Люба

— Не женщина, а гружёный верблюд, — ворчу себе под нос, ступая на платформу.

Подруга дочери, с которой я полгода назад застала своего муженька, накануне прислала мне фото с их свадьбы. Она состоялась вчера в особняке, где наша семья прожила двадцать лет. Я теперь к богатствам мужа не имею никакого отношения и не жалею об этом. Дело не в деньгах.

Рыдая вчера на плече подруги, я решила, что следующим днём отправлюсь на родительскую дачу, милостиво нетронутую моим благоверным во время развода.

Эдик, мой бывший муж, позвонил почти сразу, как ко мне прилетели фотографии. Я ответила на автомате.

— Белый тебе не к лицу.

— Здравствуй, Люба. А откуда ты знаешь, что я в белом? Подсматриваешь из-за угла?

Меня аж передёрнуло.

— Твоя мокрощёлка поделилась радостью.

— Мальвина проказница, — муж засмеялся раскатистым басом.

Мне раньше нравился его низкий голос, а сейчас бесит до дрожи. К тому же, Эдик явно уже принял на грудь.

— Я не поняла. Вы оба ждёте поздравлений?

— Мне было бы приятно. Но я просто позвонил. Вспомнил нашу свадьбу.

— С чего вдруг?

— Да я в том же загсе расписывался сегодня.

Желания продолжать разговор не было, но я настолько обалдела от наглости сладкой парочки, что плюхнулась на табурет, прикрытый газетой, словно кто-то мне саданул дубиной под колени. Взглядом уткнулась в стену, наполовину поклеенную обоями. Очередной лист, раскатанный на полу, ожидал щедрой порции клея.

Мы с Эдиком развелись два месяца назад. На полученные при разводе деньги я купила трёшку в спальном районе и затеяла ремонт. Делала всё сама, чтобы хоть как-то отвлечься.

— Всё? — Я включила громкую связь и снова взялась за работу. Дрожащей рукой обмакнула валик в клей и прошлась им по обоям.

— Что всё?

— Ты что-то ещё хотел сказать? — пропыхтела я. Говорить в наклонном положении оказалось совсем неудобно.

— А ты там будто сильно занята. Буровы говорят, что ты так и киснешь одна.

— Так и говорят?

— Так и говорят.

— А тебе-то что за боль?

— Знаешь, Люба! У Мальвины и правда мокрая щёлка. Для меня. Всегда. Тебе бы взять у кого-нибудь несколько уроков. А то так и уйдёшь в закат с кошкой в обнимку. Вон, одышка у тебя уже, да и сорокет не за горами.

Фу! Перед глазами нарисовался однажды увиденный ощипанный передок его любовницы. Мальвина так и осталась тогда лежать на столе с распахнутыми ногами, когда Эдик отскочил от неё, как ошпаренный. Похоже, картина маслом врезалась в память навсегда.

Переживания мужа за мою «унылую» судьбину развеселили меня. Я выпрямилась и потёрла поясницу.

— Да, старость не радость. Тебе бы тоже поберечься. Полтос скоро.

— Мне всего сорок четыре.

— А мне всего тридцать девять. Ты про какие уроки лаешь-то?

— Я не лаю, а говорю! — вспылил Эдик. — Я про секс, если что. Раскрепощённей надо быть. Пробовать что пожёстче. Кино хотя бы посмотри немецкое.

— А, ты про это? Да, других мужиков у меня не было, а из тебя учитель никакой, — нанесла я ответный удар. — Ты так потел и краснел, я боялась, что тебя удар хватит.

— Ну ты и сучка!

— Сучка у тебя сегодня в паспорте отметилась. На сколько ты её старше? На двадцать пять?

— И чего?

— Ничего! Смотри как бы она на кого другого не протекла, пока ты тут со мной лясы точишь. Извини! Мне пора.

Запоров лист обоев, я свернула работу. После очередной порции грязи, пролитой на мою душу, мне требовался глоток свежего воздуха и хорошего вина. Редко, но я позволяла себе расслабиться.

Катя приехала ко мне, утопила меня в своих пышных объятиях, и мы с ней сделали тот самый глоток. В пределах разумного, само собой. Поплакали, я над потерянные с мудаком мужем годы, а она над племянником, который по завершении контракта вернулся совсем другим домой. Потом нашли над чем можно улыбнуться в этой жизни, а на утро я, с моей обожаемой кошкой, отправилась за порцией так необходимого мне свежего воздуха. Благо, удалённая работа дизайнером мне это позволяла

Ремонт я решила приостановить, вот уж что точно никуда не денется. А за городом одиночество ощущается не так остро. Кисну я! Нормально обо мне бывшие приятели говорят. Буровы приняли сторону мужа. Это и не удивительно. Сам Буров разводился трижды и всякий раз брал себе девочку помоложе. Никогда его не любила. Кобель — пробы негде ставить.

И ничего я не кисну. Просто ушла в добровольный затвор, чтобы разобраться в себе и познать новую версию вмиг повзрослевшей девочки Любы, вытащившей осколки розовых стёкол из глаз.

До вокзала я ехала на такси, беспечно радуясь июньскому солнышку, а вот пока дошла до платформы, по-настоящему вспомнила, что такое жарко. Дача давно стоит заколоченной и рассчитывать на что-то годное там не приходится.

Поэтому через плечо у меня висит сумка с деньгами и документами, на шее сумка с ноутбуком, в одной руке болтаются пакеты с продуктами и одеждой, а в другой — переноска, где с царственным видом возлегает Гуччи, изящная кошечка породы сфинкс.

Словно ветер проносится рядом, и некто выхватывает у меня переноску.

— Давай помогу! — Гора мышц в чёрной кенгурухе и в джинсах, чуть обогнав меня, притормаживает и поворачивает голову в мою сторону. Хочу рявкнуть на наглеца, но взгляд холодных синих глаз, и жёсткие черты лица, меня лишают речи. Парень поправляет кепку на голове и кивает в сторону поезда. — Идём. Сейчас двери закроются.

Незнакомцу на вид не больше тридцати. Ведёт же себя как неандерталец. Проглатываю нравоучения по вопросам этикета и молча вхожу в вагон.

— Пойдём в начало поезда, там посвободнее, — не церемонится со мной парень, опаляя взглядом мои ноги, живот, грудь. И я ругаю себя за то, что надела платье, вместо привычных футболки и джинсов. Привычка ездить на машине расслабила меня в плане выбора нарядов. Незваный помощник чуть наклоняется и ко мне. — Давай свои сумки.

— Да мне и здесь нормально, — мямлю я.

Парень зависает взглядом в глубоком вырезе моего платья, вгоняя меня в краску. Я не знаю, как прикрыться. От сбившегося дыхания, грудь грозится упругими мячиками выпрыгнуть наружу. Я последние годы стеснялась её, она была слишком большая, а после кормления двойняшек соски совсем уплыли вниз. Не знаю, кто как реагирует на расставание с мужем, но я быстро сдала необходимые анализы и отреставрировала грудь. Наверное, назло Эдику, который называл её не иначе как бидонами. Сегодня впервые надела это чёртово платье без лифчика. Захотелось ощутить свободу движения.

Сзади раздаётся недовольное старушечье кряхтение.

— Что раскорячились посреди прохода?

— Иди за мной, — выдыхает парень и забирает у меня сумки.