Двадцать первый век, воплотивший мечты о прогрессе и удобстве, для неё был всего лишь фоном, декорацией к кровавому ремеслу. Он сиял неоновыми огнями мегаполисов, звенел навязчивыми уведомлениями гаджетов и дышал удушающей свободой, которой она никогда не интересовалась. Её мир был уже, тише и смертоноснее. Её звали… впрочем, имён у неё было множество, но последнее, которым она себя мысленно нарекала, было Саэр. Это имя, холодное и короткое, как щелчок предохранителя, идеально резонировало с её сущностью. Она была профессиональным инструментом, живым оружием, наёмной убийцей, чьё мастерство оттачивалось годами в тенях этого яркого века.
Её внешность была оружием не в меньшей степени, чем припрятанный в складках одежды калибр. Длинные, смоляные волосы, всегда зачёсанные назад строгим и бескомпромиссным движением, открывали лицо с безупречно ровными, почти скульптурными чертами. Оно редко выдавало какие-либо эмоции, напоминая маску из холодного мрамора. Но главной деталью были глаза. Глаза цвета густой ночи, почти чёрные, узкие и пронзительные, с хищным, лисьим разрезом. В них жил острый, язвительный ум и вечная насмешка над всем миром. Её сарказм был не броским, а глубинным, внутренним, ледяным цинизмом человека, видевшего самые гнилые изнанки человеческих душ и потому разуверившегося в чём бы то ни было.
Такой она и встретила свой тридцатилетний рубеж – вершину профессионализма, за которой, как ей иногда казалось, маячила лишь скука или нелепая случайность. Случайность не заставила себя ждать. Очередное задание. Стандартное проникновение, тихое устранение цели в заброшенном промышленном здании на окраине. Но что-то пошло не так с самого начала. Слишком тихо. Слишком пусто. Ощущение ловушки, возникшее в её подсознании, оказалось пророческим. Она не успела даже понять, что именно сработало – нажимная плита, лазер, дистанционный детонатор. Мир вздрогнул, превратился в оглушительный рёв, ослепительную вспышку и всепоглощающую боль, которая, впрочем, длилась лишь долю секунды. Затем – абсолютная, вакуумная тишина и ничто. Казалось, так и должна была закончиться история циничной и одинокой души – яркой вспышкой, растворением в хаосе и быстро рассеивающимся дымом на городском ветру.
Но судьба, вечная насмешница, явно сочла такой финал банальным. Её следующее ощущение было полной противоположностью предыдущему. Не боль и разрушение, а странная, давящая тяжесть в конечностях. Не оглушительный грохот, а приглушённые звуки мира – гул за окном, скрип половицы, чьё-то раздражённое бормотание. И главное — не контроль над своим телом, а его чуждость, слабость, миниатюрность.
Она открыла свои серые глаза. Вернее, открылись глаза того тела, в котором она теперь существовала. Перед ней был не развороченный интерьер горящего здания, а потолок незнакомой комнаты, затянутый паутиной трещин. Воздух пах не гарью и порохом, а пылью, старой бумагой и дешёвым растворимым кофе. Она лежала на продавленном чёрном диване, а над ней, хмурясь и теребя прядь тёмных волос, стоял мужчина лет тридцати.
В тот же миг, прежде чем она успела что-либо осознать, в её сознание хлынул ледяной поток чужих воспоминаний. Он был стремительным и болезненным, как удар током. Информация укладывалась на подготовленное пустое место, заполняя собой все вопросы. Этот человек – Хироно Шиндзи. Неуклюжий, вечно занятый, безнадёжно наивный частный детектив. Он же – её дядя. А она – десятилетняя девочка, его племянница, оставшаяся на его попечении после скоропостижной смерти матери несколько лет назад. Её отец, Такахаси Итори высокопоставленный чиновник из отдела по особо важным делам, был слишком поглощён работой и горем, чтобы заниматься ребёнком, и потому сбыл её с рук на этого неудачливого родственника. Этот кабинет, заваленный папками и пустыми чашками, был одновременно и его рабочим местом, и их скудным жилищем.
— Эй, девчонка! Живо вставай, иначе опоздаешь в школу. У меня ещё куча работы, — воскликнул он недовольно, беспорядочно перебирая груды бумаг на своём заваленном столе, явно что-то рьяно ища.
Саэр – а теперь это имя и этот разум принадлежали этому детскому телу – медленно поднялась и села на диване. Движения были непривычно лёгкими, мышцы не слушались с прежней точностью. Она устало вздохнула, звук вышел тонким, детским. Её взгляд, тот самый, холодный и всевидящий взгляд опытной убийцы, скользнул с суетящейся фигуры мужчины на окружающее его убожество. Пыльные стеллажи с архивами, потёртый ковёр, жужжащий древний системный блок компьютера, пятно от кофе на чертеже города на стене.
Ситуация была настолько абсурдной, что даже её циничный ум на мгновение опешил. Гротескная, кричащая ирония судьбы. Она, лучшая в своём деле, та, кого боялись могущественные люди на трёх континентах, та, чьё прикосновение означало мгновенную смерть, теперь заперта в теле ребёнка, которого торопят в школу. Четвёртый класс. Младшая школа. Её последнее задание завершилось не просто провалом, а каким-то карнавальным фарсом, унизительным падением в самую низшую, с её точки зрения, лигу человеческого существования – в мир скучных уроков, детских игр и тотальной зависимости от взрослых. Яркие лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь грязное окно, не согревали, а лишь слепили, подчёркивая сюреалистичность происходящего.
— Ага. Иду, — ответила она тем же ледяным, безэмоциональным тоном, к которому привыкла за прошлую жизнь. Голосок прозвучал высоко и неестественно.
Она неспешно, с отстранённым видом оделась. Чёрные брюки, белая рубашка, тёмный пиджак – подобие формы, которое лишь усиливало сходство с её прежним «рабочим костюмом». Накинула на плечи безразмерный школьный рюкзак. Тем временем Хироно, с победным кличем отыскав наконец ключи от своей потрёпанной машины, тут же поспешил выпроводить её за дверь, толкая в спину и бормоча что-то о пробках. Он, поглощённый своими мыслями о предстоящем рабочем дне, абсолютно не заметил разительной перемены в поведении племянницы. Его наивность и рассеянность были настолько полными, что это даже отвлекло Саэр от приступов ярости. Она молча позволила себя усадить на заднее сиденье старого автомобиля, пахнущего бензином и сигаретным дымом.
Он привёз её к воротам непримечательного кирпичного здания с табличкой «Начальная школа Джиюн». Высадил, крикнул на прощание что-то невнятное и тут же умчался прочь, вихрем бумаг и стрессом. Саэр осталась стоять одна у чугунных ворот, сжав лямки рюкзака. Она ещё раз, уже с привычным ей саркастическим оттенком, устало вздохнула и холодным взглядом проводила удаляющийся автомобиль. Затем этот взгляд скользнул на здание школы. Теперь ей предстояло войти внутрь и провести несколько часов в обществе шумных, бесполезных и абсолютно примитивных существ. С мыслями о математике, каллиграфии и пении хором. Осознание того, что она сама теперь и есть одно из таких существ, вызвало в ней новую, свежую волну глубочайшего раздражения. С неохотой, волоча ноги, она направилась ко входу.
Внутри, вопреки ожиданиям, её не охватила паника. Чужие воспоминания, как хорошо отлаженная навигационная система, чётко вели её по коридорам. Она безошибочно нашла нужный класс, отворила дверь и, не глядя на одноклассников, направилась прямиком на последнюю парту, у открытого окна. Воздух с улицы был единственным спасением. Она села, с грацией, совершенно не свойственной ребёнку, закинула ногу на ногу и уставилась в окно, полностью отгородившись от происходящего вокруг. Комната наполнялась галдящими десятилетками, их смех и крики казались ей оглушительными и бессмысленными, как щебет птиц.
С появлением учительницы шум стих, начался урок. Саэр механически открыла учебник, но её сознание было далеко. Она анализировала, строила теории, пыталась осмыслить случившееся. Это была кома? Посмертный бред? Или нечто большее? Её размышления прервало настойчивое чувство, что на неё смотрят. Боковым зрением, не поворачивая головы, она уловила два пристальных взгляда. Девочка с золотистыми, ухоженными волосами, сидевшая через проход, и рыжеватый мальчик за ней. Они неотрывно наблюдали за ней, перешёптывались, их лица выражали живое, неподдельное любопытство. Саэр внутренне поморщилась. Она никогда не любила людей, их общество. Вся её прошлая жизнь была построена на одиночестве, тишине и тотальном контроле. Её работа, хоть и была социальной по сути, сводилась к молчаливому наблюдению и быстрому, окончательному устранению проблемы. А эти двое… они выглядели как самое её большое проклятие – нормальные, любознательные дети, жаждущие общения.
Тем временем Хироно Шиндзи, благополучно избежав утренних пробок, уже был в своём агентстве. Кабинет встретил его гробовой тишиной, которую нарушал лишь гул системного блока. Он был одиноким волком в мире частного сыска, и дела его шли не блестяще. Он с тоской вспомнил, что обычно после школы сюда приходила племянница. Она тихо убиралась, разбирала бумаги, иногда, с детской непосредственностью, задавала вопросы о том или ином деле. Он брал её с собой на несложные поручения, и она была его негласным талисманом, молчаливым компаньоном. Разгребая завалы на столе, он наконец дождался звонка. Голос в трубке выражал беспокойство и просьбу о помощи. Это был клиент! Энергия мгновенно вернулась к нему. Мысли о племяннице, школе и одиноком завтраке растворились – детектив с головой ушёл в работу.
А в классе тем временем любопытство двух одноклассников достигло апогея. Золотоволосая Айрин и её друг Джиу, помешанные на детективных историях и тайнах, уже успели узнать, что новая, необычно серьёзная и молчаливая девочка – не кто иная, как племянница самого настоящего детектива! Для них это было равносильно встрече с кинозвездой. Они видели в ней не просто новенькую, а живой портал в мир приключений, о которых они только читали в книгах. Они обменялись решительными взглядами. Они были полны решимости любой ценой привлечь её внимание, подружиться с ней и разузнать все захватывающие подробности жизни сыщика. Их наивный, настойчивый интерес был неосознанным вызовом, первой ниточкой, связывающей прошлое Саэр-убийцы с её настоящим Саэр-школьницы. А она, чувствуя их взгляды на себе, лишь мысленно усмехнулась, глядя в окно на утекающие в небе облака, такие же свободные и недосягаемые, как была она всего несколько часов назад. Ей предстояло научиться жить в новой шкуре, где главными опасностями были не пули, а домашние задания и навязчивое внимание будущих друзей..
Последний звонок с урока прозвучал для Саэр как отбой тревоги, но не принёс ожидаемого облегчения. Впереди был ещё один ритуал, столь же ненавистный и бессмысленный, – обед в школьной столовой. Подчиняясь общему потоку, она медленно побрела за одноклассниками по ярко освещённому коридору, уставленному шкафчиками и детскими рисунками. Воздух густел с каждым шагом, наполняясь знакомым с утра, но теперь усилившимся в разы гулом голосов, смехом, звоном ложек и тарелок. Этот какофония детской энергии била по её обострённым чувствам, как физическая пощёчина.
Она вошла в просторное помещение столовой. Запах был специфическим – сладковато-молочным, с примесью компота и чего-то запечённого, мучного. Для её изощрённого нюха, годами выискивавшего следы ядов, взрывчатки и чужих духов, эта смесь была омерзительна. Её организм, избалованный годами строгой диеты, короткими перекусами и дорогим кофе, после удачных контрактов, сейчас подавал сигналы бедствия. Голова гудела, виски сдавливала тупая боль. Ей ужасно, до физической тоски, хотелось большую, почти штофную кружку крепчайшего чёрного кофе, горького и обжигающего, способного прочистить сознание и вернуть иллюзию контроля. Но здесь, в этом царстве детства и правильного питания, о кофе не могло быть и речи. Максимум – какао с зефиркой, что казалось ей настоящим издевательством.
Есть по утрам она отвыкла ещё в прошлой жизни – организм профессионального хищника работал на адреналине и выбросах кортизола, а не на овсянке. Но сейчас её новое, юное тело требовало своей доли. Слабые мышцы, лёгкое головокружение – всё это было неприятным напоминанием о биологической зависимости от пищи. Сжав губы в тонкую ниточку раздражения, она, не глядя на раздачу, механически взяла с подноса предложенную порцию – запеканку, подрагивающую желеобразной сладкой массой с изюмом. Вид её вызывал лишь глухую досаду. Всё же этому глупому детскому организму нужна была энергия, и отказываться от её источника было бы тактической ошибкой.
Запеканка на пластиковом подносе казалась ей символом всего её нынешнего падения. Она отвергла предложение дежурной по столу налить компоту и, держа руки в карманах брюк, лишь пальцами сжала край подноса, с грацией дикой кошки, несущей добычу, направилась к свободному столику у стены. Её единственной целью было проглотить этот комок углеводов как можно быстрее, в одиночестве, уткнувшись в стену, не встречаясь ни с чьими взглядами.
Но планам её не суждено было сбыться. Едва она опустилась на пластиковый стул, как к её столу, словно два настойчивых щенка, поспешили Айрин и Джиу, звонко стуча своими подносами, на которых красовались те же запеканки, стаканы с киселем и сдобные булочки.
