1

  Этот день в некоторой мере был особенным, хотя на первый взгляд ничем не отличался от других.

  Я проснулся в 10 часов утра, со слегка заплывшими глазами – хорошо вчера провели время с друзьями в компании пива, вина и кина. Я проснулся, лениво поплёлся на кухню, заглянул в холодильник и понял, что там пусто, если не считать какие-то старые упаковки кетчупа и горчицы. Одной горчицы не наешься, поэтому, не производя особых эмоций, я решил сходить за продуктами.

  Я почистил зубы, умылся, и, прихватив мусор со вчерашний гулянки, отправился в путь.

  На улице стояла зима, под ногами хрустел не толстый, но липкий слой снега, опавший ночью. Я накинул капюшон на голову, и со хмурым и слегка сонным взглядом прикурил сигарету, ловко и шустро достав пачку из кармана. Зажигалка работала скверно, поэтому сигарету я еле-еле прикурил. Сделав первую затяжку, я зажмурил глаза от удовольствия и спокойствия, которое прошло во внутрь меня вместе с табачным дымом.

  Пока я курил сигарету, я как раз добрался до продуктового гипермаркета. Много продуктов покупать не собирался. Я взял самое необходимое, пошёл на кассу, и, когда уже мне пробивали продукты, сказал кассирше: «Будьте добры, пачку «винстон» синих». Мои сигареты уже закончились, это была последняя, уже вся помятая и кривая.

  Выйдя на улицу с двумя пакетами, я заметил, что пошёл снег. Похолодало, и я ощутил, как меня знобит. Я весь съёжился и в таком состоянии ускоренно потопал домой.

  В магазине я увидел какого-то мужчину, который почему-то приковал мой взгляд своим только видом. Первое, на что я обратил внимания, - это руки. Они были огрубевшие, как и лицо, которое имело грубые очертания работяги, который пашет на заводе. Лицо было замызганным (то ли жизнью, то ли усталостью, а впрочем и то и другое могло дать о себе знать), оно было чёрствым, но отнюдь не злым. Оно было уставшим. На мужчине был какой-то простенький пуховик, такие же простенькие спортивные штаны и зимние чёрные ботинки. Он тоже успел заприметить мой взгляд, пока я его разглядывал. Я резко отвернулся, не желая нервировать человека, которому, судя только по одному лишь взгляду, и так хватает хлопот в жизни. Я почему-то подумал о том, что человек этот совсем небогат, работает за небольшие деньги, чтобы только лишь прокормить семью. Представляя всё это, я проникся некой жалостью к этому мужчине. И сколько ещё таких бедолаг в этом мире? И какая судьба может постигнуть меня? Удастся ли мне достигнуть чего-то больше, или придётся так же выживать за копейки? Не знаю… Сейчас мне явно было трудно думать о таких вещах.

  Разобрав еду, я приготовил себе яичницу с колбасой и жареным хлебом вместе с кофе. Пока я жевал еду, я думал об этом человеке. Что-то тяготило меня, но я совершенно не понимал что. В голове был какой-то туман, возможно алкоголь ещё не полностью вышел из меня, я поспал совсем мало.

  Наконец, прожевав еду, я пошёл на балкон и закурил сигарету. Я смотрел на улицу, облокотившись на подоконник. Всю улицу уже покрывало белое нежное покрывало снега, оно укутывало весь район: машины, дома, даже людей. Какая-то свора детишек уже начинала лепить снеговиков. Они были все укутанные, с шарфами и тёплым шапками. Родители явно за них беспокоятся, подумал я. Невольно я вспомнил детство, которое проходило так же весело и задорно, но, не сводя улыбки, я тут же вспомнил и родительские ссоры, которые эхом отдавались в голове, давая знать о себе. Улыбка медленно сползла с моего лица и выражение его постепенно окислилось. Я сделал затяжку, сотряс пепел. Это странно, но сигареты порой для меня как единственный лучший друг, который всегда выслушает меня и поддержит. Пусть и без слов, но порой они и ни к чему. Какая-то бабушка тяжко ковыляла с сумкой и здоровым пакетом, покачиваясь из стороны в сторону. Я снова вспомнил своё детство, которое проводил со своими бабушкой и дедушкой, но тут же отбросил эти воспоминания.

  Я взглянул на небо, оно было ясным, чистым, будто бы его отмыли от всех людских грехов. Я осмотрел сигарету, сделал последнюю затяжку и потушил её в пепельнице.

2

  Под вечер, уже часам к 9-и, меня почему-то клонило в сон.

  Я смотрел сериал по интернету и жевал орехи. Я уплетал их один за одним, закидывая в рот. Я люблю орехи. Так же я люблю курить. Медленно-медленно, в расслабленном состоянии выдыхать табачный дым, наполняя голову всякими вязкими меланхоличными мыслями… В этом есть какая-то эстетика. Её я заметил ещё во внешнем образе одного известного поэта 20 века. Чудесный поэт… Жалко, умер рановато. Впрочем, может оно так и должно быть? Может, если она существует, то такой исход был уготован самой судьбой? Может сам бог велел ввести такое распоряжение?..

  Почему-то с поэта мои мысли вдруг перескочили на моё прошлое. На то, что уже некогда случилось, на то, от чего я некогда страдал… На протяжении всей моей жизни, сопровождаемой частыми неудачами, я постепенно подходил к выводу, что плохое – это тоже хорошо. В самом деле, если бы не было плохого, то как бы мы научились видеть хорошее? Да и вообще, если бы было только хорошее, какой бы смысл был тогда в жизни? Все были бы просто до бесконечности счастливы, и людские головы никакие бы мысли не тяготили, от этого пропала бы сама нить жизни. Плохое и хорошее – это своего рода инь и янь. Как без мужчины не может быть женщины, так и без плохого не может быть хорошего. Но говоря о том, что плохое это то же хорошее, я имею ввиду то, что плохое даёт нам свои бонусы. Да, конечно, когда оно только-только случилось, тебе ужасно больно и кажется, что за что мне мир дал такое несчастье. Но спустя время в каждой подобной неудаче я старался, я учился находить плюсы. Самые главные заключались в том, что так или иначе я становился сильнее, крепче и более закалённым, я учился новому, я учился находить пути решения проблем. Я смотрел в глаза своих поражений, который мне напоминали мои страхи, сидевшие глубоко внутри меня. Меня порой не отпускает мысль о том, что всё именно так и должно быть…

  Детерминизм, чтоб его…

  Нет, в последнее время меня так просто жизнь не берёт. Я стал тем ещё крепким орешком…

  Кстати об орешках… Они уже закончились, и вместе с ними всё желание досматривать серию.

  Разум по-прежнему немного мутило, видимо, ещё не весь алкоголь выветрился.

  Я выключил компьютер, зевнул, лениво потянулся, и завалился в кровать.

  Я отрубился сразу же…

  Вдруг мне начал сниться сон.

  В нём мне показался этот мужчина, тот самый работяга из гипермаркета. Он был несчастен, взгляд его был мрачен, отягощён печалью, а вздохи он делал глубокие и вместе с ними как бы еле-еле покачивался. Сгорбившись, он сидел на стуле в одинокой комнате с обшарпанной лампой, на которую села муха. Свет был тусклый, мужчина был в каких-то, судя по всему, рабочих портянках: потасканные широкие джинсы с подворотами, тёмно-синий тёплые свитер, обычные чёрные ботинки с широким и тупым носком. Рукава свитера были задраны до предплечья. Мужчина о чём-то тягостно думал, редко покачивая головой. Душа его была забита чем-то нехорошим, чем-то, что тяготило всю его жизнь. В этом видении этот человек мне показался с другой стороны. В магазине взгляд его был будто бы грубоватый, а сейчас я проникнулся сочувствием к нему, хоть даже и не знаю, какие проблемы настигли его жизнь. В этом видении всё было будто бы натурально, хоть и выглядело всё слишком вычурно для реальной жизни.  Хоть я и спал, но я мог в этом состоянии думать, поэтому я невольно задумался о том, что один лишь вид может многое о человеке рассказать, но в то же время он может быть и обманчив, противоречив. Я бы хотел подойди к этому несчастному работяге, но что-то мне не давало. Я мог лишь наблюдать и думать. Я хотел бы ему помочь, но не мог… Он перевёл взгляд с плиточного пола на меня, он вроде бы заметил меня, но будто бы не придал этому значения. Его взгляд так и говорил, что ничто уже ему не поможет. Остаётся лишь смириться. Но я не хотел мириться, я не мог. У меня был какой-то внутренний душевный порыв, но я не мог даже пошевелиться…

  Он сидел и сидел так очень долго, скрючив голову. Но в один момент перед ним вокруг начали появляться картины, они рисовались сами, будто бы по воле мысли. Мужчина наблюдал за ними и постепенно печальная гримаса переходила в радостную улыбку. Его лицо буквально начинало сиять. В этот момент он был счастлив как никогда.

  И тогда я понял, что картины это то, чем этот человек хотел заниматься. Он ужасно хотел рисовать, но жизнь не позволяла ему это делать. Ему приходилось вкалывать на работе, чтобы только лишь прокормить семью. Я это понял по одной из картин. На ней была вся его семья, все с улыбками, счастливые, радостные. Он на секунду плавно перевёл взгляд на меня, его лицо будто бы без слов говорило: я хочу заниматься именно этим, а не страдать от недосыпов, усталости и несправедливости жизни. На следующей же картине были показаны какие-то люди, которые ругались на этого мужчину. Он, глянув на неё, притупил взгляд, как бы говоря, что, мол, да, так оно и есть. Но следом же появилась третья картина, там был круг людей, которые благосклонно принимали этого мужчину. Они общались с ним, жали ему руку. На этой картине он уже был в отличном настроении, в отличии от предыдущей. Он снова мимолётно глянул на меня, а после на вырисовывающуюся картину следом. Потихоньку появлялись очертания его машины. Старенькой, простенькой, но на хорошем боевом ходу. Выглядела эта машина шикарно, вся отполирована, вся блестит. Он стоял рядом с ней и пронзал её довольным оценивающим взглядом. Очевидно именно такой он хотел её видеть. Но в картине так же следует отметить деталь: в углу гаража, где эта машина стоит, висит фотография, на которой стоит она же, но вся трухлявая, ржавая, обшарпанная и с неровной геометрией. Полуживая одним словом.

  Всего 3 картины, всего 3 детали, необходимых для счастья.

  Да, это тривиальная мысль, но сейчас я действительно в неё поверил: как же мало нужно человеку для счастья…

  Улыбка частично спала с лица этого человека, и он снова поглядывал в пол. В этот момент я осознал то, что как же глубок может быть внутренний мир человека, в то время как снаружи он кажется обычным, ничем не примечательным работягой, ничего не добившегося в жизни… Да в нём больше жизни и тяги к ней, чем у многих искусственных творцов вместе взятых. Он действительно хотел жить, а не существовать. Он хотел вершить, хотел творить и радовать людей. В то же время он хотел радоваться вместе с ними. Он просто хотел быть счастливым…

  Он хотел, чтобы его жизнь не пролетала впустую в погоне за мнимыми мечтами…

3

  Я проснулся. Начало утра выдалось солнечное, поэтому зимние лучи солнца так и пробивались сквозь окно, намереваясь настигнуть меня своими острыми кончиками. За окном шёл небольшой снег, оседая на козырьках домов белоснежными ресницами. Люди размеренно шёл кто куда, точно маленькие муравьи в муравейнике.

  Несмотря на всю эту идиллическую картину, в то же время я ощущал это утро каким-то блеклым, безликим, серым. Видимо, это видение на меня так странно повлияло.

  Я начал задумываться о тщетности нашего бытия. О том, как мы ничтожны в глобальном плане, о том, что в космических масштабах мы – лишь пылинка, которую легко может сдуть всемирный поток жизни. Миру все равно на то, есть мы ли нет, грешим мы или нет, пытаемся ли мы жить, опираясь на моральные и нравственные устои, или нет. Если мы сотрёмся с лица этой земли, если мы просто-напросто пропадём, ничего не изменится… Ни-че-го…

  Такие мысли сильно меня загрузили, я даже на какое-то время начал думать, что зачем мне что-то делать, стараться, если в этом нет смысла? Пройдёт время, года, тысячелетия, и даже если я чего-то достигну, стану знаменитым музыкантом, к примеру, то это все забудут. Мои награды, лавры не будут стоить ничего. Все наши мечты, старания, страсти, телодвижения, переживания, всё-всё – это лишь пыль, оставляемая в бездонном космическом колодце. Мы, люди, действительно ничтожны, мы ничего не стоим. А может быть даже только навредили этому миру…

  Сидя на кровати с полуголым торсом, наполняя голову такими размышлениями, я лениво протирал глаз.

  У меня возник лишь один вопрос: для чего всё это?..

  Каким образом это видение навлекло меня на такие мысли я тоже понять не могу. Предыдущие дни были достаточно тяжёлыми, может, я перетрудился? Лучше уж так, чем ощущать себя сумасшедшим шизофреником…

  К чёрту…

  Я навёл кофе, по-быстрому пожарил яичницу. Заел всё это бутербродом, и после – закурил.

  Дым пронзал холодный воздух, а я трясся от холода. Мне было почему-то не по себе. Я весь съёжился. Сделал ещё затяжку, посмотрел на улицы – они были пусты. Лишь медленные снежинки наполняли их. Я докурил и пошёл читать книгу.

4

  Книга была антиутопией, а сюжет её был похож на страшный сон писателя, в котором сжигают книги, которые считались чем-то запретным.

  Я захлопнул книгу и невольно задумался о том, что такая перспектива будущего вполне возможна. Ведь многие люди не желают попросту просвещаться, стремиться к чему-то, а всего-навсего прожигают свою жизнь, и в конце концов мы может прийти к такому будущему, которое описано в книге. Такому будущему, где знания считаются запретным плодом, за котором охотятся и которое уничтожают.

  Я сам себя никогда не считал идеальным, правильным и начитанным человеком, но при любых обстоятельствах старался стремиться хоть к чему-то, что даёт развитие и заставляет мысли бегать по голове.

  Под вечер я начал пробовать себя в поэзии. Не сказать, что я был мастак в этом деле, но иногда что-то получалось. По крайней мере если верить отзывам моих немногочисленных друзей.

  Я и не заметил, как долго занимался эти делом. Уже наступила ночь, а завтра нужно было идти на работу, на простую работу продавца. Да уж, не знаю, когда я заживу хорошо, и стану кем-то более значимым, чем винтик в огромном механизме. Но желание стать хоть кем-то рождает во мне силы жить дальше несмотря ни на какие трудности.

  Я удовлетворённо вздохнул, перечитав свежие написанные строки, и захлопнул тетрадь.

  Выпил воды напоследок, и улёгся спать. На удивление я сразу же заснул, хотя обычно перед сном меня тяготили всякого рода мысли, наверное, как и многих людей в этом мире.

  В этом сне сразу же показался какой-то простой молодой паренёк, с рубцами на лице, ничем не примечательный, на вид – школьник старших классов. Он был в какой-то чёрной кофте с белой надписью, с чуть зауженными штанами и в кроссовках. На руках у него были какие-то чёрно-красные часы. Лицом он не сильно выдался, кто-то, возможно, назвал бы его некрасивым или даже страшным. Взгляд у него был холодный, но не безразличный. По его лицу можно было понять, что что-то его вечно тяготило, в голове его постоянно происходили какие-то размышления, мне почему-то казалось, что на всё у него есть свой уникальный ответ и своё мнение. Он хоть и выглядел как школьник, но не самый бездарный, который ничего в этом мире не хочет, кроме как развлекаться и отдыхать, а как начитанный, довольно умный и всесторонне развитый. Левая рука у него была свободна, а правой он придерживал лямку чёрного портфеля. Сначала он стоял в каком-то небытии, где ничего не было, кроме непонятного сияния издалека, напоминавшим свет в конце туннеля. Этот мальчик повернулся к этому свету, переступив с одной ноги на другую. Он глянул на меня из-под плеча с тяжёлым и даже, можно сказать, отчаянным взглядом. Потом отвернулся и медленно двинулся к этому свету. Далее мы очутились в помещении, напоминавшим коридор простенькой школы. Мальчик стоял, по всей видимости, в компании одноклассников. Они все о чём-то увлечённо болтали, а мальчик молчал, и на лице его прорисовывалась скука, ему не были интересны их разговоры, он думал о своём. Это я понял по тому, что в этот момент его мозг просвечивался, но в нём не было черепа. В нём был космос, каждая планета и звезда которой представляли собой какую-то задумку, идею, мысль, содержание. В голове паренька был удивительный мир. Мир, в котором живут цели, мечты, стремления. В этот же момент в этом космосе стали летать рифмованные строки, которые то зачёркивались, то перетасовывались, как карты в колоде, то забывались надолго или насовсем. Однако некоторые строки вплетались в единую смысловую массу, и после этого они как бы оживали и начинали всячески плясать, изгибаться, принимать любые формы. Готовые строки были собраны как франкенштейн. По отдельности слова мало что значили, и были как бы неживой материей, но, собранные воедино, они имели силу. Всё это жило в мальчике, это было его неотъемлемой частью его души, оно и радовали его, и в то же время тяготило. Далее мною было увидено, как в школе этого мальчика незаслуженно считали бездарным и безнадёжным человеком, который будто бы ничего от этой жизни не хочет. В этом моменте в голове его все эти строки резко перечёркивались, и с трудом выводились новые. Показаны и трудности в семье, которые ломали мальчика изнутри, выжимая из него жизненные соки, но в то же время это и придавало ему мотивации творить. После ссор с родителями он садился за стол и начинал писать, усердно, упорно, целеустремлённо. Жизненная несправедливость не давала ему покоя, она подталкивала его творить дальше, ведь если этого не делать, то станет ли лучше? Вряд ли. Далее показан такой кадр: он, весь уставший, с синяками под глазами от недосыпа, стоит и смотрится в зеркало. Смотрит на часы, время позднее, 2 ночи. Лицо его отягощено мыслями и жизненными трудностями, стоящими на пути к успеху. Он вяло смотрит в зеркало, а в голове у него космос сияет, и в нём, точно кометы, туда и сюда летают строки, выстраиваются воедино и воплощают собой успех. Мальчик смотрит в зеркало, и тут же на его лице проступает удовлетворительная улыбка. Он смотрит на свои записи в тетради, и довольно кивает. Да, это успех, сегодня он написал хороший стих. Он снова смотрит в зеркало, весь в простецкой домашней одежде, со слегка истрёпанными волосами, но он смотрит в зеркало и видит там человека, облачённого в строгое пальто старого образца, в чёрные строгие штаны, в такие же тёмные туфли и в серую фетровую шляпу, которую обвивала чёрная лента. Взгляд его был гордым, но не предвзятым, подбородок был поднят. В руке у него имелась трость. Всем своим видом он напоминал поэта высокого ранга старого образца.

  Мальчик довольно закрыл глаза, и сон закончился.

  Я проснулся, разлепив сонные глаза. Такое ощущение, что дома похолодало, меня снова начало трясти (уж не заболел ли?).

  Я присел на кровать, и стал вспоминать, что мне снилось. Обычно большая часть сна забывалась, но с этими последними снами всё было иначе, я отчётливо всё помнил. И про мальчика, и про мужика. Что со мной происходит? Не понимаю… Но должен понять. Может, к психологу сходить? Ну нет уж, я их никогда не любил… Я должен сам в себе разобраться.

  С этими мыслями я взглянул на часы и, разинув глаза, понял, что проспал.

  Совсем не завтракая я по-быстрому собрался и побежал на работу.

5

  Я стоял на балконе и курил, размышляя о работе

  Под конец недели я порядком подустал от неё. Приходя домой я не мог даже ничего делать, я сразу заваливался спать. Обычно недели проходили более лояльно, но в этот раз всё было сложнее. Новый начальник (тот ещё болван) совсем не даёт продыху.

  Может, сменить её, работу? Или уйти в свободное плавание, стать фрилансером? Но родители всегда говорили: «Стабильность – превыше всего!».

  Я сделал затяжку.

  Но ведь не всё решать родителям в моей жизни, правильно? Я уже самостоятельная личность. Я ещё молод, но уже хочу большего, чем просто ворочать мешки или работать кассиром. Или всё сразу под одним наименованием.

  На улице темень, ни одной живой души. Лишь холодный воздух и дым, выходящей из моего рта. Так спокойно… Вот бы раствориться в этой мглистой тишине.

  Пора спать… я уже порядком подустал, ну, хоть завтра высплюсь, суббота же.

  Почему-то мой взгляд приковала машина, ни с того ни с сего. У меня появилось ощущение, будто я что-то забыл. Застыв в одном положении, я всё смотрел и смотрел на эту машину. Что-то не давало мне покоя…

  Я положил сигарету в пепельницу, потушив её, и завалился спать.

  На следующее утро: звонок.

  - Здорово! – раздался приободрённый голос моего друга. - Ну что, гену ставить будем?

 - Чего? – сиплым, сонным голосом спросил я. – Какой гена?

 - Ну, как какой, на ласточке моей. Мы ж договаривались, забыл?

 Я все никак не мог понять, и, сидя с одним открытым глазом, пытался выдавить из себя ответ.

 - А-а-а, ты про генератор. Блин, а я могу ещё покимарить часик? Так спать хочется…

 - Ну сколько спать-то можно? Погнали давай, там и так делов хватает, а ты ещё спишь. Сонный царь, - в трубке раздался лёгкий хохот.

 - Ладно, - протянул лениво я. – Сейчас, поем хоть, и приду.

 - Жду!

  Я положил трубку.

  Я и забыл вообще, что мы собирались на выходных что-то делать… Ну, коль уж договорились, то надо.

  Я зевнул и поплёлся на кухню.

  Быстро покончив с завтраком я поплёлся к другу, прихватив с собой грязные вещи, чтобы не пачкать хорошие.

6

   Я уже подходил к дому друга, и уже видел его забор издали. И я уже слышал, как там играла какая-то долбящая музыка. Ох уж этот меломан, подумал я с иронией. Мы любили слушать музыку, катались с ним, врубали её на полную, и пугали людей. Да, наверно, это не слишком красиво, я и сам такие вещи осуждал и осуждаю, но что поделать, для всех хорошим нельзя быть.

  Закрыв за собой калитку, я уже заметил, как под машиной, которая была поднята домкратом и держалась на колёсах, лежал мой друг, что-то там усердно пытаясь усмотреть. Под ним валялась вся уже засаленная и зачуханная куртка. Сегодня погодка выдалась тёплой, и удача улыбалась нам – работать на холоде такое себе удовольствие. Он держал гаечный ключ в руке, и, заметив меня, оторвал свой взгляд от днища машины, и радостно поприветствовал меня:

 - О! Пришёл-таки, я уж заждался, - он вылез из-под машину, и поздоровался со мной, - я тут уже, можно сказать, начал.

 - Да я уж заметил, может, без меня продолжишь? – улыбнулся я.

 - Э, не-е-е-е, тут нужна твоя помощь. И совет.

 - Как будто я сам силён в этом…

 - Ну всяко лучше, чем ничего. Тем более ты хотя б в своей копался.

 - Ну всё-таки, она ещё не моя, но так да.

 - Рано или поздно будет твоей, - улыбнулся он.

 - Надеюсь. Если она еще не развалится к тому времени…

 - Да куда она денется, госпади!..

 Я кивнул и мы приступили осматривать машину.

 - Так, ну ты в итоге открутил генератор? – спросил я, облокачиваясь обеими руками на капот.

 - Да, вчера с отцом сделали. Осмотрели его, вроде всё нормально, так и не поняли, в чём проблема… Ну либо это диодный мост, либо…

 - Либо провода, - продолжил я. – Окислились может, хрен его знает.

 - Да на этой колымаге что угодно может быть. Вообще может вся сразу окислиться, - он облокотился на противоположную сторону капота. Чуть помедлив, он добавил: - Ладно, на самом деле это я её любя так называю, так-то я её люблю несмотря ни на что.

 - Да кому ты это объясняешь, - сказал я, взглянув на него исподлобья, - Я это знаю как никто другой.

 - Естественно. Ты же мой кент! А кенты, как говорится, не бросают в беде.

 - Не люблю это слово, но допустим.

 - Короче хрен знает, чё с геной.

 - Ну а ты провода-то смотрел?

 - Можно сказать, что нет.

 Я постоял, подумал, глядя на подкапотку, посасывая губу.

 - Слушай, а щётки-то в итоге как, нормальные?

 - Да, нормальные. Не стёртые, зря мы на них грешили.

 Я уныло кивнул.

 - Тащи гену, - твёрдо сказал я.

 Он молча сходил домой и принёс генератор, так же молча протянув его мне.

 Я тщательно его осмотрел, и задумчиво сказал:

 - Ну если это диодный мост… То дела плохи…

 - Да, - продолжил он мою мысль, - придётся разбирать генератор, а этого ой как не хочется.

 - Угу, но слушай, в целом я с одной стороны рад, что у тебя ни то, ни это не поломано, но блин, так ведь не ясно почему недозаряд…

 Он утвердительно кивнул.

 Я протянул генератор ему, а сам полез под капот и стал осматривать его. Нашёл провода, посмотрел их.

 - Дай фонарик, - сказал я.

 - Сейчас.

  Он принёс фонарик, и я стал светить на провода, ковыряя и оглядывая их. Как оказалось, один проводок было окислен и даже сгнил. Неизвестно, весь ли он такой, или только какая-то его часть.

 - Слушай, тут провод один сгнил походу, - сказал я.

 - Да? А на что он идёт.

 - А вот это хороший вопрос, - усмехнулся я. – У тебя дома отец?

 - Не, я сегодня вообще один.

 - Хреново.

  После этого мы начали смотреть в интернете, на что идёт этот провод, но точной и толковой информации так и не нашли, стали думать.

 - Так, ну смотри, куда он идёт-то? – друг задал как бы риторический вопрос.

 - А вот загадка. Давай попробуем понять, вот, смотри, видишь, он идёт отсюда, и идёт… Блин, тут непонятно, провода вообще какие-те неподключенные… Может, они коротят…

 - Не, это вроде как с сигналки старой, видишь, они ещё заизолированы.

 - Да чёт хреново они изолированы, тащи изоленту.

 И так мы до вечера и копались, осматривая то провода, то сам генератор, то его ремень, то ещё что-то. Иногда смеялись, хохотали и шутили над тем, что ничего не сможем починить (в такие моменты наши смешки были похожи на хохот психически больных). Мы долго бились над загадкой, уже стал проступать голод, как вдруг мы единогласно решили:

 - Короче, давай попробуем вообще без провода этого, вдруг заработает, по сути, основные главные клеммы они вот, видишь, идут.

 - Ну да, - сказал он. – Хрен с этим проводком.

 Мы поставили генератор, всё тщательно осмотрев и закрутив, проводок этот не стали подключать. Пока мы это делали, мы сорвали патрубок радиатора охлаждения. Пришлось ехать в магазин и менять его на новый. Да, ремонт никогда не бывает простым…

Уже совсем темнело, но мы запустили машину, проверили, и в итоге:

 - Грёбаное корыто! – злобно прокричал друг. – Я не могу уже, ну что тебе надо, - глядя прям в фары (он так в них глядел, как будто это были живые человеческие глаза), прорычал он.

 - Нда… - заключил я. – Ну ладно, давай попробуем проводок сделать.

 - Да уже вечер, темно, нихрена не видно!

 - Да тут делов-то… тащи какой-нибудь ненужный, но более менее нормальный провод, сейчас обрежем этот и глянем что там.

 - Холодина… Пойдём чайку хоть попьём.

 - Времени мало… Но ладно, по-быстрому только. А то ещё домой топать.

 - Да я на отцовской тебя отвезу.

 - О, ну тогда хорошо.

 Мы зашли в дом, и, пока я пил чай, он искал провод.

 - Нашёл! – радостно крикнул он, и мы пошли дальше заниматься машиной, несмотря на то, что чай я так и не допил…

 - Отошли на 15 минут а уже вокруг темень, у меня уже нос заложен, - сказал я.

 - Есть такое… - шмыгнул друг.

  Я как мог, используя все свои никчёмные навыки ремонта машин, откусил клемму пассатижами и, осмотрев провод, понял, что только малая его часть была плохой. Я сделал из двух проводов один, замотав их изолентой, и наконец подключил к генератору.

 - Ну, если не это, то больше я не знаю что. Если только диодный мост, - сказал я, отряхаясь от снега, что налип за всё время, пока я лежал под машиной.

 - Ну, с богом, - сказал друг, заводя машину.

  Мы по новой всё проверили, запустили, и поняли, что ни черта не изменилось…

 - Всё, нахрен всё это, поехали, домой тебя отвезу.

  Я молча согласился и, весь уже уставший и напряжённый, поехал с ним домой.

  Эта ночь прошла спокойно, без каких-либо снов.

  Следующий день начался не с кофе, а со звонка.

  - Короче не поверишь! – сказал друг, - вся проблема была в грёбаном ремне. Просто осознай! Просто ремень был не натянут! Пришёл отец, и помог мне. Мы с ним натянули ремень и всё стало вери гуд. Так что погнали прокатимся.

 - Ого, это хорошая новость. Хоть не придётся диодным мост менять, а то цены у него…

  Дел никаких на день не намечалось, поэтому я согласился, в конце концов можно было и отдохнуть в последний выходной. Мы весь день провели вместе, довольствуясь уже отремонтированным генератором и полностью рабочей машиной.

  Мы катались по городу весь день, слушая любимую музыку. Покуривали, ели чипсы и пили колу. Смеялись, веселились. Это был отличный выходной.

  Под вечер, когда он уже довёз меня домой, мы попрощались.

 - Ну давай, пересечёмся как-нибудь, - сказал я, протягивая руку.

 - Угу, ты когда теперь свободен?

 - Ух, не знаю. У нас начальник новый, такой сволота… Продыху вообще не даёт, устаю как собака. Так что тут не скажу, но на следующие выходные планов пока не намечается.

 - Понял, ну давай тогда, до встречи, созвонимся. - наконец и он протянул руку в ответ.

 Мы попрощались, и я, сопровождая взглядом машину, думал о том, как не хочется завтра на унылую работу… Вот бы всю жизнь так кататься и не знать окружающих нас житейских бед.

  Эх, вот бы мне сейчас на своей погонять, думал я. Я уже по ней соскучился. Но она далеко, а пока… Нужно зарабатывать деньги на её ремонт, и надеяться, что отец за ней хоть как-нибудь да проследит.

  Он моргнул мне аварийкой, и я улыбнулся. Да, это наша своеобразная традиция, так прощаться.

  Я зашёл в дом, поел, и хотел было поработать над стихами, но что-то совсем не шло. Я уселся за компьютер и так и просидел до ночи.

7

  Снова сон.

  В нём первым делом образовалось какое-то гоночное кольцо, с изгибами и поворотами (резкими и не очень). На дороге были какие-то следы, вероятно, оставшиеся от автомобильной резины. Вдруг – дерзкий звук мотора издалека. Гонят какие-то две машины, почти что наравне, выглядели они ну точно как спортивные болиды: обе обклеены разноцветными полосами, сбоку имелись наклейки, указывающие номер водителя; на колёсах необычные диски, в облегчённых обвесах, а внутри салона виднелись каркасы безопасности, которые выполняли роль дополнительной защиты водителя. Что первая, что вторая выглядели грозно, имели боевой вид. И водители их были не пальцем деланные. Словно два столкнувшихся хищника, они боролись за победу. Было видно: обе гнали на пределе.

  И вот уже они подходят к повороту, и в самый последний момент та, что была позади, обгоняет лидирующую машину, и в итоге вырывается вперёд и пересекает финиш первой. Да, это победа.

  Плавно вся эта картина отходит как бы на второй план, а после вообще транслировалась из зеркала. А перед зеркалом стоял какой-то юноша. На вид – лет 18. Одет он был не шибко богато: клетчатая потёртая рубашка, под ней майка, джинсы и синие кроссовки, на которых имелся какой-то значок. Вдруг моему взору показалась комната этого юноши. Всюду были развешены старые плакаты гоночных машин. Таких же старых, но от времени только покрепчавших машин, которые спустя времени вызывают ещё больший интерес из-за своей редкости. У каждой машины имелась какая-то своя особенная история, которая покорила сердца зрителей и фанатов. Мальчик присел на кровать, скрестив ноги. Он озадачено смотрел на всю эту гонку в зеркале. Там виднелись радостные лица гонщиков, особенно радовался победитель, но и проигравший отнюдь не считался проигравшим, он считался достойным соперником достойного победителя. Они уважительно жали друг другу руки, первого гонщика поздравляли, но и второго не обделяли вниманием, ведь он достойно показал себя на кольце.

  Парень глубоко вздохнул. На голове его красовались светло-русые волосы, по бокам коротко стриженные, а на верху моталась слегка растрёпанная чёлка.

  Далее он каким-то странным пультом переключил на следующее видео. Пульт был странный потому, что он напоминал пультик не от телевизора, а от автомобильной магнитолы.

  Показалось следующее – японские машины на большой скорости гоняют сначала по дорогам общего пользования, а после – на горных изгибистых и вертлявых дорогах. Машины выглядели очень интересно: многие из них были довольно длинными, мордастыми, и за счёт фар спереди некоторые смотрелись как бы прищуренные. Но были машины и с короткой базой, они выглядели миниатюрно, но от этого ничуть не хуже длинных. Наоборот, они казались даже более дерзкими, шустрыми. Они собой напоминали некую петарду, подожги которую – и увидишь огонь и искры.

  Эти машины проезжали поворот за поворотом, угол за углом, умело уходя в заносы даже по сухому покрытию. Везде была лишь темень и дорогу освещал лишь свет фар. Лица водителей не было видно, но почему-то казалось, что они напряжены, так же, как и их машины. Вдруг – кадр замедлился, и в один момент чёрная длинная машина влетела в отбойник. Капот погнулся вместе с одним крылом, одна фара раскололась и куда-то вылетела, и со всем этим передок машины стал выражать грусть и боль. Сразу же к ней подбежали какие-то люди, открыли водительскую дверь. С водителем всё было в порядке, лишь лёгкие ушибы и ссадины. Другие же машины проехали мимо, не обращая на это внимания. Подобные аварии для них не редкость. Гонки продолжались как ни в чём не бывало.

  Парень волнительно вскочил, а после – спокойно присел обратно.

  Он смотрел на всё это и восхищался. Восхищался рёвом мотора этих машин, их изяществом и скоростью, удивительной манёвренностью и мастерству управления гонщиков.

  Снова он тяжко вздохнул. Спустя пару минут он взял ключи с подоконника. На этих ключах был прицеплен брелок в виде какой-то миниатюрной гоночной машинки. Парень протёр этот брелок, глянул в окно и увидел там машину своих родителей, всю расхлябанную, где-то ржавой, где-то – уже потерявшей цвет и былую красоту. Он подошёл к ней, посмотрел и улыбнулся, медленно сел за руль, завёл и поехал куда-то вдаль.

  Он ехал и ехал, с открытым окном, на которое он водрузил свою руку. Ветер дул ему в лицо и трепал чёлку. Вокруг него – люди, много людей, но на дороге ни одной машины, она вся принадлежала только лишь ему.

  Наконец он приехал, заглушил машину, вышел из неё. И теперь чётко стало видно его лицо, которое испещряли маленькие ямки, но его аккуратная, добрая и обаятельная улыбка прощала все шероховатости и проблемы его лица. Он снял бардовые очки и глянул в даль. Спустя время посмотрел вниз, на асфальтовую дорогу, на ней было чем-то высечено 5 букв. Он провел по ним своими пальцами, и о чём-то задумался, глядя на свою чахленькую машинку, которую, несмотря ни на что, любил всем сердцем, и которую он хотел довести до ума, чтобы ездить по этим опасным склонами на большой скорости, он этим грезил всеми фибрами души.

  Он мечтательно смотрел на кольцевую дорогу, которую прозвали странным словом «Акина», и на лице у него вырисовывалось: да, когда-нибудь я побью рекорд этой трассы.

  Снова взор падает на его машину, и сон на этом обрывается.

8

  Я резко вскочил с дивана в холодном поту. Я часто дышал, и не мог понять, что происходит, что за странные сны мне снятся, что мне таким образом хочет донести мозг.

  Постепенно моё дыхание выровнялось, но беспокойство не ушло. Я проснулся среди ночи, на часах: 4:04. Я вышел на балкон, накинув лишь куртку и штаны. Попытался подкурить сигарету дрожащими руками, получилось не сразу. Ещё и зажигалка дурацкая!

  Наконец, никотин вошёл в мои лёгкие, и я с жадным упоением его в себя пускал.

  Когда моё дыхание стало ровным, а мысли в голове упорядочились, я начал думать. Что все эти сны объединяет? У них есть что-то общее? Может, я вообще сошёл с ума и это всё психоделия, непонятно откуда взявшаяся в моей голове? Не знаю…

  Я сделал глубокую затяжку.

  Мужик-работяга, молодой мечтатель, который хотел стать поэтом, и паренёк, который так же мечтал. Мечтал стать гонщиком, сделав из своей простой машины уникальную и быструю. Что их всех объединяет? Ну, как минимум двое из них имеют какую-то цель, даже грезят ею, готовы ради неё пойти на риски. Они не боятся быть непонятыми обществом, для них главное – жить в гармонии с самим собой.

  Я сделал ещё одну затяжку. На балконе было холодно, но холод этот был приятный, он охлаждал всё моё лицо и тело, тем самым дав мне почувствовать себя сосредоточенным.

  Я глядел на безлюдную улицу, на длинные фонарные столбы, которые излучали свет, пробивая темень. Я смотрел и на машины, закиданные снегом…

  Точно!.. Машины! Я понял! С самого детства я мечтал стать гонщиком, и ездить на формуле один. Да, казалось бы, кем мы только не хотели стать в детстве: и космонавтами, и пилотами истребителей, и пожарными. Детские наивность и инфантильность проходят, как года, которые бегут в никуда. Многим нашим детским мечтам не суждено сбыться. Но всё-таки со временем моё желание стать гонщиком переродилось во что-то новое, в несколько иную форму. Старую родительскую машину, которая напоминала телегу, я хочу сделать красивой и стильной. Я об этом мечтаю, это одна из тех вещей, которая держит меня на плаву и не позволяет впасть в депрессию или глубокое уныние. Да, вот оно что! Последний сон имел частичку меня, отчасти я и был тем самым мальчишкой, который смотрел на гонки и восхищался безрассудству водителей скоростных болидов. С самого детства я не давал покоя родителям с этими машинами… И копил даже у себя дома металлические игрушечные машинки.

  Да уж, такого я совсем не ожидал.

  Я сделал несколько шустрых затяжек, и сигарета на этом окончательно истлела. Недолго думая, я тут же достал вторую.

  Так, ну а какая же мысль была заложена в том сне, в котором был мужчина-работяга? Надо подумать…

  Он хотел стать художником, но был вынужден вкалывать, чтобы обеспечить себя и свою семью. Ну, художником я точно не хочу и никогда не хотел стать, я вообще рисовать не умею. Хотя, кажется, и с ним было что-то общее. Например, я не хочу всю жизнь пахать на работе, где меня не ценят, я хотел большего, хотел стремиться к высокому, сложному и необычному, а не просто прозябать в какой-нибудь конторке большого дяденьки, который будет нещадно меня эксплуатировать. Мой разум жаждет искусства. Так же и разум этого мужчины жаждет достойной работы, и побольше времени на то, чем он действительно хочет жить. На то, что даёт ему жизненных сил, удовлетворения и гармонии. На то, что позволяет ему легче жить. Этот человек заслуживает явно большего, внешне он кажется обычным работягой, но на деле внутри него кипит разноцветная вселенная. Он хотел кистями разбрызгивать краску на холсте, вдыхая в неё жизнь…

 - Поразительно! – воскликнул я улыбнувшись. Пошла следом третья сигарета, но я прикурил её не сразу, а подержал сначала в руках, думая о том, как нещадно относится к нам жизнь, с самого рождения она несправедливо к нам относится. Такая мысль теперь не даст мне покоя, но что поделать, нас не спрашивают, какую жизнь мы хотим. Мы лишь выходим на свет и обретаем в нём самого себя.

  Я глубоко вздохнул, медленно прикурил третью сигарету.

 - Нда, если бы всё было так просто, - полушёпотом пробурчал я.

  Так, остался третий сон. В нём был начинающий мальчик-поэт, который мечтал разить словом сердца людей. Но проблема в том, что многие люди были намного скучнее, чем он. Они ничего интересного из себя не представляли, они были пустышками, которые ничего не достигли и ни к чему не стремились. Подружись он с ними, и они бы потянули его за собой, на дно. Он будто бы был не в своей тарелке, когда это окружение было рядом с ним, он ощущал себя другим, но отнюдь он не был высокомерен. Он лишь наблюдал за этим и старался понять, почему эти люди другие. Или, быть может, другой он, а они как раз такие, какие и надо? Может быть, это он был неправильным? Как бы то ни было, в голове мальчика постоянно происходило бурное извержение мыслей и идей, которые нередко представляли собой идеально сплетённые строки. Мало кто это видел (если видел вообще хоть кто-то), но его ум был развит не по годам. Как и предыдущие герои моих снов, он стремился к высокому.

  Я бы сказал, что этих людей объединяло то, что внутренний их мир был чем-то изящным, прекрасным. Они, словно мастера-ремесленники, постепенно и с усердием вытачивали каждый свой внутренний мир, который для многих людей мог казаться чем-то необычным, вычурным, даже ужасным, но на деле он был многогранным, глубоким и чрезвычайно красивым…

  Третья сигарета уже бренно лежала в пепельнице, я внезапно вспомнил о своих стихотворных записях, как вдруг меня осенило.

  Мой взгляд, что был устремлён в пустоту, застыл в неведении, а сам я еле-еле дышал, и боялся даже осознать то, к чему пришли мои умозаключения.

  Я не могу это никаким образом объяснить. Ни с религиозной точки зрения, ни с научной, ни с философской, какой-нибудь, но, кажется, все эти 3 человека в некоторой мере и есть я. Один из них стремился найти лучшую работу и более хорошие условия, другой же пробовал себя в поэзии, а третий всего лишь мечтал построить машину своей мечты. Неужели это и впрямь так? Некий груз, который тяготил мою душу, кажется, ушёл куда-то, и теперь мне стало очень легко. Я невольно улыбнулся, ощутил некий прилив энергии и долю довольства самим же собой. Не понимаю почему, но это так. Да уж, сны – страшная вещь, но интригующая. А про наш разум я уж вообще молчу… Чего он только нам не подкинет.

  Я стоял на балконе, и уже совсем не ощущал холод, я ощущал спокойствие, теперь меня не беспокоили вопросы о том, что же это за сны такие, для чего они. В один момент я всё понял, пазл выстроился. Я смотрел в даль, на которой будто бы сами собой вырисовывались слова.

  Открой шкатулочку, что зовётся душой, и узнаешь, какие сокровища в ней могут храниться…