Как знать… Или... Если бы можно предугадать заранее, что это была их последняя встреча? Как уцепиться руками за то счастье, которое в тот миг и не казалось счастьем, не было ничего необычного, - запланированное привычное рандеву раз в неделю, в съёмной квартире или просто разговор ни о чём в машине, сколько их было в этом году? Ах, да, она сказала, что сегодняшнее свидание особенное? В чём его особенность? Какой романтизм, ну и что, что сегодня пятое ноября – ровно год с их первой встречи. Женщины придают слишком большое значение мелочам. Он не думал об этом в банальной наполненности дня: сдать отчёт, заплатить за кредит, забрать дочь из музыкалки.

Они договорились никогда не дарить друг другу памятные подарки, так удобно и не называть настоящими именами. Он ведь женат, и даже не знает, как её зовут, где живёт и кем работает. Её возраст, о котором можно лишь догадываться по рисунку морщинок, шрамов на теле, иногда проявляющейся усталости взгляда и рассказов о молодости, соизмеряя с событиями в стране и мире.

Как можно было уловить, задержать, привязать к себе тот сладкий момент, прекрасную картинку нежности в её очередном бессмысленном признании в любви, без взаимного ответа с его стороны, положить себе за пазуху, как котёнка и рассматривать, переживать заново в минуты глубокой депрессии или отчаянной скуки? Он не любит её. Не любит в такой степени, как она. Любви не существует. Это только слова. Красивые слова.

Подарок. Ах да, она же подарила ручку и браслет для часов. Паркер. Понизила голос, прошелестела:

— Это для работы, милый, ничего личного. - хитро улыбнулась, прикрыв глаза: - Я знаю, ты неравнодушен к моим ножкам. Когда будешь держать ручку в руке, подписывая важный контракт, вспоминай их, пожалуйста.

 Как банально, якорь. Но хорошая вещь, не выбрасывать же.

Ещё до этого момента счастья, легчайший укол горечи в сердце, металлический привкус во рту чего-то неприятного, как старая мятная конфета с прилипшим кусочком обёртки, сладкий, фальшивый, убаюкивающий шёпот ума: «Всё хорошо! Встретимся через неделю! Послушай, я тороплюсь».

Её рука с малиновым маникюром прижимает его зимние перчатки к пылающей щеке, вдыхает его запах, с наслаждением прикрыв глаза и смеётся. Ему неловко. Фетишистка, сумасшедшая, слишком открытая, эмоциональная, не такая, как все… Длинный светлый волос вибрирует в воздухе, сверкая на скудном ноябрьском солнце, прилипает к обивке сиденья. Решил остаться. Ну ладно, пусть пока полежит тут.

Отстранившись от неё, пытался разглядеть её прикрытый профиль. Она стеснялась своего широкого лба и прятала его за прядями волос. Высокие скулы, маленький нос, правильной формы губы и подбородок, прикрытые глаза. Молчит и странно улыбается. Снова что-то блестит на солнце. Слеза? Нет, показалось. Лицо взрослой женщины разворачивается к нему, такие несовпадающие анфас и профиль, и ярко-детские зелёные глаза с неудержимым смехом сквозь слёзы. Она вспомнила их первый поцелуй. Да, она счастлива. Он искренне ей завидует, её способности быть счастливой только от того, что он с ней рядом. Странная женщина. Но так мало похоже на правду.

Блондинка с длинными волосами в светло-зелёном пальто мучительно улыбается ему так, как будто прощается навсегда. Светлая, прозрачная, волнующая, сияющая. Вокруг неё ореол. Она говорит о чём-то незначительном и непонятном, иногда бормочет что-то нечленораздельное, он даже не переспрашивает. Всё понятно без слов. Она хочет ещё немного побыть с ним, но он уже торопится, его ждут на совещании, и он одной рукой душит постоянные звонки. Она понимающе улыбается, мечтательно смотрит в небо, на серую тучку, несмело покусывает нижнюю губу, берет его за руку и прижимается к ней.

Он раздражён и устал от этого наигранного накала страстей, этой привязанности, превращающейся в навязчивую прилипчивость тающего мороженого. Также смотрит на недоуменное облако и терпеливо ждёт, когда же она освободит его занемевшую руку. Он уже в вечере, у себя дома, молча разворачивает газету и делает вид, что читает последние новости, а сам проживает сегодняшний день, считывает светящуюся картинку в сером ноябре, ищет в сетчатке глаза ускользающий профиль.

Как вернуть этот зыбкий, призрачный, как дым сигареты, как сгоревшая свеча, разбитая чашка в красный горошек, миг?

Захлопнулась дверца машины. Они созвонятся, как всегда, в понедельник. Они будут любить друг друга, смеяться над прошлым и пить ромашковый чай. Её высокий светлый силуэт слился с разноцветной толпой, она его поглотила. Снова защемило сердце, что-то сжалось там и натянуло струны слёз из глаз. Какая ерунда! Что за глупости! Мужчины не плачут, да из-за чего? Через неделю они обязательно встретятся, и он придумает для неё тонны красивых слов, вручит дорогой подарок. Но сейчас, в этот момент, ему вдруг захотелось догнать её, расталкивая людей, как в слезливом романтическом кинофильме, поцеловать в губы, сделать больно, оставить на ней свой отпечаток, печать. Она – моя. Птичка.

Образ разделился. Часть её воздушной копией зависла рядом с ним, тихо сидела и моргала, теребила шейный платок, несмело улыбалась, а вторая, наполненная плотью, её часть уже пересекла подземный переход и шла к автобусной остановке. Она близоруко махнула ему рукой. Он уехал, не оборачиваясь.

Вечером она прислала сообщение. Она решила уехать в другой город, в другую страну, навсегда. Решение принято. Она устала ждать его, выполнения обещаний, её мечта о жизни вдвоём неисполнима. Сегодня была их последняя встреча. Она улетает завтра, в 16 часов. Есть ещё возможность, надежда, ожидание…

Он спрятался за газету, наблюдал за женой, привычно убиравшей посуду со стола, а она в свою очередь размышляла о том, кто бы мог прислать её мужу в такой поздний час сообщение, от которого он недовольно поморщился, как от зубной боли.

Он рассердился. Он не любил неожиданностей и ультиматумов. Он не играет по чужим правилам, тем более по женским. Моя синица – это моя жизнь, мой крест. Что за глупые мелодрамы и манипуляции! Ты – аист, да, но я хочу и буду играть с тобой в прежнюю, удобную мне игру, и мы непременно встретимся в следующий четверг. Ты не имеешь права улетать без спроса. И всё будет, как прежде! Точка.

Она не позвонила ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Паркер тоже потерялся. Она исчезла из его жизни, как призрак, привидение, стёрла из телесных привычек недельного расписания. Подарив на память сквозняк хрупкого чувства невосполнимой потери, который было невозможно заполнить другой пассией, более молодой и беспечной, делами и успехами. Только ускользающий профиль, шёпот, смешок и сияющие счастьем зелёные глаза сквозь длинные светлые пряди горько-сладким послевкусием потерянного счастья возникали иногда перед его взором и сжимали сердце бархатными перчатками.