Вильма заставляла свою норовистую лошадку ступать вперёд осторожнее, то и дело натягивая поводья. Эта часть леса когда-то была замковым парком. Совсем недавно, когда Вильма была ребёнком, здесь можно было пронестись галопом, теперь же местность стала едва проходимой и неумелый всадник рисковал сломать ноги не только лошади, но и себе.

Вильнув, тропинка круто забрала в сторону и открылся потрясающий вид на белый замок, возвышающийся с пригорка. Он выглядел так, будто был не построен, а нарисован кистью художника. Розовые кусты буйно разрослись вокруг, создавая впечатление, что его подножие окутано алым облаком или багровыми языками пламени.

Вильма знала, что при приближении сказка развеется, подобно туману под резкими порывами ветра. Стоит войти на территорию замка, как увидишь руины, закопченные беспощадным пламенем, уничтожившим когда-то Замок Роз. Пожар был такой силы, что байками и преданиями о нём до сих по пугают непослушных ребятишек, а слава об этом месте держит людей на расстоянии лучше любых оград.

Среди местных руины пользуются дурной славой – говорят, эти земли прокляты. Вильму никогда не пугали страшные сказки – напротив, с детских лет они очаровывали её. Любые мистические истории полны тайны, а тайны требуют разгадки. Хотя в полночь, при свете луны, она бы сюда сунуться не посмела.

Тропинка всё больше сужалась, переплетающиеся между собой одичавшие кусты роз превратились почти в непроходимое препятствие.

Вильма, спешившись, привязала верную белогривую подружку к одному из гибких кустов ив и двинулась дальше пешком. Крючковидные, острые шипы, усеявшие стебли душистых цветов, норовили вонзиться то в руки, то в пышную юбку, заставляя увёртываться от их злобной хватки.

Услышав нежные, высокие звуки музыки, девушка замерла. Сердце оледенил страх. Неужели это призрак Печального Лорда явился ей? Молва как раз приписывала ему виртуозное владение арфой. Чудным голосом и прекрасным лицом пленил он когда-то сердце принцессы до такой степени, что та отважилась сбежать прямо из-под венца, оставив жениха, которого избрал для неё отец-король.

Влюблённые нашли приют в этом прелестнейшем из мест Рении. Среди белого мрамора и роз обрели они своё, пусть такое не долгое, но счастье. Как и многие истории о любви эта тоже закончилась печально. Королевские стражники настигли влюблённых и – сожгли. Надгробием для любовников стали травы, алые розы да белые, опалённые пламенем, камни, превратившиеся в оплывшие столбы.

Любовь – счастье –смерть… Как грустно и сладко думать об этом! Люди помнят только ту любовь, что взлетает к самой высокой точке и… обрывается? Останься живы Печальный Лорд и Прекрасная Принцесса, кто знает, как сложилась бы их судьба? Но жуткий конец увековечил их в веках.

Пролетевший порыв ветра остудил кожу и Вильма, тряхнув головой, решительно продолжила путь, расталкивая, порой разрывая перед собой препятствие из тонких лоз с острыми шипами. Ещё чуть-чуть и идти станет легче.

Продвигаясь вперёд, Вильма раздумывала о том, что не готова страдать и красиво умирать, пусть даже ради самой прекрасной любви. Ей хотелось долго жить и быть счастливой. А сказки?.. Ну, на то они и сказки: как белые замки издалека – лучше не приближаться.

Музыка не только не стихла, теперь звучала даже громче и явственней.

Могут ли призраки являться при свете дня? В легендах и балладах всегда говорилось о лунных лучах, грозах и полуночи.

Безопасней и разумней было бы тихонько повернуть назад и, вернувшись к своей резвой лошадке, умчаться прочь, восвояси, теряясь в облаках поднятой на дороге пыли. Но данный вариант не просто не был принят к сведению – он даже не возник в белокурой головке Вильмы, нацеленной на поиски приключений. Прикрывшись Чарами Невидимости, она крадучись двинулась вперёд, ведомая звуками музыки.

Каждый звук, подобно хрустальной капле, падал на сердце и брал за живое – за душу.

В краю луны цветут сады

Прекрасно-алых роз.

Их строен стан, их нежен вид

И трогает до слёз

Воспоминаньем о любви

Сгоревшей, как закат.

Нам горизонта не достичь!

И кто в том виноват?

Прекрасный Лорд отважен был

Храбр, ловок и силён.

Но королевской воли злой

Не смог перечить он.

Крепка броня, стрела звенит

На тетиве дрожа.

Сильна любовь, но не сильнее

Острого ножа.

Отец вернул беглянку дочь

И в цепи заковал.

А через год уже другой

Уста ей целовал.

А что осталось от души

Прекрасной Девы той?

Кто знает? Слезы лишь вода!

Вода течёт рекой…

В краю луны цветут сады

Прекрасно-алых роз…

Молодой человек сидел на останках лестницы, окружённый рассыпавшимися, подёрнутыми мхом, камнями, и играл на арфе, меланхолично перебирал струны пальцами. Он явно был благородного происхождения – крестьяне в их краях так не одевались. Рубашка с длинными рукавами, стянутыми у узких запястий, была из алого шёлка, с богатой вышивкой у ворота. Его блио, тоже из шёлка, только чёрного, было застёгнуто пряжкой из драгоценных камней.

Незнакомцу было немногим больше двадцати лет и Вильма подумала, что он настоящий красавчик: широкоплечий, узкобёдрый и высокий. Чёрные волосы свободно спадали до плеч, перехваченные у висков серебристым обручем. О его острые скулы можно было порезаться, а длинные ресницы не могли пригасить яркую синеву взгляда. И лишь бледная фарфоровая кожа неестественно контрастировала с чёрными прямыми волосами.

Арфа, издав нежное, протестующее треньканье, стихла – до Вильмы вдруг дошло, что пробирающие до дрожи синие глаза смотрят на неё. Незнакомец рассматривал её так же пристально, как и она – его.

– Кто ты? – спросил он.

ГЛАВА 2

Вильма знала, что она красива. Её платиново-белые, будто сотканные из лунного серебра, волосы, напоминали о ночных духах – тех, что, по преданиям, являются к мужчинам во снах и лишают их силы и разума. В любой толпе, благодаря этим необычным волосам, девушку легко было отыскать, выхватить взглядом, если только она не скрывалась под Чарами Невидимости. Свой необычный цвет волос, как и магический дар, она унаследовала от отца, представителя расы хайримов, заклинателей стихий и духов, провидцев и чародеев. От него же были у неё необычные, фиалковые глаза.

Незнакомец, судя по выражению лица и взгляду, успел отдать дань необычной внешности Вильмы, взирая на неё с немым изумлением – невольно начинаешь недоумевать, если там, где минуту назад ничего не было, кроме камней и мхов, вдруг, прямо из воздуха, материализуются прекрасная девица.

Вильма не смогла подавить смешок:

– Я прекрасный призрак Прекрасной Девы. Ваши песнопения потревожили мой покой, о, юный трубадур, – нараспев проговорила она. – Я пришла взглянуть, кто орошает заброшенные руины чудесными звуками… это ваша арфа? – сменив тон, буднично спросила она.

– Странный вопрос, – прищурился незнакомец. – Конечно, моя. Стал бы я играть на чужой арфе?

– По-настоящему странен тот, кто решает петь в проклятых развалинах. Что за фантазия тащить с собой в такое место музыкальные инструменты?.. Арфа же тяжёлая!

Незнакомец улыбнулся. Улыбка у него была красивая.

Отставив арфу в сторону, он поднялся и отвесил нарочитый поклон:

– Простите, что нарушил ваш покой, Прекрасная Дама. Надеюсь, моя песня пришлась вам по душе?

– Ну, не знаю… в целом она очень… мелодичная и поэтичная. И у вас красивый голос.

– Благодарю.

– Не стоит благодарности.

– Позволю себе с вами не согласиться. Бродячим трубадурам всегда требуется награда.

Вильма похлопала длинными ресницами:

– Место для заработка вы выбрали не самое удачное. В этих краях вас разве вороны чем одарят?

– Вы не похожи на ворону.

Незнакомец, скрестив руки на груди, прислонился плечом к стене. Словно ненароком он перекрыл Вильме путь к отступлению, закрывая собой проход. Это не укрылось от её внимания, но вида она не подала, хотя внутренне насторожилась.

– На кого же я похожа?

– На белого кречета.

Вильма обиженно поджала губы. Она всегда считала себя нежной, а кречет как бы не слишком милая птица.

– Летаешь ты так же быстро, как он? – прищурился незнакомец. – Если я тебя поймаю, красавица, то возьму плату за свою песню поцелуями.

–Не много ли хочешь, певец?

– Брать нужно либо всё, либо ничего, иначе – какой смысл?

Во время их короткого диалога он медленно наступал, она – пятилась.

– Мои поцелуи стоят дорого. Сладкой песенкой их не купить.

– Не обесценивай то единственное, что есть у несчастного трубадура.

Незнакомец казался каким угодно, но не несчастным. Ему явно нравилась эта игра в охотника и в добычу. Впрочем, Вильма тоже была сыграть не против.

Ей приходилось целоваться с парнями раньше. Иногда это было смешно и нелепо, пару раз совершенно неприятно, но, случалось, поцелуи дарили щемящее, ни с чем несравнимое чувство неги. Самое странное, что по внешности мужчины никогда не угадаешь, как он на самом деле целуется. Самый нежный поцелуй на памяти Вильмы подарил молодой рыцарь, немногим старше её самой, один из первых задир, а самым грубым оказался один из отцовских пажей-чашников, с виду похожий на переодетую девицу.

– Немногое? – выразительно приподняла Вильма бровь. – У тебя серебряная арфа, шёлковые одежды, драгоценные перстни почти на всех на пальцах – неплохо нынче платят трубадурам! Думаю, на самом деле никакой ты приманиваешь доверчивых путников сладкой песенкой и промышляешь грабежом.

– Ты меня раскусила!

Незнакомец попытался её обнять, но Вильма ловко уклонилась, змеёй выскользнув из его рук и весело засмеялась оттого, что юноша выглядел раздосадованным.

– Думаешь, так легко поймать Прекрасную даму?

– Трудная добыча больше ценится!

Он вновь попытался её поймать. Вильма, быстрая и проворная, как птичка, подхватив длинные юбки, метнулась в тень пролома и мгновенно набросила на себя чары Невидимости. Молодой человек, последовав за ней, застыл в растерянности, внимательно оглядываясь по сторонам, пытаясь сообразить, куда делась беглянка.

Вильма, не шевелясь, старалась дышать как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия. Кажется, её затея удалась! Теперь дело за малым: незаметно и неслышно дойти нырнуть в ближайшие заросли диких роз и – прощай, загадочный певец!

Даже обидно, что всё так быстро кончилось…

– Попалась!

Руки, неожиданно сжавшиеся на её плечах, были горячими, пальцы – неожиданно жёсткими. Чары соскользнули с неё в тот же миг, как незнакомец поймал её.

Вильма изумлённо охнула.

– Нет!

– Да! – довольно засмеялся он, толкая её к широкому стволу вяза, разросшемуся посреди того, что некогда было комнатой. – Я тебя поймал.

– Ты не...

– Не стану извиняться. Обещаю, в итоге мы оба останемся довольны.

Вильма рассержено забилась в его руках, бесполезно пытаясь вырваться.

– Тише, птичка. Не бойся. Я тебя не обижу.

Он держал Вильму крепко, но при этом ни одним движением не причинил боли, даже случайно.

– Всего один поцелуй.

Она замерла в его руках, всем телом, каждой клеточкой чувствуя странный ток и притяжение, что исходило от незнакомца. Шёлк под её ладонями был прохладный и гладкий, мышцы под материей – твёрдыми, как камни. Горячие камни.

– Всего один, – согласилась она, и не двинулась с места, замерев в кольце его рук, с замиранием сердца предвкушая поцелуй.

Его дыхание слабым ветерком коснулось её губ, а потом она ощутила их вкус. Губы незнакомца были гладкими, как шёлк и твёрдыми, как сливовая кожица.

Первое прикосновение напоминало вежливое знакомство. Он был осторожен, как осторожен бывает охотник, опасающийся преждевременной стремительностью спугнуть свою добычу, заставив её сорваться в бега. А потом Вильма почувствовала себя воском, оставленном на солнце, когда первые лучи несмело разогревают верхний слой, но вскоре ласковое их скольжение сменяется зноем; воск топится и тает – тает, делаясь послушным, гибким, мягким, липнущим к рукам.

Она подставляла губы под его поцелуи, запрокидывая голову, каждую минуту опасаясь, что незнакомец отстранится и всё закончится. Ощущения были упоительны, хотелось, чтобы они длились вечно.

Ей не хотелось большего – ей вполне достаточно было того, что есть.

Разум вернулся к Вильме только тогда, когда руки незнакомца жадно сомкнулись вокруг её талии, прижимая к себе столь близко, что она почувствовала, как нечто твёрдое сквозь ворох материи прижимается к самому сокровенному её месту.

– Отпустите! – отшатнулась она, краснея.

Незнакомец подчинился мгновенно и безоговорочно.

– Не бойтесь. Я же сказал, что не обижу вас.

– А я и не боюсь. Вот ещё!

– Меня вам бояться не стоит, но разумно ли такой красивой и юной девушке разгуливать вот так одной?

– Не разумно, – легко согласилась Вильма.

Она редко возражала против очевидного.

– Я могу за себя постоять.

– Вздумай я всерьёз посягнуть на вашу честь или жизнь, вы бы уже расстались и с тем, и с другим.

–Вы переоцениваете себя недооцениваете меня.

Вскинутая бровь и саркастическое выражение лица явно демонстрировали сомнения в её словах.

– Ладно, сладкоголосый трубадур, как бы мне не нравились твои поцелуи и песни, пора прощаться.

Вильма, сделала вид, что, сделав неосторожный шаг в сторону, поскользнулась. Незнакомец, естественно, попытался по-рыцарски поддержать свою «даму», за что и получил предательскую подсечку под ноги. И пусть вышло не так хорошо, как она рассчитывала, у певца оказалась сноровка бойца и сбить его с ног даже неожиданностью и внезапностью не получилось, всё-таки хватку о на миг ослабил. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы схватить с земли песок и бросить ему в глаза.

Ответом был поток не совсем приличных ругательств, но вслушиваться в них Вильма не стала, со всей прытью газели ломанувшись в первые попавшиеся заросли. На ходу набрасывая на себя Чары Невидимости и оставляя за собой отталкивающий, морочащий след – наполовину иллюзию, наполовину внушение в том, что догонять её нужно совсем в другом направлении.

Красавчик ругался почти так же классно, как пел!

Интересный молодой человек. Может быть, ей повезёт, и они ещё встрется?

ГЛАВА 3

– Где тебя черти носит, чертовка?!

Констанс Бёрш всегда отличалась внушительными габаритами и железной хваткой. Даже бойцовые псы, с которыми в замке охотились на волков, рысей и медведей – твари, отличающиеся наисквернейшим нравом отнюдь не робкого десятка зверюшки, проявлявшие покорность только из-под палки и на поводке – и те пасовали если на их пути вставала эта женщина. Даже отъявленные задиры-наёмники, нанятые отцом специально для охраны родового замка, из тех, кто продаст родную матушку и собственную шкуру за лишний золотой, даже эти закалённые, много повидавшие в жизни люди, предпочитали с Констанс не связываться. Себе дороже. Лучше уйти с дороги, улизнуть.

У Вильмы шанса улизнуть не было. Констанс пришла по её душу и, судя по всему, эту самую душу она искала последнюю пару-тройку часов, что совершенно не улучшило её настроение. Неотвратимая, как судьба, грозная, как палач, Констанс надвигалась, словно вражеский флагман под всеми паруса.

– Я спрашиваю, юная леди: где ты была?

Вильма выпрямилась во весь свой рост, не слишком, признаться, внушительный. Пусть Констанс грозна, но и она – не котёнок. И вообще, госпожа здесь именно она!

– Я всё ещё жду ответа, – Констанс уперев руки в бока, грозно взирая на девушку.

– Ты забываешься, женщина! В этом замке хозяйка я, и я не обязана держать ответ перед служанкой. Ой!.. – визгнула Вильма, когда одна тяжёлая длань развернула её на месте, а вторая увесисто приложила по её лилейному заду. – Да как ты смеешь?!

Констанс смела. Ещё пару раз.

Было больно, обидно, возмутительно. Но больше – больно.

– Поговори мне ещё, госпожа! Ну-ты, фру-ты – вы только поглядите на неё! Прямо оскорбленная королевишна, не меньше. Но я-то тебя знаю, как облупленную. Быстро отвечай, где, с кем и куда таскалась? Иначе ещё всыплю.

– Я этого терпеть не стану! Ой!.. Да прекрати ты уже!

– Говори! Или мне лучше твоему папеньки доложить о том, что ты тут вытворяешь?

– Да что я сделала-то?.. – уже жалобно хлюпнула носом Вильма.

Тактика «бедная я несчастная» с Констанс всегда действовала лучше тактики «я здесь главная».

– Вот отцу сама и объяснишь, чего сделала, а чего – нет. То я тебя с конюхом застану, то с пажом-чашником. Того и гляди, в подоле принесёшь, а я за недогляд отвечай?!

– Что ты несёшь? Какой конюх?! Какой чашник?

– «Какой конюх»? «Какой чашник»? Конюх тот, смазливый, которого недавно в замок взяли. А чашник – тьфу! – там и смотреть-то не на что! А это я ещё про твои шашни с красавцем-рыцарем не вспоминаю… ладно, рыцарь был ничего, признаю, дело молодое. Но мне неприятности не нужны! Так себе на носу и заруби. Будет так продолжаться, опять всыплю, да так, что света не взвидишь. Не только по филейной гузке пройдусь, но и по наглым щёчкам. Все твои кудри колдовские повырываю. Поняла?

– Ты не посмеешь…

– Поняла? – возвысила голос Констанс.

И Вильма сдалась:

– Поняла.

– С кем гуляла?

– С лошадью.

– И где же ты это со своей лошадью бродила?

– На руинах Розового Замка.

– Опять – Розовый Замок? Да для тебя там – что? Мёдом намазано?.. Или чем другим, на которое назойливые мухи слетаются? Знаешь, ты меня выведешь. Ты меня выведешь из себя, чертовка! Терпение моё большое, но не беспредельное. Выросла девица целая, а ума, что у дитя малого, один гонор только – тьфу! Так, вот что скажу: ещё раз узнаю, что ты снова в замок этот таскалась, за вихры при всех отвалтузю, да так, что света не взвидишь.

– Да поняла я уже! Поняла. Хватит, няня!

– Ты меня знаешь, сказала – сделаю.

– Ну, конечно сделаешь – раз уж сказала.

– Иди, давай, горе ты моё луковое. Там вон, из столицы человек от отца твоего приехал, видеть тебя срочно хочет, а я уж не знаю, что и врать-то ещё ему. Чем только не отговаривалась. То рукоделием ты у нас была занята, то молитвой, чтением, рисованием… у меня голова кругом! Кажется, никогда я ещё столько не врала. Вводишь ты меня во грех, ой, вводишь. И боюсь, не одну меня.

– Ой, нянюшка, ну что ты опять-то? Да ничего плохого я не делала!

Совесть с ядовитой ухмылкой подбросила напоминание о жарких поцелуях с красивым мужчиной, от одних воспоминаний о котором её тело томительной негой наполнилось. Ожившая грёза, а не мужчина.

– Я просто гуляла. Там, знаешь, какие цветы красивые?

– Знаю я твои цветочки. Идём уже.

– Да – куда?..

Констанс закатила глаза:

– Я же сказала – человек из столицы приехал, тебя ждёт. Ты что же? Меня совсем не слушаешь?

– Слушаю.

Констанс бесцеремонно подтолкнула свою госпожу в сторону выхода из конюшни. Вильма без возражений покорно двинулась в указанном направлении.

– Что за человек? Что ему нужно? Ты знаешь?

– Конечно! Он же вот прямо с порога взял мне всё, да и выложил.

После яркого полуденного солнца переходы замка казались тёмными.

Покои отца находились в восточном крыле замка и большую часть времени стояли закрытыми. Люди и сами не стремились попасть сюда – о хайримах и их способностях ходило много устрашающих легенд. Вильму отцовские лаборатории не пугали, но Констанс всегда строго следила за тем, чтобы её воспитанница пробиралась сюда как можно реже. В те же разы, что удавалось обмануть бдительность наставницы, Вильме ничего интересного увидеть не удалось. Выставленные в банках под закрытыми стёклами головы непонятных уродцев скорее отвращали, чем пугали. Запахи неизвестных составов были едкими и вонючими. Книги написаны на непонятных языках. На тех полках, до которых она смогла дотянуться, тоже ничего волнующего, таинственного: всё больше какие-то порошки, травы – толчённые, мелко смолотые, крупинками, горошком. И всё это тоже пахнет… так себе.

Отцовский кабинет, в отличие от лабораторий, от неё никто не закрывал. Сюда они пришли и сегодня. Комната пахла дождём и кожей. В те редкие, быстро пролетающие дни, что отец проводил в поместье, в камине ярко пылал огонь, на столе прохлаждался бокал с алым вином, а на пюпитре всегда стоял какой-нибудь древний, тяжёлый том, но сегодня отца не было и комната выглядела мёртвой.

Мужчина, стоявший у окна, выглядел в ней инородным звеном. Скрип двери заставил его обернуться.

– Леди Чарис? – склонил он голову, обозначая приветствие и поклон. – Я Хайме Рид. Состою на службе у вашего отца в качестве одного из поверенного его дел.

«Каких дел? – хотелось задать Вильме вопрос. – У него их так много».

Вильма не сомневалась, что занимает в сердце отца главенствующую роль. Он любил её беззаветно, заботился так, как только может отец заботиться о благополучии дочери, избаловал неимоверно, сделав причиной головной боли всех, кто, по долгу службы или сердечной склонности, взял на себя обязанность заботиться о юной леди Чарис. Но, если сердцем мага владела его дочь, то разумом – король. Этот проклятый король всё время отнимал у Вильмы отца, отзывая его по делам во дворец, «во благо королевства»; а иногда посылая по непонятным делам из одного места в другое; поручая создать нечто, из-за чего отец, даже будучи дома, вынужден был проводить все дни в подземельях, в своей лаборатории.

Отец оставался закрытой дверью, крепко запертой перед носом Вильмы. Его тайны, помысли, устремления – вся его жизнь была ей недоступна.

Местные, не только крестьяне, даже соседи-аристократы, боялись лорда-мага до икоты. Если в других лесах водились браконьеры и разбойники, то владения Первого Королевского Мага даже этот шалый, на всё готовый люд, предпочитал обходить стороной. Ходили упорные слухи, что для того, чтобы убить, проклятому хайриу даже не нужно самому видеть человека, достаточно назвать имя и тот, кто осмелился ему досадить, умрёт. Говорили, что лорд Чарис также способен вызывать души мёртвых и поднимать из могил тела без души; что эти тела никак не убить, потому что они уже мертвы, но даже после смерти способны сражаться. Говорили, что ему под силу вызывать из преисподней мифических тварей, таких, как химеры, минотавры, даже драконы. Что он продал свою душу Тем, что существуют на Другой Стороне и потому познал тайну вечной молодости, обрёл власть и невиданное могущество.

Об отце чего только не плели, но самое страшное, что довелось видеть самой Вильме, были колбы и заспиртованные в них головы.

– Мистер Рид? – Вильма, пройдясь по комнате, опустилась в одно из кресел, кивком приглашая гостя занять соседнее. – Надеюсь, вас угостили с дороги? Хотите чаю? Или, может быть, вина?

– Благодарю, леди. У меня было время, чтобы перекусить и отдохнуть.

– Извините, что приняла вас не сразу. Мы не ждали гонцов из столицы. Надеюсь, вы к нам не с дурными вестями?

– Напротив, мне кажется, новости должны вас порадовать.

С этими словами мужчина скользнул рукой под колет и, вытащив перевитый синей лентой конверт, протянул его девушке.

– Письмо от вашего отца.

ГЛАВА 4

«Дочь моя!

Отрада души моей, радость моих очей и сердца, единственная надежда на счастье в этом мире, а возможно, и в грядущем. Я счастлив поделиться с тобой новостью, что скоро нашей разлуке наступит конец и мы свидимся. Наш Великий Государь и Повелитель принял решение о том, чтобы призвать тебя ко двору в качестве одной из его придворных дам. Прошу тебя после получения сего послания как можно быстрее собраться в путь. За твою безопасность будет отвечать Хаймэ Рид, человек, не раз доказавший свою верность, к которому я расположен до такой степени, что доверяю ему самое бесценное моё сокровище.

Слушайся его советов, прояви послушание.

Живу надеждами о нашей скорой встрече.

Хайрам Чарис

Писано 6 числа первого летнего месяца»

Отправиться в столицу?! Быть представленной ко двору?! Что может быть лучше? Когда тебе семнадцать, перспектива перемены мест окрыляет. Новые горизонты, ландшафты, знакомства, кавалеры! Балы, охота, турниры! Скучать точно не придётся.

Вильма рождена для того, чтобы блистать и наконец-то ей представится такая возможность! Хотелось танцевать, пленять собой мужчин, слушать комплименты, нестись галопом на лошади. Поклонники и платья – вот что интересовало Вильму в первую очередь. Ну, и возможность чаще видеться с отцом, конечно – видеться так часто, как она того пожелает. В любом случае чаще, чем они виделись до этого. Даже путешествие в столицу не оставляло Вильму равнодушной: всё новое так увлекательно и занятно!

С мимолётной грустью подумалось о красивом трубадуре из Замка Роз. Может не следовало убегать от него так быстро? Вот теперь она уедет, и они никогда больше не увидятся. Но, с другой стороны, в столице, при королевском дворе, наверняка найдутся красавцы, если уж не лучше, то уж точно не хуже него!

Констанс неистовствовала, нервничая перед путешествием. Распинала на все корки служанок, сетуя на то, что в её-то годы вынуждена тащиться на край света. На предложение Рида, если, мол, перемены так невыносимы, да дорога утомительна, может, остаться ей на месте и никуда не ездить? – она глянула на него так, что едва не испепелила. Впрочем, Хаймэ оказался достойным противником и, несмотря ни на что, продолжал держаться невозмутимо. Даже с Констанс.

Накануне отъезда Вильма не могла заснуть, представляя себе различные сцены, где она, конечно же, прибывала на самых ярких и ослепительных ролях, а все остальные выступали в массовке. Кто знает, может быть и сам принц пленится ею?

Домечталась Вильма до того, что толком почти и не спала, но это нисколько не помешало ей легко выпорхнуть из постели по первому же сигналу, хотя до рассвета оставался ещё час. Служанки, отчаянно зевая, помогли облачиться в дорожный костюм. Сундуки с тем «самым, первым необходимым» были погружены ещё с вечера. Казалось бы, что раз всё подготовлено, то и всего-то дел, выйти из замка, занять место в седлах и – поскакали. Так ведь нет! У Вильмы от нетерпения создавалось впечатление, что каждый из присутствующих делает, как минимум, на пять шагов больше и чаще, чем следует, и из-за этого они всё время топчутся на месте.

– Могу я поехать верхом?

– Нет, госпожа. Дорогая впереди дальняя. В карете вам будет удобнее и безопаснее.

– Едва ли удобнее. Там слишком душно.

– Сожалею, но придётся потерпеть некоторые неудобства. Прошу, миледи, садитесь в карету. Мы скоро тронемся.

Со вздохом Вильма подчинилась.

Суматоха продолжалась: звенело оружие, стучали каблуки, лаяли собаки, фыркали кони.

– Когда же уже поедем? – в десятый раз спросила Вильма, ёрзая от нетерпения.

Констанс вновь закатила глаза в своей излюбленной манере:

– Вот егоза! Сказано же – скоро.

– Это было сказано, когда солнце едва на горизонте показалось, а сейчас скоро полдень.

– Так уж и полдень? Поедем, как всё будет готово.

– Да всё уже тысячу и один раз готово!

– И как ты только у матери-то в животе положенный срок высидела?!

Наконец, тронулись. Всё разом успокоилось и встало на свои места.

Небольшие кудрявые леса, окружавшие отчий замок, замки соседей скоро остались позади, сменившись пустынной, сочно-зелёной равниной с бурыми проплешинами выгоревшей травы. Голую гладь время от времени разнообразили длинные невысокие насыпи.

Сколько раз за последние дни Вильма мысленно проделала этот путь, предвкушая удовольствие от путешествия? Удовольствия не было – была тряска. И прилипчивый запах пота, как человеческого, так и конского. Нестерпимая жара усугубляла дело.

Сколько раз она по картам изучала дорогу от родного замка до столицы? Теперь вот, на собственной шкуре убеждалась, что карты – это одно, а реальная земля – совсем другое

Равнины, кремневые холмы, снова равнины. С каждой милей холмов становилось больше. Они выглядели уже не милыми курганчиками, дарящими желанную тень, а дикими и суровыми великанами, высматривающими жертву. Позже холмы сменились зубастыми громадинами гор, чьи высокие пики покрывали синие шапки снега.

После того, как дорога повернула, начался лес. Он тянулся вдоль гор, дубовый и хвойный, но больше – хвойный. Вместо знакомого с детства папоротника в этих краях поднимался вереск, и он был удивительно красив, покрывая землю лиловыми переливами.

Первую ночь ночевали в гостинице, на постоялом дворе – там Вильму донимали клопы. Она к такому соседству не привыкла и потому снова спала из рук вон плохо. Но первая ночь пути показалась воистину раем по сравнению со второй, которую пришлось провести прямо в лесу. Вильме было велено заночевать в карете. Мужчины же разбили палатки и выставили часовых.

Заснула Вильма сразу, но вскоре её разбудил долгий, протяжный, тоскливо-равнодушный вой.

«Волки», – с ужасом поняла она.

От этого звука леденела кровь. Ничего тоскливее и ужаснее она раньше не слышала.

Ночь была долгой, а волки выли и выли…

Проснувшись утром, Вильма с удивлением подумала, что, когда её кусали клопы, уснуть казалось невозможным, а волчий вой в итоге усыпил.

Утро ознаменовалось за три дня уже почти ставшими привычными звуками: криками ругательствами, стуком колёс и путешествие продолжилось.

Сегодня они переходили Чёрное болото. Воздух сделался сырым и липким. Дорога сузилась настолько, что по ней не пройти рядом и четырём всадникам. Деревья здесь наполовину тонули в воде. С их разросшихся стволов клочьями свисал мох и наросты грибов. То здесь, то там, как злые, распахнувшиеся глаза бездны проглядывали проплешины чёрной воды, а в них плавали необычайно красивые цветы – Вильма таких никогда прежде не видела. Словно Бездна пыталась заманить путника, заставив добровольно шагнуть во Врата Трясины.

Пронзительно кричали болотные птицы.

Иногда попадались выглядевшие как нищенские сараи, жалкие домишки на сваях. Они останавливались в них затем, чтобы поесть самим и покормить коней.

– Всадники! – донесся внезапно крик и колеса кареты, заскрипев, перестали вращаться.

Вильма поспешила выглянуть в окно, но тут же услышала окрик Хаймэ:

– И носа не высовывайте из кареты!

– Что происходит?

Её голос растворился в лошадином топоте, ржании и мужских криках.

– Сколько их? – донесся до Вильмы резкий, как удар хлыста, голос Рида.

– Человек тридцать – не меньше!

– Чёрт!

Их отряд насчитывал не больше двух десятков, время-то было мирное, они не везли с собой ценностей и не опасались нападения.

– Вооружиться!

Охранники заняли оборонительную позицию, окружая карету с дочерью своего лорда, направляя оружие в сторону ожидаемого нападения. Ратники ощерились мечами, лучники, припав на одно колено, положили стрелы на тетиву. Всё произошло столь стремительно, что Вильма в первый момент не успела даже испугаться.

– Они обезумели, нападать на людей лорда Чариса? – скороговоркой заговорила одна из девушек-служанок. – Всем известно, что своих врагов лорд-маг находит как среди живых, так и среди мёртвых!

Её слова прервал дикий ор. Испуганно заржали лошади. Зазвенел металл о металл.

Девушка-горничная пронзительно завизжала, когда рывком открылась дверь, но Вильма тут же выдохнула с облегчением, увидев, пусть и перекошенное от ярости, но знакомое лицо. Хэймэ Рид, запустив руку внутрь кареты, вытащил юную госпожу наружу:

– Бегите! Бегите к лесу!

Вильма собиралась выполнить приказ, но прямо на неё несся наездник в панцире. Однако прежде, чем его меч опустился ей на голову, из горла всадника выросла стрела.

Время замедлилось. Застыв, Вильма несколько секунд, казавшихся часами, смотрела, как с губ всадника сочится тёмная кровь. Рука Констанс, сжавшись предплечье, вернула Вильму в реальность.

– Чего встала?! Жить надоело?! Беги!

Мир преобразился в хаос. Стрелы свистели оружие звенело, мужчины орали, но самое неприятное – удушливый запах крови в горячем, влажном болотном воздухе.

Им наперерез неслись четверо нападавших: двое всадников и двое пеших. Констанс отважно схватила с земли палку и встала впереди своей юной госпожи с самым воинствующим видом, чем вызвала у мужчин громкий, издевательский смех. Размашистая шипастая булава взлетела вверх и женщины приготовились умереть, как между ними и нападавшими возник ещё одни воин. Коротким движением он перерезал горло сначала одному, потому другому бандиту с удивительной лёгкостью – те ничего не успели сделать.

Схватка закончилась. Враги убиты, ранены или бежали, но и люди, сопровождающие Вильму, успели серьёзно пострадать.

– Вы в порядке, миледи? – спросил спасший их всадник. – Вас не ранили?

Заслышав голос, Вильма вздрогнула от неожиданности, вскинув взгляд и встретившись с синими, как море, глазами.

– Вы?..

– Я, – усмехнулся он в ответ. – От судьбы не так легко уйти, как кажется.

ГЛАВА 5

– Признаться, ваше появление было как нельзя более кстати, – с чувством проговорила Вильма.

– Счастлив быть полезным, – отвесил незнакомец шутливый поклон.

– Полезным?.. О! Не скромничайте! Вы спасли нам жизнь, милорд, и…

– Миледи! Госпожа, вы в порядке? – из общего гвалта и суматохи, мельтешащих повсюду фигур отделилась одна. Несмотря на опущенный забрал у шлема и доспехи, Вильма легко узнала Хаймэ Рида.

– Вы не ранены?

Повернув голову, капитан её охраны застыл столбом на мгновение, но уже в следующий миг спешно преклонил колено перед спасителем Вильмы, склоняя голову:

– Ваше Высочество! Прошу меня простить.

– Простить? За что мне прощать вас, сударь? – пожал плечами незнакомец.

– Высочество?.. – эхом повторила Вильма, в изумлении вглядываясь в лицо лесного трубадура. – Так вы – принц?

– Надеюсь, это не сильно вас огорчает? – блеснул он белыми зубами в насмешливой улыбке.

– Я не знаю, – растерянно выдохнула Вильма. – Я наговорила вам глупостей, не проявила должной почтительности. Мне так стыдно!

– Пустяки. Так было даже веселее.

– Прошу простить мне мою непредумышленную дерзость, ваше высочество. Я не имела чести знать вас в лицо и никак не ожидала встретить в этих местах.

– Я же уже сказал – оставим это, – тонкая морщина, залёгшая на переносице принца, разгладилась. – В дороге все мы всего лишь путники. Долг каждого рыцаря защищать слабого и попавшего в беду.

– Но вы не рыцарь – вы принц.

– Принц должен быть первым из рыцарей.

Молодые люди обменялись взглядами и Вильма почувствовала, как теплеет у неё на сердце.

– Вы так добры, ваше высочество.

– Оставим церемонии для дворцов. Меня зовут Амадей. Буду рад, если в пути вы станете ко мне обращаться по имени. А сейчас, прошу меня извинить – должен позаботиться о моих людях.

– Да, конечно, – нехотя кивнула Вильма, готовая вот так стоять и вести беседы с красивым принцем хоть до скончания века.

– Что там, Артур? – повернулся принц Амадей к главнокомандующему своего отряда, молодому и красивому молодому человеку.

Но на фоне самого принца в глазах Вильмы мерк любой, как меркнет свеча в свете солнца.

– Убитых нет, мой принц и по счастью никто не ранен. Разбойники пустились наутёк, едва завидев наши знамёна. Нам почти не пришлось сражаться.

– Что с людьми леди Чарис?

– Убито пятеро, трое ранены.

– Мои соболезнования, – кивнул принц Вильме

– Благодарю, – ей пришлось скроить скорбящую мину, чтобы не прослыть бесчувственной особой, хотя убитых она почти не знала вовсе и никакой скорби не испытывала.

– Я прикажу своим людям отдать почести вашим павшим, похоронив их, как полагается, по обычаю.

– Вы так добры и великодушны. Ваша доброта превосходят славу, что о васидёт.

В синих глазах принца промелькнул насмешливый огонёк:

– О! Тогда я рискну в своей галантности продвинуться ещё дальше, сударыня. Поскольку от вашего отряда почти ничего не осталось, а передвигаться без охраны по нынешним временам, к сожалению, не безопасно, предлагаю вам моё покровительство и собственных рыцарей в качестве охраны. Вы ведь направляетесь в столицу.

– Да, ваше высочество.

– По счастью, нам по пути.

– Ещё раз благодарю за защиту и покровительство.

Вильма, не отрывая взгляда, смотрела ему вслед. Так вот он какой, единственный сын короля, кронпринц, Амадей из Вайтхорнов, считающийся образцом рыцарской доблести и куртуазных манер, в равной степени блестяще владеющий мечом, пером и словом. Сколько раз Вильма слышала о его красоте? Бесчисленное множество. О ней рассказывали оды и пели баллады, и как приятно убедиться воочию, что на этот раз молва не лжёт и не преувеличивает, в ои то веки соответствуя истине.

Принц действительно был столь хорош собой, сколь любая юная дева только могла пожелать – настоящая услада взгляда.

Вильма сразу уверовала, что её встреча с принцем Амадеем в Замке Роз случилась не просто так, что это был перст судьбы, и он её суженный-ряженный. Она ничуть не удивилась, когда, часа два пополудни, гонец от принца постучался в окошко кареты и передал послание:

– Его Высочество приглашает леди Чарис разделить с ним вечернюю трапезу в его палатке. Что ответит миледи?

– Миледи ответит «да»!

Гонец кивнул и исчез из поля видимости.

Констанс недовольно зацокала языком:

– Да виданное ли дело для приличной девицы, вот так сломя голову бежать к молодому человеку по первому зову, да ещё на ночь глядя, пусть даже он принц и красавчик? – ворчала нянька.

– Ну, что опять не так? Это всего лишь ужин!

– Всего лишь ужин?

– Да, именно так. И должны же мы отблагодарить Его Высочество за спасение? Ты же сама твердишь, какая это удача и счастье, что нам на помощь подоспел королевский отряд? Да если бы принц и его храбрые рыцари, разбойники перерезали бы нам горло, а то чего и похуже могло случиться.

– Хуже перерезанного горла быть уже ничего не может, – припечатала Констанс. – Ты, если будешь бегать вечерами по палаткам ужинам, до свадьба девственницей не доживёшь, а мне за это твой отец голову отрежет.

– Да о чём ты? Мы обязана этим людям жизнью, и я всего лишь хочу отблагодарить…

– Не перестарайся

– Хватит, Констанс. Я больше уже не ребёнок. И знаю, что делаю.

– Ох, да если бы оно так! Но будь оно так, держалась бы ты посдержанней. Но ты ещё дитя дитём и, к сожалению, явно приглянулась этому, всеми столь прославленному, принцу. Да вот сдаётся мне, это куда больше к худу, чем к добру.

– Правда думаешь, что я ему понравилась? – ожиливалсь Вильма.

– Понравились. Не слепой же он, в конце концов, этот твой прекрасный принц!

– Много ты, нянюшка, понимаешь, что нравится принцам?

– Что тут понимать-то? – презрительно скривилась она. – Я ж, чай, давно не девочка уже и чего только на своём веку и не повидала.

– А что ты сейчас видишь? – продолжала допытывать Вильма.

– Вижу, как этот принц на титьки твои таращился. Мне вполне достаточно этого взгляда, чтобы понять, что у этого парня на уме.

– Констанс! Мы же говорим о принце! Как ты можешь такое не то, что говорить – думать? Прояви уважение!

– Когда заслужит, тогда проявлю. Иль, когда стражники его рядом замаячат. А так вот что тебе скажу: мужик он и есть мужик – хоть принц, хоть конюх, у всех одинаково мозги устроены. Увидят приглянувшуюся ему девку: глаз горит, в штанах тесно – ну, и пошёл козырем, хвост пушить, а вы, девки-глупышки рады лживые песни слушать. Простой то парень – он, по итогу, лучше шелкопёров будет. У смерда язык не подвешен, наврать-то он с три короба не может – ума не хватит, все желания прямо на его тупой морде и написаны, захочешь – не обманешься. А вот сладкоречивые красавчики, вроде твоего героя – вот где жди беды да держи ухо востро.

– Ты много, няня, в мужчинах понимаешь?

– Да уж поболе твоего.

Начинало смеркаться, когда их процессия, наконец, остановилась. Карета остановилась, дверь распахнулась и Вильме один из рыцарей предложил руку:

– Миледи, позвольте проводить вас в ваш шатёр. Его Высочество приказал разбить его для вас, чтобы вы могли немного отдохнуть перед встречей и привести себя в порядок перед ужином.

– Поблагодарите ЕгоВысочества от моего имени.

– Вы прекрасно справитесь с этой задачей сами. Принц будет ждать вас к девяти. Вот ваш шатёр, сударыня.

Внутри шатра Вильму уже дожидалась горячая ванна. Емкость для купания представляла собой большую деревянную лохань. Это сооружение не шло ни в какое сравнение с ванной в отцовском замке, но сейчас Вильма была бы счастлива ледяному ручью в придорожной канаве, не говоря уже о благословенной возможности искупаться в горячей воде.

Констанс, взглянув на всё на это, ещё больше помрачнела:

– Ох, сдаётся мне, волчок задумал отведать свежей оленинки прямо сегодняшней ночью.

– Отстань, нянюшка, ты со своими грубыми аллегориями! Лучше помогла бы мне голову вымыть

– Зачем?

– Зачем люди купаются? Чтобы быть чистыми. Или ты предлагаешь мне идти на ужин к королевскому сыну с такими сосульками, вместо волос? Надеешься, на такую меня он не позарится?

– Позарится, – мрачно изрекла Констанс, темнея лицом. – Знаю я эти ужины! И чем они заканчиваются!

– Даже не стану спрашивать, откуда у тебя такие познания.

– Я тебя всё-таки выпорю!

– Не сегодня. Сегодня меня ждёт принц.

***

В разбитом лагере оказалось даже уютно на свой лад. Кругом костров суетятся люди, занятые приготовлением ужина или ночлега. Ветер шелестит в вершинах деревьев, раскачивая их так, словно кто-то большой качался на них как на качелях. В просвет между деревьев заглядывала луна, круглая, как ещё неразрезанный на части сыр. Сегодня она была золотисто-жёлтой, крупной, близкой, добродушной и любопытной.

Обоняние Вильмы улавливало запах жареного мяса, конского пота, кожи и сырости с болот. В «сырость» смешивалась сопревшая листва, болотный мох, грибы и раздавленные цветы.

Сопровождающий её рыцарь отступил на шаг:

– Пришли, миледи, – кивнул он на шатёр.

Стражников распахнул перед Вильмой полог, пропуская девушку внутрь шатра.

ГЛАВА 6

Шатёр светился изнутри, словно волшебный ларец, вокруг него было самое светлое пятно в лагере. Свет излучали жаровни с углями и свечи, стоявшие в подсвечниках на столе, окружённым несколькими удобными сидениями. Земляной пол покрывал ковёр.

Запах, распространяющийся от стола, заставил Вильму вспомнить о том, что она ничего не ела с самого утра, да и тогда позавтракала лишь на скорую руку. В животе предательски заурчало, заставляя девушку смутиться.

Принц нарядился в тёмно-синюю тунику с жёстким воротником под самое горло, выгодно оттеняющую его синие глаза.

– Леди Чарис, – благосклонно кивнул он, приветствуя вошедшую Вильму. – Рад видеть вас. Садитесь. Рад, что вы приняли моё приглашение.

– Приглашение Вашего Высочества – честь для меня.

Мальчик-паж по его знаку отодвинул перед Вильмой стул и услужливо пододвинул столовые приборы. Её кубок наполнили сладким южным вином высшего сорта, а на тарелке задымился вкусный кусок сочного мяса. Присутствие пажа внушало Вильме уверенность в том, что разговор не выйдет за рамки приличия, но успокоилась она зря.

Как только юноша закончил раскладывать еду по тарелкам, принц кивком отпустил слугу:

– Можешь быть свободен.

Вильма нервничала, в то время как Его Высочество невозмутимо принялся трапезничать. Взгляд его, глубокий и задумчивый, не отрывался от Вильмы, заставляя её ещё больше нервничать.

– Вы ничего не едите? – заметил принц Амадей. – День был длинным и утомительным. Боюсь, я повёл себя не совсем по-рыцарски, настояв на том, чтобы мы передвигались без остановок, но у этих мест дурная слава и мне хотелось поскорее оставить эти края позади.

– Дурная слава? – переспросила она. – Почему?

– За последние полгода в местных лесах бесследно исчезло несколько торговых караванов.

– Разбойники – дерзкие твари.

– Увы! Купцы и знать, как не стараемся мы своей властью поддерживать всюду закон и порядок, частенько встречаются на королевских трактах с приключениями, которых предпочли бы избежать.

– Их легко понять.

– Безусловно.

– Значит, обыкновенные разбойники представляют собой государственную проблему?

– Обыкновенных разбойников легко приструнить. Большей частью они из простанородья, а простонародье – это овцы, а не волки. К сожалению, после дознавательных мероприятий удалось выяснить, что к разбойничьим делам лорды имеют отношения чаще, чем нищие.

– Зачем богатым лордам грабить торговый люд? – удивилась Вильма. – Им не хватает денег?

– Крестьянам достаточно хлеба, а их лорды плетут интриги ради власти. В результате грабят и те, и те. Однако лорды, увы, делают это с размахом. Междоусобицы обескровливают земли.

– Могу заверить Ваше Высочество, что мы – законопослушные подданные. Отец всегда исправно платит налоги и поддерживает порядок на вверенных ему землях.

– Ваш отец – один из доверенных людей моего отца, – со странной, можно сказать, натянутой улыбкой, проговорил принц. – Никому бы и в голову не пришло выказывать ему подозрения. Вам не нравятся рябчики? – резко сменил тему принц Амадей. – Находите мясо недостаточно прожаренным? Понимаю, возможно, уровень моей походной кухни не тот, к которому миледи, безусловно, привыкла? Но проявите снисходительность к моему повару, отведайте хотя бы кусочек?

– Вы берёте в поход королевскую кухню?

Принц весело усмехнулся, блеснув в полумраке жемчужно-ровными зубами:

– Конечно, нет. Еду готовил один из пажей, талантливый во всех отношениях парнишка. Учитывая все обстоятельства, результат, как мне кажется, не так уж и плох?

– Если еда достойна принца, то она сгодится и для любого его поданного.

– Так чего же вы не едите? Опасаетесь, что я могу вас отравить? Или – опоить?

– Подозревать ваше высочество в столь коварных планах и в мыслях не было.

Принц откинулся на спинку стула, глядя на девушку с хитрой, подтрунивающей улыбкой:

– Я знаю, что болтают в здешних краях о столичных нравах. Мол, у нас там в ходу не только яды, но афродезиаки.

– Уверена, что в последнем у вас нет надобности. С чего бы вашему высочеству меня опаивать?

– Не стоит быть столь доверчивой. Что, если тот аванс, который вы мне выдали на живописных руинах, заставляет меня жаждать продолжения?

– Вы слишком благородны, чтобы добиваться девушки столь низменными средствами.

– Уверены? – усмехнулся принц.

Вильма подняла на мужчину взгляд:

– Вы же несерьёзно это говорите?

– О том, что я жажду продолжения?.. Вполне серьёзно. Но вы правы в одном, столь крайние меры, как отрава, не мой метод. Я предпочитаю соблазнять иначе.

Вильма потянулась к кубку. Вино было сладким, но слишком крепким, Голова закружилась, затянулась золотым туманом буквально с нескольких глотков.

– В столице и правда верят в афродозиаки? – засмеялась она. – Во что ещё? В драконов и химер?

Пришёл черёд принца пожимать плечами:

– Эти вещества вполне реальны и действия их легко объяснимы. Так что если кавалер жаждет расположения дамы?..

– А даме необходим предлог, чтобы проявить благосклонность к кавалеру и не прослыть легкомысленной особой, не думающей о последствиях?..

– Получается, что афродозиаки то, что нужно всем. Ответ на все вопросы.

Переглянувшись, молодые люди весело рассмеялись.

– А у вас дерзкий язычок, леди. Я это ещё в нашу первую встречу заметил.

– Ну, в нашу первую встречу я понятия не имела, кто вы.

– Думали, что я простой бродячий трубадур?

– Что ещё я могла подумать, видя ваши шёлковые туники, украшенное драгоценностями оружие и серебряную арфу?

– Вы правы! Комедиант из меня неважный. Всегда прокалываюсь на мелочах. – Принц лениво потянулся за кубком с грацией расслабленного кота. – Значит, вы меня рассекретили?

– Отнюдь! – запротестовала Вильма. – Я думала, вы один из тех шальных рыцарей, что готовы бороздить свет ради славы и прекрасных дам. То, что принц возьмёт арфу и поедет петь песни за тысячи лиг от столицы мне бы и в голову не пришло. Я до сих пор не совсем понимаю, что вы здесь делаете, Ваше Высочество?

– Ищу свою судьбу, – с улыбкой прищурив глаза, принц посмотрел на неё сквозь длинные ресницы. – Или – искушаю её.

Захмелевшая Вильма снова засмеялась:

– Это что – правда действует?..

– Не понял ваш вопрос.

– Не хотите говорить правду – не надо. До государственных тайн мне дела нет.

Лицо принца затемнилось тенью недовольства, впрочем, облачко это быстро рассеялось, и улыбка вновь вернулась к нему.

– Хорошо, – кивнул он. – Даже интересно послушать ваше мнение: что я тут делаю? Что меня привело к вам?

– Лично ко мне – чистая случайность и моё неумение сидеть на одном месте. А в наших краях у вас дела, судя по сопровождающему вас отряду и вашему прошлому монологу – карательного характера. Не исключено, что вы пытаетесь уничтожить те самые банды, о которых говорили в начале нашего разговора. Или…

– Или?.. – протянул он, подчёркивая просительную интонацию выразительно поднятой бровью.

– Или вы тайно посещали одну из своих любовниц.

Принц ответил на её предположение хохотом. Таким живым и искренним, что Вильма растерялась. Её разрывало от противоречивых желаний, между тем, чтобы присоединиться к смеху Его Высочества и тем, чтобы обидеться.

– Что смешного я сказала?

– Простите! На самом деле это так… по-женски, даже по-детски. Отправиться к любовнице и застрять с лирой на руинах, чтобы пленяться иными женскими очами?

– Скажите, с мужчинами никогда такого не случалось? – воинственно вскинула подбородок Вильма.

– Случалось, возможно. Но – тайное посещение любовницы в сопровождении целого отряда конницы? Отличный способ сохранить тайну, ничего не скажешь. Если бы мне пришла нужда скрывать свою любовь от всего света, не разумнее было бы её вызвать к себе?

– Теперь, когда вы вот так всё раскладываете по полочкам, склонна согласиться, так и правда проще. Что ж, значит остаётся первое предположение. Вы ищете разбойников иизменников?

Принц посерьёзнел:

– Не совсем. Леди Чарис, одним из моих главных жизненных принципов является правда. Я очень редко лгу – лишь в крайних случаях, которых в своей жизни могу пересчитать на пальцах одной руки. Поэтому и сейчас скажу правду: я здесь из-за вас.

– Неужели?

– Именно так. Наша с вами встреча не случайна. Я надеялся, что смогу вас подкараулить и подстроить нашу первую встречу так, чтобы всё выглядело непринуждённо.

– Ясно.

Ничего ясного на самом деле не было – сплошной туман.

– Могу я спросить, зачем вам понадобилась наша встреча?

– Конечно, можете и это будет логичным. Прошу вас, леди Чарис, не нужно так нервничать, вам совершенно нечего бояться.

– Я не боюсь, хотя, признаться, ваши слова, как и ваши действия выглядят немного странно.

– Я всё объясню.

Но, видимо, слова объяснения не давались с нужной лёгкостью – воцарилась пауза, во время которой молодые люди обменивались взглядами.

Наконец-то, вздохнув, принц продолжил:

– Я хотел встретиться с вами наедине, составить мнение о вас прежде, чем мы встретимся в более официальной обстановке. Ведь во дворце вы станете куда лучше притворяться, чем сейчас. На живописных руинах вы и вовсе были самой собой, – улыбнулся принц.

– Ваше внимание крайне лестно.

Принц с усмешкой поглядев на неё, кивнул:

– Мне приятна оказанная вами честь, но что стало тому причиной? Вы меня не знали, ни разу не видели. Чем вызван интерес к моей персоне?

– Вы – дочь вашего отца, человека-легенды. Как и в нём, в вас течёт кровь древней и, будем говорить откровенно, жуткой расы.

Вильма едва сдержалась, чтобы не отбросить в раздражении вилку. Слова принца неожиданно больно ранили. В душе она надеялась… сама не знала, на что, но на другое объяснение – другой ответ.

– Как видите, во мне нет ничего жуткого.

– Как вы можете судить. Вы не видите себя со стороны.

– Хотите сказать, что я – уродина?

– Вы прекрасны, как прекрасна падающая в грозу молния. У каждой прелести есть свои…хм-м? – грани.

– Вы хотели посмотреть на меня, как на заморскую диковинку? И из-за этого проделали такой длинный путь?

Принц отвёл взгляд:

– Я хотел видеть вас, хотел видеть ваши земли… ходят упорные слухи о том, что нападающие на путников вовсе не люди.

Вильма невесело рассмеялась:

– Подозреваете, что я могу быть к ним причастна?

– Вы – определённо нет. Ваш отец?.. Быть может.

– Зачем ему это? – зло поинтересовалась девушка. – Даже если допустить, что нечто подобное было бы в его власти?

– Не думаю, что лорд Чарис создавал монстров осознанно, но, увы, к великому сожалению, не все эксперименты поддаются контролю. Возможно, что-то могло пойти не так и выйти из-под контроля?

– Отец доложил бы об этом Королевскому Совету, как и положено по закону. В любом случае люди, напавшие на нас, не были похожи на монстров – это были самые обыкновенны разбойники. Ваше Высочество, вы совершенно напрасно подозреваете моего отца. И уж совершенно точно вас не красит то, что, пытаясь подобраться к отцу, вы флиртуете с дочерью.

– Аккуратней со словами, – в тихом голосе принца зазвенели металлические нотки. – Не стоит забываться и переходить границы.

– Какие именно, Ваше Высочество?

– Фамильярность не приветствуется при дворе, леди Чарис, а украденные мной поцелуи, – лицо принца смягчила улыбка, – украденные мной поцелуи не настолько сближают нас с вами, как нам, возможно, обоим того бы хотелось.

– Я поняла вас, ваше высочество, и больше забудусь до неугодной вам фамильярности.

– Иными словами, перестанете говорить то, что думаете?

– Если вам так угодно. К тому же, как я поняла, много думать при дворе не модно?

Принц тихо рассмеялся:

– Можно сказать и так.

– Полагаю, наш разговор подходит к концу?

– Почему?

– Я наелась рябчиками и выслушала всё, что вы сочли нужным мне сказать.

– Ах, леди Чарис, при дворе вам и правда придётся нелегко. Я ожидал лучшего знания этикета от дочери такого человека, как ваш отец.

– Что это значит?

– Что не вы здесь решаете, когда закончится ужин.

– Да вы просто тиран! – полушутливо, полувсерьёз возмутилась Вильма. – Прошу милости, государь – сегодня был трудный день, завтра предстоит долгая дорога. Разрешите мне откланяться?

– Разрешу. При условии, что вы подарите мне ещё один поцелуй.

– Ваше Высочество, так не куда не годится. Где ваши куртуазные, рыцарские манеры? Я – дама в беде, находящаяся под вашим покровительством, я нуждаюсь в отдыхе…

– И получите его, обещаю. По крайней мере, препятствовать вашему сладкому сну я точно не буду. Всего-то и нужно поцеловать меня, и вечер подойдёт к концу.

Взгляд у принца был тяжёлый, по-мужски жаркий, обволакивающий. Он явно не собирался сдавать ей эту дуэль… и, хотя игра в гляделки была любимой игрой Вильмы, в этот раз она сдалась первой.

Поднявшись, он протянул Вильме руку. Поколебавшись, медленно и неуверенно, она вложила в его раскрытую ладонь свою и, как только их пальцы соприкоснулись, принц, ловко притянул девушку к себе.

Как только он поцеловал её, время остановилось, а земля поплыла у Вильмы под ногами. Всё вокруг растворилось, остался лишь вкус, мягкость и тепло его губ, ощущение твёрдых мышц под руками, нечто волнующее и опасное, что Вильма ощущала бёдрами несмотря на пышный ворох своих юбок. Внизу живота появилось томление. Хотелось, как кошка, прогнуться в спине и застонать.

Будь Вильма опытнее, возможно, ей было бы сложнее противостоять соблазну, но будучи девственницей, она испуганно отпрянула.

Принц попытался её удержать, но девушка принялась вырываться всерьёз. К чести Его Высочества, попытка удержать девушку была продиктована затуманенным страстью рассудком, а не желанием воспользоваться ситуацией. Поняв, что Вильма сопротивляется всерьёз, он нехотя разжал кольцо рук, позволяя ей высвободиться из клетки своих рук.

– Простите! Я не хотел испугать вас.

– Я не испугалась, – солгала Вильма.

Хотя, почему – солгала?..

– Понимаю, что моё поведение на руинах могло внушить вам ложное впечатление, что я легкодоступная женщина и со мной можно позволить себе вольности, – обиженно проговорила она, – но, уверяю вас, это не так.

– Все женщины время от времени позволяют себе вольности.

– Я – не все!

Вильма чувствовала себя скованно и странно. Её смущали собственные чувства, приводило в растерянность испытанное томление, желание, чтобы принц продолжил её целовать; раздражал страх перед тем, что он сочтёт её слишком доступной и, одновременно с тем, она меньше всего на свете хотела показаться маленькой, неопытной, провинциальной девчонкой, но подозревала, что именно так в его глазах она и выглядит. А так хотелось показаться роковой, умной, страстной, невинной и недоступной!

– Уж поздно, ваше высочество. Мне пора.

– Вас проводят до вашего шатра, леди Чарис. Спокойной ночи. Надеюсь, ваши сны будут приятными.

– Как и ваши.

Ей хотелось, чтобы он сказал что-нибудь ещё, попытался как-то удержать её рядом с собой, но принц молчал. Не оставалось ничего иного, как уйти.

ГЛАВА 7

Вильма проснулась от ощущения чего-то неправильного и жуткого. Будто в продолжении кошмарного сна тянулся неприятный, металлический скрежет, напоминая оглушительное эхо далёкого камнепада. Звук вибрировал, как от натянутой струны, рычал и…

Вильма села на ложе, застланном волчьими шкурами, внезапно осознав, что звук этот существовал лишь в её воображении – на самом деле вокруг царила тишина. Внезапная, абсолютная, невозможная тишина, которой в лесу просто неоткуда взяться: ветер, волки, людские голоса, конское ржание – всё не могло исчезнуть в один миг. Куда подевался мир? Куда подевались звуки?

«Может, я ещё сплю?», – подумала Вильма.

– Констанс? – встревоженным шепотом позвала она.

Чья-то ладонь зажала ей рот. Вильма возмущённо замычала от испуга, пытаясь высвободиться.

– Умоляю, тише моя госпожа.

– Констанс?.. Что ты делаешь?!

Служанка тяжело, будто только что бегом бежала по узкой лестнице вверх.

– Что происходит? – зашипела Вильма.

– Госпожа моя, что-то очень нехорошее. Не выходите из шатра!

Однако Вильма, рассудив, что, если опасность действительно существует, матерчатая стенка её всё равно не спасёт, змеёй выскользнула наружу.

– Вильма! – сдавленно крикнула Констанс вслед.

Лагерь купался в лунном свете, таком ярком, что оставалось лишь удивляться, как его источником могла быть луна, нависшая над лагерем тонким, острым серпом.

Всё вокруг светилось серебром. Необычным и пугающим было то, что месяц освещал лишь место стоянки, а дальше, вдоль опушки, свет обрывался, как ножом отрезанный. Бело-синие тени в нём выглядели чёткими, словно каждую обвели чёрным контуром.

Обычно свет успокаивает, но этот будоражил, вселял в сердца тревогу.

Свет освещал опустивших морды, лошадей; освещал спящих людей, рассыпавшихся по всей поляне, кто где стоял, будто поражённых магическим мороком.

Первое, что приходило в голову – сонный порошок, зелье, заклятие. Все люди, сопровождающие принца и Вильму, погрузились в тяжёлое лунное забытье, бодрствовали лишь Вильма, сам принц и его юный паж. Принц и юный слуга стояли в центре лагеря, держа в руках перед собой мечи. У мальчишки оружие заметно подрагивало.

Проследив за взглядом пажа, Вильма поняла, что рождает в нём испуг – он глядел на тени. Сквозь яркие, потусторонние полоски света они протягивались из темноты, то раздуваясь, словно капюшон у кобры, то сжимаясь, становились почти невидимыми.

Тени двигались сами по себе, разрастались, ветвились, как молния во время грозы.

– Что же там творится, госпожа, а? – услышала за спиной Вильма голос верной Констанс.

Её верная нянька был четвёртым человеком, кого не поразил колдовской недуг.

Ответа на вопрос у Вильмы не нашлось, да и дать бы его она не успела.

Одна из теней «дотянулась» до распростёртого на земле человека и «вошла» в него, сначала окружив чёрным облачком, потом втянулось внутрь тела, заставив человека несколько раз конвульсивно дёрнуться. Поражённый тенью он медленно, как сомнамбула, поднялся на ноги, всем своим видом напоминая марионетку, которую дёргают сверху за верёвочки.

Самое жуткое – глаза у поднявшегося светились, мерцали и переливались тем же лунным белым сиянием, что заливал всю поляну.

– Святые угодники! – охнула Констанс.

А с земли поднимался уж второй, третий – десятый «луноглазый».

– Вильма! – властно окликнул девушку принц, протягивая к ней руку, призывая прийти к нему, но между ними лежало пространство, где копошились люди, поднимаемые с земли луной и тенями. Пока ещё, слава богу, они двигались совершенно бесцельно и не проявляли агрессии.

Спящие всё поднимались и поднимались.

Схватив Констанс за руку, Вильма рванулась к мужчинам, стоящим в центре лагеря. Теперь они, четверо, стояли спина к спине. Мальчишка паж дрожал, как осиновый лист на ветру. Вильме даже казалось, что она слышит, как стучат его зубы, выстукивая барабанную дробь со страху.

– Что происходит? – шёпотом спросила она у принца, не слишком, впрочем, надеясь на ответ.

И правильно делала, что не надеялась – никто ей и не ответил.

Несколько человек так и остались лежать на земле. Тени, несколько раз попытавшись их атаковать, откатились, как волна, но большинство «восстало».

Поднимаясь, сверкая бело-синей пустотой в широко распахнутых, ничего не видящих глазах, чёрные, как ночь, фигуры, окружали их со всех сторон. Безмолвные, неподвижные, словно статуи, они ничего пока не делали, просто стояли, покачиваясь, как деревья, раскачиваемые ветром, на которого, к слову, не было даже намёка. Было так душно, будто их укутало одеялом или грозовым облаком.

Атмосфера весьма напоминало ту, которую ощущаешь перед тем, как разразится шторм.

Паж тихо, заунывным голосом начал тянуть слова непонятного заклинания.

– Заткнись, – тихо рыкнул на него принц.

– Я молюсь своим богам, – пояснил мальчишка.

– Боги тебе не помогут, – голос Амадея звучал тихо и спокойно, но от него веяло холодом. – Если я правильно понимаю суть происходящего, дальше будет только хуже. Не так ли, Вильма? – металлические интонации в голосе принца были острее ножа. – Леди Чарис, боюсь, что наше спасение теперь в ваших руках.

– Моих руках, ваше высочество? Клянусь, я бы охотно это сделала хоть что-то, если бы имела малейшее представление – как!

– Вы же чувствуете её?

– Что?..

– Магию.

– Боюсь, что я ничем не смогу помочь.

– Очень жаль. Откровенно говоря, без вашей помощи выбраться отсюда у нас шансов мало – магия вашего отца смертоносней ножа.

Новая партия теней протянулась из темноты через свет. В том, как чернильный морок вырастал, менял форму, переплетая щупальца-линии, было нечто завораживающее, от чего трудно оторвать взгляд, несмотря на пугающий эффект.

«Свет никогда не разгоняет мрак – он лишь подчёркивает его», – всплыли в памяти Вильмы слова отца. – «В отсутствии света никогда не понимаешь, насколько по-настоящему черна ночь».

– Всеблагой бог, помилуй наши души! – снова затянул мальчишка-паж.

Из теней, клубящихся общей массой, вырисовывали очертания жутких существ, куда более пугающих, чем любой хищник. Множеством длинных лап с острыми когтями, множеством ощеренных пастей, то с приплюснутой мордой, то с вытянутым рылом, щерили зубы; множеством острых рогов, украшающих самые жуткие физиономии эти чудовища угрожающе скалились сверкая то алыми, то синими, то белыми щелями глаз. И лишь страшнее было от того, что отчётливо видимое чудовище вдруг размывалось, как клякса, таяло, чтобы в следующую секунду принять уже иную, ещё более жуткую форму.

– Это ведь только наваждение? – голос Вильмы отчётливо дрогнул, как не пыталась девушка владеть собой. – Оно лишь пугает нас, да? Не способно нанести настоящий вред?

Температура стремительно падала. Чьё-то тяжёлое дыхание, похожее на дыхание охотящегося крупного зверя, плутающего в трёх шагах от них – зверя пофыркивающего, вынюхивающего свою жертву, зверя смертельно-опасного, – раздавалось в ушах Вильмы. Она слышала, как скребут длинные когти по чему-то тонкому, как шёлк; взрезают его, прорывая, прорезая, прогрызая себе путь. Свет и тень переплетались, свивались в единое полотно. Вильма кожей чувствовала, как неплотный кокон между миром, что окружал её сейчас и миром по Ту Сторону, готов вот-вот прорваться. Интуитивно она знала, что, как только это случится, произойдёт нечто непоправимо и страшное.

Слово – «Смерть» – витало в воздухе.

Тела спящих людей наполнялись Тьмой, превращая их в оборотней, что пожрут живых. Осознание того, что этой ночью с поляны никто не уйдёт живым, пришло к Вильме ясно и неотвратимо.

Если только… если только… Если только – что?.. Если она ничего не сделает и ничего не предпримет. Но что она могла предпринять? У Вильмы никогда не наблюдалось магических талантов, если не считать её необычной, завораживающей внешности, доставшейся от хайриманов. Как спасёт их всех её умение становиться невидимкой

Она никогда не колдовала.

Одна из теней выпростала чёрную клешню с белыми когтями. Амадей постарался парировать, выставляя на её пути меч, но чернота обняла меч, протекла по острому лезвию и ударила когтями по плечу принца, разрезая белую ткань рубашки, оставляя на ней следы: прорехи в материале и алое, расплывающееся пятно.

Сомнений не оставалось. Тени реальны и опасны.

Амадей успел отскочить назад. Тень шарахнулась, было, за ним, но принц, выхватив горящий сучок их костра, взмахнул импровизированным факелом, отважно вставая между плотоядным демоном, прорывающимся к ним, и остальными людьми, прочерчивая огненную дорожку с рассыпающимися искрами.

На несколько секунд Тень втянула щупальца и, казалось бы, оружие против ночных монстров найдено. Но в следующий момент в воздух выстрелило несколько щупалец с когтями и гибель Амадея казалось неотвратимой.

Вильма зажмурилась. Она изо всех сил желала, чтобы всё исчезло, оказалось стёртым, как некачественный рисунок стирают водой или ластиком. Захлопнуть картинку, как книжку и открыть другую, в которой всё спокойно, размеренно и тихо.

Это длилось несколько коротких секунд. Мысленно она перевернула страницу в невидимой книжке, потом – другую. Задёрнула несколько невидимых пологов, погасила синий страшный свет и смешала все тени воедино.

Пришла в себя она от саднящей боли в ладонях. С трудом открыв глаза, она увидела, что бело-синего, яркого сияния больше нет, а тени стремительно откатываются за границу лагеря. Люди, как марионетки, с подрубленными ниточками, падали обратно на землю, их било в конвульсиях, а потом они затихали.

В лицо ударил сильный, свежий ветер и стало темно. Просто – темно. Никакого месяца над ними не было – над головой стояли, которые в следующую секунду разразились ливнем.

Амадей стоял на одном колене, прижимая к раненному плечу ладонь. Факел в руки принца зашипев, погас. Но мир вновь вернулся. Несовершенный, полный ветра, волчьего воя, грязи и бог ещё знает, чего – но обычный, предсказуемый и родной – их мир!

Послышались звуки ругательств – кто-то из людей просыпался. Оставалось только надеяться, что ночное происшествие и встреча с Тенями никак не повлияет на них дальше, ночное происшествие не оставит следов.

– Леди Чарис, – тихим, но уверенным голосом приказал Амадей, – возвращайтесь в свой шатёр. Я нанесу вам визит позже.

ГЛАВА 8

Вильма очнулась от ощущения чье-то присутствия рядом – принц сидел рядом со спящей девушкой и, как любовник из баллады, не сводил с неё глаз. Смущённая, она натянула волью шкуру до самого подбородка.

– Ваше высочество?.. Я, кажется, проспала? Простите.

– Спящая красавица – прекрасное зрелище. Не смущайтесь, прошу вас, для смущения нет причин. Напротив, я пришёл поблагодарить за вашу чудесную ворожбу, спасшую всем вчера жизнь.

– Откровенно говоря, благодарить не за что. Во-первых, я спасала в первую очередь себя. А, во-вторых, мне и самой не понятно, что я сделала и как. Всё будто само собой получилось. Надеюсь, повторять это не придётся, потому что не уверена, что смогу.

Принц Амадей скрестил руки на груди, либо его скорбно вытянулось: Впрочем, стоило ему обратиться к Вильме, как голос и взгляд потеплели:

– Совсем недавно вы интересовались, что привело меня в эти края и неслучайна ли наша с вами встреча? Тогда я не решился сказать всю правду, но сегодня ночью имел несчастья убедиться, что худшие мои подозрения оправдались.

– Вы про это не-пойми-что? Да, уж! Никогда не думала, что можно так бояться то, что, по сути, даже описать трудно.

– Тени. Это всего лишь тени, леди Чарис.

– Они ужасны.

– Да, – согласился принц, – но как раз сами тени не так сильно пугают меня, как тот, кто их породил.

– Не могу похвастаться тем, что хорошо понимаю вас, ваше высочество.

– Прошу, – протестующе вскинул руку принц. – Давайте обойдёмся сейчас без титулов? Столица, дворцы, придворная свита – всё так далеко, к чему эти огрызки этикета? Возвращаясь к теням, скажу – их всегда порождают люди, как в прямом, так и аллегорическом смысле.

– Ну, это, честно говоря, не так. Предметы тоже вполне себе способны эти тени порождать. Так что вы хотели мне сказать?

– Только то, что тени не приходят, если их не позвать. Их вызвать способен только маг.

Вильма нахмурившись, недовольно взглянула на собеседника:

– Вы сейчас говорите о моём отце?

На этот раз улыбка принца была многозначительной и грустной:

– Знай ваш отец о нашей встрече и дружеских беседах, остался бы недоволен.

– Это абсурд. Какой отец будет недовольным дружбой дочери с единственным наследником короны? «Это великая честь для нас», не так ли, милорд?

– Милорд? – удивлённо вскинул бровь принц.

– Вы же сами просили избегать дворцовых титулов?

– Да, конечно, просто… просто непривычно.

– Режет слух?

– Не слишком. А что касаемо нашей дружбы – ваш отец определённо не будет рад никакому союзу между мной и вами. Он – правая рука короля.

– Вашего отца?

– Да. А мой король-отец не просто не любит меня – он видит во мне врага.

– Разве такое может быть? – недоверчиво спросила Вильма. – Думаю, вы ошибаетесь. Не существует родителей, ненавидящих своих детей, чтобы там дети по этому поводу не думали.

– Мой отец существует. И он меня ненавидит.

– Скорее всего, вы слишком остро что-то воспринимаете. Это нормально, когда отцы и дети по-разному смотрят на вещи. Истины, что говорят нам родители, кажутся порою устаревшими и мы, дети, верим, что способны лучше делать то, что делали до нас, родители же сердятся на это и обижаются. Но обиды и непонимание – это не ненависть.

– Вильма, – вкрадчивый и грустный, с металлическими нотками голос принца заставил девушку стихнуть. – Дело вовсе не в непонимании между нами. Отец способен возненавидеть сына, если видит в нём соперника в борьбе за власть. Отец, с подачи своих советников, предполагает, что я жажду занять его место. Он ревнует меня к моей молодости, к популярности у народа. К тому же, не стану отрицать, на некоторые вопросы управления мы с ним действительно смотрим по-разному. Несколько раз я имел неосторожность возразить ему в Совете, что, боюсь, только утвердило его в уверенности, что я плету заговор против него у него за спиной.

– А вы не плетёте?

– Нет, – твёрдо возразил принц. – Но лорды, в том числе, боюсь, и маг Чарис, настраивают короля против меня, а я, по молодости, неопытности, недоразумению, несколько раз оказался ввязанным в не слишком красивые истории.

– Всё это очень печально, но…

– Но какое имеет отношение к вам? Самое прямое. Ваш отец, как я уже сказал, действительно оказывает большое влияние на короля. Иногда мне даже кажется, что тут не обошлось без колдовства.

Вильма напряглась, услышав данное утверждение, а принц продолжал:

– Отец отдал мне весьма сомнительный приказ прибыть в эти земли, чтобы разобраться с в конец распоясавшимися разбойниками. Я отправил в разведку верных людей и был неприятно удивлён их докладами. По всему выходило, что мне подстраивали ловушку.

– Ловушку?.. – испуганно повторила Вильма.

– Да, леди Чарис, ловушку.

– Зачем им подстраивать вам ловушку, ваше высочество?

– Отец не может убить сына так, чтобы ни у кого не вызывать подозрения. Но если несчастный случай произойдёт далеко от дворца, мало кто сможет правильно сложить факты. А если и сложит, то без доказательств что значат подозрения?

– Хотите сказать, что мой отец намеривался вас убить? – недоверчиво протянула Вильма.

– Именно это я, увы, и подозреваю. Если не так, то скажите, каким образом Тени сегодня вошли в наш лагерь? Хайриманов, способных зачаровать или нейтрализовать их, в нашем королевстве, кроме вашего отца, нет.

– Но это же… – Вильма хотела сказать глупо, но слова не пошли с языка. – Бессмысленно. Зачем? Зачем убивать вас таким образом? Когда узнают, что вас убили демоны, или кем они там приходятся, эти твари, подозрения сразу упадёт на магов.

– Здесь лесная глушь, леди Чарис. Если выживших не останется, кто докажет, что это были Тени? Демоны овладели ли бы людьми, заставили их перерезать друг другу глотки, а случайно выжившие просто сгинули бы в ближайшем болоте. Не осталось бы никаких следов. Магия потому так и страшна, что у тех, кто не владеет ей, нет никаких шансов противостоять колдунам. У непосвящённых порой даже не хватает ума понять, что на самом деле происходит. При встрече с магами люди обречены.

– Однако не маги истребили людей, а наоборот, – сухо проговорила Вильма. – Ваша теория не состоятельна. Отец не стал бы рисковать моей жизнью.

– Он не знал, что мы будем вместе. Иногда господин случай смешивает всё карты.

«Случай ли?», – закралось у Вильмы подозрения, но она тут же отбросила их в сторону, посчитав недостойными.

– Зачем моему отцу ввязывать в ваши с королём ссоры? С чегу ему желать вам гибели?

– Роль серой тени за спиной правителя, которым он манипулирует, как марионеткой, его вполне устраивает. Как человека истинного мудрого, лорда Чариса не интересует атрибутика власти – только она сама, а она у него уже есть, и он не намерен её терять. Я вынужден защищаться. Считаю справедливым, что, раз у короля есть маг, то и у принца он тоже должен быть. Вот мне и пришла на ум мысль, что мы с вами, сударыня, вполне может поладить. Поступи я иначе, был бы уже мёртв. Меня бы убили тени, а вас – люди. Мы нужны друг другу, леди Чарис.

– И всё же я не могу поверить. Мой отец благородный человек. Он никогда бы опустился до таких интриг.

– Так ли хорошо вы знаете своего отца?

– Лучше, чем вас, – отрезала Вильма.

– И это повод опровергать мои слова, даже если они подтверждаются фактами?

– Тени – это не факт, это всего лишь случайный ужас.

– Нет, леди Чарис, факт. Они появились в том месте, в котором были запланированы, там, где для них был оставлен Вход. И нейтрализовать их могла только та же Сила, что призвала. То, что одно ваше присутствие заставило демонов уйти, является доказательством моих слов. И вины вашего отца.

– То, что произошло, могло быть чистой случайностью. Я не умею колдовать.

– В определённых условиях, когда нам грозит гибель, человек интуитивно делает всё возможное, чтобы выжить. Магия – часть вас, как голос, взгляд, дыхание. Есть действия, требующие определённых навыков и умений, а есть то, что происходит само по себе, без особых стараний с нашей стороны.

– Вы пытались найти меня, обаять и перетянуть на свою сторону?

– Мне нужны друзья, леди Чарис. Такие очаровательные, сильные и талантливые, как вы. Врагов у меня, как видите, хватает. А сейчас позвольте покинуть вас, леди Чарис, – галантно поцеловав девушке руку, принц вышел из палатки.

ГЛАВА 9

Вильма высказала желание продолжать путь верхом.

– Доброе утро, – с улыбкой приветствовал её принц.

– Оно и правда чудесное, – расцвела Вильма улыбкой в ответ. –Особенно приятно встречать ясный рассвет после кошмарной ночи.

Принц в ответ засмеялся.

Перестук копыт было слышать сладко. Воздух казался свежим и лёгким, словно бальзам, вливался он в лёгкие. Грива у лошадки под пальцами на ощупь чувствовалась мягким шёлком – день обещал был чудесным.

– Вы тоже это чувствуете? – хитро взглянув на неё, спросил принц Амадей.

– Чувствую – что?

– Желание дать шпоры коню и помчаться вперёд?

– Есть такое, – кивнула девушка. – А можно?

– Какой смысл быть королевской особой, если не смеешь позволить себе исполнение простейших желаний?

– Всегда считала, что королям можно больше, чем простым смертным.

– Вы ошибаетесь, леди. На самом деле мы, царственные особы, несчастнее своих подданных. Почти ничего невозможно сделать так, чтобы на тебя не глазели каждую минуту сотни, а то и тысячи, глаз. Я уже не говорю о тяжести людских судеб, привязанных к нашим рукам.

Вильма строптиво тряхнула головой:

– О, нет, ваше высочество! Не желаю слышать о царских печалях! Ваш план понестись наперегонки мне нравится гораздо больше.

– Разве я сказал – наперегонки?

– Если не сказали, то это предлагаю сделать я. Давайте разогреем кровь? Ну, хоть немного?

– Поскачем до Орлиного Холма. Посмотрим, кто выиграет? Хотя исход предсказать несложно.

– Никогда не стоит недооценивать противника.

– Даже такого очаровательного, как вы?

– Особенно такого очаровательного, как я!

– Ну, что ж? С последним спорить и правда сложно. Вы не просто очаровательны, вы – прекрасны. Мой приз – поцелуй, леди Чарис. Когда я выиграю, вы меня поцелуете.

– Не «если», а «когда»? Ладно! Если же мне удастся прийти к финишу первой, вы подарите мне ваше кольцо, принц. То самое, с синим сапфиром, что сверкает сейчас на вашем пальце.

– Договорились. Сэр Лэйд? – подозвал он к себе своего друга-оруженосца. – Мы с леди Чарис хотим устроить небольшие скачки наперегонки. Дай нам знак.

– Разумно ли, ваше высочество? После вчерашнего нападения?

– Молния дважды в одно дерево не бьёт, дружище.

Не особо скрывая недовольство, рыцарь, между тем, вынужден был подчиниться.

Стоило ему дать знак старта, как Вильма, пришпорив лошадь, сорвалась с места –рывок вперёд, во всю прыть, навстречу ветру. Это неповторимое чувство, будто она летит вперёд, как птица, а жизнь – чудесная песня, полная приключений.

Вперёд, опрометью, мимо раскидистых деревьев, мимо полосок дождевой воды, поблескивающих в канавах. Вперёд, вперёд, к высокому холму Орлов, покрытому сиреневыми соцветиями диких цветов!

Но как она не старалась, принц Амадей держался впереди, на чёрном, как смоль, коне. В том, что он домчался до условленной цели первым, не было ничего неожиданного.

Скачка разгорячила кровь. Домчавшись до условленной цели, Вильма позволила вылиться напряжению звонким смехом.

Принц, спешившись, помог спуститься с седла и девушке.

Не в благости ль нежной любви благодать?

И ангелы любят друг друга…

Скажи же, зачем от любви нам бежать?

Веленью сердец воспротивясь?

Твёрдость поддерживающих рук, нежная улыбка, горячая близость принца были приятны, а от его слов кружилась голова. От быстрой, неистовой скачки пересохли губы, а сердце рвалось из груди. Прикосновение ветра навевало мысль о неге и страсти.

Весь мир вокруг казался расплывающимся, шепчущим, волнительно-манящим…

– Моя маленькая искусительница. Сладостная лесная фея…

«Этот лес напоён любовью», – подумала Вильма, закрывая глаза.

Амадей припал к её губам, заставляя на краткий миг сначала окаменеть, а потом почувствовать себя такой свободной и лёгкой, как никогда раньше.

Правой рукой принц обнимал Вильму за талию, левую положил ей на затылок так уверенно, будто не сомневался в своём праве сделать это. Сам по себе момент казался сказочным. Хотелось, чтобы он продолжался вечно, но, к её разочарованию, принц отпустил её.

Тело всё ещё трепетало, а поцелуй горел на губах.

– Вам не следовало целовать меня, ваше высочество, – с упрёком произнесла она.

– Но вы проиграли, леди Чарис, так что я был в своём праве.

– И всё же…

– Вам же понравилось.

– Я…

– Понравилось – признайте это.

– Для вас это всего лишь игра.

– А для вас – нет? – с некоторой долей язвительности спросил принц. – Просто поцелуи не способны порадовать вас, юная леди? Вы жаждете чего-то большего? Может быть, трона?.. – с издёвкой спросил он.

Вильма несколько коротких секунд смотрела в красивое лицо принца, а потом, резко вырвав из его ладоней руку, направилась к лошадке, мирно щиплющей травку на лужайке.

Было обидно.

– Леди Чарис!..

Но Вильма, легко взлетев в седло без всякой помощи, вновь ударила пятками лошади по бокам, пуская ту рысью. К счастью, принц настиг её до того, как они вернулись к сопровождающему их отряду. Если люди и заметили ссору молодых людей, никто не посмел задавать вопросов.

Вильма решила, что будет проявлять холодность и безразличие. Она прилагала старания, чтобы в течении дня держаться от принца подальше – даже не смотрела в его сторону. Когда ей передали приглашение разделить с принцем ужин, Вильма, сославшись на крайнюю степень усталости и прошлую бессонную ночь, отказалась, к великой радости Констанс и не скрываемому одобрению Хаймэ.

Сердце жгло как угольком. Обидой? Горечью?

Это так тяжело, хотеть чего-то столь сильно… и не иметь возможности получить.

***

– Доброе утро, леди Чарис, – вежливо приветствовал принц девушку на следующее утро. – Хотелось бы загладить неловкость, проявленную мной накануне и в знак примирения преподнести вам этот скромный букет.

С этими словами Его Высочество протянуло действительно небольшой букетик тех самых цветов, что покрывали Орлиные холмы.

– Надеюсь, вы примите его? Чтобы заслужить ваше прощение, мне пришлось навестить место моего позора и убрать всех свидетелей. Теперь лишь в вашей воле казнить их, выбросив вон, или помиловать, пригрев в своей нежной руке?

У Вильмы невольно сильнее забилось сердце.

– Вы правда возвращались ради меня назад?

– Вы сомневаетесь в моём слове?

– Мне кажется это чистой воды безумием, но оно мне нравится!

– Так я прощён?

– Конечно, – улыбнулась Вильма, зарываясь лицом в букет полевых цветов.

– Значит, мы снова друзья?

– Друзья? – многозначительно протянула она, а потом, скромно потупив очи, добавила. – О, да!

Принц, вложив в тонкие изящные пальчики девушки дикие цветы, легко, с рыцарской галантностью коснулся губами её руки

– И чему только вы так обрадовались, госпожа, не понимаю, – вновь принялась ворчать её нянька, как только они остались одни. – Разве ж это достойный букет для леди? С виду – чистый веник. Им только полы подметать. Хотя, нет. Запах слишком резкий. У меня от такого всегда чих открывается. Даже на это он не годится.

– Много ты понимаешь! – рассердилась на неё Вильма. – Дело же вовсе не в цветах, глупая твоя голова, а в том, какой смысл Его Высочество вложили в свой подарок.

– Да один там смысл. Один! Этот перец мечтает залезть к тебе под юбку, а мне – держи ухо востро, а то потом ваш батюшка из меня живое чучело сделает! Вот уж не думала, что вы так легко поведётесь на пустые слова, пусть и сказанные с лаской. Я считала вас умной девушкой. А вы дурёха дурёхой на мою погибель. Ведь принц и даже не притворяется, прямым текстом говорит, что намерен вас использовать. Да будь на его месте кто другой, без этого «ваше высочество», вы бы его недостатки вперёд моего сообразили. А тут – поглядите-ка на неё? Глядеть тошно! Тьфу!

Пока Констанс трясла букет, из него с лёгким звоном выкатилось кольцо. Девушка с проворством газели опустилась на корточки, подхватилая кольцо с пола прежде, чем это сделает назойливая наставница.

– Что это такое? – грозно насупилась Констанс. – Что это такое, я вас спрашиваю?!

Впрочем, Констанс могла пыхтеть, сколь угодно грозно – настроение Вильме этим не испортить. Принц подарил ей фамильную реликвию. Когда мужчина дарит женщине кольцо – это всегда что-нибудь, да значит. Сердце её птицей летело в небо, а сама Вильма радостно засмеялась.

– Чему радуешься-то, глупая? – вздыхала Констанс.

Не отвечая, Вильма надела кольцо на палец. Чтобы то не соскальзывало, ей пришлось натянуть его не на безымянный, как принято, а на указательный. Чтобы не слушать причитания Констан, подхватив юбки, она выбежала из шатра.

Принц ждал её, держа в поводу двух лошадей. Рядом с ним стоял верный оруженосец Лэйд, а остальные воины из отряда уважительно держали дистанцию.

– Готовы, сударыня? Позвольте помочь вам подняться в седло?

– Как вашему высочеству будет угодно.

Вильма залилась краской смущения, когда сильная рука воина легко, словно пёрышко, подбросила её вверх.

– Благодарю вас.

– Не за что, – прозвучало в ответ.

Протрубил рожок, оповещая, что отряд снимается с места. Они двинулись вперёд лёгкой рысью, чтобы не утомлять коней.

Констанс осталась вместе с обозом и теми, кто должен был догнать их позже, собрав палатки и шалаши.

Глухие, мрачные леса остались позади, теперь по обе стороны от дороги бежали поля. Ветер шевелил волосы. Пели птицы. Мир снова казался сладким и увлекательным. Дорога была хорошо укатанной и ровной – купцы, доставляющие по ней товар в столицу, старались держать её в порядке.

Не сразу Вильма поняла, что, в отличие от неё, принц не выглядит воодушевлённым.

– Вы не в духе, ваше высочество? Что вас огорчает?

– Взгляните туда, сударыня.

– Куда? – не сразу поняла Вильма.

– На пустынные нивы.

–А что с ними не так?

– Вороньё.

– И?.. В чем дело, не понимаю. Это обычная стая птиц.

– Жаль вас разочаровывать, но «обычная стая птиц» кружит прямиком над виселицей, что стоит чуть дальше, у перекрёстка. И полагаю, не пустует. Трупы привлекает птиц.

– Виселицы? Никогда не видела их. Мой отец никогда никого не вешал.

– Да, я в курсе, что он предпочитает другие способы наказания.

Вильма сделала вид, что не заметила прохладу в голосе принца.

– Это виселицы заставляют вас грустить, ваше высочество? Конечно, печально, но ведь на виселицах вешают преступников?

– Или тех, кого объявляют таковыми. Чаще всего это простонародье, укравшее корочку хлеба или крестьянин, осмелившийся вытащить фазана из силков своего господина. Наши законы несовершенны и виселицы никогда не пустуют, увы.

– Если законы вам не по душе, почему не изменить их? Прикажите вашим министрам, пусть сделают их более милосердными. Или просто подпишите указ о помиловании. Ведь вы почти король!

Принц Амадей взглянул на Вильму с весёлым недоумением:

– Вы сейчас говорите серьёзно, сударыня? Какое милое представление о мире. Хотя, чему тут удивляться? Вы ведь ещё почти дитя. С вами сложно не попасть впросак. Порой вы кажетесь умудрённой опытом, а порой, как сейчас…

– Глупой?..

– Наивной. Неопытной. Увы, нет, я могу отменить чью-то казнь росчерком пера при желании, но о скольких казнях в моём королевстве я не имеют ни малейшего понятия? Вельможи чинят закон на своих землях по своему усмотрению, иногда творя произвол…

– Возможно, что я действительно наивна, но человеческий фактор не отменит и самый совершенный свод законов.

– Возможно, вы правы. Не будем о политике. Вам ведь наверняка скучно?

– Вовсе нет, – соврала Вильма.

Между тем они спустились к реке, через которую был переброшен горбатый каменный мост. На переправе королевские стражники взимали с проезжих плату. Народ толпился. Сборщик мостовой пошлины не спеша собирал подати, явно получая удовольствия от процесса, не упуская возможности почувствовать над другими людьми хоть маленькую, но власть.

– Дорогу его высочеству, принцу Амадею Вайтхорнскому! – протрубили в трубы.

Люди поспешно старались отодвинуться, освободив путь королевскому отряду. Все знали, что знатные особы не терпят проволочек.

Путь им преграждал лишь фургон, успевший взгромоздиться на мостик. Хозяевами фургона оказалась супружеская чета с четырьмя маленькими детьми. Мать семейства сидела с печальным лицом, держа младшего ребёнка на коленях, а отец пытался сторговаться с несговорчивым сборщиком. Все в этой компании выглядели измученными и голодными. Судя по той части перебранки, что удалось застать, бедняк пытался снизить цену за проезд, обещая отдать долг на обратной дороге, сборщик упрямился и не соглашался.

– Сэр Лэйн, – подозвал к себе принц начальника своей охраны. – Вот, –протянул он мешочек с деньгами. – Оплатите проезд. Заплатите и за этих людей тоже. Остатки раздайте милостыней.

– Слушаюсь, ваше высочество.

Поступок принца вызывал у Вильмы восхищение. Конечно, невозможно заплатить за всех бедняков, но правда в том, что большинству людей и круга вообще бы не пришло в голову помогать беднякам.

Она не отдавала себе отчёта, что с каждым мгновением всё сильнее влюблялась в синеглазого трубадура.

ГЛАВА 10

Вильма с детских лет обожала верховую езду, ей казалось, что она может провести в седле весь день. Но путешествие в столицу сделало для неё открытие – так только казалось. Спустя несколько часов непрерывной скачки она устала, мышцы начали ныть, ей становилось то холодно, то голодно и она возвращалась в карету. Дорога успела прискучить. Ничего романтического и интересного – одна сутолока, пыль и напряжение.

Королевских застав на дорогах было совсем не так много, как Вильма себе представляла, зато заброшенных ферм и замков – хоть отбавляй. Порой тянуло едкой гарью и Вильма чувствовала «мёртвое место», живые погибли здесь совсем недавно, кровь едва успела впитаться в землю и, кажется, сама природа и небо ещё носило траур.

– Впереди харчевня, сударыня, сегодня будем ночевать будет там, – доложил обстановку верный Хаймэ.

– Убогая какая-то, – вынесла свой вердикт Констанс, когда, выбравшись из нутра возка, окинула взглядом длинное, словно вросшее в землю, строение, темнеющее чуть вдали от дороги. – Это точно харчевня, а не разбойничий вертеп?

Из-за частокола, окружающего харчевню, раздался дикий, заливистый лай собак. Констанс не сдержала испуганного возгласа, когда огромный волкодав вылетел им навстречу.

– Пошёл прочь, – тихо фыркнула в его сторону Вильма и огромный зверь, поджав уши и хвост, поспешил убраться.

– Кажется, он вас испугался, госпожа? – с невольным уважением проговорил Хаймэ.

– Не госпожи он испугался, идиот, а её силы. Сдаётся мне, лгал ваш батюшка, утверждая, что вам её не досталось. Ишь как эти твари вас боятся!

– Добро пожаловать, господа! – выскочил им навстречу лысый толстяк в замусоленном фартуке. – Мы ждали, что вы прибудете. Те, кто приехали до вас, сказали, что часть их отряда отбилась и будет чуть позже. Милости просим к нашему двору!

Вильма невольно спрятала нос в надушенный платок – двор бы изрядно унавожен. Прямо в лужах грязи валялись две толстые перемазанные свинки, громко и возмущённо хрюкая при виде чужаков.

Карету принялись распрягать. Чтобы дать передохнуть лошадям, последних отвели под навес.

Вильма до последнего надеялась на чудо, но чуда не случилось. Внутри халупа оказалась такой же убогой, как и снаружи. Несколько чадящих факелов освещали тёмную комнату. Длинный стол не знал чистящего скребка, балки чернели от копоти, по углам– грязь и паутина. Очаг чадил, дым от него слоями висел под закопчённым потолком, запах гари противно смешивался с запахом влажной кожи и немытых тел.

– Понимаю, здесь не дворец, – раздался над её ухом голос принца. – Но потерпите ещё немного. Вскоре будем на месте. Ночь будет ветреной, одна из тех, когда лучше иметь пусть даже такой кров, чем никакого. Да и людям требуется отдых.

Громкий, пронзительный возглас прервал только что начавшийся, было, монолог. Молоденький оруженосец принца вскочил из-за стола так резко, что опрокинул лавку, на которой сидел. Его трясло, глаза едва ли не вылезали из орбит, зубы лязгали. Показывая в тарелку, он что-то нечленораздельно мычал.

– Что случилось, пацан? – гаркнул один из воинов, высокий латник с лицом, обезображенным шрамом. – Что там такое? Тебя отравили? Или сглазили?..

Парень замотал головой и снова выразительно указал на свою тарелку, продолжая издавать непонятные звуки, из которых Вильма поняла только «Там! Там».

Лорд Лэйн подошёл и резко встряхнул мальчишку, но оруженосец вырвался из его рук и рванул к выходу, зажимая рот.

– Какая муха его укусила?

Артур Лэйн, склонившийся над столом, заглянул в придвинутую миску и тоже изменился в лице. Подняв глаза, выразительно взглянул на своего господина. Принц подошёл к Лэйну и, бросив в тарелку взгляд, помрачнел лицом.

– Привести сюда хозяина!

Вильма ещё ни разу за эти дни не слышала, чтобы голос Его Высочества звучал так холодно, повелительно, отрывисто и резко.

Воины стремглав бросились исполнять приказ и через секунду толстяка поставили перед принцем на колени.

– Что нужно от меня благородным господам? Я ничего не знаю! Я ничего не сделал! – заныл он жалобно.

– Кто готовил суп?

– Моя сестра.

– Приведите её.

Сестрой оказалась не менее дородная и не более опрятная особа, чем её брат. Вильма про себя порадовалась, что не успела ничего здесь съесть.

– Что угодно господину?

Принц перевернул миску и на пол пролилось её содержимое. Жидкость быстро впиталась в земляной пол, осталось лежать лишь несколько кусков мяса. В одном их которых безошибочно угадывалось… тут многие зажали рты руками.

– Это человеческое ухо. Вы кормите путников человечиной?

– Может быть, мясо и человеческое – откуда мне знать. Мы ж скотину у себя забиваем не часто, а всё больше в городе покупаем. Времена нынче беспокойные. Может, какие лихие люди кого и убили? Мне почём знать?

– Ты брешешь, гадина! – возвысила свой громогласный голос Констанс. – Будто, разделывая мясо, можно не понять, куриные это потроха или человеческие уши!

Женщина злобно блеснула глазами в сторону верной служанки Вильмы, но голос её оставался таким же тусклым и монотонным:

– А я свет не зажигала, так, в потёмках, и готовила. Зрение у меня плохое. Как могла, там мясо и разделала. Ну, не заметила я вашего уха. Что тут такого?

– Это ваше последнее слово, женщина?

– А что тут много говорить, когда сказать нечего?

– Допросите-ка её брата, лорд Лэйн. Да добавьте побольше огонька, чтобы всё хорошо было видно.

Долго работать не пришлось, трактирщик раскололся почти сразу, поведав о том, что вот уже почти год они промышляют тем, что добывают провизию, убивая одиноких путников. Времена тяжёлые, выживать как-то надо? Этот способ не хуже других.

– Не хуже других? – презрительно скривился Артур Лэйн. – Ну-ну!

Лишь напряжённые скулы и потемневшие синие глаза принца выдавали его истинные чувства, ни один мускул не дрогнул, когда он отдавал приговор повесить трактирщиков. Напрасно, стеная и заливаясь слезами брат и сестра просили помилования, напрасно голосили во всю мощь лёгких – их повесили на суку большого дерева возле ворот частокола.

Вильма, удивляясь собственному бесстрастию. Она не испытывала к жертвам сострадания.

Один из людей в отряде принца прочёл молитву. Первый табурет вышибли из-под грузного тела женщины. Мужчина сопротивлялся так, что в петлю затащить его удалось только совместными усилиями.

– Запрягайте коней, мы не останемся в этом проклятом месте, – распорядился принц Амадей.

– Разумно ли это, Ваше Высочество? Кони устали, люди – тоже.

– Прикажите седлать лошадей, лорд Лэйн, – ледяным, не терпящим возражения голосом, приказал принц.

Вильма выдохнула с облегчением, когда проклятая харчевня осталась позади. Последние рыцари бросили факелы в покрытую мхом и плесенью солому крыши. Та занялась, распускаясь оранжевым цветком.

– Пусть огонь очистит эту землю, – удовлетворённо кивнул принц, поднимаясь в седло. – Леди Чарис, держитесь неподалёку от меня.

***

Занялся новый день. Их путь продолжался. Край оказался болотистым, дорога – чудовищной, а если точнее, то дороги-то никакой и не было. Они двигались вперёд вдоль реки, затопленной заливом. Лошади увязали в иле, с трудом преодолевая сплошные заросли тростника. Приходилось то и дело петлять, объезжая какие-то препятствия.

Принц Амадей всё время держался во главе их отряда. Полы его плаща развевались, как знамя. Его доспехи ярко сияли даже в свете тусклого дня.

Вильма уже шаталась в седле от усталости и думать могла исключительно о надёжном укрытии.

Неужели в мире правда существуют нормальные стены, кровати и еда? Хотелось искупаться и вытянуть нывшее от долгой скачки тело на мягких пуховых перинах.

Но кое-что из этой поездки Вильма для себя уяснила на всю оставшуюся жизнь: даже будучи принцем крови, ты остаёшься простым смертным. Каким бы высоким не было происхождение, но в пути, будь ты принц или даже король, ты идёшь так же, как и простой солдат, тебя подстерегают те же опасности, мучают зной, холод и голод.

Дождь усиливался и вскоре влил, как из ведра, даже плащ не способен был защитить. Зубы выбивали дробь. Вильма так озябла, что не чувствовала ни рук, ни ног в стременах.

– Потерпите немного, сударыня, – приободрил её принц. – Осталось немного.

– Мне не кажется, что столица где-то поблизости? Места выглядят дикими.

– Впереди не столица. Всего лишь мой замок. Веселей! Мы вскоре окажемся под крышей, сможем обогреться и перекусить!

Вскоре появились очертания замка. Чёрная крепость выглядела зловеще.

Оруженосец протрубил в рог. В ответ тут же загремели цепи подъёмного моста. Путники вереницей въехали под тёмную арку, где им освещали путь несколько слуг с бронзовыми фонарями. В конце прохода замерла фигура в чёрном капюшоне. Высокая и худая. Одинокая. Но почему-то у всех при виде её возникло ощущение довлеющей угрозы.

Фигура сделала шаг вперёд и медленно откинула капюшон.

ГЛАВА 11

Ветер раздувал длинные волосы незнакомца, они струились по ветру белые, словно седые, бесцветные пряди, выбившиеся из-под капюшона. Взгляд невольно цеплялся за эти пряди, плывущие по воздуху, словно экзотические водоросли в ледяной воде. За его спиной яркой вспышкой сверкнула молния и только тут стало понятно, что весь отряд замер, будто заворожённый, перед этой фигурой, от которой так и веяло напряжением и угрозой.

Создавалось иллюзия, что задувающий ветер распространялся от этой фигуры.

Кони нервно перебирали ногами и испуганно фыркали, гарцуя на месте.

Белые руки незнакомца поднялись вверх и, взявшись за край капюшона, отбросили его назад, открывая вечно юное, белое, как у нежити, лицо хайримана.

– Ваше Высочество, – тихий голос перекрывал вопли бури, скрип железа, ржание коней. Он звучал мелодией поверх аккомпанемента.

Принц занимал преимущественную позицию во всём. Он находился в собственном замке, в окружении десятка дружинников, был вооружён мечом, которым, Вильма имела возможность в этом убедиться, владел превосходно, да ещё и верхом на коне, но… но возникало чувство, что он уязвим перед человеком в длинном плаще, как ребёнок уязвим перед взрослым.

– Лорд Чарис? – прозвучало так, словно принц боялся подавиться этим именем.

Словно одно присутствие этой фигуры лишало его воздуха и отравляло.

– Простите, что без приглашения.

– Что вы здесь делаете?! – зарычал принц. – Вас здесь быть не должно!

– Ту же самую фразу легко адресовать и вам, сир. Вас здесь быть не должно. Вы уже должны были бы вернуться в Королевский дворец, где вас с нетерпением ожидают.

– У меня были свои причины, чтобы изменить маршрут.

– Не смею оспаривать ваших прав, ваше высочество.

– Это было бы неоправданной дерзостью с вашей стороны, милорд. Увы! К сожалению, не первой.

– Мне больно слышать это, ваше высочество. Я придерживаюсь мнения, что все эти годы был вам верным слугой.

– Не моим – моего отца.

– Разве это не одно и тоже? – вкрадчиво поинтересовался маг.

Напряжение росло.

Дружинники переглядывались между собой, не зная, что им делать дальше.

Вильма не могла понять, какие чувства вызывает в ней появление отца? Конечно, она была рада его видеть, но вражда между ним и принцем бросалась в глаза даже непосвящённому человеку, а она… она успела влюбиться в принца Амадея, конечно не настолько, чтобы принять сторону против отца, но в достаточной, чтобы чувствовать себя глубоко несчастной, наблюдая за их размолвкой.

– Служа королю, я служу королевству, а значит и вам, ваше высочество, – добавил лорд Чарис.

– Вы служите не королевству, а лично моему отцу, выполняя для него грязную работёнку.

– Все мы не без греха, – голос лорда Чариса походил на шёлковую верёвку, гладкую, мягкую – удушающую. – Порой даже те, кто берёт на себя смелость стать образцом рыцарства, совершают далеко не красящие их поступки.

– Что вы хотите этим сказать? – голос принца сделался холоднее обдувающего их со всех сторон ветра.

– Вы похитили мою дочь.

– Я её не похищал!

– Разве? По моим предположениям, она должна была поехать иной дорогой в другой замок. Но вот все мы здесь?..

– На вашу дочь напали в пути, если бы, по счастливой случайности, мы не подоспели вовремя, боюсь, вам пришлось бы облачиться в траур. И что я слышу вместо слов благодарности? Упрёки?

– Упрекать? Мне? Вас?.. Ну, что вы? Это можно было бы посчитать изменой с моей стороны. Но я рад, что, несмотря на все трудности пути, все мы сейчас здесь, целые и невредимые.

– Разделяю ваши чувства, милорд. И всё же, как вы посмели явиться ко мне без приглашения?

– Я пришёл за своей дочерью, милорд.

– Откуда у вас сведения, что вы найдёте её здесь?

– Плох тот маг, что не способен отыскать собственную плоть и кровь. Определив направление движения, об остальном несложно было догадаться. Я предположил, что вы заедите в ваши земли и не ошибся.

– Вы прибыли один? Не вижу рядом с вами лошади.

– Я открыл портал.

– Без разрешения? – гневливо изогнул бровь принц.

– Отчего же? Я получил его от нашего короля, – с этими словами отец Вильмы протянул Его Высочеству, свёрнутый в трубочку документ. – Можете убедиться, если пожелаете.

– Не желаю, – отрезал принц. – Я в курсе, что король благоволит тебе, маг. Ну и? Чего ты от меня хочешь?

– Только то, что мне принадлежит – мою дочь. Благодарю за вашу помощь, за оказанную моему дому честь, заступничество и покровительство, но теперь я позабочусь о ней сам.

Принц гневно кусал губы, явно пытаясь найти повод возразить и не находя его.

– Вы в своём праве, лорд Чарис. Хотя я был бы счастлив, останься леди Вильма под моей крышей чуть дольше.

– Не сомневаюсь в этом, – с лёгким сарказмом кивнул маг.

Отец молча протянул Вильме бледную ладонь, раскрыв её пальцами вверх. Ей ничего не оставалось, как подчиниться.

– Благодарю за всё хорошее, что вы для меня сделали, ваше высочество, – обернулась на принца Вильма.

Хаймэ поспешно придержал стремя, помогая девушке спешиться. Констанс заняла место за спиной воспитанницы. Те из людей, что изначально следовали за юной госпожой, отделились от королевского отряда.

Вильма раньше не видела, как отец колдует. В её воображении он представал скорее учёным, что вечно корпит над книгами и какими-то сложными, непонятными для неё, опытами. Никогда прежде не казался он ей ни грозным, ни страшным, ни вкрадчивым, словно кот, подкрадывающийся к мыши. Сегодня она впервые увидела его таким и… он словно стал для неё чужим.

Лорд Чарис вскинул ладонь, над ней воссияло белая сфера, внутри которой, как ртуть, перетекало нечто святящееся, горящее так ярко, что смотреть не было сил – глаза больно резало. Стряхнув эту сферу с ладони, отец вонзил её в пространство, как копьё. Словно диск, она «разрезала» воздух и «растеклась» во все стороны голубой аркой.

Вильма почувствовала, как пальцы отца сомкнулись на её кисти. Хотелось обернуться, попрощаться, но она не успела. Мгновение, и из продуваемого всеми ветрами внутреннего двора замка они шагнули в жарко натопленную комнату с пылающим пламенем в очаге. Следом за ней словно из ниоткуда выросли фигуры Констанс, Хаймэ и наёмников.

Переход с внутреннего двора замка, продуваемого ветрами и заливаемого дождём в тихий, тёплый коридор, застланный пушистыми коврами, был разительным до такой степени, что Вильме сделалось дурно от нехватки воздуха – словно просторный мир загнали в узкий туннель.

Отец резко толкнул дверь. Шагнув в комнату, он придержал её перед Вильмой:

– Хаймэ, – отдал он приказ дружиннику, – обратись к камердинеру, скажи, что я распорядился позаботиться о вас с дороги. Пусть отведут вам комнаты, предоставят свежую одежду и еду. Ступай.

– Слушаюсь, милорд.

Не дожидаясь, пока слуга выпрямится с поклона, лорд Чарис захлопнул перед его носом дверь.

– Вы не слишком-то были любезны с нашими людьми, отец… – начала Вильма, но закончить не успела – он заключил её в объятия, прижимая к сердцу с нежностью, на которую вряд ли можно было бы счесть способным этого, с виду ледяного, как айсберг, мужчину. Она ощутила на лбу прикосновение его сухих, горячих, как в лихорадке, губ. Хотя, возможно, такими горячими его объятия ей показались потому, что она совсем закоченела.

Отстранив дочь от себя, лорд Чарис несколько секунд молчаливо вглядывался ей в лицо, потом ласково отвёл спутавшиеся пряди волос с её лица:

– Совсем повзрослела. Ты стала ещё красивей с нашей последней встречи.

Потом он развёл руки в стороны и Вильма ощутила горячий порыв ветер, охвативший её со всех сторон. Горячее воздушное облако окутало на несколько секунд, а когда тепло развеялось, одежда на ней полностью высохла.

– Проходи к камину. Садись

Отец направился к горке, стоявшей вдоль стены. Он извлек оттуда поднос с аппетитными булочками и кремовыми пирожными, которые так любила Вильма, конфеты, сверкающие глазурью и шоколадом из стеклянной вазочки, кувшинчик с лимонадом, секрет приготовления которого знали только в их доме.

– Ты наверняка проголодалась с дороги. Ужин подают чуть позже. Пока же могу предложить лишь это угощение.

Он поставил поднос перед ней на столик.

– Если быть откровенным, – начал отец, усаживаясь в кресло напротив дочери, – я хочу какое-то время единолично владеть твоим временем и вниманием. Нам нужно поговорить. Считаю предстоящий разговор столь важным, что, как видишь, даже не дал тебе времени переодеться и привести себя в порядок. Обещаешь быть со мной откровенной и честной?

– Я всегда честна с вами, отец.

– Кроме тех случаев, когда ты хитришь и лукавишь ты, пожалуй, честна, – проговорил он, пряча улыбку. – Твоя лисья натура мне хорошо известна.

– Отец!..

– Сказано не в упрёк, моя дорогая. Да и как мне тебя упрекать, если большинство черт характера ты унаследовала от меня же? Лукавство, авантюризм, страсть к приключениям и манипуляциям – все эти качества едва ли можно назвать положительными, но я никогда и не желал видеть тебя светлой праведницей Прожив долгую жизнь я ни разу не видел, чтобы кто-то из по-настоящему порядочных, честных людей был счастлив. Порядочные и невинные умирают первыми; их используют, не ценят, редко уважают и почти никогда не любят. Я же хочу видеть тебя счастливой, богатой, окружённой почтением. Чтобы всего этого добиться, придётся перестать быть хорошей для других и стать хорошей для себя. Запомни, люди понимают только один язык – язык кнута. Никогда не забывай этого. Тебе станут говорить о добродетели, но думать только о том, как бы использовать твои положительные качества в своих интересах. Окружающие люду жаждут получить твой ресурс, чтобы направить его на решение своих проблем. Мужчины начнут твердить о любви, а ты помни, что любовь человеческих мужчин сводится к одному – они имеют своих женщин во всех смыслах данного слова. Берут всё – не дают в ответ ничего. И ещё – люди выглядят как мы, говорят, как мы, но люди – не хайриманы. Никогда не забывай, кто уничтожил твой народ, девочка. Не просто подчинил, поработил, использовал – уничтожил.

– Почему вы всё это говорите мне сейчас, отец?

– Потому что я видел тебя рядом с Амадеем. Видел, какими влюблёнными глазами ты на него смотрела. С каким сожалением оставляла. Вот поэтому и говорю. Не обольщайся на его счёт ни минуты.

От Вильмы не укрылись, как пальцы отца сжались на подлокотниках кресла, выдавая его внутреннее напряжение и ярость.

– Держись от него подальше. У него на твой счёт нет и не может быть честных намерений. Для него ты всего лишь овца в стаде, Вильма.

– Но если вы так опасаетесь принца, зачем вызвали меня ко двору?

– Я был вынужден подчиниться приказу короля, – ледяным голосом отрезал лорд Чарис. – Игнорировать прямо в лицо высказанную королевскую волю, значит, проявлять неповиновение, а это может расцениваться как бунт или измена и – караться соответственно.

– Но разве сами вы не желаете приблизиться к трону? Стать ближе к власти? Если принц полюбит меня… стань я королевой…

– Ты не станешь королевой, Вильма, – не допускающим возражения тоном отрезал отец. – При лучшем раскладе, жена принца – это всего лишь жена принца, сосуд для продолжения его рода, чьё главное предназначение рожать принцу наследников. Бесправное бессловесное существо, подставка для жемчугов и короны, выгуливающая платье на королевских приёмах. Единственный плюс в том, что платья нарядные. Судьба, прямо скажем, не завидная, но и той тебе не при каких обстоятельствах не светит. Невеста принцу давно назначена, и это не ты.

– Но разве наша семья не способна принести достаточно «бонусов», отец? – с горячностью заговорила Вильма. – Мы богаты, на самом деле даже богаче, чем думает большинство! Да, мы не так родовиты, как некоторые князья и герцоги, но наш род – он ведь и не человеческий? Разве сам наш дар не самое большое наше богатство?

– И с чьего голоса звучит эта песня? – выдержав небольшую паузу, во время которой отец не сводил изучающего взгляда с лица дочери, спросил лорд Чарис. – Можешь не отвечать. Я сам знаю. Не нужно обладать сверхмудростью, чтобы сложить простые факты между собой и прийти к очевидному выводу. Принц Вайтхорнский вовсе не случайно возник на твоём пути.

– Он сам и не отрицал, что встреча наша, в какой-то мере, подстроена им.

– Даже так?..

– Это правда, что король ненавидит сына и желает ему гибели? И что в последнем вы с королём заодно?

Отец приподнял бровь, демонстрируя удивление от претензий дочери, высказанных со всей горячностью особы, познавшей прелести первой любви.

– Ненавидит? Желает ему гибели? – лорд Чарис поменял позу, устраиваясь в кресле удобнее. – Ну, не знаю, не знаю. Не уверен, что король и правда готов пойти на убийство сына. Хотя, совершенно точно – отец и сын давно и серьёзно не ладят. Противостояние началось из-за того, что твой сокол ясноглазый постоянно плетёт заговоры против своего отца. Ты, наверняка уже в курсе слухов, что король Винтер Вайтхорнский неуправляемый сумасброд? Тиран, склонный к вспышкам дикой ярости, лёгкий на расправу, наслаждающийся садистскими казнями? Король, одержимый гневом, столь же опасным, как вышедшее из-под контроля пламя и его нужно от власти отстранить.

– А слухи правдивы?

– И да, и нет, – в задумчивости проговорил лорд Чарис, вглядываясь в танцующее в очаге пламя. – Некоторые поступки нашего короля действительно кажется странными, но ум у него холодный, а рассудок – здравый. Одна беда – у него лишь один наследник. И этот наследник слишком стремится к власти. В последнее же время кронпринц и вовсе проявляет слишком много независимости. За ним стоит королевское войско, которому он оказывает дополнительную материальную поддержку. На последнем смотре королевских войск произошло неслыханное: они приветствовали в первую очередь кронприца, а уже потом – правящего короля. Информаторы так же сообщали о том, что принц в обход короля налаживает международные связи. У него гостили заоскорянские и тулийманские послы, а о чём они там речи вели – тайна. Но Винтер не глуп и, по счастью, не слеп. Он видит, что его сын укрепляет свои позиции и предпринимает меры.

– Меры? Ты называешь мерами попытки убийства?! Да принц всего лишь защищается! – возмутилась Вильма.

Лорд Чарис вновь выгнул бровь:

– Ему не пришлось бы защищаться от родного отца, не вздумай он представлять для него угрозу.

– Но зачем Его Высочеству выступать против Их Величества? Ведь он, так или иначе, единственный наследник короны? И всё, что ему нужно сделать – просто подождать…

– Подождать смерти отца? Но он не хочет ждать, он желает всего и сразу. И у принца есть активные сторонники, связывающие с ним свои надежды и чаяния. Они нашептывают ему откровенные наветы или говорят искажённую правду, рисующую короля мрачными красками. Они внушают ему мысль о том, что он, как мессия, должен спасти страну и народ от тирана, приняв, наконец, власть от отца. Куда приятнее поверить в это и занять престол завтра, чем долгие годы носить титул кронпринца, довольствуясь жалкими крошками с царского стола. Сегодня, как эти лорды не пекутся, принц не решается на последний рывок. Фигуры расставлены на доске. Вот-вот начнётся партия.

– И? – подняла на него глаза Вильма. – Где в этой партии наше с вами место?

Она не сводила с него ясных, светлых глаз, на дне которых, тем не менее, плескался скрытый, тёмный вызов:

– Судя по всему, вы решили держать сторону короля?

– Конечно.

– Но разве будущее не за сыном? Разве старый король не живёт вчерашним днём, в то время как принц Амадей… – Вильма строптиво тряхнула головой. – В то время как принц Амадей – наше будущее?

Лорд Чарис тихо, мелодично засмеялся. Вильма не раз видела, как во время такого его смеха даже самые храбрые люди резко бледнели лицом, хотя ничего угрожающего в лёгких, тихих переливах голоса лорда Чариса не было.

– Как легко вы, молодёжь, готовы списать нас со счетов, – покачал отец головой.

– Я не это хотела сказать!

– Я понял, что ты хотела сказать. Теперь услышь то, что скажу я. Король, которого ты считаешь отжившим свою жизнь и готова отправить на свалку истории, моложе меня.

– Что с того? Люди живут меньше хайриманов.

– Суть не в этом. И даже не в том, что на самом деле Винтер полон сил, в трезвом уме, ясной памяти и все, сему факту сопутствующее, при нём, а значит, власть сыну без боя и крови он ни за что не отдаст. Опыта в управлении государство и в ведении интриг у короля куда больше, чем у кронприца, за ним идут куда более разумные головы, включая меня. Что же в резерве у твоего красавчика? Жестокие авантюристы, готовы ради выгоды рискнуть собственной жизнью. Во что, по-твоему, они поставят жизни других существ? Меньше, чем ничего, уверяю тебя, Узурпировать власть не так легко, как кажется, но куда труднее её удержать.

– О какой узурпации может идти речь, если мы говорим о законном наследнике?

– О самой прямой, если власть передаётся не естественным путём, а достигается насилием. Но ты спросила меня, где наше место в этой игре? И Винтер, и Амадей – они оба стоят за теми, кто пришёл на наши земли. Это их предки заключили с хайриманами договор, которому наш с тобой народ честно пытался следовать, но в результате потерпели ужасную несправедливость. Всех, кого уличали во владении чарами, уничтожали под предлогом связи с Нижним Миром. Те из нас, кто всё-таки выжил, вынуждены таиться, скрываться, изощряться, предаваться своему мастерству под покровом ночи и тайны. Нам отведена роль мокрицы в щели. Нами пугают детей в страшных сказках. Те же из нас, кто объявлен якобы «хорошими», обязаны поставить службу людям целью своей жизни. Лишь умея быть полезными, вырываем мы себе место под солнцем, но мы стоим вне закона. У нас нет своих земель, институтов управления. Мы – не граждане и даже не рабы.

– Как странно слышать это от человека, который является правой рукой короля, при имени которого даже влиятельнейшие люди королевства готовы трепетать.

– В том-то и дело. Они трепещут, льстят, пресмыкаются и – ненавидят. Ненавидят всей душой, потому что боятся, завидуют и не понимают. Людишки – серая масса, Вильма. Их племя не терпит ярких пятен среди своей массы. Где-то там, наверху, в виде звезды – быть может, но всё, что отличается от них здесь и сейчас, они растопчут с яростью быков, придадут поруганию, отравят клеветой. Хочешь выжить в толпе? Стань ею. Притворись такой же, как они, плыви по течению, но никогда не забывай – ты не они. Ты выше их, сильнее лучше. Используй их слабости, их пороки, заставляя надувать свои паруса для достижения поставленных тобой целей. Учись играть на струнах людских душ – это несложно, человек предсказуемый зверь, ведомый тремя путеводный звёздами: жаждой наживы, самоутверждения и похотью. Заставляй литься их энергию на лопасти своей мельницы. Никогда не верь людским словам. Не бойся людей, но опасайся их, как стоит опасаться приручённого медведя: выглядит зверь порой трогательно и даже мило, но напасть может в любой момент, а натиск его стремителен и смертоносен. Не пускай людей в своё сердце, Вильма. Может быть, они и не смогут его разбить, но нагадят в душу обязательно.

– Не думала, отец, что вы относитесь к людям столь неприязненно. Та старая война между хайриманами и людьми…

– Старая?.. – светлые глаза отца блеснули зарницей, холодной, но способной испепелить. – Скажи, ты видела хоть одного, кроме меня? Нет! Не потому, что нас больше нет, а потому что война всё ещё идёт. Мы либо подчиняемся и работаем на людей, либо – подлежим уничтожению. Других вариантов людишки нам не оставили.

– Но ведь были же исключения среди них? Ведь к маме, хоть она и человек, ты относился иначе?

Лорд Чарис резко поднялся и подошёл к камину, облокачиваясь на каминную полку, не замечая палящего жара, идущего от горячего пламени. Видя лишь внутренних демонов, терзающих его сильную душу. Ледяной принц, Лунный лорд – её отец, он казался слепленным изо льда или хрусталя, подсвеченных лунных светом. Белые длинные волосы, узкое лицо, прозрачные глаза, музыкальные пальцы, острые скулы, восковое, бескровное лицо – всё это Вильма унаследовала от него в полной мере.

– Каково наше место в партии, готовой развернуться вот-вот? – словно разговаривая сам с собой, словно забыл о её присутствии рядом, проговорил отец. – За кого нам играть? За короля или за принца, отца или сына? Что скажешь? Если бы выбирать пришлось тебе?

– Я бы играла за сына.

– Дура, – надменно резюмировал он. – Если бы я принимал у тебя урок, дочь, ты бы, считай, его сейчас провалила.

– Но я всё равно бы выбрала эту сторону.

– И погибла бы. И принца своего, возможно, тоже похоронила.

– Вы так уверены в том, что выиграет король?

– Да.

– Почему?

– Потому что я стану держать его сторону. На будущее, дочь, принимая судьбоносное решение никогда не делай этого сердцем. Сердце заставляет нас торопиться, поступать опрометчиво, туманит голову, а ведь решение для человека то же, что смертоносный прыжок для хищника. Поспешишь, не рассчитаешь своих сил или расстояние до удара – всё! Второго шанса может и не быть. А если охотишься на вепря или оленя, то вместо сытного ужина получишь удары острым рогом или клыком. Сердце даёт цель, но пусть к ней всегда следует прокладывать разумом. Принимая решение всегда следует в расчёт брать не интересы сторон, отцов и детей, партий, религий – с в расчёт следует брать свои интересы. Вот мы, наконец, и подошли к ответу на твой вопрос, дорогая: где в этой партии наше с тобой место? Королями нам быть не дано, пешкой – что-то не хочется. Так что же нам делать? Мы до последнего останемся вне поля игры, за кулисами и постараемся управлять процессом в собственных интересах. Мы постараемся на пути к цели как можно больше пешек стряхнуть с доски и сами займём главенствующие позиции!

ГЛАВА 12

Быть приставленной ко двору, увидеть короля, королевский двор, где собрано настоящее соцветие первых красавиц королевства и лучшие рыцари, самые галантные кавалеры – Вильма мечтала об это почти столько же, сколько себя помнила. Жизнь при дворе представлялась ей вереницей бесконечных увеселений и удовольствий.

Если на свете существует рай, то он здесь, в самом центре страны – думала она.

И вот она здесь, стоит у врат, готовая сделать первый шаг навстречу счастью.

Первое огорчение, постигшее Вильму в столице было то, что отец попытался разлучить её с верной Констанс.

«Деревенщина», – пренебрежительно отозвался он о той, что заменила его дочери мать. – «Ей лучше вернуться назад, в замок».

Но Вильма упёрлась так, что любой мул рядом с ней показался бы в этот момент образцом кротости. Памятуя о том, что даже в сопровождении королевской свиты они несколько раз едва не расстались с жизнью, отпускать няньку с неизвестность девушка категорически отказалась. Отцу подобные вещи вряд ли можно было объяснить, но Констанс была для неё не прислугой, а родным человеком, одно присутствие которого рядом внушает уверенность и спокойствие.

– Она не разбирается не только в придворной, но просто в городской жизни, – попытался урезонить её отец. – Она санет позорить тебя на каждом шагу.

– Я потерплю. Констанс останется со мной и – точка.

Лорд Чарис со вздохом уступил, но представил к дочери в услужение ещё двух девушек. У неё появился даже свой собственный парикмахер, приятный, хотя, на вкус Вильмы, слишком слащавый молодой человек с тонкими усиками над слишком пухлым ртом. Он был не слишком приятен, как человек, но дело своё знал. После его щёток и притираний, волосы Вильмы, и без того густые и красивые, сияли, словно жемчуг.

Наряд её был роскошен. Лиф платья служанки старательно прикрепили к корсету и нижнему платью алмазными булавками. Украшенной декоративной шнуровкой и чёрным кружевом, он представлялся настоящим произведением искусства. От плеча до локтя рукав облегал руку словно вторая кожа, а потом расширялся каскадами мягкой ткани. Широкий колокол юбки подчёркивал тонкую девичью талию. Насыщенный, «королевский» синий цвет добавлял глубину взгляду Вильмы, подчёркивал матовую, молочную белизну её кожи и жемчужное сияние волос. В этом наряде Вильма самой себе казалась волшебницей, феей. Синий и чёрный – цвета её отца. Они изумительно подходили и ей самой.

Она должна добиться успеха, иначе зачем ещё проведение одарило её такой чарующей внешностью?

С сильно бьющимся сердце Вильма взяла отца под руку, и они спустились вниз, туда, где их уже дожидался экипаж. Шестёрка резвых коней быстро домчала их к королевскому дворцу. В конце улицы встретилась многочисленная толпа людей, заграждающая проход к воротам.

– Что там такое? – забеспокоилась Вильма, стараясь выглянуть в окошко, отодвигая плотные кожаные занавески, защищающие тех, кто внутри, от едкой городской пыли.

Всё, что ей удалось рассмотреть – это факелы. Целая процессия с факелами.

– О! Это твой любимый принц.

– Не может быть! Он же был за многие лье от столицы?

– Тем не менее, это он. Его легко узнать по белому шёлковому плащу, который Его Высочество имеет обыкновение носить, когда разгуливает по двору.

Нестройный гул голосов, конский топот окружали со всех сторон. Как Вильма не пыталась, разглядеть принца Амадея, у неё не получилось. Зато она отлично рассмотрела сам громадный замок – старинное жилище королей.

Окна в здании были ярко освещены. И кругом были люди, люди – настоящее людское море, волнующееся, шумное, даже отчасти грозное.

– Если мы хотим пройти внутрь, нам придётся немного пройтись, – недовольно проворчал отец, стукнув тростью по стене кареты.

Через мгновение забренчала выдвигаемая металлическая ступенька и дверь услужливо распахнулась.

У ворот их встретили капитан и стражники. Капитан имел строгий приказ – никого не пускать в Королевский Замок, но у Первого Королевского Мага была с собой пропуская грамота. Они беспрепятственно вошли внутрь, пройдя через анфиладу комнат, где каждый раз гвардейцы распахивали перед ними двери.

Люди были и здесь. И какие люди! Столько новых лиц! От обилия впечатлений у Вильмы закружилась голова. Мужчины, разодетые в пух и прах, казались неестественно прямыми в своих камзолах. У молодых людей были смазливые, наглые лица, ядовитые улыбки и острые взгляды, но даже они предпочитали вежливо отступить перед Первым Магом Его Величества.

Отец, не сбавляя шага, шёл вперёд – толпа вежливо расступалась.

Поравнявшись с королём, отец склонил высокомерную светлую голову в низком поклоне.

Король был невысокого роста – вот первое, что отметила про себя Вильма. Второе – он выглядел гораздо моложе, чем она представляла.

Старик? Нет, этому человеку было ещё далеко до старости, он цветущий и полон сил. Губы его улыбались, глаза приветливо блестели. В этих глазах было столько света и цвета, небесной, яркой голубизны… но сравнивать с небом их не хотелось. Это было скорее глубокое море, способное отражать и поглощать.

– Друг мой! – радостным голосом приветствовал их король. – Рад видеть! Ты появился как раз вовремя. Мне доложили, что ты болен?

– Здорово, Ваше величество. Я всего лишь ненадолго отлучился, чтобы встретить дочь. Позвольте представить вам – Вильма Чарис.

Глаза короля скользнули по девушке, что таилось за их ясной синевой, понять было сложно:

– Ваша дочь само очарование. С такой красавицей в доме никогда не будет темно. Даже если светила пропадут с небес, днём она заменит солнце, а ночью – луну и звёзды. Прелестная звезда, могу ли я пригласить вас на танец?

Отказать королю невозможно, всё, что оставалось Вильме, сделать шаг вперёд и вложить в раскрытую ладонь короля дрожащие пальчики.

Король, танцующий с ней на балу? Так далеко даже в своих фантазиях она никогда не заходила.

В девичьих мечтах Вильма пленяла собой прекрасных рыцарей и баронов, готовых биться за один её благосклонный взгляд на дуэлях и турнирах; в самых смелых, тайных фантазиях удавалось привлечь внимание самого принца. Но – король?.. Это было нечто вроде солнца – фигура, безусловно, существующая, но слишком далёкая и высокая, чтобы концентрировать на ней внимание. От волнения даже звуки вокруг… нет, не стихли, они были громкими до оглушения, но словно где-то далеко, в другом мире.

Лицо короля по-прежнему было слишком близко. И снова мысль о том, что король выглядит странно молодым и даже привлекательным, поразила её. Принцу было от кого унаследовать свою красоту.

Машинально перебирая ногами под длинными пышными юбками, на которые боялась наступить, Вильма, опираясь на руку короля, вышла в центр зала. Она физически ощутила на себя тяжесть сотни взглядов, любопытных, завистливых, праздных – и впервые в жизни поняла, что не готова к такому количеству внимания.

– Кажется, моё внимание напугало вас?

– Напугало?.. – переспросила она эхом и в тот же момент пожелала провалиться сквозь землю.

Саркастично поднявшаяся бровь отчего-то заставила её ещё больше смутиться.

Да что с ней такое?! Она – Вильма Чарис и она никогда не сдаётся! Она всегда, как кошка, приземляется на все четыре лапы, не пасует перед трудностями. Правда, справедливости ради, раньше ей не приходилось общаться с тем, кто стоит выше неё и от чьего взгляда, решения, прихоти могут решаться человеческие судьбы.

По слухам, король обладал крайне переменчивым нравом, был нетерпелив, своенравен, скор на расправу. По стране долго ходил анекдот о некой слишком предприимчивой и излишне кокетливой леди, осмелившейся на один из приёмов отметиться в слишком глубоком декольте и повести себя с Его Величеством слишком (с его точки зрения) дерзко. В результате он плюнул в это самое декольте. Имел ли место на самом деле знаменитый королевский плевок или нет большой вопрос, но факт остаётся фактом. В опале оказалось все семейство нескромной матери семейства. Так что дерзостей в свою сторону король не терпел, а дам предпочитал нежных и кротких, аки горлица. Место женщины видел в светлицы, под окошечком, над рукоделием или молитвой. Хотя, в любовницах у него таких не числилось, но именно такой идеал Прекрасной дамы брали за образец в королевстве.

– Я не напугана, – Вильма старалась как можно осторожнее подбирать слова. – Скорее, мои чувства в смятении. Признаться, я не смела рассчитывать на такую честь – танец с самим королём.

Она старалась смешать в нужной пропорции восхищение, радость и робость, приличные девице в данном случае.

Судя по вполне довольной улыбке короля пока, хвала всевышнему, удалось.

– Признаться, добиться подобной чести на балу не так уж и сложно. Вполне достаточно иметь… ну, хотя бы такое пикантное, милое личико, как у вас.

– Благодарю за лестное обо мне мнение.

– Это просто констатация факта. Ну, и фамильное сходство. У вашего отца вполне заслуженная репутация первого красавца при дворе. Некоторые даже берутся утверждать, что во всём королевстве. Вы – его полная копия. Признаться, давно было любопытно взглянуть на исполнение Чариса в женском варианте.

– Не самый здоровый интерес, – язык Вильмы всегда работал быстрее её разума.

– Вот как?

– Я всего лишь хотела сказать, что не во всем похожа на отца. Сходство только внешнее.

– Я сказал тоже самое. Вы в самом деле похожи на своего отца только внешне. Лорд Чарис настолько же умён, насколько красив.

– Хотите сказать, что я – глупая? Возможно, вы и правы, ваше высочество. Я не так мудра, как мой отец, но надеюсь, с годами этот недостаток сгладится. Молодость быстро проходит, и тогда нам, бедным женщинам, остаётся утешаться умом.

– Поверить не могу, что вы столь неопытны. Или мне следует усмотреть оскорбление в вашем обращении?

– Что?.. – Вильма судорожно прокручивала в голове всё сказанное.

Она и правда неловкая, как медведь, забредший в лавку торговца антиквариатом, но – оскорбление? Какие её слова можно рассмотреть, как оскорбление. – Прошу меня простить, но я не понимаю, ваше высочество…

– Я -– Величество.

Краска бросилась девушке в лицо. Идиотка! Ну, надо же так!..

– Прошу меня простить, ваше величество, это всё от волнения. Для простой девушки из лестного захолустья встреча с Вашим Величеством всё равно, что с самим солнцем! Слишком горячо, страшно и – мысли так и норовят спутаться. Молю о снисходительности к моей непростительной оплошности… Прошу прощения.

– Прощение даровано. Волнение вам к лицу. А ещё – вы прекрасно танцуете, даже когда волнуетесь.

Танец подошёл к концу. Смычки в руках музыкантов облегчённо взвизгнули на последней ноте, но, к сожаленью для Вильмы, король, не отпуская её, увлёк её за собой.

В зале было так тесно, что негде и яблоку упасть. Вильма отмечала про себя, что придворные занимались кто чем: кто танцевал, кто-то играл в карты, кто-то в кости. Беспрестанно люди входили и выходили в двери. Но даже в такой пёстрой толпе фигура отца возвышалась над другими, как айсберг над бегущими волнами – чёрный камзол, расшитый серебряной вязью, обсыпанный алмазной крошкой, подчёркивал бескровную бледность лица и длинные, светлые волосы.

– Как вы находите мой дворец, леди Чарис?

– Он прекрасен.

– Всё, что предает ему блеск, идёт от ваших далёких предков. Архитектура хайриманская. Вы интересуетесь архитектурой?

– Не слишком.

– А искусством? Должно быть, вам нравятся танцы и пение? Всем девушка нравятся танцы и пение. Наверное, поэтому они так увлекаются моим сыном. Вы уже знакомы с ним?

– Именно Их Высочеству я обязана тем, что прибыла в столицу целой и невредимой. Если бы не его покровительство, я могла бы погибнуть в пути от рук разбойников.

– Спасать прекрасных дев от бед его конёк. Вы, должно быть, уже без ума от его синих глаз и сладких слов? – с едкой усмешкой процедил король. – Вы не оригинальны. Все девы в королевстве бредят светлым образом кронпринца. Он уже спел вам парочку любовных баллад?

– Баллад, Ваше Величество?

– Да, баллад! Серенад! Прочий музыкальный, любовный вздор. Конечно, спел. Сладко петь – это мой сын умеет. А девы падки на сладкие речи. И светлые очи.

– С моей стороны будет ложью отрицать тот факт, что ваш сын вызывает во мне глубокое восхищение и уважение. Во время нашего путешествия он показал себя истинным рыцарем.

– Рыцарем? Это он умеет. К сожалению, управлять страной это не на турнирах выигрывать и не девкам в уши мелодии заливать.

– Признаться, я чувствую себя не совсем удобно, ведя этот разговор.

– Вы намерены диктовать мне темы разговора?

– О, что вы! Лишь смиренно просить. Не более.

Король смерил её колючим, как иглы, взглядом, хотя губы его кривились в подобии улыбки. Впрочем, злой.

– Всё никак не могу для себя решить: вы действительно столь глупы и просто неопытны? Или настолько дерзки, что пытаетесь перечить мне под соусом того, что не понимаете, что делаете?

– Я…

– Вы!

– Теперь, когда вы спросили, вдруг поняла, что и сама не знаю.

Король рассмеялся:

– Ладно, как бы там не было, я желаю продолжить поднятую тему. Ты ведь знаешь о моём приказе насчёт будущей женитьбы сына? Хочешь стать одной из претенденток?

– Как будет угодно вашему…

– Я знаю, что мне угодно! Я спросил тебя о твоих желаниях. Хочешь стать моей снохой, красавица?

Вильма старалась задушить ростки гнева в собственном сердце. Он явно нарочно выводил её на эмоции, но дерзить королям – играть с судьбой.

– Ваш сын молод, красив, у него блестящее будущее – когда-нибудь ему станет принадлежать здесь всё. Кто же откажется от такого счастья?

Король насмешливо наблюдал за ней, блестя глазами. И сложно было понять, что таится за этим блеском: гнев? Злое веселье? Презрение? Скорее всего, всего понемногу.

– Вы даже не стали говорить о большой любви. О его ценных моральных качествах. Вы, к моему удивлению, сказали правду: вы хотите принца потому, что он красив, богат и – он принц.

– Красивого и богатого, и принца, ваше величество, полюбить легко.

– Можно полюбопытствовать, что же такое, по-твоему мнению, любовь?

– Любовь – это просто. С тем, кого любишь, хочется быть рядом. Рядом с любимым ты счастлив.

– А если вдруг любимый рядом, а счастья нет – что тогда? Это уже не любовь? – Улыбка (или – усмешка?) у короля была красивая. – В несчастье любви существовать не может? Она удел красивых, богатых и знатных, не так ли?

Вообще-то, в глубине души Вильма так и считала. Кто полюбит человека, лишённого внешней привлекательности? Или прозябающего в бедности? Любовь. в её представлении, неизменно тесно связывалась с дворцами, розами, красивой шёлковой одеждой, сладким вином и – обязательно! – привлекательной внешностью.

Она дёрнулась от неожиданности, удивлённо распахнув глаза, когда король, больно схватив её за подбородок, запрокинув голову, заглянул ей в глаза.

– Кто бы мог подумать, что у моего умнейшего мага дочка уродится такой сладкой пустышкой, – голос короля звучал почти так ласково, что смысл сказанным их слов не сразу дошёл до Вильмы. А когда дошёл, заставил вспыхнуть от возмущения. – Хотя, я тоже не в восторге от своего слабохарактерного отпрыска. Мы не выбираем детей, они такие, какие есть.

Он сделал шаг назад.

– Вы можете быть свободы, сударыня. Развлекайтесь, только не теряйте голову. Помните, во дворцах много соблазнов и опасностей.

Король удалился. Толпа, размыкаясь перед ним, тут же смыкалась, как волна, обошедшая волнорез.

Сердце Вильмы колотилось, в горле стоял горький комок. Вот он какой – король! Крайне неприятный, как человек, тип.

Забившись в тень, какое-то время она развлекалась тем, что наблюдала за лакеями, снующими туда и сюда. Они обносили гостей вином. Один из них приблизился и к ней с лёгким поклоном. Вильма взяла золочённый кубок и пригубив, нашла напиток приятным на вкус.

– Могу ли я быть чем-то полезным прекрасной богини, несомненно спустившийся к нам с высокой горы, где обитают бессмертные боги? – обратился к ней молодой человек. Особенный шарм и обаяние ему придавала плутовская улыбка и ямочка на подбородке. – Узнаёте ли вы меня, о, сирена, выскользнувшая из лунного луча, сошедшая с лунной колесницы?

– Лонгвиль! – обрадованно воскликнула Вильма. – Лонгвиль Ритталь! Старший брат Литты?

– Простите мою фамильярность, ведь по-настоящему мы не представлены друг другу. Но, что поделать? Моё любопытство оказалось сильнее меня. А как иначе, если ваше имя в этом зале у всех на устах? Только и слышится отовсюду: прелестная дочь мага Чариса, прелестная дочь мага Чариса! Она героически преодолела все препятствия на пути, пленила принца, вскружила голову королю и немудрено, ведь она такая красавица! Вот и я поддался общему порыву, решив воспользоваться тем, что в пансионе мы с вами были почти знакомы.

– Вы правы в одном – как следует, нас друг другу так и не представили. Но красть яблоки в монастырских садах и гоняться по парку вашего батюшки, прячась от учителей это нисколько не мешало! – смеясь, заметила Вильма.

– Ни в малейшей степени. Вы помните?

– Было весело. Правда, с тех пор мы немного изменились.

– Да, самую капельку подросли. Знаете, что из всех присутствующих здесь дам вы самая обворожительная? – с заговорщицким видом прошептал Ритталь.

– Не стоит льстить мне столь уж неприкрыто.

– Это лесть – чистая правда! – приблизившись чуть ближе, чем позволяли приличия, Лонгвиль горячо зашептал Вильме на ухо. – Я видел собственными глазами, как первая красавица при дворе при виде вашего танца с королём с досады изломала свой дорогущий веер из пуха заморских птиц. Ещё как минимум с дюжину красавиц сплетничали о цвете ваших волос, мол, это наверняка результат магических опытов вашего отца, его зловещих манипуляций. Но берегитесь! С первых шагов нажить себе столь грозного врага, как леди О* может быть опасно для жизни.

– Леди О*? Какое странное имя!

– Короткое, звучное, всем известное. Неужели вы его раньше не слышали?

– Не доводилось.

– Это признанная королевская фаворитка.

– Ей совершенно не о чем беспокоиться, – хотела заверить Вильма собеседника.

– Кто знает? – многозначительно фыркнул придворный.

«Мне нужен не отец, а сын», – подумала про себя Вильма.

А Ритталь продолжал нести свою ахинею:

– Этому солнцу через пару месяцев исполнится тридцать. Для первой красавицы при дворе она, безусловно, становится слишком старой. Придворные давно гадали, кто станет преемницей? Сегодня большинство присутствующих готовы делать ставки на вас.

– Что станут ставить?

– Деньги, конечно же! При дворе любят азартные игры и пари. Не важен повод – лишь бы делать ставки.

– Разве я лошадь?.. Да и у нас с леди О* вроде бы, не бега?

– Вы гораздо интереснее лошади, моя дорогая, – засмеялся Лонгвиль. – И у вас есть все шансы прогалопировать в этом забеге первой.

– Ни шансов, ни желания.

– Каким вы нашли короля? – словно бы, не слыша её слов, продолжал щебетать барон Риталь. – Достаточно приятным?

– Были те, кто находил короля неприятным?

– Случались. Правда, при дворе они долго не задерживались.

– Почему вы всё это мне говорите?

– Да просто так, дорогая моя! Привыкайте! Здесь большую часть времени мы посвящаем тому, что сплетничаем друг про друга: кто с кем спит, кто кого любит, кто во что одет и кто, сколько и кому должен – вот смысл существования. Начнём с танца?

Он фамильярно подхватил Вильму под руку.

ГЛАВА 13

В это время на лестнице раздался шум и на пороге залы появился принц Амадей. Вильма едва признала молодого воина в явившемся франте. Лицо принца утопало в пышном жабо; на манжетах и под коленями пенились пышные кружевные воланы, пальцы унизаны перстнями, туфли и шляпу украшали пряжки из натуральных драгоценностей и даже в ухе сверкала серьга. Пожалуй, встреть она принца таким впервые, он бы её не впечатлил. В своём новом образе принц Амадей сверкал, но ни капли не грел.

Из-под полуопущенных ресниц его высочество холодно и надменно оглядывали зал.

В одном из сопровождающих принца молодых людей Вильма узнала Артура Лэйна, второй, высокий блондин, был ей незнаком.

– Это граф Скоруаль.

– Кто?..

– Тот, привлёк ваше внимание? – усмехнулся Лонгвиль. – С юношеских лет состоит оруженосцем при его высочестве. Теперь он оказывает ему другие услуги.

– Какие?

– Откуда ж мне знать? Какие потребуются.

– И он вам не нравится?

– Кто, граф Скоруаль? Нет, не нравится. Он никому не нравится, потому что настоящая скотина. Репутация у него при дворе не самая лучшая, но в храбрости ему не откажешь, как и в воинских способностях, за что принц, судя по всему, его и ценит. Упорный, безрассудный, жаждущий славы, малый.

– Звучит не так уж и плохо, – сказала Вильма.

– Только до тех пор, пока не столкнёшься с ним лично. Крайне неприятный человек, для женщин не менее, чем для мужчин. Многие подозревают его в нетрадиционной ориентации, уж слишком часто и сильно он восхищается своими товарищами, а больше всего – Его Высочеством.

– Что такое «нетрадиционная ориентация»?

Лонгвиль взглянул не неё несколько удивлённо, а потом спрятал улыбку в надушенном платке.

– Взгляните в ту сторону, душа моя. Только сделайте вид, что это всё как бы невзначай. Не стоит смотреть слишком откровенно.

Повернувшись в указанном направлении, Вильма наткнулась взглядом на невысокого молодого человека со свежим, румяным личиком, одетого даже с большей тщательностью, чем остальные присутствующие. Он держался подле высокого брюнета, при этом молодые люди вели себя странно: невысокий льнул к брюнету без тени стеснения, глядя томным взором. Второй не проявлял смущения от подобного обращения и лишь самодовольно улыбался в ответ.

Вильма никогда в жизни не видела, чтобы двое мужчин держались друг с другом подобным образом.

– Что скажете? – усмехнулся Лонгвиль.

– Эти двое… кто они друг другу?

– Майлс Вайтхорнский, князь Долины, старший сын младшего брата короля Бывший принц скончался пять лет назад от Чёрного Мора, свирепствовавшего тогда в столице. Кстати, именно за свой вклад в победу над этой тяжёлой болезнью ваш батюшка и оказался в фаворе у нашего славного короля Винса.

– Я помню. Вы зовёте короля – Винсом?..

– Ага, но только если меня кроме друзей никто не слышит. Ну, так вот, с детских лет по велению царственного дядюшки князя Вайтхорнского окружали фрейлины и мужчины столь утончённые, что естественные наслаждения их уже не способны были удовлетворить и – вот результат. Вы видите?

– Эти двое держатся так, словно влюблены друг в друга, – удивлённо озвучила мысли вслух Вильма.

– И это так.

– Да разве так бывает? – изумилась она.

– К сожалению. Хотя – почему к сожалению? Раз эти двое откровенно счастливы, кому дело до их вкусов и предпочтений.

Мысль о том, что неизвестный Скоруаль мог смотреть на её принца подобным же образом, почему-то неприятно кольнула Вильму в сердце. Это было похоже на… ревность? Может ли женщина ревновать одного мужчину к другому? Какой странный вопрос…

Королевские стольничие расчищали путь для вереницы лакеев с серебряными блюдами. Весь этот шум, запах духов и жаркого, мешающегося с запахом тубероз, вливающихся в распахнутые окна, вызвал у Вильмы приступ мигрени. Заприметив в нескольких шагах от себя щель в стене между двумя коврами, она шагнула в неё в надежде несколько минут побыть в тишине и оказалась в узком переходе.

В приоткрытую дверь можно было видеть короля, лорда Чариса и ещё одного, незнакомого Вильме, мужчину.

Король выглядел недовольным, даже разгневанным, он несколько раз прошёлся вдоль края длинного массивного стола.

Отец Вильмы читал чьё-то послание, придерживая тонкий бумажный сверток длинными пальцами.

– Никогда не видел такого шифра, – вынес свой вердикт лорд Чарис.

– Что же получается? Ты не сможешь его раскрыть? – раздражённо и нервно процедил король.

– Это так важно, ваше величество?

– Письмо нашли в покоях Скоруаля.

– Он ещё на свободе?

– Да. Предпочитаю пока не трогать его, оставив под наблюдением. Но меня тревожит неизвестность, которая с каждым новым посланием лишь усиливается. В послании те же символы, что и у других арестованных.

– Кто-то из придворных помогает заговорщикам, – лорд Чарис в задумчивости погладил пальцами гладко выбритый подбородок. – Кто-то, из ближайшего к вам окружения, мой король. Кто-то их тех, кто притворяется вашим другом.

– Что вы мне посоветуете? Схватить Скоруаля или продолжать следить за ним?

– Пожалуй, последнее. Станем действовать поспешно, и наши враги затаятся. Пусть уж лучше, осмелев, потеряют бдительность и совершат ошибку.

– Заговорщики почти не таятся. Это письмо открыто лежало на столе!

– Принц мог не знать, о чём оно.

– Не знать? – повысил голос король, насмешливо изгибая бровь.

– Ясно одно: зреющий против вас заговор – наша новая реальность. Заговорщики уже нанесли один удар и, судя по всему, готовят следующий.

Ковры с другой стороны коридора раздвинулись и, к досаде Вильмы, оттуда сначала вылезла собака с костью в зубах, а следом за ней – придворный.

В молодом человеке Вильма узнала много раз упомянутого за сегодняшний день графа Скоруаля. Кажется, он во дворце вездесущ?

Бесцеремонно отшвырнув со своего пути собаку ногой, он с беспечным и равнодушным видом почти прошёл мимо Вильмы, как вдруг бросил на неё случайный взгляд и… остановился.

– Да это же серебряная дочка Лунного Лорда?! Какой приятный сюрприз!

Одарив наглеца холодным и высокомерным взглядом Вильма сама хотела уйти, но не получилось – наглец преградил ей дорогу.

– Не спешите, красавица. При дворе только и разговоров, что о единственной дочери проклятого звездочёта. Дайте же и мне, вблизи, так сказать, воочию, полюбоваться чудом.

–Полюбоваться можете. Но недолго.

– Куда-то торопитесь?

– Тороплюсь.

Сощурив глаза так, что были видны только две злые блестящие щёлочки, граф Скоруаль, быстро глянув себе за плечо, больно схватил Вильму за запястье и грубо толкнул к стенке:

– Пустите! – возмутилась Вильма.

– Конечно, но прежде…

Не давая девушке опомниться, он закинул ей голову назад и… больно укусил за губу. Не задумываясь, что делает, со всей силой, на которую только была способна, Вильма отвесила ем оплеуху.

От неожиданности и боли он на миг, выпустил девушку из рук. Ей этого вполне хватило, чтобы, отшатнувшись назад, набросить на себя чары невидимости.

Со стороны Скоруаля это могло выглядеть так, будто она просто растворилась в воздухе.

– Сука! Чёртова шлюха! Ну, ничего! Мы с тобой ещё встретимся!

Вернувшись в общий зал, Вильма обнаружила, что толпа придворных стремительно редеет – большинство направлялись к выходу. С высокого помоста, где сидели музыканты, ещё неслись звуки музыки, но больше никто не танцевал.

Вместе со всеми направилась она в сторону выхода, в надежде отыскать отцовских слуг и уехать домой, но вскоре поняла, что заблудилась в незнакомых переходах королевского дворца.

Непонятно как оказалась она в узком ходе, выложенном простыми, грубыми плитами. Кое-где на бархатных подушечках, разбросанных прямо по полу, спали собаки. Их присутствие встревожило Вильму, но, ленивые звери, лишь приподняв узкие морды, косились на девушку сонным взглядом и – продолжили спать. На животных её маскировочные чары не действовали – они способны были видеть то, что невидимо для людей, но это оказалось не страшно. Вильма без всякой магии прекрасно ладила со зверьём.

Коридор оказался длинным, узким. Как выяснилось, он вёл в небольшую комнату.

Вильма остановилась у двери, разглядывая её внутреннее убранство.

Словно снежинки, поблескивали перламутровые инкрустации на столе и на полках из красного дерева. Столы, пюпитры, полки – всё это именно то, что и ожидаешь увидеть в кабинете. А вот кровать, да ещё двуспальная, с кружевными простынями, выглядывающими снизу, из-под камчатого одеяла, стала открытием.

Послышавшийся со стороны шорох и звук голосов заставил Вильму испуганно спрятаться за одной из пышных гардин, прикрывающих окна – хоть она и была невидимкой, но неосязаемой становиться не умела.

В вошедшем в распахнутую дверь мужчине Вильма с замиранием сердца узнала своего прекрасного принца. За ним следовала женщина ослепительной красоты, при одном виде которой Вильма почувствовала себя деревенской простушкой.

У красавицы была гибкая, сильная фигура с тонкой талией и пышным бюстом, таким соблазнительным, что Вильма, даже будучи женщиной, невольно остановила взгляд на идеальных упругих полукружиях, едва прикрытых корсажем. На молочной, гладкой, без единого изъяна, коже, с холодным и томным призывом переливались, искрясь, драгоценности. Из-под диадемы вниз струились глянцевые каштановые локоны, пышные и блестящие, не менее яркие, чем драгоценные камни. В тёмных глазах красавицы плясало тёмное, обжигающее пламя.

– У меня мало времени, – в голосе принца Амадея Вильме послышалось лёгкое раздражение. – Говори, что хотела сказать.

Женщина шагнула вперёд, поддаваясь всем своим соблазнительным телом, оплела шею принца руками и потянулась к нему за поцелуем.

«Оттолкни её!», – едва не завопила во всё горло Вильма.

На мгновение принца застыл.

«Оттолкни её!», – молилась про себя Вильма.

Но в следующую секунду жарко прижал горячую и жгучую, как южные ночи, красавицу, к себе, сминая её хрустящие юбки, сжимая упругую кожу, впиваясь губами в сочный рот.

Сердце Вильмы упало и словно перестало биться. Как же ей хотелось сдавить тонкое горло красавицы пальцами! Давить до тех пор, пока та не посинеет! Можно ещё волосы с корнем выдрать. Да что угодно сделать, лишь бы прекратить это безобразие!

О! Проклятый изменщик!!!

Ну, ничего! Она им ещё устроит. Они у неё попляшут! Пожалеют…

Мысли, одна бредовее другой, проносились в тот момент у неё в голове. Х0отелось жестоко мстить и плевать на то, что принц ничего ей лично не обещал, а незнакомка и вовсе о существовании Вильмы не подозревала.

Ярость, гнев, обида – боль!

Было больно смотреть на их поцелуй, больно так, словно в груди горел настоящий огонь. И огненные искры застилали разум, дым ярости туманил голову.

Влюблённая же парочка всё целовалась и целовалась. И что её теперь делать? Стоять и смотреть на то, как они…

К счастью для Вильмы, принц, сжав плечи красавицы, мягко отодвинул её от себя:

– Чего ты хочешь, Солландж?

– Разве это не ясно, как день, любовь моя?

О! Сколько страсти звучало в мелодичном голосе!

Слишком много, чтобы страсть эта была искренней.

Конечно, эта расчетливая фурия лишь разыгрывает неземную любовь, по-настоящему же его любить только Вильма!

– Мне нужен ты! Я хочу тебя, – протянула красавица руки к принцу. – Не отталкивай меня, любовь моя.

– Солландж! – крепко сжав руки девушки в кистях, принц Амадей удержал её, не давая сократить между ними дистанцию. – Ты не можешь! Мы не можем рисковать.

– Чем сегодняшний риск отличается от других? Раньше ты не боялся моей любви? Или твоя страсть столь скоротечна? Неужели ж ты уже готов оставить меня?.. Так скоро?

– Я никогда не обещал тебе ничего большего, чем просто наслаждение.

– Я понимаю.

Голос молодой женщины сорвался и стих.

Принц Амадей, мягко повернув красавицу к себе спиной, очертил пальцами линию пышных кружев на открытых плечах, отчего женщина, не удержавшись, вздрогнула.

Тонкая улыбка заиграла на губах принца:

– Ты замёрзла?

– Теперь, в ваших объятиях, мне тепло. Ваше присутствие способно согреть в любую погоду, в любом месте, даже таком, как это.

Несколько секунд было тихо, а потом красавица спросила:

– Вы уже видели сегодня дочь прославленного красавца-мага? Правда ли, что девушка так же красива, как и её отец?

Вильма навострила ушки.

Принц убрал руки от своей любовницы и отступил к столу, словно прячась в тени:

– У тебя отличные осведомители, Солландж. Наверняка вы уже в курсе, что я видел её не только сегодня.

– Ты даже не станешь этого отрицать? Так, значит, это – правда?!

– Что именно?

– Что ты лично ездил за этим змеиным отродьем в их проклятые земли?!

– Эти земли, в первую очередь, принадлежат короне, а уже потом, нашей королевской милостью – лорду Чарису.

– Ты всерьёз подумываешь о союзе с дочерью мага? Как такое возможно? Чарисы безродные, неродовитые, а эта девушка, – Солландж презрительно передёрнула плечиком. – она же просто ведьма.

Принц, усевшись в кресло, пожал плечами:

– Всё верно. Может быть, девушка и не слишком знатна и родовита, зато красива, как фея и способна заменить собой половину моей армии. Ты когда-нибудь видела, на что способен её отец? Я видел. При желании он может призвать и привлечь на свою сторону таких тварей, что тебе и не вообразить. Магия – опасное, но эффективное оружие. А дочь Чариса, как и сам Чарис – маг.

– Так она для тебя только средство?

– Что значит «только средство»? Как минимум, она человек. И, насколько я смог понять, хороший человек. Правда, пока ещё очень юный и неопытный.

– При дворе эти недостатки недолго останутся с ней, – с неприятной улыбкой, в которой яд хорошенько приправили сиропом. – Тебе нужно оружие против твоего отца? Она для этого тебе нужна?

– Солландж, ты выросла при дворе и прекрасно знаешь – никто, стоящий рядом с троном, не может позволить себе жить одним лишь сердцем. Но это не значит, что разум может обойтись без него.

– Что это значит?

– Это значит, что наша с тобой связь подходит к концу.

– Из-за этой девушки?

– Не только из-за неё – и из-за тебя тоже. Ты заслуживаешь уважения, поклонения и любви. Ни один мужчина не может этого дать, если в его жизни присутствует больше одной женщины.

Красавица гневно свела брови:

– Вы даёте мне отставку, мой принц?

– Порой мне начинает казаться, что мы ходим по кругу, прелестная Солландж, а у меня, как я уже сказал, мало времени. Я должен вернуться в зал, пока отец не заметил моего отсутствия.

Вильма едва удержалась оттого, чтобы радостно не захлопать в ладоши!

Бывшей любовнице дана отставка! Могла ли она ожидать подарка лучше?

ГЛАВА 14

Высокая фигура лорда Чариса выросла рядом с ней:

– Где ты была? Я всюду тебя искал.

– Немного заблудилась, пришлось поплутать в поисках выхода. Этот дворец – такой огромный! Похож на лабиринт.

– А надеялся, ты будешь вести себя разумнее.

– Увы! – вздохнула Вильма.

Мысли её продолжали витать вокруг только что подслушанного разговора, сердце то волновалось от ревности к красавице Солландж, то сладко замирало при воспоминании об услышанном.

Улочки столицы, несмотря на поздний час, были запружены народом.

Сквозь опущенные занавески просвечивал свет фонарей. В воздухе витали запахи, как знакомые с детства, так и совершенно чужие. В темноте улочек ржали лошади, слышался отдалённый собачий лай. На перекрёстках стучали кастаньеты и тамбурины, толпа ритмично хлопали в ладоши какой-то уличной плясунье. Луна плыла над черепичными крышами, по чёрной глади небес, лавируя между звёздами.

– Мне нравится этот город, – выдохнула Вильма мечтательно. – Жизнь здесь кипит ключом. Я так давно мечтала увидеть столицу. Как думаешь, смогу я посетить театр, послушать прославленный музыкантов?

– Конечно, сможешь? Почему же нет?

Вильма закусила губу, сжав в волнении руки, но всё же подняла волнующую её тему.

– Отец, как думаете, может ли принц, если захочет, жениться на мне?

Лорд Чарис пристально поглядел на дочь. Его прозрачные глаза наполнились холодом:

– Тебе хочется стать королевой?

– Мне хочется стать женой принца Амадея.

– Он затронул твои чувства?

– Боюсь, что так. Скажите, есть хоть маленькая надежда на то, что мечты сбудутся?

Вильма привыкла к тому, что отец не просто считался с её желаниями – он зачастую исполнял их, как и положено доброму волшебнику. Теперь она хотела получить принца. И доносила своё желание в той форме, в какой могла это сделать.

– Жаль огорчать тебя, душа моя, – медленно роняя слова, словно камни, проговорил лорд Чарис. – Но – нет.

– Нет? – ошарашенно переспросила Вильма. – Но – почему? Я думаю – я даже уверена, – что нравлюсь принцу. И, откровенно говоря, нам есть, что ему предложить. Несмотря на то, что люди считают нас недостаточно знатными, наши особенные таланты дают нам право рассчитывать на особое положение. Разве не так?

– Именно, что так, душа моя. Но мне хотелось бы, чтобы ты была счастлива.

– Выйдя замуж за принца Амадея, я и буду счастлива!

– Не будешь. И – не выйдешь.

– Но – почему?! Принц благородный человек. Он храбрый, честный, сильный. Лучший из мужчин, что мне удалось увидеть в своей жизни!

– Отличная рекомендация! – с сарказмом проговорил лорд Чарис. – Ты мнишь себя, безусловно, женщиной опытной и умной. На самом деле, не спорю, у тебя есть задатки хитрой лисы, но ты ещё слишком юна – и курятника не ограбишь. Лучший мужчина из тех, кого ты видела? – засмеялся лорд Чарис. – Да чтобы посчитать тех, кого ты видела, мне хватит пальцев на одной руке.

– Но ты не можешь не признать, что принц…

– Прекрасен и благороден? Что ж, это я признаю. Будь Его Высочество Его Милостью из какого-нибудь уезда, попроси он тогда твоей руки, я бы, может быть, даже подумал о его предложении.

– Так вся проблема в том, что Амадей – сын короля?

– Амадей? – многозначительно фыркнул отец. – Для тебя он – Его Высочество кронпринц. И ничем другим не станет, – жёстко отрезал отец.

Вильма почувствовала себя обманутой, уязвлённой.

– Почему?

– Потому.

– Ты не хочешь мне помочь?

– Я не сражаюсь с ветряными мельницами. Жизнь давно отучила меня от бессмысленных подвигов, бесперспективных авантюр, лишних шагов. Но, если это способно тебя успокоить, скажу, что от меня этот брак не коим образом не зависит. Это король не допустит его.

– Король?.. Он что, считает нас недостаточно… мы не столь хороши, чтобы приблизиться к трону?

Лорд Чарис откинулся на подушки:

– Власть – это бесконечная война и все, кто оказывается в её паутине, вынуждены в ней участвовать. Вольно или невольно, но вынуждены. Избежать противостояний нельзя, как невозможно не плыть, если попадёшь в воду – перестав грести, ты утонешь. Лучшее оружие в этой войне – манипуляция и интриги. Главная цель: влияние на те или иные процессы. Чтобы иметь это самое влияние, мужчины владеют клинком, землёй, богатством, вассалами. В моём конкретном случае – магией. Лучшее же оружие женщины – её красота. Красота, ум, магический дар – вот твои козыри, Вильма. Именно с их помощью ты можешь завоевать себе место в жестоком мире. Но твоя цель – не принц, твоя цель – король.

Вильма замерла, как была, округлив от глаза:

– Король?.. – повторила она. – Король! Отец, вы сошли с ума?

– Мой разум служит мне долго и исправно, и прослужит ещё долго, даст бог, нам обоим, потому что твой – слаб. Пока – будем надеяться. Лишь пока. Пока ты не повзрослеешь, наберёшься опыта, станешь правильно оценивать ситуацию и расставлять акценты думать за нас двоих придётся мне.

– Но отец!..

– Короля уже несколько раз пытались убить.

– Нам-то что с того?! Станете лицемерно утверждать, что преданы королю и беспокоитесь за него всем сердцем?!

Вильма вспылила до такой степени, что отважилась дерзить.

Глаза отца сделались ещё холоднее. Они светились, как у кошек в полумраке, голубоватым неземным светом.

– Сейчас я тебе на пальцах объясню, что нам с того, – голосом мягким, гладким и ровным, как шёлковая удавка, проговорил лорд Чарис. – Никто при дворе не сомневается, что в заговоре участвует партия, стоящая за кронпринцем. Одним из подозреваемых является герцог Мартимар, чью дочь сватают за твоего прекрасного Амадея. Как только заговор будет раскрыт, а к тому, нужно сказать, всё идёт, Мартимара обезглавят.

– Прискорбно, наверное.

– Подожди, звезда моя, это ведь только присказка – основная сказка впереди. Если за Мартимара возьмутся всерьёз, он, скорее всего, сдаст всех и вся, включая твоего славного принца. По прямым обвинениям в покушении на жизнь короля даже кронпринц подлежит казни.

– Они не посмеют казнить единственного законного наследника! – горячо и испуганно возразила Вильма.

– Не то, чтобы не посмели, но, казнить родного сына, даже когда тот имеет наглость покушаться на твою жизнь, очень неприятно. Какими бы не были дети, это всё равно твои дети. Даже если их не очень любишь – убивать того, кому дал жизнь, так себе занятие. Любой человек в здравом уме будет избегать этого до последнего.

– Если Амадей на самом деле участвует в заговоре против отца, я уверена, его к этому вынудили! Но, скорее всего, он просто не в курсе…

– То есть, ты сейчас признаешь, что твой драгоценный принц, при всех его достоинствах, к коим, несомненно, стоит отнести смазливое личико и хорошо натренированное тело, попросту глуп?

– Что?.. Нет! Конечно, нет. Его обманули. Он…

– Если ты претендуешь на трон, ты должен быть в курсе всего. А стоять в сторонке и бормотать что-то про то, что ты не знал, не понял, не увидел, что дичь творят твои подчинённые – это как называется? Молчишь?.. Что ж, молчи! Я сам скажу тебе – как. Это называется некомпетентностью и слабостью. Нет для того, в чьих руках скипетр, порока большего, чем слабость воли и нетвердость характера.

– Амадей волевой, решительный, сильный, храбрый и добрый!

– С тобой всё ясно, – разочарованно вздохнул отец. – Конечно, твой принц самый лучший, самый-самый прекрасный и расчудесный. Тебе извиняет то, что тебе всего лишь семнадцать, я даже сердится на тебя не буду. Лучше вернёмся к тому, почему тебе не стать не то, что женой – даже невестой принца. Король Винтер, по мнению многих, может быть, и обезумел, но не настолько, чтобы отдавать сопернику крупный козырь. Даже если бы я и стремился к этому союзу (а я не стремлюсь), воля короля в этом вопросе выше моей.

– Но…

– Не перебивай меня, Вильма. Я достаточно долго живу на свете, чтобы кое в чём разбираться. Например, в том, что у девушки в голове. Ты грезишь любовью, троном, розами и трубадурами, однако впереди у нас с тобой отнюдь не баллады, радость моя. Давай помечтаем, на тему, «что, если бы»? Предположим, принц, в самом деле решит на тебе жениться и предложит побег и тайное венчание? Что ты на это ответишь?

– Я отвечу «да»! Не задумываясь.

– Не сомневаюсь в этом. Итак, всё пошло так, как ты хочешь и вот ты жена кронпринца. Принц получает тебя в полное распоряжение: твоё тело, разум, душу, сердце и, что самое главное, меня. Я буду вынужден следовать за дочерью и действовать в его интересах, защищая вас от гнева Винтера.

– Всё правильно, отец! Интересы Амадея станут и моими, а значит, и вашими интересами тоже? Подумайте только, ваши внуки могут занять трон!

– Скорее мы лишимся головы. И да, что сохранить их на местах, придётся идти на меры, которые мне совсем не нравятся. Слушай и запоминай, моя опрометчивая дочь, потому что твои слова лишь подтвердили худшие мои опасения: слушай и запоминай. Без согласия короля и его храмовников ни один брачный обряд в Рении не считается действительным. В глазах всех останешься наложницей принца. Твои дети, рожденные в этом союзе, будут считаться бастардами. Их происхождение будет, бесспорно, королевской крови, но прав на трон они иметь не будут. Даже при хорошем раскладе, сумев обойти отца, принц подчинится решению Совета и возьмёт в жёны равную себе. Он и сейчас это знает, сердце моё, но мы с тобой нужны ему в союзниках против отца, поэтому он станет говорить тебе о неземной любви, пронзённых кровоточащих сердцах, невинных голубях, алых розах – словом, станет нести всю ту чушь, что принято говорить у людей женщинам.

– Разве меня нельзя любить саму по себе? Разве я не красива? Или во мне есть какой-то тайный изъян? Почему ты так уверен, что я в глазах принца всего лишь средство?

– Потому что я знаю принца с детства. Знаю двор. Знаю, как думают, чувствуют и поступают люди, подобные ему. Я не исключаю того, что принц может тобой увлечься, Вильма, но, даже если он всерьёз тебя полюбит, это ничего не изменит. Ты можешь быть богатой, любимой, даже влиятельной, но законной женой и королевой тебе не быть. Никогда. Даже если принц продолжит любить тебя, рано или поздно его всё равно вынудят жениться, найдя ему правильную партию. Ты будешь вынужденно наблюдать за тем, как из соображений разума и выгоды, он станет терпеть рядом с вами другую женщину, может быть, нелюбимую, но она всё равно будет третьей между вами – а это горький яд, отравляющий жизнь, всегда делить любимого человека с кем-то другим. Но, как я уже говорил с самого начала, даже эта картинка «любви-на-троих» весьма призрачна. Потому что, скорее всего, события станут развиваться другим путем. Король женит его на родовитой, но обедневшей герцогине, за которой, кроме громких титулов не будет ничего, что могло бы укрепить его силу и влияние, и отошлёт сына из столицы под благовидным предлогом.

Отец замолчал на секунду, а затем продолжил, не глядя на Вильму:

– Винтеру же нужен будет новый наследник. Та, что подарит ему сына получит все. И вот здесь у меня действительно есть шанс увидеть своего внука на троне. Ты будешь королевой, Вильма: женой короля и матерью короля.

Пауза – короткая, как вздох и выдох.

Несколько оглушительно громких ударов в сердце в груди.

– Отец! – в голосе Вильмы отразилось испытываемое ею потрясение, обида, ужас и протест. – Отец, это невозможно. Я… я влюблена в сына Как смеете вы говорить мне о таком. Я не хочу быть королевой – я хочу быть любимой, хочу быть счастливой! Хочу нормальной жизни.

– Детские фантазии, не более. Нет ничего более скучного, чем «нормальная жизнь». Ты – моя дочь, Вильма. Ты Чарис, ты – хайриман. Нормальной жизни у тебя никогда не будет. Смирись с этим.

ГЛАВА 15

Едва солнечные лучи осветили двор, служанки разбудили Вильму и принялись готовить к очередному светскому мероприятию. На сей раз они с отцом должны были отправиться на какой-то остров, название которого Вильма не запомнила, чтобы присутствовать на королевском завтраке.

– Король отправится завтракать на остров? – удивлялась Вильма. – На остров – завтракать?.. И половина двора помчится за ним вслед? Воистину, королевские причуды неподражаемы и сложно-постижимы.

– Возьми за правило не высказывать своего мнения, если о нём не спрашивают, – наставлял Вильму отец. – А если спрашивают, старайся льстить и говорить комплименты. И да – улыбайся! Чаще улыбайся. Когда женщина улыбается, она хорошеет.

Кавалькада лодок с нарядными пассажирами мягко скользила по тёмной глади реки. Вереница их цепочкой тянулась, словно стая экзотических птиц. Слабые ветерок играл локонами дам, раскачивал плюмажи на шляпах мужчин, заставлял трепетать флажки и стяги. Когда подплыли к берегу, пришлось дожидаться своей очереди, чтобы ступить на берег.

Вильма ожидала, что завтрак будет проходить на открытом воздухе, но в центре острова, как оказалось, был дом. Внутри дома накрыли стол. За столом сидел король, а сотни придворных наслаждались сим нехитрым зрелищем – как Его Величество трапезничают в одиночестве.

Было ужасно душно. Народу в зале полным-полно, места – совсем чуть-чуть. Тихо рыдали скрипки где-то в углу, звуки едва пробивались сквозь толпу придворных.

Перед Вильмой стояли две девушки, в одной из которых она узнала свою соседку из лодки, а вторая оказалась Солландж.

– Госпожи *О нигде нет. Вы это заметили, Розмари?

Розмари в ответ Солландж тихо зашипела:

– Тихо, умоляю тебя! Нас могут услышать.

– Конечно, могут. Да что тут скрывать? Будто кто-то не рад тому, что её, наконец, забыли, как старую ветошь? Может, нам повезёт ещё больше, и король её бросит, – усмехнулась Солландж, прижимая веер к губам.

Розмари бросила на неё лукавый взгляд и обе обменялись понимающими улыбками.

– Говорят, король предпочитает спать в гордом одиночестве, – сообщила Солландж Розмари, понизив голос до шёпота. – При последнем паломничестве к Святому Ручью её даже было заказано отдельное ложе.

– Не будь такой злюкой. Не злорадствуй.

– Может, и не следует, – согласилась Солландж. – Но она была такой надменной злюкой, так возгордилась, что её теперь никому не жаль.

– Все убеждали её, что у неё будет сын, а у неё не хватило ума сохранить ребёнка.

– Живот торчал вперёд, так что, скорее всего, действительно был бы мальчик. Но какая теперь разница, сын или дочь, если бастард родился мёртвым?

– Говорят, король был в ярости?

– Его Величество высказало мнение, что Её Светлости следовало меньше танцевать на навощённом воске паркете и скользком кафеле его просторных залов. Особенно – в обществе его возлюбленного сына и лордов из его свиты. Так что теперь прекрасная Анрита *О в опале. И закончится ли она для неё когда-нибудь, кто знает?

– Думаю, что не скоро. Судя по всему, король явно подыскивает ей замену. Все заметили, какими глазами смотрел он вчера на лунную ведьму, дочку мага, – добавила Розмари, откровенно посмеиваясь.

Вильма ощутила острый прилив отвращения. Двор, похоже, наводнён сплетниками, как болото – змеями. Пустые, злые люди.

Почувствовав прикосновение руки к спине, Вильма обернулась и встретилась взглядом с отцом:

– Не сутулься, – прошипел он.

– Мне туфли жмут.

Зазвенели звуки медных труб:

– Дорогу! Дорогу Его Высочеству принцу Амадею Вайтхорнскому!

Всё стихло, пока принц Амадей шествовал до стола, занимал место по правую руку от отца, после чего музыка, гомон человеческих голосов и суета вновь возобновились.

Если бы король и принц состязались в великолепии, то отец превзошёл бы сына количеством золота и драгоценных камней, зато сын затмил бы отца элегантностью костюма. В одежде принца сочетались серебро луны и бархат ночи.

С этим ли человеком Вильма непринуждённо беседовала в дороге? С ним ли целовалась в Замке Роз? Он ли пел ей баллады о принцессе и трубадуре? Полно! Уж не приснилось ли ей всё это?

Вокруг всё стихло – король поднялся с места.

Когда он улыбался, улыбка походила на лезвие.

– Дамы и господа, – начал он. – Должен вам сказать, – Вильме показалось, что его блестящие глаза задержались на её лице, отыскав в толпе, – я считаю, что вскоре в нашей стране будет революция.

Робкие смешки пронеслись над толпой. Все обменивались взглядами, пытаясь понять, о чём говорит король. Придворные старались угадать, куда ветер дует. Стоит ли им начать возмущаться? Или – смеяться, подтверждая остроумность королевской шутки?

– Скажите, вам нравятся сады королевского парка? – вкрадчиво вопросил король. – Я знаю родословную этих деревьев от самого первого семени, привезённого к нам, от первого дикого дерева до сегодняшнего прекрасного куста… Мартимар! – позвал он.

Люди попятились, расходясь в стороны, словно занавес, и Вильма получила возможность увидеть мужчину лет тридцати пяти с жёсткой челюстью и узкими, чёрными глазами. При упоминании его имени по его лицу проскользнул испуг. Он вздрогнул и подался вперёд всем телом:

– Мой король? Я к вашим услугам, – склонил он голову.

– Конечно, вы к моим услугам. Как может быть иначе? Подойдите ближе, чтобы мы могли лучше друг друга слышать.

Придворные попятились от выступающего вперёд герцога Маримара, как от прокажённого.

– Ваше Величество – чем могу служить?

Король смотрел на него холодно и ровно, как на пустое место.

Пауза затянулась.

– Как поживает ваша жена, госпожа Солландж Мартимар?

– Моя жена, ваше величество?..

– Ваша жена, – кивнул король, царственно складывая унизанные перстнями руки на подлокотники.

– Она… прекрасно, сир. Она поживает прекрасно. И, если вы того пожелаете, может засвидетельствовать вам своё почтение прямо сейчас, поскольку находится здесь же, рядом со мной.

– Вы в трауре? Как и ваша супруга?

Вновь в зале раздались редкие, скорее нервные, чем весёлые, смешки.

– Ваше Величество? – недоумение и растерянность в голосе герцога лишь усиливались. – Признаться, я не слишком хорошо вас понимаю…

– Ваши наряды недостаточно хороши для того момента, на которым вы соблаговолили присутствовать, – резко произнёс король, надменно щурясь. – Это не праздничный костюм, предписанный этикетом. Это не тот вид, который я желаю видеть у своего приближённого, лорд Мартимар.

Придворные изобразили бурное и подобострастное веселье.

Принц застыл, глядя перед собой в тарелку невидящим взглядом.

У лорда Мартимара на щеках расцвели для лихорадочных, алых пятна. Несомненно, будь перед ним кто угодно другой, он бы уже дрался с ним на поединке, но преимущество королей в том, что те могут оскорблять людей безнаказанно.

– Ваш отец, герцог, унаследовал титул от своего отца – вашего деда?

– Да, мой король, – подавляя гнев, герцог продолжал клонить гордую голову.

– Но он не имел на него права. Этот титул принадлежал его бабке, герцогине Сантмор, а она утратила право называться герцогиней в тот самый момент, как вышла замуж за простолюдина.

– Простолюдина? – между бровями герцога Мартимара залегли две вертикальные складки. – Она вышла замуж за рыцаря, не меньше, ваше высочество…

– Но и не больше! – отрезал король. – Герцогиня Сантмор стала женой простого ленного рыцаря, каким может стать любой, принеся клятву верности и получив в награду земельный надел. К несчастью для вас, дети рыцаря не вправе называться герцогами. Исходя из этого, получается, что и ваш отец не мог быть чем-то больше, чем межевым рыцарем, следовательно?.. Следовательно, у вас нет права носить титул герцога. Не так ли, Мартимар? Вы мой вассал, мой слуга, но у вас нет права находиться при дворе. Не больше, чем у крестьянина или ремесленника, у сотни тысяч тех честных людей, что трудятся и платят налоги в мою казну. Вы ставите себя выше них. Вы поставили себя высоко, много выше многих присутствующих здесь, но вы, на самом деле, как я только что сказал, этого не заслуживаете. Не так ли, любезный мой сын? – звенящим, как перемерзший лёд, голосом, обратился король-отец к принцу-сыну.

Стояла гробовая тишина.

– Я не слышу ответа. Вы не согласны с моим решением, Амадей, мой возлюбленный сын? Не согласны с тем, что человек, который ни за что не платит, не трудится, обманом пробирается к ступеням трона не более, чем… – король взял небольшую паузу, а потом добавил презрительно. – Ничтожество? Сын, я прав или нет?

– Я не услышал решения, Ваше Величество, – спокойно отозвался принц.

– Вы его услышите. Если лорд Мартимар, как мы выяснили, не лорд, а ничтожество, возникает вопрос: что делает ничтожество при моём дворе?

– Ваше Величество! Это недоразумение! Уверяю вас! Я представлю документы, подтверждающие моё знатное происхождение…

– Не утруждайтесь, – отрезал король. – Мне они не нужны.

Король поднялся из-за стола и, словно злой рок, будто чёрная тень, двинулся на своих подданных.

– Как я заметил, вы в последнее время чувствовали себя неловко в моём присутствии. У меня сложилось мнение, что некоторые из вас скучают по своим собственным землям.

Король обернулся, вперяя тяжёлый и острый, как клинок, взгляд в собственного сына:

– Обращаясь ко всем, я говорю: вы можете убираться из моего дворца. Из моей жизни. И благодарите небеса за то, что я пока оставляю вам вашу жалкую жизнь.

– Ваше Величество…

– Вон! – громогласно рявкнул король и голос его оглушительной канонадой пророкотал над рядами склонённых испуганных голов. – Вон отсюда. И не забудьте забрать с собой вашу шлюзу-жену

Вильма опустила голову в поклоне, как и многие другие рядом. Никогда прежде она не испытывала такого страха, хотя и сама не могла понять, чего боится. Громкие голоса в жизни её не пугали, но здесь… было такое чувство, что прямо перед ней зарождается буря.

Сейчас, благодаря вчерашнему разговору с отцом, она понимала истинную подоплеку происходящего. Король, вместо того, чтобы казнить заговорщиков, отсылал их прочь. Делал это не из великодушия, а по долгу, не решаясь огласить миру то, что собственный сын готов выступить против него.

– Уберите его с глаз моих, – и стражники, словно верные псы, возникли за спиной герцога… теперь уже, наверное, бывшего герцога, и, скрутив тому руки за его спиной, выволочили того из зала.

Солландж, всё такая же прекрасная, даже ещё более интересная в своей бледности и серьёзности, сделав реверанс перед королём и принцем, направилась к выходу, не теряя достоинства.

– Пора всем доказать, кто он есть, – заявил король. – Всем вам. В случае необходимости я так же поступлю с каждым.

ГЛАВА 16

Вернувшись с королевского завтрака домой, Вильма, не дожидаясь помощи служанки, сорвала с себя одежду и, с облегчением, облачилась в простое домашнее платье.

– Я совершенно разбита, – поделилась она с Констанс, – не верю, что говорю это, но, кажется, я совершенно не готова к жизни при дворе.

– Это вы-то, да не готовы? – хмыкнула нянька. – Если на свете есть юная леди, способная преодолеть все препятствия, то это вы, моя ласточка. Ещё совсем девчонкой вы ничего не боялись и брали с места в карьер любые препятствия. Вы – Вильма Чарис. Вы со всем справитесь.

– Король сегодня прогнал одного из лордов, лишив его права находиться при дворе под предлогом, что его происхождение недостаточно знатное.

– Нам-то что с того? – равнодушна пожала Констанс плечами. –Что-то не возьму я в толк, с чего бы тебе печалиться о человеке, которого едва знаешь? Растолкуй-ка мне.

– Если лорд Мартимар недостаточно хорош, чтобы стоять в свите принца с мечом в руках, то дочь человека, которому только-только пожаловали титул, уж совершенно точно не подойдёт в принцессы.

– И дался вам этот малахольный принц? Да там без короны и глянуть-то не на что, одна кожа да кости – тьфу!

– А я не люблю толстяков.

– И зря. Они добродушные и ленивые, потому жить женщине не мешают. Но воля, как говорится, ваша.

После обеда отец отдал распоряжение:

– Отправляемся гулять в Каштановые Сады.

– Что ещё за Сады? – спросила Вильма.

– Знаменитый аристократический парк, где местная знать прогуливается в вечерние часы. Своего рода светская арена.

Каштановый Сад находился в центре города. Его зелёные кварталы раскинулись между Королевским Дворцом и Озёрными Полями. Разделительной полосой между ними лежала Белая Площадь, созданная как раз в год рождения нынешнего короля дедом Амадея. Каштановый сад представлял собой пешеходную зону для прогулок. Лошадей и экипажи знать оставляла на площади. Театральные подмостки, сердце сада, находились в его центре. Их окружали яркие цветочные клумбы, два огромных бассейна, скульптуры морских богов и чудовищ, искусно вылепленных из белого и чёрного мрамора. Газоны – идеально скошены, деревья – тщательно обрезаны: во всем чувствовалась хозяйская рука и тщательный уход.

– О! Кого я вижу! – обернувшись, Вильма узнала в блестящей юной красавице, спешившей навстречу, Литту Риталь.

Девушки обменялись объятиями и дружескими поцелуями.

– Уже слышала от брата, что ты приехала в столицу и планировала на днях нанести тебе визит. Какая удача, что мы встретились здесь! Не представляешь, дорогая, как я рада тебя видеть, – подхватив Вильму под руку, Литта увлекла её вглубь растительного лабиринта. – Что думаешь о главной новости дня?

– Какой? – уточнила Вильма.

– Опале лорда Мартимара. Ходят слухи, что Его Величество сделали это из зависти.

– Из зависти – к кому?

– Своему сыну, конечно же! Общеизвестный факт, что у короля личная жизнь не ладится. С тех пор, как умерла королева, он успел сменить несколько фавориток, но не одна рядом не задерживалась. Вот он за компанию и признанную любовницу сына выгнал из столицы, а происхождение мужа стало лишь поводом.

Тонкий нежный голос трещал без умолку то на одну, то на другую тему. Вильма молча слушала приятельницу.

– Отличный парикмахер, делает прекрасные парики и причёски. Берёт за свои услуги баснословные деньги, но того стоит. Любую дурнушку превратит в красавицу. Ну, ладно, красавицу – это слишком, но в хорошенькую – это да.

На аллеи спускались сумерки. Вечер пробуждал к жизни запахи, которых не ощущалось днём. Сильно благоухали травы, дурманящий аромат шёл от клумб, особенно от тех, что растревожились выпавшей росой.

Увлечённые беседой девушки забрели в глухую часть парка. Они остановились у фонтана, плещущего струйкой из раскрытого позолоченного рта гигантской рыбки.

– Совсем темно, – испуганно огляделась Литта. – Я плохо знаю эту часть парка. Лучше уйдём.

Но уйти не получилось – оборванные незнакомцы, непонятно откуда взявшиеся в закрытом парке для аристократов, преградили путь:

– Добрый вечер. Вы здесь одни, куколки? Заблудились? Рады будем проводить.

– Естественно, мы не одни. Мой отец и его люди здесь неподалёку, – стараясь не выказывать испуга, солгала Вильма.

– Ваш отец?..

Обменявшись многозначительными взглядами, незнакомцы не прятали глумливых улыбок.

– Что вам нужно? – плоским с испуга голосом спросила Литта.

– Нам угодно полюбоваться вашими неземными прелестями, красавица. У нас, в Нижних Улицах, таких красоток нет, а если они и водятся, то простым парням вроде нас такое чудо не по карману. Мы вот тут и придумали прийти сюда, развлечься. От вас же не убудет?

– Подбирай выражения, а то как бы отвечать не пришлось, – с угрозой в голосе сказала Вильма, – и за слова, и за взгляды.

– Ты, птичка, не робкого десятка, как погляжу? Ну, если поблизости охрана, думаю, не стоит медлить: ну-ка, парни, кто любит молоденькое свежее мясо?

– Убирайтесь!

– Не нужно быть такой злюкой, красотка, мы много не возьмём. Лишь парочку поцелуев вдогонку к драгоценностям.

– Если речь о драгоценностях, – обрадовалась Вильма, – берите и уходите.

– Кончайте тянуть резину, – сплюнул второй, невысокий, худой мужик, державшийся в тени. – И девчонок кончайте – тоже!

Литта попыталась бежать, но кончилось это тем, что она угодила в медвежьи лапы огромного детины, говорившего с ними первыми.

– Попалась, птичка! – довольно загоготал он. – Ну-ну, перестань брыкаться. Сейчас я немножко с тобой развлекусь…

– Пусти! – отчаянно отбивалась Литта.

– Я – Вильма Чарис, дочь королевского мага, – Вильма старалась говорить грозно, но голос её предательски дрожал. – В последний раз говорю: уходите, пока все мы целы.

Худой мужчина с крючковатым носом расхохотался:

– Девчонка, а ты мне нравишься! Но в твоём положении нужно умолять, а не грозить.

– Я не умею умолять.

– Какой вам смысл убивать нас?! – завопила Литта, почувствовав прикосновение стали к горлу. – Мёртвые мы ничего не будем стоить, а за живых можно взять выкуп. Я – Литта Риталь, мой отец – граф Рителли, он заплатит вам. Щедро заплатит!

– Хм-м! – многозначительно протянул здоровяк, удерживающий девушку. – Может быть и правда денег взять?

– Ну, что за идиот?! Ты же завтра пойдёшь на каторгу, если не нарисуешь этой малышке второй рот на подбородке. Ейный папаша как раз об этом и позаботится!

Литта, поняв, что здоровяк сейчас её прирежет, извернулась и изо всех сил сжала зубы на его толстых пальцах. Тот, взвыв от боли, выпустил добычу из рук. Понимая, что между бандитами ей не проскочить, Литта рванулась к Вильме и девушки встали рядом, прислонившись спина к спине.

– Ах ты, сука! – выругался укушенный.

Вильма знала, что у неё есть способ постоять за себя, проблема была лишь в том, что она не умела этим способом пользоваться. Люди – не тени. Их силой крови не развеять по ветру. Проклятье!

Безликий, державшейся в тени, обнажил острый клинок и шагнул вперёд, наступая на девушек. Вильма шагнула ему навстречу с хватаясь голой ладонью за острие его ножа, отводя то от себя в сторону. Кожа на ладони рассеклась, но боли девушка не почувствовала – лишь то, что кровь её была горячей и липкой.

Мужчина испуганно отшатнулся и попятился, оставив лезвие в окровавленной ладони своей жертвы.

– Что за хрень?

Но на сей раз уже Вильма двинулась за ним следом:

– Я вас предупреждала.

– Шалая баба! Что ты о себе вообразила? Да будь ты трижды ведьма, одна против шестерых ты не боец.

– Посмотрим.

Вильма чувствовала, что земля успела напитаться её кровью и Грань – та Грань, о которой она не знала, но чувствовала её – прорвалась, как полотно, пропуская в этот мир её защитников. Она уже услышала, как стучат по земле их невидимые мягкие лапы, но противник ничего ещё не чувствовал.

Мужичьё завопило лишь тогда, когда из кустов вылетели то ли гигантские псы, то ли жуткие чёрные волки. Загривки их топорщились, глаза пылали алыми углями, оскалившиеся клыки отливали синевой.

– Что за твари?! Откуда взялись?! – завопили они. – – Это волки! Королевские гвардейцы спустили с цепи собак!

Твари действительно походили бы на волков, если был не более круглые головы и вытянутые острые морды. Лапы их были длиннее, шерсть – черней и гуще.

В том, как звери неслись вперёд, нападая, стелились над землёй, было нечто призрачное, жуткое и неотвратимое.

Схватка людей с потусторонними тварями длилась недолго. Бандиты отчаянно размахивали ножами, пытались увёртываться, но всё было бесполезно. Вскоре крики ярости и боли скоро сменились сдавленными хрипами и стонами.

Литта, позеленевшая от ужаса, осела на землю в обмороке.

– Отзови их! – взмолился Безликий.

– Зачем?

– Они убьют всех нас.

– Конечно, убьют. Я же вас предупреждала. Зря вы не послушались.

Когда последний их враг был повержен, призрачные волки развернули оскаленные морды к Вильме. Пасть их была в крови.

Вильму обуял страх. Она призвала демонов из-за Грани, но она не умела ими управлять. Теперь, урча, призрачные волки медленно ползли к ним и, судя по рычание и блеску в глазах, вовсе не для того, чтобы лизнуть руки в знак любви и преданности.

– Сдаётся мне, я стану следующей, – в отчаянии сказала Вильма, опускаясь рядом с бесчувственной подругой. – Вот чёрт!

В руке у неё оставался нож, но пользы от него, как от решета в ливень. Головорезы были вооружены до зубов, но это не помогло им спастись. Спасаться бегством также бессмысленно, да и не могла она бросить бесчувственную Литту.

С ощущением полнейшей нереальности она глядела на то, как демоны, ототкнувшись мощными задними лапами, взвились в воздух и понимала, что это конец. Но потом, словно белый, сияющий шар на небо выкатилась луна, похожая на головку сыра, заливая всё вокруг холодным белым светом. И чудовища, замедляя движения до полной остановки, растворились прямо в воздухе.

В первый момент окрылённая и счастливая Вильма подумала, что это она сама, не ведая как, сотворила данное чудо, но, в следующий момент заметила между двумя ровными рядами самшитовых кустов, разделяющих парк на аллеи и участки, стройную фигуру с длинными белыми волосами.

– Отец?..

– Ты в порядке? Не ранена? – невозмутимым тоном вопросил он.

– Нет. К счастью вы пришли весьма вовремя. Ни на мне, ни на Литте ни царапины.

Лорд Чарис, приблизившись, окинул взглядом окровавленную поляну.

Вывороченные внутренности тянулись влажно сверкали в лунных лучах. Едва взгляну них Вильма почувствовала тошноту.

Отец нахмурился:

– Шестеро, – констатировал он. – Похоже, они специально здесь тебя поджидали. Кажется, у тебя появились серьёзные враги, не побрезговавшие наёмниками. И не жадные – бандиты, способные пробраться в Каштановый Сад, недёшево стоят.

– Мы встретились случайно, – попыталась возразить Вильма.

– Конечно, – с усмешкой кивнул отец. – Скажи, дорогая, как вы оказались в этой глухой и заброшенной, едва ли не запрещённой, части парка?

– Мы просто шли. Ну, знаешь, как это бывает? Разговаривая, сворачивая с одной тропинки на другую… Вы же не полагаете, что Литта нарочно затащила меня сюда?! Она испугалась головорезов больше меня.

– О головорезах она могла ничего не знать. Ей велели отвести тебя сюда, она это и сделала, а остальное и для неё могло оказаться сюрпризом.

– Не поможете мне привести её в себя? Тогда вы сможете обо всём спросить её сами

– Она не очнётся, – уверенно заявил лорд Чарис. – по крайней мере пока. Её обморок сменился сном. Пусть спит до тех пор, пока не вернёмся домой. Никто ж не осудит одну подругу, решившую переночевать у другой, не так ли?.. А сейчас, если не возражаешь, я хотел бы прибраться тут немного. Трупы с развороченными внутренностями нисколько не украшают ландшафта и, кроме того, наводят на ненужные вопросы королевских ищеек.

Отойдя на несколько шагов в сторону лорд Чарис раскинул руки в сторону, запрокинул голову и закрыл глаза.

Вильма с любопытством наблюдала за ним. Любопытством и затаённым страхом.

Как люди себе представляют колдовство? Это всегда ритуалы: заповедные слова, нашептываемые над водой или огнём. Мерцающие свечи. Курящийся ладан. И, конечно же, жертвы – духи любят кровь.

Кстати, о крови? Она совсем забыла о ране на своей руке. Но, бросив взгляд на ладонь, она с удивлением убедилась, что не осталось и следа от глубокого пореза. Не было даже тонкого, но шрама!

Что-то менялось в воздухе.

Лунный свет таял, как таит на солнце снег; как таит кусочек сахара, брошенный в кипяток. Темнота расширялась и росла, набирала силу, делала вдох полной грудью, чтобы…чтобы – что? Выдохнуть? Это выглядело так, как будто быстрые тучи мигом укрыли лунный диск. Свет гас, но погасили его не тучи, а рождающиеся в руках отца тени.

Жуткое, завораживающее зрелище: серебристая фигура мага, повисшая в сетях сплетаемых им чар – ну, чисто паук, плетущий паутину. От раскинутых бледных ладоней росли чёрные, изгибающиеся, словно черви, клубы. С каждой секундой они вытягивались, становились длиннее, разрастались. Из воздуха стремительно уходило тепло. Подул ветер, но он был каким-то… затхлым, будто прилетел сюда прямиком из сточных канав и болот. Мокрый, смрадный, липкий – «чёрный» ветер, – вызывающий инстинктивное желание заслониться, прикрыть рот и нос душистым платком, закрыть глаза, не видеть того, что случится.

Но Вильма смотрела.

Темные жгуты теней, изливающиеся из рук её отца, опутали фигуру колдующего тёмным облаком. Сам он в этот момент напоминал застывшую молнию в центре бури.

Туман чёрного цвета опустился на землю и рассеялся, просочился в кроны деревьев, листва зашелестела. Земля под распростёртыми телами сделалась подобны водной зыби, она расступилась и поглотила в себя человеческие останки, словно невидимым языком слизнула их в своё нутро.

Секунда. Другая. Третья. На поверхности не осталось ничего и никого, будто полчаса тому назад здесь не разыгрывалась ужасающая драма с наличием потусторонних чудовищ.

Остатки чёрного тумана и смрадного ветра рассеивались. Сделалось ощутимо теплее. Ночь снова стала просто – ночь.

ГЛАВА 17

Вильма, подтянув к себе поднос с чаем, пила его мелкими глотками. Чай были именно такой, как она любила – горячий и не сладкий, но именно сегодня, как назло, хотелось сахара. Чтобы горечь и сладость катались на языке, споря о том, кто в этом эликсире главный.

Дверь распахнулась без стука. Отец вошёл стремительно, словно не в комнату к дочери заходил, а, как минимум, шагнул на поле боя.

Окинув Вильму острым, хмурым взглядом, лорд Чарис не допускающим возражения голосом, процедил:

– Констанс, оставь нас.

Норовистая нянька перечить не посмела. В присутствии мага она словно бы сделалась меньше ростом, да и в объёмах потеряла. Осторожно, словно рядом был тигр, а не человек, Констанс проскользнула бочком и скрылась за дверью.

– Как ты себя чувствуешь? – голос отца оставался прохладен, как родниковая вода, но звучал споконо.

– Голова болит. Констанс решила, что у меня похмелье.

– Она не так уж и далека от истины. И это полностью моя вина. Я не учил тебя пользоваться магией. Большинство родителей совершают подобную ошибку, стараясь оградить ребёнка от беды, замалчивая и скрывая всё опасное. Мы уговариваем себя, что делаем это для безопасности наших детей, но выходит, по-настоящему бережём лишь себя. Тот, кто любит своего ребёнка, не оставит его в неведении, не подготовленным к тому, что его ждёт.

В его, обычно ледяном, взгляде, прозрачных серых глазах, то блуждали непонятные тени, то вспыхивали искры.

– Твоё состояние после вчерашнего нормально. Я не собираюсь ругать тебя за то, что ты сделала, ведь, по большому счёту, ты защищалась интуитивно, как могла. Но, Вильма, нельзя использовать магию просто так, без подготовки, без специальной защиты. Это очень опасное орудие, куда более опасное, чем самый острый клинок. Любое оружие способно ранить не только противника, но и того, кто держит его в руках, если не уметь с ним обращаться. Что делает маг, творя ворожбу? Она седлает бурю, стихию, в чистом её виде. Он использует те же нити, на которых держится мир. Эти нити плетут сами боги, а мы вмешиваемся в их игру практически вслепую. Самые умелые из хайриманов передавали лишь обряды, способные кое-как обуздать ту энергию, что мы пробуждаем, пропускаем через себя и отпускаем в мир. Любой маг не более, чем проводник вызванных сил. Но никто не даст гарантию, что этих сил может оказаться куда больше, чем твоё тело будет способно принять. Это как разряд молнии. Магия способна уничтожить мага. Нам несказанно повезло, что ты отделалась лишь мигренью. Чтобы такого не случилось впредь, я подумаю, где найти тебе хорошего учителя.

Казалось бы, что лучше самого лорда Чариса учителя не найти, но лишь приехав в столицу, Вильма поняла, сколь высокий пост занимает её отец, насколько близок к королю и как мало у него свободного времени.

Благодаря этому положению она смогла присутствовать на всех торжествах, обедах, ужинах, балах, прочих королевских увеселениях, которые сменяли друг друга бесконечной чередой и каждый раз удивляли великолепием и фантазией.

Дни сложились в карусель. Кружилась длинная вереница придворных, приседающих в бесконечных реверансах. Кружились пиры, балы, турниры, охота.

«Двор – это блеск. Тому, кто не может блистать, при дворе нечего делать».

Чтобы блистать, нужны деньги. У Первого Королевского Мага они были. Вильма никогда даже не задумывалась о том, сколько стоят платья, подчёркивающие нежные округлости её фигуры, её жакеты, плащи и шляпки, не говоря уже о таких приятных мелочах, как веера, драгоценности и духи.

Близилась очередная королевская охота, на которой Вильма, наряду с другими придворными, должна была принять участие. Саму охоту она не любила, но надеялась на случайную встречу с принцем. До сих пор она если и видела его, то только издалека, мимоходом, в толпе. Амадей одаривал её взглядом, иногда – улыбкой, но всего этого было так мало.

Сбор, как обычно, был объявлен на ранее утро. Вильма специально легла пораньше, чтобы выспаться.

Конюшни располагались в самом центре леса. Отец с вечера отдал распоряжение, чтобы лошадей туда отослали заранее, чтобы те успели отдохнуть и были достаточно свежими для продолжительной погони. До леса пришлось тащиться в карете по изрезанной глубокими колеями, дороге.

– Отец, к чему нам все эти сложности пути? Почему нельзя выстроить этот… как его? – портал. Он помог бы сохранить время.

– Построение Портала далеко не энергосберегающее мероприятие, силы мне ещё понадобятся.

– Но эта тряска!..

– Потерпишь. Ничего страшного с тобой не случится. Но, потрясёт немного, – подтрунивал он над ней, – подумаешь?

Неудовольствие Вильмы поубавилось, когда, добравшись до места, они остановились на месте, предназначенном для почётных гостей короля. Их карета, запряжённая шестёркой породистых гнедых коней, лакей и кучер в дорогих бархатных ливреях привлекали всеобщие взгляды.

– Чей это экипаж? – слышались полные зависти шепотки.

– Королевского мага.

– Того самого?..

– С ним, говорят, его красавица дочь. Её редко видно.

– Слышал, как король лично приказал своему магу привезти дочь на охоту. Вот проклятый маг и не посмел ослушаться.

– Хитрый Белый лис! Нарочно подогревает интерес короля. Сейчас как раз подходящий момент. Официальная фаворитка в опале, неофициальная – в отставке. Самое время явить пред глаза короля юное, нежное создание.

До конюшен пришлось идти пешком. Дорога представляла собой кривую, неровную, петляющую тропинку, бегущую сквозь тоннель, образованный стволами высоких деревьев. На краю появившейся в лесу прогалины стояла группа людей, среди которых был и король. Одет на этот раз он был очень просто, ни кружев, ни бархата, ни шёлковых накидок – обычный кожаный костюм для верховой езды. Но надменность жестов, горделивая поза, властность, пронизывающая каждое его движение, никому не позволили бы обмануться в том, кто в этой пёстрой, богато разодетой толпе, главный.

Рядом с королём стоял Майлс Вайтхорн, королевский племянник, в окружении свиты и несколько прославленных красавиц. Была здесь, пусть и не в первом ряду, Литта и её брат Лонгвиль, а также (Вильма поморщилась) Рено Скоруаль.

Король, заметив приближение лорда Чариса, милостиво ему кивнул:

– Мой верный маг и его прекрасная дочь! Рад приветствовать вас.

– Благодарю за любезность, ваше величество.

– Надеюсь, вы в добром здравии, сударыня? Присоединяйтесь к королевской охоте.

К королю подвели великолепного, стройного жеребца. Ноги его словно сплетались из сетки переплетающихся жил. Конь нетерпеливо бил землю копытом, шумно выпускал пар из ноздрей, прядал ушами – всем своим видом выражал горячее нетерпение.

Люди кричали, доезжачие гремели фанфарами, лошади – ржали, собаки лаяли надсадно, до визга. Охота – шумное мероприятие.

Вильма не стремилась оказаться в первых рядах охотников. Другие же придворные из кожи вон лезли, лишь бы оставаться на глазах у короля.

Приходилось гнать лошадей по краю леса, то здесь, то там перескакивая покрытые мхом корни деревьев, пригибаясь близко к седлу под склоняющимися над тропой ветвями. Вскоре все взмокли от бешенной скачки.

День выдался безветренный, пасмурный, душный. Над болотистыми кочками поднимался густой белёсый туман. В воздухе висела дымка, похожая на грязную кисею.

Коричневая тень мелькнула по противоположному краю леса – это из-за колючих камышовых зарослей поднялся огромный кабан-секач. За ним с громким, остервенелым лаем неслись гончие. За гончими следовали всадники – впереди всех король. Не смолкая, рог трубил призыв.

Вильме взглядом наконец-то удалось отыскать принца в толпе придворных. Амадея окружали его верные рыцари, среди которых был Артур Лэйна и Скоруаль.

– Добрый день, сударыня. Рад видеть вас в полном здравии.

– Благодарю, ваше высочество, за внимание к моей скромной персоне.

– Не прибедняйтесь. Нам обоим хорошо известно, что не так уж ваша персона и скромная, – подмигнул он ей.

Вильма ответила застенчивой улыбкой.

– Как вам нравится сегодняшнее развлечение, миледи?

– Не могу назвать себя строгим ценителем, но, по-моему, всё идёт не совсем так, так надо.

Тонкая улыбка скользнула по губам принца:

– Вы замечаете, как меняется ветер?

– Ветер? – удивлённо откликнулась девушка. – Честно говоря – не знаю. Душно, как перед грозой, но насчёт ветра я не уверена.

– Он определённо меняется.

– Вы решили говорить загадками? Я пока плохо разбираюсь в придворных аллегориях.

– Никаких аллегорий, уверяю вас. Ветер – это всего лишь ветер. Но когда дело касается охоты, он часто мешает, меняет планы, путает их. Предполагается одно, а случается другое. К слову, где ваш отец?

– Не знаю. Я потеряла его в толпе.

– Будьте осторожны. Кабан – зверь непредсказуемый... слышите? Лай как будто снова приближается?

Кабан вылетел из кустов и понесся прямо по тропинке. За ним летело штук сорок гончих, не отставая ни на секунду. Вслед за собаками скакал король, теперь за ним успевал только один доезжачий.

Всё это промелькнуло перед глазами как видение: всадники, собаки, затравленный зверь.

Всё блестящее придворное общество рассыпалось в стороны, как брызги из ручья, в который бросили камень. Это спугнуло кабана, он свернул с тропинки и помчался обратно в лес, но, видимо, понимая, что теряет силы и уйти от преследователей не удастся, секач остановился, прислонившись задом к большому камню и ощетинившись клыкастой мордой. Отчаявшись избежать конфликта, жертва поняла, что единственный шанс на спасение – дать отпор. Секач в своём стремлении заточить клыки на преследователя выглядел более, чем грозным.

Гончие, разгорячённые поддержкой людей и преследованием, с остервенелым лаем носились вокруг, выискивая возможный момент для нападения. Люди расположились широким полукругом, не рисковали претендовать на роль иную, чем просто зритель.

Лорд Чарис, всегда презрительно относящийся ко многим развлечениям «людишек», остался стоять в стороне и сейчас Вильма разделяла чувства отца. Её симпатии были на стороне жертвы. Хотя она не обладала таким уж чутким, нежным сердцем, но было задето её чувство справедливости. Жестоко и мерзко вот так, всем скопом – на одного. Изначально шансы не равны. Жертва обречена на смерть после многочасовых страданий.

Кабан защищался храбро, являл чудеса ловкости в обороне. Собаки лавиной наваливались на него со всех сторон, но он отбивал их натиск клыками и тупым рылом. Омерзительнее зрелища сложно себе представить. Одни животные копошились в собственных вывалившихся внутренностях, другие продолжали наседать.

– Спускайте догов!

Последний доезжачий, чьи собаки ещё оставались на поводке, с трудом сдерживал двух огромных псин, воющих и рвущихся вперёд, к общей своре, да так, что металлические цепи жалобно стонали, угрожая в любой момент порваться.

По приказу короля доезжачий отпустил поводок. Огромные псины рванулись в бой.

– Подать рогатину!

Схватив в одну руку рогатину, в другой зажимая нож, король устремился на кабана.

– Осторожнее, отец! – крикнул ему Амадей.

Израненный, окровавленный, ослабевший зверь, увидев перед собой человека, словно обрёл часть утраченной силы. Один рывок вперёд и рогатина вошла в мощную грудь секача… но уже в следующий момент стало понятно, что лезвия скользнули по кости лопатки и ударилось в камень.

Кто-то из охотников рванулся вперёд, чтобы подать королю новое оружие взамен затупившейся, но кабан не стал терять времени. Он ударил клыками королевского коня.

Король успел поднять своего скакуна на дыбы, стремясь увести из-под удара, но тот, слишком нервный, от испуга запрокинулся и грянул о землю, придавив королю ногу, не давая тому подняться с земли.

Вильме казалось, что сердце у неё колотится так, что бьётся о рёбра.

Картинки происходящего были чёткими. Секач, его тяжёлое, шумное дыхание, острые клыки-бивни. Ярко-алая, от крови, трава. Голоса придворных, более всего походящее на клёкот растревоженных птиц. Да и сама она была сейчас не более, чем ещё одной пичугой из растревоженной, паникующей стаи.

«Если король сейчас умрёт, – пронеслось в её голове, – то Амадей станет королём».

Тем временем Винтер, пусть и придавленный тяжестью коня, не желал так быстро сдаваться. Правой рукой он попытался выдернуть нож.

Принц, подняв пищаль, приложил её к плечу. Бледный, как смерть, он спустил курок, но стрела ударила не в кабана, а попала в колено коню, заставляя великолепное животное с жалобным ржанием упасть мордой вниз.

В ту же минуту кабан ринулся на обидчиков, и с места, где стояла Вильма, невозможно было понять, кто ещё жив, а кто уже нет. Всё смешалось в общей кроваво-грязной пляске.

– Похоже, скоро у нас будет новый король, – услышала она тягучий, липкий голос и встретилась взглядом с этим подонком Скоруалем.

Воздух разрезало светом. В центре вспышки чёрной тенью возник отец Вильмы. Он поднял руки и между узкими ладонями отца темнела похожая на паука клякса, от неё отходили в сторону тысячи мелких отростков-лапок. Лорд Чарис развёл ладони в сторону, и «клякса» ударила в кабана.

Животное завопило не своим голосом. Он словно засасывал сам себя внутрь, разлагаясь на глазах.

Кто-то испуганно кричал, кто-то, из особенно чувствительных дам, упал в обморок.

Не мудрено. Вильму тоже мутило.

Было жалко великолепного королевского скакуна, и немного – кабана. Бедняга оказался храбрецом и не заслужил такой жуткой участи.

Король, наконец, поднялся на ноги, мрачно созерцая чёрную вонючую лужицу, оставшуюся на месте грозной свиньи, чуть его не прикончившей. Его Величество слегка пошатывало. Он был бледен, как мертвец. Камзол его был залит кровью.

Лорд Чарис опустился на одно колено:

– Государь? – отец склонил голову и белые, как снег, длинные волосы скрыли его узкое лицо.

Король сделал несколько шагов вперёд и тяжело положил ладонь на плечо мага.

– Благодарю. Ты снова спас мне жизнь.

– Рад служить своему королю.

– Знаю, друг мой, знаю.

– Отец! Вы в порядке? Не ранены?.. – шагнул к королю принц.

Губы Винтера скривила усмешка:

– Ну, знаменитый стрелок? Где твоя пуля?

– У меня сильно дрожали руки! Я испугался за вас!

– Я так и понял. Хорошо, что хоть маг у меня не такой эмоциональный и нервный, как сын.

– Отец, я…

– Ты слишком много слушаешь лести. Но, как бы там не было, для такого искусного стрелка выстрел небывалый. Просто позор. Ещё раз спасибо, Элгид. Господа, мы возвращаемся во дворец. С меня достаточно.

Проходя мимо Вильмы, король задержал шаг, окидывая её взглядом

– Леди Чарис?

– Ваше Величество, – немедленно склонилась она в реверансе.

– Ваш отец только что спас мне жизнь.

Он взял паузу.

Вильма, марионеткой застыла в поклоне, не зная, что ей делать. Он ждёт от неё каких-то слов?

– Хочу отблагодарить моего слугу. Жду вас сегодня, чтобы разделить со мной ужин. Сейчас можете подняться.

Когда отец подошёл к ней, как всегда спокойный, холодный, собранный и бледный, Вильма тяжело вздохнула:

– Вы слышали? Король приглашает меня на ужин.

– Конечно, слышал. Не только я, но все окружающие.

– Это… это ведь хорошо?

– При дворе приглашение на ужин даме считается, несомненно, весьма почётным знаком милости. Но – с определённым окрасом.

– С каким ещё окрасом?

– Королевская милость, оказанная красивой женщине, даёт ей все шансы стать королевской фавориткой.

ГЛАВА 18

Вильма чувствовала себя рыбой, которую готовят к ужину. Рыбой, куском мяса, пирогом – кем угодно, только не человеком, не личностью.

Она всегда уважала отца, гордилась им, и пыталась сделать всё возможное, чтобы он уважал её тоже. Все разговоры о том, что лорд Чарис, якобы, ужасный человек без совести и чести, она пропускала мимо ушей, предпочитая думать, что это проистекает из зависти и человеческих предрассудков. Но теперь она отнюдь не была в этом уверена.

Вместе с уважением и утратой доверия к отцу, что-то менялось и в ней самой. Что-то ломалось.

Вильма никогда не считала себя хорошей. Да она и не была такой в прямом смысле слова. Не была милой и романтичной, как девушки из баллад. В ней было слишком много своенравия, желания во всём поступать по-своему, получать то, что хочется. До сих пор у неё это отлично получалось брать то, что хочется, потому что на их землях отец был полубогом. А теперь нашёлся тот, кто был сильнее и могущественнее. Тот, благодаря кому отец и имел всё то, к чему она привыкла с детства: власть, высокое положение, богатство.

Теперь ей приходилось постигнуть простую, но жестокую науку и горькую истину – в тенёчке-то лучше, не так палит и сушит, а за место под солнцем приходится платить.

Да, за всё приходится платить, но ведь не честью собственной дочери?!

Как называется отец, который торгует телом своего ребёнка, если он, скажем, простой крестьянин и одалживает «любовь» за кусок хлеба или лишнее серебро? Его назовут сводником и сутенёром. Это может преследоваться по закону, написанному самим же королём Винтером.

Как называется отец-лорд, подобострастно укладывающий собственную дочь в постель суверена? Правильно – верноподданным.

Девушки-служанки весело, беззаботно щебетали, кружась вокруг Вильмы, словно бабочки. Они умащивали её благовонными маслами, расчёсывали до блеска белоснежные, как серебряные нити, волосы, полировали ногти на руках, разглаживали пышные юбки – каждой находилось дело.

Все, даже верная Констанс, делали вид, что ничего особенного не происходит, что так и должно быть.

– Нам нужно поговорить, – в очередной раз заявил лорд Чарис, отпуская прислугу жестом.

– Не знаю, что вам сказать.

– Тебе нужно сесть и послушать.

Вильма безмолвно повиновалась, но в самой её покорности читался вызов.

– Понимаю, сейчас ты меня ненавидишь – возможно.

– Скорее, разочарованна в ваших моральных принципах.

– Моральные принципы хороши, когда в жизни терять нечего, но это не наш с тобою случай. Я слишком долго добивался своего. И добьюсь ещё большего. С твоей помощью.

– Чего именно вы планируете добиться, сделав меня королевской подстилкой? – с презрением протянул Вильма, не глядя на отца. – Ещё одной – в длинном списке? Что это даст? У вас и без того куча денег, титул, одна из самых влиятельных должностей при дворе.

– Власти много не бывает. И я хочу её – всю.

– Я видела короля. Мне показалось, он не из тех людей, кто охотно делятся властью. Если в столице есть кто-то, кто любит власть больше вас, отец, то это король – даже родного сына к трону ревнует. В чем будет ваша выгода?

– Однажды ты получишь всё, чего хочешь. Возможно, – отец поморщился почти брезгливо, – даже своего безмозглого, благородного красавчика.

– Что за глупости? – передёрнула Вильма обнажёнными плечами. – Какой нормальный человек захочет подбирать объедки? Тем более, за своим отцом? Амадей никогда не простит меня. А вы? Как вы можете, зная, что я влюблена в сына, заставлять меня стать любовницей отца? – с горечью упрекнула она.

– Ты мне сейчас не поверишь, но, когда всё выйдет по-моему, ты мне ещё и спасибо скажешь.

– Это всё немыслимо, омерзительно и гадко.

– Да выбрось ты уже мальчишку из головы! Пойми, я делаю это для твоего же блага.

– Как так получается, что всё, что вы делаете – вы делаете для моего блага, но из-за ваших благих дел я чувствую себя не просто несчастной – я чувствую себя уничтоженной, грязной и униженной?

– Юности свойственен драматизм.. Ты бриллиант особой воды, Вильма. И я делал всё, от меня зависящее, чтобы люди не узнали об этом раньше времени. Но в королевской семье уже оценили твою ценность.

– И вы решили продать меня подороже?

– Королям всегда достаётся всё самое лучшее.

– Отец! – Вильма, в порыве отчаяния упала лорду Чарису в ноги, становясь перед ним на колени. – Прошу вас! Не заставляйте меня! Король как мужчина мне совсем не нравится! Я люблю Амадея. Я хочу принадлежать только ему. Ведь вы только что спасли Его Величеству жизнь? Разве не может он, в знак благодарности, выбрать сегодня вечером другую женщину? Попросите его о великой милости – пусть он оставит меня в покое!

– Ты хочешь, чтобы я оскорбил короля? – холодно приподнял бровь лорд Чарис. – Ты о последствиях подумала? Королям не отказывают, если хотят жить спокойно и счастливо. Этому не бывать.

– Вы…

– Я здесь совершенно не при чём. Если бы был хоть малейший шанс этому сбыться, я бы постарался пойти навстречу твоим желаниям, но король не позволит такому оружию, как наш волшебный дар, оказаться в руках у его сына. Даже если бы я этого хотел, даже если бы я его об этом попросил – ответ был бы «нет».

– Не слишком ли вы верите в меня, отец? – горько засмеялась Вильма. – Вы сами только что сказали: я юна и неопытна, у короля же в списке самые яркие красавицы Рении. Неужели вы думаете, я смогу конкурировать с ними?

– Ты прекрасна сама по себе, дитя моё. Огонь, пылающий под белым снегом; лава, переливающаяся подо льдом – какой мужчина останется равнодушным?

– Огня, льда и луны мало, чтобы удержать мужчину. Особенно, если он ничем не связан с тобой, кроме прихоти, а мужские прихоти – преходящи.

Подцепив пальцем подбородок дочери, лорд Чарис запрокинул ей голову и заглянул в глаза.

– Страсти движут людьми. Тот же, кто способен управлять страстями воистину может управлять и миром.

Вильма засмеялась:

– Может быть, страсть и сильна, но в моём случае её нет. И со стороны короля я что-то не особенно её видела. Так, лёгкая тень похоти…

– Где есть искра есть и возможность раздуть пламя, а где пламя, так и до бушующего пожара недалеко. Я хорошо знаю Винтера. Он будет у твоих ног, а с ним и весь мир.

– Да не нужен мне мир! Я хочу…

– Тебе придётся научиться хотеть чего-нибудь другого, – не терпящим возражения голосом, ставящем точку на их разговоре, оборвал Вильму отец, подхватывая под локти и рывком поднимая с колен. – И никогда, ни перед кем, ни в какой ситуации ни о чём не проси и не становись на колени, Вильма. Эта слабость. Слабым милостей не оказывают – слабых бьют и используют.

– Как вы используете меня сегодня?

– Именно так. Но когда-нибудь ты станешь сильной, очень. И либо поблагодаришь меня за сегодняшнее, либо – уничтожишь. А сейчас ещё один небольшой урок: перед тобой двое мужчин, отец и сын. Оба борются за власть, соперничают друг с другом. Король возьмёт тебя сегодня потому, что хочет отомстить сыну за его сегодняшний промах на охоте – случайный или предумышленный.

– Амадей никогда не…

Холодный палец отца накрыл губы, заставляя проглотить конец фразы.

– Они два волка дерущихся за лань, но ты – не жертва. Используй их слабость и вражду для своих целей.

– Но моя цель – Амадей! А из-за ваших игр я его после сегодняшней ночи потеряю!

Не удержавшись, Элгид закатил глаза:

– Ох уж эти влюблённые девицы! Одно хорошо – любовь переходящая переменная. Сегодня женщина любит одного, завтра полюбит другого. Любовь, милая моя, это как духи и драгоценности, очень хорошо, если у тебя это есть. Но если нет, ты прекрасно сможешь без этого жить. А вот если нет хлеба?.. Без хлеба долго не протянешь. Поэтому действовать будем по моему плану. Ты поедешь сегодня к королю. Ты будешь милой, покорной и обворожительной.

– А если не буду? – гневно сверкнула глазами Вильма.

Пальцы отца сжали волосы на её затылке, чувствительно потянув вниз.

Он улыбнулся, или, правильнее сказать, оскалил зубы в жестокой усмешке:

– Будешь. У тебя нет выбора.

– Выбор есть всегда.

– Это лишь теория, милая, практика показывает другое. Времени продолжать эту занимательную беседу у нас больше нет. Так что продолжай сборы. Увидимся завтра.

– Я…

Отец уже вышел, оставляя Вильму в отчаянии и в ярости.

Отчаяние и ярость – огненная смесь, не просто разъедающая сердце и душу; эта смесь, заставляющая совершать безумные поступки.

За кого отец её принимает? За куклу-марионетку, согласную танцевать по велению его руки и тонких пальцев? Его личное средство для достижения тайных целей? Его самую удачную инвестицию в будущее? Да как бы не так!

Не станет она плясать под отцовскую дудку. Ни за что не станет!

У неё есть свой путь, свои задачи, свои планы. Вильма точно знает, чего хочет в этой жизни и, не будь она Чарис, если не добьётся своего. Не станет она разменивать себя на то, чтобы ублажать старого короля – ей нужно сердце молодого принца. Она возьмёт всё: получит и любовь, и власть!

К чему ей вчерашний день, когда есть день завтрашний?

План Вильмы был прост и лишён изысков. Всё, что нужно – отправиться к принцу, а дальше все сложится само собой.

Амадей влюблён в неё – в этом Вильма была уверена. Её интуиция и его взгляды, которые она то и дело ловила на себе, громче слов говорили о его чувствах. К тому же, разве сам принц не говорил, что нуждается в её даре? Да и отец, когда всё выйдет так, как она, Вильма, запланировала, рано или поздно поддержит зятя. Уж что-что, а собственную выгоду лорд Чарис всегда умел блюсти. Его верность королю, если таковая и существуют, проистекает лишь из желания урвать для себя кусок послаще, но что такого может дать её отцу король Винтер такого, что не сможет дать Амадей, когда они примкнут к его партии?

Нужно притвориться подавленной и расстроенной, скрыть мятежный блеск в глазах, втянуть голову в опущенные плечи. Отец не должен ни о чём догадаться. Его самомнение и вера в то, что никто не осмелится перечить его воле, сегодня сыграют ей только на руку. Пусть девушки продолжают наряжать и умащивать её тело кремами и пудрой едва ли не до зеркального блеска! Пусть её красота заиграет всеми своими гранями. Пусть её принц видит её во всеоружии красоты и силы.

Да, она не принцесса – но принцесс, чёрт возьми, в этом мире много, а она – Вильма Чарис. И такой, как она, больше нет. Женщины, чьи волосы сотканы из снега, а глаза горят, как у кошки в темноте, чьё лицо может светиться, будто её плоть сотворена из драгоценных камней.

Она будет петь для него, дышать для него и сиять – только для него, её любимого принца.

Её нарядили в красное платье будто она шлюха. Лямки лифа оставляли открытыми изящные плечи. Шею обвивала белая цепочка с алым камнем, одним единственным, горящим в россыпи мелких, как слёзы, бриллиантов.

– Вы прекрасны, – с искренним восхищением, смешанным с не менее искренней завистью, проговорила прислуживающая ей девушка

– Отличная работа, – похвалила она служанок. – Подайте плащ. Карета уже подана?

– Да, госпожа.

– Хорошо.

Внешне Вильма оставалась спокойной, но внутренне она словно стояла босиком на пылающих углях.

Помогите ей, незримые высшие силы! Пусть задуманное сегодня сбудется.

ГЛАВА 19

Вильма едва успела натянуть полумаску на лицо, когда дверца кареты распахнулась. Час пробил! Если она дрогнет сейчас, то всю жизнь будет жить в тени помыкающих ею мужчин. Короли, чародеи, отцы, любовники – все пошли к чёрту! Она сделает всё по-своему.

– Прошу миледи, следуйте за мной, – сказал с поклоном мужчина в ливрее.

Сколько таких высокородных девиц успел провести он этим путём? Сколько глупых гусынь шли, пряча под маской лица и затаённые надежды?

Проводник толкнул тяжёлую створку дверей, за которыми лежал мрак.

– Миледи?.. – мужчина достал факел из держателя. – Вы идёте?

«Нет!» – хотелось рявкнуть на него Вильме. – Ступай один в ад!».

Но она всё же шагнула в узкий и тёмный, тайный проход.

На Вильме были туфли на высоких каблуках, но она чувствовала себя так, словно шла босиком по плитам. У неё мёрзли ноги.

«Сейчас! Действовать нужно сейчас, – сказала она себе. – Или будет поздно».

На мгновение её охватила слабость, накатило желание сдаться и просто плыть по течению. Но черта с два! Она – Вильма Чарис!..

Сделав вид, что ремешок на туфельке не в порядке, Вильма прислонилась к стене:

– Подождите, – окликнула она проводника.

Факел в руке у мужчины замер. Он остановился, глянув на неё через плечо:

– Что случилось, миледи?

– Кажется, у меня порвался ремешок. Не могли бы вы помочь?

Что она творит? У неё, наверняка, не получится! Она никогда этого не делала.

– Конечно, миледи, – покорно отозвался мужчина, возвращаясь. – Что там с вашей туфелькой? Дайте взглянуть…

Он попытался наклониться, но Вильма двумя руками взялась за его лицо.

– Миледи?.. – ошарашенно дёрнулся он.

Их взгляды встретились.

«Спи», – мысленно приказала она и увидела, как зрачки его расширяются.

Кожей ощутила его испуг, страх словно бы имел запах.

– Спи, – проговорила она уже вслух.

Зрачки у мужчины сузились, веки опустись, он мягко и плавно осел на каменные плиты. Несколько секунд его дыхание было прерывистым и взволнованным, затем выровнялась. Он действительно уснул.

Вильма подняла с пола коптивший факел. Половина дела сделана. Осталось за малым – отыскать во дворце покои принца.

Отступать уже поздно, нужно идти до конца.

План казался простым и ясным, когда она сидела в тёплой и уютной спальне: избавиться от возможных хвостов, в виде пажей, проводников и охраны, отыскать принца, признаться ему в том, что отец хочет сделать её любовницей короля. Её благородный, честный, влюблённый Амадей дальше должен был спасти её…

Но сейчас, стоя в длинном, тёмном, узком коридоре, она с ясностью осознала, что никакой это не план, а так – девичьи фантазии. Наброски.

Запахнувшись в плащ, укутавшись в Чары Невидимости, Вильма налегла на тяжёлую дверь и ужом проскользнув в образовавшуюся щель. Стоявший на часах часовой, нахмурившись, бросил взгляд в её сторону. Вильма, выйдя, поспешила тут же толкнуть створку обратно. Та с глухим стуком встала на место.

Стражник какое-то время ещё поглазел и отвернулся. видимо, решив про себя, что дверь распахнуло сквозняком.

Во дворе толкались люди и, что куда хуже, бегали собаки. Вильма не в первый раз замечала, что на животных её колдовство не действовало. Но рычащая в пустоту собака получила пинка от мимо проходящего пажа, несущего кубки с вином, и предпочла с визгом унестись в сторону, не решившись настаивать и лаять дальше.

– Эй, Жиль! Какого чёрта ты тут таскаешься?

– Месье Косар велел ещё принести вина в покои принца. Или ты думаешь, я бы наведался в кухню по собственному почину?

– Думаю, что нет, – хмыкнул стражник. – Знаю я таких бездельников, как ты. Всегда рады резаться в кости да гоняться за девками.

– Конечно, знаешь, – дерзко фыркнул паж. – Сам же такой, – хохотнул он.

– Поговори мне ещё!

– Сожалею, но некогда. Должен идти.

Судьба явно благоволила к Вильме.

Паж, ловко перепрыгивая через канавы и рытвины, уверенно зашагал вперёд. Вильма, старалась держаться к мальчишке поближе, чтобы не потерять его из виду, но при этом ни на кого не натолкнуться.

Очередные навесы, двери, переходы…

Мальчишка-паж, обернулся, чтобы убедиться, не следит ли за ним чей-то нескромный, любопытный взгляд, но все занимались своими делами, до него никому не было дела. Девушки-горничные тащили на прачку тяжёлые тазы с одеждой, чуть дальше мужчины в рабочей одежде чистили огромный котёл. Кто-то точил оружие, кто-то выгружал тяжёлые ящики и бочки с провизией – всем на мальчишку было плевать. О присутствии Вильмы он, конечно, не догадывался.

Надавив на одну из панелей в стене, казавшейся до того момента монолитной, он открыл очередной потайной лаз.

«Сколько же их? – подумала Вильма. – Дворец пронизан ими насквозь, как кротовыми норами».

Ход был узким и длинным. Вильме приходилось прилагать усилия, чтобы каблучки её туфелек не стучали, но несколько раз парень удивлённо оборачивался. Ему явно было не по себе.

– Что за чёрт? Видно правду говорят, что тут водятся призраки.

Ход привёл их в затемнённую комнату – свечи ещё только начали зажигать, а лучей закатного солнца недоставало, чтобы обеспечить нормальное освещение.

В полумраке помещение, должно быть, казалось больше, чем было на самом деле. Даже несмотря на отсутствие ярких источников освещения, все поблескивало и сверкало: полированные поверхности столешниц и подлокотников, гладкий шёлк, позолота на картинах и канделябрах, рожки люстр, рамы картин.

Паж подошёл к одному из столиков и, поставив кувшин с вином, с явным облегчением направился обратно, оставляя Вильму в одиночестве.

Пока они шли, беспокойство её оставило – когда занят делом, всегда переживаешь меньше, но стоит остановиться, тяжёлые мысли, дурные предчувствия, нелепые переживания и ненужные волнения набрасываются, как голодные волки.

Хотя – чего волноваться? Если принца не окажется на месте она его попросту подождёт.

«У меня ещё будет время передумать, – подбадривала себя Вильма. – Я всегда смогу уйти тем же путём, что пришла сюда».

Раздавшийся из-за двери сдавленный стон застал её врасплох. Вильма замерла, прислушиваясь.

Стон повторился. На этот раз он звучал громче и был слишком характерным, чтобы его можно было не узнать. Так стонут не от боли – так стонут от наслаждения.

Вильма сделала несколько шагов вперёд, подойдя к следующей двери, из-за которой и доносились звуки. Одна створка была приглашающе отворена – словно нарочно, чтобы интересующиеся могли наблюдать интересные, увлекательные вещи.

Стоящая посреди комнаты кровать не давала усомниться в том, что эта спальня. Сбитая волнами шёлковая постель свидетельствовала о том, что здесь происходила (и происходит) жаркая любовная схватка. В полумраке, в отблесках горящих свечей обнажённые тела любовниках сверкали, как дорогой перламутр.

Рассеянный взгляд Вильмы скользил то по округлым бёдрам, то по длинным, переплетённым ногам. Задерживался на мягкой женской груди, которая, как в чаше, покоилась в ласкающей её мужской ладони.

Тёмные волосы красавицы разметались по подушке, руки цеплялись за мужские плечи то почти умоляюще, то требовательно.

Принц Амадей брал свою любовницу без жёсткости и напора. Движения его были плавными, сильными и глубокими. Вильма могла бы назвать любовный танец красивым, если не жгучая ревность, огнём опалившая сердце.

Неторопливое, волнообразное раскачивание явно приводило женщину на грань экстаза. Глаза её были закрыты, голова запрокинулась. С припухших губ срывались тихие животные стон, пробуждающие в Вильме гнев и ненависть.

Казалось, что она бежала, бежала и, со всего разгона лбом ударилась в стену.

В комнате всё было сверкающим и мягким, погружённым в чарующие полутьму, но в памяти Вильмы то мгновение навсегда запечатлелось как нечто острое и твёрдое.

Какой-же бесконечно глупой она была. Дура! Мечтательная дура!

Что ещё хуже – дура в красном!

Вильма отступила от двери, не имея ни желания, ни сил смотреть на финальные аккорды сладкой парочки. Каким-то чудом пересекла она покой, разделяющий спальню принца и потайной ход, ухитрившись ни на что ни наткнуться и ничего не опрокинуть.

«Дура! Дура! Дура», – набатом гремело в голове. – «Отчего ты решила, что стоит тебе появиться, как принц спелым плодом падёт к твоим ногам? Что он станет ждать тебя? На что ты рассчитывала, что если ты свободное время проводишь в своей светёлке, то и он гладью станет вышивать в твоё отсутствие?»,

Скользнув обратно в тёмный лаз, Вильма в изнеможении прислонилась спиной к стене. Она так и не смогла решить, чего же ей сильнее хочется, расплакаться или истерично рассеяться? Хотя плакать нельзя. Многочасовые ухищрения служанок пойдут коту под хвост, и вся косметика на её лице расползётся.

Вспомнив про служанок и о том, кто именно ждёт её в это самое мгновение, Вильма ощутила приступ дурноты.

По изначальному плану все издержки её наиглупейшего поведения предстояло загладить осчастливленному её визитом принцу, за которого она планировала спрятаться от всех бед. Принц должен был стать её надёжной стеной. Но стена отодвинулась, осталась перспектива крупных неприятностей, которые она сама себе обеспечила.

Вильма самолично не явилась на званный ужин к королю – за меньшее люди лишались будущего.

Больше всего ей сейчас хотелось вернуться домой, попросить Констанс приготовить горячего молока с мёдом, принять ванну, а потом, забравшись под одеяло, как следует выплакать своё горе. Но позволить себе этого нельзя. Заварив кашу нельзя оставить её на плите, случится пожар. Нужно идти к королю и сделать то, за чем её послали.

На улице совсем стемнело и теперь то тут, то там, горели костры, разгоняя темноту. Сильный ветер раздувал языки пламени, полы плаща и неприбранные волосы – словом, всё, до чего мог дотянуться. Вильма шла вперёд, ведомая внутренним чутьём, указывающее путь в нужном направлении даже прежде памяти.

Возможно, ей не следовало так легко сдаваться? Нужно было попытаться поговорить с принцем? Ведь принц её, ничем, вроде как, не обидел. Он ничего Вильме не обещал, никогда не признавался ей в любви – ей не в чем его упрекнуть.

Амадей не обманывал её – Вильма сама прекрасно обманулась, помощи со стороны не потребовалось. Обижаться, кроме как на себя, не на кого. Только это нисколько не утешало, не гасило пламени ненависти и желания отомстить.

Он не думал о ней сегодня вечером? Что ж? Она будет не она, если заставит думать его о себе сутками напролёт. Пусть даже и не в том ключе, в каком хотела изначально.

Отец прав – никогда не следует слушать сердце. Любое решение должно приниматься с холодной головой.

ГЛАВА 20

Обнаружив своего проводника на месте, Вильма выдохнула с облегчением.

– Очнись, – приказала она, приложив руку к затылку мужчины.

Он глубоко вздохнул, затем шевельнулся и со стоном медленно сел, окидывая тёмное пространство расфокусированным взглядом.

Взгляд его метнулся от стены к стене, потом вернулся к Вильме:

– Что случилось? – с трудом произнёс он, потирая затылок, как если бы тот гудел после нанесённого удара.

– Сложно сказать. Мы шли, а потом вы вдруг упали.

– Упал?..

– Да. Упали. Потеряли сознание. Я не знала, что делать. Вы были совсем как мёртвый. Вы меня напугали.

– О, боги! Как долго я здесь пролежал?

– Мне показалось, что очень, очень долго. Позвать на помощь я не решилась. Я никого здесь не знаю.

– Вы не должны ходить по замку в одиночестве.

– Я не ходила. Я чувствовала себя такой беспомощной! Надеюсь, Его Величество не слишком рассердится на нас за то, что мы опоздали?

– О, господи! – испуганно охнув, мужчина схватился за сердце.

– Что? Опять?.. – Вильма, разыгрывая волнение – Вам снова плохо?!

– Мы должны идти! Немедленно!

– Да-да, конечно, – закивала она, в душе начиная надеяться на то, что король, раздосадованный задержкой, уже успел найти ей замену.

Мужчина стремительно двинулся вперёд. Вильму едва поспевала за ним.

– Его Величество не терпит опозданий даже на пять минут!

– Но вы же не виноваты в том, что вам сделалось плохо?

Проход привёл их к винтовой лестнице. Ступени располагались прямо в стене и поднимались вверх так круто, что Вильму не оставляли опасения споткнуться и сломать себе шею.

Хотя, в итоге, может быть, так было бы лучше для всех?

– Ждите здесь, – приказал проводник и, сам трясясь, как осиновый лист, нырнул в одну из дверей.

Стена напротив была покрыта высокими, в человеческий рост, зеркалами. В них отражалась вся комната целиком и Вильма в том числе.

Волосы её растрепались вокруг лица. Черты заострились. На высоких скулах горел лихорадочный румянец. Глаза сверкали, как у кошки. Она не походила на живую женщину, скорее на дух, заблудившийся и опасный.

Дверь отворилась и в дверном проёме вновь показалась узкая, чем-то напоминающая крысиную мордочку, физиономия королевского слуги-проводника.

– Проходите, леди Чарис. Его Величество ждёт вас.

Подобрав пышные юбки, Вильма пошла навстречу своей судьбе. Она старалась как можно ровнее держать спину и не сбиваться с шага, высоко держа голову.

В комнате горело не меньше сотни свечей. Они тянулись вдоль стен, затянутых дорогими шелками, расшитыми золотыми нитями, изображающих райских птиц с раскинутыми крыльями и длинными хвостами.

Свечи стояли на богато сервированном столе, обставленном с такой роскошью, словно на приём должно было явиться не меньше десятка гостей. Язычки пламени преломлялись в хрустальных графинах. Отблески пламени танцевали на золотых подносах, где покоились заморские экзотические фрукты и куски дичи с хрустящей, даже на вид, зажаренной, золотистой корочкой.

Огоньки просвечивали через тончайший фарфор, превращаясь в расплывчатое сияющее пятно.

Света было достаточно и всё же король оставался в тени.

Он сидел в конце длинного стола. Руки свободно лежали на подлокотниках и взгляд Вильма остановился на его тонких, длинных пальцах, украшенных массивным перстнем с рубином. Перстень был так велик, что закрывал почти всю фалангу указательного пальца.

Лицо короля тонуло в тенях, но Вильма чувствовала на себе его тяжёлый, придавливающий, изучающий взгляд.

«Он просто мужчина, – пыталась подбодрить она себя. – Такой же, как другие. Не стоит робеть».

– Вы не спешили, – раздался тихий, приглушённый голос, от которого по спине побежали мурашки.

– Прошу прощения, – отозвалась она и в ответ расслышала тихий смешок.

– Леди Чарис, – медленно проговорил мужчина, словно пробуя её имя на вкус. – Вы красивы. Красивым женщинам многое прощается.

Она молчала, не зная, что ответить.

–Вы опоздали, но входите с таким видом, словно королева – это вы. Вы даже не смягчили свою дерзость реверансом.

Не опуская ресниц, не склоняя головы, Вильма медленно преклонила колено.

Взгляд короля нарочито откровенно скользнул по её фигуре, задержался на аппетитных полукружиях, выступающих из тугого корсажа, на покатых округлых плечах, на горделивой головке с копной белых, как снег, волос.

– У вас такая тонкая шея, леди Чарис, такая хрупкая и изящная, – сказал он, пригубливая вино. – Её так легко сломать, если проявить неосторожность. А мне ли не знать, сколь тёмными и опасными бывают переходы этого дворца? Какие опасные крысы иногда внезапно бросаются под ноги на крутой лестнице? Наверняка отец, как человек мудрый и предусмотрительный, предостерёг вас?

– Против крыс или лестниц?

– Против тех и других. Крысы могут заразить неосторожным укусом, а крутые лестницы – ну, что про них сказать?.. Они просто опасны, особенно, если почти успел подняться наверх. Тогда шансов выжить, внезапно сорвавшись, не остаётся. Было бы жаль… хрупкие шеи – красивые шеи. Драгоценности наилучшим образом это подчёркивают.

От неудобной позы у Вильмы заныла спина. Решив, что с неё достаточно покаяния, она рискнула выпрямиться без королевского разрешения.

– Я постараюсь быть очень осторожной, ваше величество, ибо моя шея мне дорога. Вне всякого сомнения, между плахой и ожерельем, я, если у меня остаётся выбор, предпочту второе.

– Истинная дочь своего отца!

– Очень надеюсь, что это комплимент.

Король ничего не ответил, но, судя по выразительно приподнятой брови последнее оставалось под большим сомнением.

– Проходи к столу. Пир задумывался в твою честь. Ну, же? Смелей. Присаживайся. Отчаявшись дождаться твоего прихода я, правда, уже успел начать трапезничать.

– Ещё раз – приношу извинения…

– Хватит! Согласно изложенной в оправдание версии, ты оказалась очень доброй и нерешительной девочкой. Не смогла оставить слугу в тяжёлом положении.

– Не знаю, было ли его положение тяжёлым?..

Король поднял узкую ладонь, прерывая её речь:

– Давай договоримся так: я не задаю лишних вопросов – ты избавляешь меня от потока лжи. У меня нет ни малейшего желания тратить на это время. Угощайся, сделай одолжение.

– Я не голодна.

При одной только мысли о еде к горлу подкатывала тошнота. Переживания и волнения лишили Вильму аппетита. А вот выпить – выпить бы она сейчас не отказалась.

Может быть, игристое вино заполнило бы ту немую тишину, что по-прежнему разрасталась внутри неё. Или это не тишина, а пустота?

– Для тех, кто не голоден, придумали десерты, – голос короля звучал саркастически. – Десерт – пища для развлечения и хорошего настроения. Этакое гастрономическое излишество. Как по мне, жизнь слишком коротка, чтобы откладывать десерт на потом. Всегда начинай с десерта, если есть возможность – не пожалеешь. Попробуй сливочное пирожное – оно великолепно.

Вильма взглянула на поднос с пирожными. Взбитые сливки вспенившимся облаком венчали тончайшее, причудливо завёрнутое в корзиночки, тесто. Дополняли кулинарную композицию свежие ягоды.

На языке вертелась фраза о том, что она никогда не любила сладости, предпочитая солёный хрустящий хворост, но на сегодня она и без того слишком много говорила «нет». Оставалось только с тщательно разыгранной покорностью положить пирожное себе на тарелку.

– Как вы скромны, – насмешливо протянул король. – Скромный полевой цветочек, – проговорил он, не сводя с неё внимательного, проницательного взгляда. – Выпей. Тебе не помешает расслабиться. Ты слишком напряжена.

Она покорно пригубила бокал. Вино был вкусным, терпким и сладким. Приятное тепло сразу побежало по венам, туманя голову.

– Я опоздала на свидание с королём. Кто на моём месте не стал бы нервничать.

– Свидание? Мне кажется, я пригласил тебя на ужин? Ты надеешься на нечто большее?

– Надеюсь, – вино играло крови, развязывая язык. – Возможно, то непростительная дерзость с моей стороны, но я посчитала, что сегодня в роли десерта, о которым вы так красиво, предстоит выступить мне.

– Вы отлично приготовились к этой роли. Выглядите и впрямь аппетитно. Лакомый кусочек. Но, кажется, перспектива стать королевской любовницей вас не вдохновляет? Поэтому вы так долго шли?

Вильма растерялась от такой прямолинейности и опустила глаза. Разум велел солгать, всё отрицая, но ложь – это слабость. Сильные люди не лгут. Да и в фальшивых словах не было смысла. Король и так знает правду, об этом красноречиво свидетельствуют его усмешки, жесты и взгляды.

– Я никогда прежде не была с мужчиной и мне страшно, ваше величество. К тому же меня воспитывали в уверенности, что первым у женщины должен быть её муж.

– Вот уж никогда бы не подумал, что мой блистательно-безнравственный маг научит единственную дочь подобным взглядам, – проговорил король, брезгливо морщась. – Нравственность – мещанская ценность.

– Отец мало занимался моим воспитанием. Ваш двор и вы сами занимали его куда больше меня. Но я не считаю нравственность мещанской ценностью. Как по мне, она одинакова важна для всех.

– Значит, – выразительно выгнув бровь, насмешливо протянул мужчина, – моё внимание недостойно вас лишь потому, что я никогда не смогу жениться?

– Сможете, – холодно сверкнула в его сторону глазами Вильма. – Если захотите. Вы же – король.

– По-твоему, король может всё?

– Ему определённо доступно куда больше, чем простому смертному.

– Это так. Короли одновременно одарены властью, но и прокляты – ею же. Жизнь моих подданных принадлежит мне, я вправе казнить их или миловать. Глупым дурачкам это кажется весёлым занятием: получи власть и трон, и твори, что в голову придёт. Не так ли?

– Никогда не хотела получить власть.

– А что ты хотела получить?

– Любовь.

– Любовь, – повторил он, будто пробуя это слово на вкус. – Ещё одна сказка.

– Вы не верите в любовь?

– Верить в любовь весьма странно. Она же не бог, чтобы перед ней преклоняться. Я предпочитаю вопросам веры более активную позицию. Чем воспевать любовь, лучше заниматься ею.

Король и, склонившись над Вильмой, поцеловал её.

Губы его были твёрдыми и горячими. Движения – настолько властными, что думать о сопротивлении не приходилось. Вильму словно тянуло сильным течением, когда бороться нет возможности и всё, что остаётся, только держаться на плаву в надежде, что где-нибудь тебя прибьёт к берегу.

В комнате было прохладно, а тело мужчины было горячим и твёрдым. Таким же горячим, как его губы, пьющие её дыхание и вдыхающие взамен своё. В его ладонях её и без того тонкая талия Вильмы казалась хрупким стеблем.

Мир обернулся нестойкой колыбелью, где единственной твёрдой опорой оставался мужчина. И не было иного выбора, кроме как ухватиться за него, как за доску, ныряющую в пучине вод и надеяться…надеяться, что всё скоро закончится.

Вильма изо всех сил старалась оставаться покорной. Трудно быть раскрепощённой, когда это твой первый раз. Трудно выглядеть влюблённой, когда всё в тебе замерзает от страха.

– Ступай в кровать, – приказали ей.

Смерив короля вопросительным взглядом, Вильма получила короткий красноречивый жест, не терпящий возражений. Сжав зубы, она покорно пошла к кровати и, так же, не говоря ни слова, стала избавляться от одежды. Она старалась не торопиться, делать всё как можно медленнее, хотя и чувствовала себя при этом так, словно её пытают.

Нагота сама по себе Вильму никогда не смущала, да и чего ей стесняться – она знала, что тело её не имеет изъянов, оно идеально. Но сама ситуация, это ощущение, будто она бесправная рабыня перед господином?..

Освободившись сначала от платья, потом от кружевного белья, Вильма неторопливо, с кошачьей пластикой, взобралась на прохладные шелка королевского ложа и легла на бок, облокотившись на груду подушек.

Король продолжал глядеть на неё непроницаемым, нечитаемым, замораживающим взглядом.

Скольким женщинам приходилось проходить через нечто подобное? А кому-то – и через кое-что и похуже. Она – не хрустальная. Она выдержит. Она ничего не будет принимать близко к сердцу, пропускать через себя. Она переживёт сегодняшнею ночь.

Король медленно двинулся к постели, на ходу сбрасывая с себя тёмный камзол, срывая с шеи белый платок. Следом на пол полетела рубашка, обнажая стройное поджарое тело воина. Мужчина оставался в хорошей форме и без одежды казался даже шире в плечах, чем в полном парадном облачении.

Мышцы перекатывались на его груди и руках.

Под мужским взглядом Вильму охватило желание прикрыть руками пах или хотя бы грудь, но она не шевельнулась.

Первый натиск поцелуя не был навязчивым. Вильма приоткрыла губы, впуская в себя язык, позволяя королю углубить поцелуй. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на губах и поцелуях, не обращать внимание на кружащую вокруг её паха мужскую руку.

Когда его пальцы коснулись её входа, Вильма с трудом удержалась, чтобы не сжать ноги и в панике не оттолкнуть от себя мужчину. Никто и никогда не касался её там до сих пор.

Если бы только можно было уснуть, улететь, испариться, потерять сознание и прийти в себя, когда всё уже завершится.

– Расслабься.

Король положил руку на её плечо, отрезая путь к отступлению.

Целуя, его губы опускались всё ниже, осыпая кожу лёгкими касаниями, вызывающие ощущения щекотки. Той же щекоткой, только более приятной, отозвались и движения его пальцев в её лоне.

Склонившись к груди Вильмы, король принялся легко их прикусывать и лизать.

Когда Вильма целовалась с его сыном, в животе её порхали бабочки. Движения короля вызывали не бабочек, а тянущее ощущения внизу её живота. По правде сказать, это было куда приятнее. Сладкая истома походила на бесстыдное безумие. Вильма глубоко задышала, чувствуя, как мышцы в её лоне жадно сжимаются вокруг мужских пальцев. Она инстинктивно подалась вперёд, непроизвольно стремясь усилить приятные ощущения.

Быстро скинув штаны, король развёл её ноги в стороны и его член проскользнул внутрь её разгорячённого. Первое проникновение вызвало острую, как ожог, боль. Вильма дёрнулась и всхлипнула, пытаясь вырваться из его рук и отползти, ища спасения от разрывающего её внутренности мужского естества, Крепкая хватка заставила опомниться и осознать, что ничего иного, кроме как расслабиться и постараться привыкнуть к новым ощущениям, ей не остаётся.

Поняв, что Вильма больше не вырывается, король перенёс часть своего веса на согнутые в локтях руки, лёг сверху и вновь принялся её целовать – губы, шею и самое чувствительное место – её упругую, нежную грудь с чувствительными, жаждущими ласки, сосками. Под его горячим и умелым языком они напрягались и твердели, а в лоне её разгорался настоящий пожар.

Член скользнул глубже, входя в её тело на всю длину, по-прежнему принося с собой боль, но теперь уже дразнящую. Вильма чувствовала мужской член каждой клеточкой своего лона. Её не оставляло чувство, что для неё всё это слишком. Она казалась себя ломкой, хрупкой и узкой, а он был слишком длинным, широким и твёрдым.

Хотелось одновременно вытолкнуть из себя то, что тело воспринимало как инородный, посторонним предмет и в тоже время жёстче насадиться на наполняющий её фалос, не обращая внимание на саднящую боль.

Король тоже не склонен был думать о пощаде. Он начал двигаться. Сначала медленно и осторожно, потом – с нарастающим напором, разгоняя в теле Вильмы волну удовольствия. С каждым новым движением внутри её тела волна эта поднималась выше, вызывая голод и желание чего-то большего – ещё более приятного и полного, способного поглотить, растворить, разорвать.

Вильма бесстыдно оплела его бёдра ногами. Острая нега заставляла стонать в голос, будто она была животным.

Король зарычал и на пике своего удовольствия, с силой толкнулся внутри, давая Вильме необходимый, недобирающий до вершины, толчок и её накрыло первым в её жизни оргазмом.

Лоно свело судорогой. По телу фейерверком прокатилась ослепляющая волна. И Вильме показалось, что она немного умерла. Но эта была такая смерть, которую хотелось повторять снова и снова.

Король поднялся, так же быстро оборвав их контакт, как и начал его.

Какое-то время Вильма лежала и смотрела в потолок, пытаясь понять, что делать, как вести себя дальше? Всё, что оставалось Вильме, так это загнать гордость, страх, смущение и горечь от разбитой мечты вглубь души.

Всё, что оставалось, так это стать той самой куклой, которой её хотят видеть.

ГЛАВА 21

Всё было серым вокруг и внутри неё. Улицы с плотно прижатыми друг к другу домами, брусчатка; раскачивающиеся под усиливающимися порывами ветра, зазывающие таблички рядом с тавернами и харчевнями; дремлющие прямо на улице бедняки; обрывки праздничных лент, мечущиеся по площади – всё было серым, утратившим краски жизни.

В ушах пусто отдавался стук копыт.

Кажется, вчерашний вечер начался так давно, словно Вильма, полная мятежных планов и желаний, покинула отцовский дворец ребёнком, а возвращается она домой спустя десятилетия, умудрённая горьким опытом.

Она не чувствовала себя изнасилованной, не испытывала ни горя, ни угрызений совести, ни сожалений – она не чувствовала ничего. Не хотелось плакать, крушить, кричать – обычное состояние, в которое Вильма впадала всякий раз, когда что-то шло не по её плану, не так, как она хотела. Хотелось заползти под одеяло и – спать, спать, спать. Даже горячая ванна сможет подождать.

Возможно, целительный сон отделит от неё эту ночь спасительной завесой? И, если повезёт, сегодняшняя ночь с королём останется единственной.

Помнится, когда Вильма была маленькой, они с товарищами лазали по деревьям – обычная ребячья забава. Но одному из них не повезло, ветка подвела, предательски хрустнула, опрокинув парнишку в бездну. Упав с большой высоты, мальчишка потерял сознание, но, когда пришёл в себя, не плакал, а на их вопросы отвечал, что ему не больно. Они порадовались этому обстоятельству, посчитав отсутствие боли хорошим признаком. Лишь позже отец разъяснил Вильме, что мальчик не чувствовал боли потому, что у него был перебит позвоночник, нервные импульсы не поступали в мозг. Он никогда больше не сможет больше ходить. Ей изредка приходилось видеть тяжело больных и умирающих, и всякий раз, как бы не мучились страдальцы, незадолго до смерти боль оставляла их тела. Пока больной мечется, орёт, изрыгает слёзы или проклятия – всегда есть надежда на выздоровление, но, когда он блаженно вытягивается и успокаивается, это значит только одно: он больше не борется за жизнь, ему не больно – он ждёт смерти.

Боль признак того, что ты жив. Сгоревшие крылья не болят. По- настоящему страшно, когда больше не больно.

Но Вильма не хотела умереть. Вовсе нет. Ей всего лишь не нравилась та жизнь, которая началась.

Каждый из мужчин в её жизни хотел от неё чего-то для себя и каждому их них не то, чтобы было наплевать на неё – ни один из них злого умысла не имел, просто они не думали о её чувствах. Скорее всего потому, что сами чувствовали этот мир по-иному. Так уж устроен человек: он не способен посочувствовать того, что ему неведомо.

Мужчина и женщина смотрят на мир разными глазами. Её отец хотел для неё счастья. Король, удовлетворив свою страсть, щедро одарил её драгоценностями. А принц…

Думать о принце совсем не хотелось. Сразу вспоминалась кровать, смятые простыни, сдавленные стоны и к горлу подкатывал горький ком отвращения.

Карету резко дёрнуло, они встали. Послышалась резкая ругать, истошное ржание лошадей. Да неужели сегодняшняя ночь никогда не закончится?! До дома осталось всего ничего, и очередных приключений совсем не хотелось. На них не оставалось сил.

Вильма толкнула дверцу кареты и, не обращая внимания на протестующий лепет охранника, спрыгнула на землю и решительными шагами направилась вперёд – туда, где отпущенные для её охраны королём гвардейцы и кучер, рассматривали что-то лежащее прямо на земле поперёк дороги.

– Что случилось? – голос её звучал повелительно и резко. – Почему мы остановились? Вы что?! Задавили его?..

– Я… – начал, было, кучер, но Вильма подняла руку.

– Только не смей говорить, что не заметил ничего в темноте – уже рассвело. Каким нужно быть неуклюжим, чтобы сбить пешехода на совершенно пустой улице? – распылялась она.

– Госпожа, я не виноват! Он возник из ниоткуда прямо на пути. Я едва успел сдержать лошадей…

– Не успел, судя по его состоянию. И что значит: «появился из ниоткуда»?

– То и значит, госпожа, – буркнул один из охранников. – Чай ваш батюшка не единственный колдун на свете? А они, проклятые, и не на такие трюки способны.

– Придержи язык, – велела ему Вильма, против воли бросая любопытный взгляд на незнакомца. – Он жив?

– Да что ему сделается? – буркнул кто-то из мужчин. – Колдуны, они, как известно, трёхжильные, словно кошки.

– Убедитесь в этом и. если он жив, перенесите в карету.

– Госпожа! Не думаю, что это хорошая идея. Ваш отец…

– Хотите, чтобы я здесь застряла до следующей ночи? Уверяю вас, у меня на это не сил, не желания. Бросить раненного по вашей вине человека я не могу, так что выполняйте приказ. Я хочу домой. И чем быстрее, тем лучше.

Мужчины, не слишком церемонясь, подняли раненого и перенесли в королевскую карету, устроив страдальца на сиденье, Вильма уселась на свободное место.

Про себя она отметила, что одет незнакомец богато, но не по здешнему обычаю. Волосы незнакомца были такими же белыми, как у неё и её отца.

«Колдун», – раздался в её голове голос охранника, полный страха и ненависти.

Незнакомец был красив. Точёные черты, тонкие и бледные, словно прозрачные, лишённые красок… белые, как снег, волосы. Он такой же, как и она. Как и её отец – колдун. Хайриман.

Пользуясь состоянием незнакомца, Вильма разглядывала его, не таясь, в упор, испытывая странное, противоречивое чувство. Возможно, все «проклятые» похожи друг на друга. Таких, как она, коснулась сама луна серебристым лучом. Даже кровь хайриманов отличалась от человеческой. Она не была в прямом смысле «голубой», но, в определённые моменты, сгустки чёрной крови отдавали не красным, а синим. Отец рассказывал, что это все потому, что состав крови магов отличается от человеческой.

Что незнакомец делал в такой час не улице? Может быть, это перст судьбы, раз они встретились после такой ночи?

Карета замедлила ход: они достигли цели – Вильма вернулась в отцовский дворец.

Отец встретил её в дверях. На нём не было верхней одежды. Белая рубашка лишь сильнее подчёркивала природную, восковую бледность кожи и серебро волос, которые он в этот раз не потрудился собрать даже в хвост.

– Ты опоздала. Я думал, приедешь раньше.

– И вам доброго утра. И да – у нас гость.

Нахмурившись, лорд Чарис принялся разглядывать незнакомца.

– Кто это?

– Понятия не имею. Ваши ловкие люди ухитрились сбить. Пришлось оказать гостеприимство.

– Не следовало.

– Поздно говорить об этом, он уже здесь. Прикажите о нём позаботиться.

– Молодые люди не котята, чтобы тащить их в дом, – буркнул он.

– Хорошо. Можете выкинуть его на улицу. Поступайте, как сочтёте нужным – вы же здесь главный.

Не оборачиваясь, Вильма прошла в дом.

– Приготовьте ванну, – едва разжимая губы, велела она служанкам.

Девушки скоро и расторопно натаскали горячую воду, установили большую деревянную бадью перед пылающим камином, предварительно устлав дно мягкой белой тканью, чтобы госпожа, не приведи бог, не заносилась о случайный заусенец. Несколько капель благоухающего масла и комната наполнилась ароматным паром ванили и багровых роз. Несколько услужливых движения и платье, расшнурованное, легко к ногам.

Горячая вода приняла тело Вильмы с почти материнской нежностью.

– Оставьте меня, – велела она, закрывая глаза. – Я хочу побыть одна.

Девушки с поклоном удалилась.

Наконец-то эти кошмарные сутки закончились. Наконец-то можно, отгородившись от всего мира, расслабиться.

Ох уж эти безумные гонки по дворцу в поисках любви, которой, как сейчас Вильма понимала, никогда не было. Принц не любил её. Да и она, принца, возможно, тоже? Просто он был красив, она – молода, а корона, как и романтика, отлично шли её снежным волосам.

Все девочки верят в красивые сказки, но, хотим мы того или нет, приходит время взрослеть. Сказок не бывает, а чудеса, если случаются, то только злые – такие, на какие способен её отец, поднимая мертвецов и вызывая демонов. Ничего не даётся даром, кроме родительской любви, да и последнее – если только сильно повезёт. За всё нужно бороться и платить.

В этой жизни все мы либо игроки, либо карты, в которые играют.

Вильма, не открывая глаз, зачерпнула стремительно остывающую воду и плеснула ею в лицо. Расплывающаяся краска попала в глаза, они защипали.

Стоит ли жалеть себя? Её первый мужчины – король. И, хотя Вильме было неприятно вспоминать своё прощание с девственностью, он оказался достаточно искусен, чтобы она получила удовольствие, не любя.

Не можешь получить то, что хочешь – используй то, что есть. Этому учил её отец. Тебя толкнули, подбросили в воздух? Будь как кошка: изворачивайся, как знаешь, но упади на четыре лапы! Выживи. Поднимись на вершину и выцарапай обидчику глаза.

ГЛАВА 22

– Госпожа, проснитесь! Время уже за полдень. Лорд Чарис желает видеть вас.

Вильма с трудом разлепила веки и со стоном закрыла глаза снова – голова разрывалась от боли.

– Сейчас встаю, – простонала она.

– Какую будем делать причёску, миледи леди?..

– Самую простую. Просто расчешите и легко завейте.

Вскоре стараниями служанки волосы красивыми мягкими кольцами обрамили кукольное личико Вильмы. Несколько движений кисточкой с румянами, тенями и пудрой – и все последствия тяжёлой ночи стали незаметны.

– Я очень довольна вами. Спасибо. Вот, возьмите, в знак благодарности, – протянула Вильма девушке несколько золотых монет.

– Что вы, госпожа? Не нужно. Ваш отец и без того щедро платит за мои услуги.

– Никогда не отказывайся от благодарности – это глупо. Если плачу, значит, у меня свой резон. Бери.

– Благодарю, госпожа.

–– Ещё минутку, дорогая.

Девушка, направившаяся, было, к двери, испуганно замерла.

– В людской, случайно, ничего не говорят о моём вчерашнем госте?

– О том, которому вы спасли жизнь? Ему выделили отдельные комнаты в крыле господина.

– Отличная новость – отец редко бывает дружелюбен к чужакам. Ступай.

День выдался солнечным. В распахнутые окна влетал шаловливый ветерок. Вчерашние призраки спрятались по тёмным углам – пространство искрилось от света. В солнечным полосах танцевали золотистые пылинки.

Тени спрятались, но не все – одна из них шагнула Вильме навстречу.

Мужчина напоминал острое лезвие изо льда.

– Доброго утра, – приветствовала она незнакомца.

– Скорее уж – день, – он окинул её внимательным взглядом, смерив от макушки до пят. – Вы – Вильма Чарис?

– Как вы узнали? – усмехнулась она. – Неужели сами догадались?

Незнакомец рассмеялся. Смех у него был приятный и лёгкий.

– Могу я, в свой черёд, узнать ваше имя? – спросила она.

– Ферхат Архан.

– Надеюсь, оно хотя бы настоящее? Ну, и?.. Господин Ферхат? Какая сила бросила вас под копыта моих лошадей?

– Таинственная и опасная.

– Я так и думала. Вы едва не расстались с жизнью.

– В ваших краях существует обычай, повелевающий казнить неосторожных путников?

– В наших краях лошади обычно не слишком осторожны с теми, у кого не хватает ума держать голову подальше от их копыт.

– Учту на будущее.

– Сделайте милость.

Повисла короткая пауза, во время которой молодые люди обменивались изучающими взглядами.

– Итак, вы – Вильма Чарис, – повторил незнакомец. – Дочь отступника.

– Отступник? – удивлённо распахнула глаза она. – Мой отец? Вы ничего не путаете?

– Нет, не путаю. Это может показаться странным, но мы с твоим отцом давно знакомы, девочка.

Девочка?.. Сам-то выглядит не старше её. Впрочем, её отца годы также не трогают и этот человек вполне может быть ровесником лорду Чарису.

– Ты же понимаешь, что я вовсе не случайно оказался на твоем пути, Вильма, – вкрадчиво проговорил незнакомец.

Ферхат Архан, опасный и глубокий, как бездонный колодец.

– Что значит: не случайно? Надеюсь, вы сейчас не о путях судьбы заговорите?

– Нет. Я всего лишь намекаю на то, что подстроил нашу встречу.

«Вы не первый, – вертелось на языке. – И та встреча, что была до вас, ничем хорошим не закончилась».

– Даже если вы король шпионов, – сказала Вильма вслух, – как вы могли заранее предусмотреть время, место и час?

Его рука упирается в стену перед Вильмой, преграждая путь. На случай, если она решит ускользнуть.

– Твой отец совсем ничему тебя не научил, да?

– Что конкретно из моих навыков и умения вас интересует, господни Архан?

Он продолжал, будто не слышал её:

– Магия способна творить чудеса. Например, перенести одного человека к другому. Непосвящённому это может показаться судьбой, но это просто магия.

– Куда уж проще! Кстати, я могла бы вас не увидеть. Вы рисковали остаться лежать на мостовой.

– Определённого рода риски есть всегда и во всём.

– Ради чего же вы рисковали?

– Мне нужно было встретиться с вашим отцом, а вас я планировал сделать мостиком к нему. Но с заклинаниями я напартачил, а дальше вы уже знаете.

– Зачем вам понадобился мой отец?

– Он задолжал мне кое-что.

Их взгляды снова скрестились и, когда Ферхат как раз собрался ответить, дверь в кабинет отца широко распахнулась:

– Вильма?..

Ферхат убрал руку со стены, открывая Вильме путь. Потом неторопливо обернулся к лорду Чарису. Мужчины обменялись неприязненными взглядами.

– Доброе утро, – сквозь зубы процедил лорд Чарис, приветствуя ночного гостя. – Вижу, Ферхат, ты времени зря не теряешь? Зайти в комнату, – велел отец Вильме. – Сейчас. И без пререканий. А после того, как я поговорю с дочерью, мы с тобой продолжим наш разговор.

– Не сомневаюсь в этом, – не один мускул не дрогнул на тонком бледном лице мага, но Вильма никак не могла отделаться от мысли, что читает в нём насмешку.

Она привычно повиновалась отцу.

– Садись.

Лорд Чарис устроился напротив, вытащил откуда-то из глубин своего стола бархатный футляр и положил его перед дочерью.

Смерив его взглядом, Вильма вопросительно приподняла бровь:

– Что это?

– Открой и увидишь.

На мягкой шёлковой подкладке лежало ослепительное колье из рубинов, окружённых россыпью мелких бриллиантов. Длинное колье дополняли серьги, выполненные в том же стиле.

– Это ваш подарок за мою покорность? – поморщилась Вильма.

– Это прислал король.

– Вы этим недовольны?

Лорд сжал губы. Взгляд у него был ледяным.

– Королевский подарок к моему настроению не имеет отношения. Дело не в нём. Гость, которого ты привела в мой дом, не пришёлся ни ко двору, ни ко времени.

– Он – маг. Такой же, как вы. Такой же, как я. Почему же он вам не нравится?

– Ты когда-нибудь видела, чтобы тигры или львы ходили стаей? Нет! Лев может окружить себя львицами, тигр – подпустить к себе тигрицу, но другого льва – никогда. Знаешь, почему? Потому что они оба – хищник, а между хищниками не существует дружбы. Появление второго там, где уже обосновался первый может означать только одно – войну. Именно сейчас, когда я почти близко к поставленной цели, это совсем некстати.

– Близки к цели? Ваша цель – это власть? Разве недостаточно той, что вы уже имеете? Вы – первый королевский маг, одно из первых лиц в государстве.

– Таких, как я, с учётом первых министров, с десяток, не меньше. Не хочу преуменьшать собственную значимость, душа моя, но, при всём том, что мне удалось добиться, я всего лишь верный слуга и раб короля, полностью зависящий от его капризов – не более. Но ты – моя козырная карта.

– Как одна ночь с королём сможет всё изменить?

– Я рассчитываю, что ночь будет не одна. Ты станешь фавориткой, и это позволит мне больше влиять на короля.

Вильма с трудом удержалась от того, чтобы не передёрнуться.

– Вы переоцениваете значение мужской похоти, отец. Для короля я – мимолётная прихоть.

– Женщины редко правильно оценивают чувства мужчины, то переоценивая, то недооценивая их силу и значимость. Ты юна и красива, Вильма, а король – уже не молод и пресыщен. В его возрасте мужчины, если уж попадаются в женские силки, способны на многое ради последней страсти.

– Я не люблю короля. И одной ночи с ним для меня более, чем достаточно. Я больше не намерена…

– Человеческие чувства переменчивы. Возможно, жизнь ещё преподнесёт тебе сюрпризы.

– Уже. И нельзя сказать, чтобы эти сюрпризы мне понравились. Я любила сына – а получила отца.

– Ты хотела сына. Не факт, что получи ты то, о чём мечтала, не была бы, в итоге, более разочарованна, чем теперь. Твой принц ветреный и непостоянный, неглубокий, амбициозный, склонный к опрометчивым шагам как в политике, так и в личной жизни. Положим, мне даже удалось бы обеспечить исполнение твоих желаний – что дальше? Как долго ты смогла бы удержать ветреного молодого человека у своих ног? Я знаю его с детства. Поверь, он будет никудышным любовником – даже худшим, чем правителем. В качестве жены принца ты будешь самой слабой фигурой на доске, а меня волчонок и вовсе постарается сбросить с неё как можно быстрее.

– Думаете, что, сделав меня официальной фавориткой короля, добьётесь большего?..

– Фавориткой? – голос отца зазвучал вкрадчиво. – Если только временно. Я хочу большего – гораздо большего для моей единственной дочери. Я хочу видеть тебя королевой.

Вильма посмотрела на отца, как на сумасшедшего.

– Это совершенно невозможно. Знаете, кто я для короля? Кукла в красном. Я интересую его не больше, чем он меня. Может быть, его интереса хватит на одну ночь, может – на две, но на большее нечего и рассчитывать.

– Ты понравилась ему внешне. Это хорошо, хотя только глупые гусыни почивают на лаврах. Страсть мужчин переменчива, как бы ярко не горела. Сколь ни прекрасна женщина, всегда найдётся та, кто покажется красивей. Хорошая новость в том, что страсть можно распалить, разжечь, создать искусственно – у меня в арсенале отыщутся и зелья, и заклятья. Но чтобы воцариться в сердце мужчины одной страсти мало. Чтобы надолго удержать мужчину рядом с собой, нужно стать ему либо полезной, либо – им любимой.

Существует тысячи зелий, способных разжечь плоть, распалить вожделение, но любовь заклинаниями не зажжешь. Любовь – небесный огонь. Её невозможно подделать искусственно. Однако, любовь можно вырастить. Любовь рождается из совместно проведённых будней, совместно пережитых бурь и штилей, пройденных вместе препятствий, пережитых совместно радостей, из схожих целей и взглядов в жизни. Прекрасные глаза и чудная фигура привлекают взгляд, но лишь душевные качества способны вызвать подлинное восхищение. Если же в одной женщине сочетаются душевный огонь, небесная чистота, страстность, глубокий ум, фигура, каскад волос и прекрасные глаза – о! Такие женщины почти всегда оставляют глубокий след в истории. А всё это у тебя есть. И вместе мы добьёмся нашей цели.

– Нашей? Нет! Твоей, отец.

ГЛАВА 23

Время неоднородно. Его можно сравнивать с рекой, в которой люди плавают, словно мелкая рыбёшка. Иногда плещешься год, другой и ты всё тот же, а события похожи на мягкие волны, но потом тебя вдруг выносит в открытое море или затягивает в водоворот, волны поднимаются выше, ты вынужден прилагать усилия, чтобы не утонуть, и вот тогда суток порой достаточно, чтобы стать другим человеком. То, что представлялось желанным – обесценивается; то, что казалось само-собой разумеющимся, обретает высокую цену. Мир меняет цвет, меняет форму. Только что было яркое, знойное лето с буйством красок и вот, пожалуйся, затянули дожди и все краски смыло.

Ледяной ветер студит, а иллюзии отброшены, как листья перед зимой.

***

Дворец был залит огнями. Свечи отражались в мраморе и зеркалах, цветы источали назойливый аромат. Королевские гвардейцы сторожили двери и выглядели такими же обезличенными и бездушными, как статуи в нишах. Толпа волновалась всюду. Жизнь в салонах бурлила, шла привычным ходом: играли в карты, на лютнях. Танцевали, пели, пили вино.

Вильма решила задержаться в одном из музыкальных салонов, чтобы послушать музыку.

– Леди Чарис, – голос показался знакомым.

– Лорд Лэйн?

– Его Высочество желает встретиться с вами наедине.

– Когда?

– Мне велено проводить вас прямо сейчас.

Удивление в душе Вильмы боролось с радостью – принц не забыл её! Он хочет её видеть! Но радость сопровождалась тревогой и грустью. Что толку в этих встречах и разговорах? Теперь-то между ними совершенно точно ничего не может быть, не после того, что случилось вчера.

Вильма молча последовала за Артуром Лэйном. Несмотря на то, что внутренний голос взывал к осторожности и здравомыслию, а сама она осознавала, что её склонность к прекрасному принцу обречена…

«В последний раз», – сказала она себе. – «В последний раз я поведу себя столь неосмотрительно и неосторожно. Просто выслушаю то, что он хочет мне сказать».

Искушение – опасное испытание.

После духоты зала, переполненного запахами пудры, духов и вспотевших тел, пустота коридоров обняла холодом. Воздух был промозглым, как из подземелья. Пламя дрожало в факелодержателях. Порывы сквозняка, словно призрачные пальцы, время от времени скользили по коже, холодя щёки и обнажённые плечи Вильмы.

Дворцовые переходы и коридоры больше всего напоминали бескрайние лабиринты. Для Вильмы оставалось загадкой, каким образом в их хитросплетении придворные находят дорогу, а не пропадают без вести. Королевская резиденция и с улицы казалась каменной громадой, внутри же она и вовсе разрасталась до невероятных размеров.

Миновав пару переходов, они вошли в приёмную. Вильма сразу её узнала. Именно сюда пришла она вчера. По счастью, в спальню на этот раз заглядывать не пришлось – принц ждал её в большом зале.

Когда они вошли, он, сидя в кресле, листал потрепанный томик. Судя по размерам и легкомысленным вензелям, то были не научные труды и не финансовые отчёты, а легкомысленные сонеты о любви.

– Леди Чарис, – поднялся он навстречу.

Легко, с присущим ему изяществом, приблизился он к Вильме и взял за руку. С душевным трепетом она ощутила легкое касание его губ к своим пальцам – жест одновременно галантный и интимный.

– Рад, что вы откликнулись на моё приглашение.

– Что вы хотели сказать мне, ваше высочество?

– Артур, – не оборачиваясь, через плечо бросил принц своему верному телохранителю. – Оставь нас.

Как только тот скрылся, улыбка покинула лицо принца. Он сделался серьёзным до меланхоличности. Так насупливается лес, стоит солнышку скрыться за набежавшим облаком.

Перемена была столь разительной, что Вильма сразу поняла – предстоящий разговор не будет радостным.

– Хотите вина? – предложил ей Амадей.

– Спасибо, ваше высочество, но у меня и без него голова кружится.

– Кружится?.. – он вновь изобразил улыбку, но она не затронула глаз. – Что же тому причина?

– Наша встреча.

– Надеюсь, это приятное волнение?

– Видеть вас, безусловно, приятно.

– Это взаимно.

– Но не думаю, что разговор доставит мне удовольствие.

– Почему же?

– Назовём это… предчувствием?

Принц внимательно рассматривал девушку, словно видел её в первый раз. Молчание затягивалось и угрожало сделаться неловким. Вильма не отказалась бы присесть, но подобных предложений не поступало.

Плохой знак! Все эти улыбки и галантные фразы не более, чем игра в вежливость.

– Как вам будет угодно, – наконец медленно произнёс он.

Отойдя к креслу, она так же медленно в него опустился, по-прежнему не сводя с Вильмы тяжёлого взгляда. Его поза казалось обманчиво расслабленной:, так лев растягивается по траве, наблюдая за испуганной ланью. Так хозяин позволят себе с небрежностью разглядывать только что купленного раба.

– Леди Чарис, не могу не заметить, как вы сегодня по-особенному прекрасны. Если в прежние наши встречи вы напоминали бутон, то теперь, похоже, бутон… раскрылся?

Если он думает, что она станет скромно опускать ресницы и стыдливо прятать взгляд, его ждёт разочарование. Подобные аллегории не способны её пристыдить.

– Рада, что вы находите меня привлекательной, ваше высочество.

– Я никогда не скрывал симпатии к вам, сударыня. И до недавнего времени мне казалось, что мои чувства взаимны.

– Не совсем понимаю, о чём вы?

– Отлично вы все понимаете. К чему нелепые игры?

– Какие игры, ваше высочество?

– Глупые, – холодно проговорил принц, пригвоздив девушку взглядом, полным гневного презрения. – Будем друг с другом откровенны?

– Прекрасная мысль. Откровенность позволяет не тратить время на блуждания в потёмках.

– Рад, что в этом вопросе мы сходимся во взглядах. Буду короток и прям, леди Чарис. До недавнего времени я был убеждён не только в своих чувствах, но и в ваших. Да, мы не говорили о них, но порой взгляды, жесты, поступки говорят сами за себя. И ваши дали мне возможность надеяться на то, что я вам не безразличен.

– Надеяться – на что, ваше высочество? На то, что я соглашусь стать очередной вашей любовницей?

Похоже, к такому принц был не готов. Он явился обвинять и судить, а Вильму видел в роли раскаявшейся блудницы, смиренно просящей прощение. Но пришлось убедиться, что она далека от расскаяния.

– – Вы предпочли стать любовницей моего отца.

Ч голосе молодого человека зазвенели сталь и лёд.

– Я разочарован вами. Когда мы только с вами встретились, я подумал: «Вот девушка, не похожая на остальных. Она – особенная. Чистая, светлая, правдивая, умеющая не бояться чувств, смелая и искренняя. Ваши поцелуи были исполнены такой… чистоты. Я пил их, словно родниковую воду. Я готов был бросить к вашим ногам весь мир. Я мог бы носить вас на руках всю жизнь. И –что?.. Вы согласились продать мою любовь за статус бабочки-однодневки. Стали ещё одной, минутной королевской прихоти? Что ты сделала с нами? Ты предала нас. Ты не дала нам шанса. Знаешь, зачем я позвал тебя сюда? Чтобы взглянуть в твои глаза. Я надеялся, что тебе хотя бы жалко или стыдно, но вижу в тебе лишь пустоту. Ты не особенная. Та – такая же, как и все. Продажная, меркантильная и пустая. Позвольте пожелать вам, сударыня, всех благ. Надеюсь, вы не раскаетесь в вашем выборе?

– Это ложь!

Принц бросил на девушку раздосадованный взгляд.

Он был, как минимум, удивлён тем, что она посмела его перебить – возразить, подать голос.

Принцам и королям не возражают. Они к этому привыкают с детства.

– Что вы назвали ложью, леди Чарис?

– Каждое ваше слово – ложь, ваше высочество. Вы не желаете мне благ – вы от всей души желаете мне как раз обратного. Вы позвали меня сюда лишь для того, чтобы сделать больно, причиняете её демонстративно и осознанно. Только вы ошибаетесь. Ваша прочувствованная речь могла бы ранить меня, будь я глупенькой, романтичной, провинциальной дурочкой, какой вы меня представляете, но я не такая. Я в самом деле смелая и искренняя. И вот, со всей своей искренностью и смелостью, расскажу вам, что думала я, встретив вас. «Вот прекрасный принц, который способен мужественно и отважно защищать не только меня, но и всю страну. Он станет замечательным королём и какое это счастье – любить его, и быть любимой в ответ». Но вы меня не защитили – даже не пытались. Если бы вы были столь отважным и благородным, каким хотите казаться, разве не должны вы были вчера, когда ваш царственный отец приказал мне явиться к нему в качестве приправы к утке или десерта к вину, воспрепятствовать этому? .. Что вы сделали?.. Ничего! Вы покорно ушли в сторону.

– Вы смеете меня обвинять в своей безнравственности?

– Конечно же, нет. В моей безнравственности, как вы изволили выразиться, я могла бы обвинить вашего отца. Если бы посмела. А вы? Вы всего лишь покорный и послушный сын. Мужчины берут то, что пожелают – мальчики то, что им разрешено. Именно это вчера ваш отец вам и продемонстрировал перед всем двором, доказательно и наглядно. Если ему так легко выхватить девчонку из ваших рук, вам ли тягаться с ним в борьбе за власть?

Ярость, горячая, как лава, сверкнула в обычно спокойных и ясных, безмятежных глазах принца.

– Вон! – тихо, но с обжигающей ненавистью приказал он. – Убирайся, пока я не позвал слуг и не велел вышвырнуть тебя из моих покоев.

– Не утруждайте не себя, не их – я уйду. Но позвольте мне занять ещё лишь минуточку вашего высочайшего внимания…

– Не позволю. Ты уйдёшь немедленно или горько об этом пожалеешь.

«Вот и я вся любовь», – с насмешкой, полной горечи, подумала про себя Вильма.

Она хотела сказать ему, что пыталась сопротивляться – до последнего. Она пыталась найти у него защиту, покровительство, убежище, но лишь нашла его в объятиях у очередной любовницы.

– Как пожелаете, ваше высочество.

Реверанс Вильмы поставил точку в разговоре.