Льющаяся из душа вода была обжигающе горячей, но Юля почти не чувствовала температуры, так же как не чувствовала аромата геля с жасмином. С того рокового дня, когда она потеряла близких, мир для неё лишился запахов. Всё, что осталось, — это устойчивый привкус сырой земли и прелых осенних листьев. Он проникал повсюду: в еду, в постель, в воздух.

Она стояла, уставившись в кафельную стену, пытаясь не думать, не вспоминать. И в этот момент сквозь равномерный шум воды прорвалось:

— Мама!

Сердце упало и замерло. Это был голос Лены. Дочери. Здесь, в квартире.

Юля резко откинула пластиковую шторку. Ванная была пуста. Пар клубился призрачными кольцами, оседая на холодных поверхностях. И тогда она увидела.

На запотевшем зеркале, в самом низу, проступали два чётких, маленьких отпечатка детских ладоней, таких знакомых… Таких родных…

По щекам покатились слёзы, горячие, солёные… Эти слёзы — единственное, что она могла ещё чувствовать, кроме того проклятого запаха. Юля плакала и вспоминала тот день, когда жизнь потеряла для неё значение.

Туман. Густой, белёсый, осенний. За рулём её муж Артём. Его пальцы постукивали по баранке в такт какой-то песне. Они медленно плелись за огромным, гружёным КамАЗом.

— Ничего, Юль, проскочу этот тихоход. Ну что он ползёт как черепаха?

Их машина вывернула из своего ряда и пошла на обгон. И в этот момент яркие фары на встречке на миг ослепили Артёма. Он судорожно рванул в свою полосу. Удар.

Что было дальше, Юля помнила лишь обрывками. Осколки стекла. Чей-то крик, возможно, её собственный. Сирена. Больница, белые потолки, чужие лица. А потом — провал. Глухая, чёрная стена. Она не помнила похорон. Не помнила, как опускали в сырую яму гроб с Артёмом, два маленьких гробика с Ваней и Леной. Помнила только этот запах. Всепоглощающий запах свежевырытой земли и гниющих листьев.

Она медленно подняла руку и дрожащими пальцами прикоснулась к запотевшему стеклу, точно вложив свою ладонь в тот маленький, призрачный след. По коже пробежал холодок.

— Я схожу с ума, — прошептала она.

Это было единственное логичное объяснение. Горе сломало её, и теперь мозг выдаёт желаемое за действительное.

Юля зажмурилась, прислонилась лбом к прохладному зеркалу.

— До десяти. Досчитаю до десяти, и это пройдёт.

Она медленно, на одном дыхании, проговорила числа. Открыла глаза.

Отпечатки никуда не делись. Они были такими же чёткими, такими же реальными.

Рыдая, уже не сдерживаясь, захлёбываясь слезами, она провела указательным пальцем по запотевшей поверхности. Буквы выходили кривые, плывущие, расползающиеся.

Я С ВАМИ.

И в этот миг за дверью ванной, раздался топот. Быстрый и лёгкий топот босых детских ног, который она узнала бы из миллиона других. И смех. Звонкий, радостный, перекрывающий друг друга смех сына и дочери. Тот самый смех, что звучал в её кошмарах и в её самых сладких снах.

— Ваня! Лена! — закричала она, выскакивая из ванной, накинув на мокрое тело халат.

Юля рванула в коридор, в гостиную, в детские.

— Ваня! Леночка! Я здесь!

Но в квартире царила гробовая тишина. Пустота. Никого. И лишь пылинки лениво танцевали в лучах заходящего солнца.

***

Вечером в замке щёлкнул ключ. В квартиру вошёл Артём. Его лицо было серым, измождённым. За ним следовал незнакомый мужчина в аккуратном деловом костюме и с профессионально-участливой улыбкой.

— Это гостиная, — голос Артёма был ровным, безжизненным. — А там, направо, спальни детей.

— Очень светлая, уютная квартира, — риелтор, представившийся Игорем, окинул взглядом комнату. — Планировка отличная. Если не секрет, почему решили продать? Семья переезжает?

Артём тяжело вздохнул. Он выглядел постаревшим на десять лет.

— Боюсь за детей, — признался он. — За их психику. Прошёл уже почти год, а они… Им всё мерещится.

— Мерещится? — нахмурился Игорь. — Что или кто?

— Их мать. Юля. Она погибла в аварии год назад. До сих пор не могу себя простить. — Артём провёл руками по лицу, словно пытаясь стереть воспоминания. — А дети… Они говорят, что видят её здесь. Слышат, как она ходит по квартире, как зовёт их по имени. А вчера, — голос Артёма дрогнул, он отвернулся, глядя в сторону закрытой двери ванной. — Вчера они влетели ко мне на кухню с круглыми от ужаса глазами. Сказали, что на зеркале в ванной появилась надпись. Пока я готовил им ужин.

— Какая надпись? — спросил Игорь, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

Артём прошептал, глядя в пустоту:

— Я с вами.