Лондон, сентябрь 2000

Мятый шелк простыни, мокрая от слез подушка и убийственно громко тикающие часы. Юля выбралась из постели, в пятый раз проверив телефон, хоть он и хранил гробовое молчание. Она накинула на плечи халат мужа, прошлепала босыми ногами на кухню и включила чайник, забыв долить воды. Раздался щелчок и запахло жженой пластмассой. Юля погладила живот, уселась на подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу. Дождь заливал Итон-сквер. Ветер беспощадно трепал кроны деревьев старинного парка, обрывая остатки багряной листвы. Тусклые луны фонарей отражались в лужах, добавляя зловещего лоска нескончаемой ночи. Телефон зазвонил в четыре часа. Юля прижала трубку к уху: 

— Львенок, любимый! 

— Привет, принцесса, — родной голос прорвался сквозь помехи, — прости, не смог позвонить раньше, связи не было. Здесь такая жара. Горы, черт бы их побрал. С самолёта в машину пересели, кондей еле пашет. Устал, как Одиссей. 

— Если бы ты знал, как я ждала звонка, — слезы горя сменились слезами радости. — Сижу в твоем халате у окна. Я, наверное, схожу с ума, но мне кажется, он до сих пор хранит твое тепло. 

— Не волнуйся! Разрулю все и вернусь. Десять километров до Кенже. 

Юля машинально схватила ручку и записала название незнакомого города. 

— Саня с тобой? 

— Куда же я от него денусь? — Юлин голос дрогнул. — Не телохранитель, а досадное недоразумение. 

— Что-то случилось? Он к тебе приставал? 

— Что ты, — спохватилась Юля, не желая расстраивать мужа и усложнять взаимоотношения в их бермудском треугольнике. — Как ты себе это представляешь? 

— В ярких красках. Ты же меня знаешь. 

— Тебе не кажется, что мы говорим сейчас не о том? 

— Ты права, любимая, — голос Роберта волшебной музыкой отдавался в Юлином сердце. — И, правда, так мало времени, а мы говорим о ком-то третьем. 

— Твою ж мать! Засада! Британец, прыгай! — бас Дмитрия смешался с автоматной очередью, звоном разбитого стекла и оборвался оглушительным взрывом.