Лягушонок для Королевой

Просыпаться не хотелось никак. Не хотелось и не моглось. Будильник упрямо трезвонил каждые пять минут, я выключала его, выпрашивая эти несчастные минуты, но они пролетали в мгновение. Я поняла, что если не встану сейчас, то не встану вовсе. А я просто обязана это сделать. Помогла Катюша. Я почувствовала на своём плече её прохладную ладошку и через силу открыла глаза.

–Мама, пора вставать. Я в чайник воды набрала и зубы уже почистила. А колготки найти не могу.

–Ты моё счастье, – улыбнулась я. С головой захлестнула волна стыда. –Иди ко мне, я тебя обниму и сразу наберусь сил.

Катюшка тут же забралась под одеяло и прижалась своими маленькими ледяными пяточками к моим ногам. Я охнула, а она засмеялась.

–Все, мама готова к новым подвигам. Пошли искать колготки.

Я поставила на плиту наполненный уже чайник, наскоро умылась, нарезала бутерброды и сварила манную кашу. Катюшка сидела на своей постели и, сосредоточенно сопя, надевала колготки. Они скручивались на ногах, и моё золотко, такое терпеливое и самостоятельное, уже явственно злилось.

–Давай помогу, – я присела на корточки и в одну минуту решила проблему.

Сразу же заправила постели. Я так уставала, что с удовольствием приходила бы после работы и падала в разобранную постель. Но днём придёт Валентина Павловна. Перед ней было неловко. Катя расставляла игрушки по навесной полке.

–Завтракать, принцесса. 

Она пила какао и жевала бутерброд с сыром, я пила кофе и смотрела на часы. Стрелки летели, а ведь день только начался - у меня столько дел! Я хочу растянуть его ещё хотя бы на пару часиков. Каша уже немного остыла, я с тарелкой и полотенцем пошла в спальню. Квартира у нас двухкомнатная. Мы с Катюшкой спим в гостиной, а в комнате бабушка. Я толкнула дверь и вошла. Сразу открыла окна - стоял тяжёлый запах лекарств и болезни. Даже испражнений, хотя я очень старалась следить за чистотой. Катя увязалась за мной. Ей бы спать ещё полчаса, но она привыкла вставать вместе со мной. Если точнее, будить меня. Сейчас достала с полки книжку и уселась на стульчик, поглядывая на меня одним глазом. Я кормила бабушку. Процесс давался ей непросто, жидкая каша текла по подбородку. Терпение, детка, это твой долг.

–Мам, а бабушка всегда была такой?

–Нет, малыш. Когда ты была совсем маленькой, бабушка могла на третий этаж взбежать быстрее меня.

–И уж точно быстрее Сашкиной бабушки, да?

–Несомненно.

–Бабушка же выздоровеет?

Этот вопрос она задавала изо дня в день. С каждым разом я закипала все больше. Я понимала, что пятилетнему ребёнку не объяснить, какова вся беспомощность старости. Что от неё нет лекарства. Безнадежность так давила на меня, что, когда я слышала этот вопрос, во мне вскипала злость. Хотелось закричать на Катьку. Мою милую, самую чудесную в мире Катюшку.

–Кать. Иди в комнату. Я буду переодевать и купать бабушку, тебе не стоит этого видеть.

Наконец, мы вышли из дома. Приветливо светило солнце, полный штиль. К полудню станет жарко, а вот утро просто идеальное.

–Скоро у меня отпуск. И мы никуда-никуда не будем спешить. Будем просыпаться и читать книжки, смотреть мультики и гулять когда захотим. Представляешь, как здорово?

–И в садик ходить не будем, – мечтательно протянула дочка.–Но к Свете все равно будем в гости ходить. Она без меня совсем заскучает.

–Будем, –согласилась я.

До садика было пятнадцать минут пешком. Что невероятное благо, учитывая размер моего кошелька. И работала я рядом, через дорогу. Малыши с утра резвились на площадке под присмотром воспитателей.

–Привет, Маша!– обрадованно закричала Оля, моя подруга и Катькина воспитательница по совместительству. Мы с ней вместе учились в педе. Она готовилась гонять малышей, а я принимать её воспитанников в начальной школе. Так и получилось.

–Привет, дорогая,– мы расцеловались в обе щеки. Катя убежала в песочницу к своим подругам.

–Как бабушка? Тяжёлая была ночь?

–Не хочу об этом,– махнула рукой я.– Мне бежать надо, я диктанты недопроверила. 

Мои третьеклашки не хотели учиться. Они хотели гонять мяч, есть в парке мороженое. Я очень их понимала, и сама хотела того же. Поэтому старалась быть по мягче – все-таки учиться осталось недельку. Работа над ошибками была проведена, все положенные задания отщелканы. Весеннее солнце нагоняло на меня сон, и тему я выдавала стоя на ногах. Сяду – усну.

Наконец, уроки закончились. Ребята, с грохотом роняя стулья, выскочили в коридор. Быть может, звонок звенит для учителя. Но дарит ли он нам столько радости? Я перебрала тетради, проверила домашние задания. С завтрашнего дня начинаются итоговые тесты, а потом каникулы. А у кого-то отпуск. Я улыбнулась, привычно чертыхаясь над электронным журналом.

Когда ворох тетрадей иссяк, время было уже к пяти. План занятий назавтра был готов. Сейчас было просто. Не считая подготовки к тестам, особых движений уже не ожидалось.

В саду Катька бросилась ко мне навстречу. Мы купили мороженого и поели его на лавочке, не спеша домой.

–Мам, а расскажи мне про принцессу и лягушку.

–Малыш, эту сказку ты уже заучила наизусть. Давай, что-нибудь новое.

Ребёнок задумался. На кончике носа белело пятно от мороженого, в глазах вопросы. Миллионы вопросов.

–Мам, а любую лягушку можно поцеловать?

–Поцеловать бесспорно можно любую.

–Ну мама,–засмеялась она.–Мне интересно, станет ли она принцем, после того как её поцелуешь.

–Если бы все так было просто, то у каждой бы уже был принц. Даже у Валентины Павловны. Лягуха должна быть особенной. Заколдованной.

–А как понять, особенная ли она?

–Может, посмотреть, есть ли у неё на голове корона?

Валентина Павловна сварила нам суп. Эта женщина была невероятно добра, настолько что вызывала у меня неловкость и стеснение. Это подарило мне лишний час времени. Я раскладывала еду по тарелкам, когда на кухню заглянула дочь.

–Мама, у бабушки в комнате снова пахнет.

У меня опустились руки. Суп я поела уже поздно вечером, почти добив предпоследний в этом году отчёт. Ещё один - и свобода. Катька вышла с балкона с трехлитровой банкой в руках.

–Ты собралась закрутить компот на зиму? Из чего? Из непарных носков?

Катя насупилась, глазки потупила. Потом поставила банку на стол и ушла в комнату. Я ждала. Она вернулась, пряча что-то в ладошках.

–Мама, ты только не сердись. Ты сама говорила, что нужно жалеть слабых. Вот я и жалею.

Она раскрыла ладошки. На них сидел…лягушонок. Настоящий. Зелененький. Наверняка, отвратный на ощупь.

–Катя!

–На него кошка напала! Рыжая из подвала! Я думала, она добрая, у неё раньше котята были. А она за ногу его утащить хотела. И съесть.

–Катя, но лягушки совсем не домашние питомцы! Чем мы его кормить будем?

Дочка всхлипнула. В глазах слёзы блестят.

–Мы его только на несколько денечков. Чтобы лапка зажила. А потом отпустим на даче, ты же обещала, что мы туда поедем в выходные. Мама, а вдруг он принц? А мы его на улицу. Раненого, к кошкам. Он же умрёт.

–Ты его целовать-то пробовала?– я засмеялась и прижала её к себе.

–Нет, я же ещё маленькая. Может, ты поцелуешь?

–Как-нибудь в следующий раз. Пошли со мной. В банке принцу будет тесно, он же королевских кровей, а не абы кто.

Я прошла в кладовку и достала с верхней полки пустой аквариум. Из моего бурного детства привет. Рыбки у меня дохли, может, с лягушкой повезёт. Остаток вечера, наплевав на отчёт, мы обустраивали нашего нового жильца. Дно выложили Катькиными камушками и ракушками, осторожно утопив в них миску с водой. Порезали на мелкие кусочки вареного мяса из супа. Мой ребёнок радовался, мне стало стыдно, что в её жизни так мало поводов для беззаботного веселья. Когда, наконец, Катя уснула, я села писать отчёт. Ещё немного до победного конца.

Параллельно думала, как быть с Федосеевым и его русским. Диктант он написал на откровенную двойку. Настроение испортилось, и я решила заняться тем, что делаю всегда с большой неохотой. Подсчётом финансов. В тетради в клеточку выросло несколько столбиков. Памперсы для бабушки. Лекарства для бабушки. Детский садик. Коммунальные платежи. Отложить на праздник, нам скоро шесть лет. Продукты. Валентине Павловне. Получалось, вся зарплата уйдёт, не успев побыть в моих руках. Хорошо ещё, что пенсия бабушкина была недавно, хоть на лето немного оделись. Бабушка, словно почувствовав, что о ней вспоминают, протяжно, громко застонала. Я застонала от бессилия и отчаяния. Достала шприц, ампулу с лекарством и пошла делать укол. 

Затем тихонько пробралась в нашу комнату, наслаждаясь безмятежным ночным покоем. В последние недели он был нечастым гостем, бабушке становилось все хуже и хуже. Горел ночник, Катька сладко спала, подложив ладошку под щеку. Я сбросила одежду и пошла к своему дивану. Потянулась к ночнику. Он стоял рядом с аквариумом. В нем сидел лягушонок и пялил на меня свои круглые глаза, чуть не прижавшись в стеклу.

–Подглядываете, ваше высочество? – поинтересовалась я.–А вот не дождетесь, не стану я вас целовать.

Щелкнула выключателем и уснула. Приснилось мне, что я стою в тёмной комнате. Но мне совсем не страшно. Лишь любопытно и немного щекотно…от возбуждения. Оно переливалось и жарко текло по моим венам, вынуждая колени подгибаться. Моего бедра коснулась рука, поползла вверх и по-хозяйски уверенно легла на живот. Я обессиленно охнула и, вытянув руки, прислонилась к стене. А тот, что был сзади, прижался ко мне всем телом, поддерживая и одновременно лишая сил. Я хотела обернуться, увидеть того, кто творил безумие с моим телом. Но он не позволил.

–Кто ты?

–Ты знаешь.

Он наклонился ко мне, и его шепот, дыхание обжигали, заставляя кожу покрываться мурашками. 

–Я хочу…–мой робкий голос оборвался.

Я так и не узнала, чего я хотела. Хотя все было понятно по реакции организма. Бабушкин стон, почти вой вырвал меня в реальность. Сердце колотилось, внизу живота было горячо, в промежности влажно. Я так давно не была с мужчиной, что сейчас ощутила разочарование, что не досмотрела этот сон, не испытала до конца его магию, что хотелось взвыть подобно бабушке и вгрызться в подушку зубами. Стон из соседней комнаты повторился. Я села на постели. Уже светало, майские рассветы бессердечны. Время всего три часа ночи. Катя хмурилась во сне, и ей стоны не давались выспаться. Я вдруг вспомнила о своем разочаровании от того, что сон не завершился логическим финалом, посмотрела на дочку и вновь застыдилась. А потом встала и, пошатываясь от усталости, пошла к бабушке.
Следующий день протянулся так, как ему и было положено. Медленно, не спеша. Зато перевели зарплату, о чем меня уведомила СМС. Зарплата - это здорово. Жаль, что быстро заканчивается. Вечером мы с Катей зашли в зоомагазин и купили корма для принца. Нам предлагали живых рыбок и кузнечиков, но мы в страхе отказались. Но живых и копошащихся в стаканчике червей в довесок к сушеному мотылю взять пришлось. 

–Мы же кушаем курицу мам. И сосиски из мяса. Хотя я люблю цыплят, они милые. А принцу нужны червячки. Иначе он загрустит и заболеет. Правда?

–Правда. Ты у меня самая умная девочка в мире.

К подъезду мы подошли загруженные донельзя. Я несла большую пачку памперсов для взрослых, заботливо упакованную в непрозрачный пакет. В другой руке пакет с продуктами. В Катином рюкзачке позвякивали лекарства для бабушки. У подъезда стояли двое мужчин, и о чем-то оживлённо беседовали. Я обошла их стороной, когда меня вдруг схватили за руку. Я замерла.

–Машка? Королёва?

Боже. Как же я ненавижу эти встречи бывших одноклассников. Они встречались мне все реже и реже, так как разъехались из нашего медвежьего угла в поисках лучшей доли. Осталась я одна. Вожу дочь в садик, в который меня водила мама, и работаю в той самой школе, где училась сама. Я вымучила улыбку и обернулась.

–Ваня? Сидоров! Вот так встреча!

Он нисколько не изменился. Та же вечная улыбка, волосы на макушке вихрятся непослушно. Разве только из дистрофичной худобы старших классов перебрался в более тяжелую весовую категорию. А глаза все те же, голубые, лукавые. Даже веснушки на носу на месте. Рубашка в клетку, джинсы. Обычный прикид. И все равно я дико застеснялась своего школьного пиджака, недорогих туфель, рук оттянутых пакетами. И возненавидела его за то, что он меня такой видит.

–Машка, ты совсем не изменилась. Как была первой красавицей, так и осталась. Да дай ты мне эти пакеты. Ты там же живёшь, на третьем?

–А ты откуда знаешь?
–Маша,– он улыбнулся. – я жил в соседнем подъезде. Но я не удивлён, что ты не помнишь. Идём, провожу.

Он легко подхватил мои пакеты и пошёл вверх по лестнице. Остановился у дверей квартиры. И только сейчас заметил Катю. Она смотрела на него серьёзно, исподлобья. 

–Это твоя дочка? Привет. Как тебя зовут? 

–Мам?–повернулась ко мне Катя.–А этот дядя сильно незнакомый? С ним можно говорить?

–Немножко знакомый, – я улыбнулась, Ваня тоже прятал улыбку.– Я с ним в школе училась, в одном классе.

–Правда? Когда была маленькой? Как я, или побольше?

–Побольше, –я повернулась к Ване.–Извини, в гости не зову. У меня бабушка не здорова. Может, ещё увидимся.

–Обязательно. Я на несколько дней к маме, а в перспективе вообще переберусь обратно в наш город.

Он подождал, пока я отопру дверь, и вручил мои покупки. Я вошла, хлопнула дверью и устало прислонилась к ней лбом. Эта встреча отняла последние силы. Он не должен был видеть меня такой. Машку Королёву, самую красивую девочку школы, вот так, как есть. Лучше бы вовсе не встречаться.

–Мама, с тобой все хорошо?

–Все хорошо, малыш, какое счастье, что ты у меня есть.

Вечером я недрогнувшей рукой отсчитала треть зарплаты и отнесла её Валентине Павловне. Она проводила с бабушкой половину дня. Кормила, купала, давала лекарства по времени и даже читала вслух. Два раза в неделю сидела и с Катей, когда я репетиторствовала. Валентине Павловне не было цены. А моя треть зарплаты просто жалкая попытка её отблагодарить.

–Маша, там памперсы у вас кончаются.

–Я купила уже. Спасибо вам большое.

И дальше все по наезженной колее. Уроки, возня с Катей, уход за бабушкой. Единственным развлечением было кормить принца червяками. Дочка брезгливо морщилась, но миссию по спасению лягушонка твёрдо решила довести до конца. Принц был сыт и ,наверное, весел. По невозмутимому взгляду глаз-бусинок было не понять. Я дочитала сказку, про лягушку естественно, на голливудский манер переписанную. Никаких стрел и купеческих дочек, но Катьке нравилось.

Поцеловала спящего ребёнка в лоб, доползла до душа, сделала укол стонущей бабушке и села на своём диване, не веря, что день закончился. Так же светится ночник, и лягушонок так же пристально, как и вчера смотрел на меня из-за стекла. Но беседовать с ним не осталось сил, я уснула, едва коснувшись головой подушки.
И опять провалилась в истому. Мои глаза были завязаны. На теле тонкий шелк платья, под ним ничего. Чьи-то пальцы медленно проводят по шее, чуть замирают на ключицах, вызывая у меня вдох нетерпения. Я хочу протянуть руки, прижаться к мужчине, это желание на уровне потребности, но мои руки привязаны в к спинке постели. Я стону от беспомощности и возбуждения. Палец поднимается к вершине груди и обводит сосок. Он так напрягается, что даже трение о шёлковую ткань становится невыносимым. Как и томление внизу моего живота.

–Сделай что-нибудь, – хрипло шепчу я.– Хотя бы поцелуй меня!

–Нет, –раздаётся горячий шепот в основание моей шеи.– Ты же знаешь. Ты должна сделать это сама.

–Но каааак?– я беспомощно тянулась к нему, но путы, связывающие мои руки, меня не пускали. Он тихо засмеялся, продолжая скользить рукой дальше по моему телу. Я замерла в ожидании, а он остановился чуть ниже пупка. Я была на грани.–Проклятие!

–Просто поцелуй. И сказка станет явью.

Сон оборвался. Бабушка. Я открыла глаза и уставилась в сереющий в утренних сумерках потолок. Бабушка все стонала, я скорее встала, пока она не разбудила Катю. Каждый шаг отдавался волной ноющей боли неудовлетворенности в теле. С бабушкой я возилась полтора часа. Когда вернулась в свою комнату, спать смысла уже не было, иначе я просто не проснусь. Села на диван. Посмотрела на лягушонка, он на меня. Как он сказал? Поцелуй, и сказка станет былью? Нет, это бред.

–Я не буду тебя целовать. Это факт. Все эти сны, просто от явной нехватки секса. Точнее, от полного его отсутствия. И не смотри на меня так.

Прошла в ванную и, так как не видела выхода, а тело все ещё дрожало от возбуждения, стоило лишь только вспомнить о сне, дала воли рукам. Разрядка наступила, но облегчения почти не принесла. Вот его бы руки… Я медленно начинаю сходить с ума.

Мои третьеклашки семимильными шагами двигались к завершению учебного года. Совсем немного, и финиш. Оля сегодня была во вторую смену, и поэтому, когда я пойду на частное занятие подтягивать ученика за денежки в конверте, Катя по будет с ней. А потом просто подождут меня во дворе.

Вечерний май всех выгнал на улицы. Я возвращалась с занятия, спешила домой. А все гуляли. Праздно шатались, ели мороженое, молодежь стояла с банками пива. Бабушки у подъездов активно говорили. В руках у многих были самодельные веера, а лавочки застелены газетами. Мой двор был знаком мне до каждой трещинки на асфальте. Ржавые качели, на которых ещё я каталась в детстве, убрали лишь два года назад, теперь ребёнка можно было без страха выпускать на площадку. Чисто, красиво, ярко. Я подходила и выискивала взглядом голубую Катькину панаму. Нашлась она у дерева. Куча ребят во главе с Олей стояла под ним и напряженно вглядывалась в крону.

–Катя, Оля! –помахала я рукой, привлекая к себе внимание.– Уже поздно, идемте пить чай!

–Мама, погоди, тут спасательная операция!

Я подошла ближе. Где-то в глубине листвы надрывался перепуганный котёнок. Ветки тряслись, словно с дерева спускался слон. Я разглядела одну мужскую кроссовку.

–Мама, это твой дядя Ваня спасает Светиного котёнка. Глупыш залез высоко на дерево.

–Твой? – спросила шепотом Оля. Я покачала головой.

–Доча, ты забыла добавить одноклассник.

Ольга улыбнулась, ветки затрещали, показались ноги в синих джинсах. Длинные такие ноги, крепкие. Я отвела взгляд, так как мой мозг, измученный двумя ночами эротических снов, направлял его туда, куда не положено, на мужскую промежность. И пусть за плотной тканью не угадывалось ничего, кроме небольшой выпуклости, я покраснела. Тем более, что Оля заметила направление моего взгляда и усмехнулась.

–Посторонись!

Мы дружно отступили на шаг, и Ванька спрыгнул вниз. Отряхнул ладони, поморщился и достал из-за пазухи котёнка. Его забрали дети и сразу же убежали утешать. На светлой ткани футболки алело небольшое кровавое пятно.

–Ты поранился?– спросила я.

–Ерунда. Котёнок оцарапал, – махнул он рукой и направился прочь.

–Постойте!– крикнула Оля. –Раны надо обработать, неизвестно, вдруг этого котёнка на свалке подобрали. У меня есть перекись, ватные диски и даже пластырь.

Говоря это, она извлекала все вышеуказанное из сумки. А затем вложила в мои руки.

–Одноклассник твой, спасай его от столбняка сама.

–Сучка,– сказала я ей одними губами и повернулась к Сидорову.–Больной, оголяйте торс.

Он оголил. Мама, Боже мой. Я боюсь своих будущих снов. Торс у него был внушительным. Крепкий, поджарый. Под кожей перекатывались мышцы, на прессе имелись положенные кубики. Я надеялась, что не покраснела. Смочила ватку в перекиси и провела ею по одной из длинных царапин. Она покрылась розовыми пузырьками. Я поймала себя на мысли, что сейчас хотела бы облизать его раны, как кошка. Вот теперь я покраснела точно. Нужно срочно завести любовника.

–Спасибо, – сказал он, когда я закончила.

–Вам спасибо за проявленный героизм.

–Если бы я не снял этого кота, он бы орал под моими окнами всю ночь. Так что не стоит.

Мы распрощались у подъезда.

–Маша, какой мужик! А как вы смотрите друг на друга, – сказала Оля, едва Катя убежала к себе переодеваться.

–Не мели чушь,– оборвала я. –Это не мужик, это Ванька Сидоров. Я его с седьмого класса знаю.

–И что теперь?

– Ровным счётом ничего. Мой руки и садись чай пить. А потом гудбай: у меня тесты, Катя и бабушка.

–Так точно, капитан.

Сегодня я уже боялась ложиться спать. Хотела даже выпить снотворного, чтобы забыться без снов, но бабушка… Я буду ей нужна. И поэтому опять провалилась в пучину сладострастия. Неудовлетворённого, поэтому ненавистного. Я стонала под чужими руками, губами, которые избегали моих губ. Кричала от возбуждения и злости.

–Один лишь поцелуй,– шептал он. – Только один.

Стандартно в три часа меня разбудила бабушка. Но уснула обратно достаточно скоро, и я перехватила ещё пару часов сна, к счастью без сновидений. Мыли о том, чтобы помочь себе самой я гнала. Эти ощущения были лишь пародией обещанного мне во сне наслаждения. Жалкой пародией, и только.

–Мама, будильник звонил уже три раза.

–Встаю, солнышко.

Прошёл ещё один день. До отпуска осталось совсем немного. Мы с Катюшкой отмечали каждый день крестиком на календаре. Ещё одна традиция, которая помогала мне вставать по утрам. Побрела до кухни, полюбовалась на крестик, дочкой нарисованный, и жить вроде стало легче. 

Сегодня я опять позже встречалась с Катей, ездила в РОНО по просьбе Ирины Яковлевны, директора школы. Это не было моей обязанностью, но в школе часто шли мне навстречу, зная, что мне сейчас тяжело с бабушкой. Возвращалась я на автобусе. Вышла на остановке возле рынка. И увидела то, что смутило все мои планы. Финансовые. Бабушки торговали клубникой. Первой. Катя любила эту ягоду до безумия. Также привезли первые наши овощи. Те, которые не из неведомых далей, а бабушки на дачах в парниках растят. Я взяла несколько килограммов маленьких пупырчатых огурчиков. Таких беспомощных на вид, что сразу видно, эти хиленькие и кривые, но наши, первые. Наверняка хрусткие и сочные. Несколько кабачков, буду готовить бабушке нежное пюре. И полкилограмма безумно дорогой клубники. 

Вроде бы и немного, но вкупе с тем, что я заглянула в супермаркет по пути на маршрутку, пакеты получились неподъемными. А до садика идти долгих двадцать минут, и от него до дома ещё пятнадцать. Руки ныли, я чувствовала себя так, словно мне предстояло пробежать марафон.

–Последний раз. Больше никогда!– в отчаянии прошептала я, прекрасно зная, что вру себе. На прошлой неделе тоже клялась, а толку.

Я остановилась и в отчаянии посмотрела назад. Я отошла от рынка всего на метров пятьдесят. А казалось то! Бабушка с авоськой бросила на меня сочувствующий взгляд - она меня понимала. 

–Постою ещё минуточку и иду дальше.

–Королева!– раздался знакомый голос. –Тебе помочь?

На меня мгновенно накатило раздражение. Преследует он меня что ли? Я медленно обернулась, готовая дать отпор. Мне не нужна была чужая жалость. И помощь тоже. Я все смогу. До сих пор справлялась. Ванька улыбался из окна большой чёрной машины. Джип. А в марках я никогда не разбиралась. Не дожидаясь ответа, он вышел, обошел машину и выхватил пакеты из моих рук.

–Ваня! Я сама прекрасно…

–Садись, –он открыл дверцу, и подтолкнул меня внутрь. –Я понимаю, вы королевны - гордые существа. Но я смотреть не могу, как ты тащишь эту тяжесть. А нам к тому же по пути.

Мои покупки уже заняли место в багажнике, я поняла, что если буду сопротивляться чужой помощи, то поставлю нас обоих в нелепое положение. Смирилась и со вздохом пристегнула ремень.

–Мне к садику. За Катюшкой.

–Будет сделано, ваше высочество.

Он шутливо отсалютовал, а я вспыхнула. Высочество! Легко шутить, сидя за рулём красивой машины. Побыл бы денёк на моём месте… Я поняла, что скатываюсь в пучину зависти, обид и одернула себя. Никто не заставлял меня поступать в пед. И горбатиться в школе за мизерную зарплату тоже. А уж Катюшку рожать тем более. Все у меня хорошо. А если бы бабушка была здорова, было бы просто прекрасно.
Я откинулась на сиденье и полной грудью вздохнула воздух. Пахло кожаной обивкой и немного хорошим мужским парфюмом. Совсем не пахло сигаретами, я не переношу запах табака. Значит, Ванька не курит. Я покосилась на него и заметила, что он тоже бросает на меня взгляды. В школе он был в меня влюблен. Впрочем, как и все остальные мальчишки. Я упивалась собственной властью и значимостью. Господи, как же глупо все было, по-детски.

–О чем думаешь?

–Школу вспомнила от чего-то. 

–Твои воспоминания о ней приятны? Мои не очень, омрачены безответной любовью. 

–Да ладно. И кто же роковая красавица, разбившая твоё сердце?

–О, она королева. Во всех смыслах этого слова. До сих пор помню то вишнёвое платье в десятом классе. Ах, скольким хорошим парням разбила сердце глубина твоего декольте.

–Перестань, – засмеялась я.– Если уж что и страдало, то явно не сердце.

–Машка, – он повернулся ко мне.– Мы уже минут пять, как стоим. Ты за ребёнком пойдёшь?

–Ой, прости!– покраснела я.– А все ты с платьем. Кстати, оно до сих пор висит в моём шкафу. Доставай пакеты, я пойду.

–Не дури, подожду.

Катя была в восторге и от Вани, и от его машины. Чего и следовало ожидать. Хорошо, что к матери он только на несколько дней, слишком часто мы встречаемся, уже и дочка про него спрашивает. Ничего не говоря, он взял мои покупки и донес до квартиры. Остановился, прищурился лукаво.

–Чаем напоишь? Я далеко не бескорыстен. Либо поцелуй, либо чай.

–Мама, лучше поцелуй!– закричала Катька и в ладоши захлопала.–А чай мы и так каждый день пьем.

Я вспыхнула и открыла дверь, с третьей попытки попав ключом в замочную скважину. Ваня улыбался, а Катя смотрела удивлённо. Чёрт, руки трясутся. На ровном месте разволновалась.

– В ванную, мыть руки оба, – скомандовала я.– Я сейчас поставлю чайник. Катя, можешь отвести дядю Ваню к себе, показать игрушки. Бабушку не беспокоить. 

Я поставила чайник, зашла к бабушке. Окно было приоткрыто, в комнате чуть пахнет дезинфицирующим раствором, Валентина Павловна устроила уборку. Бабушка спала. Лицо её было таким спокойным, что я на мгновение испугалась, что она умерла. Но грудь её мерно вздымалась. Вышла в коридор, притворив тихонько дверь. В нашей комнате солировала Катька.

–Это Матрена. Она толстая, но добрая. Она дружит с Бель. Бель красавица. Она принцесса, но грустит, потому что мечтала быть ниндзя. Когда будет звездопад, мама сказала, что мы вынесем Бель на балкон. Она увидит падающую звезду и загадает желание стать ниндзя. Если хотеть очень-очень сильно, то желание сбывается. А хочешь покажу самое интересное?

–Очень хочу, – согласился Ваня, я улыбнулась, не решаясь нарушить их разговор.

–Это лягушонок. Он живёт у нас уже несколько дней. Кушает мух сушёных и живых червей. Я разрешу тебе покормить его разок. Он особенный.

–И чем же?

–Он заколдован. Мама его поцелует, и из лягушки он станет принцем.

–А почему она до сих пор его не поцеловала?

–Потому что у него раненная лапка. У лягушки пройдёт быстрее, чем у человека. С раненым принцем мама не сможет. У нас бабушка болеет и плачет по ночам. И мама не спит. Даёт ей лекарства, ухаживает за ней. Один раз я ходила ночью в туалет и видела, как мама гладит бабушку по руке и тоже плачет. Когда мама плачет, мне грустно.

Я решила, что срочно пора вмешиваться, пока Катька не наговорила ещё чего. С грохотом, споткнувшись о игрушку, ввалилась в комнату и пригласила всех пить чай.

Ванька до сих пор представлялся мне худым конопатым мальчишкой. Но места на моей крошечной кухне он занимал столько, что казалось, куда не ступи, везде его ладони, локти, колени. Я кляла свою способность краснеть по сто раз на день и все равно заливалась краской каждый раз, ненароком его касаясь. Катя чувствовала себя непринужденно, с удовольствием наворачивала печенье, трубочкой сложив губы, дула на чай. Ванька смотрел на неё, я понимала, что ему интересно, кто её отец, где он. Но вопросов он не задавал.

–Твоя бабушка сильно больна? – спросил он, когда Катя убежала в свою комнату.

–Старость,–пожала плечами я.–Я делаю все, что могу. Но достать лекарство от старости никому не под силу.

–А Наталья Петровна?

–Мама,–я улыбнулась. –Ее нет с нами уже три года, Катя её и не помнит. У неё всегда было слабое сердце, а она так близко все к нему принимала. До последнего отказывалась уходить с работы. Катюшка стала её последним подарком, поздним счастьем. Так как она любила Катьку, её уже никто любить не будет. Даже, наверное, я. А бабушку подкосила мамина смерть. Давление, несколько инсультов. Год назад стало совсем плохо. Полгода уже не встаёт. И не говорит даже. Плачет только и стонет. Ой Вань, ты прости, я тебя загрузила совсем.

–Ты умница, – он накрыл мою ладонь, лежащую на столе, своей. Это было на удивление приятно. Я уже и забыла, когда меня последний раз касался мужчина. Не ненароком, нечаянно или между делом, а потому что ему хотелось меня коснуться. Если не считать щипков Анатолия Михалыча, нашего престарелого трудовика. Но от этих щипков страдал весь женский коллектив.–А Катька просто замечательная. И маму твою я вспоминал часто. Жаль, не доводилось пересечься во время моих визитов к матери. Наталья Петровна, бесспорно, один из самых лучших педагогов, мною виденных.

–Да, мама учитель от бога,– согласилась я с улыбкой.

Забежала Катя. Все это время она искала портфолио со своими рисунками из сада и сейчас принесла его демонстрировать. Только сейчас я поняла, что его ладонь продолжает лежать на моей, смущённо выдернула свою и спрятала от греха под стол.

Ванька ушёл, я покормила бабушку, напекла оладьев для дочки. Катя сидела в комнате на полу, все перебирая свои картинки. А я села, подперла ладонью щеку и провалилась в мысли. Так получилось, что я хорошо помню, как выглядел в школе Ванька. Что он сидел за одной партой с Риткой Макарычевой. Она, кстати, удачно вышла замуж и носа в родной двор не кажет. Прекрасно знаю, что он был в меня влюблен. Дружил с Колькой. Но не более. Так эгоистичны мои воспоминания. Все о себе любимой, о Соловьёве, с которым в выпускных классах мы образовывали самую красивую пару школы. Нашлось место и для Лидки. Ночные, ворованные дискотеки, выпрошенные со слезами у мамы. Первые сигареты, тайком скуренные за углом. А о Ваньке почти ничего. Только руки худые помню, из короткой рубашки торчащие локтями на парту. Глаза голубые, вихры да веснушки.

Ночью, уложив дочку спать, я приняла душ и долго стояла перед зеркалом. Да, я все ещё красива. И молода. Как же так получилось, что я, самая красивая и вовсе при этом не глупая девочка школы, так ничего и не достигла в жизни? Единственное моё настоящее достижение - это Катька. Не относить же к ним диплом нашего педа? Или мизерную зарплату? Как же звала меня в своё время Лидка в Москву. Но как я могла оставить больную маму и старую бабушку? Вот и осталась. И даже люблю свою работу.

Сегодня бабушка никак не могла успокоиться. Крутила головой, отказываясь пить лекарство. Выплевывала еду, стонала, по щекам катились слёзы. А в глазах – никаких мыслей. Один только страх, непонимание. Она меня не видела, не узнавала. А у меня щемило сердце, и слёзы рвались от невозможности ей помочь. До постели я добралась, когда уже светало. Закрыла глаза, велела себе спать. Спи, Машка. Долго ты не протянешь в таком темпе. Свалишься в обморок посреди класса, детей распугаешь. Долго ворочалась с боку на бок, пыталась считать, но постоянно сбивалась и ,наконец, уснула. А в тёмной комнате меня ждали. Но во мне было столько разочарований, столько тяжёлых мыслей, которые я принесла с собой из реальности, что пеня затопил гнев. Чужое дыхание коснулось моей щеки, огнём полыхнув по нервам, вызвав стон, который я постаралась приглушить.

–Уходи, – прошептала я, и отодвинулась насколько смогла.– Уходи, и не снись мне больше. Нет в моей жизни места для принцев. Ни настоящих, Ни выдуманных.

–Ты уверена?–голос звучал тихо, я старалась расслышать в нем какие либо эмоции, но не сумела. Нет, конечно, я не уверена! Я хочу, чтобы с меня стянули уже это платье и трахнули как следует, пусть даже во сне. Но нет же, принцы ломаются и вынуждают целовать реальных рептилий. Бред, я схожу с ума от недосыпа.

–Уверена,– твёрдо сказала я.

И комната исчезла. Вместо неё настало утро, сопровождаемое ненавистным трезвоном будильника. Я села в постели и посмотрела на аквариум. Клянусь, лягушонок, который всегда рассматривал меня с необъяснимым упорством, сейчас обиженно отвернулся.

–Поздравляю, женщина. Ты все-таки сошла с ума.

Сегодня суббота. На следующей неделе последний звонок. У меня сегодня короткий день, Катя посидит с Валентиной Павловной. Бывали дни, когда по субботам мне приходилось брать её с собой в школу, но моя умница тихонько сидела за последней партой и рисовала.

После последнего урока выходила с кипой листов, в которых тест по русскому, и врезалась в Ваньку.

–Ты меня преследуешь? –раздраженно воскликнула я, присаживаясь на пол и собирая разлетевшиеся бумаги.– Понимаешь, если хоть один лист потеряется, бедному ребёнку придётся писать работу заново.

–Или ты от жалости влепишь ему пятерку просто так, – он протянул мне собранные листы.–Успокойся, Королёва. Я тоже учился в этой школе, грех было не зайти, если уж я болтаюсь праздно в районе который день.

–Видел кого?

–Михалыча.

–Надеюсь, он ущипнул тебя за зад?

Ванька откинул голову и рассмеялся. Громко, заразительно. Я не удержалась и улыбнулась.

–Ты сейчас домой?

–Да, только в учительскую зайду. Иди, не стоит ждать. Там я могу застрять надолго.

Я ушла не прощаясь. На самом деле, Сидорова слишком много в моей жизни. Но, когда спускалась по ступеням, увидела его на лавочке у ворот. Сидел, с огромной сахарной ватой в руках. Я застонала.

–Только не говори, что это мне.

–Расслабься Машка, какие твои годы, а такая серьёзная. Пошли до дома через парк, как пятнадцать лет назад. А вату я тебе съесть помогу, не бойся. И давай уже мне свой портфель, донесу. Знаешь, сколько лет я об этом мечтал?

Я смирилась. В самом деле, просто пройтись по парку - ничего личного.

–Марь Иванна! – раздался крик вдогонку, я обернулась. Приняла от Федосеева листок, который он должен был сдать полчаса назад.

–Сережа, – покачала головой я.

–Я просто забыл. Простите.

–В последний раз. Иначе идти тебе к директору.

Федосеев улыбнулся облегчённо, подкинул портфель в воздух. Хороший мальчик. Только с русским беда. Сегодня сделаю вид, что не заметила его хитрости, но с мамой поговорю. Я повернулась и поймала Ванькину улыбку. 

–Нет, ты правда Марь Иванна?

– Пошли уже домой, – сказала я и отщипнула кусок ядовито розовой ваты.

Мы медленно шли по аллее. Я несла вату, мы по очереди отрывали от неё воздушные кусочки, от которых были липкие пальцы и губы и слегка щипало язык. Идти рядом с Ванькой было удивительно хорошо, хотелось, чтобы аллея не кончалась. Но все хорошее заканчивается, и аллея кончилась тоже. Мы остановились друг напротив друга. Она так смотрел на меня, на мои губы…У меня сердце забилось взволнованно. Он склонился ко мне, а я подумала. Машка! Что ты делаешь? Это же Ванька, Сидоров! Его губы были уже совсем близко, когда я шагнула назад.

–У меня Катька дома с соседкой. Я пошла, пока.

Уходя, я чувствовала на себе его взгляд. Трусиха!
Валентина Павловна ушла, спешно прощаясь. Мне в который раз стало неловко перед ней. Хорошая мамина подруга, соседка. Вначале она порывалась помогать мне бесплатно, но уход за бабушкой отнимал все больше и больше времени, и я настояла на оплате. Я же знаю, что у неё небольшая пенсия. 

А ложась спать, пыталась поймать взгляд лягушонка. Но это подлец сидел повернувшись ко мне зелёной попкой. Обиделось земноводное. 

–Катя, воскресенье! Можно утром спать!

–Ура, –отозвалась Катя из своей кровати.–Только можно я все равно встану рано и тихонько мультики включу?

–Можно, – засмеялась я.

Засыпала я с опаской. Но никаких завязанных рук, дразнящих пальцев, чужого дыхания на моей коже. Проснулась я с удивительным ощущением. Я выспалась! Первый раз за последние месяцы. На полу перед телевизором сидела Катя и ела печенье под тихий бубнеж мультяшных героев. Солнце светило ярко, даже шторы не могли сдержать его мощи. Я посмотрела на часы. Господи, одиннадцать уже! Бабушка! Я вскочила на ноги, выбежала в коридор, жестом велев дочке сидеть на месте, и ворвалась в спальню. Один взгляд, и я все поняла. Она лежала вытянувшись в струнку, на лице умиротворение. Ноги подгибались, я дошла до кровати и рухнула обессиленно на пол. На мгновение пронеслись мысли о том, что в бабушке так давно не было её самой, а теперь можно не платить Валентине Павловне, и памперсы, и лекарства…А потом я уткнулась в её холодную уже ладонь в морщинках и старческих крапинках. Вспомнила, как она меня любила. Как эти руки поправляли мне одеяло и легонько гладили по голове каждую ночь. Я ложилась в постель и не спала, ждала когда придёт бабушка…Даже когда я сама уже стала мамой. Как ловко они мяли тесто, какие пироги пекли. Сколько в них было доброты и ласки для каждого. Горечь подкатила в горлу и вырвалась на волю воем. Я стискивала рот ладонью, чтоб не испугать Катюшку, а он все рвался и рвался, гортанный, первобытный, безнадежный. Все ушли, все оставили. Вот теперь, когда не стало бабушки, я поняла, что детство закончилось окончательно и бесповоротно. Теперь нужно рассчитывать только на себя и не ждать помощи и искренней любви. А Катя…она ребёнок. Я люблю её всем сердцем, но это не то, совсем не то…

Я уняла всхлипы, вытерла слёзы. Провела рукой по бабушкиным глазам, убеждаясь что они закрыты. И вышла из комнаты, заперев дверь. Села на кухне, зная, что надо вставать, звонить, что-то делать. Но силы оставили, как и стремление жить. Зашла Катюшка. Посмотрела на меня грустно, проницательно.

–Бабушка умерла мам, да?

Я кивнула, судорожно всхлипнула и протянула дочке руки. Она бросилась в мои объятия, залезла на мои колени, а я вновь плакала, не в силах остановиться, вымочив футболку на Катькином плече. Но теперь слёзы очищали, приносили облегчение, я эгоистично черпала силу в её маленьком тельце. Она отстранилась и погладила меня по щекам вытирая слёзы.

–Мама, ты не бойся. Я у тебя всегда буду.

–Спасибо, малыш,– я посадила её рядом и встала.–Сейчас мама позвонит в скорую, а ты скоренько съешь йогурт. Давай одевайся и пойдёшь к Валентине Павловне. Я тебя заберу позже.

Катя дисциплинированно заработала ложкой, я умылась, оделась и позвонила врачам. Знала, что на смерть старого человека они спешить не будут. Одела дочку и поднялась выше на этаж. Позвонила в дверь, за ней тишина.

–Воскресенье, – растерянно сказала я.– Наверное, она уехала на дачу. Что же мне делать с тобой?

Я спустилась по лестнице, остановилась, прижалась лбом к окну. Катька прижалась к моей ноге. Мне не хотелось бы, чтобы она все это видела. Чужих равнодушных людей, которые приедут и пройдут в пыльных ботинках в квартиру зафиксировать смерть человека, который был рядом каждый день моей жизни. Как её потом будут увозить сотрудники морга. Нет, это не для глаз пятилетнего ребёнка. Во двор дома заехала знакомая чёрная машина.

–Побежали, Катька, – решилась я.–Скорее!

Мы выбежали из подъезда, когда Ваня уже подходил к дверям своего. Услышал мой окрик, остановился и обернулся.

–Маша, случилось что? Ты плакала? Бабушка?

Я кивнула, чувствуя, как подкатывают вновь слёзы, и стараясь удержать их внутри.

–Да, бабушка. Катя…не хочу, чтоб она видела. Сейчас уже скорая приедет. Можно…я оставлю её с тобой?

–Конечно! – Ваня не сомневался ни минуты. – Мама как раз мне позвонила, на пироги позвала. Катя, ты какие пироги больше любишь? Сладкие, или с грибами?

–Сладкие. И с грибами, маленький кусочек.

Он подхватил мою дочку на руки. В его крепких руках она казалась совсем крошкой.

–И Маша. Мы в прошлом году тоже бабушку хоронили. Сейчас я позвоню, приедут, все сделают. Хорошо? Можно тебе помочь? Дай мне номер своего телефона.

Я кивнула, не найдя слов. Да, сегодня мне нужна помощь. Я в ней нуждаюсь.
Это был один из самых тяжёлых дней в моей жизни. Бабушку увезли только через несколько часов. Позвонили из Ванькиного агентства, обещали все сделать без хлопот, спросили, на каком кладбище мы хотели бы похоронить бабушку. Конечно, рядом с мамой. Когда все ушли, я собрала себя из осколков, вытерла истоптанные полы, открыла нараспашку окно в спальне. Сняла с постели бельё, упаковала в мусорный пакет, который сразу же и вынесла. Затем остановилась у дверей соседнего подъезда, набираясь духу. Поднялась, позвонила в квартиру. Открыла мне дверь нестарая ещё женщина в аккуратном домашнем платье. Я часто видела её во дворе и даже здоровалась при встрече. Она проводила меня на кухню, поставила передо мной тарелку с пирогами, хотя я сказала, что не хочу есть.

–Съешь хоть кусочек. Все равно Ваньку ждать, он Катю в парк повёл, я позвоню ему. Но только после того, как ты поешь. Тебе сейчас силы нужны, а через тебя стены видно.

Я послушно надкусила кусок и, сама не заметив, как доела его, потянулась за вторым. Екатерина Викторовна довольно улыбнулась, налила мне кофе, плеснув туда добрую долю коньяка. Я не помнила, когда последний раз пила, но отказываться не стала. Кофе, а быть может, коньяк приятно согрели желудок. Хлопнула дверь, вылетела Катя.

–Мама, а мы с дядей Ваней ходили в парк! Не в наш, а в настоящий! Куда мы с тобой в прошлом году ходили. А бабу Катю представляешь, как меня зовут, Катей.

Я улыбнулась. Эту моложавую и красивую женщину неловко было называть бабушкой.

–Пойдем домой, моя хорошая,– я повернулась к своим спасителям.– Спасибо вам большое. Вы меня так выручили.

–Нам это ничего не стоило. Приводите её ещё, у вас впереди много хлопот.

У нас почти не было родных. Но на поминки соберутся подруги бабушки, соседи. У меня не было денег на кафе. Я решила провести их дома. В понедельник отпросилась раньше с работы, засучила рукава и принялась готовить. Через час раздался звонок в дверь, пришла помогать Валентина Павловна. Замерла в дверях, не зная с чего начать разговор.

–Маша. Я ж в этом месяце и поработать не успела совсем. А ты за целый месяц заплатила. Ты возьми их, эти деньги. Тебе сейчас нужнее.

Я не отказалась. Валентина Павловна прижала меня к себе, и пахло от неё так знакомо, почти как от бабушки. Я снова расплакалась, а она гладила меня по спине. Тут нас и застал ещё один звонок.

–А это снова мы.
В квартиру гремя бутылками из ящика ввалился Ваня, за ним, шелестя пакетами, его мама. У меня вновь слёзы подкатили.

–Девочки, вы готовьте. А ты Машка, в садик позвони. Я сам Катю заберу, и пораньше. Я её в зоопарк сводить обещал. Мы спросим, примут ли туда нашего зелёного принца, или придётся выпускать его на волю.

Следующие дни тянулись, как в тумане. На день похорон меня заменяли в школе, бросила своих любимчиков прямо в последнюю неделю. Катя осталась с Екатериной Викторовной, а Ваню я и не видела. Прошли похороны. Я проводила бабушку в последний путь солнечным и ласковым майским днём. Прижалась с поцелуем к холодному лбу и обещала, что всегда буду помнить и любить её. Уходя, погладила памятник на маминой могиле. 

–Ваня отказался брать у меня деньги, сам расплатился с агентством. Быть может, я отдам вам? – спросила я У Екатерины Викторовны, забирая дочь вечером.

–Не говори глупости. Он большой мальчик, давно обеспечивает себя сам, пусть тратит деньги, как хочет. И я рада, что воспитала хорошего человека. И деньги я брать не буду. Купи Кате новый велосипед, она жаловалась, что в старый ноги не помещаются.

Остался в прошлом и девятый день. Я проводила гостей и устало прислонилась к запертой двери. Все позади. На кухне стояли стопки мытых тарелок, мне помогли, и стоял лёгкий табачный дух, я разрешила мужчинам курить на балконе. Катюшка уже утомилась и уснула. Незаметно начался отпуск. Третьеклашки финишировали достойно, даже Федосеев не завалил русский. Я зашла в нашу комнату, бабушкина все ещё стояла пустой, словно мы боялись нарушить её покой. Дочка спала, раскинувшись на постели. Из аквариума на меня смотрела лишь зелёная крошечная попка.

–Эй! – я легонько постучала по стеклу.– Ну посмотри уже на меня. Тяжело тебе что ли?

Обиженный негодник спрыгнул в импровизированный бассейн, розовую не глубокую миску.

–Ну приснись мне. Мне так плохо… Ты же можешь, я знаю.

Выключила ночник и легла. Думала буду долго ворочаться, но уснула сразу. Меня ждала темнота. Но меня не касались руки, вызывая томление во всем теле. Я чувствовала пустоту и одиночество. 

–Ты где?– позвала я.

–Я рядом. Я всегда был рядом.

–Но ты же так далеко…Я тебя не чувствую.

–Лишь один поцелуй, детка. Лишь один.

Прозвенел будильник. Я выключила его, помня, что мне уже никуда не надо идти, три дня как июнь. Пусть трудятся учителя старших классов, а я вернусь лишь в августе. Но меня позвала Катя.

–Мама, если я все равно проснулась, может мы пойдём в садик? Света сказала принесёт новую куклу. А я возьму свою Бель.

–Хорошо, малыш. Иди умывайся, я сейчас.

Она убежала, я заставила себя встать. Сейчас я спала не в пример больше прежнего, но выспаться никак не могла. Из аквариума на меня смотрел лягушонок. Поддавшись импульсу, я достала его, и посадила на ладонь, в первый раз осмелившись его коснуться. Он не пытался упрыгать, сидел и смотрел на меня доверчиво.

–Маша, ты сумасшедшая, – сказала я себе, в самом деле сомневаясь в своей адекватности.– Ты не в сказке. Ты не будешь его целовать, он жрёт червей.

Но рука с лягушонком против воли поднималась к лицу. Крошечные глазки буравчики смотрели в упор, гипнотизируя. В ванной шумела вода, я с мыслями хоть бы дочка не увидела, вытянула трубочкой губы и коснулась ими прохладной, пахнущей рекой кожицы. И…ничего не случилось. Я громко впервые за последние дни с настоящим удовольствием рассмеялась

–Старая ты дура, Машка Королёва. Тридцатник почти, а все в чудеса веришь.

Бережно положила поддельного принца обратно и пошла на кухню. А когда я возвращалась из садика, встретила Сидорова. Он вытаскивал из багажника своей машины розовый, невероятно блескучий детский велосипед.

–Нет, – сказала я, пресекая его попытки что-либо сказать. –Нет. Никаких дорогих подарков. Спасибо тебе, Сидоров, но ты загостился в нашей жизни. Не пора ли тебе в свою?

–Машка!

Я не оборачиваясь пошла к подъезду, он за мной. Хватал меня за руки, говорил что-то. Тащился за мной по лестнице, вместе с этим дурацким велосипедом.

–Я не хочу благотворительности! – сердито воскликнула я.– Уходи, пожалуйста!

–Какая же ты гордая, Машка,– сказал он, пристально глядя в мои глаза.– И какая дура. Это не благотворительность. Люблю я тебя, Королёва. И Катьку твою буду любить, ты только шанс дай.

–Проснись, Ваня! Мы не в восьмом классе! Нам тридцать уже скоро!

–Мне уже тридцать, – огорченно сказал он.– И я люблю тебя с тринадцати лет. Господи, да я все выпускные классы мастурбировал, представляя, как снимаю с тебя то вишнёвое платье!

–Ваня!– я покраснела. – Это не любовь называется!
–Я не скажу, что мучился воспоминаниями о тебе все эти годы. Но только увидев тебя, понял. Ничего не прошло. Люблю, хочу быть с тобой каждый день, Королёва.

–Королёва…–горько усмехнулась я.–Никакая я королева. И не принцесса. А ты не принц.

–Не принц, – согласился он. – А может, просто лягушонок? И меня стоит только поцеловать?

Я замерла, ошарашенная. Спустилась на ступеньку вниз, к нему ближе. Посмотрела внимательно. Стоит, велосипед в руках стискивает. Старается быть невозмутимым, а жилка на шее так и бьётся. А что я теряю? Да я лягушку целовала утром. В губы. А она червей ест.

–Эх, была не была, –громко сказала я.

Потянула его к себе за шею, и прижалась к губам. И пропала. Растворилась вся, без остатка. Упал с грохотом велосипед, судя по мычанию Вани, на его ногу. Руки его освободились, прижали меня к себе крепко, изо всех сил. И меня обожгло воспоминание. Это же его руки, он мне снился! А губы мяли мой рот, и мне хотелось, чтобы поцелуй никогда не кончался, но воздуха в груди не хватало катастрофически. Я оторвалась от него и прислонилась к стене обессилено. У Ваньки тоже грудь ходила ходуном, взгляд затуманился. 

– Это ты!– ошарашенно воскликнула я.

– Я, – согласился он. А я бросилась вверх по лестнице
–Королёва! Ты куда? 

–Ко мне, скорее. – я потянула его за собой за рубашку, а он нагнулся за велосипедом. Горазд тянуть время!

–Пятнадцать лет потеряно, – шептала я стаскивая с него одежду в темноте тесной прихожей. – Не хочу терять больше ни минуты.

Его руки, губы со мной соглашались. Срывали одежду, целовали, кусали, тискали. Несли в комнату, бросали на мой девственный диван. А дальше…дальше то, что краснеющие девицы в возрасте около тридцати могут рассказать только после доброй порции алкоголя. Скажу только, что такого я не испытывала никогда. И ни один мужчина кроме него, моего Сидорова, на такое волшебство не способен.

ЭПИЛОГ, ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ.

– Мама, а ему точно тут будет хорошо?

Мы стоим на берегу пруда за домом, который купил Ваня. Мы уже живём здесь, но я, привыкшая к тесноте своей двушки, никак не могу привыкнуть, назвать его своим.

–Конечно, малыш. Уже скоро осень, ему надо искать дом, подружиться с другими лягушками. А от кошек он может спрятаться в воде, видишь, как здорово.

Катя со вздохом сожаления отпускает лягушонка на берег. Мне хорошо. Меня уверенно обнимают Ванькины руки, светит солнце, не отпуская даже намеков на близкую осень. От воды несёт прохладой, и я даже не грущу, что мой отпуск закончился. Надо отправлять своих ребят в дальнейший путь, в среднюю школу.

–Пойдем домой? – Ваня чуть целует меня в щеку.

–Пойдем, – улыбаюсь я.

ЭПИЛОГ, ЭПИЗОД ВТОРОЙ.

– Уже можно открывать глаза? – Ваня не терпеливо крутит головой, я прикрываю его глаза ладонью и веду в комнату.

–Еще секундочку. Вот, ещё шаг. Садись на постель…сейчас я делаю шаг назад… открывай!

Я отступаю в сторону и развожу руки, кручусь на месте, позволяя Ваньке разглядеть меня со всех сторон.

–Бог мой! Да это же то самое платье!

–Дааа. Представляешь, мама его сохранила.

–Святая женщина. Да это же моя самая сокровенная фантазия с десятого класса!!! Скорее иди сюда, я буду его снимать!

Я смеюсь и отдаюсь на волю его рукам. А потом мы лежим на постели, и мне так хорошо, что думается, сильнее быть не может.

–Машка, выходи за меня замуж.

Оказывается, может. Я зажмуриваю глаза, затем приоткрываю один и гляжу на него. Он роется в шкафу чертыхаясь.

– Где же оно…Я же купил, готовился.

Наконец встаёт на одно колено и протягивает мне открытую коробочку. В ней кольцо.

–Маша, ты согласна стать моей женой?

–Сидоровой Марь Иванной? – я делаю вид, что задумалась. – Да я всю жизнь об этом мечтала!

ЭПИЛОГ, ЭПИЗОД ТРЕТИЙ.

Я стою в торжественно украшенном зале и дико волнуюсь. Я отправляла Ваньке фотографии, но насчёт посещений в роддоме было очень строго. А папой Ваня становится первый раз. Он стоял, взволнованно одергивая галстук, с огромным букетом цветов. Катю из-за букета не видно вовсе. Наконец, включается музыка, медсестра выносит красивый в кружевах кулек. В нем – наш сын. Начинается суматоха, все родные, а у Вани их много, хотят заглянуть в кулек. А я прижимаю его к груди и чувствую как счастье наполняет каждую клеточку моего тела. Ваня всех расталкивает, приобнимает меня и смотрит на ребёнка.

–Какой он красный! Ты уверена, что его не подменили случайно?

Я смеюсь, а он бережно забирает у меня сына и садится на колено, чтобы Катя могла посмотреть. Катя заглядывает благоговейно и касается маленькой щечки подушечкой пальца, едва-едва. Вздыхает. Сын открывает глаза и смотрит на свою сестру мутным пока ещё взглядом серо голубых глаз. 

–Какой же красивый.

У меня слёзы опять подкатывают к самому горлу, я старательно моргаю, прогоняя их, не потек бы макияж. Сажусь рядом, обнимаю одной рукой Катюшку, другой мужа. Щелкают вспышки, фотограф увековечит этот момент для семейной хроники.

–Мам, а ты ведь тоже Федина мама?– я киваю.–А дядя Ваня Федин папа? А он мой брат? Тогда, может, и дядя Ваня мой папа?

Я замираю и смотрю на Ваню. Жилка на его шее опять бешено бьётся, и что-то он подозрительно часто моргает, как я недавно. 

– Конечно, я уже давно твой папа, просто признаться стеснялся.

–Папа, – пробует слово на язык Катя.

Я всё-таки плачу. А потом мы едем домой, Ваня наклоняется ко мне и шепчет на ухо, чтобы никто не услышал:

– А то, что он такой красный, не переживай. Он просто лягушонок, как папа. А потом его поцелует принцесса, и вуаля, прынц.