Часть 1. Осколки, штиль, прощение, первая брачная ночь

Ничто не проходит бесследно, и то, что мы пережили, навсегда оставляет отпечаток в моей душе. Я иногда думаю о том, что бы со мной случилось, если бы тогда я не пошла за помощью к Мише. Вероятно, меня бы все же забрали в детский дом, которого я так боялась.

Я засыпаю только у Миши на руках. Всегда. По-другому не могу, не получается. Первое время он возится со мной, как с маленькой, потому что было слишком жестко, и мне нужно время, нам обоим оно нужно.

Мне делают небольшую гинекологическую операцию, потому что Богдаша родился крупным в очень тяжелых для меня условиях, но теперь все хорошо. У меня точно еще будут детки, и я справилась, выносила этого кареглазого голосистого богатыря.

Штиль, спокойствие и простые житейские хлопоты. Поесть, покормить малыша, поспать, пойти на прогулку. Теть Люба помогает, Толик иногда навещает, но в целом больше нам с Мишей никто не нужен.

Мы так соскучились друг по другу, что не пускаем никого в нашу жизнь, счастье любит тишину, теперь мы знаем.

Миша винит себя в жестокости по отношению ко мне, а мне трудно простить, и я никогда этого не забуду. Нам сложно, и это не сказка, чтобы случилось чудо по одному щелчку пальцев.

Муж часто сидит один у камина, ночи даже там проводит, но я не хочу, чтобы он отдалялся. Знаю, Миша никому не расскажет, как ему больно и как он сожалеет, но я все и так вижу. Я такая же травмированная, но нам никто, кроме нас, не поможет. Сами наломали дров, самим же разгребать.

Мне тоже сложно. Я часто думаю о своей жизни, и, как ни странно, даже когда уже все хорошо, хочется плакать. Нам надо это просто пережить, нужно время. 

— Ангел, поделись со мной.

Чувствую нежное поглаживание грубоватой ладони мужа. Сыночек спит. Прошло несколько дней, как мы дома. Дома.

Дом. В этом слове столько смыслов, но все они сходятся к одному – тепло. Тепло в теле, тепло в душе, спокойствие. 

Я сижу на диване рядом с Мишей, он обнимает меня, гладит по ноге. 

Приятно потрескивает камин, за окном метель, и впервые за столько времени я чувствую себя спокойно, хотя иногда меня одолевают воспоминания, как сейчас, и я не могу уснуть. Прихожу тогда к Мише, и мы вместе сидим у огня, разговариваем или просто молчим. 

— Я думаю.

— О чем?

— Как ты тогда понял, что я боюсь попасть в детдом?

— Ты сама мне сказала.

— И ты запомнил? Это же было в нашу первую встречу.

Вижу Михаила. Его глаза карие с зеленой радужкой сейчас поблескивают.

— Ты не раз об этом говорила.

—  Правда? Когда? Я не помню…

— Ты болела тогда. Я пришел проверить. У тебя была высокая температура. Ты тогда залезла мне на руки и плакала у меня на плече, боялась, чтоб тебя не забрали в детдом. 

— А ты что делал?

Сплетаю наши ладони, мне хорошо, когда Миша рядом. Спокойно, и тату его меня уже давно не пугают. Нравятся очень, как и он.

— Ну, успокаивал тебя, гладил по спине. Что бы я еще сделал? Ты же мелкой была. Дрожала у меня на плече. 

Опускаю голову. Я этого почти не помню. Помню только, что Миша приходил и что-то мне давал из лекарств.

— А потом приехал Толик и привез продукты.

— Тоху, значит, ты запомнила. Ну-ну.

— Миша, ну нет!

Щекочет меня, а я уворачиваюсь, но безуспешно. В один миг попадаю в крепкие объятия Михаила.

— О чем еще ты думаешь, девочка? Скажи.

— Не знаю. Обо всем.

Мы вместе смотрим на горящий камин. Пламя потрескивает, Миша обнимает меня, а я на ладони его смотрю. 

Все в шрамах. Жуткие просто порезы, намного страшнее, чем у меня на спине, и их видно, в отличие от моих. Я могу надеть любую футболку и все спрячу, но шрамы у Михаила на руках, и их ничем не скрыть.

— Не смотри, Ангел. Не надо. 

Опускает ладони, будто засмущавшись, натягивает свитер на них, но я останавливаю:

— Нет, Миш! Ничего. Все нормально.

Касаюсь его шрамов, а после осторожно целую его ладони, ловя потемневший взгляд Бакирова.

Прошла всего неделя, и мы осторожничаем. Каждый вечер мы вместе, я укладываю малыша спать, и мы остаемся наедине.

— Ангел, все нормально?

Кажется, Миша спросил это уже в десятый раз за сегодня. Я вижу, как он переживает за меня, а я за него и сына. Этот баланс, равновесие моей жизни было расшатано до ужаса, и мне сложно. Я не скрываю этого.

— Да. Мне просто нужно время.

— У нас для этого вся жизнь. Не торопись, Ангел. У нас очень много времени.

***

Каждый день как подарок, мы вместе, выбороли этот шанс, вот только воспоминания не дают мне покоя еще долгое время. Шрамы на спине зажили, а в душе их заживить намного сложнее.

Я боюсь первой близости с мужем после всего, и Миша это видит. Меня всю колотит, и он замечает, как я дрожу.

— Ангел, скажи – и я уйду. Могу все время спать в другой комнате. Да, мы женаты, но это тебя ни к чему не обязывает.

Ему тоже сложно, мы стоим друг напротив друга. В комнате полумрак, а мне страшно сделать этот шаг, помня о прошлом.

— Миш, я…

«Я боюсь тебя». Хочу сказать и не могу, а он и так все понимает, читает по глазам.

— Ты что, меня боишься, малыш?

— Да. Очень.

Киваю, слезы катятся по щекам. Я не хочу между нами секретов, и то, что было, не стереть ничем. Мы можем только новое построить, простить и идти дальше. Если я сейчас не сделаю этот шаг, страх всегда будет жить во мне.

Миша берет меня за руки. Вокруг очень тихо, сынок спит, поздняя ночь, а мы привыкаем друг к  другу. Вижу его шрамы на руках, боже, как же мы это вынесли.

— Прости меня, Ангел, прости, пожалуйста! Я не знаю, как мне жить теперь с этим.

В его глазах стоят слезы, теперь мы не стыдимся показывать чувства. Зато честно, зато так, как оно есть на самом деле.

Вытираю его слезы, мне самой невыносимо от этого, боль Михаила я всегда чувствую сильнее собственной. 

— Не плачь, любимый мой. Я простила тебя, правда. Мне просто сложно. 

— Мне уйти, Ангел? Скажи, чего ты хочешь.

В голове роятся мысли, а слов нет. Одни только слезы. Море, океан слез. Это было очень больно когда-то, я верила: прошло, но нет. Слишком мало времени, я думала, я сильнее.

— Ложись спать.

Миша целует меня в висок и отпускает руки, открывает дверь, чтобы снова уйти, а я бегу к нему и хватаюсь за его крепкий горячий торс, обнимаю, прилипаю к нему.

— Не уходи! Только не снова, прошу! Останься сегодня, Миш.

— Я так не могу, Ангел. Не могу уже видеть этот страх в твоих глазах. Застрелиться хочется каждый раз.

До него я была другой. Иная жизнь, и я совсем еще девчонка. Михаил Александрович показал мне любовь и перебил, как тростинку. А я что? Я им заболела. Я больна этой любовью, я больна им, и это не лечится.

—  Я не могу без тебя! Не могу, Миша.

—  Все еще не простила?

—  Простила, давно простила. Прошу, будь мне мужем по-настоящему! Я очень этого хочу. Пусть сегодня будет наша первая брачная ночь, которой у нас не было, пожалуйста!

Он тяжело дышит, упираясь кулаком в дверь, а после оборачивается и подхватывает меня на руки.

—  Я обожаю тебя, Ангел мой! Обожаю, девочка, слышишь?! Безмерно, безбашенно и навсегда. Хочу тебя. Хочу замаливать свои грехи, забирать их, выгрызать зубами. 

Касаемся носами, ласкаем друг друга, целуем, прощаем. Миша слезы мои собирает, а я за шею его сильную держусь.

— Все прошло. Я тоже тебя люблю, Миша. Безумно. Давай перевернем страницу. Иди ко мне.

Поцелуи становятся требовательнее, Миша стягивает с меня ночнушку, обхватывает мой сосок зубами, рычит, а я завожусь с полуоборота. Только с ним чувствую себя самочкой, сучкой, которая хочет самца.

Миша укладывает меня на кровать, широко разводит мне бедра, наваливается сверху. Гладит меня крупной ладонью по влажным складочкам, у него на руках тату, и, боже, да, это меня заводит.

Океан эмоций: от страха до трепета, от предвкушения до печали.

— Прогони. Последняя возможность.

Миша на локти опирается, а я лишь головой мотаю.

—  Нет. Я хочу тебя, покажи мне свою любовь.

Кажется, что Миша целует каждый сантиметр моего тела, доводя меня до состояния пластилина. Теплая, горячая даже, я купаюсь в его ласке, по телу бегут мурашки, которые муж то и дело провоцирует. Внизу живота приятно тянет. Я готова.

—  Я не могу больше… Миш, пожалуйста, – умоляю его, и муж приставляет к моим мокрым складочкам крупный эрегированный член, каменный просто, большой. Он входит медленно, заполняя до упора, а после сгибает мою ногу в колене, сильнее подстраивает под себя, проталкивает настырный язык в рот и начинает двигаться.

Боже, это так… сладко, эротично, беспредельно просто приятно. Я вторю его движениям, наши тело словно сливаются в этот миг, отвечаю на его толчки, мои возбужденные соски трутся о его волосатую грудь, и это еще больше распаляет.

Мы целуемся, кусаемся, рычим и стонем, заводим друг друга, доводим до безумия.

Я не знаю, сколько раз мы занимаемся сексом в нашу ночь примирения, помню, что у меня было пять оргазмов, и это было сродни наркотической эйфории. Если честно, понятия не имею, почему не беременею, потому что мы не можем насытиться друг другом до самого рассвета и совершенно не предохраняемся. 

Вот она – наша истинная первая брачная ночь. Мы с Мишей просто не можем отлипнуть друг от друга. Нежно и ласково, а после жестко и страстно, дико, практически как животные, соскучившиеся, голодные и дорвавшиеся друг до друга муж и жена.

Миша делает мне хорошо. Он опытный, хотя я вижу, что еще сдерживается, дает мне время, и я благодарна за это. У нас будут еще эксперименты в постели, но сегодня ночь примирения, и мы показываем друг другу, что, несмотря на шрамы, пережитые обиды и боль, мы все так же любим. 

Больной, бешеной любовью, и это не прошло. Наоборот, пламя разгорелось еще сильнее, и, кажется, на одном ребенке мы не остановимся.

—  Я хочу еще деток от тебя, – говорю уставшая под утро.

Миша улыбается, кладет крупную ладонь мне на голый живот.

— Значит, будем работать над этим.

Засыпаю под утро на руках у Миши. Я так теперь всегда сплю, мне нравится.
Отдыхаем, правда, всего час, пока не слышим детский плач.

— Богдан проснулся. Надо вставать.

— Я покормлю его, все сделаю. Отдыхай.

Миша оказывается хорошим отцом, хоть и сам из детского дома и не знавший родительской любви. Он заботливый, внимательный, даже Толик его подкалывает.

Часть 2. Страсть

Прошло больше года

—  Я хотела спросить кое-что, Миш.

—  Спрашивай.

—  Та кассета, помнишь?

—  Допустим.

—  Ну…

Стыдно, но я вообще-то не маленькая девочка. Миша делает со мной что хочет в постели, а я все еще стыжусь.

— Прямо скажи, что ты хочешь?

—  Я хочу тебе сделать минет.

На секундочку, мы завтракаем, и сейчас семь утра. Миша на работу собирается, Богдан еще спит, а теть Любы еще нет дома. Мы одни, а мне вот приспичило.

—  Хм, неожиданно, – заключает, улыбаясь и отставляя кофе.

—  У тебя много таких кассет, Миш?

— Достаточно.

—  И… что там еще есть?

—  А что ты хочешь? Ангел, давай смелее. Правду говори, что задумала. 

—  Я хочу все с тобой пробовать. Реально все.

—  Ну, значит, будем практиковаться. Можем начать сейчас. Иди сюда, – кивает, и я подхожу к нему, опускаюсь на колени. Миша чуть поворачивается, гладит меня по волосам. —  Ну, попробуй, что ты там хотела.

—  Я очень хочу, очень.

Его глаза становятся темными, и одним движением Миша оголяет мою грудь, стягивает кофточку вместе с лифчиком и опускает до пояса.

Он обхватывает мои соски, сжимает и прокручивает их между пальцев, заставляя меня загореться от возбуждения.

Трясущимися руками быстро расстегиваю его ремень и ширинку. Боже, какая же я распутная, и мне это нравится. Я хочу Михаила, хочу безумно. 

Облизываюсь, достаю уже возбужденный большой член из боксеров мужа и, прикрыв глаза, беру агрегат в рот.

Боже, это так приятно, заводяще и просто офигительно сладко! Миша рычит, одной рукой обхватывает меня за волосы, а второй за стол держится, пока я, точно возбужденная самочка, стараюсь сделать ему приятно и сама хочу этого просто до безумия.

Вот такое у нас доброе утро. Я делаю мужу минет, стону, пока Бакиров с силой держит меня, лаская шею, груди, теребя мои соски, которые и так уже стали дико чувствительными от его грубых пальцев. 

— Так хорошо?

Вынимаю член изо рта, вытираю губы от слюны. Миша тяжело дышит, довольно кивает и одобрительно гладит меня по щеке. 

—  Еще как, малыш! Кассеты будешь вместо сказки на ночь смотреть. 

Улыбаюсь, а он с легкостью подхватывает меня под попу и усаживает на стол. Разводит широко мои бедра и вклинивается между ними. Целует в губы и толкается в мою тугую мокрую промежность членом.

—  А-а-ай! – шиплю, все тело пылает, Миша кусает меня в ключицу, делая движения бедрами, заполняя, растягивая меня до предела.

—  Больно?

—  Нет. Нет, прошу, только не останавливайся!

Обхватываю крепче его бедрами, держусь за широкие плечи мужа, пока он берет меня прямо на этом столе. Мы забыли про завтрак, про время и вообще обо всем на свете.

 —  О да, да, Миша, Да!

Он ненасытный, да и я тоже. Его член становится больше, пульсирует во мне, и я чувствую, как мне до дикости приятно. Когда кончает в меня, сильнее прижимаюсь к мужу.

—  О господи, боже! Извините. 

Нас возвращает в реальность голос теть Любы, которая входит на кухню, а тут мы. 

—  А-а! – вскрикиваю, закрывая рот ладонью.

 —  Блядь!

—  Я ничего не видела! Вы молодая семья, делайте детей дальше! Я позже зайду, – кричит выходящая теть Люба, а я утыкаюсь носом Мише в грудь, пряча смущение.

—  Мы попались. Она нас видела.

—  Как школьники, блядь.

—  Как же стыдно.

—  Ну так стучать надо. Ангел, ты лучшая.

Миша гладит меня по волосам и целует. Через девять месяцев у нас рождается доченька Арина, которую мы зачали вот на этом самом обеденном столе. 

Часть 3. Друзья

Спустя еще год

— Тоха, что там у Гафара стряслось?

— Я не знаю, какую-то девочку привел. Она была вся в крови. Я ни черта не понял.

— Ладно, разберусь. Ментов не вздумай вызывать.

—Да понятно, нам хватит Психа.

— Как он там?

— Закрылся от всех. Сидит нелюдимый.

— Хорошо. На связи.

Отключаюсь и тут же набираю Крутому. От него тридцать пропущенных с утра, что на него не похоже.

— Что случилось?

— Бакир, помощь нужна. Это срочно.

— Вам всем срочно. Выкладывай.

***

— Привет, Тох, давно не виделись.

— Здоров, Сань. Да, два года, время летит. Ну че, как вы там?

— Сын родился совместный, живем. Ирка кулинаром заделалась. Я счастлив, брат.

— Рад за тебя. Ты по делам тут?

— Типа того. Завтра уезжаю. Заехал поздороваться. Какие новости?

— Да все по-разному, с переменным успехом. У Шаха тоже, кстати, второй ребенок родился. Сын. Поздравляли недавно. 

— О, рад за них с Катюхой. Слышал, Макс вернулся. Не знаю даже, остался или нет.

—Да, видел его в городе мельком. Где-то шатается.

— И как он, изменился?

— Да, возмужал, боец прям. Служба в спецназе пошла ему на пользу.

— Как он там один?

— А кто тебе сказал, что он один?

— А что, нет?

— Я не знаю. Если и есть у него кто, он ее никому не показывает. Максик умный, не лезет на рожон, хотя… по моему опыту это не помогает.

— Так, может, еще раунд? Он тогда так за Линкой бегал. Может, все еще сохнет по ней.

— Да не, у Ангелины уже дети, так что к ней реально страшно подходить. Взрывоопасно, а то папа Миша придет и яйца под корень оторвет любому, кто не так на его Ангела посмотрит.

— Аха, боже, Бакир все еще дико ревнует ее?

— Да. Ты Линку видел? Она еще больше расцвела после рождения дочери. Я бы тоже с ума сходил от такой жены. Он однолюб, и Миша Линке очень верен, так что там больная история. Лезть к ним нельзя, только издали смотреть и Бакирова не злить. 

— Ну да, кто бы сомневался! Наш секрет в силе, Тох?

— Конечно. Сказал бы сразу, что приехал разузнать ситуацию. Все нормально, Саня, живите у своего моря и не маячьте тут.

— Как они там вообще?

— Живут. Бакир в бизнес ушел, в политику ему дорога заказана, спасибо Гафару. В клубе почти не мелькает, да и некогда ему. Дети-пеленки, Ангелина же на врача учится, клинику кардиологическую Бакир ей построил, денег не жалеет на нее, вырастил кардиолога, что называется.

— Так, а счастье там есть? Он эту девочку столько раз ломал. Они хоть не грызутся больше?

— Счастье любит тишину – знаешь такое?

— Тох, не учи ученого.

— Ну так чего спрашиваешь тогда? Есть там счастье, через край бьет, но они никого к себе не пускают.

— И правильно делают. А Беркут как?

— Какой именно? Их расплодилось до хренища просто. Кажется, одна даже девчуля есть. Психопатка чертова. Беркутова. У них, как я понял, это в роду.

— Ну, малого я не знаю толком, а старший Виктор, как я понял, на зоне все еще. Как Стас?

— Слушай, я тебе не бабка базарная для сплетен. Позвони ему сам и спроси.

— Так я звонил, он не берет трубку. Интересно, почему?

— Потому что у Стаса там пиздец что творится. Не до звонков ему ни разу.

— Я понял. А как в целом в клубе?

— Как видишь, полностью отстроили, Бакиров дал еще деньжат, теперь даже лучше стало, сделали большой танцевальный зал, сцену большую. Я уже набираю новеньких.

— Толь, а как Люда? Ей лучше?

— Нет, хуже. Намного. Ничего не помогло. Я бы сердце свое отдал, а она сказала, что оно мне еще пригодится, когда буду один растить наших детей.

Часть 4. Папа Толик и Папа Миша

— Брат, держись! Мы с Ангелом рядом, всегда на связи. В любое время, понял?

—Да. Спасибо.

У Тохи беда: жена Людмила умерла. Она боролась с раком больше двух лет, но в итоге все равно не выдержала, сгорела. Тоха почернел от горя, закрылся, забросил работу. Не могу сказать, что он однолюб, он раньше всех нас женился, да и отношения с женой у него были нормальными, если не учитывать того, что Тоха Людмиле регулярно изменял.

Я не верил в его брак, но ничего не говорил против. Не маленький, и мы уже не те детдомовские пацаны, чтобы я тянул его, вот только поведение Тохи мне не нравится.

Уже неделя прошла, он бухает по-черному, не выходит на работу, тогда как дома у него двое малолетних детей. Девочки-близняшки. Блондинки – копии Тохи.
Ангел уже просила проверить их, черт, надо было раньше, потому что Тоха не вывозил. Вообще, он самый адекватный и спокойный из нас был. Вот только жену спасти не смог, и это его сломало, искорежило, обозлило.

На вторую неделю Тоха так и не очухался. Я нахожу его на полу в гостиной. Весь бледный, то ли судороги, то ли просто ревет. Хватаю его за шиворот и затаскиваю в ванную под ледяной душ. 

— Тоха, мать твою, какого ты так нажрался?! Приди в себя! Ну же! 

— Отвали… Мне плохо. Отвали от меня.

— У тебя дети малолетние, соберись! Или хочешь, чтобы они, как мы, по детдомам шатались? Тоха, ну че ты делаешь, а?

— Ее нет. Я не смог, брат. Люды больше нет! 

Ему херово, кожа аж синюшная стала, быстро проверяю руки. Не наколот, но все равно невменяемый. Просто, блядь, никакущий, глаза закатывает. Черт. 

— Толик, посмотри на меня! Ей уже было не помочь, мы сделали все, что могли! 

— Я ей изменял, это мое наказание. Боже.

— Ты не виноват, Тоха! Что с тобой, что ты принимал, колеса?!

— Да… да, блядь, я хочу сдохнуть!

— Дебил, у тебя дети за стеной! Куда делась нянька? Она же была. Где, блядь, твои помощники, мать твою, на хера ты их выгнал?!

— Они плачут! Мамку зовут, а ее нет! Мне никто не нужен. Я сам… сам с детьми умею.

— Да я вижу. Тоха, черт, не отключайся. Иди сюда.

Выхожу из ванной, держа Тоху, кладу его на диван, звоню в скорую и Игорю,  который приезжает довольно быстро. Тоху сразу увозят в наркологическое. Из детской в гостиную выходят две девочки, которые видят весь этот пиздец.

Трехлетки, маленькие близняшки, они меня знают, вот только я все равно чужой дядя для них. Мамки нет, а папка дал дуру с горя.

— Здоров, малышня. 

— Привет, дядя Миша.

— Куда папу забрали?

— В больницу.

Я их плохо различаю, так как они жутко похожи. Та, что на пару минут старше, — это Вика, а вторая маленькая — Маша. Обе на Тоху дико похожи, только волосы светлые, как у Людмилы были.

Приседаю на корточки, вижу, что они напуганы.

— Не бойтесь, я папин друг, вы же меня видели сто раз уже. Вы ели сегодня что-то? 

— Нет. Папа сидел и плакал.

— Я тоже кушать хочу.

Они же голодные, блядство, Толик! Не знаю, куда их нянька подевалась, Тоха не справился, хотя кто бы справился? Я бы, наверное, просто застрелился.

— Позови папу, Миша.

— Девочки, папа заболел.

— А мама?

— Мамы нет больше. Поехали со мной. Я и моя жена позаботимся о вас, пока папке лучше не станет.

— Я хочу к маме. Мамочка!

Та, что меньше, начинает рыдать – ну вот, приехали.

— Иди сюда. И ты тоже.

Беру их обеих на руки и выношу из дома. Благо живем мы от Тохи не так далеко.
Когда приношу детей домой, Ангел даже не удивляется. Она все понимает.

— Я знаю, тебе и так тяжело с двумя, но я не смог их бросить. Любовь будет помогать.

— Ты все правильно сделал, Миш. Как Толик?

— Плохо. Он нажрался какой-то наркоты. Похоже, его сильно занесло, я профукал. Надо было сразу его брать под контроль, я не предвидел, что он так сорвется.

— Боже… бедный Толик. Игорь в курсе?

— Да. Он забрал уже его, дальше будет разбираться.

— Я поняла. Хорошо. Так, малышки! Идите ко мне.

Старшая подходит, а маленькая жмется в углу, смотрит то на Ангела, то на меня. Дрожит. Плачет.

—  Машенька, не бойся. Все хорошо. Девочки, мы с дядей Мишей временно вас к себе взяли. Папа скоро поправится, и вы будете с ним.

— Нет! Я хочу к маме! Мамочка! Мама!

— О боже, маленькая, иди сюда.

Ангел берет Машу на руки, Вику тоже прижимает к себе. Наверное, большего сердца, чем у моей жены, просто не бывает. Настоящий Ангел, я даже не сомневался, что она их примет как своих, огреет, приютит. Тоха мне как брат родной, он даже в самый пиздец жизни меня не бросал, и я его не брошу в беде, помогу, подлатаем.

В гостиную залетает Бодя. Он, конечно, меньше этих двух копий, но бегает – хрен догонишь его. Все говорят, на меня похож, да я и сам вижу, особенно когда малой не хочет идти в сад и торгуется со мной, выдвигая аргументы, почему дома с мамкой лучше.

Я знаю, сынок, с мамкой лучше, чем везде. Мы первые месяцы с Ангелом вообще отлипнуть друг от друга не могли.

Ариша еще совсем маленькая, Ангел грудью ее кормит. Я первый раз как увидел, просто обалдел. Ничего прекраснее в жизни своей не видел, захотелось сразу третьего сделать, Ангел засмеялась: успеем еще. Учеба ее чертова закончится, и тогда точно пойдем за третьим.

— Па-апа!

Бодя прибегает ко мне, прилипает, поднимаю его на руки.

— Здорово, богатырь. Какой ты тяжелый уже!

— Мам, это кто?

— Это детки Толика и Люды. Ты что, забыл? Они были на твоем дне рождения, на крестинах Арины. 

Бодя хмурит черные брови.

— Они тут надолго?

— Сынок, девочки будут жить с нами, так что давай иди покажи им игрушки.

— Я не буду показывать им свои игрушки!

— Богдан!

Мне обычно хватает на него одного взгляда, хотя чем старше сын становится, тем больше я вижу в нем свою точную копию и этот характер взрывчатки. Боже, он точно такой же, как и я был в детстве. Никому не подчиняется, упертый и своевольный, хотя и после детства эти черты не прошли, а только стали крепче.

— Папа, я не хочу делиться игрушками. Они только мои. 

— Богдаш, не жадничай. Иди сюда.

— Ну, мам!

Все слышим детский плач. Ариша проснулась.

—  Я разберусь, – отвечаю и иду в детскую, где беру на руки свою крошечную зеленоглазую малышку в памперсе. Вот тут уже я постарался, дочь на Ангела похожа, хотя волосы черные мои. 

***

—  Спасибо. Так, сынок, покажи девочкам, где у нас кухня.

 —  Направо, прямо, налево. Легкотня вообще. Не заблудятся, – бубнит. Как же он похож на Мишу, невероятно просто. Мой маленький мишка, вредный, упрямый, но безумно ласковый, любимый.

—  Девочки, идем, у меня есть вкусный обед для вас.

Они еще совсем маленькие, Вика более смелая, а Маша тихая, я сразу учусь их различать. Дети голодные, и, пока Миша с Аришей, я усаживаю их за стол, Любовь помогает с обедом.

—  Линочка, а если Толику не станет лучше, что с детками будет?

—  Теть Люб, Толик справится, это же Толик! Я уверена, а девочки в любом случае будут под нашей защитой. Мы никому с Мишей их не отдадим, только Толику, когда он отойдет от горя.

—  Молодцы! Вот супчик. Налетай, детвора, и ты тоже, Лина. Покушай, вот чай зеленый. Пей, тебе для молока надо.

—  Спасибо за помощь. Что бы я без вас делала, теть Люб. Вы не устаете?

—  Да я еще ого-го! На пенсию рано, мне с вами веселее. Третьего буду еще вашего нянчить, вот увидишь.

Улыбаюсь: не знаю, когда это будет. У меня учеба и, кажется, теперь четверо детей. Хоть малышки Тохи не мои, все равно они мои крестницы, я обещала Люде, что, вдруг чего, мы о них позаботимся и за Толиком тоже присмотрим.

Мне очень жаль Толика. Какие бы беды мы ни переживали, он всегда был рядом, помогал, даже защищал меня.

Я не буду судить Толика за его поведение в браке, но Люду мне очень жаль, его и их деток тоже. Семья быстро распалась, и теперь эти две малышки испуганно жмутся друг к дружке. Хорошо, что они уже практически самостоятельные, так что будет несложно.

Вика кушает нормально, Богдаша тоже, а Маша даже не прикасается к еде.

— Машуль, тебя покормить?

—  Я хочу к маме. Где моя мама? Где папа?

Сердце кровью обливается, но я натягиваю улыбку. Они маленькие, ну что я им объяснять тут буду. Не хочу, чтобы они расстраивались.

—  Иди ко мне на ручки.

Усаживаю Машутку на руки и кормлю ее. Богдан тут же реагирует, подходит, кладет голову мне на колени. Он жуткий просто ревнивец, и да, есть в кого. Он едва Аришу принял, только когда Миша объяснил ему, что это сестричка и родная кровь, которую надо защищать, тогда успокоился.

—  Я тоже хочу на ручки, мамочка!

—  Сынок, Машенька плачет. Давай мы ее поддержим. И Вику тоже, да, Викуль? Иди сюда.

Собираю их всех, как птенцов, чувствую себя многодетной мамой, и, как ни странно, мне нравится. Дети мне не в тягость, вот только учеба забирает очень много времени, а планы по карьере не сулят в скорости третьего ребенка уж точно.

Миша входит с агукающей Аришей на руках. Бакиров каким-то магическим образом действует на дочь, и, когда говорит своим басом, Ариша сразу успокаивается.

— Порядок?

—  Да, обедаем. Садись тоже поешь. А у вас?

— Проснулись. Давай меняться, Ари проголодалась.

В общем, мы с Мишей приспосабливаемся. Вечером отзванивается Игорь, Толику вроде как лучше, если это вообще возможно в его состоянии, но он как минимум месяц будет в больнице, пока будут вымывать эти наркотики из него и приводить в чувство.

Что будет дальше, я не знаю, но о детках Тохи мы позаботимся, я же крестила их, они и так мои перед богом.

 В этот день Миша остается дома и не уезжает на работу.  Мы вместе организовываем спальные места для девочек, благо детская большая, кажется, муж что-то предвидел.

—  Мам, они что, тут будут спать?!

Богдаша никак не унимается. Ему сложно привыкать к новому. Он к Арине с трудом привыкал.

—  Да. Вам будет веселее. Твоя отдельная комната скоро будет готова. Подожди немного, сынок.

—  Нет! Я не хочу, ну-ка, верните их обратно! Я сказал – нет! 

—  Богдан, перестань! Слушайся маму!

Миша меняет интонацию, сын подчиняется. Не знаю, что будет дальше, но пока это работает, однако Богдан очень добрый. Он если привязывается, то это навсегда. 

—  Ладно, но пусть спят рядом с Ари и не плачут!

—  Так возьми игрушки и поиграйте вместе! Давайте. Ты же мальчик, вот будешь их всех защищать теперь. 

Нахмурившись и тяжело вдохнув, Богдаша сгребает свои игрушки и несет к девочкам, выгружает все это на пол. 

— Вот. Можете брать, но осторожно! Ничего мне не ломать!

— Интересно, в кого он такой?

Подхожу к Мише и, поднявшись на носочки, целую его в шею. Он тут же отвечает, гладит меня по щеке, опасно улыбаясь.

—  Сам не знаю. Наверное, в тебя.

—  Ну-ну. Он твоя вылитая копия! Характер один в один! И внешность тоже! 

—  Не нравится?

—  Нравится. Я люблю медведей.

—  А я ангелов люблю. Ари вся в тебя. Особенно изумрудные глазки.

—  Но характер твой.

—  Ладно, не спорю, мой определенно.

—  Знаешь что, Миш?

— Что?

—  У нас получаются прекрасные дети.

—  Это приглашение?

—  Это намек.

—  Ангел, укладывай детей и приходи ко мне.

—  Будем смотреть кассеты? – усмехаюсь, поднимая бровь. Миша сразу понимает, в уголках его глаз пролегают дьявольские морщинки от улыбки.

—  Я тебе получше практику покажу. Такого нет на кассетах. Цензура не пустит.

—  Даже не сомневаюсь.

Внизу живота приятно тянет, соски трутся о бюстгальтер от предвкушения. О да, это будет жаркая ночь.

Часть 5. Любовь и медведи 

Прохожу в спальню, Миша, видно, только что из душа, приглашающе проводит по постели. Я же в одной только ночнушке на голое тело. Волосы распустила, они темным облаком спадают по спине. Ни грамма косметики, но капля духов на запястье и шее. Зеленое яблоко. Бакиров обожает этот запах, купил мне целый ящик этих духов. 

—  Ждали, Михаил Александрович?

—  Проходи, садись.

—  И что вы будете со мной делать?

Улыбаюсь смущенно, хотя дико колотится сердце от предвкушения и приятно тянет внизу живота. Миша очень красивый, здоровый, брутальный, опасный, и он мой. В спальне мы можем делать друг с другом все, что заходим. Реально все, похлеще всяких там кассет.

—  Смотря как ты себя вела. Ты была хорошей девочкой сегодня?

Подхватываю игру. О да, это будет приятно.

—  Нет, плохой.

—  А ты знаешь, что я делаю с плохими девочками?

—  Нет. Даже не представляю.

Невинно хлопая глазками, нечаянно поддеваю край ночнушки, оголяя бедро и видя, как муж сглатывает от предвкушения. 

—  Закрой дверь, Ангел. Плотно.

Делаю, как он говорит, и усмехаюсь:

—  А что такое, Михаил Александрович? Боитесь, что кто-то услышит?

—  У нас детей полный дом. Мне нужно пространство.

—  Интересно, для чего?

—  Наказывать буду свою плохую девочку.

—  М… кажется, медведь разозлился.

—  А ты по лесу не гуляй.

—  А я вот вышла на прогулку. 

—  Не боишься?

—  Чего?..

Отворачиваюсь к двери, все тело трепещет. Так мы еще точно не играли.

— Ай!

Вскрикиваю, когда  Миша подходит и сгребает меня крупными руками, точно добычу. С силой прижимает к себе и рычит на ухо:

— Того, что тебе навстречу выйдет голодный похотливый медведь?

Разряд тока, и адреналин безумно стучит в висках, Миша разрывает на мне ночнушку и вжимает в себя, его ладони бесстыже накрывают мои груди, а коленом он разводит мои бедра.

Сладко и страстно, опасно, пикантно даже.

—  М-м-м… Что же это за медведь такой дикий?

—  А он бешеный. И он адски хочет свою зеленоглазую малышку, он хочет тебя, Ангел.

Резко разворачивает и спиной вжимает в дверь, набрасывается зверем на губы, терзает, проскальзывает языком в рот. 

Я не пасую, ухватываюсь за его шею, а Бакиров за попу меня хватает, вжимает в дверь и входит в меня. Резко, одним мощным толчком таранит каменным членом. Горячий, большой, опасный. Мой дикий медведь, мой бандит, любимый Михаил Бакиров.

Мы любим друг друга до утра, оторваться не можем. Дети спят, а мы как те звери ненасытные, и, кажется, скоро я пойду в декрет снова.

—  Вот эти игры до добра не доведут.

—  Почему?

—  Потому что у меня такое ощущение, что мы сделали еще одного медвежонка сегодня.

Лежу у мужа на плече. Мокрые, уставшие, довольные. Держимся за руки.

—  Это хорошо. Я старался.

Улыбается опасно: все то он знает. Вспоминаю одно стихотворение и улыбаюсь. Так тоже бывает.

—  Я очень люблю тебя, Миша.

—  Я очень люблю тебя, Ангел мой.

«С тобой я самая верная,
С тобой я самая лучшая,
С тобой я самая добрая,
Самая всемогущая.

Щедрые на пророчества
Твердят мне:
— Счастье кончается!

А мне им верить не хочется,
Мне их слушать не хочется,
Ну их всех!

Ничего не кончается –
Так иногда случается!» 

(просторы интернета)

________

С чего все начиналось у Ангела и Михаила:

Покровитель для Ангела

Покровитель для Ангела. Собственность бандита

Покровитель для Ангела. Невеста бандита

Другие упомянутые герои цикла:

История Шаха  «Лялька. По волчьим законам» 

История Стаса «Сделаю взрослой»

История Лешего «Хозяин моей жизни»

Конец

С любовью,

Екатерина Ромеро