- Папа, нет!

Быстрый щелчок, глухой выстрел, и мой отец падает рядом. Из дыры в его лбу начинает сочиться кровь, а я стою и не могу пошевелиться. Не могу даже наклониться к нему, не чувствую рук.

Не знаю, что это: какое-то оцепенение, шок, непринятие. Мне все еще не верится, что это происходит со мной. Здесь, на этой неизвестной для меня трассе, в это ночное время. 

Вокруг темнота, ночь на улице, и солнца не видно давно. Я плохо ориентируюсь в новом пространстве и лишь издали вижу очертания проезжающих машин. 

Папа не встает, не шевелится. Один из мужчин наклоняется и проверяет его пульс, а затем коротко кивает:

— Готов.

— С этой что? Распиздит же все.

— Что-что?! С собой берем. Все, валим! 

Их короткие фразы бьют по мне ножом. Мне надо бежать, звать на помощь, но я не могу отвести взгляд от отца. Он больше встанет. Никогда. Мы не успели уехать, все сломалось.

Из оцепенения выводит движение. Меня грубо хватают за куртку, быстро отрывают от земли и забрасывают в машину, точно мешок с картошкой. 

Не упираюсь, не кричу, не плачу. Перед глазами все еще простреленная голова отца. Кровь на снегу и его неподвижное тело. 

Папа, вставай! Вставай, ну же!

Как и любой ребенок, я еще надеюсь, что папа встанет и спасет меня, но он уже не встанет. Более того, он сам меня сюда привел, сказав, что тут недолго и мы уедем из города. Наконец-то мы будем спасены. Это была ложь. Конечно, не первая. 

Мой отец – мент. Он не посвящал меня в свои дела, но я отлично знала, что у него проблемы и из-за этого нам срочно нужны деньги. Мы приехали сюда как раз за ними, но что-то пошло не так. Вместо делового разговора они начали ругаться с отцом, а я все еще не понимала: правда ли то, что отец привел меня сюда, чтобы продать, или мне так просто кажется. 

Может, я ошиблась, не так поняла, не додумалась. Глупая Мила, да все вообще по-другому! Отец не может просто взять и отдать меня чужим людям ради денег. Родители так не делают с детьми. Так? Или нет…

В это не хотелось верить. Папа ведь хороший, да? Он просто устал. По крайней мере, я так себе часто представляла, когда он приходил домой пьяным и закрывал меня в кладовке. Чтобы не мешалась под ногами, не действовала ему на нервы да тупо не ныла про то, что голодна, не просила еды. 

Пытаюсь согреть свои окоченевшие пальцы. На улице мороз, в салоне машины воняет алкоголем.

Тук-тук сердечко, облизываю сухие губы, смотрю в окно. 

«Куда они тебя везут, позови на помощь! Мила, чего же ты молчишь?!» – где-то на подсознании орет мой инстинкт самосохранения, но я не говорю ни слова. Так странно. Я притихла, точно испуганный котенок. Ничего не могу с собой сделать, это взрослые мужики, и они забрали меня. Быстро. Тихо. Без промедления. 

Ни один из них не похож на учителей из моей школы. Они больше похожи на задержанных из обезьянника. Я была несколько раз в отделе у отца. Видела. 

Бросаю взгляд на тело отца. Они оставили его прямо на обочине. Как что-то ненужное, пустое, будто и вовсе не человек. Звери.

Пытаюсь собраться, думать логически, но почему-то тяжело дышать. Зачем мы сюда приехали? Почему это происходит? За что? 

У папы очень сложная работа в милиции, а тут я. И мамы нет, хах, я ее даже не помню. 

Шуршат шины на льду, машина резко срывается с места. Краем глаза замечаю лежащий на земле силуэт. Это последний раз, когда я вижу отца хоть в каком-то виде. 

— На хуя ты ее взял, Адик? Проблем мало?!

— Это выручка, а не проблемы. Мозги включи, брат.

— Ну и сколько за такую дадут?

— Не знаю, думаю, двадцатку минимум. 

— Гонишь, Адик!

— Не гоню. Я бизнес расширяю, сейчас совсем другая карта пойдет. За границу будем девок возить, у меня все налажено. 

— Какой придурок такую купит? 

— Ты в этом не разбираешься, потому сиди и молчи! На глаза ее, на волосы посмотри! Пойдет втридорога, у меня любители есть, такую на аукционе с руками оторвут. 

Я слышу все это, и у меня кровь стынет в жилах.

Какой аукцион, какая заграница? 

Нет, этого не может быть, я сейчас проснусь, все закончится! 

Мне восемнадцать лет, я в машине с людьми, которые меня забрали и везут на продажу. И почему я не кричу? Почему я не могу выпрыгнуть из машины на ходу, защитить себя? Ну же, делай что-нибудь, делай…

Так лихорадочно думает мой мозг, пытаясь выжить и не желая понимать того, что именно в этот момент мое детство было отрублено раз и навсегда.