Земля в огне Игорь Назаров читать онлайн | Новые произведения на Bookriver

Игорь Назаров

Земля в огне

Память священна

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

В книге собрана публицистика о событиях войны 1941—1945 гг. на территории восточной Белоруссии. Отражено первое испытание в бою реактивной установки «Катюша» — БМ-13, по железнодорожной станции Орша-Центральная. Рассказано о начале и завершении операции «Багратион» по освобождению всей Белоруссии в 1944 году.

Часть текста ранее была опубликована в книге «Пережитое и настоящее» и в сборнике «Избранное. Том 3».

16+

ISBN 978-5-0050-4249-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОГЛАВЛЕНИЕ

Земля в огне

Это было под Оршей

Орша в годы Великой Отечественной войны

Витебско-Оршанская операция

СССР

Освобождение Орши Хроника событий

Мои Земляки участники Витебско-Оршанской операции в июне 1944 года

Поливцев Михаил Григорьевич

Деревенчук Прокофий Васильевич

Живым не верится, что живы… Эссе

К. Симонов — писатель-фронтовик

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ЗЕМЛЯ В ОГНЕ

Публицистика о событиях войны 1941—1945гг

Составитель Игорь Назаров / Игорь Сибиряк /

К 75-й годовщине Великой Победы

ЭТО БЫЛО ПОД ОРШЕЙ

2 октября 1966 года в Орше на высоком берегу Днепра в честь 25-летия первого залпа реактивных минометов «Катюша», который был дан 14 июля 1941 был воздвигнут Мемориальный комплекс «За нашу Советскую Родину».

В книге все фото и рисунки взяты из архивного фонда Оршанского краеведческого музея

Из истории создания оружия.

Идея создания ракетного оружия в России возникла еще в первой четверти XX века. Молодой инженер Тихомиров написал письмо В. И. Ленину, в котором высказал свое мнение по поводу боевого использования твердотопливных ракет.

И уже 1 марта 1921 года по распоряжению Советского правительства в Москве была создана «Лаборатория для разработки изобретения инженера Тихомирова». Исследовательские образцы прямо из цехов направлялись на испытательные полигоны. Но первые испытания, проведенные в 1939 году выявили много недостатков. Работа по усовершенствованию продолжалась. На новом испытании осенью 1939 года оружие было полностью одобрено. С этого момента оно стало называться «БМ-13», т.е. боевая машина, на которой использовались снаряды 13-го калибра. Конструкция боевой установки была простой. Ее боевая часть, на которую укладывались снаряды, монтировалась на шасси автомобиля ЗИС-6.

17 июня 1941 года пять машин были выставлены на осмотре образцов вооружения Красной Армии, проходившем опять же под Москвой. «БМ-13» осматривали маршал Тимошенко, нарком вооружения Устинов, нарком боеприпасов Ванников и начальник Генерального штаба Жуков. 21 июня по итогам осмотра командование приняло решение о развертывании производства ракет «М-13» и установок «БМ-13». До начала Великой Отечественной войны тогда оставались считанные часы.

На рассвете 22 июня 1941 года фашистская Германия, нарушив «Пакт о ненападении», вероломно напала на Советский Союз. С первых дней войны Орша оказалась в зоне боевых действий. Уже на вторые сутки Оршу страшно бомбили, не давая подвергнуть замыслы фашистской Германии о скором захвате Москвы. В течение первой недели войны мало кому из оршанцев приходила в голову мысль о неизбежности оккупации города врагом. Обстановка была неизвестна даже городским властям. Воспитанные на сталинском лозунге «Воевать на чужой территории малой кровью!», люди надеялись, что Красная Армия остановит врага. Однако, все надежды рухнули, когда появилдись первые признаки надвигающейся беды: стремительное продвижение врага, бомбежки, разрушения, гибель знакомых и близких.

28 июня 1941 г., через шесть дней после начала Великой Отечественной войны, в 1-м Московском Краснознаменном артиллерийском училище началось формирование отдельной батареи реактивной артиллерии.

И. А. Флеров, 1939 год

29 июня 1941 г. командиром 1-й экспериментальной батареи был назначен Иван Андреевич Флеров. Назначение не было случайным. Это был волевой и грамотный офицер-артиллерист. Он вырос в рабочей семье, родом из-под Липецка. После окончания артиллерийского училища участвовал в советско-финской войне, там командовал батареей. За мужество и находчивость был награжден орденом Красной Звезды и получил звание капитана.

Ни одна армия не обладала до того времени подобным оружием. Новое оружие обладало высокими боевыми качествами. Развертывание батареи занимало 5—10 минут. Из походного положения в боевое батарея переходила за 1—2 минуты. На заряжение пусковых установок требовалось не более 5 минут. Залп длился 15—20 сек. Батарея могла дать до 10 залпов в час. Одной заправки горючего хватало на 200 км пути. Боевая машина имела 16 направляющих желобов длиной 5 м. Вес установки М-13 (без автомашины) составлял 2200 кг, а боевой машины, заряженной 16 снарядами — 6200 кг. Длина машины в походном состоянии — около 6,7 м.

Таким образом, огонь боевых машин М-13 мог наносить огромное поражение противнику и оказывал сильное моральное воздействие на людей из-за внезапности и массированности производимых залпов. По своей боевой мощи «Катюша» не имела себе равных. Представить себе, что значит оказаться под ударом «Катюш», сложно. По словам тех, кто пережил такие обстрелы (и немцев, и советских солдат), это было одно из самых страшных впечатлений за всю войну. Звук, который издавали ракеты во время полета, каждый описывает по-разному: скрежет, вой, рев. Как бы то ни было, в сочетании с последующими взрывами, во время которых на несколько секунд на площади в несколько гектаров земля вперемешку с кусками строений, техники, людей, взлетала на воздух — это давало сильнейший психологический эффект. Когда солдаты занимали вражеские позиции, то их не встречали огнем не потому, что все были убиты — просто ракетный обстрел сводил с ума выживших.

Первая реактивная батарея состояла из взвода управления, пристрелочного взвода, трех огневых взводов, взвода боевого питания, хозяйственного отделения, отделения горюче-смазочных материалов, санитарной части. Кроме семи пусковых «БМ-13» и 122-мм гаубицы образца 1930 года, служившей для пристрелки, в ней было 44 грузовые машины для перевозки 600 реактивных снарядов «М-13», 100 снарядов для гаубицы, шанцевый инструмент, семь суточных норм продовольствия и три заправки горюче-смазочных материалов, телефонные провода.

Командный состав батареи был укомплектован в основном слушателями Московской Артиллерийской академии имени Ф. Э. Дзержинского, только что окончившими первый курс командного факультета.

Для формирования батареи был отпущен срок — трое суток. И уже 1-го июля 1941 года И. А. Флеров доложил командованию о готовности к боевым действиям. Никакой специальной подготовки по реактивной артиллерии ни офицеры, ни номера боевых расчетов первой батареи не имели. Большинство из них вообще слабо представляло себе природу реактивного движения. За период формирования удалось провести лишь три занятия, главным образом по устройству материальной части и боеприпасов и общим приемам обращения с ними. Занятиями руководили разработчики ракетного оружия: инженер-конструктор А. С. Попов и военный инженер 2-го ранга Д. А. Шитов. Перед самым концом занятий Попов указал на большой деревянный ящик, укрепленный на подножке боевой машины. Здесь находились толовые шашки и пиропатроны — боеприпасы, снаряженные взрывчатым веществом с пиротехническим составом, чтобы при малейшей угрозе захвата реактивного оружия врагом можно было подорвать и установку и снаряды.

Схема движения батареи Флёрова из Москвы к Орше в июле 1941 года

Хотя никакими данными об эффективности «БМ-13» на поле боя советское командование пока не располагало, тайну нового оружия нужно было сохранить во что бы то ни стало. По этой же причине в ходе занятий боевых расчетов, никаких письменных инструкций и наставлений флеровцам не выдавалось, запрещали делать даже какие-либо записи.

БМ — 13, на базе машины ЗИС — 6

Секретность была такова, что когда в июле 1941 года заместитель командующего Западным фронтом генерал Еременко получил телеграмму Верховного Главнокомандующего с предписанием немедленно испытать «эрэсовскую батарею» (батарею реактивных снарядов — РС), он был в полном недоумении: «Эрэсовская батарея? Что же это может означать? Спросить, что ли, кого-нибудь из офицеров? Неудобно: подумают — генерал, а не знает…»

Командование приказало Флерову задержать под Оршей фашистов хотя бы на два дня, чтобы приостановить продвижение врага к столице. Ночью 2 июля батарея выступила из Москвы. Флеровцы продвигались ночами, по лесным дорогам. После короткого отдыха инженеры А.С.Попов и Д.А.Шитов учили личный состав управлять новейшей боевой техникой. Все боевые машины были хорошо замаскированы и подготовлены к взрыву в случае обнаружения их врагом. «Ни при каких обстоятельствах враг не должен был получить оружие!» — таков приказ.

13 июля немцы подошли к Орше — крупнейшему железнодорожному узлу на пути к Москве. На станцию один за другим стали прибывать эшелоны с боеприпасами, боевой техникой и личным составом. Чтобы обезопасить себя от ударов с воздуха, фашисты установили изрядное количество защитной артиллерии.

Залп «Катюш» по врагу

Ранним утром 14 июля 1941 года Флерова вызвали в штаб Западного фронта. Перед ним была поставлена задача: нанести удар по железнодорожному узлу Орша, а также переправам через реки Днепр и Оршицу. По приказу начальника артиллерии Западного фронта генерал-полковника Г.С.Кариофилли первый залп был произведен именно под Оршей. В 15 часов 15 минут раздался первый в истории войн залп реактивных миномётов. В Гадовическом лесу недалеко от д. Пищалово Оршанского района был слышен рев ракетных двигателей, взвились клубы дыма и пыли, и через несколько секунд на железнодорожной станции Орша начались рваться ракеты. 112 снарядов одновременно обрушились на территорию станции. Все дрожало, как при землетрясении, вагоны превращались в груды металла. Рельсы и шпалы летели и перекручивались как картонные полоски. Фашисты не могли понять, что случилось. Ракеты рвались, сокрушая все на своем пути, вокруг было море огня. Успех первого залпа батареи превзошел все ожидания. В 16 часов 45 минут, по приказу командира 413-го стрелкового полка 73-й стрелковой дивизии был произведен второй залп батареи по переправе немецких войск через реку Оршицу. Переправа была уничтожена. В генеральный штаб фашистской Германии в тот же день поступило донесение: «Русские применили батарею с небывалым числом орудий. Снаряды фугасно-зажигательные, но необычного действия. Снаряды разрываются одновременно. Потери в людях значительные».

Со стороны Орши фашистские войска не наступали после этого больше недели. Наши войска получили несколько драгоценных суток для укрепления обороны. Боевые действия Красной Армии на оршанском направлении и героическая оборона Орши в 1-й половине июля 1941г. сыграли важную роль в истории Великой Отечественной войны. В боях между Березиной и Днепром было положено начало краху гитлеровского плана молниеносной войны против СССР, который был окончательно похоронен под Москвой.

Как же сложилась дальнейшая судьба реактивных установок? Июль, август, сентябрь батарея под командованием Флерова громила врага под Оршей, Смоленском, Рудней, Рославлем.

Батарее с каждым днем все труднее становилось спасать свои боевые установки. Фашисты, определив, что батарея непрерывно кочует с одного участка фронта на другой, держали в постоянной готовности специальные части артиллерии и авиации. Войскам предписывалось любыми средствами захватить образец русского оружия, а также докладывать о каждом случае применения этого оружия. Но все попытки фашистов захватить и разгадать секрет нового советского оружия оказались напрасными.

В октябре 1941 г. батарее Флерова пришлось участвовать в освобождении Ельни (под Смоленском) и сдерживать удары противника, рвавшегося к Москве в районе Рославля. 5 октября значительная часть войск Западного фронта оказалась в кольце окружения. С этого времени связь со штабом дивизии вновь прервалась. Восстановить ее не удалось.

Вечером 6 октября батарея подошла к опушке леса. Впереди за лугом была д. Богатырь Вяземского района Смоленской области. Дальше густой лес. Настораживала деревушка. Обойти ее справа не возможно — на несколько километров тянется непроходимое болото. Слева — районный центр Знаменки. Там наверняка фашистские войска. Оставалось одно — проскочить ночью через д. Богатырь. Разведка доложила, что все спокойно, но там оказалась засада.

Гитлеровцы нагрянули в деревню в предвечерние сумерки. Они загнали жителей по домам и под угрозой расстрела запретили им выходить на улицу, а танки и орудия замаскировали. Не исключено, что воздушная и наземная немецкая разведка пристально следила за маневрами батареи. Когда колонна почти поравнялась с окраиной деревни из-за амбаров и из кустарников внезапно выскочили несколько броневиков и самоходных орудий врага. Они перекрыли дорогу, по которой шла батарея. В тот же миг на колонну обрушился пулеметный огонь и в небо взвились осветительные ракеты. Чтобы дать залп по врагу, нужно было отойти назад, хотя бы на километр, а времени для этого не было. Оставалось одно: сделать залп на месте, и воспользовавшись замешательством фашистов, подорвать машины и отойти в лес.

Флеров с головной установки дал последний залп, а затем вместе с собой взорвал установку. Расчеты других боевых установок успели выполнить последний приказ капитана. Они отвели установки назад, дали залп и взорвали боевые машины. Отстреливаясь от наседавших фашистов, они мелкими группами отходили к лесу. Сорок шесть бойцов из батареи Флерова вышли из окружения. Остальные бойцы и их капитан — Иван Андреевич Флеров — геройски погибли в бою. Место, где были взорваны боевые установки, фашисты оцепили. Через несколько дней туда приехали высокие чины. Они долго рылись в куче обломков, но раскрыть секрет русской «адской машины» им не удалось. Фашистам достались только покореженные взрывом рельсы, обгоревшие остовы машин. Чтобы не выдать секрет нового оружия И. А. Флеров пожертвовал своей жизнью. Более двадцати лет ничего не сообщалось ни о судьбе капитана Флерова, ни о его подчиненных. А ведь 46 человек из батареи Флерова остались в живых. Всех, кто уцелел после гибели батареи в октябре 1941 года, объявили без вести пропавшими, а ведь они воевали до самой Победы.

Всего одно письмо получила жена Флерова с фронта. В нем он писал:

«Валя, может быть, больше не встретимся. Последняя просьба к тебе: воспитай сына честным, правдивым и преданным Родине, пусть сыну будет дорога память об отце…»

Окончилась кровавая война, а Валентина Трофимовна Флерова и сын Юрий так и не знали ничего о судьбе мужа и отца. Из военкомата они получили зловещее сообщение, что капитан Флеров пропал без вести.

14 ноября 1963 г. за мужество и героизм, проявленные при выполнении боевого задания, И. А. Флеров посмертно был награжден орденом Отечественной войны 1 степени. Орден был вручен жене, которая проживала в Москве.

Вскоре в 1964 г. в память о подвиге батареи Флерова был установлен памятник у д. Богатырь.

Только в 1995 г. земля раскрыла страшную тайну. Ребята из поискового отряда «Долг» Вяземского района обнаружили братскую могилу батарейцев. 7 октября этого же года гроб с останками артиллеристов и капитана Флерова был перезахоронен у подножия гранитного монумента в д. Богатырь.

Память о славном подвиге капитана И.А.Флерова навсегда останется в памяти нашего народа. Имя Ивана Андреевича Флерова выгравировано на мемориале в память воспитанников Академии им. Ф. Э. Держинского, погибших в Великой Отечественной войне, а также в «Книге Памяти» воспитанников и сотрудников Военной Академии Ракетных Войск Стратегического назначения им. Петра Великого.

Указом Президента РФ от 21 июня 1995 г. за мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Флерову было присвоено звание Героя России (посмертно). Иван Андреевич навечно зачислен в списки 2-го курса командного факультета Военной Академии Ракетных Войск Стратегического назначения им. Петра Великого.

На оршанской земле установлены два памятника легендарным «Катюшам».

В мраморе и бетоне увековечен подвиг бойцов первой экспериментальной ракетной батареи И. А. Флерова. Семь установок, шесть бетонных и одна — точная копия «Катюши» образца 1941 года возвышаются на левом берегу Днепра в г. Орше.

На машине ЗИС-6, которая возвышается на бетонном постаменте, была установлена восьмиствольная установка. На каждом стволе — по два снаряда, напоминающих ракету. Все настоящее в оршанской «Катюше», только снаряды без боеголовок, без зажигательной смеси в хвостовой части, да машина покрыта жестью, чтобы не ржавела от дождя и снега.

Созданием мемориального комплекса руководила творческая группа в составе специалистов «Минскпроекта»: архитекторов Юрия Градова и Леонида Левина, скульптора Валентина Занковича, инженера Валерия Левина. Их соавтором стал Георгий Горанский, коренной оршанец, участник Великой Отечественной войны, работавший в то время главным архитектором города Орши.

Работу по поведению мемориала вели специалисты и рабочие СУ-41 оршанского стройтреста №18, который возглавлял Роман Васильевич Куляев, ставший потом Почетным гражданином Орши. Строители работали с большим энтузиазмом. Им помогали трудовые коллективы предприятий и организаций города, военнослужащие из Оршанского гарнизона. Стройка была поистине народной.

В мраморе и бетоне увековечен подвиг бойцов первой реактивной батареи И. А. Флерова. Создание мемориального комплекса было завершено к началу октября 1966 года. На открытие мемориала, 2 октября, собралось чуть ли не все население Орши. На торжества приехали несколько бойцов батареи капитана Флерова, а также Маршал Советского Союза Андрей Еременко, ветераны-ракетчики, многочисленные гости из Витебска, Минска, Москвы, других городов страны.

В присутствии живых флеровцев, был дан холостой залп «Катюш». А позже одна из улиц города стала носить имя героя-разведчика.

Второй памятник легендарным «Катюшам» установлен в 1986 году к 45-летию первого залпа. Он расположен около дороги на окраине леса севернее д. Пищалово в 6-ти км от Орши.

Ранее в 1950 и 1966 г.г. уже существовали памятные знаки, которые были установлены в 1 километре на север от д. Пищалово, именно там, где и был дан первый залп, но до настоящего времени они не сохранились. Фотографии самого первого памятника, к сожалению, нет. Второй знак, открытый к 25-летию первого залпа «Катюш», можно увидеть в этнографической комнате Пищаловской школы-интерната, где открыт уголок Боевой Славы, посвященной памяти И. А. Флерова. На памятнике была высечена надпись «Здесь 14 июля 1941 года советские воины под командованием И. А. Флерова произвели первый залп из реактивных минометов „Катюша“ по немецко-фашистским захватчикам. Отсюда начался победоносный путь советской реактивной техники».

В честь 75-й годовщины первого залпа «Катюши», у д. Пишалово открыт этот памятник.

В 2000 г. в связи с 60-летним юбилеем 1-го залпа легендарных «Катюш» на здании ГОСШ №20 г. Орши, которое расположено по ул. Флерова, была установлена Мемориальная доска в память о И. А. Флерове. Автор — белорусский скульптор Игорь Голубев.

Имя Ивана Андреевича Флерова навеки связано с историей Великой Отечественной войны, с историей советской реактивной артиллерии. Флеров и «Катюши», «Катюши» и Флеров. Эти слова слились воедино, они не разделимы. И. А. Флеров проложил дорогу этому грозному оружию, а немеркнущая слава «Катюш» обессмертила имя капитана Ивана Андреевича Флерова.

Первый на Ленинградском фронте залп батареи «Катюш» был произведён 3 августа 1941 года под Кингисеппом. С весны 1942 года реактивный миномёт устанавливался преимущественно на ввозимые по ленд-лизу английские и американские полноприводные шасси. Наиболее известным среди них стал StudebakerUS6. На протяжении Великой Отечественной войны было создано значительное количество вариантов снарядов РС и пусковых установок к ним; всего советская промышленность за годы войны произвела более 10 000 боевых машин реактивной артиллерии.

В статье использованы фотографии и материалы научного архива Оршанского мемориального музея Героя Советского Союза К. С. Заслонова — филиала Учреждения культуры «Музейный комплекс истории и культуры Оршанщины».

Данный материал подготовила Соротокина Л. А., заведующая по основной деятельности Оршанского краеведческого музея.

Источник: https://turism-orsha.schools.by/news/675209

Дата: 11 июля 2018 г. Автор: Суворова Т. Е.

ОРША В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Хроника событий

С первых дней Великой Отечественной войны Орша оказалось в зоне военных действий. С 23 июня 1941 г. город и железнодорожная станция регулярно подвергались налетам немецко-фашистских бомбардировщиков. Началась эвакуация промышленного оборудования предприятий. Жители возводили оборонительные сооружения. В этот тяжелый период произошло событие, которое навсегда вошло в историю Второй мировой и Великой Отечественной войн. Под Оршей впервые было испытано новое оружие — легендарные «Катюши» — ракетные установки БМ-13 под командованием капитана И. А. Флерова. 14 июля в 15 часов 17 минут изо всех семи установок был сделан первый залп по станции Орша, где уже находились эшелоны с техникой и солдатами противника. Второй удар был нанесен по переправе немцев через Оршицу. Противник был охвачен паникой и понес значительные потери.

Однако, несмотря на применение нового оружия и мужественное сопротивление наших войск, а также огромную помощь населения в строительстве оборонительных объектов, Оршу пришлось оставить. К этому времени танковые колонны противника, прорвавшиеся через Днепр южнее, захватили Смоленск и окружили защитников Орши с запада и востока.

Заняв 16 июля весь город, гитлеровцы установили жестокий оккупационный режим. За первый год хозяйничанья в Орше было повешено и расстреляно около 2 тысяч жителей. В городе было организовано гетто, в которое согнали несколько тысяч человек. Только за один день 20 ноября 1941 г. немцы расстреляли здесь 1873 евреев.

Зловещей приметой «нового порядка» стали лагеря военнопленных, где томились под открытым небом от 10 до 15 тысяч советских солдат и офицеров. Вскоре с помощью оршанских подпольщиков значительная часть военнопленных была освобождена, и они пополнили ряды народных мстителей.

Оккупационный режим не сломил воли народа к сопротивлению. В городе и районе действовало мощное коммунистическое и патриотическое подполье. Оршанский подпольный партийный центр был создан 16 июля 1941 г., то есть в первый день оккупации. Руководителем его стал Леонид Анкинович, заместителями А. Сковорода и А. Шкабарин. Уже к концу 1941 г в городе насчитывалось более 20 подпольных групп, 7 из них — на железнодорожном узле. Всего же в городе в период оккупации действовало более 50 подпольных групп.

Подпольщики нападали на фашистские обозы и автоколонны, минировали дороги, подрывали мосты и линии связи. На железнодорожном узле поджигали бутылками с горючей смесью вагоны и цистерны, склады с оружием, боеприпасами. В донесении за октябрь 1941 г. фашисты информировали свое начальство: «Только за этот месяц мы имели 15 диверсий и 85 нападений».

Самая известная подпольная организация, которая не давала покоя немцам на железнодорожном узле — группа Константина Заслонова. Менее чем за три месяца заслоновцы вывели из строя более 170 паровозов, пустили под откос 6 эшелонов врага, взорвали несколько складов.

Срывая перевозки немецких войск, боевой техники и боеприпасов, подпольщики оказали значительную помощь советским войскам в разгроме гитлеровцев под Москвой. В феврале 1942 г фашистам удалось напасть на след патриотов. Заслонову с группой товарищей пришлось уйти в лес. Возле деревни Лаги они создали новую боевую единицу, названную отрядом «Дяди Кости» и вскоре переросшую в крупную партизанскую бригаду. Партизаны действовали главным образом в треугольнике между магистралями Орша- Витебск, Орша-Смоленск, Смоленск-Витебск. В ноябре 1942 г. Константин Сергеевич становится командиром Оршанской партизанской зоны, которая состояла из нескольких бригад. Заслоновцы взрывали мосты, разрушали линии связи, громили немецкие гарнизоны, пускали под откос эшелоны с солдатами и техникой. После гибели прославленного командира в ноябре 1942 г. бригада не распалась, а продолжала воевать с врагом.

Всего партизанами-заслоновцами было уничтожено около 8 тысяч вражеских солдат и офицеров, взорвано 12 230 рельсов, пущено под откос 218 воинских эшелонов, разбито 104 паровоза, взорвано 40 мостов, выведено из строя 33 танка и даже был сбит один самолет. Кроме названного соединения в районе действовали бригады «Бати», «Чекист», «Звезда», «Богушевская бригада» и др. В их составе храбро воевало много оршанцев и жителей района.

Три года продолжалась оккупация Оршанской земли. За это время город был превращен фашистами в мощный узел обороны. Вокруг Орши и на восточном берегу Днепра противник создал оборонительную линию с дотами, дзотами, противотанковыми рвами, минными полями, траншеями, укрепленными позициями для артиллерии и танков. Каждая улица, каменный дом, руины — все приспосабливалось к обороне. Орша больше года оставалась прифронтовым городом, на Оршанском направлении шли тяжелые бои. Утром 27 июля 1944 г. в ходе стратегической наступательной операции «Багратион» Орша была освобождена от немецко-фашистских захватчиков войсками 3-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника И. Д. Черняховского.

Преодолевая сильное сопротивление противника, первыми в город ворвались солдаты стрелкового полка 192-й дивизии под командованием полковника Ф. А. Стебенева. Двигаясь с боями по городским улицам, они захватили на рассвете железнодорожную станцию, которая была заминирована. Немцы оставили на Оршанском узле около 20 паровозов и десятки вагонов, подготовленных для отправки в Германию. Составы были загружены заводским оборудованием, награбленным продовольствием. А в одном из них находилось почти 3 тысячи наших сограждан, которых должны были вывезти в немецкую неволю.

Фашисты также заминировали единственный железнодорожный мост через Днепр. В его опоры заложили 5 тонн тола. И когда до взрыва оставались считанные часы, сюда под огнем врага прорвались наши воины. Они уничтожили немецких саперов, обезвредили взрывное устройство и удерживали мост до подхода советских войск. Мост был спасен, и боевая техника смогла быстро переправиться через реку. За этот подвиг сержанту Е. Макееву и ефрейтору А. Юрченко было присвоено звание Героя Советского Союза.

Десятки частей и соединений, личный состав которых проявил мужество и героизм, получили почетное наименование «Оршанских». Звания Героя Советского Союза были удостоены Сергей Митта, Федор Стебенев, Юрий Смирнов, Анна Никандрова, французский летчик эскадрильи «Нормандия-Неман» Марсель Лефевр. 10 уроженцев Оршанщины, отличившихся в боях на других фронтах Великой Отечественной войны, также получили это высокое звание: П. Дудчик, В. Завадский, Н. Корначенок, Н. Ольховский, С. Пустельников, И. Семенюк, И. Сержантов, М. Сиянии, А. Соляников, Б. Хигрин. Тремя орденами Славы был награжден П. Костюкович.

В жестокой борьбе многие лучшие сыновья и дочери нашего народа ценой своей жизни приближали победу. В гестаповских застенках были замучены оршанские подпольщики А. Сковорода, А. Шкабарин, А. Карабкина, Г Евменов, И. Петроченко, Е. Гречиха, П. Благочинный, Е. Николаева, И. Суходольская, братья Белявские и многие другие.

На фронтах войны Оршанская земля потеряла 11 тысяч своих сыновей и дочерей. За мужество и отвагу в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками сотни подпольщиков и партизан награждены высокими правительственными наградами. Звание Героя Советского Союза было присвоено Константину Сергеевичу Заслонову. Его именем названо локомотивное депо и улица, открыт музей, носящий его имя, на доме, где он жил, установлена мемориальная доска. На вокзале воздвигнут памятник герою (скульптор С. Селиханов, лауреат Ленинской премии), который стал своеобразной визитной карточкой города. Образ прославленного белорусского партизана и подпольщика навечно запечатлен в произведениях искусства.

Много осталось на нашей земле братских могил. На месте самого большого воинского кладбища построен мемориальный комплекс «Рыленки». Здесь похоронено около 10 тысяч советских солдат и офицеров, погибших во время операций советских войск по освобождению Оршанского и Дубровенского районов. В послевоенные годы выдающимся исследователем деятельности оршанского подполья был Никифор Крашенинников, который около 25 лет своей жизни посвятил сбору материалов. Благодаря его поиску возвращены из небытия имена живых и погибших подпольщиков и партизан, установлены мемориальные доски на тех домах, где в годы оккупации были явочные квартиры. Крашенинников и его последователи внесли большой вклад в разработку истории Оршанщины.

Именами Героев Советского Союза, подпольщиков, партизан названо более 30 улиц города. Благодарные оршанцы воздвигли в честь воинов-освободителей много памятников.

В 1966 г. они насыпали первый в Беларуси рукотворный Курган Бессмертия, у подножия которого зажжен Вечный огонь. В этом же году на высоком живописном берегу Днепра в честь 25-летия первого залпа «Катюш» был построен мемориал «За нашу Советскую Родину». Семь установок было в батарее капитана И. Флерова. Семь их и в оршанском памятнике: 6 бетонных и одна настоящая «Катюша» образца 1941 года. Памятник построен по проекту белорусских архитекторов В. Занковича, Ю. Градова, Л. Левина, Г. Горанского.

В 1978 г. в центре Орши открыт памятный знак, на котором перечислено более 40 воинских соединений и частей, получивших за освобождение города почетное звание «Оршанских». Автор памятника — архитектор В. Ягодницкий. Возле этих мест проходят торжества в День Победы, здесь встречаются ветераны и молодежь.

Подвиг капитана Флерова И. А.

Иван Андреевич Флеров родом из села Двуречки Грязинского района Липецкой области, родился 5 апреля 1905 года. Учился и работал в Липецке. Был слушателем Военной академии имени Ф. Э. Дзержинского.

С 1932 г. он кадровый командир Красной Армии. Участвовал в советско- финляндской войне. С начала Великой Отечественной войны многократно возросла потребность в новой боевой технике. К делу освоения многих видов вооружений привлекались наиболее талантливые специалисты различных родов войск.

Как одному из опытнейших артиллеристов, капитану Ивану Андреевичу Флерову было доверено командование первой в Красной Армии экспериментальной батареи реактивных минометов БМ-13 (Катюша). Иван Андреевич Флеров и его батарейцы сражались храбро и умело. Они эффективно использовали новое оружие против рвавшихся к Москве германских захватчиков.

Первый залп батарея советских реактивных минометов в составе семи боевых установок БМ-13 произвела 14 июля 1941 года по немецко — фашистским войскам у города Орша по скоплению боевой техники и живой силы врага на станции Орша, а затем по переправе через реку Оршица. Этот первый бой показал высокую эффективность нового оружия. «Катюша» на все последующие годы войны стала грозой для врага.

Затем силу ударов «Катюш» враг ощутил под Рудней, Смоленском, Ельней, Рославлем и Спас — Деменском. Германское командование прилагало усилия, чтобы обнаружить позиции батареи Флерова и уничтожить ее. Вражеская разведка действовала непрерывно. Наши артиллеристы продолжали наносить врагу большой урон в живой силе и технике. Мощным было и психологическое воздействие нового оружия на противника.

В начале октября в составе группировки войск Западного фронта батарея И. А. Флерова оказалась в тылу у немцев. При движении к линии фронта в ночь на 7 октября 1941 г. батарея И. А. Флерова оказалась зажатой германскими войсками у деревни Богатырь, Смоленской области. Неизвестное врагу мощное оружие Красной Армии оказалось под угрозой захвата. Однако советские патриоты, верные Родине и воинской присяге, стойко сражались до конца. Расстреляв весь боезапас и взорвав боевые машины, большая часть линого состава батареи и сам её командир, приняв неравный бой, погибли. Новейшее оружие страны врагу не досталось. Оно продолжало бить захватчиков и являлось важным фактором Победы.

За проявленный героизм и боевые заслуги И. А. Флеров был посмертно награждн орденом Отечественной войны 1-й степени.

В 1966 г. в парке Героев в городе Орша сооружен Курган бессмертия и зажжен Вечный огонь, создан памятник — монумент первой батареи «Катюш».

В честь подвига батареи Флерова И. А. в городах Рудня и Грязи сооружены памятники, открыт музей И. А. Флерова на его родине. Его именем названы улицы в Липецке, Грязях, Орше, Балашихе, совхоз в Смоленской области.

За мужество и героизм в Великой Отечественной войне Указом Президента №619 от 21 июня 1995 г. Ивану Андреевичу Флерову посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации.

Источник:

https://studbooks.net/1840920/pedagogika/orsha_gody_velikoy_otechestvennoy_voyny

ВИТЕБСКО-ОРШАНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Военная стратегия наступления

Витебско-Оршанская операция (23 июня — 28 июня 1944)) — стратегическая военная операция вооружённых сил СССР против немецких войск во время Великой Отечественной войны, проведённая в Восточной Белоруссии, с целью обрушения обороны правого фланга группы армий «Центр». Является составной частью Белорусской операции операции «Багратион».

Карта операции «Багратион».

Дата: 23—28 июня 1944, Место Восточная Белоруссия, Итог Победа СССР

Расстановка сил

СССР

На Витебском и Оршанском направлении к началу июня располагались 4 советские армии 3-го Белорусского фронта: 5-я, 31-я, 39-я и 11-я гвардейская, которые были усилены частями развития наступления: 5-ой гвардейской танковой армией, 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом, а также конно-механизированной группой Осликовского. Севернее находились 6-я гвардейская и 43-я армия 1-го Прибалтийского фронта, усиленные 1-м танковым корпусом.

1-й Прибалтийский фронт (командующий генерал армии И. Х. Баграмян, начальник штаба генерал-полковник В. В. Курасов, член Военного совета генерал-лейтенант Д. С. Леонов)

6-я гвардейская армия (командующий генерал-лейтенант И. М. Чистяков, начальник штаба гвардии генерал-майор В. А. Пеньковский, член Военного совета гвардии генерал-майор К. К. Абрамов)

43-я армия (командующий генерал-лейтенант А. П. Белобородов, начальник штаба генерал-майор Ф. Ф. Масленников, член Военного совета генерал-майор С. И. Шабалов. Списочная численность на 01.06.1944 г. составляла 64 920 человек..

1-й танковый корпус (командир генерал-лейтенант танковых войск В. В. Бутков)

3-я воздушная армия (командующий генерал-лейтенант авиации Н. Ф. Папивин, начальник штаба генерал-майор авиации Н. П. Дагаев). К началу операции имела в своем составе 1 094 самолета (бомбардировщиков — 73, штурмовиков — 368, истребителей — 403, разведчиков — 20, корректировщиков — 32, транспортных и связи — 198).

3-й Белорусский фронт (командующий генерал армии И. Д. Черняховский, начальник штаба генерал-лейтенант генерал-полковник А. П. Покровский, член Военного совета генерал-лейтенант В. Е. Макаров)

5-я армия (командующий генерал-лейтенант Н. И. Крылов)

11-я гвардейская армия (командующий генерал-лейтенант К. Н. Галицкий)

31-я армия (командующий генерал-лейтенант В. В. Глаголев, начальник штаба генерал-майор М. И. Щедрин)

39-я армия (командующий генерал-лейтенант И. И. Людников)

5-я гвардейская танковая армия (командующий маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров)

2-й гвардейский Тацинский танковый корпус (командир гвардии генерал-майор бронетанковых войск А. С. Будёйный)

Конно-механизированная группа (командир гвардии генерал-майор Н. С. Осликовский)

3-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус (командир генерал-лейтенант В. Т. Обухов)

3-й гвардейский кавалерийский корпус (командир гвардии генерал-майор Н. С. Осликовский, начальник штаба полковник С. Т. Шмуйло)

1-я воздушная армия (командующий генерал-лейтенант авиации М. М. Громов) на 23 июня имела 1 901 исправный боевой самолет (истребителей — 840, штурмовиков — 528, бомбардировщиков — 459, разведчиков — 54).

Соединения авиации дальнего действия координировал действия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов представитель Ставки ВГК маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Германия

На витебском направлении на рубеже восточнее Полоцк, Богушевск (Богушевское) на фронте 150 км советским войскам противостояла 3-я немецкая танковая армия, а на оршанском и могилевском направлении в полосе Богушевск (иск.), Быхов на фронте 225 км — части 4-й немецкой армии.

части группы армий «Центр» (командующий генерал-фельдмаршал Эрнст фон Буш)

3-я танковая армия (командующий генерал-полковник Георг Рейнгардт). Численность личного состава 3-ей танковой армии на начало июня 1944 года составляла около 165 тыс. человек.

6-й армейский корпус (командир генерал пехоты Георг Пфайффер, с 28.06.1944 — генерал артиллерии Гельмут Вейдлинг)

9-й армейский корпус (командир генерал пехоты Рольф Вютман)

53-й армейский корпус (командир генерал пехоты Фридрих Голльвитцер)

4-я армия (командующий генерал пехоты Курт фон Типпельскирх)

27-й армейский корпус (командир генерал пехоты Пауль Фёлькерс)

части 6-го воздушного флота (командующий генерал-полковник Ро́берт риттер фон Грейм). На середину июня 1944 года в 6-м воздушном флоте было всего 32 истребителя, 19 ночных истребителей, 312 бомбардировщиков, 48 ночных бомбардировщиков, 106 штурмовиков, 26 дальних и 67 ближних разведчиков, 44 транспортных самолета].

части группы армий «Север» (командующий генерал-полковник Георг Линдеман)

16-я армия (командующий генерал артиллерии Христиан Хансен)

1-й армейский корпус (командир генерал пехоты Карл Хильперт)

части 1-го воздушного флота (командующий генерал Курт Пфлюгбейл)

Планы сторон

СССР

В рамках Белорусской наступательной операции войска 1-го Прибалтийского фронта были нацелены через Полоцк, Глубокое, Швенченис (Свенцяны) — на Шяуляй, отсекая немецкую группу армий «Север» от группы армий «Центр» и выходя на Балтику в районе Клайпеды; войска 3-го Белорусского фронта, после разгрома врага в районе Витебска и Орши и удара на Борисов, направлялись через Минск, Молодечно, Вильнюс, Каунас, Лиду и Гродно к границам Восточной Пруссии.

На первом этапе Белорусской операции перед 1-м Прибалтийским и 3-м Белорусским фронтами ставилась задача по «разгрому витебской группировки, ввод в прорыв танковых и механизированных войск и развитие главного удара на запад с охватом своей левофланговой группировкой борисовско-минской группы немецких войск».

Директивами Ставки предусматривалось нанести два удара:

Один — силами 39-й и 5-й армий (3-го Белорусского фронта) «из района западнее Лиозно в общем направлении на Богушевск, Сенно», частью сил обходя Витебск с юго-запада во взаимодействии с левым крылом 1-го Прибалтийского фронта (6-я гвардейская и 43-я армии, которые наносили удар в общем направлении на Бешенковичи, Чашники). В результате должна была быть разгромлена витебская группировка врага и взят город Витебск.

39-я армия силами 5-го гвардейского стрелкового корпуса наносила удар на участке Макарово — Языково в общем направлении Песочна, Плиссы, Гнездиловичи, должна была соединиться с войсками 1-го Прибалтийского фронта (43-я армия) в районе Островно и овладеть городом Витебск.

5-я армия должна была нанести удар с участка Ефременки — Юльково в направлении на Богушевск. С выходом на реку Лучеса армия должна была обеспечить ввод в прорыв конно-механизированной группы Осликовского]. Дальнейшая задача армии (совместно с конно-механизированной группой) — развивать наступление в направлении Сенно, Лукомоль и к десятому дню наступления главными силами выйти на реку Березина. Частью сил армия должна наступать на юг в направлении на Бабиновичи.

6-я гвардейская армия должна была прорвать оборону противника на участке Волотовка — Новая Игуменщина (фронт прорыва 18 км) в общем направлении на Чашники, Лепель, Бешенковичи, обеспечить ввод в прорыв 1-го танкового корпуса в направлении на Бешенковичи.

43-я армия должна была прорвать оборону противника на участке Новая Игуменщина — Тошник (фронт прорыва 7 км) в направлении на Шумилино, прорвав главную линию обороны противника, на второй день операции захватить плацдармы на южном берегу Западной Двины, двигаясь в общем направлении на Бешенковичи, Чашники, своим левым флангом соединиться с частями 39-й армии 3-го Белорусского фронта в районе Островно — Гнездиловичи овладеть городом Витебск. Ближайшая задача заключалась в выходе на западную Двину и захвате плацдармов на ее левом берегу. 1-й танковый корпус имел задачу, войдя в прорыв с рубежа железной дороги Полоцк-Витебск на участке Мазурино — Шумилино, наступать в общем направлении на Залужье, Ловты, Бешенковичи и овладеть плацдармом на южном берегу реки Западная Двина в районе Бешенковичей. Часть сил корпуса выдвигалась в район Кмень, Чашники, чтобы не допустить к Витебску резервов врага.

Другой удар — силами 11-й гвардейской и 31-й армий (3-го Белорусского фронта), должен быть нанесён по оршанской группировке противника и далее вдоль минской автострады в общем направлении на Борисов. Частью сил этой группировки ударом с севера предполагалось овладеть городом Орша.

Подвижные войска фронта (конницу и танки) предлагалось использовать для развития успеха в общем направлении на Борисов «с задачей во взаимодействии со 2-м Белорусским фронтом разгромить борисовскую группировку противника и выйти на западный берег р. Березина в районе Борисова».

11-я гвардейская армия силами 9 стрелковых дивизий должна была прорвать оборону противника в районе Остров Юрьев, Киреево (ширина участка — 8 км) двигаться вдоль автомагистрали Смоленск — Минск в направлении Толочин, Борисов с целью разгрома совместно с войсками 5-й и 31-й армий Оршанско-Богушевской группировки противника. К исходу третьих суток наступления армия должна была выйти на рубеж Яново — Молотаны — Ламачин. А к исходу 10-го дня — выйти на реку Березина в районе г. Борисова и севернее его. При выходе армии на рубеж Забажница — Шалашино — Бахатово предполагалось ввести в прорыв 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус, а также обеспечить условия для ввода 5-й гвардейской танковой армии с 3 дня операции.

31-я армия должна была силами 6 стрелковых дивизий, прорвав оборону противника на участке Киреево (иск.) — Загваздино (7 км), нанести удар по обоим берегам Днепра в направлении города Орши и далее наступать на Воронцевичи и Выдрицу. К исходу третьего дня планировалось овладеть Оршей. Дальнейшая задача наступление на Воронцевичи, Выдрица].

5-я гвардейская танковая армия вводилась на южном или северном участке прорыва, там где откроется возможность для широкого маневра.

Германия

Немецкое командование не ожидало серьезного наступления советских войск летом 1944 года на позиции ГА «Центр». Поэтому и планы проведения Витебско-Оршанской операции стали для командования группы армий неожиданностью. Фельдмаршал Буш при посещении штаба 3-й танковой армии 21 апреля 1944 года говорил: «В любом случае на основе событий этой зимы русское командование будет ставить очень масштабные цели на участках других групп армий». С ним был согласен командующий 3-ей танковой армией генерал Рейнгард: «Наличие у русских намерения захватить Витебск атакой в полосе 3 ТА представляется командующему сомнительным».

В составе ГА «Центр» в целом и 3-й танковой армии практически не было подвижных соединений. Немецкое командование планировало отражать все возможные атаки советских войск, опираясь на развитые оборонительные сооружения. Так, в полосе 27-го армейского корпуса 4-й армии, прикрывавшего оршанское направление, немецкая оборона простиралась на глубину 20—25 км, с 11—14 линиями траншей на нескольких рубежах обороны, с блиндажами и укрытиями, оборудованными артиллерийскими позициями для стрельбы прямой наводкой, 6—7 рядами колючей проволоки и сплошными минными полями.

Согласно приказу Гитлера от 8 марта 1944 года крупные города в полосе группы армий были объявлены «крепостями», в том числе Витебск (комендант — командир 53-го армейского корпуса генерал пехоты Фридрих Голльвитцер (нем.) русск., силы прикрытия — 1 батальон, заполнение — 3 дивизии), Орша (комендант — полковник Ратолифф, силы прикрытия — 1 рота, заполнение — 2 дивизии). Командующие группы армий к эффективности «крепостей» для отражения наступления противника относились скептически. Так, Рейнгард предлагал в случае советского наступления оставить Витебск, вынудив таким образом противника нанести свой первый удар по пустому месту, а самим отойти и держать оборону на рубеже «Тигр». Но приказ фюрера остался в силе.

Общий ход операции

Операция была проведена в период 23 — 28 июня 1944 года. Ей предшествовала разведка боем, которая началась 22 июня.

22 июня

В полосе 1 Прибалтийского фронта разведка боем проводилась силами 10 стрелковых рот, усиленных танками, после небольшой артиллерийской подготовки.

Подразделения 22-го гвардейского стрелкового корпуса (6-я гвардейская армия) в течение дня прорвали главную полосу обороны немцев (для чего в бой были введены главные силы первого эшелона) и продвинулись на фронте 15 км на 5—7 км], оттеснив подразделения 252-й пехотной дивизии противника к утру 23 июня на линию Савченки-Морги-Плиговки.

Значительно меньшего успеха достигли подразделения 23-го гвардейского стрелкового корпуса (6-я гвардейская армия), которым удалось занять лишь первую траншею, а в дальнейшем пришлось отбивать контратаки противника.

1-му стрелковому корпусу (43-я армия), который начал атаку в 16 часов, удалось на 0,5—1,5 км вклиниться в оборону немцев. В ночь на 23 июня на участке корпуса были дополнительно введены главные силы полков первого эшелона, подразделения 5-й штурмовой и 28-й инженерно-саперных бригад. В результате была захвачена деревня Замошье, к утру подразделения корпуса вышли к деревне Гороватка. Продвижение на отдельных участках составило до 3,5 км.

60-й и 92-й стрелковые корпуса (43-я армия) в течение 22 июня успеха не имели и под давлением противника были вынуждены к концу дня вернуться на исходные позиции.

В полосе 3-го Белорусского фронта при проведении разведки боем наибольшего успеха добились передовые батальоны 65-го и 72-го стрелковых корпусов (5-я армия), которые захватили первые 2 траншеи в течение дня и вели бой в направлении Машкова. С целью наращивания успеха стрелковых подразделений командование ввело в бой 153-ю танковую бригаду и 954-й полк САУ. В результате подразделениям 5-й армии удалось захватить плацдармы на южном берегу реки Суходревка и в течение ночи переправить на них пехоту, танки и артиллерию. Противник был вынужден перебрасывать к месту прорыва свои резервы.

Подразделения 11-й и 31-й армии успеха не имели: наткнувшись на сильное сопротивление противника, они понесли значительные потери и к концу дня были отведены на исходные позиции.

В полосе 39-й армии 22 июня разведка боем по просьбе генерал-лейтенанта И. И. Людникова не проводилась, с целью не раскрывать планы наступления (положение войск противника было известно).

Проведенная разведка боем позволила на ряде направлений вклиниться в оборону противника и тем самым нарушить ее целостность, уточнить группировку сил противника, размещение его огневых средств, и тем самым внести последние корректировки в планы наступления.

23 июня

На участке 1-го Прибалтийского фронта войска 22-го и 23-го гвардейских стрелковых корпусов 6-й гвардейской армии после артиллерийской подготовки при поддержке танков и САУ допрорвали главную полосу обороны противника на участке Савченки-Новая Игуменщина (20 км) и к 21:00 23 июня вышли на рубеж Савченки — Гребенец — Ровенец — Спасское — Мамонькина — Сковородин — Мазурино — Вербали — Жимакино, продвинувшись за день на 12—16 км. Были освобождены 96 населенных пунктов, в том числе сильные узлы сопротивления противника: Крицкое, Залужье, Сиротино, Добрино.

Войска 1-го и 60 стрелкового корпусов 43-й армии после артиллерийской подготовки прорвали оборону противника на участке Новая Игуменщина-Ужмекино (16 км по фронту), овладели в течение дня узлами сопротивления Шумилино и станция Сиротино и к 21—00 вышли на рубеж Добея — Плющевка — Пущевые — Кузьмино — Ужмекино (продвижение вперед до 16 км).

Удар 1-го Прибалтийского фронта пришелся на стык групп армий «Север» и «Центр» и был неожиданным для противника: «Особенно неприятным было наступление северо-западнее Витебска, так как оно в отличие от ударов на остальном фронте явилось полной неожиданностью».

Глубокий прорыв войск 1-го Прибалтийского фронта заставил противника начать быстрый отвод частей 9-го армейского корпуса на рубеж Западной Двины, а частей 53-го армейского корпуса — на южные и западные окраины Витебска.

Несмотря на быстрое продвижение стрелковых подразделений, ввод в прорыв 1-го танкового корпуса не состоялся из-за его медленного выдвижения (в том числе вследствие плохого состояния дорог после прошедших дождей); командование 1-го Прибалтийского фронта решило ввести корпус после захвата плацдарма на Западной Двине.

Авиация фронта произвела 764 самолето-вылета. Авиация противника совершила 14 самолето-пролетов.

39-я армия 3-го Белорусского фронта перешла в наступление на участке Перевоз — Романово: три стрелковые дивизии 5-го гвардейского стрелкового корпуса после артиллерийской подготовки и ударов авиации в 6:00 прорвали оборону противника на участке Перевоз — Кузьменцы (6 км), форсировали реку Лучеса, с ходу заняв 3 переправы (к 12—00), и к 13—00 перерезали железную дорогу Витебск — Орша у станции Замостье. Части 84-го стрелкового корпуса 39-й армии в течение дня вклинились в главную полосу обороны противника, наибольший успех был достигнут частями 158-й стрелковой дивизии, захватившими н.п Бабиновичи. К концу дня армия вышла на рубеж Тишково — Ляденки, а передовыми частями в район Шелки (продвижение за день до 13 км.

5-я армия прорвала оборону противника на участке Заречье — Шельмино. Подразделения 72-го стрелкового корпуса форсировали реку Лучеса и захватили плацдармы в районе деревень Ковали, Заречье и Савченки (где были разгромлены подразделения 299-й пехотной дивизии и захвачен железнодорожный мост и тем самым перерезана железная дорога Витебск — Орша). Подразделения 65-го стрелкового корпуса после тяжелых боев во второй половине 23 июня захватили плацдармы на реке Лучеса в районе Рудаков, Калиновичей. Командование 3-й немецкой танковой армии пыталось сбросить советские войска с плацдармов на реке Лучеса, введя в бой части 14-й пехотной дивизии, поддержанные штурмовыми орудиями, однако все атаки были отбиты. В результате части 5-й армии продвинулась вперед на 10 км и к концу дня вышли на рубеж Савченки — Владыковщина — Гряда — Николаево — Пущеёво — Понизовье — Рудаки — Большие Калиновичи — Новый Стан — Бостон, расширив фронт прорыва до 26 км. Оборонявшиеся части 6-го немецкого армейского корпуса начали отход, пытаясь закрепиться на следующем рубеже обороны. В этих условиях командование 3-м Белорусским фронтом приняло решение продолжать наступление ночью, чтобы сорвать планы противника, а для развития успеха ввести конно-механизированную группу генерала Осликовского (из-за плохого состояния дорог части КМГ прибыли в район сосредоточения только к 7:00 24 июня).

11-я гвардейская армия прорывала оборону противника на участке озеро Зеленское — Киреево. Части 36-го гвардейского стрелкового и 8-го стрелкового корпусов после артиллерийской подготовки и ударов авиации при поддержке танков и САУ перешли в наступление и захватили первую траншею противника, был захвачен и поселок Киреево, однако из-за усилившегося сопротивления 78-й пехотной дивизии дальнейшее продвижение советских войск на этом участке было приостановлено. А вот на правом фланге 11-я гвардейской армии части 16-го гвардейского корпуса и приданного ему 155-го укрепленного района успешно прорвали оборону в лесисто-болотистой местности и к 10—00 захватили Остров Юрьев. Несмотря на многочисленные контратаки противника, наступление на правом фланге армии успешно развивалось (для развития успеха в течение дня на этом участке была введена в бой 1-я гвардейская Московская стрелковая дивизия, части которой к исходу дня захватили плацдарм на реке Выдрейка, 5-я гвардейская Городокская стрелковая дивизия, которая вела бой за нп Выдрица, а также 11-я гвардейская Городокская стрелковая дивизия, которая получила задачу разгромить противника южнее Бабиновичей). 11-я гвардейская армия к исходу дня вела бой на рубеже Зеленуха — Болтуны — Посёлок №10-лес юго-восточнее нп Полипки — восточная окраина нп Брюховские — Шибаны — восточнее нп Заволны — Киреёво (продвижение за день составило от 2 до 8 км).

31-я армия вклинилась в оборону противника на глубину до 3 км к концу дня вела бой на рубеже лес 2 км юго-западнее нп Киреёво — восточнее нп Бурое Село-восточнее Загваздино.

Авиация фронта произвела 877 самолето-вылетов (из них 105 — ночью). Авиация противника совершила 36 самолето-пролетов.

Результаты операции

В результате операции были освобождены районные центры Витебской области Шумилино (23 июня), Бешенковичи, Богушевск, Сенно (25 июня), Толочин (26 июня), Орша, Чашники (27 июня), Лепель (28 июня).

Отдельные эпизоды

26-го июня 1944 ворвался в г. Орша и открыл огонь по немецкому эшелону товарищ Бегенов Мейерман (Меерман) Мерзабекович.

Тогда он разрушил сбегающий эшелон… С 21.06 по 25.06.44 ефрейтор Бегенов подавил своим зенитным крупнокалиберным пулемётом несколько станковых пулеметов врага и до двадцати немцев.

Спасение моста Фёдором Блохиным

Ключевым моментом в операции по освобождению Витебска была переправа на левый берег Западной Двины. Переправа осуществлялась одновременно в нескольких точках, в частности, в районе моста, который ныне носит имя Ф. Т. Блохина, в районе деревни Заборье и в районе населённого пункта Шумилино.

Командир сапёрного взвода старший сержант Фёдор Блохин получил задание спасти от уничтожения единственный уцелевший в городе мост, с тем чтобы затем по нему смогли переправиться основные силы 39-й армии, которая освобождала Витебск. Успех этого задания во многом был предрешён тем, что накануне Блохин получил известие о гибели в бою любимого сына. Блохин, вначале чрезвычайно расстроенный гибелью сына, затем с утроенной энергией выполнял это задание.

Операции по спасению моста предшествовали уличные бои в центре Витебска ночью 26 июня силами 875-го полка 158-й стрелковой дивизии. Взвод из 12 человек во главе со старшим сержантом Блохиным в предутренней темноте просочился через вражеские порядки и вышел к Западной Двине. Мост был заминирован и в любую минуту мог быть взорван. Залог успеха был во внезапности нападения и быстроте проведения операции. По сигналу командира бойцы забросали гранатами траншеи противника и ворвались на мост. Завязался бой, перешедший в рукопашную схватку. Старший сержант Блохин ударом ножа сразил гитлеровца, преградившего ему путь, и бросился к воде, где были протянуты провода, ведущие к фугасам, после чего перерезал их и вместе с ефрейтором Михаилом Кузнецовым извлёк электродетонатор. Из опор моста сапёры извлекли 300 ящиков взрывчатки. В этот момент к мосту уже подходили советские танки.

Атака 215-го стрелкового полка под командованием Н. Б. Борисова

В районе деревни Заборье командир 215-го стрелкового полка 179-й стрелковой дивизии 43-й армии Борисов Н. Б. получил задание захватить плацдарм на левом берегу Западной Двины и прочно на нём закрепиться. Оценив обстановку, Борисов пришёл к выводу, что после захвата плацдарма необходимо не обороняться, а атаковать, и что захват деревни Заборье будет наилучшим способом, способствующим успешному форсированию Западной Двины основными силами полка. В стремительной атаке батальон Борисова захватил деревню Заборье и за 3 дня боёв уничтожил 400 немецких солдат и офицеров (в том числе полковника), захватил 65 пленных, до 80 автомашин, 20 мотоциклов, 1 стрелковую батарею, 13 пулемётов, 7 складов (в том числе 5 с продовольствием). Батальон потерял 3 человека. Операция была проведена так успешно, что в дальнейшем на примере Борисова учили офицеров, как нужно «малой кровью, могучим ударом» громить врага.

Переправа Беспятова в районе Шумилино

В районе населённого центра Шумилино 935-й стрелковый полк 306-й стрелковой дивизии 43-й армии под командованием Беспятова А. И. осуществил прорыв обороны немцев посредством форсирования Западной Двины под сильным огнём противника. Полк Беспятова первым захватил плацдарм на левом берегу Западной Двины, расширил его, и этот участок затем стал армейской переправой. После форсирования Западной Двины часть войск 43-й армии пошла на соединение с 39-й армией, а другая продолжала наступать на запад в направлении города Лепеля. Неподалёку от этого города полк Беспятова окружил батальон СС и полностью его уничтожил.

Подвиг миномётчика Бородулина

В ходе Витебской операции отличился наводчик «катюши», боец 3-го отдельного гвардейского миномётного полка Бородулин С. Д., для которого бой под Витебском стал последним. Его «катюша» у переправы через небольшую реку Оболянка была атакована противником из близлежащего леса. Хотя миномёт «катюша» не был предназначен для стрельбы прямой наводкой, миномётчики решили принять бой и обрушили на немцев шквальный огонь. Гитлеровцы пустили в ход артиллерию, танки и самоходные установки. От взрыва снаряда «катюша» Бородулина загорелась, боевой расчёт, состоявший из нескольких бойцов, был обожжён и задыхался от дыма. По словам уцелевших очевидцев, Бородулин со словами «Погибнем, но не пропустим козлов!» успел произвести ещё один, последний, залп по фашистам. Бородулин Сергей Дмитриевич, шофер-старший водитель боевой установки гвардии старший сержант Назаренко Павел Иванович и командир орудия М-8 гвардии сержант Светличный Тимофей Иванович сгорели вместе с установкой.

Подвиг Юрия Смирнова

Командир отделения 77-го гвардейского стрелкового полка (26-я гвардейская стрелковая дивизия, 11-я гвардейская армия, 3-й Белорусский фронт) гвардии младший сержант Юрий Смирнов в ночь на 25 июня 1944 года находился в составе танкового десанта при прорыве обороны противника на оршанском направлении. В бою за деревню Шалашино Оршанского района Витебской области Белоруссии он был тяжело ранен и захвачен противником в плен. Гитлеровцы подвергли советского воина зверским пыткам, но мужественный боец не выдал врагу военной тайны. Фашисты распяли Юрия Смирнова на стене блиндажа, тело искололи штыками.

Гвардии младший сержант Смирнов Ю. В. погиб смертью героя, до последней минуты жизни оставаясь верным солдатскому долгу, военной присяге. Его подвиг служит примером солдатской доблести, беззаветной верности Родине.

Штурм высоты «Кладбище»

В июне 1944 года гвардии лейтенант Карымшаков Келдике принимает командование пулеметной ротой 56-го гвардейского стрелкового полка 19-й гвардейской дивизии 5-го гвардейского стрелкового корпуса.

В 6 часов утра в 20-х числах июня после 3-часового артиллерийского налета 5-й гвардейский стрелковый корпус занял 3 линии укреплений немецко-фашистских захватчиков, но дальнейшие контратаки противника не позволили продвинуться дальше. Перед 56-м гвардейским стрелковым полком на возвышенности находилось кладбище, которое являлось господствующей высотой на поле боя. Все атаки на данную высоту отбивались противником. Были большие потери танков и САУ при попытках занять данную высоту.

Командир полка поставил боевую задачу перед гвардии лейтенантом Карымшаковым Келдике: «Собрать боевых гвардейцев-офицеров и солдат. Создать штурмовую роту и взять кладбище». Гвардии лейтенант Карымшаков Келдике понимал, что приказ был трудновыполним, но при применении тактики и опыта боя, а также знания психологии противника было принято смелое решение: установить пулеметы таким образом, чтобы обеспечить сильный и прицельный огонь для сопровождения штурмовой роты во время ухода противника на обед.

Оставленные дежурные пулеметчики противника не могли остановить атаки советских гвардейцев, во главе роты с криком «Ура!» шел гвардии лейтенант Карымшаков Келдике со своим близким другом гвардии старшим лейтенантом Иннокентием Павловым. Высота «Кладбище» была взята почти без потерь. Бои продолжались до вечера. Противник, оставляя группы прикрытия, начал отход. Советские гвардейцы продолжали бой и преследование противника, дабы не дать противнику закрепиться на следующем рубеже.

Награды и память

За успехи и героизм в ходе Витебской операции Блохин Фёдор Тимофеевич, Борисов Николай Борисович, Беспятов Алексей Иванович, Смирнов Юрий Васильевич и Бородулин Сергей Дмитриевич удостоены звания Героя Советского Союза. Возле въезда на мост, спасённый старшим сержантом Блохиным, установлена мемориальная доска с надписью, увековечивающей его подвиг. Ф. Т. Блохин является Почётным гражданином г. Витебска.

За прорыв Витебского укрепрайона и освобождение Витебска в соответствии с приказами ВГК от 2 и 10 июля 1944 года наименование «Витебских» получили 62 соединения и части 39-й, 43-й и 1-й воздушной армий 3-го Белорусского и 1-го Прибалтийского фронтов.

За стойкость в ходе обороны города Орша в соответствии с Приказом подразделения №: 65/н от: 05.08.1944, Изданного: 36 гв. ск / Награждён Орденом Великой Отечественной войны II степени командир расчёта крупнокалиберного пулемёта гвардии ефрейтор Бегенов Мейірман (Меерман) Мерзабекович.

Источник: https://ru.wikipedia.org/wiki/Витебско-Оршанская_операция

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОРШИ

ХРОНИКА СОБЫТИЙ

Оршанское сражение

Очерк

Героям Отечественной Войны 1941—1945гг посвящается…

Освобождение Белоруссии летом 1944 год вписано золотыми буквами в историю Великой Отечественной Войны 1941—1945гг. Битва за Оршу одна из самых тяжёлых в истории воин за Отечество.

Немецкое командование считало свою оборону в Белоруссии неодолимой. Перед началом операции «Багратион» ни одно направление противника не было так сильно прикрыто врагом, как Оршанское.

Вокруг Орши и на восточном берегу Днепра противник создал оборонительную линию с дотами, дзотами, противотанковыми рвами, минными полями, траншеями, укрепленными позициями для артиллерии и танков. Каждая улица, каменный дом, руины — все приспосабливалось к обороне. Орша больше года оставалась прифронтовым городом, на Оршанском направлении шли тяжелые бои.

Из опубликованных уже после войны документов и мемуаров было видно, что даже Ставка признавала это направление малоперспективным. Маршал А. М. Василевский, координировавший действия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, оценивая обстановку в начале операции, писал в своем донесении Верховному Главнокомандующему о наличии на Оршанском направлении «исключительно развитой обороны противника, сильной группировки его войск…»

Именно под Оршей советские войска встретили самое упорное сопротивление, предопределив заранее кровопролитность и жестокость предстоящих боев.

Автомагистраль Москва-Минск действительно окажется для наступающих советских войск настоящим огненным адом. Именно за нее они понесут самые большие потери. Само месторасположение Орши с ее важнейшим узлом железных дорог заранее определяло размах будущего сражения. Это было основное для центральной группы немецких войск оперативное направление, идущее вдоль магистрали Минск-Москва.

Оршанское направление считалось решающим во всей системе оборонительных линий «Пантера». Оборонительная линия на подступах к Орше достигала 40—45 километров, тогда как в районе Витебска — не более 20 километров. Значительно выше была и плотность заграждений на 1 километр фронта. В самом городе на его улицах и площадях — окопы полного профиля, оплетенные колючей проволокой, каменные здания, приспособленные к долгой и упорной обороне, противотанковые и противопехотные минные поля, противотанковые рвы и ямы, бетонированные огневые точки и блиндажи.

Для этого на Минское шоссе была поставлена 78-я штурмовая немецкая дивизия — лучшая сухопутная дивизия вермахта с районом укрепленных долговременных огневых точек, густо опоясанных минными полями и инженерными заграждениями. Она имела 16000 солдат и офицеров, 15 групп «офенрор» с 2—3 аппаратами в каждой и противотанковые средства ближнего боя в каждом полку. Помимо корпусных средств усиления она имела на вооружении более 220 орудий, 154 миномета, 535 ручных и станковых пулеметов.

Она существенно отличалась от обычной пехотной дивизии и была способна к выполнению всех боевых задач, будь это оборона или наступление. В состав таких дивизий входили артиллерийские, минометные, пулеметные, танковые и даже авиационные подразделения.

Было решено нанести несколько последовательных ударов на различных направлениях. В этом случае противник, даже имея мощные оперативные резервы и развитую сеть дорог, лишался возможности заткнуть образовавшиеся бреши. Тем более, что немцы никак не ожидали активных действий советских войск в Белоруссии.

Немецкая разведка так и не смогла обнаружить беспрецедентную концентрацию русских войск перед началом операции «Багратион»..

Повсюду были созданы мощные оборонительные укрепления на 25—30 километров от переднего края. Траншеи усиливались дотами, дзотами, проволочными заграждениями в 2—4 кола, противопехотными и противотанковыми минными полями. Немецкие части постоянно совершенствовали систему огня, простреливая каждый метр земли перед своим передним краем. Теоретически здесь невозможно было ни пройти, ни проползти, ни пролететь.

Тыловые рубежи проходили по рекам Оршице и Днепру до населенного пункта Копысь. Последний представлял из себя систему траншей и железобетонных дотов. Исключительное внимание было уделено укреплению самой Орши. Город был обнесен обводом в 2—3 траншеи, усиленные 40—50 дотами и дзотами. Каменные здания были приспособлены к обороне, а улицы — окопаны рвами. В концлагеря Орши были согнаны мирные жители, которые в невыносимых условиях трудились на сооружении оборонительного вала. Мертвыми устилали дороги.

В ходе белорусской освободительной операции 1944 года к 23 июня 31-я армия занимала позиции на фронте восточнее Орши. Перед ней стояла задача совместно с 11-й гвардейской армией разгромить оршанскую группировку немцев.

Стрелок 3-го стрелкового батальона 653-го стрелкового полка 220-й стрелковой дивизии красноармеец Е.П.Картовенков 23 июня с флагом в руках первым ворвался в немецкую траншею и увлек за собой всю роту. В это время с фланга немецкий дзот сильным пулеметным огнем мешал продвижению пехоты. Картовенков незаметно подполз к дзоту и забросал его гранатами, уничтожив при этом пять немецких солдат, и одного офицера взял в плен.

На следующий день в районе Бурое Село противник пошел в контратаку при поддержке танков. Картовенков метким выстрелом из противотанкового ружья поджег немецкий танк и с криком «Ура!» бросился на контратакующего противника. Контратака была отбита, враг понес большие потери.

23 июня при прорыве обороны немцев в районе высоты помощник наводчика 2-й пулеметной роты 376-го полка красноармеец И.П.Гусев с криком «Ура! За Родину! За Сталина!» первым с группой бойцов ворвался в немецкую траншею и в короткой рукопашной схватке штыком в блиндаже уничтожил 10 немцев. Старший лейтенант И.В.Иванов первым врывался в немецкие траншеи и уничтожал гранатным огнем расчеты вражеских огневых точек.

В самый разгар боев за вторую и третью траншеи обороны противника командир 2-го батальона 376-го полка был тяжело ранен. В командование вступил парторг полка капитан К.А.Кошман. Батальон первым в дивизии овладел опорным пунктом Дубровно и вышел к Днепру.

26 июня бои велись уже на улицах Дубровно. Освободив город, 220-я дивизия вышла к Днепру в районе Орши.

Фашисты взорвали два моста через реку, оставив невредимым третий — железнодорожный мост.«Не успели взорвать или ловушка?» — подумал командир дивизии, полковник Полевик Василий Алексеевич. Прежде чем пускать через мост свои войска, он приказал прислать к нему двух опытных и надежных саперов. Прибыли красноармеец Антон Юрченко- минер 381-го отдельного саперного батальона 220-й стрелковой дивизии 31- й армии 3-го Белорусского фронта, родом из села Черныш, Черниговского района, Черниговской области, в Красную Армию призван 25 февраля 1944 года, и сержант Егор Макеев, командир отделения 381-го отдельного саперного батальона, родом из деревни Лихочево, Починковского района, Смоленской области, в Красной Армии с июня 1941 года, шахтер из Донбасса.

Приказав им проверить состояние железнодорожного моста через Днепр, командир дивизии предупредил:

— Помните, от вас зависит жизнь многих боевых товарищей и наше быстрое продвижение на Запад, овладение правобережьем Днепра, освобождение города Орша.

Саперы забрались на насыпь моста и стали проверять землю миноискателями перед входом на мост. Приборы показали наличие мин в количестве 16 штук. Саперы обезвредили их, и метр за метром поползли по мосту вдоль проложенных по нему рельсов железнодорожного пути. Вот и середина моста. Внимательно изучая мост, они нашли четыре деревянных ящика, подвешанных на тросах под фермами моста. В них была заложена взрывчатка. Сильное волнение охватило саперов, ведь каждую секунду эти ящики могли сработать. Тогда может случится непоправимое- последняя переправа на другой берег Днепра взлетит на воздух, наступление войск остановится. «Этого нельзя допустить» — подумали бойцы и стали искать электропровода…

— Не видно что-то…

Какое-то время они искали электрическую нить, протянутую от ящиков на другой берег Днепра, волнение не покидало их. Наконец обнаружили: она была вложена в паз одной из ферм моста, Антон Юрченко мгновенно перекусил её кусачками. Теперь взрывчатка была обезврежена и саперы облегченно вздохнули:

— Антон, назад? — cпросил Егор.

— А может, на выходе заминировали, — домысливал Юрченко.

— Но ведь там совсем рядом немцы, — произнес Егор.

— Сделаем так, — сказал Антон, приготовь автомат, гранаты и, в случае чего, меня прикроешь. Я поползу один.

Разгромив оршанский гарнизон, соединения 31-й и 11-й гвардейских армий к 9 часам 27 июня полностью овладели городом и железнодорожным узлом Орша, форсировали Днепр на всем протяжении в полосе своего наступления.

27 июня 1944 года Москва салютовала доблестным войскам 3-го Белорусского фронта. 220-я стрелковая дивизия получила почетное наименование «Оршанская», а ее полки были награждены орденами: 653-й и 673-й — орденом Александра Невского, а 376-й — орденом Красного Знамени. Сотни солдат удостоились правительственных наград.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за мужество и героизм, проявленные при спасении моста через реку Днепр в городе Орша, красноармейцу Юрченко Антону Степановичу и красноармейцу Макееву Егору Абрамовичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением им ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

ЗЕМНОЙ ПОКЛОН

Ушла война. Осталась память.

И опаленные сердца.

И похоронок злая наледь,

И чьи–то дети без отца…

И мать — старушка ждать устала

пропавших без вести сынов…

И скорбь морщины протоптала

На лицах поседевших вдов…

Ушли сраженья, канув в Лету.

Потерь не знавшим не понять,

Что кто–то письма шлет по свету,

Родных, надеясь отыскать.

И в безысходном горе где– то

Заплачет траурная медь.

И заберет в себя планета

От старых ран принявших смерть.

И где-то там, за перелеском,

Свой долг исполнивший уже,

Заснул солдат под обелиском

В своем последнем блиндаже.

А сколько рядом их со мною

Таких родных, живых солдат!

Виски окрашены войною,

И полный перечень наград.

За ваше мужество в бою,

За вашу боль, за ваши раны,

За жизнь счастливую мою —

Земной поклон вам, ветераны!

Уж отгремел последний бой когда-то,

И отыграл горнист войне отбой,

Но весь народ об этом помнит свято,

И вам обязаны мы этой тишиной!

Нет, не забыть нам, дорогие ветераны,

Ваш подвиг ратный на истерзанной земле,

Хоть мы сражались, глядя на экраны

Внимали с гордостью рассказам о войне!

Как вы все эти годы воевали,

Стояли сутками под пулями в воде,

Зимой суровою на поле замерзали,

Под солнцем умирали на земле.

Под шквалом непрерывного огня

В атаку, зубы стиснув, вы бежали,

И плакали, фашиста матеря,

Когда еще в начале отступали!

Плененные, с достоинством держались,

И выстояли, мужество храня.

И как могли, друг другу помогали,

Хоть непрощенные, но Родину любя!

В Америке, в Европе все узнали,

Как побеждать умеет наш народ.

Как губы полумертвые шептали:

«За Родину! За Сталина! Вперед!»

Как наш народ умеет ненавидеть,

Как может сильно Родину любить!

И там пусть не стараются забыть,

Как всей Европе помогли мы выжить!

В стране теперь большие перемены.

Порою трудно логику понять,

Что называли прежде вы изменой,

Теперь за это можно награждать.

Обида вдруг непрошенной слезою

Из мудрых глаз невольно заструится,

И грустно нынче нашему герою,

Душа болит и по ночам не спится.

И все больней болят, наверно, раны

У тех, кто до сих пор еще в строю.

И сердце жмет, услышав Левитана,

У каждого, в моем родном краю!

Мы просим вас, родимые, простите,

Что не всегда внимательны бываем,

И на душе обиду не таите,

Что позвонить порою забываем.

Мы поздравляем вас с победным маем,

Здоровья вам желает вся страна!

Мы уберечь Отчизну обещаем,

Недаром носим ваши имена!

И восстановится могущество былое,

И процветающей должна Россия стать,

Когда такие славные герои,

Смогли родную землю отстоять!

Стихи неизвестного автора, посвященные Великой Отечественной Войне.

25 декабря 2014 года г. Орша, Игорь Назаров / Игорь Сибиряк /

Бои под Оршей

Очерк

В 1943 году освободить Оршу не удалось. Первая попытка с ходу взять город, переправившись через Днепр на подручных средствах, оказалась неудачной и стоила больших потерь.

Начало 1944 года наш полк встретил в новых ожесточенных боях на Оршанском направлении. 21 февраля наши части вновь попытались прорвать оборону. Немцы устояли. Я считаю, из-за недостаточной подготовки наступления.

В 70–80-е годы многие военачальники опубликовали мемуары, повествуя, как под их руководством воевали армии, корпуса, дивизии. В этих воспоминаниях часто можно встретить замечания примерно такого рода: «К сожалению, перед началом наступления не все огневые точки противника были подавлены…» А мы добавим: отсюда неоправданно много неудач и огромные потери. Так было под Ржевом и Оршей, Харьковом и Воронежем, в Крыму, под Варшавой, Кенигсбергом, под Берлином.

Орша — крупный железнодорожный узел. Сюда прилетал Гитлер, здесь проходило известное совещание, на котором разрабатывалась операция «Тайфун», здесь произошла встреча начальника Генштаба Франца Гальдера с командующими фронтами во время битвы под Москвой, и здесь же находился штаб Центральной группы войск во главе с командующим генералом Фон Клюге. Немецкое командование решило удержать Оршу во что бы то ни стало — превратить ее для русских во второй Ржев.

Остатки бункера находятся в Оршанском районе, неподалеку от деревни Гадовичи.

Назначение бункеров в настоящее время точно не известно, но существует две основные версии — это один из сохранившихся бункеров штаб-квартиры Адольфа Гитлера «Ольга» или же это ставка Гейнца Гудериана. Источник: http://копанина.рф/publ/1/nemeckij_bunker_pod_orshej/7-1-0-508

Освобождение Орши оказалось делом нелегким. Наступлению предшествовала напряженная месячная подготовка. В те дни я побывал в ротах, которым первыми предстояло вступить в бой. Что меня поразило при встречах с солдатами, особенно молодежью, — в людях появился победительный дух.

В одной из рот я неожиданно встретил Михаила, солдата из роты, с которой начинал свой фронтовой путь.

— Михаил! — воскликнул я радостно.

Сколько всего всколыхнулось! Наш первый бой! Комроты Сухомиров! Его призыв: «Бессмертные!» А Михаил тогда вдруг высказался: «Бессмертен — один Всевышний».

Он и сейчас ничуть не изменился: тощий, высоченный, со своеобразным треугольным лицом и козлиной бородкой. В ответ на мой возглас сказал спокойно:

— Он самый, я и есть.

— Значит, жив!

— Вроде бы. Только покалечили меня гады, но я в строю.

— Наши медики не оставят, вылечат!

— Кабы, милый человек! Из твоих уст да в божьи уши. Эх, была наша рота… И никого! Ты да я, да мы с тобой.

— Ну, чуть побольше.

— Гложет меня, мил человек, чем заслужил перед Всевышним такого благожелательства, живым оставил после ржевского побоища.

— Не думай об этом, Михаил.

— Ну как же! Ведь бог-то нами дышит. Может, нас с тобой зачислил в резерв? То ли в стратегический, то ли в тактический?

— Михаил, возьмем Оршу?

— А как же! Орша не Ржев, да и мы с тех пор поумнели. Комвзвода нынче не тот халабуда, что тогда. Да нынче, я скажу, взводные стали посильней прежних комбатов.

— Выходит, теперь больше уверенности?

— Определенно.

— И другие так думают?

— Определенно.

— Значит, Михаил, возьмем Оршу!

Порадовал меня разговор с Михаилом. Быстро идет время: уже два года, как я воюю, и годы эти изменили многое. «Чему научил бойца опыт войны» — так называлась статья дивизионного комиссара Колонина, напечатанная в сорок втором в газете «Красная звезда», и вот что он писал:

«Обычным делом стала стрельба из орудий прямой наводкой, требующая, понятно, выдержки, стойкости, большого искусства.

Преодолели «танкобоязнь» и пехотинцы. Ныне они не мечутся и тем более не бегут от вражеских танков, а встречают их всеми видами пехотного оружия: гранатами, бутылками с горючим, стрельбой из противотанковых ружей.

Не испугать теперь красноармейцев и парашютными десантами: нередко, еще до того как парашютисты приземлятся, их расстреливают в воздухе.

Вот такие перемены. За десять месяцев войны успели закалиться не только бойцы переднего края, но и весь состав, в том числе и тыловые бойцы. Кто не помнит, сколько хлопот доставляли нам в свое время, — указывает дивизионный комиссар, — налеты вражеской авиации на обозы, автоколонны. А теперь? Теперь, увидев немецкий самолет, обоз останавливается, ездовые и шоферы берут винтовки и по команде ведут огонь по воздушному противнику. Немецкие летчики почувствовали опасность пехотного огня и стали держаться на почтительной высоте, что значительно снижает прицельность бомбежек и пулеметного огня.

Всякого немца повидал наш боец: и нахального летнего, и битого зимнего, и одичавшего. Повидал и понял, что самое верное средство для достижения победы в бою — это максимальное сближение с противником…»

Прав комиссар, изменился сам дух нашего воинства. Тем более в сорок четвертом!

Через тридцать два года мы вновь встретились после войны в Москве, в день 30-летия Победы. Слева направо: Четверяков, Толя Козявкин, оба остались служить в армии, стали полковниками. Нет Ивана Скоропуда, он погиб в 1943-м. Далее стоит Борис Горбачевский, ушел в гражданку, и удивительный человек Вася Рагулин — фронтовик, он потратил 18 лет, чтобы собрать ветеранов 220-й дивизии. Тогда в Москву 9 мая 1975 года приехали 176 человек, они пришли в Центральный парк Дома Советской Армии, но увидели офицера с плакатом в руках, на котором было написано: «Я — Вася Рагулин». Все бросились к нему, обнимали, целовали, подбрасывали вверх

Источник: https://history.wikireading.ru/89370

Из книги: — « Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!»

Горбачевский Борис Семенович

Борис Семенович Горбачевский, фронтовик 220 пехотной дивизии, прошел боевой путь от рядового до капитана. Начал воевать под Ржевом. Участвовал в освобождении 16 городов. Закончил войну в Чехословакии. Основной мотив, побудивший взяться за перо: «Сохранить в истории частичку живой памяти о прошедшем времени, рассказать о своих боевых товарищах, отдавших жизнь за Отечество!»

Материал подготовил Игорь Назаров / Игорь Сибиряк /.

25.04.19 г.

На конкурс «Герои Великой Победы — 2019». Номинация —

публицистика. Игорь Назаров E-mail: nazarov_52@inbox.ru

Бой за переправу Очерк

Героям Отечественной Войны 1941—1945гг посвящается…

Освобождение Белоруссии летом 1944 год вписано золотыми буквами в историю Великой Отечественной Войны 1941—1945гг. Битва за Оршу одна из самых тяжелых.

Немецкая разведка так и не смогла обнаружить беспрецедентную концентрацию русских войск перед началом операции «Багратион».

И вот на рассвете 23 июня 1944 года началась освободительная операция «Багратион». 31-я армия генерал-лейтенанта Глаголева к исходу дня вела бой с контратакующими пехотой и танками противника юго-западнее Киреево, северо-восточное Загваздино. Особенно яростной была схватка за высоту 201,7 в районе Бурое Село Дубровенского района. Бесстрашие и мужество советских воинов в этой войне просто поражают. Стрелок 3-го стрелкового батальона 653-го стрелкового полка 220-й стрелковой дивизии красноармеец Е. П. Картавенков 23 июня с флагом в руках, он первым ворвался в немецкую траншею и увлек за собой всю роту. В это время с фланга немецкий дзот сильным пулеметным огнем мешал продвижению пехоты. Картавенков незаметно подполз к дзоту и, забросал его гранатами, уничтожив при этом пять немецких солдат, и одного офицера взял в плен. На следующий день в районе Бурое Село противник пошел в контратаку при поддержке танков. Картавенков метким выстрелом из противотанкового ружья поджег немецкий танк и с криком «Ура!» бросился на контратакующего противника. Контратака была отбита, враг понес большие потери.23 июня при прорыве обороны немцев в районе высоты помощник наводчика 2-й пулеметной роты 376-го полка красноармеец И. П. Гусев с криком «Ура! За Родину! За Сталина!» первым с группой бойцов ворвался в немецкую траншею и в короткой рукопашной схватке штыком в блиндаже уничтожил 10 немцев. Старший лейтенант И. В. Иванов первым врывался в немецкие траншеи и уничтожал гранатным огнем расчеты вражеских огневых точек. В самый разгар боев за вторую и третью траншеи обороны противника командир 2-го батальона 376-го полка был тяжело ранен. В командование вступил парторг полка капитан К. А. Кошман. Батальон первым в дивизии овладел опорным пунктом Дубровно и вышел к Днепру.26 июня бои велись уже на улицах Дубровно. Освободив город, 220-я дивизия вышла к Днепру в районе Орши. Фашисты взорвали два моста через реку, оставив невредимым третий — железнодорожный мост. «Не успели взорвать или ловушка?» — подумал командир дивизии, полковник Полевик Василий Алексеевич. Прежде чем пускать через мост свои войска, он приказал прислать к нему двух опытных и надежных саперов. Прибыли красноармеец Антон Юрченко- минер 381-го отдельного саперного батальона 220-й стрелковой дивизии 31- й армии 3-го Белорусского фронта, родом из села Черныш, Черниговского района, Черниговской области, в Красную Армию призван 25 февраля 1944 года, и сержант Егор Макеев, командир отделения 381-го отдельного саперного батальона, родом из деревни Лихочево, Починковского района, Смоленской области, в Красной Армии с июня 1941 года, шахтер из Донбасса. Приказав им проверить состояние железнодорожного моста через Днепр, командир дивизии предупредил:

События разворачивались на рассвете 27 июня 1944 года. Над рекой плыл редкий туман, сквозь который виделся вражеский берег. Действовать следовало с большой осторожностью, чтобы не заметил враг. Саперы забрались на насыпь моста и стали проверять землю миноискателями перед входом на мост. Приборы показали наличие мин в количестве 16 штук. Саперы обезвредили их, и метр за метром поползли по мосту вдоль проложенных по нему рельсов железнодорожного пути. Вот и середина моста. Внимательно изучая мост, они нашли четыре деревянных ящика, подвешанных на тросах под фермами моста. В них была заложена взрывчатка. Сильное волнение охватило саперов, ведь каждую секунду эти ящики могли сработать. Тогда может случиться непоправимое — последняя переправа на другой берег Днепра взлетит на воздух, наступление войск остановится. «Этого нельзя допустить» — подумали бойцы и стали искать электропровода…

— Не видно что-то…

— Антон, назад? — cпросил Егор.

— А может, на выходе заминировали, — домысливал Юрченко.

— Но ведь там совсем рядом немцы, — произнес Егор.

— Сделаем так, — сказал Антон, приготовь автомат, гранаты и, в случае чего, меня прикроешь. Я поползу один.

Антон пополз в конец моста и, присмотревшись, обнаружил еще 12 мин. Поминутно осматриваясь вокруг, не появились ли немцы, он обезвредил мины, и стал отползать назад. Вдруг раздался тяжелый топот сапог. Антон поднял голову. По дороге к мосту бежало около трех десятков фашистов. Сапер не растерялся. Выждал, пока немцы подбежали ближе к нему, и бросил навстречу им две гранаты. Многие нападавшие были ранены, остальные разбежались и залегли, открыв огонь из автоматов. С моста ответным огнем сержант Егор Макеев прижал немцев к земле. Пользуясь минутной передышкой, Антон пополз к товарищу. Он почти уже сблизился с ним, как вдруг между ними взорвалась брошенная немцами граната. Когда дым рассеялся, Егора на мосту не было. Сброшенный взрывной волной, он барахтался в воде под мостом. И тут Антон вспомнил, что друг не умеет плавать. Не теряя ни минуты, он скатился к краю моста и через перила метнулся в Днепр. Подплыв к Егору, Антон подхватил его и поплыл вместе с ним к своему берегу. Вдогонку летели пули противника, одна из них слегка ранила Антона в ногу. Не чувствуя боли, он доплыл с другом до своего берега, положил Егора в ложбину и побежал докладывать командиру дивизии, что мост в безопасности. Ему навстречу уже ехала санитарная машина. В ней был и командир дивизии, полковник Полевик В. А. Приняв доклад, он дал команду наступать дивизии. По спасенному отважными саперами мосту, громыхая, пошли наши танки, минометные подразделения, пехота. Наступление успешно развивалось. Прорвав сильно укрепленный пояс обороны, войска 31-й армии ворвались в Оршу и завязали уличные бои. Преодолевая сильное сопротивление противника, первыми в город ворвались солдаты стрелкового полка 192-й дивизии под командованием полковника Ф. А. Стебенева. Двигаясь с боями по городским улицам, они захватили на рассвете железнодорожную станцию, которая была заминирована. Немцы оставили на Оршанском узле около 20 паровозов и десятки вагонов, подготовленных для отправки в Германию. Составы были загружены заводским оборудованием, награбленным продовольствием. А в одном из них находилось почти 3 тысячи наших сограждан, которых должны были вывезти в немецкую неволю. Разгромив оршанский гарнизон, соединения 31-й и 11-й гвардейских армий к 9 часам 27 июня полностью овладели городом и железнодорожным узлом Орша, форсировали Днепр на всем протяжении в полосе своего наступления. 27 июня 1944 года Москва салютовала доблестным войскам 3-го Белорусского фронта. 220-я стрелковая дивизия получила почетное наименование «Оршанская», а ее полки были награждены орденами: 653-й и 673-й — орденом Александра Невского, а 376-й — орденом Красного Знамени. Сотни солдат удостоились правительственных наград.

Материал из Госархива Министерства Обороны РФ «Подвиг народа»:

Юрченко Антон Степанович

Звание: красноармеец

Место службы: 220 сд 31 А

Дата подвига: 27.06.1944

№ записи: 46761304

Архивные документы о данном награждении:

I. Приказ (указ) о награждении и сопроводительные документы к нему

— первая страница приказа или указа

— строка в наградном списке

— наградной лист

II. Учетная картотека

— данные в учетной картотеке

Герой Советского Союза (Орден Ленина и медаль «Золотая звезда»)

Указ Президиума Верховного Совета

От: 24.03.1945

Издан: Президиум ВС СССР

Архив: ЦАМО

Фонд: 33

Опись: 686046

Единица хранения: 23

№ записи 46761041

Юрченко Антон Степанович

Год рождения: 17.011923

мл. сержант

в РККА с 25.02.1944 года

Место рождения: Украинская ССР, Черниговская обл., Черниговский р-н, с. Черныш

Номер записи: 1422987047

Перечень наград:

24.03.1945

Герой Советского Союза (Орден Ленина и медаль «Золотая звезда») Показать документ о награждении

25/н 08.02.1945

Орден Славы III степени Показать документ о награждении

Юрченко Антон Степанович 1923г.р.

Звание: ефрейтор

в РККА с 25.02.1944 года Место призыва: Черниговский РВК, Украинская ССР, Черниговская обл., Черниговский р-н

Место службы: 381 осапб 220 сд

Дата подвига: 21.01.1945—22.01.1945

№ записи: 39022613

Архивные документы о данном награждении

I. Приказ (указ) о награждении и сопроводительные документы к нему

— первая страница приказа или указа

— наградной лист

II. Учетная картотека

— данные в учетной картотеке

Орден Славы III степени

Подвиг:

Представление к Награде: Званию Героя по 3-му Белорусскому фронту

В 232 строке значится красноармеец Юрченко А. С. к присвоению звания Героя Советского Союза от 24 марта 1945 года

Наградной лист красноармейца Юрченко Антона Степановича 05.07.1944г

Схема №162 операции 5-го Удара двух фронтов — 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского в июне месяце 1945 года на дуге Витебск- Орша — Могилёв.

Макеев Егор Абрамович

Звание: сержант

Место службы: 220 сд 31 А

Дата подвига: 27.06.1944

№ записи: 46761188

Архивные документы о данном награждении

I. Приказ (указ) о награждении и сопроводительные документы к нему

— первая страница приказа или указа

— строка в наградном списке

— наградной лист

II. Учетная картотека

— данные в учетной картотеке

Герой Советского Союза (Орден Ленина и медаль «Золотая звезда»)

Указ Президиума Верховного Совета

От: 24.03.1945

Издан: Президиум ВС СССР

Архив: ЦАМО

Фонд: 33

Опись: 686046

Единица хранения: 23

№ записи 46761041

Макеев Егор Абрамович

Год рождения: 07.12.1922

сержант

в РККА с 02.06.1941 года

Место рождения:

Номер записи: 1525116957

Перечень наград

124.03.1945Герой Советского Союза (Орден Ленина и медаль «Золотая звезда»)

Показать документ о награждении.

Текст наградного листа идентичен наградному листу Юрченко А. С.

Материал подготовил Игорь Назаров, Беларусь, г. Орша, 20.01.2019г

МОИ ЗЕМЛЯКИ УЧАСТНИКИ ВИТЕБСКО-ОРШАНСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ИЮНЕ 1944 ГОДА

В операции «Багратион» участвовали два моих земляка из посёлка Заводоуспенское, Тугулымского района, Свердловской области — капитан Поливцев Михаил Григорьевич, заместитель командира телеграфно-телефонного батальона отдельного Витебского полка связи и, старшина Деревенчук Прокофий Васильевич, механик-водитель танка №27, танкового батальона №18, Гвардейской танковой бригады 5-й танковой Армии под командованием генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова, в составе 3-го Белорусского Фронта. Они принимали участие при освобождении городов Белоруссии Витебска, Орши, Борисова, Минска. Наступление Фронта шло со стороны Дубровенского района, это 30 километров восточнее Орши. 26 июня 1944 года был освобождён Витебск, а 27 июня 1944 года освободили город Оршу и, далее наступление развивалось по главному направлению изрытой взрывами дороги Москва — Брест. 2-го июля 1944 года освободили город Борисов, а 3-го июля освободили столицу Белоруссии город Минск.

ПОЛИВЦЕВ МИХАИЛ ГРИГОРЬЕВИЧ

5-й удар. Разгром немцев в Белоруссии. Июнь-июль 1944 г.

01.06.1944 — 31.07.1944

Страница боевой операции

Боевые действия в составе: 1 ПрибФ

05.06.1944 — 11.06.1944

Витебская наступательная операция. 23.6—28.6.44 г. (Операция 5-го удара)

23.06.1944 — 28.06.1944

Страница боевой операции

Витебско-Оршанская наступательная операция. 23.6—28.6.44 г. (Операция 5-го удара)

23.06.1944 — 28.06.1944

Страница боевой операции

Боевые действия в составе: 1 ПрибФ

28.06.1944 — 29.06.1944

Минская наступательная операция. 29.6—4.7.44 г. (Операция 5-го удара)

29.06.1944 — 04.07.1944

Страница боевой операции

Полоцкая наступательная операция. 29.6—16.7.44 г. (Операция 5-го удара)

29.06.1944 — 16.07.1944

Страница из Приказа о присвоении фронтовикам Ордена Отечественной Войны 2-й степени по 1-му Прибалтийскому Фронту.

Выписка из книги: Александр Соловьёв: «Герои Великой Победы», 2018г

К результатам поиска

Поливцев Михаил Григорьевич, капитан

Дата рождения __.__.1918

Место рождения Свердловская обл., Тугулымский р-н, с. Заводо-Успенское

Место призыва Тюменский РВК, Омская обл., Тюменский р-н

Воинская часть 81 опс 1 ПрибФ (81 опс,1 ПрибФ,1 Прибалтийский фронт)

Дата поступления на службу __.__.1938

Кто наградил 1 Прибалтийский фронт (81 опс, 1 ПрибФ,1 Прибалтийский фронт)

Наименование награды Орден Отечественной войны II степени

Номер фонда ист. информации 33

Номер описи ист. информации 686196

Номер дела ист. информации 2263 Архив ЦАМО

Воинская часть 81 ОВПС Приб. ВО (81 ОВПС Приб. ВО)

Наименование награды Медаль «За оборону Сталинграда»

Номер фонда ист. информации 140

Номер описи ист. информации 12981

Номер дела ист. информации 92 Архив ЦАМО

ДЕРЕВЕНЧУК ПРОКОФИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Дата рождения 21.07.1922

Место рождения Свердловская обл., Тугулымский р-н, р. п. Заводоуспенка

Место призыва Талицкий РВК, Свердловская обл., Талицкий р-н

Воинская часть 18 гв. тбр (18 гв. тбр)

Дата поступления на службу 16.06.1941

Кто наградил 18 гв. тбр (18 гв. тбр)

Наименование награды Медаль «За отвагу»

Даты подвига 26.02.1945

Номер фонда ист. информации 33

Номер описи ист. информации 686196

Номер дела ист. информации 4472

Приказ подразделения

№: 8/н от: 04.05.1945

Издан: 4 гв. минбр

Архив: ЦАМО

Фонд: 33

Опись: 686196

Ед. хранения: 4471

№ записи: 26471857

Страница: 186 из 213 страниц

Наградной лист о награждении медалью «За Отвагу» механика-водителя Деревенчука П. В. 18-й Минской Краснознаменной танковой бригады, 3-го Белорусского Фронта.

Дорогами Войны фронтовики прошли Прибалтику, Польшу, Германию. Войну закончили 8-го мая 1945 года в районе города Вютцев. В послевоенное время фронтовики вернулись на Родину, Михаил Григорьевич дослужился до директора местной Успенской бумажной фабрики, которой руководил с 1963 года по 1978 год. Под его руководством фабрика стабильно работала, приносила прибыль, рабочие были довольны своим материальным и трудовым положением. Я немного поработал на кирпичном заводе, как структурном подразделении фабрики, чтобы заработать денег и поехать учиться в Свердловск. Дисциплина во всех структурных подразделениях фабрики была на должном высоком уровне, поэтому и успех в работе пришёл как закономерность в организации производства. После ухода Михаила Григорьевича на пенсию, фабрика стала затухать, пока не обанкротилась в 1993 году и остановилась. В Россию пришёл дикий капитализм, который полностью развалил всю экономику страны. Теперь вернуть былую мощь государства, нужно время и палочная система дисциплины труда, без этого экономику не поднять. Надо вернуть экономические принципы управления экономикой, какие были при И. В. Сталине. Китай взял за основу сталинские методы управления экономикой, разработанные нашим Вождём. Китай добились высоких темпов развития своей страны на современном уровне, а Россия всё ещё влачит жалкое существование, потому-что не может преодолеть неприязнь к тому прошлому периоду жизни нашего Государства, не может взять на вооружение всё ценное, к чему пришёл Сталин в своей практической работе по управлению экономикой и народным хозяйством СССР.

Прокофий Васильевич работал директором Заводоуспенской средней школы №23 с 1968 года по 1987 год, которую он построил в бытность своего руководства. Он фактически оставил после себя памятник в красавице школы с видом из окон второго этажа на наш знаменитый Заводоуспенский пруд. Предмет физики, которую он вёл в школе, был культовый по качеству обучения, все поступающие в ВУЗы сдавали его предмет на хорошо и отлично. Нашим Землякам вечная благодарная память от всех нас живущих ныне!

28 января 2020 года. Игорь Назаров, / Игорь Сибиряк /.

На конкурс эссе «Моя Победа»

ЖИВЫМ НЕ ВЕРИТСЯ, ЧТО ЖИВЫ… ЭССЕ

Очерк военных событий при обороне города Могилёва летом 1941 года

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду

На всех, на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что двадцать лет и тридцать лет

Живым не верится, что живы.

А к мертвым, выправив билет,

Все едет кто-нибудь из близких,

И время добавляет в списки

Еще кого-то, кого нет…

И ставит, ставит обелиски. Поэт К. М. Симонов 1971г

Поколению тех далёких героических лет, эти строки поэта — фронтовика напоминают о трагизме начало войны и неимоверной горечи утрат нашего народа, спасённых людей, побывавших в аду фашизма. Сердце сжимается от горя и боли за муки поколения, отстоявшего наше Отечество, его свободу и независимость для соотечественников, грядущих поколений. Наша благодарная память обращается вновь и вновь к дням Великой Отечественной войны.

Для К. Симонова линия фронта пролегла через самое сердце, полностью изменив не только взгляды на жизнь, но и ценности, приоритеты, став тем рубежом, после которого важным становится каждый миг прожитой жизни.

С первых дней войны 1941 года Константин Михайлович был направлен из Москвы корреспондентом армейской газеты 3-й армии в Гродно. Доехать до места назначения не удалось-после города Борисова железная дорога была уже разбомблена немцами.

После двух суток поисков штаба Западного фронта, он направляется через Оршу в Могилёв, в надежде найти его там. 28 июня, утром, Симонов прибыл в Могилёв, расположение штаба Западного фронта и встретился с редактором фронтовой газеты Устиновым. При отъезде в могилёвскую типографию газеты"Красноармейская правда» для обработки заметок, он вдалеке увидел идущих по лесной дороге Ворошилова и Шапошникова. «Меня радовало, что они оба здесь. Казалось, что наконец все должно стать более понятным», — пишет Симонов в дневнике «Разные дни войны».

За первые 4-е дня войны призывные пункты Могилёва мобилизовали в Красную Армию почти 25 тысяч человек. С 24 июня по 3 июля вблизи города находился штаб Западного

Фронта и Центральный Комитет Коммунистической Партии Белоруссии, а также Совет Народных Комисаров Белоруссии. 1 июля 1941года на совещании в штабе Западного фронта с участием 1-го секретаря ЦК КП (б) Б П. К. Пономаренко, представителей Ставки Главного командования Маршалов Советского Союза К. Е. Ворошилова и Б.М.Шапошникова разработаны конкретные меры по обороне Могилёва, рассмотрены вопросы, связанные с руководством боевыми действиями.

За 7 дней вокруг города были созданы 2 линии оборонителных рубежей. Формировалось народное ополчение, в которое влилось около 12 тысяч жителей области.

За короткий срок был прорыт противотанковый ров длиной 25 км, построены блиндажи, дзоты, траншеи, установлены минные противотанковые и противопехотные поля. Была проделана титаническая, круглосуточная работа по укреплению обороноспособности города, что дало возможность задержать врага под Могилёвом на 23 дня, выиграть время для укрепления обороны Москвы.

Непосредственная оборона города возлагалась на 172-ю стрелковую дивизию под командованием генерал-майора М.Т.Романова. В оперативное подчинение этой дивизии передан 394-ый полк 110-ой стрелковой дивизии, он занял оборону на восточном берегу Днепра. На позиции Казимировка-Пашково-Гаи-Николаевка-Полыковичи выведен сводный полк под командованием майора В.А.Катюшина, куда вошли истребительный батальон под командованием Н.И.Калугина, батальон сотрудников милиции под командованием капитана К.Г.Владимирова.РубежТишовка-Буйничи-Селец, перекрывая автодорогу Могилёв-Бобруйск и железную дорогу Могилёв-Жлобин, защищали воины 338-го стрелкового полка под командованием полковника С.Ф.Кутепова, 340-го лёгкого артиллерийского полка (полковник И.С.Мазалов) 172-й стрелковой дивизии и батальон народного ополчения (комиссар П.Е.Терентьев).

С каждым днём противник усиливал натиск, город подвергался многочисленным бомбардировкам. У деревни Сидоровичи воины 747-го стрелкового полка подорвали 20 танков и бронетранспортёров, истребили более роты немцев.

Наиболее тяжёлые бои развернулись у деревни Буйничи. Здесь проходил передний край обороны, где противотанковый ров, смыкаясь с оврагами, упирался в Днепр.

10 июля 1941 года фашисты вплотную подошли к этой линии обороны со стороны Бобруйского шоссе. Здесь занимали оборону воины 388-го стрелкового и 340-го легкоартиллерийского полков, отряд народного ополчения.

Организацию обороны здесь возглавил талантливый командир, полковник Кутепов Семён Фёдорович. По определению К. Симонова, он «…был способен на очень многое, останься он жить под Могилёвом». На рубеже р. Днепр — Бобруйское шоссе — железная дорога на Гомель — Тишовка, была создана глубоко эшелонированная оборона. В течение 12 дней личный состав полка подготовил две линии окопов полного профиля, соединённых траншеями. Перед передним краем создали сплошные противотанковые минные поля и проволочные заграждения в два ряда. К 9 июля весь полк зарылся в землю.

С утра 11 июля земля вздрогнула от грохота разрывов. Волна за волной пронеслись немецкие бомбардировщики над позициями полка, дым и пыль стояли сплошной стеной.

После этого в атаку двинулись около сотни танков и до полка пехоты противника. Наша артиллерия открыла заградительный огонь, несколько немецких танков загорелось, остальные продолжали наступление. Когда расстояние сократилось, заработала вся система нашего противотанкового и стрелкового оружия. Подбито несколько танков. Уцелевшие подходят к переднему краю, поднимают проволочные заграждения и попадают на минные поля. Ещё подорвалось несколько танков. Остальные вместе с пехотой отошли в лес на окраине Буйничского поля. Перед нашими полками на ржаном поле в этот день осталось около 300 немецких солдат и до 20 подбитых танков.

12 июля, упредив атаку противника, наша артиллерия ударила по скоплению немецких танков в роще, нанесла врагу значительные потери.

Полковник Кутепов и командир 340-го артполка полковник Мазалов И. С. вынесли свои наблюдательные пункты на высоту за железнодорожной станцией Буйничи.

Более 70 танков противника вышло на опушку леса и начали обстреливать позиции полка из орудий и пулемётов, а затем, развернувшись в боевую линию, пошли в наступление. Одна из групп танков, ведя огонь, двинулась вдоль железной дороги Могилёв — Гомель, но наткнулась здесь на батарею 76-мм орудий. Несколько из них запылало, но и батарея была смята. Миновав железнодорожную станцию, вражеские танки прошли в глубину обороны 388-го полка и приблизились к непреодолимому противотанковому рву. Здесь они попали под огонь батареи лейтенанта Возгрина. Вышло из строя ещё несколько машин. Уцелевшие разделились на две группы и пошли в обход противотанкового рва. В это время на них обрушился удар бойцов народного ополчения фабрики искусственного волокна. Вторая группа танков наткнулась на минное поле, и большинство из них подорвалось. Несколько танков, утюжа окопы пехоты и поливая всё вокруг свинцовым огнём из пулемётов, всё же ворвались на наши позиции. Однако все они были подожжены бойцами бутылками с зажигательной смесью.

Этот бой 12 июля длился 14 часов и закончился победой защитников Могилёва. В ходе боя было подбито и сожжено 39 немецких танков, бронемашин и около полка пехоты противника. С наступлением ночи всё смолкло. На той и другой стороне работали похоронные команды, подбирая раненых и убитых.

После боя на Буйничское поле прибыли военные корреспонденты К. Симонов и П. Трошкин, которому удалось сфотографировать ещё дымящееся кладбище боевых машин вермахта. Снимки Трошина и очерк К. Симонова «Горячий день» об удивительном мужестве и стойкости защитников города Могилёва опубликовала газета «Известия» 20 июля 1941 года.

События героической обороны нашли отражение в романе Симонова «Живые и мёртвые» -прообразом главного героя романа Серпилина послужил полковник Кутепов, в дневнике «Разные дни войны» Симонов возвращается и возвращается к полю сражения за Могилёв.

Это трогает до глубины души. «Я не был солдатом, был всего-навсего корреспондентом, но у меня есть кусок земли, который мне во век не забыть — вот это поле под Могилёвом, где я впервые в июле 1941 года видел, как наши в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков…», — писал в своём дневнике летописец Отечественной войны, основоположник Правды о войне 1941—1945 гг Костантин Михайлович Симонов. Уже одним этим признанием Могилёв вошёл в историю военной литературы на все времена и поэтому особенно нам дорог и любим белорусским народом.

13 июля бои пошли на убыль. Пытавшаяся наступать немецкая пехота была отбита, немногим из них удалось уйти.

Большие потери понесли и воины Кутепова С. Ф. и Мазалова И. С. на Буйничском поле.

Почти полностью был сражён 1-й батальон 388-го полка, погибли его командир капитан Абрамов и начальник штаба старший лейтенант Марков. Значительные потери понес 3-й батальон полка, был тяжело ранен его командир капитан Гаврюшин, ранен в голову комиссар полка Злобин и многие другие наши воины.

338-й стрелковый полк удерживал позиции на Буйничском поле до 22 июля, после чего, выполняя приказ командира дивизии, отвёл уцелевшие подразделения на окраину города к фабрике искусственного волокна.

24 июля полк выдержал последний ожесточённый бой с пехотой противника. В этом ближнем бою штыками и гранатами наши бойцы дрались до конца, ценой своих жизней им удалось остановить немцев. Силы бойцов постепенно иссякли, и к 25 июля, израненных и ослабевших, их осталось не более батальона.

24 июля противник прорвался на окраины Могилёва, уличные бои проходили у днепровского моста, вокзала, станции Могилёв-Товарный, фабрики искусственного шёлка. Воины и ополченцы отклонили ультиматум немцев о капитуляции. На совещании командования дивизии и руководства города было решено с боями выходить из окружения. В ночь на 26 июля после внезапной мощной артподготовки воины 338-го полка с приданными частями прорвались на запад, воины 747 и 394 сводного полков форсировали Днепр, с боями двинулись на восток и за рекой Сож соединились с частями 13-й армии.

Оборона Могилёва имела огромное значение для последующего хода войны. Здесь было задержано на месяц наступление группы армий «Центр» на главном московском направлении. Здесь был получен бесценный опыт, использованный при обороне Сталинграда, наш красавец город Могилёв в ожесточённые дни Великой Отечественной войны называли «Отцом Сталинграда».

P.S. Окончилась страшная война, наступил мир и покой, но К.М.Симонов часто возвращался к могилёвской обороне, характеры и судьбы многих оборонцев города в той или иной степени получили отражение в романах «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето» и других произведениях.

Большое сердце писателя все послевоенные годы принадлежало Могилёву. Он неоднократно приезжал сюда, подолгу ходил по Буйничскому полю и другим местам былых боёв, встречался с ветеранами войны, выступал перед рабочими и студентами, вел оживленную переписку с могилевчанами.

28 августа 1979 года писателя не стало. Согласно завещания, прах Константина Симонова был развеян на Буйничском поле, а 25 ноября 1980 года, здесь состоялось открытие мемориального знака в его память. Камень-валун весом 15 тонн, на котором высечена фамилия и имя писателя, был выбран родными Симонова на территории Белорусского республиканского музея валунов. На тыльной стороне камня закреплена табличка с надписью: «К.М.Симонов. 1916—1979. Всю жизнь он помнил это поле боя летом 1941 года и завещал развеять здесь свой прах».

В память о писателе-фронтовике его именем названа одна из улиц города, в химико-технологическом техникуме открыт музей К.М.Симонова. Ежегодно в Могилёве проходят Международные «Симоновские чтения», приуроченные к дню рождения писателя.

26 марта 2018 г. Игорь Назаров, Беларусь, г. Орша

К. СИМОНОВ — ПИСАТЕЛЬ-ФРОНТОВИК

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования

В нашей стране было и есть немало замечательных поэтов и писателей, посвятивших свое творчество военной тематике. Правда, их становится все меньше. Но наше знание о тех трагических и великих днях все еще нельзя считать полным и законченным.

Творчество Константина (Кирилла) Михайловича Симонова (1915—1979) в области военной тематики занимает особое место.

Победа 1945 года стала рубежом не только между войной и миром, но и между военным и послевоенным сознанием у продолжающих и начинающих писать о войне, началом неизбежной переналадки художественного зрения, сложившегося за предшествующее четырёхлетие. Естественный и необходимый во время войны функционально- пропагандистский, героико-патриотический пафос, определявший в литературных произведениях всё: от системы персонажей до интонационно-речевого строя, от подбора деталей до сюжетов, уступает место другому — достоверному изображению того, «как это было», для исследования на этой основе всей многомерности явления «человек и война». Эти две равнодействующие: безупречная, часто почти документальная точность в изображении военной реальности и начавшееся расширение проблематики, нравственно-гуманистическое осмысление этой реальности — и лежали в основе развития прозы о войне Константина Михайловича Симонова.

Константин Симонов писал о Великой отечественной войне не по обязанности, а по глубокой внутренней потребности и с юных лет до конца дней своих продолжал думать и писать о людских судьбах, связанных с войной и военной службой.

Среди писателей военной поры Константин Михайлович был одним из наиболее подготовленных в военно-профессиональном отношении, глубоко знавшим военное дело, природу военного искусства, и особенно его морально-психологические аспекты. Его биографы объясняют это тем, что он рос и воспитывался в семье кадрового офицера, в военной среде. Будучи еще совсем молодым человеком, Константин Симонов участвовал в боевых действиях под Халхин-Голом. Непосредственно перед войной дважды учился на курсах военных корреспондентов при Военной академии имени М. В. Фрунзе и Военно-политической академии.

Все это, конечно, сыграло свою роль. Но особенно большое значение для нас, как историков, имеет то обстоятельство, что он необычайно много видел во время войны. Даже самые активные участники войны имели возможность видеть войну только на том или ином участке или направлении. Причем, как отмечает М. Гареев, будучи в постоянном напряжении, поглощенные своими делами по подготовке и ведению боевых действий, они не всегда имели возможность вдумываться во внутренние переживания людей и глубоко по-человечески осмысливать все происходящее. Положение военного корреспондента, да еще такого активного, деятельного и наблюдательного, как Симонов, создавало в этом отношении весьма широкие возможности.

К. М. Симонов был одним из первых, кто начал после войны тщательное изучение трофейных документов немецко-фашистской армии. Им проведены длительные и обстоятельные беседы с маршалами Жуковым, Коневым и другими много воевавшими людьми. Немало сделал для обогащения писателя конкретным опытом войны генерал армии Жадов, огромное количество фактов и живых впечатлений о важнейших событиях войны получено из обширнейшей переписки.

Константин Симонов через свои очерки, стихи и военную прозу показал увиденное и пережитое как им самим, так и тысячами других участников войны. Он проделал гигантскую работу по изучению и глубокому осмысливанию опыта войны именно с этой точки зрения. Он не приукрашивал войну, ярко и образно показал ее суровый лик. Уникальны с точки зрения правдивого воспроизведения войны фронтовые записки Симонова «Разные дни войны». Читая такие глубоко проникновенные свидетельства, даже фронтовики обогащают себя новыми наблюдениями и более глубоко осмысливают многие, казалось бы, хорошо известные события.

Исследование творчества Симонова и его общественно-политической деятельности сегодня актуально для истории, так как главным в творчестве Константина Симонова было утверждение и в литературе, и в жизни идей защиты Отечества и глубокого понимания патриотического и воинского долга. Творчество К. Симонова заставляет каждый раз задуматься, при каких обстоятельствах, каким путем была воспитана наша армия и народ, победившие в Великой отечественной войне. Свой вклад в это дело внесли и наша литература, и искусство, в том числе Константин Михайлович Симонов.

В 1942 году Н. Тихонов назвал Симонова «голосом своего поколения»1. Л. Финк считает такое определение недостаточно широким, в своей книге о К. Симонове он пишет: «К. Симонов был трибуном и агитатором, он выражал и вдохновлял свое поколение. Потом он стал его летописцем»2. Итак, история в судьбе и творчестве К. Симонова отразилась со всей полнотой и очевидностью.

Сегодня, в наше смутное время, когда самые святые и незыблемые для нормального общества понятия, в том числе идея защиты Отечества, поставлены под сомнение, крайне нужны художественные произведения, правдиво отображающие становление солдата и офицера в боевой учебе в мирное время и в бою, особенно для воинского воспитания молодых офицеров. К патриотическому литературному делу желательно приобщать и молодых писателей.

В своем творчестве Симонов не обходит и многие другие сложные проблемы, с которыми приходится сталкиваться во время войны, и которые продолжают волновать нашу общественность в послевоенные годы и особенно в связи с событиями в Афганистане и Чечне.

Историография

О К. Симонове изданы книги И. Вишневской, С. Фрадкиной, Л. Финка, Д. А. Бермана, Б.М.Толочинской, множество статей и посвященных ему глав в книгах о военной теме в литературе. О К. Симонове глубоко и серьезно писали такие известные исследователи, как А. Абрамов, Г. Белая, А. Бочаров, З. Кедрина, Г. Ломидзе, В. Новиков, А. Макаров, В. Пискунов, П. Топер.

Л. Лазарев — автор нескольких литературно-критических книг о К. Симонове: «Драматургия К. Симонова» (1952); «Поэзия военного поколения» (1966); Военная проза Константина Симонова (1974); «Константин Симонов. Очерк жизни и творчества» (1985, 1990).

Большое количество статей о жизни и творчестве К. Симонова публиковалось и до сих пор публикуется в журналах, где работал К. Симонов — «Знамя» и «Новый мир».

Большие монографические исследования о К. Симонове немногочисленны, однако для исследователя большой материал дают воспоминания современников о Константине Симонове, о разных этапах его личного и творческого пути.

В 1999 году была опубликована книга воспоминаний о Константине Михайловиче Симонове «Частная коллекция», написанная его сыном Алексеем.

Книга интересна прежде всего честным, правдивым рассказом о К. Симонове, его поколении, его эпохе. А. Симонов не претендует на всеобъемлющий характер своих свидетельств. Но как раз частность, заявленная в заглавии книги («это не они такие, герои этой книги, это я их такими помню или такими люблю»), куда привлекательнее напора «истины в последней инстанции». Отлично сказано о «писательском пуританизме» Симонова, которого (хотя он и числился среди коллег-сверстников передовым и даже прозападным) по-человечески, по-мужски отвращали «разнузданность», самокопание на грани самобичевания. Симонов-сын оказывается способен к осознанию Симонова-отца как явления характерного, типичного для своего времени.

Интересны, на наш взгляд, воспоминания о К. Симонове Владимира Еременко, опубликованные в газете «Литературная Россия» в 2002 году. В воспоминаниях отмечаются многие личные качества К. Симонова: «его общительный и располагающий к себе характер, лишённый чванства и самодовольства», умение внимательно и серьезно слушать. Рассказывается о беседах с К. Симоновым о Сталинграде, войне и фронтовиках. Подчеркивается стремление К. Симонова как общественного деятеля помочь фронтовикам.

О времени, когда К. Симонов работал редактором журнала «Новый мир», вспоминает его секретарь — Н. П. Бианки (1999).

В 1984 году вышла книга «Константин Симонов в воспоминаниях современников», в которой собраны рассказы множества знавших К. Симонова деятелей литературы и искусства, а также политических лидеров разных стран.

В связи со сказанным мы определили цель нашей работы — выявить исторически значимые особенности творчества и общественно-политической деятельности писателя-фронтовика К. М. Симонова.

Цель работы определена, исходя из особенностей сегодняшней ситуации, когда воспитание патриотизма и гражданского долга не может осуществляться без опоры на исторические примеры мужества и героизма русского народа. С этой точки зрения творчество Константина Симонова, правдиво и без прикрас, но с верой в Родину и человека рассказывающее о Великой Отечественной войне, представляется одним из ценнейших источников патриотического воспитания на уроках истории.

Для достижения поставленной цели нами осуществлялось решение следующих задач:

1. Выявить особенности изображения войны военным корреспондентом Константином Симоновым.

Для достижения задачи нами изучено довоенное творчество К. Симонова, которое приводит его к изображению войны вначале поэтически в историческом плане, а затем, после участия в боях на Халхин-Голе, как непосредственного участника событий. Затем мы обратились к периоду Великой Отечественной войны, когда К. Симонов в качестве военного корреспондента был участником военных действий на самых разных участках фронта. Как материал для анализа нами использовались очерки К. Симонова «Солдатская слава», «Честь командира», «Бой на окраине», «Дни и ночи», а также многие другие, вошедшие в сборники «Письма из Чехословакии», «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «От Черного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента». Особое внимание мы уделили письмам К. Симонова, в которых он отражает события тех лет и свои воспоминания о работе военного корреспондента.

2. Исследовать путь становления и развития военного творчества Симонова-писателя.

Исследование военного творчества К. Симонова предполагало изучение поэтического наследия К. Симонова, его военной прозы и драматургии.

Значение военной поэзии К. Симонова наиболее очевидно выступает при обращении к стихотворениям «Жди меня», «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», «Словно смотришь в бинокль перевернутый», которые проанализированы нами наиболее подробно. В военной прозе К. Симонова особое место занимает трилогия «Живые и мертвые», так как здесь наиболее четко прослеживается основной взгляд К. Симонова на войну — взаимоотношения жизни и смерти на войне.

Опубликованная в «Живых и мёртвых» масштабная правда о войне стала взрывным, беспрецедентным откровением для 60-х годов. Опираясь на точное знание реалий войны, автор романа взломал миф о единодушии советского общества, противостоящего врагу, о продуманности и оправданности наших операций 41-го и 42-го годов. Он раскрыл гамму конфликтов между соратниками с разным нравственным сознанием и страшный след предвоенных репрессий в судьбе армии. Он увидел, как противоборствует в воюющих людях казённо-исполнительская и инициативно-гуманистическая психология, как тяжело отзывается на солдатах опьянение властью, исключение из сознания отдающих приказ нравственных понятий о цене победы и доверии к человеку.

Среди других произведений, на которые мы обратили особое внимание, повесть «Дни и ночи», рассказ «Пехотинцы».

В исследовании военной прозы К. Симонова мы также обращались к работам его биографов и литературно-критическим статьям о творчестве К. Симонова как прозаика.

3. Определить влияние писателя-фронтовика К. М. Симонова на общественно-политическую жизнь в послевоенные годы.

Изучение жизни и творчества К. Симонова зачастую ограничивают рамками его литературной деятельности, однако, пройдя дорогами Великой Отечественной войны, Константин Михайлович Симонов и после ее окончания немало делал для того, чтобы события тех лет изображались правдиво, чтобы уроки войны помогали в строительстве мирной жизни, немалую помощь он оказывал и самим фронтовикам. Изучая общественно-политическую деятельность К. Симонова в послевоенные годы, нельзя также не отметить его работу, связанную с мировым движением за мир.

Новизна нашего подхода состоит в комплексном взгляде на творчество и деятельность К. М. Симонова как военного корреспондента, поэта, писателя и общественно-политического деятеля; выявлении как особенностей изображения войны в стихах и прозе художника, так и влияния войны на всю деятельность Симонова и его отношение к наиболее значимым событиям общественно-политической и литературной жизни.

Нами определены основные темы, разрабатываемые К. Симоновым как писателем фронтовиком; обозначены главные черты творческого метода писателя, в котором соединен взгляд корреспондента и художественная форма; определены основные черты личности К. Симонова.

Наше исследование является объективным взглядом на жизнь и творчество К. М. Симонова, в котором показаны как положительные, так и негативные стороны его деятельности.

Научное значение нашей работы связано с изучением большого количества фактического материала, не только произведений писателя, поэта, драматурга К. Симонова, но и его писем, статей, воспоминаний современников.

Практическое применение результаты нашего исследования могут найти при подготовке уроков истории и литературы, посвященных Великой отечественной войне, а также при проведении внеклассных мероприятий, направленных на патриотическое воспитание учащихся.

Константин Симонов — военный корреспондент

1.1. Константин (Кирилл) Михайлович Симонов (1915—1979)

Константин (Кирилл) Михайлович Симонов родился в 1915 г., в Петрограде. Мать, Александра Леонидовна, по второму мужу Иванишева, — настоящая Оболенская, из знаменитого княжеского рода. В «Автобиографии», написанной в 1978 году, своего физического отца Симонов не упоминает, воспитывался отчимом, Александром Ивановичем Иванищевым, участником японской и германской войн, преподавателем военного училища, которого очень любил и уважал.

Детство провел в Рязани и Саратове. Семья была военная, жила в командирских общежитиях. Вынесенные из военной службы привычки — аккуратность, требовательность к себе и окружающим, дисциплинированность, сдержанность — формировали особую семейную атмосферу: «Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Существовал твердый распорядок дня, все делалось по часам, в ноль-ноль, опаздывать было нельзя, возражать не полагалось, данное кому бы то ни было слово требовалось держать, всякая, даже самая маленькая ложь, презиралась». Военные навсегда останутся для Симонова людьми особой складки и выделки — им навсегда захочется подражать.

Окончив в 1930 г. школу-семилетку, К. Симонов учился в ФЗУ на токаря. В 1931 семья переехала в Москву, и Симонов, окончив здесь фабзавуч точной механики, идет работать на завод. Объяснял свой выбор Симонов в «Автобиографии» двумя причинами: «Первая и главная — пятилетка, только что построенный недалеко от нас, в Сталинграде, тракторный завод и общая атмосфера романтики строительства, захватившая меня уже в шестом классе школы. Вторая причина — желание самостоятельно зарабатывать». В эти же годы начинает писать стихи. Печататься начал в 1934 г.

Работал до 1935.

В 1936 в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны стихи К. Симонова. Первая поэма — «Павел Черный» (1938), прославлявшая строителей Беломорско-Балтийского канала. В «Автобиографии» поэма упоминается как первый трудный опыт, увенчавшийся литературным успехом: ее публикация в сборнике «Смотр сил».

С 1934 по 1938 г. учился в Литературном институте им. Горького, после окончания поступил в аспирантуру ИФЛИ (Институт истории, философии, литературы), но в 1939 был направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол в Монголию и в институт уже не вернулся.

В эти годы выпустил книгу стихов «Настоящие люди» (1938), поэмы «Ледовое побоище» (1938), «Суворов» (1939). Вскоре выступил как драматург (пьесы «История одной любви» (1940), «Парень из нашего города» (1941)).

Во время финской войны окончил двухмесячные курсы военных корреспондентов при Военной Академии имени Фрунзе, с осени 40-го по июль 41-го еще одни курсы — при Военно-политической академии; получает воинское звание интенданта второго ранга.

В годы Великой Отечественной войны работал корреспондентом газеты «Красная звезда», постоянно находясь в действующей армии. В «Автобиографии» Симонов признавался: «Почти весь материал — для книг, написанных во время войны, и для большинства послевоенных — мне дала работа корреспондентом на фронте». В 1942 вступил в ВКП (б). В том же году ему было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 — звание подполковника, а после войны — полковника.

В феврале 1942 г., когда под ударами советских войск гитлеровцы откатились от Москвы, «Правда» опубликовала стихотворение К. Симонова «Жди меня». Оно быстро завоевало сердца читателей. Солдаты вырезали его из газет, переписывали, сидя в окопах, заучивали наизусть и посылали в письмах женам и невестам. Его находили в нагрудных, карманах раненых и убитых бойцов.

В годы войны написал и пьесы «Русские люди», «Так и будет», повесть «Дни и ночи», две книги стихов «С тобой и без тебя» и «Война». После войны появились его сборники очерков: «Письма из Чехословакии», «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «От Черного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента».

В послевоенные годы К. Симонов — поэт и воин, журналист и общественный деятель — пишет по впечатлениям поездок за границу книгу стихотворений «Друзья и враги» (1948), повесть «Дым отечества», много работает в драматургии, создает эпическое повествование в прозе об Отечественной войне — романы «Живые и мертвые» (1959) и «Солдатами не рождаются» (1964).

В послевоенные годы общественная деятельность Симонова складывалась таким образом: в 1946—50 главный редактор журнала «Новый мир». В 1946—54 зам. генерального секретаря Союза писателей СССР. В 1946—54 депутат Верховного Совета СССР. В 1952—56 член ЦК КПСС. В 1954—58 вновь возглавил «Новый мир». Одновременно в 1954—59 и 1967—79 секретарь правления Союза писателей СССР. В 1956—61 и с 1976 член Центральной ревизионной комиссии КПСС.

В 1974 был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Умер К. Симонов в 1979 в Москве.

1.2. «Проба сил» в довоенной литературной деятельности

К. М. Симонова

К. Симонов родился в 1915 году, начал печататься в 1934 году. Армия и поэзия уже с раннего детства формировали интересы К. Симонова, его судьбу, его духовную личность.

В автобиографии К. Симонов пишет: «Детство и юность прожил в Рязани и Саратове. Отец был военным — и многие мои воспоминания той поры связаны с жизнью и бытом военных городков и командирских общежитий»3. Особенности этого быта и нравственные уроки, усвоенные в детстве и юности, К. Симонов позднее опишет в двух поэмах 50-х годов: «Иван да Марья» и «Отец». А. Г. Иванищев, отчим Симонова, воспитывал его с пятилетнего возраста и, будучи кадровым военным, передал ему свое отношение к жизни: суровые нравственные требования и твердую убежденность в том, что настоящий солдат — непременно хороший человек.

Уже первая поэма К. Симонова «Беломорцы» раскрывает черты творческого стиля К. Симонова, которые и позволили ему стать выразителем настроений военного поколения, — отсутствие попытки упростить жизненные обстоятельства, чуткость в восприятии проблем и особенностей современности, активная открытость на события дня.

Поворот к исторической тематике — один из характерных признаков развития русской советской литературы в 30-е годы. К. Симонов вносит в историческую поэму того времени военно-патриотическое содержание. Обычно писатели обращаются к исторической теме, чтобы осмыслить аналогичные события современности, таковыми были и мотивы К. Симонова при написании поэмы «Ледовое побоище». На заседании в журнале «Литературная учеба», посвященном разбору его поэмы, К. Симонов говорил: «Желание написать эту поэму у меня явилось в связи с ощущением приближающейся войны. Я хотел, чтоб прочитавшие поэму почувствовали близость войны… что за нашими плечами, за плечами русского народа стоит многовековая борьба за свою независимость»4.

Итак, К. Симонов обращается к исторической теме, чтобы напомнить своему поколению о прошлых боях и победах русского народа перед угрозой наступающего фашизма. При этом он рассматривает исторические события именно с той стороны, которая в то время представлялась особенно актуальной и значимой, не нарушая при этом принципа исторической правды. Л. Финк пишет: «Симонов не стремился к полному изображению исторических событий и лиц, а тем более к изображению их «внутреннего мира». Он написал поэму-призыв, поэму-предостережение, и пророчески-публицистическая направленность определяет ее очевидную ценность. Ведь несомненно, что, рисуя цепь исторических событий, Симонов сумел перешагнуть границы обозначенных им дат»5.

С середины 30-х годов в стихи К. Симонова входит предчувствие войны:

…Так на войне

Товарища из-под огня

Боец выносит на спине.

И если под сплошным огнем

Он рухнет с ношею во тьму,

Другой, шинель стянув ремнем,

Пойдет на выручку к нему6.

Л. Финк пишет: «В сознании основной массы молодежи 30-х годов накаленная политическая обстановка, связанная с постоянным ожиданием фашистской угрозы, не оставляла места для мещански-потребительского отношения к жизни, превращала готовность к самопожертвованию в естественную норму повседневного поведения. В этом, скорее всего, была даже известная односторонность: единство общего и личного обычно воспринималось как полное растворение личного в общем, как отречение от личного»7. Поколение К. Симонова ценило мужество как самое ценное и нужное качество людей. Мужество — это символ времени, к нему обращали свои мысли и М. Кольцов, и И. Эренбург, и, конечно, К. Симонов.

Довоенная поэзия Симонова отличается тематическим и сюжетным разнообразием (стихи о покорении природы, «Мурманские дневники», баллада «Поручик», испанский цикл и т.д.), однако в этом многообразии образов и тем только яснее проявляется единство нравственной проблематики, которое неразрывно связано с жизнью симоновского поколения.

Предупреждая о приближающейся войне, К. Симонов в заключение поэмы «Ледовое побоище» говорит и о высокой цене победы над фашизмом:

Когда-нибудь, сойдясь с друзьями,

Мы вспомним через много лет,

Что в землю врезан был краями

Жестокий гусеничный след.

Что мял хлеба сапог солдата,

Что нам навстречу шла война,

Что к западу от нас когда-то

Была фашистская страна.

Настанет день, когда свободу

Завоевавшему в бою,

Фашизм стряхнувшему народу

Мы руку подадим свою.

В тот день под радостные клики

Мы будем славить всей страной

Освобожденный и великий

Народ Германии родной8.

Симонов искал в военном опыте прошлого драматизм героических событий, трагическое в судьбах и характерах людей. Думается, именно поэтому его поэзия и готовила по-настоящему людей к будущим войнам, помогая формировать не бездумную уверенность в легкой победе, а готовность ради этой победы пройти самые суровые испытания.

Мужество героев К. Симонова рождается в лишениях, стойкость — в трудностях.

1.3. Фронтовой и литературный путь военного корреспондента

К. Симонова

Когда в 1939-м Симонов был командирован на Халхин-Гол по предписанию политуправления Красной Армии в качестве корреспондента газеты «Героическая Красноармейская», он окончательно обрел настоящее направление своей жизни: во время финской войны окончил двухмесячные курсы военных корреспондентов при Военной Академии имени Фрунзе. С осени 40-го по июль 41-го были еще одни курсы — при Военно-политической академии; Симонов окончил их буквально накануне начала Великой отечественной войны — 15 июня 1941 года, получив воинское звание интенданта второго ранга. В. Суворов приводит слова К. Симонова: «22 июня началась война, а на всех нас уже были заготовлены предписания, кому — куда, от центральных газет до дивизионных…«9. Но война для Симонова началась не в сорок первом, а в тридцать девятом году на Халхин-Голе, и именно с той поры определились многие новые акценты его стихов. Сам Симонов настойчиво напоминает об этом: «…первые в своей жизни выстрелы я услышал летом 1939 года в Монголии… Первое представление о том, что такое война, я получил, работая в нашей армейской газете во время конфликта с японцами на Халхин-Голе…«10.

В письме С. Я. Фрадкиной от 6 мая 1965 года К. Симонов вспоминает, как попал на Халхин-Гол: «На Халхин-Гол я поехал очень просто. Сначала меня никто не собирался туда посылать, я был, как говорится, слишком молод и зелен, и я должен был ехать не туда, а на Камчатку в войска, но потом редактор «Героической красноармейской» — газеты, которая выходила там, в Монголии, в нашей группе войск, — прислал телеграмму в Политуправление армии: «Срочно пришлите поэта». Ему понадобился поэт. Очевидно, в этот момент в Москве не нашлось никого более солидного по своему поэтическому багажу, чем я, меня вызвали в ПУР что-то так в час или в два дня, а в пять часов я уехал на владивостокском скором в Читу, а оттуда уже в Монголию…«11.

В первый месяц войны Константин Симонов работал во фронтовой газете Западного фронта «Красноармейская правда», а затем, с июля 41-го до осени 46-го служил военным корреспондентом «Красной Звезды».

Как корреспондент К. Симонов мог передвигаться в прифронтовой зоне со свободой, фантастической даже для любого генерала. Иногда на своем автомобиле он ускользал буквально из клещей окружений, оставаясь чуть ли не единственным уцелевшим очевидцем гибели. Вспоминая, как ему пришлось обедать в части обаятельного грузина Кипиани, и, отметив даже такую фантастическую деталь, как то, что у того за столом оказались… шоколадные конфеты, Симонов добавляет в комментариях: «В личном деле Кипиани последняя запись предвоенная: «Вывел полк на первое место в дивизии». Никаких других записей нет. Остается предполагать, что он погиб или пропал без вести в этих июльских боях за Днепром. Так все это сложилось потом. Но тогда ни в дивизии, ни в полку никто еще ничего не знал о предстоящем наступлении, и мы на следующий день двинулись туда, куда рекомендовал нам ехать редактор, — в район Могилева»12.

Хорошо известно, подтверждено очевидцами и документально, что в июле 1941 г. К. Симонов был под Могилевом, в частях 172-й стрелковой дивизии, которая вела тяжелые оборонительные бои и прорывалась из окружения.

Известен факт, что когда корреспонденты «Известий» Павел Трошкин и Константин Симонов прибыли на КП 172-й стрелковой дивизии, их задержали, угрожали положить на землю и держать до рассвета, под конвоем доставили в штаб. Однако корреспондента Симонова это даже порадовало. Он сразу почувствовал дисциплину, порядок, уверенность, понял — война идет далеко не так, как задумано противником, и есть многие другие предпосылки того, что в конечном счете мы одолеем врага. Такое тонкое понимание военного искусства мы видим во многих произведениях Симонова-писателя.

Отражая события 1941 г., в умелых действиях 172-й дивизии, других соединений и частей, командиров типа Кутепова, корреспондент и молодой писатель увидел и не уступающее фашистам воинское умение, и одно из важнейших слагаемых военных успехов — организованность и твердое управление людьми.

Оказавшись под Могилевом, К. Симонов находит в мужестве и твердой дисциплине оборонявших город полков некую «точку опоры», которая позволяет писать в газету «не ложь во спасенье», не полуправду, простительную в те драматические дни, а что-то такое, что и другим служило бы точкой опоры, вселяло бы веру.

В 1955 году К. Симонов в письме С. Н. Голубеву пишет: «В первые годы войны мне довелось побывать на разных тяжелых участках фронта, и, должен сказать, в общем, я редко встречался с казенным, бодряческим, шапкозакидательским оптимизмом, со вслух высказанными надеждами, что все, раз-два, и переменится к лучшему; и мы, раз-два, и будем в Берлине. Попадались, конечно, и такие люди, но людей таких, как правило, презирали: в одних случаях — за глупость, в других — за неискренность, а больше всего за душевную слабость, мешающую посмотреть правде в глаза»13. В военных очерках Симонова мы видим основанную на фактах веру автора и его героев в то, что победа придет рано или поздно, страна вновь заживет мирной и творческой жизнью.

Задача К. Симонова как военного корреспондента — показать дух Армии, вот почему его произведения строятся на детальном описании того, что приходилось переживать и солдатам, и офицерам на фронтовых дорогах.

Иногда Константина Михайловича обвиняли в некоторой поспешности и даже в авангардизме. Илья Сельвинский еще до войны говорил: «Симонов — это какой-то комбайн»14. Говоря о Симонове как военном корреспонденте, мы можем увидеть, что его литературная оперативность определялась стремлением жить одной жизнью с народом и его армией, быть не только писателем, но и активным участником происходящих событий. В первый период Великой отечественной войны — с июня 1941 года до ноября 1942 года — Симонов стремился широко показать русского человека на войне, охватить как можно большее количество событий, посетить различные участки фронта, изобразить в своих очерках и художественных произведениях представителей разнообразных военных профессий, подчеркнуть трудности обычной фронтовой обстановки. Как раньше, так и теперь всякий писатель-патриот не может не понимать, что нельзя стоять в стороне от решения важнейших задач, связанных с безопасностью нашей Родины. В свете этого так называемый авангардизм Симонова может служить лишь хорошим примером. И вопрос этот не чисто литературный, а вопрос весьма значимый как в общественном, так и государственном отношении.

Многим современным военным корреспондентам свойственны поверхностные обобщающие выводы: услышал, например, журналист, что у кого-то из солдат не было винтовки, и вот мы читаем: «В армии на троих была одна винтовка, воевали без оружия и т.д.». К. Симонов как корреспондент, хорошо понимающий, что нужно для победы над врагом и из чего она складывается, умел найти и разглядеть во всем сложном переплетении военных событий (не только в общем виде, а в конкретных людях и эпизодах) глубинные истоки того, что в морально-политическом и в чисто военном плане предопределяло наши будущие победы. Несмотря на сложность военной обстановки и тяжесть боев, Симонов считал себя обязанным найти в ней людей и факты, которые в потенции содержали в себе залог победы. В письме С. Я. Фрадкиной 30 марта 1964 года читаем: «…находясь в действующей армии первые месяцы войны, я стремился найти прежде всего такие факты, которые бы показывали стойкость людей среди обрушившегося на них ужаса, их героизм, их веру в то, что не все пропало, их постепенно возникающее воинское умение и их тоже постепенно возникающую веру в возможность убивать немцев. Разумеется, все это суживало рамки того материала, который через меня шел в те дни непосредственно в газету. Разумеется, в моих дневниках того времени картина шире, но это самоограничение было сознательным, и я в нем ни секунды не раскаиваюсь. Примеры стойкости, героизма, твердости, воинского умения были необходимы тогда в газетах как хлеб…

Еще один момент, — говорю в данном случае не о себе, а вообще о многих военных корреспондентах из того сорта, которые старались писать прежде всего об увиденном собственными глазами, — увидеть панику было тогда не трудно, увидеть беженцев на дорогах, отступающих солдат, неразбериху, бесконечные бомбежки тоже не представляло особенного труда, достаточно было для этого выехать в прифронтовую полосу, а вот увидеть дивизию, полк, батальон или роту, которая не отступает, которая стоит и дерется, для этого надо было залезть не на мнимый, а на действительно передний край. И это было не так-то просто и не всем удавалось, и многие на этом сложили головы»15.

Излюбленный жанр военного корреспондента Симонова — очерк. Его статьи (очень немногочисленные), в сущности, представляют собой ряд очерковых зарисовок, связанных публицистическими или лирическими отступлениями. В сущности, в дни войны К. Симонов впервые выступает как прозаик, но стремление писателя расширить жанры, в которых он работал, найти новые более яркие и доходчивые формы подачи материала очень скоро позволили ему выработать свой индивидуальный почерк.

В очерках К. Симонова, как правило, находит отражение то, что он видел своими глазами, что сам пережил, или судьба другого конкретного человека, с которым свела автора война. Его статьи и очерки насыщены реальными фактами, они всегда жизненно-правдивы. Говоря о К. Симонове, М. Галлай и многие другие участники войны, которым приходилось встречаться с К. Симоновым в военные годы, отмечали в своих воспоминаниях его умение разговаривать с людьми — откровенно и доверительно. Когда очерки К. Симонова строились на материале беседы с участниками боя, они фактически превращались в диалог между автором и героем, который прерывается авторским повествованием («Солдатская слава», «Честь командира» и др.).

В его очерках всегда присутствует повествовательный сюжет, и зачастую очерки его напоминают новеллу. В них можно найти психологический портрет Героя — обыкновенного солдата или офицера переднего края, отражены жизненные обстоятельства, сформировавшие характер этого человека, подробно описывается бой, в котором участвует герой.

Л. Лазарев пишет о Константине Симонове как одном «из самых отважных и легких на подъем фронтовых корреспондентов «Красной звезды»16.

Положение военного корреспондента, да еще такого активного, деятельного и наблюдательного, как Симонов, создавало широкие возможности для того, чтобы видеть войну на разных участках или направлениях, вдумываться во внутренние переживания людей и глубоко по-человечески осмысливать все происходящее. Во время боев в Крыму он был в цепях контратакующих пехотинцев, участвовал в боевом походе подводной лодки, минировавшей румынский порт. На далеком Севере вместе с разведчиками высаживается в тылу врага. Приходилось ему бывать и среди защитников Одессы, Сталинграда, у югославских партизан, в передовых частях: во время Курской битвы, Белорусской операции, в завершающих операциях по освобождению Чехословакии, Польши и взятию Берлина. Был на первом процессе военных преступников в Харькове и в только что освобожденном, невообразимо страшном Освенциме и во многих других местах, где происходили решающие события17.

В военной печати К. Симонов зарекомендовал себя первоклассным журналистом, мастером боевых очерков, корреспондентом с ведущего края. В «Красной звезде» он занял одно из ведущих мест.

В Сталинград Константину Симонову предложил лететь редактор «Красной звезды» — Ортенберг. В прифронтовой полосе Симонов написал очерк «Солдатская слава» из разговоров с людьми, которые вышли из боев. В самом Сталинграде К. Симонов пишет еще два очерка: «Бой на окраине» и «Дни и ночи».

Вспоминая об этой поездке, Константин Симонов отмечал, что в газетах того времени уже сообщалось о боях в районе Сталинграда, но «о том, что бои шли уже в самом городе, газеты еще не писали. Очерк «Дни и ночи» должен был впервые сказать об этом и дать ощущение общей картины героически сражавшегося города»18.

Очерк «Дни и ночи» был подробно разобран и высоко оценен М. И. Калининым в его речи на совещании секретарей обкомов ВЛКСМ по пропаганде 28 сентября 1942 года.

Когда начались наступательные бои, Константин Симонов уже уехал из Сталинграда, но душой остался с людьми, как и всегда, когда ему, военному корреспонденту, офицеру, приходилось уезжать по приказу. Отвечая на вопрос Василия Пескова «Что для него, журналиста, было самым тяжелым в войну?» — К. Симонов сказал: «Уезжать от людей в критической для них ситуации…«19.

В качестве корреспондента «Красной звезды» он улетел на Север, а затем на западный фронт. Зиму и начало весны 1943-го года провел на Кавказском, а затем на Южном фронтах. Затем два месяца отпуска в Алма-Ате и затем две недели в Москве, чтобы у писателя К. Симонова появилась возможность написать художественное произведение о Сталинграде, «отписаться», как принято тогда было у писателей, ставших военными корреспондентами. После отпуска К. Симонов едет на Курскую дугу. Об этой поездке он говорил в беседе с В. Косолаповым: «Был в Тринадцатой армии генерала Пухова. Как и в Сталинграде, многое видел вблизи, так сказать, в упор»20.

В особенно горячие дни войны К. Симонов писал очерки и рассказы прямо по записям в блокнотах и не вел параллельно записей в дневнике. Как он вспоминал в беседе с Косолаповым: «Время не ждало!«21. В течение 1943—1945 годов Константин Симонов напечатал в газетах и журналах более пятидесяти очерков, а также рассказы, стихи и рецензии. Вся его корреспонденция была непосредственно связана с жизнью фронта, с тем новым, что происходило на фронтах Великой отечественной. По сравнению с первым периодом войны гораздо более свободной и разнообразной становится художественная форма корреспонденций Симонова, часто он пишет очерки от лица непосредственных участников сражений, в живой форме рассказывающих о ходе боев.

Особое место в очерках К. Симонова занимает тема дружбы, разрабатываемая автором в нескольких планах. В ряде очерков мы читаем о дружбе личной, о солдатской выручке и взаимной поддержке в бою, в других — о дружбе советских людей с народами других стран. Рассказывая о фронте и фронтовиках, К. Симонов отмечает то особенно развитое чувство товарищества, дружбы, взаимопомощи и выручки, которое стало в нашей Армии одним из ведущих установлений.

После войны К. Симонов по материалам, напечатанным во время войны в периодической печати, выпускает сборники очерков: «Письма из Чехословакии», «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «От Черного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента». После войны К. Симонов опубликовал многие из своих дневников военных лет, такие дневники было запрещено вести на фронте, и, по словам самого К. Симонова, даже ему, военному корреспонденту, это было нелегко, хотя и проще, чем другим. Выпуск фронтовых дневников Симонова был, очевидно, во многом связан с тем, что во время войны «писал не обо всем, что я видел на войне, и не обо всем мог писать по условиям военного времени и по соображениям здравого смысла, но я всегда стремился к тому, чтобы война, изображенная моих очерках, корреспонденциях и рассказах военного времени, не вступала в противоречие с личным опытом солдат. Короче говоря, писал не обо всем, но о том, о чем я писал, я стремился писать, в меру своих сил и способностей, правду»22.

В предисловии к шеститомного собранию сочинений К. Симонов пишет: «Я любил и люблю работу журналиста, но она имеет одну неотъемлемую особенность — чем дальше идет время, тем все меньше и меньше из написанного тобою в прошлом ты вправе заново предлагать вниманию читателя. Особенность в какой-то мере горькая, но тому, кто заранее не готов с ней примириться, нет смысла становиться журналистом. Из числа своих журналистских работ я включил в Собрание сочинений только полтора десятка военных очерков и несколько рассказов об искусстве Японии, связанных с длительной корреспондентской поездкой в эту страну в 1945—1946 годах вскоре после войны»23.

Характеризуя в целом военные очерки К. Симонова, следует отметить, что все они отличаются большим вниманием к военным деталям, автор пишет о новых военных задачах и их решении, о боевом мастерстве, отваге и героизме воинов. При этом прямо говорит о трудностях боев, о великих испытаниях, выпавших на долю русского народа.

Глубокое стремление правдиво показать не только внешние события, но и раскрыть душу русского человека на войне унаследовал К. Симонов у великих представителей русской классической литературы. Не случайно в очерках К. Симонова, написанных в годы Великой отечественной войны, так ясно звучит пафос русских национальных традиций (очерки «Русское сердце», «Русская душа»). При этом, будучи выразителем своего времени, К. Симонов показывал, что в поведении защитника Отечества проявляются как черты русского национального характера, так и новые черты, приобретенные человеком, воспитанным в советском обществе.

Очерк для К. Симонова во время войны являлся важнейшим видом литературного оружия. При всем тематическом разнообразии, богатстве и разносторонности жизненного материала, широте охвата действительности, отличающих очерки Симонова, в них ясно виден тот основной круг идей, который определяет содержание его военного творчества и является общим для всей литературы Великой отечественной войны. Очерки К. Симонова проникнуты идеями уважения к родной стране, непоколебимой верности патриотическому долгу, безграничной самоотверженности в борьбе за правое дело. В творчестве Симонова-военного корреспондента нашло свое отражение морально-политическое единство русского народа, высокая сознательность, чувство личной ответственности за судьбу государства, проявившиеся в самые тяжелые для Отечества годы.

Вера в победу — лейтмотив творчества К. Симонова — покоится на глубоком знании народной души, на понимании справедливого характера войны, которую ведет Советский Союз, на твердом убеждении в правильной линии политики партии и советского правительства.

Газета стала в годы Великой отечественной войны основным посредником между писателем и читателем и самым влиятельным практическим организатором литературного процесса. Почти все, что было создано во время войны писателями — поэмы и лирические стихи, пьесы и повести, — увидело свет на газетной полосе. В самый разгар войны, в 1943 году, Илья Эренбург в статье «Роль писателя» отмечал: «Писатели вошли в газету как входят на трибуну, — это не их рабочий стол, это не их место. Но и блиндаж не место сталевара или садовода. Война переселяет людей и сердца. В мирное время газета — осведомитель. В дни войны газета — воздух». Конечно, союз писателей с газетой был рожден потребностью газеты в писательском пере, в литературном слове, но, как только он стал более или менее прочным и привычным, он не мог не превратиться в союз с литературой. Даже традиционные газетные жанры, предназначенные для освещения ежедневных событий, злобы сегодняшнего дня, — репортаж и публицистическая статья, даже эти жанры, когда к ним прибегал художник, приобретали свойства художественной литературы, ее достоинства — в том числе и долговечность.

Многое из того, что тогда торопливо писалось для завтрашнего номера газеты, сохранило живую силу до наших дней. В этом нет ничего удивительного, если помнить, что постоянными корреспондентами газет военной поры были такие видные художники слова как Алексей Толстой и Михаил Шолохов, Илья Эренбург и Константин Симонов, Александр Твардовский и Николай Тихонов, Андрей Платонов и Василий Гроссман, Всеволод Вишневский и Борис Горбонов. Эти и многие другие писатели как или иначе сотрудничали в газете «Красная звезда», которая в годы войны пользовалась популярностью у читателей на фронте и в тылу в немалой степени благодаря тому, что стала самой литературной газетой.

В «Автобиографии» Симонов писал: «Почти весь материал — для книг, написанных во время войны, и для большинства послевоенных — мне дала работа корреспондентом на фронте». В беседе с Владимиром Еременко К. Симонов также отмечал: «Знаете, пишу об этой войне глазами корреспондента»24.

1.4. Константин Симонов и Илья Эренбург

У Ильи Эренбурга и Константина Симонова есть нечто общее, хотя они принадлежали к разным поколениям, обладали разным багажом, разным эстетическим кругозором. Их коллега по редакции поэт Алексей Сурков рассказывает: «В коллективе Эренбург был самый старший. Ему было тогда за 50 лет. Но никто из коллектива, кроме Симонова, не мог сравниться по неиссякаемой энергии с этим старым «газетным волком». Действительно, никто из писателей не написал за войну так много, как И. Эренбург и К. Симонов, никто не выступал в газете так часто, как они.

Характерно, что когда в одной из корреспонденций Эренбург посвятил абзац работе «Красной звезды», единственным из фронтовых корреспондентов, кого он назвал, был Симонов: «В редакции три девушки регистрировали телеграммы военных корреспондентов: «Крым. Донбасс. Мурманск. Уничтожены батальоны противника… Нанесены большие потери. Поэт Симонов — военный корреспондент».

У Симонова мы находим такие слова об Эренбурге: «…Вы не хуже меня знаете, а может быть, даже лучше, какую роль играла работа Эренбурга в «Красной звезде», да и не только в «Красной звезде», в годы войны. Думаю, положа руку на сердце, что из всех нас, писателей, — если говорить о практической работе в годы войны, о влиянии того, что было написано в области публицистики, — Эренбурга следует называть первым. Сделал он больше, чем кто бы то ни было из нас. И это обязывает нас, участников войны, не забывать таких вещей…«25.

Любимый жанр К. Симонова — очерк, И. Эренбурга — публициста по преимуществу, — статья. Статьи Эренбурга и очерки Симонова взаимодополняли друг друга, ибо это два плана войны. Описание войны велось ими с двух разных точек. У Симонова — в упор, когда точно фиксируются все детали и подробности происходящего; у Эренбурга — издалека, когда отчетливо видны стратегические факторы, обнаруживается связь явлений, которую с близкого расстояния заметить уже невозможно. Симонов повествует о том, что происходит на передовой, ведя свой репортаж из окопов, из танка, торпедного катера, самолета, подводной лодки. Эренбург прислушивается к шагам истории, его внимание сосредоточено на взаимоотношениях народов и государств, его интересует столкновение политических доктрин, нравственных принципов.

После войны К. Симонов, глубоко уважающий и ценящий работу И. Эренбурга, отвечая на письмо ветерана войны В. А. Феоклистенко, напишет: «Допускаю, что в моих дневниках военных лет, которые я сейчас опубликовал в двух томах под названием «Разные дни войны», на какие-то события, на каких-то людей я взглянул несколько иначе, чем глядел на то же самое Илья Григорьевич Эренбург в своей книге «Люди, годы, жизнь» на ее военных страницах. Такое несовпадение во взглядах и в оценках вполне естественно…«26.

2. Военная художественная литература К. Симонова

2.1. Военная лирика Константина Симонова

Л. Финк определяет К. Симонова как выразителя судеб, мировоззрения и характера того поколения, главным событием в жизни которого была Великая Отечественная война, — четыре года войны определили все сорок лет литературной деятельности К. Симонова.

Суровое время гражданской войны и восстановления разрушенного хозяйства, трудовой подвиг первых пятилеток требовали от людей энтузиазма и героизма, воспитывали умение отказываться от личных радостей, а нередко проверяли человека и самой высокой мерой — готовностью отдать жизнь во имя народного счастья. Эти настроения и отражались в симоновской поэзии, и хотя балладные сюжеты носили характер исключительный, их необычность только помогала высветить те нравственные принципы, которые были господствующими в сознании большинства советской молодежи предвоенной поры.

Тема Красной Армии впервые входит в творчество К. Симонова в поэме «Победитель». Эта поэма знаменательна и тем, что здесь проявляется отношение К. Симонова к писательскому долгу, — приравнять перо к боевому оружию.

Индивидуальность К. Симонова, его особенность мы находим и в лирических произведениях поэта, так, в поэме «Пять страниц» (1938) именно рассказ о страдании составляет суть поэмы. «У лирики есть свой парадокс, — писала Л. Гинзбург. — Самый субъективный род литературы, она, как никакой другой, устремлена к общему, к изображению душевной жизни как всеобщей»27.

В последние предвоенные годы война уже овладела сознанием советских людей — их мыслями, чувствами, настроениями, и лирика Симонова вобрала в себя всю трагически противоречивую сложность переживаний человека военного времени. Еще в 1938 году Симонов написал слова — предвидение войны:

Как будто мы уже в походе,

Военным шагом, как и я,

По многим улицам проходят

Мои ближайшие друзья.

Святая ярость наступленья,

Боев жестокая страда

Завяжут наше поколенье

В железный узел, навсегда.

Но война для Симонова началась не в сорок первом, а в тридцать девятом году на Халхин-Голе, и именно с той поры определились многие новые акценты его стихов: «…первыми моими стихами, связанными с собственным ощущением того, что такое война, был цикл стихов «Соседям по юрте»28. Так война перестала быть темой умозрительной, решаемой на основании литературных источников; в стихи Симонова вошло свое видение событий, и это во многом скорректировало привычные представления, обостряя мысль и усиливая эмоциональные реакции. Теперь неразрывные связи человека и времени, личных переживаний и исторических событий становились для него очевиднее. Это не могло не сказаться и в его поэзии.

Отказ от романтизации войны и переход к суровой правде изображения жизненной конкретики станут на долгие годы продуманной эстетической и нравственной позицией Симонова. Но основы ее были заложены в стихах 1939 года.

Цикл «Соседям по юрте» начинается «Транссибирским экспрессом» — картинами проводов на войну. Симонов резко сужает предмет изображения. Нет в его стихотворении ни слова о каких-нибудь моментах официальных, торжественных. На вокзале не играют оркестры, не произносятся речи. Там, у вагонов, только женщины, которые сдерживают чувства и отчаянно мнут перчатки, и мужчины, которым хочется благодарно удержать в памяти эти минуты, а затем… домой возвращаясь,

Помнить это лицо без кровинки, зато и без слез,

Эту самую трудную маску спокойной разлуки.

Каждое из следующих стихотворений цикла углубляет наше представление о внутренней жизни человека на войне. Фактически каждое стихотворение раскрывает перед нами еще одну черту, еще одну грань тех людей, которых Симонов впоследствии назовет «самыми близкими моему сердцу»29. Беззаветная храбрость и воля к победе, гуманность и упорство, неутомимый поиск истины и преданность друзьям — все это изображается с подробным знанием будничной героики, с проникновением в самую суть внутренней жизни воюющих людей.

Л. Финк пишет: «Увидев войну, Симонов разнообразит и обогащает способы ее изображения. Он пока словно избегает «батальных картин», а ищет какие-то боковые зеркала, в которых отразился бы жестокий облик событий. Такими боковыми зеркалами и оказываются, прежде всего, человеческие эмоции…«30.

В Отечественную войну работу в «Красной звезде» так, как и на Халхин-Голе, К. Симонов начал со стихов. В годы войны имя Симонова-поэта было известно не менее чем имя Симонова-военного корреспондента. Стихи военных лет далеко не равноценны, но лучшие из них приобрели саму широкую известность.

Сила и обаяние поэзии Симонова военных лет заключается в ее искренности, глубине проникновения в душу советского человека. Поэт переживает все испытания, выпавшие на долю людей дни войны, как личное, это и позволяет ему создать стихи, получившие всенародное признание.

Первые военные стихи К. Симонова были прямым призывом, служили цели поддержания воинского духа солдат («Презрение к смерти», «Секрет победы», «Песня о комиссарах», «Защитникам Одессы»), а позднее события, описываемые К. Симоновым в стихах, рассматриваются им не только как факт, но и как результат определенного состояния человеческой души.

В июне 1941 года Симонов первым и наиболее просто сумел выразить ту глубокую личную уверенность в победе, которая вдохновляла на подвиги миллионы советских людей. Убедительность поэзии Симонова определяется ее художественностью, конкретностью, точным адресатом его стихов, тем, что они почти всегда заканчиваются не размышлением, а призывом к действию. Наиболее ярким подтверждением этому является стихотворение «Убей его!», которое звучит как прямое обращение к совести каждого бойца, к самым сокровенным мыслям и чувствам воина; в стихотворении сливаются публицистика и лирика.

В первые месяцы войны К. Симонов, как и многие советские литераторы, переживает творческий подъем, отражающий, по-видимому, огромное напряжение духовных и физических сил всего народа. В это время созданы «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», «Жди меня и я вернусь», «Майор привез мальчишку на лафете…» и многие другие поэтические шедевры К. Симонова.

Стихотворение «Письмо другу» («Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…») было принято читателем как адресованное ко всем сверстникам поэта, его фронтовым друзьям. Поэт сосредоточил внимание на том, что больше всего взволновало и поразило его в первые месяцы войны: на моральной тяжести отступления, на вновь открывшемся понимании неразрывной связи со всем, что может называться русским, на гордости тем, что герой достоин называться русским:

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти проселки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил.

Это стихотворение знаменует очень важный этап в творческом развитии Симонова. Поэт, который так хорошо умел раскрывать черты молодого поколения, сумел теперь выразить и связь своих сверстников с исконно русскими традициями, с широкими массами народа, с миллионами простых людей.

Симонов сумел передать в своей поэзии неразрывность глубоко личных интимных чувств война с его великим патриотическим долгом. Лирика Симонова явилась одним из ярких показателей расцвета советской лирической поэзии в годы войны.

Весь опыт русской поэзии убеждает, что бесконечно много можно сказать о человеке, о мире, в котором он живет, о его отношении к этому миру, говоря о любви. И Симонов в одном небольшом лирическом стихотворении «Жди меня» сумел передать особенности времени, типичное в чувствах и настроениях миллионов людей.

Стихотворение «Жди меня» было опубликовано в «Правде» в январе 1942 года. В этом стихотворении поэт Константин Симонов сумел угадать самое главное, самое нужное людям тогда и тем помочь им в самую трудную пору войны. Но удалось ему это вовсе не потому, что он старался угадать, что сейчас нужнее всего людям, что сейчас может им лучше всего помочь. Ничего подобного Симонов не задумывал. Он написал то, что было жизненно необходимо ему самому. Выразил то, что было в эту минуту важнее всего для него самого. И только поэтому, именно поэтому эти стихи, написанные одним человеком, обращенные к одной единственной женщине на свете, стали всеобщими, стали необходимыми людям, миллионам людей и в самое тяжелое для них время.

В «Жди меня» Симонов воистину добился того, что его лирика выражала всеобщую душевную жизнь. Впечатление усиливается благодаря скупости, сосредоточенности изобразительных средств, используемых Симоновым-поэтом.

Этим законам подчинялась и вся остальная лирика К. Симонова военных лет, по крайней мере сборник «С тобой и без тебя». За этими стихами стояло нечто всеобщее и грандиозное — война, нечто всеобщее и общечеловеческое — любовь. Поэт писал о судьбе двух людей — об их любви, разлуке, тоске, мучительной радости встреч. О любви двух обыкновенных людей в дни великих исторических событий. О любви в дни всеобщего горя, ненависти. Фактически — о жизни на грани смерти.

Тема становления личности естественно сплетается воедино с темой воинского подвига, которая определяет очень важное в те годы качество симоновской поэзии — ее прямое агитационное воздействие. Собирая свои стихи, «написанные и напечатанные во время войны, большей частью в газетах», сам Симонов дал им точную характеристику: «Стихи эти в сущности… были военной публицистикой и служили тем же целям, что и мои очерки и корреспонденции, порой даже с большим успехом»31.

Война ставила человека в исключительные обстоятельства, подвергала самым жестоким испытаниям, перед человеком возникал другой мир, который заставлял по-новому осмыслить ход истории и собственную личность. Об этом К. Симонов написал глубокое стихотворение «Словно смотришь в бинокль перевернутый».

Переоценка прошлых представлений, отказ от иллюзий, зрелость взгляда — основные мотивы многих военных стихотворений К. Симонова:

Да, война не такая, какой мы писали ее, —

Это горькая штука…

Тема многих военных стихов Симонова — дружба и товарищество. Названия стихов говорят сами за себя: «Однополчане», «Час дружбы», «Товарищ», «Смерть друга», «Был у меня хороший друг…», «Далекому другу», «Дом друзей», «Умер друг у меня…», «Дружба настоящая не старится…». В произведениях К. Симонова создан своего рода поэтический образ дружбы, ее моральный кодекс, дружбы требовательной, но верной, той, что «от ветров при жизни не качается, смертью одного из двух кончается».

Жизнь на войне стала временем созревания К. Симонова и как поэта, и как гражданина. Жизнь на войне, формирование нового человека в этих исключительных условиях стало и содержанием военной лирики Симонова.

После войны Симонов как поэт выступает все реже. В 1948 году, после зарубежных поездок, он заканчивает небольшую книгу стихов «Друзья и враги». В этой книге мы видим новую войну, войну идеологическую, которую позже назовут «холодной»:

Я вышел на трибуну, в зал,

Мне зал напоминал войну,

А тишина — ту тишину,

Что обрывает первый залп.

Эта книга уже круто повернула от лирической поэзии к своеобразной стихотворной полемике, острой, актуальной, порой не лишенной блеска. Но прозаизмы, которые Симонов использовал и в военной лирике, стали исподволь нарушать поэтическую ткань. Это позволяет заключить, что как поэт Симонов состоялся прежде всего в годы войны, к которым он неизбежно возвращался в мыслях всю свою жизнь: «и двадцать лет, и тридцать лет живым не верится, что живы».

2.2. Военная проза К. М. Симонова

Война повернула Симонова к прозе. Вначале Симонов обращается к публицистике, так как работа к газете требует оперативности в изображении событий. Но вскоре на страницах «Красной звезды» начали появляться и рассказы Симонова. Вот что об этом писал позже он сам:

«Уезжая на войну военным корреспондентом газеты «Красная звезда», я меньше всего собирался писать рассказы о войне. Я думал писать что угодно: статьи, корреспонденции, очерки, но отнюдь не рассказы. И примерно первые полгода войны так оно и получилось.

Но однажды зимой 1942 года меня вызвал к себе редактор газеты и сказал:

— Послушай, Симонов, помнишь, когда ты вернулся из Крыма, ты мне рассказывал о комиссаре, который говорил, что храбрые умирают реже?

Недоумевая, я ответил, что помню.

— Так вот, — сказал редактор, — написал бы ты на эту тему рассказ. Эта идея важная и, в сущности, справедливая.

Я ушел от редактора с робостью в душе. Я никогда не писал рассказов, и предложение это меня несколько испугало.

Но когда я перелистал в своей записной книжке страницы, относящиеся к комиссару, о котором говорил редактор, на меня нахлынуло столько воспоминаний и мыслей, что мне самому захотелось написать рассказ об этом человеке… Я написал рассказ «Третий адъютант» — первый рассказ, который вообще написал в своей жизни»32.

В своем прозаическом творчестве К. Симонов не отошел от своих основных литературных принципов: он писал о войне как о тяжелом и опасном труде народа, показывая, каких усилий и жертв стоит нам каждый день. Писал с суровой беспощадностью и откровенностью человека, видевшего войну как она есть. К. Симонов осмысливает проблему взаимоотношений войны и человека. Война бесчеловечна, жестока и разрушительна, но она вызывает огромный рост гражданской активности и осознанного героизма.

Многие биографы, описывая военную деятельность К. Симонова как корреспондента и писателя, Говорят, на основе его произведений, о его личной храбрости. Сам К. Симонов с этим не согласен. В письме Л. А. Финку 6 декабря 1977 года он пишет: «Людей «большой храбрости» я на войне видел, имел внутреннюю возможность сравнивать их с собой. Так вот, на основе этого сравнения могу утверждать, что сам я человеком «большой личной храбрости» не был. Думаю, что человеком долга, в общем, был, как правило, но не сверх того. Солдатом себя не чувствовал, иногда, по ходу обстоятельств, оказывался в шкуре солдата в том смысле, что оказывался в одинаковом положении, временно, а не постоянно, — что очень важно. Чувствовать себя солдатом может человек, который длительно и постоянно находится в положении солдата. Я в этом положении длительно и постоянно не был»33. В прозе Симонова мы находим рассказ о «большой храбрости» и героизме именно солдата — рядового бойца и офицера.

Когда Симонов обратился к прозе, он сразу осознал ее особенности и преимущества. Проза позволили ему подробней и обстоятельней заняться социально-психологическим исследованием человека. Уже первый рассказ К. Симонова позволяет сказать о том, как складывались многие особенности симоновской прозы. Очень скупо, только отдельными деталями повествуя о непосредственных батальных эпизодах, Симонов основное внимание уделяет нравственной и мировоззренческой основе поступков. Он рассказывает не только о том, как ведет себя человек на войне, но и почему его герой поступает так, а не иначе.

Интерес Симонова к внутреннему миру своих героев необходимо особенно подчеркнуть, ибо многие критики убеждены в эмпирически-описательном, информативном характере его прозы. Жизненный опыт военного корреспондента, воображение и талант художника, тесно взаимодействуя между собой, помогли Симонову в значительной степени избежать обеих опасностей — и описательности, и иллюстративности. Проза журналиста — такая характеристика военной прозы К. Симонова широко распространена, в том числе и под его собственных влиянием. «Мне не хотелось отделять очерки от рассказов, — писал он, переиздавая свою фронтовую прозу, — потому что разница между теми и другими по большей части только в именах — подлинных и вымышленных; за большинством рассказов стоят живые люди». Такая самохарактеристика не совсем объективна, так как очерки уступают рассказам К. Симонова и по степени обобщенности, и по глубине философской проблематики.

Суть симоновской военной прозы в противопоставлении жизни и смерти, и в их неразрывной связи на войне. «На войне волей-неволей приходится привыкать к смерти» — эти спокойные и в то же время многозначительные слова из широко известного рассказа «Бессмертная фамилия» обнажают самую суть военной прозы Симонова. Важно отметить, что, вспоминая «свое первое и очень сильное впечатление войны» Симонов в 1968 году напишет, что таким явилось впечатление «большого и безжалостного хода событий, в котором вдруг, подумав уже не о других, а о самом себе, чувствуешь, как обрывается сердце, как на минуту жаль себя, своего тела, которое могут вот так просто уничтожить…«34.

И писатель, и его герои, оказавшись на передовой, сразу были вынуждены осознать ту жестокую очевидность, что смерть в условиях мирной жизни — событие чрезвычайное, исключительное, взрывающее нормальное течение будней, враждебное обыденности, — здесь, на фронте, становится именно обыденностью, явлением повседневным, бытовым. При этом, как говорится в рассказе «Третий адъютант», в мирной жизни «неожиданная смерть — несчастье или случайность», а на войне она «всегда неожиданна», потому что поражает не людей больных, старых, часто уже измученных жизнью и даже уставших от нее, а молодых, энергичных, здоровых. Эта закономерность неожиданного, обычность необычного, нормальность ненормального и заставляет людей пересмотреть все сложившиеся представления, найти для себя новые критерии ценности человека, выработать какие-то иные принципы для определения того, что справедливо и несправедливо, нравственно и безнравственно, гуманно и негуманно.

Симонов сражался в рядах армии, могущество которой было неотделимо от ее морально-политического единства. И поэтому акцент в его прозе военного времени — именно на этом единстве. Конечно, и в то время бывали у Симонова образы офицеров, вызывавших критику и осуждение. В повести «Дни и ночи» такая тенденция получила наиболее яркое выражение.

Художественный рост Симонова-прозаика был основан на серьезном освоении традиций русского реализма. Свою военную прозу К. Симонов с самого начала ориентировал на Л. Н. Толстого, хорошо понимая всю дерзость подобного замысла. А. Макаров справедливо увидел, что Симонов развивает в своем творчестве толстовские представления о характере русского воина. Он писал: «Работая над романом об армии, поставив себе задачу реалистического показа русского военного характера, Симонов естественно встал на путь, указанный Л. Толстым»35.

И. Вишневская вслед за А. Макаровым находит у Симонова развитие толстовских идей о наиболее типичном поведении на войне русского человека. При этом она замечает чрезвычайно важное обстоятельство: «С толстовской же тенденцией связана и еще одна мысль из повести «Дни и ночи»: о том, что люди перед лицом смерти перестали думать, как они выглядят и какими они кажутся, — на это у них не оставалось ни времени, ни желания. Так от реальной, будничной войны, ее взрывов, смертей и пожаров Симонов переходит к нравственным ее итогам…«36.

В письмах Симонова есть одна очень важная самооценка — он относит себя к тем литераторам, которые вполне сознательно стремятся «написать войну правдиво и буднично, как великий и страшный труд». Симонов учился у Л. Н. Толстого главному — принципам изображения войны и человека на войне.

Толстой учит Симонова не судить человека, исходя из того, каким он кажется, и особенно из того, каким он хочет казаться. Он учил обнаруживать внутренние достоинства русского солдата под любой внешностью, учил проникать в его душевную сложность, к скрытым побудительным причинам его поступков. Толстой учит Симонова проверять ценность человека его поведением в самой драматической ситуации — перед лицом смерти. Убежден, что не только от жизненных впечатлений, но и от Толстого пришла к Симонову философская проблематика, выраженная им впоследствии в многозначности заглавия «Живые и мертвые».

Однако бесспорно, что новый тип войны, новый характер внутриармейских отношений скорректировали толстовские традиции и подсказали Симонову жизнеутверждающее, по преимуществу позитивное направление его художественных поисков. Сам К. М. Симонов в рассказе «Пехотинцы» так определяет свой взгляд на изображение войны: «На войне рассказывают о войне по-разному, иногда волнуясь, иногда приходя в ярость. Но чаще всего бывалые люди говорят о самом невероятном так, как Ткаленко, спокойно, точно, сухо, словно ведя протокол». Протоколирование невероятного — так зачастую можно определить стилистику симоновской прозы, а ее психологические истоки отлично объясняются фразой того же рассуждения о комбате Ткаленко: «Это значит, что они все давно обдумали и решили и поставили перед собой отныне единственную и простую цель — убивать врага».

Рассказывая о людях, верных одной-единственной цели, а поэтому ясных, сильных и цельных, К. М. Симонов подчас как бы заимствует у них свои принципы повествования, выражающие убежденность и силу духа. Так и возникает то художественное единство, которое, может быть, не всегда достигалось Симоновым, но в «Пехотинцах» было успешно осуществлено.

Рассказ «Пехотинцы» показался Симонову одним из самых трудных в работе, но это, несомненно, один из его лучших военных рассказов по глубине психологизма, по силе образного обобщения. Наконец, в этом рассказе, напечатанном в «Красной звезде» уже в конце войны, 25 сентября 1944 года, мы встречаемся с убедительным художественным утверждением гуманизма солдата, одним из самых глубоких нравственно-философских выводов К. Симонова. А скорее всего — самым важным и для Симонова, и для всех людей его поколения в то суровое военное время.

Все основные особенности симоновской стилистики как прозаика лучше всего проявились в повести «Дни и ночи». В этом произведении со всей тщательностью выписана неразделимость личного и социального, частных и общих судеб. Сабуров, сражаясь и добывая победу, в то же время добывает счастье для Ани. Иногда в горячке боя ему даже некогда подумать о ней, но стоит только получить возможность хоть на какое-то время отвлечься от своих воинских дел, как мысль об Ане и осознанная жажда счастья становятся для Сабурова целью жизни, неотделимой от главного — от победы, от Родины.

Стремление к многогранности, емкости изображения приводит к тому, что в повести бытоописание органично сочетается с прямыми эмоциональными оценками событий и героев. Авторский лиризм часто вторгается в раздумья Сабурова. Так, например, посреди описания одного из боевых эпизодов, можно прочитать: «Он не знал, что происходило южнее и севернее, хотя, судя по канонаде, кругом повсюду шел бой, — но одно он твердо знал и еще тверже чувствовал: эти три дома, разломанные окна, разбитые квартиры, он, его солдаты, убитые и живые, женщина с тремя детьми в подвале — все это вместе взятое была Россия, и он, Сабуров, защищал ее».

Здесь, кажется, впервые так отчетливо прозвучала мысль о единстве «живых и мертвых», которой суждено было на десятилетия стать главной в творчестве Симонова.

Взволнованная, чуть ли не поэтическая интонация подобных строк напоминает, что Симонов первоначально собирался писать поэму о защитниках Сталинграда, а потом оставил свою мысль и обратился к прозе. И ему действительно удалось, сохраняя свое взволнованное отношение к теме, создать повесть, которая справедливо оценивается как одно из первых аналитических произведений о войне. Но анализ человеческих характеров не помешал прямому эмоциональному и даже агитационному воздействию повести, которое в ту пору Симонов убежденно считал главной задачей литературы. Повесть Симонова, несомненно, одно из тех произведений военных лет, которые успели принять участие в Великой Отечественной войне, были могущественным средством патриотического воодушевления, яростно сражались за победу.

В 1966 году в предисловии к собранию сочинений Константин Симонов писал: «Я до сих пор был и продолжаю оставаться военным писателем, и мой долг заранее предупредить читателя, что, открывая любой из шести томов, он будет снова и снова встречаться с войной»37.

К. Симонов сделал очень многое для того, чтобы рассказать миру о мировоззрении и характере, нравственном облике и героической жизни советского воина, разгромившего фашизм.

Для поколения, к которому принадлежит Симонов, центральным событием, определившим его судьбу, мировоззрение, нравственный облик, характер и интенсивность эмоций, была Великая Отечественная война. Лирика К. Симонова была голосом этого поколения, проза К. Симонова — его самосознанием, отражением его исторической роли.

К. Симонов так понимал значение литературы в те годы: «…Писать о войне трудно. Писать о ней, как только о чем-то парадном, торжественном и легком деле, нельзя. Это будет ложью. Писать только о тяжелых днях и ночах, только о грязи окопов и холоде сугробов, только и смерти и крови — это тоже значит лгать, ибо все это есть, но писать только об этом — значит забывать о душе, о сердце человека, сражавшегося на этой войне». 38

Симонов настойчиво стремился к тому, чтобы раскрыть героизм солдата без всяких прикрас и преувеличений, во всей его великой доподлинности. Поэтому так сложна в его произведениях структура конфликтов, неизменно включающая в себя помимо основного антагонистического столкновения с фашизмом и широко разветвленную сферу конфликтов внутренних, нравственных, мировоззренческих. Поэтому так очевидно возрастает в нем стремление стать трагическим писателем. Трагическое выступает как наиболее верный, чуткий и могущественный инструмент проверки человека, осмысления его ценности и утверждения величия его духа. Художественная проза К. Симонова дала доказательства неразрывности трагического и героического, так как подтвердила, что героические характеры во всей своей истинности и силе выступают именно в трагических обстоятельствах. Победа над обстоятельствами требует осознанности поступков, личной убежденности в их необходимости, неодолимой воли к их свершению. Изображение героического характера поэтому немыслимо вне психологизма, или, точнее, пользуясь термином А. Бочарова, вне психологического драматизма как сочетания суровости военных событий и вызванных этими событиями напряженных душевных драм.

Симонов достаточно ясно сказал и о том, что советские люди были подготовлены к героизму военных лет своим предыдущим жизненным опытом: трудом в годы первых пятилеток, преданностью Родине. Следовательно, Константин Симонов достаточно полно исследовал социально-нравственные истоки подвига и обратился к этой проблематики одним из первых. Такое глубокое проникновение в душевную жизнь героя становится возможным потому, что К. Симонов близок к жизни героев, которые для него является и героями времени, людьми, решавшими историческую судьбу всего человечества.

Глубокая, многосторонняя связь с жизнью и дала возможность Симонову создать произведения, которые стали вершинами отечественной литературы о войне и отчетливо выражают все ее основные тенденции.

2.3. Военная драматургия Константина Симонова

В 1939 году К. Симонов впервые обратился к драматургии («Медвежья шкура», «Обыкновенная история») и с тех пор все чаще стал выступать как драматург. Сам К. Симонов объяснял свой поворот к драматургии тем, что впервые побывал на войне, на Халхин-Голе он, по его собственным слова, «повзрослел, а главное — получил какую-то новую, недостававшую мне долю жизненного опыта»39.

По мнению Л. Финка, «в поэзии Симонова явно обозначился разрыв между эпическим изображением истории, социального бытия и раскрытием личных драм, интимных, потаенных движений души. Неправомерность такого разъединения, такого искусственного рассечения целостного образа человека и толкала Симонова к поискам новых изобразительных средств»40.

В автобиографических заметках к десятитомному собранию сочинений Симонов коротко говорит о начале своей драматургической работы. «В 1940 году я написал первую свою пьесу — «История одной любви», в конце этого же года поставленную на сцене Театра имени Ленинского комсомола. А вслед за этим написал и вторую — «Парень из нашего города», поставленную тем же театром в канун войны»41. Примечателен факт, что пьеса Симонова «Парень из нашего города» была сыграна вечером 21 июня 1941 года на самой границе, в погранотряде в районе Львова, а затем исполнялась, по воспоминаниям А. Борщаговского, «от самой границы под Равой-Русской до донских рубежей, а затем и до Сталинграда»42.

Пьеса «Парень из нашего города» (поставлена в марте 1941 года) стала знаменательной вехой творчества К. Симонова, в которой в образе Сергея Луконина мы видим новый, только зарождающийся тип человека (первый исполнитель роли — А. Аркадьев). Луконин не только воюет, но и думает о войне: «Победу одни живые не делают. Ее пополам делают, живые и мертвые». К. Симонов противостоит «ложной романтике» предвоенной литературы, в которой он сам видел «непонимание того, какое трудное дело — война»43.

Симонов пришел к драматургии, постигая драматизм жизни. Работа над пьесами вобрала в себя его новый опыт военного корреспондента.

Первая военная пьеса Симонова была опубликована на страницах «Правды» 13—16 июля 1942 года. Это была героическая драма «Русские люди», изобразившая героические черты Русского народа, органически присущие ему чувство любви к Родине, высокое понимание своего гражданского долга, волю к победе, готовность к самопожертвованию. И среди ее героев — журналист Панин, списанный с реального человека из среды военных корреспондентов. Среди ее достоинств — пафос утверждения героизма, драматизм ситуаций, напряженность развертывания фабулы и отдельные хорошо написанные характеры, стремление сказать правду о тяжести испытаний, выпавших на долю советского народа, о коварстве, жестокости и злой силе фашистских палачей.

В этой пьесе мы вновь видим одну из важнейших мыслей военного творчества Симонова — соотношение в военные годы понятий жизни и смерти. Основной вывод, к которому ведет К. Симонов повествование в своей пьесе, — героизм вовсе не требует мрачной аскезы. Можно любить жизнь и без всяких колебаний отдать ее в борьбе за правое дело. Собственно в таком поступке и сказывается подлинное мужество. У русских людей, о которых рассказывает К. Симонов, бесстрашие и любовь к жизни естественно спаяны. К. Симонов рисует своих героев самоотверженными, решительными, твердо сознающими возможность трагического исхода, подлинные герои пьесы — люди, которые имеют право называть себя русскими. Героем, в котором наиболее ярко проявляются эти черты, является капитан Сафонов. Сафонов приучает себя к мысли, что придется умирать, и требует от своих товарищей, чтобы они приняли его главный принцип: «Помирать я готов, но помирать меня интересует со смыслом, а без смысла помирать меня не интересует». Поэтому самое важное для него — знать те идеалы, ценности, ради которых стоит отдать жизнь, и свою, и чужую.

В то же время звучит в пьесе и противоположная мысль: стремление физически выжить может вести к моральной смерти, к обесчеловечиванию, если это «естественное желание» становится «главной мыслью», основной пружиной человеческого поведения. Подчинение биологическим инстинктам приобретает социальную окраску, отказ от нравственных критериев ведет к деградации личности, превращает ее в недочеловека. Таким «недочеловеком» выступает в пьесе городской глава Харитонов. Для него вещь, символ материального достатка, важнее таких понятий, как честь, достоинство, Родина, ибо человек и человечность сами по себе для него цены не имеют. Важно отметить, что к созданию образа Харитонова Симонов пришел не умозрительно. Сам он вспоминает: «…Харитонов таким, каким он вышел в «русских людях», сложился у меня из двух первоначальных впечатлений: из одной услышанной мною эвакуационной фразы: «Мои вещи без меня — всегда вещи, а я без моих вещей — дерьмо», фразы, которую сказал на вокзале в минуты эвакуации муж жене, и из моих воспоминаний о Грузинове…«44.

Грузинов — бургомистр Феодосии, о котором Симонов напечатал в «Красной звезде» очерк «Предатель»: «…У этого человека явно не было никаких принципов. Ему не было никакого дела до судеб России. Его интересовал только он сам, его собственная судьба, его собственное благосостояние… Он очень боялся за свою жизнь». Журналистские впечатление, таким образом, полностью определили образ Харитонова, изображение распада, нравственного падения личности.

Выступая в разных жанрах, К. Симонов решал единую основную задачу: он приближал победу Советской Армии, он мобилизовал ради победы силы человеческой души. В этом плане интересно сравнить образ фашиста в стихотворении «Убей его» с Розенбергом и Вернером из пьесы «Русские люди».

В стихотворении — обезличенный и в то же время обобщенный образ палача, способного на любую зверскую жестокость, на любое преступление против человечности. Он оскорбляет и уничтожает все святыни, он топчет своими сапогами землю, людей, их честь и достоинство, он несет смерть и разруху.

Розенберг и Вернер по сути своей делают то же самое. Но они умеют и маскироваться, и заниматься утонченным палачеством, рассуждая о психологических экспериментах, о необходимости изучать язык и мышление покоренного народа. Именно в этой пьесе бы, пожалуй, впервые сделана Симоновым попытка понять и изобразить фашизм как определенную человеконенавистническую идеологию, как цивилизованный и лицемерный садизм.

Успех драмы «Русские люди» подсказал Симонову мысль о том, что необходимо продолжать работу для театра. Тогда же, в 1942 году, когда его первая пьеса о войне усиленно репетировалась, он, в недолгие паузы между поездками на фронт в качестве военного корреспондента, стремительно завершил вторую — «Жди меня».

Симонов решил превратить стихотворение в многоактную пьесу. Задача была очень сложной. Стихотворение писалось как призыв, как монолог, как своеобразное заклятие. Оно привлекало открытой энергией чувства, верой и страстностью, следовательно, своим субъективным пафосом. Но для развертывания в пьесу требовались как раз моменты объективные: конфликт, сюжет, характеры. В драматических поисках ключевое значение получили две строки: «Ожиданием своим ты спасла меня». Так была найдена самая краткая формула сюжета. Определились и его крайние точки: разлука, встреча. Для выстраивания внутреннего психологического конфликта Симонов также нашел опору в тексте стихотворения:

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души…

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

«Жди меня» встретила весьма противоречивые отклики. Наряду с десятками похвальных рецензий, множество критики. Так, Евгений Долматовский критиковал пьесу за «нудноватость», а Александр Борщаговский — за демонстрацию супружеской верности. А. Борщаговский пишет: «Ведь верность входит в состав любви, она естественное состояние любящего человека. Верность родится из любви, как ее нормальное, единственное выражение, верность живет в любви, не задумываясь над тем, удобно ли это или неудобно, выгодно или невыгодно. Всякого рода соблазны и искушения, уготовляемые драматургом для подтверждения чистоты и целомудрия женщины, только унижают ее и зрителя, далекого от подозрений. Стоит ли заронять в душу зрителя сомнение только для того, чтобы сказать, что оно неосновательно!«45.

Действительно, все действие пьесы сосредоточено вокруг одного момента, одного испытания; сюжетная линия и реплики постоянно варьируют основную мысль стихотворения. Конечно, это во многом определяется тем, что перед нами сценический вариант лирического стихотворения, однако чуткость к моменту, отзывчивость на все сегодняшние, даже сиюминутные перемены в общественном настроении — важнейшая особенность таланта Симонова.

Пьеса была поставлена. Настала пора, когда говорить о магической силе ожидания было уже недостаточно. И К. Симонов пишет пьесу «С тобой и без тебя». В этой пьесе находит отражение тема продолжения жизни, которая впервые звучит в стихотворении «Слепец»:

Слепец лады перебирает,

Он снова только стар и слеп,

И раненый слезу стирает

И режет пополам свой хлеб.

Через два года М. Исаковский создаст, используя те же интонации, одно из самых великих произведений советской лирики:

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда ж теперь идти солдату,

Кому нести печаль свою?

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только теплый летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой.

В этих стихотворениях много общего, но сходство помогает увидеть и различие — Исаковский дал трагическое решение темы. Симонов от такого решения отказался — и в лирике, и в драматургии.

Действие пьесы «Так и будет», написанной Симоновым в 1944 году, построено на встрече людей, которые хотя бы на несколько дней отвлечены от необходимости жить на войне. Все, собравшиеся в квартире академика Воронцова, люди особенные, каждый их них показывает частичку нравственного идеала К. Симонова.

Вопрос, который задает в пьесе полковник Савельев: «Чего вам больше всего хочется после войны?», жил в 1944 году в сердце каждого человека. Мечта о счастье помогала людям, вынужденным идти дорогами войны, и чем ближе и очевиднее становился ее конец, тем все настойчивее обращалась человеческая мысль к вопросу о том, что же будет после войны, возможно ли еще счастье для тех, кого она обездолила. Тема счастье как бы непосредственно вырастала из темы страдания, знаменуя новую страницу истории.

Понимания общественные настроения, К. Симонов говорит именно то, что хотят услышать люди. В его пьесе фронтовой хирург Анна Греч, убежденно говорит: «Раны затягиваются — это закон. Иногда смотришь на какую-нибудь ужасную рану, и даже ты, врач, хотя и знаешь умом, а глазам не веришь, что затянется. И все-таки затягиваются». Сюжет пьесы и должен показать, что Греч права и почувствовать себя счастливым можно «только оттого, что светит солнце, что небо синее, а трава зеленая».

Пьесой «Так и будет» Симонов обещал людям близкое счастье, и в этом было тогдашнее ее значение, в этом была причина ее успеха. Но ожидание счастья, жажда видеть себя счастливым не ограничены ни временем, ни социальными различиями, вот почему, раскрывая общечеловеческий момент душевной жизни, эта пьеса и в настоящее время сохраняет свое эмоциональное воздействие.

Но для Симонова, когда он писал «Так и будет», намного важнее психологического анализа были другие задачи: агитационность, прямое воздействие на зрителя, рассказ о переломе в настроениях и раздумьях его героев — фронтовиков.

Чем ближе становился конец войны, тем дальше от Москвы уходили советские войска. В биографии военного корреспондента Симонова движение на Запад получило прямое и немедленное отражение. Появляются пьесы «Под каштанами Праги» и «Русский вопрос».

Драма «Под каштанами Праги» — своеобразный переход от военного к послевоенному творчеству К. Симонова. Сюжет включает и последние дни войны, и первые дни мира. Пьеса отражает раздумья Симонова о том, как будут жить люди после войны. Но атмосфера, в которой живут герои пьесы, по словам самого автора, «не идиллия, а борьба, не тишь и гладь, а целый котел сложных политических противоречий»46.

Драма «Под каштанами Праги» взволнованно говорила о важнейших социальных проблемах. Капитуляция фашистской армии была великим переломным моментом в истории человечества, но она не означала, что на земле наступили мир и благоденствие. Теперь, после победы над фашизмом, начиналась новая борьба.

Но пьеса отличается не только острой политической злободневностью, но и отражает социальные конфликты времени, хотя сюжет и не выходит за рамки семейной драмы. Разобраться в сложном переплетении социальных отношений и конфликтов чужой страны Симонову помог уже накопившийся опыт психологического анализа, который и составил наиболее сильную и привлекательную особенность пьесы.

Военная драматургия К. Симонова, пьесы от «Истории одной любви» до «Под каштанами Праги», была издана издательством «искусство» в 1947 году.

Особо хочется остановиться на первой послевоенной пьесе К. Симонова «Русский вопрос», написанной в 1946 году. В этой пьесе К. Симонов рассказывает о «пересмотре сложившихся во время войны позиций», и о «поляризация сил», значение которой для будущих исторических событий было очевидно47 — среди вчерашних союзников по антифашистской коалиции возникали антирусские настроения.

Заканчивая анализ военной драматургии К. Симонова, отметим, что и все послевоенное творчество его было неразрывно связано с военной тематикой, война жила в пьесах и сценариях К. Симонова еще не одно десятилетие.

В этом же русле идет почти вся работа Константина Михайловича Симонова в кинематографе и на телевидении. Фантазия художника как оформляет, гранит, упорядочивает и в то же время окрашивает, гиперболизирует опыт активного участника величайших исторических событий. Документальное и художественное как бы сплавливаются между собой.

2.4. «Живые и мертвые» К. Симонова — эпос войны

Победа 1945 года стала рубежом не только между войной и миром, но и между военным и послевоенным сознанием у продолжающих и начинающих писать о войне, началом неизбежной переналадки художественного зрения, сложившегося за предшествующее четырёхлетие. Естественный и необходимый во время войны функционально-пропагандистский, героико-патриотический пафос, определявший в литературных произведениях всё: от системы персонажей до интонационно-речевого строя, от подбора деталей до сюжетов, уступает место другому — достоверному изображению того, «как это было», для исследования на этой основе всей многомерности явления «человек и война». Эти две равнодействующие: безупречная, часто почти документальная точность в изображении военной реальности и начавшееся расширение проблематики, нравственно-гуманистическое осмысление этой реальности — и лежали в основе развития прозы о войне после победы.

Об истинном лице войны К. Симонов вновь заговорил в конце 50-х годов, и открытием, откровением стал его роман «Живые и мертвые». Роман Симонова — это трагедия сорок первого года, разворачивающаяся не только перед глазами Симонова-военного корреспондента в сумятице отступления, бомбежек, танковых прорывов ставшего адъютантом комбрига, выводящего остатки дивизии из фашистского кольца. Это была трагедия, открывающаяся перед потрясенным читателем, не знакомым с подобными книгами.

Начатый в 1955 году, роман был закончен во время поездки К. Симонова в Среднюю Азию. Роман К. Симонова избежал участи «карательного изъятия», несмотря на серьёзное расхождение автора с общепринятыми тогда представлениями о войне. Избежал, в частности, потому, что их автор в совершенстве владел искусством компромисса между правдой и, говоря его словами, «соображениями здравого смысла», приёмами, я бы сказал, расстановки защитных идеологических вех.

Опираясь на точное знание реалий войны, автор романа взломал миф о единодушии советского общества, противостоящего врагу, о продуманности и оправданности наших операций 41-го и 42-го годов. Он раскрыл гамму конфликтов между соратниками с разным нравственным сознанием и страшный след предвоенных репрессий в судьбе армии. Он увидел, как противоборствует в воюющих людях казённо-исполнительская и инициативно-гуманистическая психология, как тяжело отзывается на солдатах опьянение властью, исключение из сознания отдающих приказ нравственных понятий о цене победы и доверии к человеку.

Книга К. Симонова вызвала широкий интерес и бурные споры, в том числе среди военных историков. По явному недоразумению, кое-кто из историков не признавал различия между научными и художественными исследованиями минувшей войны. А другие пытались поставить роман Симонова в один ряд с военными мемуарами, что тоже, конечно, неверно. Такая ситуация отчасти объяснялась тем, что в то время только начиналось издание первого капитального научного труда по истории Великой отечественной войны. Причем его второй том, охватывающий тот же период, что и симоновский роман, находился еще в стадии разработки.

Главный герой романа — военный журналист, поэтому он всегда в пути, и это традиционно для русской литературы: Радищев, Гоголь, Некрасов, Лесков, Платонов — все они отправляли своих героев в странствие по Руси. А у Симонова герой странствует по войне, и трагичность ситуации предельно обнажена, вокруг только смерть, причем не та, плакатная, когда «не дрогнув героическим лицом…». В центре повествования — судьба человека на войне (вымышленная биография Синцова).

Почти все действующие в романе лица — от Синцова и Серпилина до третьестепенных персонажей — люди подвига. Изображение подвига в романе емко, многомерно, охватывает разные стороны и конфликты действительности: пробивающийся из окружения Ковальчук прячет знамя дивизии под гимнастеркой, капитан Гусев и его артиллеристы собственными руками катят пушку от Бреста до Смоленщины, пожилая женщина требует возможности работать санитаркой на фронте и т. д.

При этом следует отметить, что К. Симонов показывает героев как типичных представителей своего поколения, для того, чтобы подчеркнуть эту типичность, в роман вводится особый авторский комментарий, который звучит уже в удивительно точно найденной первой фразе: «Первый день войны застал семью Синцова врасплох, как и миллионы других семей». Это прямое сопоставление индивидуальной и народной судьбы проходит через весь роман: «Он не был трусом, но, как и миллионы других людей, не был готов к тому, что произошло»; «Он не пережил бы те дни без этой веры, с которой незаметно для себя, как и миллионы других военных и невоенных людей, втянулся в четырехлетнюю войну»; Сегодня день снова был прожит так, как он привык жить: за общим делом, вместе с другими людьми» и т. д. Синцов живет как другие, как тысячи, миллионы других. Тот же прием уравнения судьбы отдельных героев романа и судьбы народной, массовой Симонов широко использует и для характеристики других персонажей. Эта мысль настойчиво внедряется в сознание читателя, и именно она совершенно необходима роману, неотделима от его сущности, от его пафоса.

В письме Затуловской, спрашивающей К. Симонова, почему Серпилин погибает в конце романа, автор пишет: «…война до последнего своего дня была трагедией. Потому что на ней погибали люди. И трагедией она была в этом отношении и тогда, когда мы стали побеждать немцев, громить, окружать. И вот для того, чтобы показать, что война до последнего дня оставалась трагедией, что нам пришлось платить самую дорогую, какую только можно вообразить, цену за победу и за каждый шаг этой победы, для того, чтобы читатели это почувствовали, мне пришлось расстаться на поле боя с самым дорогим для меня в романе человеком»48.

Если есть в романе строчки о радости, то это горькая, трагическая радость, такая, которую переживает смертельно раненный командир дивизии Зайчиков, когда перед ним встанет старшина Ковальчук, вынесший на себе знамя: «Слеза за слезой медленно катились из обоих глаз, а рослый Ковальчук, державший знамя в громадных, крепких руках… тоже заплакал, как может плакать здоровый, могучий, потрясенный случившимся мужчина»; или «…самая высшая из всех доступных человеку радостей — радость людей, которые спасли других людей». Спасение людей на войне К. Симонов показывает не только с точки зрения героики поступков, но и как долг офицера, обязанного беречь людей, не подвергать их бессмысленным опасностям. К. Симонов пишет: «На войне не бывает репетиций, как в театре, где можно сначала играть, пробуя, упражняясь, пока еще не всерьез. На войне не бывает черновиков, которые можно будет переписать заново или разорвать. На войне все пишется кровью, все, с начала до конца, с первого взмаха пера до последней точки».

Как видим, раздумывая об исходе войны, Симонов ставит его в прямую и непосредственную зависимость от характера человека.

К. Симонов он ревностно относился к исторической правде, а так как во время выхода романа начал бытовать «ходячая и во многом несправедливая по отношению ко многим военным корреспондентам и писателям точка зрения, что, дескать, вот теперь-то вы пишите правду о войне, а тогда все лакировали и только и делали, что писали аллилуйю Сталину и «гром победы раздавайся», то одновременно с романом он выпускает книгу фронтовых очерков и рассказов «Фронт», «чтобы любой человек мог проверить, как этот очерк или рассказ выглядел в первозданном виде во время войны»49.

Роман К. Симонова «Живые и мертвые» открыл в литературу дорогу знаменитому и великому «поколению лейтенантов», пришедшему с фронта и принесшему с собой не только правду о войне, но и отвращение к любой лжи. Это они, В. Астафьев и В. Быков, Г. Бакланов и Ю. Бондарев, К. Воробьев и В. Кондратьев, принесли в литературу и чувство ответственности, и осознание, что ты — часть этого великого мира. Они отбросили бездумное любование подвигами и принесли чувство высокой трагичности: человек вынужден взять оружие, убивать, чтобы спасти все, что ему дорого, спасти себя, свой народ и свою страну. Так рождается удивительная военная проза, донесшая до нас голос, чувство, душевное состояние русского человека, оказавшегося в нечеловеческих условиях и сумевшего сохранить человечность.

2.5. Образ Германии и немцев в творчестве К. Симонова

Как показывают источники, образ врага в Великой отечественной войне развивался от преимущественно пропагандистского, абстрактно-стереотипного, сформированного на расстоянии через официальные каналы информации, прессу, специальные агитационно-пропагандистские материалы, к конкретно-бытовому, личностно-эмоциональному образу, который возникал у армии и народа в первую очередь при прямом соприкосновении с противником.

Классово-идеологические иллюзии рассеивались с каждым шагом врага вглубь советской территории. Война приобретала характер смертельной схватки за выживание, причем не только существовавшей системы и государства, но и населяющих огромные пространства СССР народов. Война действительно становилась Отечественной, национально-освободительной. И образ врага-фашиста также все сильнее принимал национальную окраску, превращаясь в массовом сознании в образ врага-немца.

К. Симонов, очень чуткий к исторической правде, неоднократно обращал внимание на этот феномен общественного сознания. В одном из своих писем он отмечает: «Что касается фразеологии военного времени, то я думаю, что писатель должен употреблять ее без политиканства, употреблять исторически верно. Как тогда говорили — так и писать. Чаще всего тогда говорили «немцы», говорили «немец», говорили «он». «Гитлеровцы» больше писали в сводках и всяких официальных донесениях об уничтожении противника. «Фашист», «фашисты» говорили, и довольно часто, хотя, конечно, гораздо реже, чем «немец» или «немцы». В особенности, часто говорили про авиацию: «Вон, фашист полетел». Тут почему-то чаще говорили именно «фашист» а не «немец»50.

В другом письме Симонов пишет: «По поводу упоминаний слов «фашисты» и «немцы» в романе «Живые и мертвые». Я принципиальный противник того, чтобы вводить в книгу, написанную об одном времени, — фразеологию, взятую из другого времени. Это режет мне ухо. В моем романе люди говорят о немцах так, как мы говорили о них тогда, в разных случаях и в разных обстоятельствах называя их по-разному. И когда в романе немцы называются то «немцами», то «фашистами» — это реальный язык того времени»51.

Разделение врага на «фашистов» и «немцев» по инерции продолжало существовать в начале войны, но по мере нарастания ее ожесточенности эти понятия в сознании народа все более сливались. Перелом в отношении к врагу наступил, когда армия и народ убедились, что противника можно бить. «Произошла гораздо более важная вещь, чем взятие десяти или двадцати населенных пунктов, — писал в декабре 1941 года К. Симонов. — Произошел гигантский, великолепный перелом в психологии наших войск, в психологии наших бойцов… Армия научилась побеждать немцев. И даже тогда, когда ее полки находятся в трудных условиях, когда чаша военных весов готова заколебаться, они все равно чувствуют себя победителями, продолжают наступать, бить врага. И такой же перелом в обратную сторону произошел у немцев. Они чувствуют себя окруженными, они отходят, они беспрерывно пытаются выровнять линию фронта, они боятся даже горстки людей, зашедших им в тыл и твердо верящих в победу… Пусть не рассчитывают на пощаду. Мы научились побеждать, но эта наука далась нам слишком дорогой и жестокой ценой, чтобы щадить врага»52.

А вот аналогичная запись в его фронтовом дневнике со слов простого солдата: «Немец, если на него не нахрапом, конечно, а ловким ходом насесть, немец боится. Немец, когда чувствует, что на него идет человек, который не боится, он его сам боится. А если от него тикают, ясно, он бьет! Кто-то кого-то должен бояться».

К. Симонов, рисуя образ врага, не был склонен к преуменьшению его сил. Он считал, что рисовать врага облегченно, как это случалось в литературе военных лет, по сути значит обесценивать героизм наших войск, сражавшихся с сильным, коварным, опытным, хорошо вооруженным врагом.

3. Общественный деятель Константин Михайлович Симонов

3.1. Общественно-политическая деятельность К. М. Симонова в послевоенный период

Константин Симонов пришел с войны широко известным писателем и сразу же был вовлечен в орбиту общественной жизни. Начинать работу ему пришлось соответственно в весьма сложных условиях. По словам М. Алигер, «Человек своего времени и своего общества, едва вернувшийся с войны, где многое выглядело подчас проще и определеннее, он существовал по законам этого общества и привык верить в их разумность и справедливость»53.

После войны К. Симонов отправляется в длительные заграничные поездки, сначала пятимесячная — в Японию (вместе с Борисом Агаповым, Борисом Горбатовым и Леонидом Кудреватых), а потом — в США. Этим поездкам придавалось почти государственное значение. Симонов и его коллеги исполняли роли пропагандистов и агитаторов.

После поездки К. М. Симонов написал повесть «Дым отечества», которую, по словам самого писателя, писал, считая «что я выполняю свой прямой партийный долг. Что, по сути дела, эта в значительной мере публицистическая повесть есть прямой и необходимый с точки зрения наших общих интересов итог моей длительной послевоенной поездки, продолжавшейся почти год и, добавлю, отнюдь не легкой для меня»54.

Эта повесть вызвала негативную реакцию Сталина, но к чему сводились конкретные замечания, К. М. Симонов не знал. Обратимся еще раз к письму Симонова Л. А. Финку от 6 декабря 1977 года: «Сталин был для меня тем, кем он был и для меня, и для многих других в 1947 году, через два года после победы в Великой отечественной войне, то есть, я хочу сказать, что его авторитет был для меня наиболее высоким, пожалуй, именно в это время. И неприятие им повести было для меня тяжелым нравственным ударом»55. Симонов пытался понять, что он «сделал не так», но в итоге отказался от мысли переписывать или переделывать повесть.

Далее общественная деятельность Симонова складывалась таким образом: в 1946—50 главный редактор журнала «Новый мир». В 1946—54 — зам. генерального секретаря Союза писателей СССР. В 1946—54 депутат Верховного Совета СССР. В 1952—56 член ЦК КПСС. В 1954—58 вновь возглавил «Новый мир». Одновременно в 1954—59 и 1967—79 секретарь правления Союза писателей СССР. В 1956—61 и с 1976 член Центральной ревизионной комиссии КПСС.

Симонов, молодой редактор «Нового мира», «отрабатывает» свое положение установочными статьями и докладом по борьбе с космополитизмом и низкопоклонством.

Наталья Иванова в своей статье «Константин Симонов глазами человека моего поколения пишет: «Контрастной фигурой Симонов не был. Список благодеяний пронизан списком отступлений, если не сказать жестче. Или, вернее, так: список отступлений компенсирован списком благодеяний».

Делегат XXIII, XXIV, XXV съездов КПСС, член Центральной Ревизионной комиссии КПСС. Главный редактор «Нового мира» (1946—1950 и 1954—1958). Главный редактор «Литературной газеты» (1950—1953). Секретарь Правления Союза писателей СССР. Депутат Верховного Совета. К. Симонов — шестикратный лауреат Сталинской премии (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950), Герой Социалистического Труда (1974). И все-таки К. Симонов оставался писателем, причем писателем-либералом, хотя, конечно, как у любого функционера, у него был свой «черный список»: кампания против «низкопоклонства», против критиков-космополитов и «антипастернаковская» кампания.

Будучи талантливым человеком, К. Симонов и в разгромных акциях выступает с успехом. Среди таких акций изъятие поэмы «Теркин на том свете» из издания произведений Твардовского, собрание ленинградских писателей по обсуждению постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и ряд других разгромных акций усмирения.

В 1956-м Симонов, редактор «Нового мира», вместе с членами редколлегии напишет официальное письмо Пастернаку, мотивирующее отказ печатать «Доктора Живаго» антиреволюционным содержанием романа (письмо будет обнародовано в октябре 1958-го).

М. Алигер в своих воспоминаниях отмечает, что многим даже из друзей К. Симонова казалось, что люди его уровня могли делать больше, «могли решительнее сопротивляться тому, что было не в интересах литературы. Но в то время, очевидно, не всегда могли»56.

В дневниках, напечатанных как при жизни, так и после смерти, пастернаковский «эпизод» отсутствует: никаких оговорок в сторону «реабилитации» Пастернака и покаяния в собственной вине участника травли. Но была со стороны Симонова предпринята долговременная акция возвращения в легальную литературу другого, сопоставимого по масштабам (как он понимал) и незаслуженно «отодвинутого» писателя — Михаила Булгакова. Симонов помогал булгаковским публикациям, написал предисловие к книгам Булгакова, помогал и устройством дел по наследию; активно участвовал в продвижении образа Булгакова на телеэкран, делал передачи и снимал фильмы о Булгакове. В начале 70-х годов Симонов возглавил комиссию по литературному наследию Булгакова.

Нелегко далась К. Симонову публикация в «Новом мире» летом 1947 года «Партизанских рассказов» Михаила Зощенко. Отметим также, что именно К. Симонов, будучи редактором «Нового мира», напечатал первые предперестроечные произведения, в том числе «Не хлебом единым» В. Дудинцева.

Много лет добивался Симонов публикации романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». Возникали самые непредвиденные препятствия. И все-таки роман появился в собрании сочинений Хемингуэя с предисловием Симонова.

Он стал председателем комиссии по литературному наследию О. Мандельштама и настойчиво добивался издания книги поэта в Большой серии «Библиотеки поэта».

Симонов добился переиздания книг Ильфа и Петрова, которые многие годы не фигурировали в издательских планах.

К. Симонов открыл немало новых литературных имен. Прочитав когда-то первый вариант романа В. Ажаева «Далеко от Москвы» Симонов многие месяцы работал с автором, пока роман не стал таким, каким мы его знаем и каким он прочно вошел в нашу литературу. Благодаря К. М. Симонову вошел в литературу хорошо сегодня известный прозаик Вячеслав Кондратьев.

Находясь внутри литературного процесса, Симонов отражал его движение самой своей личностью. Искал истину, искал упрямо, подчас с мучительным ощущением, что она ускользает. Не только в практике секретарской работы в Союзе писателей и редакторской в «Новом мире», но и в теории и критике он не настаивал на том или ином своем решении, выводе, умозаключении, если убеждался, что был не прав. Поправлял себя, не считаясь с самолюбием, с ожидаемым и вероятным злорадством недругов и оппонентов. Внутренним переменам — под влиянием времени — помогало умение быть самокритичным.

Константин Михайлович лично входил в общественный совет Театра на Таганке, своим влиянием помогал «пробиваться» либеральным спектаклям, отличающимся неизменным эзоповым языком, вызывавшим особую настороженность Управления по культуре57.

Начальственную службу в Союзе писателей К. Симонов воспринимал и как возможность делать добрые дела (и делал их — например, два дачных поселка «Литгазеты» возникли благодаря ему); как председатель общественного совета ЦДЛ он инициировал выставки Пиросмани, Петрова-Водкина, Татлина, Хлебниковой; собирал солдатские мемуары, помогал кому только мог материально… Но — не шел на риск: «…я никогда не рисковал сдуру, был очень аккуратен, выдержан и осторожен» — хотя и «не бегал» от реальной опасности. Дело, сделанное и без особо очевидных проявлений смелости, остается сделанным делом. А смело сломанная голова при недоделанном деле есть предмет минутного восхищения — не более» (письмо сыну Алексею, 1952 г.).

Как одного из руководителей Союза писателей К. М. Симонова заботила и проблема защиты чести человека, проблема возвращения «доброго имени». Он говорил об этом в своих «Литературных заметках», вспоминая пленум правления Союза писателей, состоявшийся в конце 1948 года, на котором «критики, обратившие внимание на реальные слабости нашей драматургии, подверглись разгрому. Было объявлено, что критикам, отмечавшим слабости нашей драматургии, не дороги ее судьбы; что они хотят перебить ей ноги и своими выступлениями якобы мешают ее росту, что они критикуют ее с чуждых, враждебных позиций и что хотя в драматургии и есть недостатки, но мы, дескать, сможем заняться критикой их с наших позиций лишь после того, как разгромим всех тех, кто говорит о ней с чуждых позиций».

Прямо и откровенно К. М. Симонов говорит о своей личной ответственности за высказывание ряда «грубо несправедливых оценок деятельности наших театральных критиков», которые в результате «были практически на длительные сроки лишены возможности нормально работать»58.

Владимир Еременко в своей статье «Вблизи сильных мира» отмечает, что из бесед с Константином Симоновым у него «сложилось впечатление, что Симонов своими протестами, конфронтацией с высокими чиновниками как бы замаливает свои грехи молодости, когда он слишком ревностно выполнял волю и линию высоких партийных инстанций». Он пишет: «По роду службы мне доводилось читать стенограммы секретариатов Союза писателей, где громили диссидентов и отступников, и выступления Симонова были отнюдь не в их защиту. В конце жизни он будто бы каялся за свой конформизм и те уступки чиновникам от литературы, когда был главным редактором «Литературки», а затем и «Нового мира»59.

Когда К. Симонов узнал, что избран членом Центральной Ревизионной комиссии ЦК КПСС, он, по свидетельствам очевидцев, был обрадован. Но не столько за себя, сколько за то, что это высокое положение давало ему возможность многое сделать и многим помочь. Он так и сказал: «Я смогу теперь многим помочь». И он неустанно помогал. Он пробивал книги, защищал молодых, отстаивал интересы литературы. Как вспоминает Михаил Ульянов: «Сколько мне не приходилось быть с ним вместе на разных собраниях, он все время что-то отстаивал, кого-то уговаривал, с кем-то договаривался, кому-то объяснял»60.

Симонов был счастливчиком, избегнувшим опасностей времени, в котором гибли, исчезали навсегда, подвергались преследованиям и унижениям настоящие поэты. «Этому учит нас партия, этому учит нас товарищ Сталин» — для заместителя генерального секретаря Союза советских писателей СССР не ритуальная формула в «премиальном» выступлении под названием «Большой день советской литературы», а символ

веры. Чем это все перекрывалось? Да все тем же — служением Родине.

К. Симонов писал: «Если говорить о той общественной деятельности, которой я занимаюсь, и которая непосредственно связана с моей писательской работой и моим личным жизненным опытом, то еще несколько лет назад я сделал для себя окончательный выбор и решил до конца своей жизни класть все оставшиеся у меня силы на то, чтобы, во-первых, в меру своих сил и понимания, писать и говорить правду о войне; во-вторых, опять-таки в меру сил и понимания, мешать тому, чтобы о ней говорили или писали неправду, в-третьих, стремиться к тому, чтобы роль рядового участника войны, вынесшего на своем горбу ее главную тяжесть, предстала перед последующими поколениями и во всем ее подлинном трагизме, и во всем ее подлинном героизме. И, наконец, в-четвертых, я считаю своим личным долгом во всех тех случаях, когда я сталкиваюсь с несправедливостями, совершенными сейчас или раньше по отношению к тем или иным участникам войны, сделать все, что от меня зависит, чтобы, прибегая к помощи других людей, исправить подобные несправедливости.

И первое, и второе, и третье, и четвертое — все это для меня связано в один узел, этим я занят и это является целью моей жизни»61.

К. М. Симонов участвовал во многих встречах, связанных с усилиями деятелей мировой культуры противостоять пропаганде войны и военным приготовлениям, в нем жила память 1941—1945 годов. А. Караганов вспоминал: «Парадоксально, однако же факт: при всем том, что Симонов всегда последовательно, убежденно и настойчиво отстаивал свою позицию, на каждой новой встрече он буквально «обрастал» друзьями-оппонентами; покорял непринужденностью и свободой разговора, уважительным, вдумчивым отношением к аргументам тех, с кем спорил»62.

Константин Михайлович был убежденным государственником. Он, например, остро переживал события в Венгрии в 1956 г. или в Чехословакии в 1968 г., кризисные явления в Советском Союзе, стоял за перемены, но в отличие от некоторых диссидентов он не хотел быть участником разрушения страны, чтобы потом не сокрушаться по поводу того, что с нами произошло и глупо объясняться, что «мы не этого хотели». В этом суть ответственности писателя перед обществом и смысл некрасовских слов «гражданином быть обязан».

Кто-то назвал Симонова «советским Киплингом». Это в известной мере правильно — и в отрицательном, и в положительном смысле. Но как примитивно приписывать Киплинга к английскому империализму, так примитивно приписывать Симонова к сталинизму. Киплинг и Симонов, дети разных обществ, разных классов, представители разных идеологий, в одном были схожи — они отражали в своих произведениях и империализм, и сталинизм как историческую данность.

3.2. Константин Михайлович Симонов и Иосиф Виссарионович Сталин

Симонов был близок вождю, считался его любимцем. Симонов-любимец Сталина, Хрущева, Брежнева; герой, кавалер семи орденов, лауреат четырех сталинских премий; во времена Сталина — кандидат в члены ЦК.

Сталинисты-догматики говорят о нем как о человеке, который, прославив Сталина при жизни, предал его после смерти. Антисталинисты-максималисты недовольны его половинчатостью в оценках Сталина и его эпохи. В этом аспекте интересен взгляд Е. Евтушенко: «Я видел Симонова на траурном митинге в марте 1953 года, когда он с трудом сдерживал рыдания. Но, к его чести, я хотел бы сказать, что его переоценка Сталина была мучительной, но не конъюнктурной, а искренней. Да, из сегодняшнего времени эта переоценка может казаться половинчатой, но не забудем того, что когда-то в оторопевших глазах идеологического генералитета эта страдальческая половинчатость выглядела чуть ли не подрывом всех основ»63.

В письме Э. А. Наумову от 25 октября 1959 года читаем: «…Синцов готов в июле 1941 года положить жизнь за Сталина — и это историческая правда. Но правда и то, что у людей в душах их бывали разные оттенки в отношении к безусловно великой личности Сталина. И были у этой личности черты, а в его биографии действия, с которыми и тогда в той или другой мере не могли согласиться души людей. Об этом я говорю — и то тоже историческая правда».

Далее: «…роль Сталина в войне я ни в какой степени не преуменьшаю. Хотя за самое начало войны на нем лежит великая и трагическая вина перед народом, потом он сделает в этой же войне много великого и достойного жить в памяти народной».

Обращаясь к разоблачению «культа личности» на ХХ съезде партии в письме Э. А. Наумову Симонов описывает свои собственные мысли и чувства: «Меня лично ХХ съезд и то, что я узнал на нем, заставили на многое в деятельности Сталина взглянуть по-другому… Не могу и не желаю отказаться от переоценки некоторых сторон деятельности Сталина. Хотя, разумеется, не могу и не хочу закрывать глаза и на то великое, что он действительно сделал»64.

В предисловии к шеститомного собранию сочинений К. Симонов пишет: «Одна из самых трагических черт минувшей эпохи, связанных с понятием «культа личности», заключается в противоречии между тем, каким Сталин был на самом деле, и каким он казался людям. И едва ли стоит смягчать это, уже теперь прочно закрепленное в нашем сознании, трагическое противоречие. Я глубоко убежден, что в книгах, изображающих историю нашего общества, будет рассказана вся правда о всех сторонах нашей жизни в разные эпохи, в том числе и вся правда о Сталине. Это необходимо для нормального развития нашего общества, и это, безусловно, будет сделано. Но не думаю, что мы, писатели, должны при этом делать вид, что уже тогда, в те годы знали все наперед. Во всяком случае, я к числу таких провидцев не принадлежал. Могу добавить — к сожалению. Но это не меняет сути дела»65.

К. Симонов осознавал тяжелейшие последствия, которые принес стране культ личности Сталина. Он считал, что самые серьезные из них лежат в психологии людей, и «потому так трудна работа с последствиями культа личности, что… с ними приходится бороться не только в других людях, но и в самом себе»66.

Тем не менее Сталин был и остался для Симонова фигурой загадочной. Тайной и загадкой, которую Симонов всю свою сознательную жизнь разгадывал, — именно поэтому его посмертной книгой стала книга именно о Сталине, — «Глазами человека моего поколения», опубликованная только через десять лет после его смерти, в 1988 году, на страницах журнала «Знамя», где он публиковал свои довоенные стихи.

В стихотворении «Политрук», опубликованном в журнале «Огонек» (1961, №44) Константин Михайлович Симонов пишет:

«В бой за Родину!» — крикнул он хрипло. —

«В бой за Ста…» — так смерть обрубила.

Сколько б самой горькой и страшной

С этим именем связанной правды

Мы потом не брали на плечи,

Это тоже было правдой в то время.

С ней он умер, пошел под пули67.

В письме Л-ну 25 декабря 1961 года автор замечает по поводу этого стихотворения: «Я пишу в нем то, что думаю, а если я думаю сейчас о Сталине иначе, чем я думал в 1941 году, то я не чувствую себя виноватым в этом. Я вовсе не стыжусь того, что в 1941 году писал с фронта, из Заполярья в «Красную звезду» стихи, начинавшиеся словами: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?» Я писал их искренне и глубоко верил в этого человека»68.

По мнению некоторых современных исследователей, размышления о Сталине — «Глазами человека моего поколения» — попытка оправдать свое активное участие в идеологической жизни 1940 — 50-х гг. Но более глубокий взгляд позволяет увидеть, что в своих посмертно опубликованных записках «Глазами человека моего поколения» Симонов честно поведал о нелегкой для него поре переосмыслений, в том числе отношения к Сталину.

Очень сложной порой внутренней ломки, преодоления кризисного состояния была для Симонова середина 50-х годов. С этого момента начинается новый период творчества Симонова.

Будучи человеком и общественным деятелем, который заботился о том, чтобы в изображении войны была соблюдена историческая правда, в своих публикациях и переписке К. М. Симонов нередко обращается к проблеме упоминания имени Сталина как в собственных произведениях о военной поре, так и вообще в литературе о Великой отечественной войне.

Так, в предисловии к шеститомного собранию сочинений К. Симонов пишет: «Несколько слов об упоминаниях имени Сталина. Как ни тягостно вспоминать многое из того, что на протяжении тридцати лет было связано в нашей истории с его именем, в то же время попытки выбросить это имя из истории — бессмысленны. Я не включил в Собрание сочинений несколько стихотворений, через которые этот человек проходил в том качестве, в котором он существовал для меня тогда и в каком не существует для меня теперь в качестве примера настоящего коммуниста и интернационалиста. Но я не испытывал душевной потребности вычеркнуть из шеститомника такое, написанное вскоре после войны стихотворение, как „Митинг в Канаде“, в котором для меня слово „Сталин“, рядом со словами „Сталинград“ и „Россия“, существовало как один из символов нашей победы над фашизмом. То же самое относится и к некоторым страницам моих пьес и прозы военных лет».

А вот отрывок письма В. Р. Щербине 27 декабря 1964 года: «Я увидел в материале Пастернака скобочки в двух местах, где по тому времени вполне к месту и с большим внутренним достоинством упоминается Сталин. Я категорически против таких купюр. Кому они нужны?

Наличие таких упоминаний подчеркивает сложность проблемы Сталина для всей нашей литературы, для самых разных ее представителей»69.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В нашей стране литература, освещающая военную тему, весьма обширна, однако творчество Константина Михайловича Симонова и сегодня остается наиболее глубоким художественным исследованием Великой Отечественной войны.

Проанализировав творчество и деятельность Константина Симонова в соответствие с целью нашей работы, мы пришли к следующим выводам.

Основным жанром военного корреспондента Симонова является очерк. Главная задача Симонова как военного корреспондента — показать дух Армии, конкретного человека в условиях фронта, отразить жизненные обстоятельства, сформировавшие характер героя. Характеризуя в целом военные очерки К. Симонова, следует отметить, что все они отличаются большим вниманием к военным деталям, автор пишет о новых военных задачах и их решении, о боевом мастерстве, отваге и героизме воинов. При этом прямо говорит о трудностях боев, о великих испытаниях, выпавших на долю русского народа.

В творчестве Симонова можно условно выделить три группы очерков: очерки-характеристики, очерки — большие эпизоды и очерки — путевые заметки. Очерки-характеристики описывают реального человека, позволяют увидеть рождение нового человека на войне, включают в себя психологический портрет героя. Особое место в таких очерках занимает тема дружбы. Рассказывая о фронте и фронтовиках, К. Симонов отмечает то особенно развитое чувство товарищества, дружбы, взаимопомощи и выручки, которое стало в нашей Армии одним из ведущих установлений. Создавая образ героически сражающегося воина, русского человека на войне, К. Симонов также останавливается и на характеристике врага.

Очерки-боевые эпизоды посвящены описанию военных операций и роли людей в них. Такие очерки призваны создать ощущение общей картины героически сражавшейся армии, показать роль различных военных профессий в победе над врагом.

Очерки-путевые заметки отражают взгляд К. Симонова на все, что ему удалось увидеть на фронтовых дорогах, правдиво показывают не только внешние события, но и раскрывают душу русского человека на войне.

2. Убедительность военной поэзии Симонова определяется ее художественностью, конкретностью, точным адресатом его стихов, тем, что они почти всегда заканчиваются не размышлением, а призывом к действию.

Первые военные стихи К. Симонова были прямым призывом, служили цели поддержания воинского духа солдат, а не только служили описанием событий военной поры, но и показывали их как результат определенного состояния человеческой души.

Поэт Константин Симонов сумел выразить связь своих сверстников, военного поколения с исконно русскими традициями, передать в своей поэзии неразрывность глубоко личных интимных чувств война с его великим патриотическим долгом, выразить всеобщую душевную жизнь русского народа во время Великой Отечественной войны.

3. Прозаическое творчество К. Симонова строится на тех же основных принципах, что и публицистика: он писал о войне как о тяжелом и опасном труде народа, осмысливал проблему взаимоотношений войны и человека, неразделимость личного и социального, частных и общих судеб. Война бесчеловечна, жестока и разрушительна, но она вызывает огромный рост гражданской активности и осознанного героизма. Одной из основных тем военной прозы Симонова является тема соотношения жизни и смерти на войне.

Герой прозы К. Симонова, так же, как и его лирический герой — К. типичный представитель своего поколения. Симонов настойчиво стремился к тому, чтобы раскрыть героизм солдата без всяких прикрас и преувеличений, во всей его великой доподлинности. Поэтому так сложна в его произведениях структура конфликтов, неизменно включающая в себя помимо основного антагонистического столкновения с фашизмом и широко разветвленную сферу конфликтов внутренних, нравственных, мировоззренческих.

4. Драматургия К. Симонова продолжает тему неразрывной связи жизни и смерти на войне. Глубоко раскрывая психологические особенности жизни человека в военное время, пьесы К. Симонова имеют и другое значение: агитационность, прямое воздействие на зрителя.

5. Послевоенная общественно-политическая деятельность К. Симонова была тесно связана с Великой отечественной войной, с тем, чтобы в ее описаниях была сохранена историческая правда, также много усилий было направлено им на то, чтобы противостоять пропаганде войны, на дело мира.

Результаты нашего исследования позволяют использовать основные выводы работы при разработке уроков и внеклассных мероприятий по истории и патриотическому воспитанию учащихся.

ЛИТЕРАТУРА

1. Алигер М. Беседа//Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. -С.46—63.

2. Бузина О. Сто первых суток войны Константина Симонова //Киевские ведомости, №45 (363), 05.11.1999

3. В. Еременко. Вблизи сильных мира. Константин Симонов// Литературная Россия, 1 февраля 2002 г.№5.

4. Гареев М. Всегда в строю. Константин Симонов и военная тема//Независимая газета, №25 (72), 30 июня 2001 г.

5. Караганов А. Из давнего и недавнего //Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. — С.120—132.

6. Коган А. «…Снова к прошлому взглядом приблизимся…» (Константин Симонов, Илья Эренбург. В.. одной газете… Репортажи и статьи 1941—1945) //Новый мир, 1980, №2. — С.266—273.

7. Лазарев Л. И. Драматургия К. Симонова. М., 1952

8. Лазарев Л. И. Поэзия военного поколения. М., 1966

9. Песков В. Камень под Могилевом//Константин Симонов в воспоминаниях современников: Сборник. — М., 1984. — С. 596—603.

10. Сенявская Е. С. Образ Германии и немцев в годы Второй мировой войны глазами советских солдат и офицеров// Военно-исторический архив. Вып.13. — С.11—58.

11. Симонов К. Военная лирика. — М.: Советская Россия, 1968.

12. Симонов К. Мурманские дневники// Молодая гвардия, 1938, №6.

13. Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — 720 с.

14. Симонов К. Собрание сочинений в шести томах. Т.1. — М.: Художественная литература, 1966.

15. Симонов К. Три тетради. М.: Воениздат, 1964.

16. Симонов Константин. Война: Стихи, 1937—1943 гг. М.: Сов. писатель, 1944. — 148 с.

17. Симонов Константин. Из фронтового блокнота: [Проза и стихи]. М.: Сов. писатель, 1941. — 70 с.

18. Симонов Константин. Сочинения. Т. 1: Стихи и поэмы: (Автобиография). М.: Гослитиздат, 1952. — 320 с

19. Слова, пришедшие из боя /Сост. А. Г. Коган — М.: Книга, 1980. — 285 с.

20. Слова, пришедшие из боя: Статьи. Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А. Г. Коган. — М.: Книга, 1985. — 240 с.

21. Строфы века. Антология русской поэзии/ Сост. Е. Евтушенко. — Минск-Москва: «Полифакт», 1995.

22. Тихонов Н. Певец боевой молодости// Красная звезда, 17 апреля 1942 г.

23. Ульянов М. Надежный остров //Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М.,1984. — С.498—501.

24. Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М.: Советский писатель, 1979. — 416 с.

Приложение

Алигер М. — поэтесса;

Вишневская И. — литературовед, автор статей и книги «К. Симонов» (1966);

Галлай М. — участник Великой Отечественной войны, Заслуженный летчик-испытатель СССР (1959), доктор технических наук, писатель;

Голубев С. Н. — фронтовик, кореспондент К. Симонова;

Евтушенко Е. — поэт;

Иванишева А. Л. — мать К. М. Симонова;

Иванищев А. Г.- отец К. М. Симонова, преподаватель военного училища;

Калинин М. И. — советский государственный и партийный деятель, с 1938 года председатель Президиума Верховного Совета СССР;

Кипиани — командующий полка в боях на Днепре, встречался с К. Симоновым во время войны;

Кольцов М. — поэт;

Косолапов В. — журналист;

Лазарев Л. — литературный критик, биограф К. Симонова;

Макаров А.- литературовед, автор статей о К. Симонове;

Ортенберг –редактор «Красной звезды»;

Сельвинский Илья — поэт, драматург;

Сталин И. В. — генеральный секретарь ЦК ВКП (б);

Суворов В. — писатель, автор военно-исторических романов;

Трошкин Павел — военный корреспондент «Известий», в 1941 году был с К. Симоновым в 172-й стрелковой дивизии под Могилевом;

Феоклистенко В. А. — ветеран войны, корреспондент К. Симонова;

Финк Л. — литературный критик, автор книги «Константин Симонов. Творческий путь» (1979);

Фрадкина С. Я. — литературовед, критик, автор работ о творчестве К. Симонова;

Эренбург И. — корреспондент, писатель, общественный деятель.

1 Тихонов Н. Певец боевой молодости// Красная звезда, 17 апреля 1942 г.

2 Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М., 1979. — С.6.

3 Симонов К. Три тетради. М.: Воениздат, 1964. — С.584.

4 «Литературная учеба», 1938, №3. — С.100—102.

5 Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М., 1979. — С. 37—38.

6 Мурманские дневники// Молодая гвардия, 1938, №6. — С.141.

7 Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М., 1979. — С.22.

8 Цит. по: Л. Финк. Константин Симонов. Творческий путь. — М.: Советский писатель, 1979. — С.38.

9 Суворов В. День «М». — 1993. — С.5.

10 Симонов К. Военная лирика. — М.: Советская Россия, 1968. — С.3—4.

11 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С. 284.

12 Цит. по: Бузина О. Сто первых суток войны Константина Симонова //Киевские ведомости,№45 (363), 05.11.1999

13 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.80.

14 Цит. по: Гареев М. ВСЕГДА В СТРОЮ. Константин Симонов и военная тема//Независимая газета, №25 (72), 30 июня 2001 г.

15 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.233.

16 Слова, пришедшие из боя. Статьи, Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А. Г. Коган– М.: Книга, 1985. — С.86.

17Гареев М. ВСЕГДА В СТРОЮ. Константин Симонов и военная тема//Независимая газета, №25 (72), 30 июня 2001 г.; Слова, пришедшие из боя: Статьи. Диалоги. Письма. Вып.2/Сост. А. Г. Коган. — М.: Книга, 1985. — С.86.

18 Слова, пришедшие из боя. — М.: Книга, 1980. — С.181.

19 Песков В. Камень под Могилевом//Константин Симонов в воспоминаниях современников: Сборник. — М., 1984. — С.601.

20 Слова, пришедшие из боя. — М.: Книга, 1980. — С.184.

21 Слова, пришедшие из боя. — М.: Книга, 1980. — С.181.

22 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.234.

23 Симонов К. Собрание сочинений в шести томах. Т.1. М.: Художественная литература, 1966.

24 В. Еременко. Вблизи сильных мира. Константин Симонов// Литературная Россия, 1 февраля 2002 г.№5.

25 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.598.

26 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.599.

27 Гинзбург Л. О лирике. — Л.: Советский писатель, 1974. — С.8.

28 Симонов К. Военная лирика. — М.: Советская Россия, 1968. — С.3—4.

29 Симонов К. Военная лирика. — М.: Советская Россия, 1968. — С.6.

30 Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М.: Советский писатель, 1979. — С.72.

31 Симонов К. От Халхин-Гола до Берлина. — М.: изд-во ДОСААФ, 1973. — С.4.

32 Цит. по: Ортенберг Д. Каким я его знал //Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. — С.95—96.

33 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С. 608—609.

34 Симонов К. От Халхин-Гола до Берлина. — М.: изд-во ДОСААФ, 1973. — С.8.

35 Макаров А. Серьезная жизнь. — М., 1962. — С.384.

36 Вишневская И. Константин Симонов. — М., 1966 — С.99.

37Цит. по: Слова, пришедшие из боя. Статьи, Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А. Г. Коган– М.: Книга, 1985. — С.85

38 Симонов К. Солдатское сердце// Литература и искусство, 15 апреля 1942 года.

39 Цит. по: Л. Финк. Константин Симонов. Творческий путь. — М.: Советский писатель, 1979. — С.55.

40 Финк Л. Константин Симонов. Творческий путь. — М.: Советский писатель, 1979. — С.55.

41 Цит. по: Константин Симонов в воспоминаниях современников. М., 1984. — С.226.

42 Борщаговский А. Жизнь, стоящая того, чтобы жить//Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. — С.229.

43 Лазарев Л. «Военная проза Константина Симонова». — М.: Художественная литература, 1974. — С.19.

44 Цит. по: Финк Л. Константин Симонов. — М., 1979. — С.151—152.

45 Борщаговский А. Жизнь, стоящая того, чтобы жить//Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. — С.232—233.

46 Симонов К. Письма в театр// Сегодня и давно. — М., 1974. — С.300.

47 Симонов К. Сегодня и давно. — М., 1974. — С.113.

48 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.95.

49 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.234—235.

50 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.194.

51 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С. 420.

52 Симонов К. Июнь-декабрь //Публицистика периода Великой Отечественной войны и первых послевоенных лет. — С.39.

53 Алигер М. Беседа//Константин Симонов в воспоминаниях современников. — С.54.

54 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.609.

55 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.610.

56 Алигер М. Беседа//Константин Симонов в воспоминаниях современников. — С.55.

57 Иванова Н. Константин Симонов глазами человека моего поколения//Знамя, 1999, №7.

58 «Новый мир», 1956, №12. — С.249—251.

59 В. Еременко. Вблизи сильных мира. Константин Симонов// Литературная Россия, 1 февраля 2002 г.№5.

60 Ульянов М. Надежный остров //Константин Симонов в воспоминаниях современников. — С.500.

61 Цит. по: Слова, пришедшие из боя. Статьи, Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А. Г. Коган– М.: Книга, 1985. — С.85

62 Караганов А. Из давнего и недавнего //Константин Симонов в воспоминаниях современников. — М., 1984. — С.127.

63 Строфы века. Антология русской поэзии/ Сост. Е. Евтушенко. — Минск-Москва: «Полифакт», 1995.

64 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.113.

65 Симонов К. Собрание сочинений в шести томах. Т.1. М.: Художественная литература, 1966.

66 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.338—339.

67 Симонов К. Собрание сочинений в шести томах. Т.1. М.: Художественная литература, 1966. — С.298.

68 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.144.

69 Симонов К. Письма о войне. 1943—1979. — М., 1990. — С.266.

Глава 1