Удивительно, как у такой неказистой девушки мог родиться настолько красивый сын! Каждый день я готова подолгу смотреть в его бездонные зеленые глаза. А стоит Егорке заметить мое неприкрытое восхищение, он тут же расплывается в прекрасной улыбке, от которой сбрасывают свои черные оковы затянутые тучами небеса.

 Я ставлю перед Егором его любимый сырный крем-суп, посыпая хрустящими ароматными сухарями. Сажусь напротив и в очередной раз обвожу взглядом его правильные черты лица. Даже огромный фингал, который принес он сегодня из школы, не портит невероятной внешности моего сорванца.

 Спустя пару минут я замечаю, что еда все так же нетронута. Кажется, пора начинать разговор.

 — Не хочу, мам. У меня нет настроения, — сын бубнит пухлыми губками, размазывая размокший сухарик по ободку тарелки.

 — Тогда рассказывай. Что случилось на этот раз?

 Егор лишь делает глубокий вдох. Видимо, что-то произошло посерьезней обычного. Насколько я помню, про прошлые ссадины он спешил дать объяснение сам. Причем делал это чуть ли не с порога, швырнув как можно дальше свой тяжелый рюкзак.

 — Что интересного было на занятиях? — пытаюсь зайти издалека.

 — Мы прыгали через «козла», потом рисовали корзину с фруктами. На уроке русского языка писали диктант, — он без интереса растягивает свои слова. —  А на литературе были дурацкие мифы. Мы изучали историю какого-то демона, который влюблял в себя женщин.

 — Ого! — от удивления ползут на лоб мои глаза. — А вам разве не рано такое знать? — я встречаю его смущенный взгляд. — Так и что этот демон? Что учитель рассказывал? —  а сама думаю о том, что пора бы выяснить нюансы подобных уроков у директора.

 — Павел Алексеевич долго описывал его внешность. И все ребята постоянно смотрели на меня. Потом Маша начала обзываться и назвала меня им, потому что мы очень похожи. И все стали смеяться. А громче всех горланил Васек! Мам, он сказал, что ты меня в детстве у кого-то украла! За что я его и ударил. А потом, — насупившись, Егорка ладошкой прикрывает фингал, — и он меня.

  — Дети очень часто бывают жестокими, малыш. Им только дай повод и неважно, какой. Надо мной тоже все время подтрунивали.

Непроизвольно из меня вырывается вздох. Я улыбаюсь, пытаясь выдержать его пристальный взгляд.  Но в школьные годы я натерпелась сполна! Хромая, косая, к тому же горбатая. Да и волос на голове — по пальцам пересчитать… Ну, такая уж родилась. Что поделать?

 — Мамочка, ты самая лучшая! Для меня самая красивая! — тут же льнет ко мне сын, обнимая белоснежными ручками.

 Я медленно глажу его по светлой макушке. Как и любой матери, мне очень хочется уберечь сорванца от всех этих невзгод. Но школа — есть школа, а дети — есть дети. И каждый из нас проходил все этапы взросления сквозь драки, слезы и смех.

 — А что, он действительно очень похож? — говорю сыну ласково.

 — Да. В учебнике даже картинка есть. Мам, давай покажу?

 Не дожидаясь ответа, Егор тянется к своему рюкзаку. Расстегнув молнию, не спешит. Но прогнав все сомнения, робко кладет книгу в разноцветной обложке прямо передо мной. Через пару секунд открывает на нужной странице, откидывая закладку наверх.

— Ты кушай, сынок, — треплю его светлую макушку. — А потом гулять пойдем. Да?

 Егорка кивает и приступает к еде. А я, пытаясь скрыть свое волнение, изучаю старинное изображение, из-за которого весь этот сыр-бор.

 «И в правду похож!» — восклицает мое подсознание.

 Золотистые кудри, пухлые губы, зеленые большие глаза — ну, вылитый сын лет так через двадцать! Незаметно, чтобы не привлечь внимание сынишки, вытираю потные ладошки о подол платья. Нервный смешок вырывается сам. Ведь кто бы мог подумать, что в те времена были такие умелые художники, чьи творения сохранятся и попадут в современные учебники!

 — Вот и в классе смеялись! — нахмурив брови на мой панический смех, с грустью говорит сын.

 — Ну, что ты, малыш! — я глажу его мягкие волосы. — Меня просто радует твое творчество, — пальцем  указываю сыну на пририсованные карандашом нетипичному «светлому» демону яркие розовые рога.

 Покончив с обедом, приободрившийся сын хватает пакет со вчерашним хлебом. И, собравшись, мы идем в сквер кормить голубей. В хорошую погоду это стало нашей традицией.

 Расположившись на одной из лавочек, я неспешно пью купленный по дороге сюда вишневый сок. Егорка сидит рядом, уплетая кофейное мороженое. А тем временем, проголодавшихся птиц вокруг нас собралось уже много.

 — Ну что, начинаем? — я отламываю кусок батона и растираю его в руках. Птицы вихрем налетают, вызывая у сына неподдельный смех.

 Пустых скамеек вокруг еще штук пять, не меньше. Но именно к нам подсаживается резвый поджарый старичок в идеально подчеркивающем его спортивную фигуру костюме. На вид ему лет пятьдесят, если не больше. Темные солнечные очки скрывают глаза и частично морщинки вокруг.

 — А можно и мне с тобой покормить голубей? — он внезапно заводит с Егором разговор. Я непроизвольно сжимаю кулаки.

 Сын переводит на меня свой растерянный взгляд. Получив мое неуверенное одобрение, протягивает незнакомцу пакет. И тот, в свою очередь, улыбаясь, приступает к кормлению птиц. Он делает это плавно, без резких движений. Но рядом с ним мне сидеть некомфортно. Я, как натянутая струна, не могу расслабиться даже на миг. Сижу и с нетерпением жду, когда же закончится хлеб.

 К сизой курлыкающей массе подлетает белоснежная голубка, привлекая восторженное внимание Егора.

 — Красивая, правда? — соглашается с сыном старик.

 — А что за браслет? — он указывает на окольцованную лапку.

 — Считай, что это ее кандалы, — своим хладнокровием вводит в ступор нас с сыном старик. — Голубка могла быть такой же свободной, как и все ее сородичи. Но еще птенчиком кто-то поймал ее, — мужчина смотрит прямо в мои глаза, от этого взгляда по телу пробегает леденящая кровь дрожь, — посадил за решетку в свою голубятню и заставил ее… привыкать.

 — Мам, это правда? — в тоне Егора я слышу переживания за птицу и зарождающийся в рассудке мальчугана истинный страх.

 — Не совсем так, малыш, — цежу сквозь зубы и не свожу взгляд с назойливого старика. — Я потом тебе все объясню, — аккуратно встаю, стряхивая крошки с одежды. — Ну что, пойдем домой?

 — С голубкой все будет в порядке, она в надежных руках. В ее случае теперь лучше так, — вмешивается в нашу беседу старик. —  Но, знаешь, в мире еще много тех, кого держат против их воли. А хочется верить, что однажды всех «заключенных» освободят, — нарочно он делает ударение на последних словах.

 Даже сквозь черные стекла очков я ощущаю и не могу проигнорировать его прожигающий взор, направленный на меня. Не просто ведь смотрит, а в душу заглядывает. И от этого мое сердце начинает сильно стучать. Бум-бум-бум… отдается в ушах.

 — Ладно, Егор. Пошли! — поторапливаю застывшего пацаненка, который слушает незнакомого ему мужчину, разинув рот.

 Прогулочным шагом уже скоро мы идем возле моста. Погода чудесная! Лучики солнца игриво переливаются в золотистых кудряшках сынишки. Осадок от неприятной встречи почти рассосался.

 — Интересно, куда он пропал? — задумчиво произносит Егор, отвлекая меня от серых мыслей.

 — Кто? — не совсем понимаю его.

 — Ну, тот демон, на которого я очень похож. Павел Алексеевич сказал, что он был самым красивым из всех этих… кубов, икубов… — перебирает слова в попытке вспомнить то самое. — А потом он резко пропал.

 — Не знаю… Наверное, он встретил свою любовь?

 Сын смотрит на меня с недоверием.

 — Мне бабушка в детстве сказку рассказывала.  Жил-был демон. А толку от него не было. И все, что он умел — влюблять в себя несчастных девушек. Ни могущества, ни волшебства — вообще ничего больше у него не было, никакими силами он не обладал, — указательным пальцем слегка касаюсь Егоркиного носа. — Пип!

 — Ну, ма-ам! — восклицает сквозь смех сынок. — И что? Это он?

 — Возможно, Егор. Кто же этих демонов разберет? Он, не он… Но помню, что в сказке заколдовала его ведьма, которую он в себя опрометчиво влюбил и бросил. Прокляла она его. Связала душу демона и старинные часы.

 — Ну, как обычно, — без интереса смотрит на меня Егор, поняв, к чему я веду. — У кого часы, тому он и будет служить? Ну, как всегда…

 Взяв меня за руку, он начинает скакать. Так и доходим до нашего ветхого дома: сын — вприпрыжку, а я — еле поспевая за ним.

 — А что было дальше? Куда он все-таки исчез? — усевшись в качели, громко спрашивает сын.

 — Ну, не знаю, — я пожимаю плечами. — Часы затерялись. А отец того демона проклял ведьму и весь ее род. Сказал, что не тронет ни одного мужчину ее рода, но если родится девочка, то будет очень страшна. И своей неприятной внешностью и зловонным дыханием будет всех от себя отталкивать. А так как останется совсем одинокой, то от этого будет очень страдать.

 Сын продолжает раскачиваться, я хочу еще что-то сказать, но металлический скрежет, доносящийся с подвала, сбивает меня с мысли.

 — Ой! — пугается Егор. — Все никак не привыкну! Мам, может вызвать сантехника пора? Вдруг труба скоро лопнет? Ты же вниз коробку с моими старыми игрушками отнесла, да? Я не хочу, чтобы их затопило!

 — Не переживай, сынок. Трубы иногда шумят просто так.

 Ближе к вечеру появляются комары. И чтобы они нас не покусали, мы идем в дом. Уже на пороге Егорка вдруг останавливается и изучает рисунок возле двери.

 — А что это значит? — показывает на него пальцем. — Я видел такой у себя в учебнике.

 — Это старинный оберег от плохих духов. Я думала, ты знал.

 — Мам, — он отрицательно мотает головой, — а зачем он нам?

 — Не бери в голову, Егор. Он был тут еще до того, как мы переехали в этот дом.

 Сын удовлетворенно кивает. Я пропускаю его вперед. И, убедившись, что он пошел в ванную мыть руки, достаю припрятанный кусочек красного мела, которым старательно обвожу слегка стершийся оберег.

 Спустя пару часов укладываю Егорку спать. Стоит ему сомкнуть глаза и засопеть, я отправляюсь в душ, а после — на кухню. Из кармана достаю серебряные часы, украшенные россыпью аметистов. Сверив время, опускаю обратно.

 Суп, салат и горячий чай старательно расставляю на поднос. Быстро надеваю любимое кружевное черное белье, сверху накидываю полупрозрачный халат.

 Покрутившись у зеркала, тянусь к антресоли. Как назло, оттуда с грохотом на пол падает связка ключей.

 — Вот криворукая! — выпаливаю мысль свою вслух.

 Прислушиваюсь. Егор все еще спит. Прихватив столовые приборы и поднос, иду вниз.

  Разбухшая дверь, ведущая в подвал, с каждым разом поддается с трудом. То и дело, ключ застревает и не хочет проворачиваться. Да и сама дверь, кажется, скоро сорвется с петель.

 Спустя две минуты, я все же побеждаю в неравном бою. Скрип разносится по всему дому. Оглядевшись, вхожу.

 Небольшая комнатка в подвале пахнет сыростью и чесноком. Сюда с трудом проникает солнечный свет. Везде расставлены иконы, где-то — кресты. Наощупь ставлю ужин на перекатной столик и тянусь к выключателю.

 В углу на кровати, обняв себя за колени, сидит мой подневольный гость. Щеки осунулись, волосы отрасли чуть ли не до пят. Взгляд уже совсем не такой жизнерадостный и легкомысленный, как когда-то. Но даже при этом, демон все так же красив. Хоть и смотрит на меня исподлобья ненавидящим взглядом.

 — Я виделась сегодня с твоим отцом, — подхожу к узнику ближе.

 Гость мой молчит. Я подкатываю к нему столик с едой. Окидываю взглядом железные кандалы и зажившие раны под ними, и начинаю кормить.

 — И что он сказал? — едва слышно произносит мой заключенный, управившись с супом.

 — Не оставляет надежд, что я тебя когда-нибудь освобожу, — ухмыляюсь в его очаровательное лицо, расплываясь в победной улыбке.

 Мой демон лишь на секунду поднимает на меня свои зеленые глаза. Но надежда в них меркнет уже через секунду. Именно в тот момент, когда я скидываю с себя халат и приспускаю бретельку бюстгальтера.

 — Ну что, муж дорогой? Пора исполнять свой супружеский долг…