Кольцо было в точности то, которое я хотела.

Из белого золота, с россыпью мелких бриллиантов, мне оставалось только выдохнуть, закрыть руками лицо и ни о чем больше не думать.

В следующую секунду я испугалась, что мне все привиделось, что исчезнет алая бархатная коробочка в руках Алекса и вместе с коробочкой — кольцо, и отняла руки.

— Нравится?

Вот и все. Вот и все, а я так боялась. Все это время, почти год, я едва ли не каждое утро просыпалась в слезах, потому что мне снилось, как все заканчивается.

Что говорить, однажды я проснулась в истерике среди ночи, я видела страшное — Алекса и какую-то женщину, они лежали рядом и смотрели по телевизору фильм, а я стояла возле кровати и кричала, и плакала, и звала, но я была для Алекса и той женщины будто призрак.

Но теперь все.

И что ответить, я не представляла. «Спасибо» будет уместно?

Я взяла кольцо из коробочки. Наверное, это должно было выглядеть как-то не так, Алекс должен был встать передо мной на колено, торжественно попросить стать его женой и надеть мне кольцо на палец, но психотерапевт повторяла — нужно учиться смотреть на вещи реально. Я ношу розовые очки. Разумеется, она говорила не так, не в лоб, не прямо, она день за днем меня подводила к этой мысли, но смысл был верный.

Розовые очки. Не хочется их снимать, без них мне не захочется улыбаться. А то, что от людей не нужно ждать шаблонов из фильмов, я поняла уже, слава богу.

В конце концов, мне тридцать два и я давно уже взрослая девочка.

Да, но.

Я надела кольцо и не могла оторвать от него взгляда.

— Нравится? — Алекс закрыл коробочку, поставил ее на стол, поднял бокал с минералкой. — Я запомнил, как ты рассматривала это кольцо в магазине.

— А повод?

Мне нужно, чтобы ты это сказал, взмолилась я, заглядывая в светлые льдистые глаза. Я заклинала. Я мысленно транслировала — скажи, скажи. Какая чушь, никто не умеет читать мысли.

Это я тоже запомнила, разве нет?

— Никакого повода, — Алекс, не дождавшись от меня реакции, протянул бокал и чокнулся о мой. — Мне хотелось сделать тебе приятное.

Алекс уже пил свою минералку, а мне казалось, что у меня все еще звенит в ушах. Это рушится стеклянный замок, правда?

— Это обручальное кольцо, — хрипло сказала я, и воздух в легких закончился. За Алексом не водились шутки, он в принципе не умел шутить. Он был слишком серьезен, и это мне в нем нравилось больше всего, я не хотела больше шутников в своей жизни.

— Да? — он озадаченно сдвинул брови, покосился на мою руку с кольцом, пожал плечами. — Слушай, я в этом не разбираюсь, заметил, что оно тебе понравилось, и вот купил. А что, оно будет выглядеть вызывающе? Ты каждый день не сможешь его носить?

Он же не может не понимать, что он сделал? Я покрутила кольцо, думая, снять или нет, и допуская, что вышло недоразумение.

Розовые очки.

— Так, значит, предложение ты мне не сделаешь?

Почему голос дрогнул, сорвался, и прозвучал безнадежный вопрос отчаявшейся женщины?

Все было так хорошо с первого дня. Мне казалось, что мы понимаем друг друга, что мы на одной волне. Нам нравились одни и те же книги, фильмы, спектакли. Нас обоих устраивали одни и те же места и одни и те же отели. И ночами все было прекрасно, как и должно быть.

Может, еще слишком рано и я тороплю события, мы даже не жили вместе, Алекс не предлагал съехаться, я тоже. Такая инициатива должна исходить от мужчины, иначе я опять все испорчу.

— Тебе хочется замуж, Алиса?

— Мне хочется замуж за тебя.

Все очевидно, но Алекс мрачнел все больше. Я заметила — он не ест, хотя он после работы. И на моей тарелке стыли роллы, мне тоже было не до еды.

— Зачем?

Сквозь туман на лице Алекса пробивалась улыбка. Слишком бравурная, неуместная, жестокая. Да, я знаю, конечно же знаю, что мужчины не сильно стремятся в загс.

Да, но.

— Зачем? — эхом повторила я. Он же не издевается, он действительно не понимает. Мы никогда не говорили на эти темы. — Алекс, я хочу детей, например.

Улыбка на мгновение пропала и стала другой — изумленной и теплой. Недоразумение?

— Ты никогда мне не говорила, — заметил он с явным упреком. Это я, кажется, недоразумение. — Но я не против детей, знаешь ли. Хочешь — давай.

Как-то все очень просто.

За соседним столиком раздались громкие аплодисменты, поднялся парень лет тридцати, все вставали, тянулись через стол и жали ему руки — кажется, он защитил то ли кандидатскую, то ли докторскую. Как все кристально ясно у людей.

— Дети должны расти в полной семье.

Я уже отложила вилку, отодвинула тарелку, выпрямилась, я завелась. Кольцо жгло руку, но я забыла о нем. Оно ведь только повод.

— И поэтому ты хочешь замуж. — Алекс все еще улыбался, успокаивал, ладони его были открыто повернуты вверх. Как-то он говорил, что изучал техники переговоров — я и тогда не очень поверила, что это не лажа, сейчас убедилась — все фигня.

— Все женщины хотят замуж.

— Не все, Алиса. Представь, моя жена очень долго сопротивлялась браку, и это было с ее стороны не кокетство. Ешь, все остынет.

Его жена.

Я даже не стала переспрашивать. И послушно взяла вилку, пару раз ткнула ролл. В самом деле, подумаешь, мужчина, которого я люблю, оказался женат, и что, мне теперь умереть с голоду?

— Твоя жена. Ты мне не говорил, что ты женат.

— А ты не спрашивала, Алиса. Но я считал, что ответ сам собой подразумевается, нет? Тебе не двадцать, чтобы запрет звонить мне после девяти вечера и по выходным тебе ни о чем не сказал.

Ножи здесь острые такие или я слишком сильно давлю на несчастный ролл? Он точно ни в чем не виноват, его задача быть съеденным. Кстати, вкусно, хотя кусок не лезет в рот.

— Я считала, что мы установили личное время. Личное пространство.

— Так и есть. Ты — это ты, моя жена — это моя жена.

— Она красивая?

Какое мне дело? Алекс прав, мне не двадцать, чтобы я каждую женщину сравнивала с собой. Красивая-некрасивая… кому-то Стоун, кому-то Турман, кому-то Монро эталон красоты.

— Обычная, — улыбнулся Алекс. На этот раз улыбкой, которой сопроводил бы признание, что его сестра, например, такая же, как и все. — Алиса, давай проясним все сразу, раз уж зашел разговор, хорошо? Наш брак был договорной, Лене досталось наследство от дяди, им нужно было управлять, она ничего в этом не понимает и не собирается понимать, она лингвист. А ее отец не имеет права заниматься бизнесом… ему лучше даже не приближаться к этой сфере. Мне в браке комфортно, жене тоже…

— У нее тоже есть кто-то на стороне, да?

Я веду себя как ревнивая дура и не могу остановиться. Я даже не знаю эту женщину, обманутую, как и я, но я заочно хочу ее унизить и убедиться, какая она подлая, низкая и страшная. Не соперница, а сущая баба-яга.

— Полагаю, что нет.

Алекс опять отвечал серьезно. То, за что я его полюбила… нет, полюбила я его ни за что, я подпустила его к себе из-за обстоятельности. И потому, что он никогда не стал бы шутить.

Ненавижу шутки.

— Ленка живет работой и наукой. Сейчас она занимается чем-то связанным с искусственным интеллектом, а раньше…

— Мне неинтересна твоя жена, — перебила я. Надо же, а ролл почти уничтожен. — Мне интересно, почему я вот так узнаю о ее существовании.

И, чтобы не разреветься, чтобы не отвечать, я запихнула остатки ролла в рот. Теперь ни проглотить, ни выплюнуть, и я жевала, готовая услышать от Алекса оправдания. Я их представляла — жена для меня ничего не значит, люблю я только тебя, но…

— Ты «вот так» узнаешь о ее существовании, потому что это тебя не касается.

Как здорово я придумала зажевать свою боль.

— Возможно, даже скорее наверняка, не будь я женат, я сделал бы тебе предложение.

Вранье. Похоже, что эту любовь я себе взяла и нарисовала.

— Но я даже развестись не могу, даже если бы и хотел.

Я тебя ненавижу.

— И Ленка не может развестись.

Я себя ненавижу.

— Почему?

Ролл был прожеван и проглочен. Теперь меня жевало любопытство. Что за средневековье, черт возьми?

— Потому что нашему тестю нужно, чтобы капиталами его дочери управлял знающий опытный человек, вот почему. Он занимает высокий пост в администрации области. Если ему приспичит, он совершенно законным образом меня разорит. Три-четыре проверки с приостановкой производства, и все, я свободный и нищий, Алиса.

Оказывается, ты самый обычный трус. Я полюбила труса.

— Ты просто трус.

— Конечно трус. — Голос Алекса звучал издевательски, и первый раз за все время нашего знакомства я видела, что он в бешенстве. — Пищевое производство не останавливается ни на минуту. У меня восемьсот человек, Алиса, и все они пойдут на биржу труда со своими кредитами и ипотеками. А еще — куча ипэшников с новыми рефрижераторами, которые они взяли в лизинг под наш контракт. Ты знаешь, сколько стоит рефрижератор? И что он значит для семьи дальнобойщика? И куча фермеров, которые точно так же взяли технику под наши договоренности. Тысяча человек, Алиса, тысяча семей, даже больше. Жены, дети и престарелые родители. Нормально, конечно, я как рыцарь должен ими пожертвовать ради любви. Ты идиотка?

Я идиотка, да, ты прав. Никто иной не будет сидеть и выслушивать все это.

— Спасибо за ужин. И за кольцо. — Как ни странно, сняла я его легко и так же легко положила рядом с тарелкой. Возможно, оно проклятое. — Подари жене, что ли… только не говори, что любовница тебя кинула с этим кольцом. Прощай.

Я быстро шла к выходу из ресторана. Там ночь — не ночь, но уже поздний вечер. Интересно, эта самая Лена в курсе, что муж встречался с любовницей? А может, они еще и обсуждают меня? Как в том анекдоте — «А наша-то самая красивая!». А может, это кольцо они и выбирали для меня вместе?

Любовница. Господи, как пощечина. Хлесткое слово, кто только придумал. Похожее на клеймо.

Это не слезы, это дождь. Вся улица шуршит и плачет и взрывается слепящими пятнами автомобильных фар.

Два таких пятна набросились на меня, и я ощутила, что падаю.