Перемещение между мирами произошло, как по щелчку пальцев. Вдохнула я на Земле, а выдохнула уже в Аркадии. И вроде бы знала, что так будет, готовилась, платье старинное надевала, послушно делала то, что говорили опытные исследователи иномирья, и всё равно не верилось до конца, что это может быть настолько просто, буквально на раз-два.
Мне всё казалось, магия межпланетных перемещений как-то поймёт, что я тут без спросу, и не пропустит меня. Но случилось иначе, и я, Дарья Синицына, оказалась в Аркадии. И Евгений Сергеевич — первый взгляд я бросила на него — тоже переместился. Стоял в паре метров от меня по пояс в траве и цветах, блистал золотым шитьём на роскошном костюме.
Произошедшие с окружающим пространством изменения с трудом укладывались в голове. Вот как так! Только что смотрела на пустую белую стену, а теперь — будто кто-то кнопку на пульте нажал — вокруг вырос лес. Высоченный, реликтовый, я таких огромных сосен, елей, дубов и не видела никогда.
Мы находились в центре большой круглой поляны. Солнечные лучи проникали сквозь кроны деревьев, оглушительно пели птицы, насекомые жужжали и стрекотали. Мимо, едва не задев радужными крыльями, пронеслась стрекоза.
Если бы я точно не знала, где нахожусь, сказала бы, что это Земля. Таким тут всё оказалось родным, знакомым до последней травинки. Вот яблоня опустила ветви под весом румяных плодов, и поляна так похожа на луг, где я в детстве играла. Тут и сиреневые колокольчики, и маргаритки, и клевер.
— Синицына, вы чего там застряли? Идёмте уже, на открытом месте нельзя долго стоять.
Доцент Горский и его раздражительность — в любых мирах неизменная величина. Повернулась к нему, улыбнулась во все тридцать два. Сердечко ёкнуло, как и всегда, когда наши взгляды встречались. Какой же он красивый, когда стоит по пояс в цветах. Настоящий принц из сказки, если бы не кислое выражение лица.
Захотелось его подбодрить.
— Да вы посмотрите, красота-то какая! Порадуйтесь хоть минутку. И кстати, почему здесь нельзя долго стоять?
Кашлянув, он окинул меня внимательным взглядом.
— Да что с вами сегодня такое, — заявил он укоряющим тоном. — Синицына, соберитесь уже, наконец. Мы не на развлекательную прогулку собрались. У нас, — он похлопал себя по бедру, — план исследований, разведки территории, график, маршрут. Командировка на месяц, но рассчитано всё до минуты. И вы сейчас их бездарно тратите ни на что.
«Какой он всё же зануда», — с умилением подумала я и вздохнула. Горский такой основательный и педантичный, целеустремлённый и трудолюбивый. Из тех — я в этом почти стопроцентно уверена — кто будет идти к цели, стиснув зубы и сжав кулаки. Ему бы прокачать скилл любезности и добавить умение радоваться жизни — превратился бы в идеал.
— Разве наша важная экспедиция не может одновременно быть приятной прогулкой? — Вопрос я сопроводила милой улыбкой.
Отвечать Горский не стал. Взглянул волком, махнул рукой в направлении леса.
— Понимаю, эйфория первого перемещения и всё такое, но хватит уже. Успокойтесь. Берите мешок, идёмте туда.
Я взглянула на растущие кругом ромашки, колокольчики, васильки, иван-чай.
— И что, мы приступим к работе, не дав себе даже пары минут осмотреться по сторонам и порадоваться, что благополучно переместились?
— Что за странные вопросы вы задаёте? Почему себя так странно ведёте? — Он потёр лоб. — Вы что же, забыли, почему в этой части Аркадии не рекомендуется ходить по открытым местам?
Я широко улыбнулась, и Горский, сведя вместе брови, уставился на меня.
— Почему нельзя это делать? Отвечайте, Синицына.
Пожала плечами. Точно так же ответила на вопрос о главной цели нашего путешествия.
— Вы же план экспедиции под мою диктовку писали, — медленно произнёс он, щурясь и разглядывая меня с крайним вниманием.
— Писала? — повторила я вопросительным тоном.
Его брови сошлись у переносицы, взгляд стал тяжёлым.
— Синицына!
— Да, Евгений Сергеевич, — медовым голосом ответила я, и раздражение доцента Горского ещё возросло, желваки заиграли. Будь он, как обычно, при галстуке, а не в наряде великосветского лорда, наверное, мне не было бы настолько смешно.
Будто почувствовав моё настроение, он нахмурился, воинственно выпятил подбородок, встряхнул длинными тёмными волосами, словно решил поразить меня в самое сердце исключительной мужской красотой.
До чего же забавно, не прошло и трёх лет, как он обратил на меня все сто процентов внимания. И для этого понадобилось всего ничего — отправиться вместе с ним в межпланетную исследовательскую экспедицию.
— Синицына! — повторил он обвиняющим тоном. — Можете на память повторить то, что писали?
Погода не переменилась, но в воздухе явно запахло грозой.
Обманывать и дальше не имело особого смысла. Вернуть меня на Землю у него не получится, придётся с моим присутствием как-то смириться. А там и подружиться, и проникнуться тёплыми чувствами... Я твёрдо верила, что за месяц в райской Аркадии между нами много чего произойдёт.
— Евгений.
Он внимательно смотрел на меня, и я приготовилась выдерживать шквалистый ветер и молнии.
— Вы ведь уже догадались, что никакой план экспедиции под вашу диктовку я не писала. Писала моя сестра, Елена Синицына. А я — не она.
С лица Горского все краски сошли, оно как будто превратилось в деревянную маску. Я набрала воздуха в грудь, и любимый не обманул ожиданий — спустя миг разразилась гроза. Со шквалистым ветром, громом и молниями — метафорическими. И всё они били прямо в меня.
Выслушать пришлось многое, в том числе:
— Не может быть! Что за наглость! Что за безответственность! Эй, вы, как вас там зовут?!
Грустновато было узнать, что он, оказывается, даже имени моего не запомнил.
— Да кто вы такая вообще?
Вот так и выяснилось, что Горский совершенно позабыл младшую сестру Лены Синицыной и мою трёхлетней давности попытку с ним объясниться, и признания, написанные в стихах. Обидно оказаться пустым место для любимого человека, но, отправляясь сюда, я знала, на что шла. В том числе выслушивать вот это всё и видеть злость на красивом лице.
Но ничего, уж теперь-то он меня точно никогда не забудет.
— Меня Дарьей зовут. Можете называть меня Дашей. Даша Синицына к вашим услугам, Евгений Сергеевич. Вы, кстати, не против, если я буду вас Женей звать?
Он поморщился, будто от зубной боли, и я продолжила его просвещать:
— Так получилось, что я здесь вместо сестры. Собираюсь помогать вам в экспедиции.
Зажмурившись, Горский хлопнул себя по лбу. То, что он захотел сказать миру, я предпочла не услышать. Тем более что как воспитанный человек он выругался вполголоса.
— Опыта в иномирных путешествиях у меня маловато, верней, его вообще нет, но надеюсь, что справлюсь, и в итоге вы будете рады замене.
Меня как будто кто-то булавкой колол, требовал не молчать. Вот я и говорила, нарывалась на ссору. Ну а что? Пусть уже выскажется от и до, ничего за душой не оставит. Так потом будет проще с ним помириться.
Он вновь со всей силы хлопнул себя по лбу. Звук получился такой, что даже мне стало больно.
Какой он всё же смешной, когда злится.
— Комары? — предположила я с любезной улыбкой, и это сорвало заклинивший стоп-кран его гнева.
Теперь он орал так, что хотелось уши заткнуть. Долго и с выдумкой, но без пошлостей и нецензурщины. Сразу ясно — интеллигентнейший человек, даже в гневе не опустился до уровня варвара.
— ...Да вы хоть понимаете, что натворили!
Его лицо побагровело, и я начала всерьёз переживать за него. А он разорялся всё сильней и сильней, едва не плевался, ногами стучал, руками размахивал. Наверное, хотел выглядеть грозным, но я даже на мгновение не испугалось его. Горский из тех благородных мужчин, которые никогда не поднимут руку на женщину. Единственное, что меня беспокоило — это его состояние.
Когда человек позволяет себе так сильно злиться, то привлекает в свою жизнь неудачу. Говорить об этом с ним рановато, конечно. Жаль, но сейчас он не способен услышать меня.
— Ну будет вам ругаться, — всё же попыталась его урезонить. — Я уже поняла, что хуже меня нет на земле человека. Прошу прощения, если это вас успокоит.
— Глупая девчонка! — судя по началу, привести его в чувство мне не удалось. К оставшейся части его длинной экспрессивной речи я не прислушивалась. Нервы ни у кого не железные, и некоторые выпады Горского уже не раз и не два чувствительно задели меня.
Вид перед глазами стал размываться, мутнеть, и я подняла голову выше. Не хватало ещё разреветься. Выдохнула пару раз, поморгала, смотрю, а там над лесом птичка летит. Птица. Большая, даже очень большая, судя по размаху её немаленьких крыльев.
— Евгений Сергеевич, посмотрите, пожалуйста, там кто-то летит.
Горский слишком увлекся перечислением моих недостатков и даже не подумал посмотреть, куда я указывала.
— Евгений, Женя, — к этому мигу птица приобрела размеры то ли птеродактиля, то ли вертолёта, — Женечка, да посмотрите уже!
Золотистая, блестящая на солнце, как новенький самолёт олигарха, птица потрясала внушительным видом. Скользнув хвостом по верхушкам деревьев, она издала оглушающий рёв. Такой, что у меня кровь в жилах мгновенно застыла. Теперь, кроме ужасной металлической птицы, я не видела ничего.
— Синицына, беги!
— Чего?
— Живо отсюда! — рявкнул Евгений и — я не могла поверить своим глазам — развернулся на сто восемьдесят градусов и побежал навстречу стремительно снижающемуся птицемонстру.
Птица приземлилась, взрыв почву когтями, и поляну заметно тряхнуло. В воздух взметнулись комья земли и разноцветные бутоны вырванных с корнями цветов. Издавая дикие крики, чудовище запрыгало к нам. Чёрные блестящие глаза монстра казались одновременно и безумными, и разумными. Хлопки широко раскинутых крыльев оглушали и гнали волны воздуха, так что пригибалась трава.
Единственное желание, которое человек мог испытать, глядя на чудовище — бежать от него со всех ног.
Горский же продолжал нестись навстречу неминуемой гибели. Мало того, он ещё и руками размахивал, что-то кричал.
Никогда прежде я не испытывала большей беспомощности, ужаса и отчаяния. Ноги подкашивались, но я шагнула следом за ним. Ужас застилал глаза, но я вдруг ясно увидела, что, спускаясь к нам, птицемонстр срезал хвостом верхушки деревьев.
— Женя! Женечка!
— Живо в лес!
И тут до меня дошло, что он делает. Он же так к себе внимание чудовища привлекает. Женя так спасает меня, мою жизнь.
— Не надо, — едва слышно вырвалось у меня, и он, разумеется, не услышал.
Птица издала особо оглушительный вопль, и в следующий миг при совершенно безоблачном небе и ярко светящем солнце молния ударила в землю. Не в Женю, но недалеко от него. Разряд вышел такой силы, что участок зелёной травы мигом почернел и истлел до обнажившейся почвы.
Больших предупреждений мне не требовалось. Я и так сильно задержалась в этом опаснейшем месте. Прижимая к себе длинные пышные юбки, я бросилась к лесной опушке, крича изо всех сил:
— Бежим отсюда! Женя, беги!
За спиной молнии били в землю, я чувствовала сильнейший запах грозы. Прыгая с кочки на кочку, я кричала что было сил:
— Женечка, ну, пожалуйста, Женя, беги!
Он тоже не молчал, и тут вдруг его крики стихли.
Не выдержав, я приостановилась, повернулась, попыталась найти его взглядом. Даже края одежды не разглядела, зато увидела птицу. Она стремительно бежала ко мне, вытянув шею. Тяжело и шумно хлопала крыльями, будто лебедь, поднимающийся над гладью воды.
Больше я туда не смотрела. Всё отдала, чтобы обогнать монстра и выжить. Секунды замедлились, каждое движение казалось медленным, будто я не бежала, а тонула в меду.
До спасительных кустов оставалось пять метров, когда огромные когтистые лапы схватили меня. Земля ушла из-под ног, я вся сжалась, втянула голову в плечи. Зажмурилась и закрылась руками, пока сосновые иглы и дубовые листья яростно лупили по мне.
Когда ветви закончились, увидела нескончаемый лес под собой, бесконечное небо вокруг, горы вдали. Ветер бил в лицо, верхушки деревьев то приближались, то отдалялись, в живот и бока впивались птичьи когти, и страховки в экстремальном полёте не полагалось.
Если сорвусь с такой высоты, меня ничего не спасёт — это я на все сто понимала, пока птица стремительно уносила меня от поляны, где Женечка остался лежать. Из-за него сердце на части рвалось даже больше, чем из-за того, что будет со мной.
День назад я считала, что судьба подарила мне шанс из тех, какие случаются лишь однажды. Сейчас проклинала тот час, когда вместо сестры ответила на Женин телефонный звонок...
