− Отец сказал, что твой муж — пилот.

Я поднимаю голову и встречаю колючий взгляд шейха Имрана.

− Да, господин. Это так.

Я опускаю взгляд и убираю со стола посуду на передвижной столик, когда ощущаю на ягодицах его руку. Меня точно обжигает раскалённым металлом. Я отпрыгиваю и растерянно смотрю на мужчину.

Шейх дерзко улыбается.

− Что за реакция, красотка? – хрипло засмеялся мужчина. − Разве для моего отца ты не раздвигаешь ноги?

− Я стюардесса, а не шлюха.

Он подпирает рукой голову, на губах блуждает загадочная улыбка.

− Ты такая недоступная, потому что твой муж сейчас сидит за штурвалом?

Я обязана отвечать на его вопросы? Блин. Он старший и любимый сын эмира, а значит, второй по важности человек. Игнорировать его вопросы — это прямой путь к увольнению, а я не могу так рисковать.

− Нет. Дело не в моём муже, а в том, что в мои услуги не входит физическое удовлетворение пассажиров, даже моего босса. Это указано в контракте.

− Будь ты моей стюардессой, этот пункт стоял бы первым в списке.

Он издевается? Ну конечно. Хочет, чтобы я отреагировала. Но я не стану этого делать.

Я любезно улыбаюсь мужчине, сцепляю пальцы в замок и с лёгким поклоном спрашиваю:

− Господину что-нибудь принести?

− Сними платок. Хочу увидеть цвет твоих волос.

Я закусываю губу. Кровь стучит в висках. Мой ответ уже не имеет значения. Говорят, он трижды был женат. Три жены, три развода, три целые жизни, которые он перевернул с ног на голову. И каждая из них, наверное, была такой же, как я сейчас. Напуганной. Очарованной. Растерянной.

Шепчутся, что он меняет любовниц, как перчатки.

Но он не только тот, кто живёт ради удовольствий. Он — хищник, пожирающий всё на своём пути. Гостиницы, туризм, недвижимость, инвестиции, мир развлечений. Имран всегда знает, куда вкладывать. Он дотошен, умён, расчётлив. В кругах инвесторов говорят, что к нему лучше не попадаться неподготовленным — шейх сломает тебя, как дешёвую куклу.

И теперь этот человек передо мной. Он смотрит на меня, и ему всё равно, что я скажу, он уже уверен в своей победе.

− Не могу, господин, − тихо произношу.

Его взгляд становится свирепым. Он любит контроль, власть, любит, когда ему подчиняются. И сейчас мой ответ вызвал у него раздражение. Я вижу, как его пальцы вжимаются в подлокотник кресла, как его лицо чуть напрягается от моего неповиновения. Этот человек не терпит отказов.

− Тогда я скажу отцу, чтобы он тебя уволил, как только самолёт сядет, − его голос стал жёстче, и каждая его интонация словно клинок, который угрожающе скользит по коже.

Я сжимаю кулаки, пытаясь удержать себя в руках. Паника поднимается волной, но я не могу позволить ей захлестнуть меня. Надо что-то сказать, сделать. Одна ошибка — и меня действительно лишат работы.

− Извините, господин. Кажется, мы не поняли друг друга, − произношу слова с максимально возможной уверенностью, хотя внутри всё дрожит. − По правилам и контракту я не имею права снимать платок в присутствии мужчины.

Его серые глаза не мигают, словно сверлят меня насквозь.

− Мне плевать на твои правила. Сними платок, − он не поднимает голоса, а только настаивает на своём. Мне на миг стало страшно. А ведь мог бы и не спрашивать, а действовать.

Надо уходить как можно скорее.

Я хватаюсь за ручки тележки, мои ноги, кажется, сами начинают двигаться. Тележка укатывается вперёд, я спешу на кухню, чувствуя, как моё сердце колотится в груди.

Чёрт. Чёрт. Чёрт. Это какой-то ужас. Его отец — настоящий мужчина. Властный, да, но никогда не опускался до такого. Он держал дистанцию. Взял меня в самолёт только потому, что я выиграла конкурс среди сотен других стюардесс. Мне предлагали работу в самых престижных авиакомпаниях, но я приняла предложение Сафара аль-Мансури из-за большой зарплаты.

Но как долго я смогу избегать таких ситуаций, если сын эмира решит, что ему всё дозволено? Не понимаю, у Имрана тоже есть самолёт. Почему они оба сегодня на одном? Своих стюардесс он наверняка насилует, или они сами не против.

Передёргиваюсь от отвращения.

Прохожу в кабину пилотов. Здесь всегда тишина. Пространство, где весь мир сжимается до панелей управления, кнопок и приборов. Здесь, в этой клетке из стали и стекла, всё просто: взлёт, полёт, посадка. Никаких взглядов, никаких грязных приказов. Только небо и контроль.

Анатолий сидит за штурвалом этого огромного, как королевский дворец самолёта. Профессионал своего дела. Пять лет он работает на эмира, и за это время не допустил ни единого сбоя. Он тот, кто всегда сохраняет хладнокровие. Это его суперсила.

Мы встретились прямо здесь, в этом самолёте, год назад. Он был за штурвалом, я обслуживала эмира. Одного взгляда хватило. Чёрт, это был момент, когда мир остановился. Нет, мир просто рухнул. И когда мы посмотрели друг на друга, стало ясно — теперь всё. Мы не можем разлучиться.

Я пытаюсь улыбнуться, но в душе буря.

− Толя, − говорю я, как обычно, мягко, чтобы не выбивать его из зоны концентрации. Он слегка поворачивает голову и улыбается мне.

− Ты как? − его голос ровный, спокойный, как всегда.

Как я? Я только что избежала лап Имрана. И он может лишить нас обоих работы, если я не буду подчиняться ему. Но я не могу это сказать. Не могу рассказать о том, что происходит.

− Всё нормально, − произношу я. Слишком быстро. Слишком неестественно. − Ты что-нибудь хочешь?

− Нет, милая. Я не голоден.

Я наклоняюсь к нему и целую в щёку.

− Нам ещё долго лететь?

− Ещё четыре часа. У тебя всё хорошо?

− Да.

Анатолий переговаривается со вторым пилотом, я выхожу из кабины, заворачиваю за угол на кухню и застываю. У стола шейх в стакан наливает сок.

− Пожаловалась мужу?

Сглатываю и сжимаю кулаки.

− На что?

− На меня.

− Вам принести сок в салон?

− Я разве сам не могу о себе позаботиться? − стреляет глазами, осушает стакан сока и отставляет его в сторону.

− Если вы что-нибудь ещё хотите, я приготовлю и принесу в салон.

− А как насчёт тебя? − он делает широкий шаг, и пространство вокруг сжимается. Как будто стены самолёта становятся ближе.

Аромат духов Имрана окутывает, словно густое облако тумана. Восточный. Теплый. Утонченный. Немного сладковатый шлейф ванили, обволакивает, вызывая ассоциации с роскошью и богатством.

Я чувствую себя в опасности. Бежать некуда.

Я стою неподвижно, сцепив руки за спиной, и мой взгляд направлен чуть выше его плеча. Он слишком близко, слишком давяще.

Он наклоняется и втягивает носом мой запах. Рука, тяжёлая, ложится мне на пояс. Держит крепко, не вырваться. Стою и дрожу, как напуганный до полуобморочного состояния зверёк. Лишнее движение и мне конец.

− Ты пахнешь, как конфетка. Как самая сладкая и вкусная, так бы съел тебя всю…, − он срывает с моей головы платок. Я захлопываю ладонями рот, заглушая визг. Волосы тяжёлой волной падают мне на плечи и спину. Шейх затаил дыхание. Платок выпадает из его рук. – Я так и думал, что блондинка.

Его руки, как огромные клешни защёлкиваются вокруг меня и прижимают к его твёрдому, мускулистому телу.

− Пойдём в комнату за дверь, − шепчет на ухо Имран, лаская губами мою кожу. − Твой муж так сильно занят, что он и не заметит ничего.

Я дар речи потеряла. Его губы обжигают. Я же стою истуканом и не могу его оттолкнуть. Шейх этим пользуется и целует меня в губы.

Внутри всё сжимается от ужаса, но тело будто не подчиняется командам.

Поцелуй жестокий, как если бы он пытался подавить меня этим жестом. Его губы грубы, властны. Это не романтический поцелуй, это вторжение. Я чувствую вкус его силы, его контроля, его уверенности в том, что всё, что происходит, принадлежит ему. Даже я.

Моё сердце колотится в груди, каждый удар отдаётся эхом в голове. Я должна кричать. Я должна его оттолкнуть. Но моё тело замерло в этом страхе, в этом напряжении, которое только растёт с каждой секундой. Он чувствует мою беспомощность, и это его только подстёгивает. Его губы давят на мои, впиваясь в них с яростью, язык проникает в мой рот, и меня охватывает волна отвращения, желание вырваться, но я не могу двинуться.

Самолёт попадает в воздушную яму и нас отрывает друг от друга. В тот же миг я точно обретаю власть над своим телом. Волна возмущения, стыд, злость, ярость большим толчком выплёскивается наружу. Рука взлетает, и ладонь встречается с его щекой.

Он на мгновение опешил. Касается пальцами щеки и бросает на меня испепеляющий взгляд.

− Ты ответишь мне за этот удар, − хватает он меня за руку.

− Я замужняя женщина, и вы мне не интересны. Я стюардесса, а не шлюха… да как вы смеете…

− Ты, − цедит он сквозь зубы. Глаза потемнели от гнева. – Баба. Забыла своё место. Как ты смеешь, сука…

− Имран!

Мы поворачиваем головы, из лифта выходит Сафар.

− Оставь стюардессу в покое.

Имран резко выпрямляется, поправляет на себе одежду и приглаживает рукой чёрные волосы.

− Эта сука строила мне глаза, − фыркает он и возвращается в салон.

Что? Каков лжец.

Я поднимаю с пола платок и прячусь за дверь туалетной кабины. Мерзавец. Что ещё он солжёт в своё оправдание?

Смотрю на своё отражение. Волосы обрамляют бледное лицо, голубые глаза полны слёз, губы пылают от его терзающего поцелуя. Вонючий араб.