — с легкой напускной досадой говорил гостям дракон, демонстрируя скульптуру.

На самом же деле он был польщен и страшно доволен. Ведь им не только искренне восхищались сотни тысяч людей, но и ужасно завидовали все драконы. Многие из них стали покровителями искусств, а пара-тройка серьезно вложились в науку, причем, не только финансово. К примеру, университет, созданный драконом Анантой, славился сильнейшей в мире математической школой — не в последнюю очередь благодаря самому основателю. Но, несмотря на все театры, консерватории, музеи, больницы, академии и сеть общественных туалетов, ни один из драконов не смог добиться среди людей такой же славы и популярности, как Утренний Туман. Самый знаменитый дракон знал это и искренне наслаждался.

Частенько он выползал на закате из своей пещеры, вальяжно опирался передними лапами на статую, точно на нефритовую балюстраду, и приказывал одному из секретарей зачитывать свежий доклад о достижениях своих соплеменников. Пока помощник с выражением озвучивал собранные новости, дракон, не мигая, любовался соскальзывающим к горизонту солнцем. А когда секретарь умолкал, бормотал под нос:

— Давайте, старайтесь, жалкие эпигоны…       

И жесткие чешуйчатые края его пасти изгибались в леденяще-ехидной драконьей усмешке.