Любовь

Бриллиантовое кольцо на моем пальце весило тонну. Оно было прекрасным, идеально ограненным, холодным и абсолютно чужим. Я сидела напротив Жени в самом пафосном ресторане города, а он, улыбаясь своей ослепительной голливудской улыбкой, рассказывал о предстоящей поездке на Бали. Вернее, он говорил о том, какие фотографии мы там сделаем для его инстаграма.

 - Люб, ты только представь: закат, ты в этом белом платье от Эли Сааб, я в диорском смокинге. Бомба просто! Подписи добавим - что-то вроде «С любимой на краю света». Гениально, да?

Я машинально улыбнулась и отхлебнула воды. Горло пересохло. «На краю света». До него, кажется, рукой подать. Мне было двадцать три, я только защитила диплом по искусствоведению, а моя жизнь уже была расписана как сценарий к плохому ромкому. Сценарий, написанный не мной.

 -  Да, Женя, гениально, - выдавила я.

Его телефон завибрировал, и он тут же уткнулся в экран, оставив меня наедине с моими мыслями и осетриной на тарелке. Я смотрела на него - красивого, успешного, легкомысленного Женю. Спасителя нашей семьи. Когда папа потерял работу, а долги росли как снежный ком, его предложение руки и сердца стало тем самым чеком, который закрывал все проблемы. Мама плакала от счастья, папа молча обнял меня, и в его глазах я прочитала немую просьбу и извинение. А как можно отказать тем, кто тебя вырастил? Кто любит? Я сказала «да». И теперь носила на пальце этот холодный, давящий камень.

 -  Все, извини, дела, - Женя отложил телефон и потянулся через стол, чтобы взять мою руку. Его пальцы были ухоженными, мягкими. Рука человека, который не знал тяжелого труда. - Скоро познакомишься с отцом. Он сейчас в отъезде, возвращается завтра.

Мое сердце дрогнуло. Анатолий Владимирович. Я видела его лишь пару раз мельком, на крупных благотворительных вечерах, куда меня водила мама в надежде на «нужные знакомства». Он всегда был в центре мужской стаи деловых людей, высокий брюнет, с проседью на висках, и тяжелым, будто просверливающим взглядом. Он не произнес в мою сторону ни слова, но его мимолетный, скользящий взгляд заставлял меня инстинктивно выпрямить спину и отвести глаза. Он пугал меня своей неукротимой, звериной силой, которая чувствовалась даже на расстоянии. Он был полной противоположностью своему легкомысленному сыну.

 -  Он согласен с нашим браком? - осторожно спросила я.

Женя фыркнул, доедая свой стейк.

 -  Конечно! Ну, сначала вскипел, мол, «женишься как все нормальные люди, в сорок лет». Но я ему объяснил, что ты не какая-то там… ну, в общем, что из хорошей семьи, умная, красивая. Имя у тебя правильное - Любовь. Для пиара то, что надо. Он у меня прагматик, все просчитал. Понял выгоду.

«Выгоду». От этого слова стало тошно. Я была выгодным активом. Аккуратной, тихой, с хорошей репутацией.

 -  А где мы будем жить? - спросила я, уже боясь ответа.

 -  В главном доме, конечно! У папаши там дворец. Я свое гнездо еще не свил, а он настаивает, чтобы мы пожили с ним. Говорит, «присмотрю за вами». Ну, ты не бойся, он целыми днями на работе, почти призрак.

Мысли о жизни под одной крышей с грозным Анатолием Владимировичем заставило меня внутренне сжаться.

После ужина Женя повез меня к себе.  Квартира в самом центре, снятая им для наших встреч, была стерильно чиста и похожа на выставочный образец дорогого дизайнерского интерьера: холодный мрамор, хромированный металл, абстрактные картины на стенах, которые ничего не значили. Ни одной личной вещи, кроме пачки виниловых пластинок у огромного проигрывателя.

 -  Нравится? - обнял он меня сзади, прижав к себе. Его губы коснулись моей шеи, и я почувствовала, как по коже побежали мурашки - не от желания, а от смутной тревоги.

 -  Очень… стильно, - нашлась я.

 -  Я так и знал. А теперь самое интересное, - Женя развернул меня и повел в спальню.

Он целовал меня умело, его язык скользил по моим губам, зубам, небу, выучивая каждую деталь с деловым подходом. Его пальцы расстегнули платье, и ткань с шелестом упала на пол. Евгений отвел шаг, чтобы полюбоваться мной, и его взгляд был лишен страсти - скорее, это был взгляд коллекционера, оценивающего новый экспонат.

 -  Идеально, - прошептал он, и это прозвучало как вердикт.

Женя снял с меня белье, его прикосновения были уверенными, будто он следовал некоей инструкции.  Уложил меня на идеально застеленную кровать, и холод шелкового белья заставил меня вздрогнуть. Его ладони скользили по моей коже, вырисовывая узоры на животе, бедрах, груди. Он знал все эрогенные зоны, нажимал на нужные кнопки, и мое тело послушно отзывалось легкой дрожью, тихими стонами. Физиология делала свое дело.

Но я была вне себя. Я наблюдала за происходящим со стороны, как будто это было кино. Я отмечала про себя, что свет от торшера отбрасывает интересные тени на его накачанный пресс, что его кожа пахнет дорогим мылом с ароматом сандала, что он дышит ровно и ритмично, как марафонец. В голове крутился бесконечный список дел: «Не забыть завтра забрать платье из химчистки… Передать маме чек за ужин… Написать Светке, что не смогу на ее выставку…»

Он вошел в меня плавно, без суеты. Его движения были отточенными, глубокими, идеально выверенными по ритму. Я обняла его за плечи, впилась пальцами в упругие мышцы, издавала правильные звуки, двигалась ему навстречу. Волны удовольствия накатывали, отдавались теплом внизу живота, но это было какое - то локальное, изолированное удовольствие, не затрагивающее душу. Он шептал мне на ухо комплименты, и они звучали как заученные фразы из романтического фильма.

В самый пик, когда его тело напряглось, а из груди вырвался низкий стон, он не зажмурился. Его глаза были открыты, и он смотрел куда - то мимо меня, на темный экран телевизора, отражавший нашу сцену. И в этот момент я поняла всю глубину нашей разобщенности. Мы занимались любовью, не видя друг друга.

После он легко откатился на бок, тяжело дыша, и через мгновение его дыхание стало ровным и глубоким. Он уснул, как будто выключили кнопку. Совершил положенный акт и перешел в режим ожидания.

Я лежала на спине, чувствуя, как по внутренней стороне бедра медленно стекает капля его пота. На мне не было ни клочка одежды, но я не чувствовала себя обнаженной. Я чувствовала себя пустой. Бриллиант на моем пальце отбрасывал на потолок крошечный, насмешливый блик. Тихо подобрав с пола шелковый халат, накинула его, вышла на балкон. Ночной воздух был прохладным и живым. Я вдохнула его полной грудью, пытаясь смыть с себя ощущение фальши и одиночества. Где-то внизу гудел город, жил своей жизнью. А я стояла в золотой клетке будущей госпожи Егоровой и понимала, что мое тело только что было использовано, а душа даже не заметила этого. Привыкну - попыталась убедить я себя - многие так живут. Но где-то в глубине, под грудой долга и вины, шевельнулось семя будущего бунта. Оно было крошечным, но живучим.