— Шесть порций блинчиков с шоколадным соусом и со сладкой ореховой начинкой, — прохрипел в трубку Жан-Поль и откашлялся. — Взбитые сливки с малиной. Тоже шесть порций.
— Ещё что-то? — девичий голос на том конце провода был нейтрально-вежливым, но Жан-Полю почудилась в нем отчетливая насмешка и осуждение.
А всё из-за того, что заказывать это сладкое изобилие было дико стыдно — он ведь не ждал гостей, он собирался сожрать все порции сам! В одиночестве! Притопывая ногами от нетерпения и алчности… Да что там! Уже сейчас при одной только мысли об этих самых шоколадных блинчиках в горле рождался рык, который едва удавалось подавлять.
— Простите. Вас плохо слышно. Что-то… рычит в трубке. Блинчики и взбитые сливки? Это всё?
Жан-Поль стиснул зубы. Что-то рычит! Что-то! Не что-то, а кто-то — а точнее, он сам!
— Да… Всё…
Рогатый и все его прихвостни! Да кого он хочет обмануть-то?
— Нет! Ещё штрудель со сливочным соусом и ореховые меренги!
— Тоже по шесть порций?
— Нет!
Напряженный член в кулаке дернулся, начиная наливаться, в яйцах опять возникло тянущее томление, и Жан-Поль вновь зарычал. На этот раз от отчаяния.
— Простите? — переспросили в трубке еще более вежливо, и Жан-Поль сдался. Окончательно.
— Да! По шесть порций всего. И ещё клубничный молочный коктейль. Литровую порцию. Запишите на мой счет, пожалуйста. Жан-Поль Делар… Делоне. ВИП-карта… — он продиктовал номер на память.
Рогатый и все его прихвостни! После опять придется на тренажёрах пóтом умываться или по лесу в волчьей шкуре километры наматывать, чтобы согнать то, что он нажрёт в этот раз. И сидеть на строжайшей диете.
В наследство от отца Жан-Полю досталась широкая кость, а от мамы склонность к полноте, с которой он боролся истово всю жизнь. Но сумел лишь превратиться из толстого мальчика, каким был в детстве, в очень плотного, просто-таки квадратного мужчину с пудовыми плечищами. Никакой стремительной и гибкой стройности истинного волка-оборотня. Медведина неповоротливая, блин. Бронетранспортёр. Тяжелый танк. Ходячая гора мышц… Которые удивительно споро зарастали ровным слоем жирка, стоило только дать себе послабление. А тут ведь даже не послабление! Тут натуральный праздник непослушания! Но делать было нечего.
— Доставочку заказывать будете? — спросила девица из кондитерской лавки.
— Да. Сегодня да, — Жан-Поль тяжело вздохнул.
В этот раз гон у него начался неудачно. В тот момент, когда верный Мишель — его бессменный водитель — уехал в другой город на свадьбу к своей старшей дочери. Никого другого с работы в подробности личной жизни Жан-Поль посвящать не хотел, а потому до квартиры, в которой обычно переживал эти малоприятные эпизоды в своей жизни чистокровного волка-оборотня, пришлось добираться на такси. А теперь ещё нужно будет продиктовать её адрес этой девице из кондитерской, чтобы та смогла организовать доставку заказа…
Когда название улицы, номер дома, квартиры и этаж были записаны и уточнены, а Жан-Поль в качестве особого пожелания указал, чтобы посыльный был мужчиной и человеком, осталось только проститься и сесть в кресло, чтобы ждать.
«Поскорее бы… Пока я ещё хоть как-то себя контролирую».
Жан-Поль опять откашлялся — в горле по-прежнему колючим комом ворочался рык. Шерсть на загривке стояла дыбом, и кожа под ней из-за этого страшно чесалась. Соски затвердели и стали чувствительными настолько, что каждое прикосновение ткани рубашки ощущалось так, словно по ним наждаком проходились. А уж о том, что творилось в штанах, и говорить было нечего — жесть. Нет, не жесть — сталь, чугунина, блин! И ведь никакая дрочка даже на время эффект этот расчудесный не снимала! Долбаный гон! Долбаный, распроклятый гон!
В такие моменты Жан-Поль особенно хорошо понимал волчиц-оборотней, на которых раз в два-три месяца накатывала течка и которые в это время переставали соображать что бы то ни было, сведенные с ума инстинктами. Гон у самцов приключался, к счастью, реже, но, в отличие от самок, которые чётко знали, когда именно на них свалится эта напасть, и могли как-то спланировать свою жизнь, сексуальное безумие гона падало внезапно. По крайней мере, у Жан-Поля было именно так, и, почуяв наступление очередного звездеца, он успевал разве что выбраться из офиса или какого-то другого места, где он в этот момент находился, прыгнуть в машину к верному Мишелю и добраться до этой квартиры, специально купленной для таких вот моментов.
Запершись здесь, Жан-Поль сидел и истово завидовал тем оборотням, которые ухитрялись ловить кайф от безудержного и бессмысленного многочасового секса. Самыми счастливыми были те, кто уже нашел себе пару, и той хватало темперамента вынести аппетиты супруга, охваченного инстинктами. Не менее комфортно чувствовали себя свободные и никому особо не интересные особы, которые просто шли в такие дни в бордель. Жан-Поль слышал даже о тех, кто на время гона оборачивался и уходил в леса, к обычным волкам, где от души грызся с самцами за внимание самок, а после покрывал их, воообще не заботясь ни о чем. Таких счастливо сливающихся с природой, было много даже в окружении Жан-Поля. Но он себе подобного позволить не мог. Недостижим для него был и бордель... Нет, Жан-Поль не был моралистом. Но и идиотом тоже. Спасибо! Идиотничать отучили раз и навсегда! Просто потому, что уроки были слишком… впечатляющими и очень, просто очень дорогостоящими.
Первый он получил еще совсем молоденьким и наивным. Жан-Поль тогда ещё не был промышленным магнатом и «самым завидным холостяком страны», как писали в женских журналах. Лишь сыном своего не самого бедного и очень влиятельного отца. Тогда показалось, что он нашёл свою великую любовь. Но позднее отец, брезгливо морщась, пояснил ему, что нашёл не он, а его. И была это не любовь, а самая обычная афера. Жан-Поля развели самым проверенным способом — на беременности. Подловили в тот момент, когда он, охваченный гоном, мало что соображал и мог думать лишь об одном — о жарком лоне, в которое будет так сладко погрузить свой изнывающий член. Прелестница оказалась совсем не против, а очень даже за, но сразу после того, как дурман страсти с Жан-Поля спал, заявила о своей беременности и о том, что теперь господин Делардье просто-таки обязан подписать с ней брачный контракт. Иначе — пресса и скандал.
Жан-Поль был готов взять на себя ответственность, раз уж так все сложилось, и сыграть свадьбу. Даже узнав гнилую и алчную сущность своей потенциальной супруги. Всё-таки у той будет ребенок. И он ни в чем не виноват.
Но когда Жан-Поль пришел сообщить об этом родителям, отец, по-прежнему глядя на сына, как на полное ничтожество, сообщил, что жертвы с его стороны никому не нужны. Беременная прелестница уже получила деньги и сразу после отбыла в неизвестном направлении. С этого момента отношения с отцом, с которым у Жан-Поля и так всё складывалось не очень хорошо из-за надоедливой властности последнего, разладились окончательно. Отец теперь каждый раз попрекал сына тем, что тот не в состоянии член в штанах удержать. А раз даже с этим справиться не может — куда уж ему семейным бизнесом заниматься!
Жан-Поль терпел долго, жалея маму, которая очень переживала разлад в семье, и всё больше ненавидя отца. А потом в один далеко не прекрасный день всё-таки ушел, хлопнув дверью.
Он попытался найти ту женщину, которая носила его ребенка, и даже нанял для этого частного детектива. Нет, не ради возобновления отношений, но ради малыша, которого нельзя было потерять из виду ни при каких обстоятельствах. Однако узнал лишь, что эта сука, получив «выкуп» с семьи Делардье, сделала аборт и сразу после всё-таки выскочила замуж за другого простака с деньгами…
Второй урок жизнь преподнесла через добрый десяток лет. И уж совсем с неожиданной стороны. Было это в ту пору, когда Жан-Поль уже поднял на ноги свой собственный, независимый от отца бизнес. Конечно, имя ему в начале пути помогло — с чистокровным волком-оборотнем, да еще и представителем известнейшей в мире бизнеса семьи дело иметь соглашались куда легче, чем с чужаком, обычным человеком «с улицы». Но если сначала контакты с ним стремились поддерживать потому, что через Жан-Поля рассчитывали навести мосты к его отцу, то потом уже просто поняв: сын Огюста Делардье столь же надежный и удачливый бизнесмен с великолепным воистину волчьим чутьем и такой же крепкой хваткой, как и его отец. Но при этом куда более приятный в общении.
У Жан-Поля к тому моменту, когда его опять выставили сексуально озабоченным идиотом, уже было несколько весьма прибыльно работавших заводов по производству комплектующих для автомобильной промышленности и свой вполне приличный офис в центре столицы, где даже появилась приемная с секретарём.
Наученный жизнью Жан-Поль все это время серьезных романов не крутил. И уж тем более обходил женщин двадцатой стороной в период гона. Но тут ему, как показалось, повезло. Новая секретарша — девушка из обычной человеческой семьи — оказалась феминисткой да еще и чайлфри. Идеальный вариант для необременительного и обоюдоприятного романа «на равных». Решение казалось максимально безопасным. Жан-Поль обговорил все «на берегу» и некоторое время наслаждался сексом и, пожалуй, даже общим времяпровождением.
А потом внезапно начавшийся на работе гон кончился для Жан-Поля тем, что секретарша подала на него в суд, обвиняя в изнасиловании. Секс был. С этим спорить не получалось никак. Да Жан-Поль и не спорил. Он лишь не понимал, почему речь шла именно о жестоком изнасиловании, сопряженном с избиением. В том, что свою человеческую любовницу он и пальцем не тронул, Жан-Поль не сомневался. Он вообще не имел такой склонности — поднимать руку на тех, кто его заведомо слабее. Даже когда разум мутился из-за гона. Да, в эти моменты он, как и любой волк-оборотень, охваченный страстью, мог быть грубоватым, сжать сильнее, чем сделал бы при других обстоятельствах, прикусить… Но чтобы счесть всё это насилием?.. Да и как об этом вообще можно вести речь, если его секретарша и по совместительству любовница никак не возражала против того, чтобы помочь шефу в его конфузном состоянии? Жан-Поль помнил это совершенно точно…
Он пытался объясниться со своей теперь уже бывшей подчиненной, как-то разобраться в ситуации, но девушка лишь негодовала и трясла аккуратно оформленной справкой из травмпункта, в которой были посчитаны все ее синяки, покусы и потертости на коленях, локтях и пояснице…
Жан-Поль был противен самому себе, но в итоге вновь пришлось платить… И опять очень много. К счастью, из собственного кармана, а не из отцовского. Но всё равно Огюст Делардье заявился к нему в офис и долго полоскал сыну мозг на тему умения держать член в крепко застегнутых штанах.
Так что дальше Жан-Поль Делардье, постепенно все более богатевший и преуспевавший, в вопросах личной жизни стал патологически осторожным и подозрительным. А периоды гона приладился проводить в компании шлюх из проверенного агентства, с которыми предварительно подписывался многостраничный договор, в котором юристы учли буквально всё, что в принципе можно было учесть. Однако некоторое время назад Жан-Поль понял, что больше так не может. Противно. Уж лучше резиновая женщина, чем продажная любовь, после которой он всякий раз чувствовал себя так, словно червяков нажрался или в дерьмо с головой прыгнул. Так что несколько месяцев назад Жан-Поль решил попытаться проводить гон и вовсе в одиночестве. Причем не дома.
К этому решению его подтолкнул третий урок, который показал, что даже в собственном особняке он не может чувствовать себя в полной безопасности. Очередная юная прелестница — на этот раз чистокровная волчица-оборотень, да еще и в период течки — каким-то невероятным образом пробралась мимо охраны и влезла прямо в спальню к Жан-Полю. Где тот, выйдя из душа, ее и обнаружил голой и разлегшейся на кровати… Гона у него на тот момент не было, а течная красавица пахла как-то так, что крышу если и сносило, то от отвращения. Так что Жан-Поль с легкостью и без каких бы то ни было последствий выставил ее за дверь. Тут платить отступные никому не пришлось, но на деньги Жан-Поль всё равно попал, потому что случай показал очевидное: надо в корне пересматривать систему охраны особняка. И по технической части, и по персоналу.
Теперь его дом стал настоящей крепостью, но при первых признаках начинающегося гона Жан-Поль всё равно привычно мчался сюда — в свою почти что конспиративную квартиру, о которой знал только Мишель. Кстати, именно он подсказал Жан-Полю, когда тот впервые решился провести гон в одиночестве, без партнерши, как эти безумные часы можно пережить, не свихнувшись и не натворив дел.
Как же Жан-Полю тогда было тяжко! Член разрывало от напряжения, яйца дергало болью, словно кто-то здоровенный и тяжёлый периодически наступал на них. Чтобы, не ровен час, не соблазниться на случайный запах из окна или из-за дверей, Жан-Поль закупорил всё, что мог, а после ещё и в нос затычки ватные сунул. Вначале он ещё пытался работать — читал почту, просматривал документы, которые захватил со своего рабочего стола. Потом просто сидел на стуле, раскачиваясь взад-вперед, рыча, жмурясь и потея… Естественно, дрочил… А после настал момент, когда Жан-Поль вдруг понял, что если прямо сейчас не трахнет кого-нибудь — всё равно кого, — то сойдет с ума, начнет кусаться и, захлебываясь собственной слюной, выть вместо Луны на лампочку в коридоре. Приедут санитары и свезут его в дурку…
Тогда-то в панике он и позвонил Мишелю. И тот помог. Сказал коротко:
— Сейчас решим.
Жан-Поль был уверен — привезет шлюх. Но Мишель притаранил здоровенную коробку со сладостями.
— Вот. В армии так спасались. Но там, кроме сахара колотого, нихрена и не было, а тут — смотрите, какая красота.
— Блинчики! — лютым зверем, алчущим крови, провыл умирающий от спермотоксикоза Жан-Поль и ухватил в каждую руку по штуке, наплевав на то, что те были все в шоколадной подливке. — Блинчики…
— А еще тортики всякие, взбитые сливки и домашнее мороженое. Вкусноты неземной. Сам не удержался и съел рожок — так все это выглядело зазывно в витрине.
С тех пор так и повелось. Когда Жан-Полю, вновь спрятавшемуся на время гона в своё тайное убежище, становилось невмоготу, он просто звонил в соседнюю кондитерскую, телефонный номер которой уже помнил наизусть. И вскоре после этого Мишель привозил ему здоровенную коробку спасения.
Странное дело, после того первого раза Жан-Поль попытался заказать очередной сладкий «спасательный круг» в другом, куда более солидном месте. И верный Мишель, поворчав, поехал тогда не в кондитерскую лавочку в непосредственной близости от логова Жан-Поля, где он и затарился в первый раз, а в дорогущий ресторан в центре, в котором работал кондитер, знаменитый на всю столицу. Заплатив в пять раз больше, Мишель привез все эти тортики и пироженки в изящных кружевных юбочках и жабо… И в итоге Жан-Поль чуть не помер! Элитные сладости не помогли ему от слова «вообще». В чем тут было дело, он так и не смог понять. Почему утонченное и роскошное пирожное от лучшего кондитера столицы было лишь невероятно калорийной едой из муки, сахара, масла и взбитого яичного белка, а самые обычные блинчики из никому не известной лавочки в спальном районе действовали на него словно лекарство? Он жрал и дрочил, жрал и снова дрочил, рыча и подвывая, и постепенно напряжение начинало уходить… Гон отступал.
Логичное объяснение этому было только одно: у Жан-Поля с того первого раза, когда Мишель привез ему сласти, приключилась какая-то психологическая привязка к этим самым шоколадным блинчикам. Без вариантов.
Вот и теперь надо просто дождаться доставку…
— Блинчики! — успокаивающе сказал себе Жан-Поль и двинул рукой по члену, чувствуя, что от нарастающего возбуждения темнеет в глазах. — Скоро приедут мои волшебные спасительные блинчики… Я нажрусь сладкого, как свинья. Потом за это буду жестоко расплачиваться в тренажёрке… Но зато меня хотя бы немного отпустит.