Несса

В доме Айдановых с утра переполох. Слуги бегают с выпученными глазами, тётя Геля отдаёт команды резким голосом и без конца всех шпыняет, распекает, поучает, короче, житья не даёт.

Мы, как мыши, затаились в своих комнатах наверху. Второй этаж – оазис, но от общей неразберихи всё равно не спасает: третий день нет покоя, потому что Айдановы готовятся не просто к приёму или деловой встрече, хоть можно и так, и эдак обозвать величайшее событие, что произойдёт сегодня вечером. Айдановы готовились к смотринам, как бы по-дурацки ни звучало это старомодное, давно изжившее себя слово.

Дядя Эльдар и тётя Геля вчера вечером смачно ругались в гостиной. По традиции, я подслушивала. Не совсем невольно, но и преднамеренным мою эскападу назвать нельзя: я постоянно попадала во всяческие переплёты и уже смирилась с этим.

– Я не позволю, слышишь, не позволю делать из дочери разменную монету! – шипела тётя Геля, которая на самом деле Галя, но дядя когда-то решил, что Галя звучит слишком по-деревенски и воняет колхозом, а поэтому заменил один звук на другой, и это как-то примирило его с суровой действительностью.

– А я и спрашивать тебя не собирался, – дядя разил холодом и металлом в голосе.

Кричал он очень редко, но метко: я всего лишь раз видела его в неприкрытом гневе, и как-то больше нет у меня желания пройти через это снова. Дядю Эльдара я побаиваюсь, мягко говоря.

– Было время, – цедил он, стараясь себя сдержать, – я всего себя вкладывал в семью и в дочерей – в том числе. Теперь их очередь поработать для семьи.

– Сделать девочек товаром? Продать их подороже? – истерично втянула тётя Геля в себя воздух, давясь возмущением.

– Хватит! – стукнул кулаком дядя Эльдар по столу. Звук получился сильным и страшным. Я уж молчу о его голосе. – Это не продажа, а выгодное вложение. Настало время платить по счетам. За это – снова приложился он кулаком по столешнице из красного дерева. И за это тоже.

Судя по звукам, что издавала тётя Геля, он пытался то ли её придушить, то ли сорвать с неё брендовый модный блузон.

– Достаточно того, что я позволил Марине жить так, как она хочет. Отдал старшую дочь ветру, и ты прекрасно знаешь, что из этого получилось. Избалованная дрянь выросла, которая мало того, что ничего из себя не представляет, так ещё и нормального мужика на себе женить не способна. Крутит хвостом, блудница, и не спешит никуда, будто у неё семь жизней.

Судя по всему, дядя продолжал трясти тётку, как грушу. Та только мяукала в ответ жалко, как котёнок, которого взяли за шкирку.

– С остальными дочерями подобного не произойдёт – я позабочусь. Мина и Шуша получат лучших мужей с солидным банковским счётом и будут счастливы! Уж я постараюсь! По крайней мере, ни одна из них не будет жить по клоповникам и питаться фастфудом, потому что больше жрать нечего. А будешь сопротивляться и настраивать дочерей против меня, пожалеешь! Сама сядешь на хлеб и воду и будешь ездить за покупками в секонд-хэнды, пахнуть не дорогими духами, а дешёвым мылом. Ты этого хочешь? Для себя и для них? Да я даже Лохнесское чудовище пристрою, так и быть.

– Не без пользы для себя, – удалось слабенько съязвить тётке.

– Не без пользы, – не возражает дядя. – Раз не способны ни на что другое, выходите замуж, рожайте детей и несите благосостояние в дом.

– Вот её бы первой и спихнул с рук, – продолжает биться за своих детенышей, как львица, тётка.

– Идиотка! – не скупится на комплименты мой добрый дядюшка. И объясняет на пальцах: – Мина старше – раз. Мине достанется лучшее – два. И Несса, хоть и родная кровь, всё же не дочь. С какого перепугу я буду ради неё корячиться? Сбагрю с рук за того, кто захочет взять это исчадие ада.

Лохнесское чудовище – это я. Так называют меня в этом доме. Скорее всего, из-за имени. А может, потому что я страхолюдина, как часто шипит за моей спиной тётя Геля. Ну, и дядюшка, судя по всему, с ней согласен.

В этой семье с именем повезло только Марине: дядя Эльдар, расстроенный, что у него родился не сын, позволил тёте Геле назвать старшую дочь, как ей заблагорассудится.

Дядя расстраивался ещё дважды. Ему так и не удалось заполучить наследника, только бесполезных девчонок. Ясмине – почти двадцать два, Сусанне – восемнадцать.

Ванесса, Ванька, Несса – это я. Приживалка. Бедная родственница. Родная дочь дядиного брата. Девятнадцатилетняя длинноногая девственница. Кости. Кожа. Локти-колени. Слишком большие глаза, слишком большой рот. Слишком длинные волосы-спиральки, что вечно торчат во все стороны, вьются и плохо поддаются дрессировке.

Я совершенно не похожа на девиц Айдановых – очень красивых, фактурных, балованных. Может, тёте Геле и не удалось родить сына, зато все её дочери – как на подбор. Жемчужины и бриллианты, которые, как оказалось, ждут достойной огранки.

Я лично собиралась избежать этой сомнительной чести. Как-нибудь без меня. Дяде я благодарна за всё, но быть инструментом в его руках и выходить замуж за непонятно кого не собиралась.

Я выйду замуж по любви. Только так. А припрёт – проживу и без подачек со стола богатеньких родственников.

Может, я наивная и бесстрашная, но всегда была уверена, что не пропаду. Найду работу, переселюсь в общежитие или сниму квартиру, окончу институт и буду жить, как захочу, а не по чьей-то указке.

Картины в своей голове я рисовала очень даже смелые.

А вечером, затаившись с Шушей на втором этаже, наблюдала за разворачивающимся действом с долей интереса, но без фанатизма.

Восемнадцатилетняя Шуша-Сусанна – кладезь информации. Она вываливала сплетни и домыслы, а также достоверную на двести процентов информацию на мою голову. Шуша ещё не совсем вошла во взрослую жизнь, её контролировали строго, а поэтому у девчонки было одно развлечение – собирать «в стане врага» слухи и щедро делиться ими со мной.

– Короче, это мезальянс, – жарко шептала она мне, пока гости добирались до порога дядиного особняка, – сам Вознесенский – из дворянского рода, жутко богатый тип, папа ему не ровня. Зато его сын – незаконнорожденный. Бастард. Ублюдок, – методично перечисляла она все «регалии», которые успела собрать по закуткам этого удивительно «доброго» дома. – Он даже фамилию отца не носит. Но папа решил, что это всё фигня. Главное – власть и деньги самого Вознесенского. Там традиции уходят глубокими корнями в древность, но это, как ты понимаешь, не так важно. Бабло сейчас актуальнее. А за сыном Вознесенского дают хорошее «приданое».

Мама дорогая. Ну, что за век, ну, что за нравы, когда приданое дают за мужиком?

– Жених старый и уродливый? – поинтересовалась я, потому что у меня в голове не укладывалось, как в современном мире может твориться подобная дичь.

– Не. Вроде молодой, – в Шушином голосе слышалось сомнение.

Именно в этот момент гости решили всё же почтить дом Айдановых своим присутствием.

– Смотри, смотри, какой красавец! – гундела под ухом Шуша. – Повезло Яське, за такого и замуж выйти не грех.

Сердце сжалось в груди и перестало биться.

Чёткий профиль. Рельефные губы. Волосы, словно поцелованные ветром.

Это же он, мой Ян. Тот самый, что однажды спас меня. Тот самый, с которым я начала встречаться, влюбилась по уши и мечтала о взаимности.

Какая же я глупая наивная девочка.

А он… Он женится на моей сестре!