Солнечные лучи робко пробиваются через занавески. На кухне царит предстартовая суета. Юна в уютной пижаме с котиками, готовит кофе:

— Мия, ты уже проснулась? Сегодня твой первый рабочий день!

Я тем временем вышла из спальни в халате, с растрепанными волосами:

— Юна, я так волнуюсь! А вдруг я что-то забуду или сделаю не так?

Строго глядя, Юна протянула чашку кофе:

— Даже не смей так думать. Ты сама свидетель, сколько сил я затратила на твою подготовку. Просто не подведи.

Я уселась за стол, обхватив чашку обеими руками, вздохнула. Мы уже столько раз проговаривали этот «первый день», что уже тошно. И от постоянного упоминания сестры об этом я точно сегодня налажаю.

— Я правда не хочу тебя подвести. Знаю, сколько всего ты сделала для меня. А ведь могла еще шесть лет назад просто сдать в приют и…

— Заткнись! — в голосе Юны столько боли.

— Прости, — тихо произношу, прикусив нижнюю губу.

Мне ведь тоже больно! Я — живое напоминание о нашем отце, который предал ее мать. Выходит, мы с Юной кровные сестры лишь наполовину. И история нашей семьи достаточно нетипична. Моя мать — дочь русских мигрантов, проживавшая в штатах. Когда она повстречала мужчину-корейца и вышла за него замуж, я бы даже подумать не могла, что за океаном у меня где-то есть старшая сестра.

Неожиданная правда всплыла шесть лет назад, когда мы с отцом прилетели в Корею: он хотел представить меня Юне. Но от обуревавшей тревоги и стресса ему сделалось плохо с сердцем. Ему не успели оказать помощь в клинике «Хануль», куда его экстренно доставили. А ведь мы едва успели вместе отужинать. Наверное, это от того, что Юна была обижена на отца и держалась максимально холодно.

Затем по странному стечению обстоятельств произошла череда смертей наших матерей. Мать Юны, владелица психиатрической клиники «Yuna’s Mind», прозванной в честь дочери, не справилась с управлением автомобиля, зачем-то сев пьяной за руль. А моя… моя мать, которая не проработала ни дня после свадьбы с отцом, совершила суицид. Сочла, что не справится со мной.

Потеря родителей — наша общая боль с Юной. Оглядываясь назад, я с уверенностью могу заявить, что в свете связавших нас обстоятельств я не свихнулась, только благодаря ее здравому рассудку. Она оформила надо мной опеку и сделала мне корейское гражданство.

Сейчас Юне тридцать три года и она крепко стоит на ногах. Но я то знаю, как она успела намучиться со мной, тогда еще семнадцатилетней соплячкой. Мало спала и много работала, случались обмороки и не раз было зафиксировано истощение. Сестра изо всех сил пыталась обеспечить мое обучение в Японии, чтобы затем я помогала ей в частной клинике, которую она унаследовала после смерти своей матери.

Уже доходит шесть тридцать утра. Заря окрашивает небо в персиковые тона. Кухня заполнилась тревогой. Не сговариваясь, мы переметнулись в гостиную, уселись на диван. Обе устремили взгляд на фото отца, которое всегда находится на столике — словно символ нашей связи. Юна поправила рамку, ее пальцы коснулись стекла над улыбкой отца.

— Твой белый халат в шкафу. Гладила его… вчера.

— Юн, ты опять не спала? — в порыве обняла ее за талию — Спасибо, что… все это — мои слова оборвались, я только жестом указала на вытащенный мой сертификат из Киото в рамке, который мы возьмем с собой в клинику, чтобы затем повесить на стену.

Невольно сейчас перенеслась в события шестилетней давности. Аэропорт Инчхон. Юна, бледная, сует мне конверт с визой: «Там все оплачено. Это то, что тебе нужно».

Будто тоже об этом вспомнив, сейчас Юна резко отвернулась, чтобы скрыть слезы.

Мой взгляд упал на шрам на ее руке от внутривенных инъекций — одно из свидетельств того, через что ей пришлось пройти ради меня.

Через некоторое время давящего молчания, она напомнила:

— Пора. Давай собираться.

Когда я вышла из ванной комнаты, заглянула в спальню Юны. Сестра перебирала в своем сейфе документы. Я неслышно подкралась сзади и заглянула ей за плечо. Юна держала в руках мою неопубликованную статью: «Социофобия: Как зажечь свой свет в мире шумных теней».

За окном внезапно начался дождь.

Несколько шагов до лифта.

Я инстинктивно коснулась точки Хэ-гу на ладони — как учил сенсей Харуки. Там, незаметно для себя вывела иероглиф «семья». Единственной моей семьей осталась Юна.

…

Я за стойкой администратора, поправляю стопку документов. За окном дождь все еще непрерывно льет. В воздухе клиники смешались запахи антисептика и свежесваренного кофе из автомата. В приемной слышались приглушенные голоса медсестер, трели телефонного звонка, торопливые шаги. На стене красовался плакат с надписью: «Здоровье — ваша главная ценность».

Моя сестра Юна в соседнем кабинете готовилась к приему. Внезапно зазвонил телефон.

— Клиника «Yuna’s Mind», — произнесла я в трубку. — Да, доктор Юна свободна. Одиннадцать часов? Запишем. Имя пациента?

После короткой паузы я услышала имя:

— Пак Союн? Хорошо, ждем.

Пак Союн… Где-то я слышала это имя.

Так подумала я, записывая данные в журнал.

В назначенное время я увидела, как у входа остановился черный внедорожник с тонированными стеклами. Водитель в строгом черном костюме открыл заднюю дверь. Сперва из машины вышел очень сердитый мужчина. А за ним парень в белой рубашке и черных брюках, его лицо было скрыто маской и кепкой. Я наблюдала, как эти двое входят в здание. От чего-то Грозила — так я окрестила сердитого мужчину, сопровождавший молодого человека что-то настойчиво шептал ему на ухо, активно жестикулируя.

Когда они вошли, я услышала последнее, что он в строгости сказал:

— Тридцать минут, не больше. И никаких разговоров с посторонним персоналом. Понимаешь?

Парень, чье лицо было скрыто, кивнул, не поднимая глаз, огрызнулся:

— Я не ребенок, Хёнсу-ссы.

Он оставил Грозилу стоять в холле, чтобы направиться к стойке администрации, где я ожидала.

Подумав, что это были те, кто предварительно позвонил, я вышла из-за стойки и поспешила встретить лично, как того требовал этикет клиники. Отвлекшись взглядом на следы от колес каталки на полу — так не к месту зазевалась, а когда было уже поздно поняла, что налетела на молодого человека. Пока папка вылетала из моих рук, а я следом за ней поскальзывалась на отполированном полу, смотрела на гостя.

В отличие от меня он устоял на ногах, но пошатнулся, кепка его слетела на пол, а маска съехала. На мгновение наши изумленные взгляды встретились, а мне предоставился шанс в полной мере рассмотреть вип-клиента.

Темно-красные волосы уложены слегка набок, с пробором. Правильные черты лица, пухлые губы и высокие скулы. Как ни странно, мой взгляд все время возвращался к его темно-карим глазам, наконец я поняла, в чем дело: их подчеркивал слабый макияж в темных тонах, заметный только со второго-третьего взгляда. Прошло несколько секунд, прежде чем я осознала, что уставилась на него, будучи распластавшейся на полу.

— Ой! Простите, я… — только и произнесла смущенно.

Парень быстро поправил маску и протянул мне руку, чтобы я поднялась:

— Это я не посмотрел. Виноват, — произнес он до странности знакомым голосом.

Пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы было проще смотреть в лицо. Он сильно выше — при моих метре и шестидесяти сантиметрах это не так уж и сложно, но неудобно. Что касается роста, я получила мамины гены. Все еще помню, как папа шутил, мол, она такая малютка, что однажды он потеряет ее в толпе.

Горестные воспоминания о родителях сместило понимание, что внешность клиента мягко говоря вызывающая для посещения подобного места. Еще и пирсинг на нижней губе.

Но. До меня медленно пришло осознание. Боже… Должно быть это участник StarLight! И он — тот самый Союн! Но почему у него такие грустные глаза?

— Добрый день, — рядом со мной вовремя появилась Юна, — Вы наш пациент? Сестра увела его в свой кабинет.

После произошедшего конфуза я сбежала в комнату отдыха персонала. Хотелось успокоиться. В голове не укладывалось случившееся.

— Господи, какая я дура! — хлопнула себя по голове, затем тряхнула ею.

Здесь! В мой первый день на работе! В клинике моей старшей сестры, которая только наняла меня к себе!

Никогда бы не подумала, что хоть раз вживую вот так увижу айдола. Да еще и здесь! Союн, конечно не мой биас, но после дебюта его группы StarLight — на данный момент считается одной из выдающихся в K-POP индустрии, я немного располагала информацией об участниках.

Их лейбл — Nova Entertainment. Сам Союн, точнее — Пак Союн, главный вокалист группы, занимающий позицию лидера. Помнится, я выделила именно его и запомнила, что он на год меня постарше. Кажется, рожден в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. А еще ранее он страдал социофобией, но по слухам с успехом с этим справился не без помощи своего умения играть на скрипке: у него за плечами классическое музыкальное образование длинною в двенадцать лет. Также является автором восьмидесяти процентов текстов группы.

Господи, почему сердце бьется как сумасшедшее? Кажется, я задержалась, нужно вернуться на стойку администрации.

Находясь от меня на расстоянии трех метров, вернувшийся Союн прохаживался взад-вперед. Украдкой я наблюдала за ним. Кажется, сестра выдворила его, чтобы поговорить с Грозилой наедине.

В какой-то момент, когда я засмотрелась и забыла вовремя отвести глаза, наши взгляды вновь встретились. Мое сердце в груди забилось как сумасшедшее. Опять. Айдол смотрел в мои глаза, будто с вызовом, удерживая внимание.

Эта «борьба» продлилась пару секунд, пока я с усилием воли не отвела свой взгляд. В этот момент я увидела смятый стикер зеленого цвета. От осознания, что должно быть он выпал из кармана моего халата, брови от волнения поползли вверх.

Проследив за моим взглядом, Союн наклонился и поднял стикер с пола. Подобрав его, снова взглянул на меня, вытянул руку и кивнул, будто безмолвно спрашивая — мое ли? Я осторожно кивнула Союну.

Он осмотрелся, чтобы поблизости не было менеджера. Но в этот самый момент тот вышел с Юной, они о чем-то увлеченно говорили. Убедившись, что надзиратель действительно отвлекся, Союн быстро подошел к стойке и также стремительно оставил его там. В момент, когда он приблизился, я вдруг отпрянула: в испытываемой неловкости мне оставалось просто благодарно кивнуть. После, взяла смятый стикер, засунула его к себе в карман халата.

Я снова устремила взгляд в сторону менеджера, к которому Союн ранее обратился как к Хёнсу-ссы. Тот, все-же, заметил лишние передвижения своего подопечного и теперь грозно сверлил его взглядом.

«Ты что творишь?» — произнес он одними губами.

— Пустяки же, — пожал плечами Союн.

Грозила прищурился, но промолчал. Напряжение повисло в воздухе, предвещая нехороший скорый выговор. Снова отвлекся на Юну, которая с ним заговорила. Хотя, сестра говорила не сколько с ним, сколько с приблизившимся к ним Союном. Я не могла расслышать все детали разговора, но, кажется, ему придется некоторое время посещать клинику. Грозила нехотя кивал.

Интересно, что случилось? Я думала, этот айдол победил свою социофобию. Союн — артист, у него на поспать даже времени нет. А что насчет его родителей? Что бы там ни было, их — как членов семьи артиста — никогда не засвечивают на публике и информация всегда строго засекречена. Возможно в случае утечки даже о сегодняшнем визите руководство лейбла сочтет «заботу о Союне» — за акт неплохого пиара самих себя.

Подумав об этом, в мыслях обругала себя: «Тьфу! Что за ужасные прескверные мысли!»

Прежде, чем уйти со своим менеджером, Союн обернулся на меня. Тут же стремительно отвернулся. Сделал это невзначай?

Я достала смятый стикер из кармана, развернула его и… поняла, что запись там не моя. Было написано: «Иногда звезды светят ярче, когда их никто не видит».

Нахмурившись, сразу предположила, что этот стикер с таким же цветом как у меня, принадлежит Союну. И эти слова. Возможно это строчка из его новой, еще неизвестной, песни. Выглядит как заметка наспех.

В прошлом, в Японии три года назад, мне довелось посмотреть трансляцию концерта этой группы. Это было их первое мировое турне с концептом дебютного альбома «Black Hole» в две тысячи двадцать втором году. Сам концепт звучал так: «Свет, который выживает в темноте». Это было сочетание меланхоличных текстов с энергичными битами.

Что ж, кажется, Союну точно придется вновь говорить со мной: он будет искать свой стикер, а найдет мой. Представляю его лицо, когда он прочтет там: «Не забыть разложить папки пациентов по алфавиту за текущий месяц».

…

[Союн]

Машина мягко покачивалась на поворотах, а я смотрел в затемненное стекло, где отражалось мое лицо — точнее, то, что от него осталось: маска, кепка, тени под глазами. Хёнсу-ссы, мой менеджер, нервно постукивал пальцем по планшету.

Опять эти мемы с моим лицом… «Союн сегодня грустный, давайте обнимем!» — боже, да когда это закончится, — подумал я, закрывая глаза. В ушах звенела вчерашняя репетиция.

— Тридцать минут, не больше, — прошипел Хёнсу, не отрываясь от экрана. — И никаких разговоров с персоналом. Ты — призрак, понял?

Я кивнул, поправляя маску. Призрак. Точно. Иногда мне кажется, что я и правда умер года три назад, когда подписал контракт.

Клиника пахла как все больницы — антисептиком и одиночеством. Я оказался сбит столку, когда администратор в белом халате увидела меня. Ее взгляд — такой, будто она меня узнала. Хорошо, что не подала вида.

Обернулся. Совсем юная работница за стойкой, что врезалась в меня, куда-то стремительно убегает. В нашем столкновении ее рука на миг коснулась моей — теплая, живая. Моя маска съехала, и она увидела мое лицо. В отличие от моего на ее — ни намека на макияж. Просто… человек.

— Ой! Простите, я… — она заморгала, и я понял — не узнала. Или, все же…

«Боже… Как? Что за глупая ситуация» — в голове смешались досада и страх.

— Это я не посмотрел, — пробормотал я, подавая руку распластавшейся на полу девушке.

Внезапно услышал голос за спиной:

— Пак Союн-сси? Я доктор Юн Юна. Добрый день. Пройдемте со мной.

Уже позднее сев в машину и предчувствуя неладное, я вспомнил, что мой стикер, который наспех был засунут в карман толстовки перед поездкой в клинику — такого же цвета, как у той девушки. Достав его, развернул и прочел: «Не забыть разложить папки пациентов по алфавиту за текущий месяц».

Нервно усмехнулся. Мои худшие опасения оправдались. Буду хранить эту бумажку, отдам при возможности.

— Что это у тебя? — Хёнсу-ссы прищурился, заметив мой жест.

— Пустяки, — резко одернул я, чувствуя, как лицо жжет от вранья.

— Все-то у тебя «пустяки», — не угомонился тот. Я только благоразумно промолчал.

За окном промелькало здание клиники. Вспомнил, как девушка смотрела на меня: не влюбленно, не жалостливо — с досадой, будто я разбил ее любимую чашку.

Кажется, ее имя — Юн Мия, то, что я успел прочесть на бейджике. Значит ли это, что она с доктором очень близкие родственницы? Хотя, не сильно-то они и похожи.