Скатертью дорога, или Как правильно начинать новую жизнь

Анжелика

Никогда не поддавайтесь на провокации старших братьев.

Впрочем, эта история началась немного с другого.

– Я ухожу от тебя, – заявил Михаил.

Скорбно заломленные, как у Пьеро, брови, опущенные вниз уголки тонких губ. В глазах – страдание всего человечества.

– Какая новая, а главное – свежая мысль! – язвлю я не сдержавшись.

Михаил уходил от меня в третий раз. Первые два раза его хватило ненадолго – на неделю и почти на месяц соответственно.

– В этот раз окончательно и бесповоротно! – продолжает строить из себя трагедийного артиста муж. – Да, я люблю тебя, Ангѐлика, но игра в благополучную семью похожа на фарс. У тебя не может быть детей, а мне нужен наследник, чтобы было кому передать дело.

От бешенства у меня в висках колотится пульс и заглушает почти все звуки. Я сжимаю побелевшими пальцами сумочку. В ней – мой приговор. Заключение.

– К сожалению, у вас не может быть детей, – сказала мне Иванова А.П. – лучший гинеколог лучшего репродуктивного центра. – Естественным путём, конечно.

– Совсем-совсем? – всхлипнула я.

Дама неопределённо повела плечом.

– На 99,9 процента – нет. Но 0,1процент остаётся. Чудеса ещё никто не отменял.

– К-какие чудеса? – промымрила я, глотая слёзы. – Вы же врач, а верите в сказки?

– Да, верю, – сказала мне Иванова А.П., заглядывая зелёными глазищами прямо в душу. Гипнотизировала она меня, что ли. – Иногда прогнозы дают сбой. Ну, и на крайний случай есть ЭКО. Думаю, вам стоит попробовать.

У меня сейчас лишь одна мысль: откуда он узнал? Кто выдал ему мою тайну? Или он всё время за мной следил, а я была столь наивна, что верила и не замечала?

И ещё. Я ненавижу, когда он называет меня по-идиотски Ангѐликой – вот так, с буквой Г и ударением на второй слог.

Да и вообще… Молью трахнутый Миша – у него вон проплешина светится. Конечно, ему пора обзавестись многочисленным семейством, найти себе производительницу-свиноматку и заделаться быком-осеменителем. И тогда наступит гармония. Для него.

– Да пошёл ты, – говорю, отмахиваясь от мыслей, что пляшут зигзагами в моей голове. – Всё, надоел, понятно? Но пока не ушёл, запомни: больше не смей приползать – раз, официально разводимся – два. И это не я бесплодная, а ты не способен – три.

У Миши печальные глаза терпеливого пса, что готов снести самую жёсткую трёпку хозяина. Он страдает. И от моего дурного характера – тоже. Не имею понятия, как он разговаривает с подчинёнными – никогда не интересовалась, а дома он – плюшевый Мишка. Хоть к ранам прикладывай для исцеления, как говорит моя подруга Анька.

Скучный, привычный, но свой, как ни крути. Но рано или поздно – финита ля комедия. Приплыли, называется.

– Ты всё сказала, Ангѐлика? – терпеливый мягкий голос, словно я больная, а он меня жалеет. Не надо меня жалеть!

– Нет, не всё! – пылаю я всеми частями тела. Меня так и тянет на подвиги. – Я Анжелика – запомни наконец-то. Можно Лика, потерплю даже Анжелу, но твоя непонятная АнгЕлика – неизвестный науке зверь.

– Я не хотел огорчать тебя, дорогая, – снова этот бархатный всепрощающий тенор. Терпеливый и правильный до зубовного скрежета.

– А я и не огорчилась! – скалюсь в улыбке, словно акула. У меня сейчас триста зубов – острых, как иглы. И напоследок я хочу крови. – Запомни этот день, Рубин! Запиши число и месяц!

– Зачем? – продолжает занудствовать мой почти бывший муж.

– Ты Жюль Верна читал? – бью прицельно со всех орудий в самое слабое место: Михаил читать не любит, а художественная литература для него – адская мука, испанский сапожок и прокрустово ложе одновременно.

– М-н-н-н… – мычит он, пытаясь скрыть собственное невежество.

– У него есть замечательная книга – «Вокруг света за 80 дней».

Миша смотрит на меня, как на чокнутую, но мне всё равно, что он думает и в чём меня подозревает. Я должна договорить, выплеснуть, поставить его на место, в конце концов.

– Так вот, сделай зарубку себе на мозг, кровать или в блокнот: ровно за восемьдесят дней я с тобой разведусь, найду прекрасного мужа, выйду замуж и забеременею! Да!

Не знаю, почему именно это взбрело мне в голову. Особенно последнее. Я ведь знаю – у меня приговор в сумочке лежит.

Миша попятился. Затем выскочил из комнаты. Примчался назад со стаканом воды. В ноздри ударил запах какой-то гадости. Корвалол, валидол… успокоительное – не важно.

– Выпей, Анге… Лика, пожалуйста.

Я беру стакан из его рук, катаю в ладонях, а затем поднимаюсь из кресла, в котором сидела всё это время, встаю на цыпочки и медленно, очень медленно, струйкой, выливаю содержимое Мише на голову.

Наконец-то я впервые увидела в его глазах ярость. Прорвалось наконец-то. Я смогла его достать до печени и всех остальных органов.

Он вырвал стакан у меня из рук. Тряс им, как сумасшедший. Я думала – ударит. Но Миша сумел совладать с низменными порывами. Он швырнул стакан в пол с такой силой, что, не будь ковра с густым ворсом, от него только мелкие осколки остались бы. А так сосуд выжил. Посуда бьётся к счастью. А у нас как раз наоборот.

Миша что-то хотел сказать, но мужественно подавил нечленораздельные звуки, взмахнул руками, как дирижёр, и выскочил вон, широко печатая шаг.

– Давай, вали, страдалец! – крикнула ему вслед.

От меня уходили восемь лет моей жизни. Теперь – навсегда. Я провожала их глазами – сухими, как пустыня Атакама. И как только за Мишей деликатно захлопнулась дверь, я открыла свою сумочку и достала телефон.

– Георг, – промурлыкала я в динамик, как только мне ответили. – Твоё предложение в силе?

Где-то там вовсю орала музыка. Совсем другая, весёлая, сумасшедшая жизнь, в то время, когда я восемь лет была очень порядочной и благопристойной женой.

– Моё слово – гранит, предложения – гордые горы! – весело гаркнул Георгий.

Я поморщилась, но мужественно перенесла насилие над моими барабанными перепонками.

– Я согласна! – проорала во всю мощь лёгких и нажала на «отбой», чтобы не передумать.

Где-то там, на облаках, засмеялся и захлопал в ладоши мой ангел. У них, у ангелов, своеобразное чувство юмора, я вам скажу…