Кафе было маленьким, прокуренным и пахло пережаренным маслом. Пыльная вывеска над входом говорила, что тут варят самый лучший борщ в округе, но Мирону было наплевать на какой-то суп. Он вообще не любил такие места. Брезговал. Зашел в эту придорожную антисанитарную забегаловку при заправке лишь для того, чтобы купить воды.  

– Только давай в темпе, – буркнул Мирон своему другу Косте. – Меня уже мутит от местного амбре.

Костя кивнул и поспешил к стойке, а Мирон брезгливо огляделся. Он был весь как из бетона: широкоплечий, высокий, каждая черта лица – резкая как лезвие ножа. Черные волосы с длинной челкой зачесаны назад, взгляд тяжелый, будто Мирон смотрел не на людей, а сквозь них. Он не разговаривал без надобности. Не любил суету. Но внутри у него всегда что-то горело. Медленно. Ядовито. Непредсказуемо.

В этот момент у стойки как будто из воздуха материализовалась официантка и попросила у парня, что был на раздаче:

– Четыре пива и гарлики.

Голос неуверенный, хрипловатый. Она словно держалась из последних сил, чтобы не расплакаться.

Мирон оглядел ее.

Маленькая. Хрупкая. Бледная. Как фарфоровая куколка, которую слишком часто роняли и ломали. Худенькие кисти рук дрожали в черной кофте с длинным рукавом, хотя на улице было жарко. Когда она поставила на поднос первые две кружки с пивом, ее рукава чуть задрались и Мирон увидел фиолетовые тени на ее запястьях.

Синяки. Наверняка по всем рукам.

Он нахмурился, продолжая осматривать девушку.

Ее светлые волосы, явно выкрашенные ею самой, были стянуты в тугой хвост. На лице ноль макияжа. Светлые брови, ресницы и огромные серые глаза – круглые и совсем еще наивные, несмотря на то, что в них плескалась боль. Так же ее лицо дополнял изящный чуть покрасневший носик и красноватые искусанные губы.

От нее веяло усталостью, страхом, отчаянием и безоговорочной покорностью.

Мирон внутренне восхитился ею. Несмотря на то, что ей явно жилось очень несладко, но боль была ей к лицу. Только боль должна быть правильной. Не от того, что эту девчонку кто-то прессует, а от порочных сладких удовольствий. Тогда бы такая боль точно ее украсила.

Девушка тем временем загрузила все на поднос и стащила его со стойки, а Мирон успел прочитать имя на ее бейджике «Верена».

А может это и не имя? Может название этой вонючей забегаловки?

Руки девушки чуть дрогнули, когда она понесла поднос, но она взяла себя в руки и сумела спрятать свою боль.

Мирон же смог посмотреть на нее сзади. Щупленькая – явно мало ест, много работает и ее заживо сжирает стресс. Но все равно она показалась ему очень красивой.

Ее бы отмыть, оплатить нормальное окрашивание и одеть в красивое белье. А потом заставить сесть на колени и ждать приказа...

– Згодна, – рыкнул Мирон собственным мыслям.

– Что? – переспросил Костя, заполучив наконец две бутылки воды. – Опять твой сербский? Говорил же не понимаю я на нем.

– Горячая девчонка, – пояснил Мирон. – Вон та щупленькая блондинка.

– Вон та? – удивился Костя, открыв свою бутылку. – Ни рожи, ни кожи. Если бы не волосы, я бы ее за пацаненка принял.

– Ни хрена ты не понимаешь, – усмехнулся Мирон. – Такие зато самые послушные. Ей защищаться нечем. Она поднос еле несет. Знаешь сколько всего интересного с такой можно сделать?

– Может быть, – теперь и Костя попробовал приглядеться к ней.

– Слышь, приятель, – Мирон обратился к парню на раздаче. – Вон та девчонка – Верена. Это ее имя?

– Да, – ответил парень и взглянул на Мирона с подозрением. – Позвать?

– Ей восемнадцать-то есть? – продолжал расспрашивать Мирон.

– Ей двадцать, – ответил тот. – А что? Какие-то проблемы?

– Слышь, ты че бычишь? – Мирону не понравился тон парня. – С уважением отвечай.

– Я просто хотел выяснить что она опять натворила, – парень сбавил тон. – Криворукая.

– Ничего не натворила, – пробасил Мирон, ему не понравилось, что какое-то говно за стойкой так отзывается о такой куколке. – Кто ее обижает? Я видел у нее синяки на руках.

– Никто, – с осторожностью ответил парень.

– Слышь, я щас выясню кто это делает и руки ему переломаю, – продолжал напирать Мирон. – А если не выясню, то начну с тебя.

– Ээ... я сейчас охрану позову, – нерешительно проговорил парень, а Мирон нагло осмотрел забегаловку.

Охранником тут и не пахло. Даже вахтером. Так что он лишь оскалился на эту угрозу.

– Зови, – ответил Мирон, – а пока мы ждем, я требую ответ на мой вопрос: кто ее обижает? Или если ты такой тугодум перефразирую: кто ее лапает, да так что остаются синяки?

– Я не знаю! – испуганно проговорил парень. – Здесь никто не обижает. Может на улице кто-то?

– Ты минуту назад посмел своим грязным ртом сказать, что она криворукая, – напомнил Мирон. – Так может это ты?

– Верена! – вдруг послышался грозный крик откуда-то из подсобки.

Мирон тут же перевел взгляд на девушку и проследил за ней.

Его хрупкая куколка сначала испуганно застыла на месте, затем отступил на шаг назад, а потом смирилась и поспешила в подсобку.

На мгновенье там показался неприятный мужчина лет пятидесяти – приземистый, с сальными волосами и пузом, обтянутым футболкой. Он подскочил к Верене и схватил ее за локоть.

– Ты че, дура, совсем тупая?! – прошипел он сквозь зубы, забыв, что в зале еще есть клиенты. – Опять воду не туда поставила! Сколько можно, а?! Я тебя за твои "ой, извините", на трассу выгоню работать!

Верена что-то тихо проговорила в ответ, но Мирон не услышал. Он лишь видел, как ее плечи поникли, а подбородок задрожал.

– Пошли! – зло прошипел мужик и, не дожидаясь согласия, затащил ее в подсобку.

Мирон сжал кулаки, а затем грозно двинулся в сторону подсобки...