Глава 1. Будущее в твоих руках.

«Сейчас я будто стою на пике высочайшей из гор этого мира и отсюда, сквозь облака, вижу истинное великолепие равнин и полей, осознаю бескрайнее счастье, которое обязаны испытывать люди, ступающие по ним. Однако в момент осознания, который возможен лишь на подобной высоте, я более неспособна ступить на эти земли – настолько они далеки. Так и ныне на смертном одре, оглядевшись, я внезапно поняла, как прекрасна жизнь, но теперь уж я не принадлежу ей, и обратного пути к ней у меня нет. Не в этом ли величайшая трагедия смерти? Вот почему ты, мой любимый сын, зная это, должен обойти все земли в своей жизни, ступить на каждый камень и дотронуться до каждого зеленого куста. Понимаю, как манят вершины, но будь уверен, они одиноки и мертвы и оттого пытаются завлечь путников, временно утоляя свой голод. Я завещаю тебе это. Пожалуйста, никогда не умирай».

Это было написано на листке бумаги, который вручил Александру подбежавший к нему в парке человек в костюме зеленой ящерицы. Александр достал из кармана припрятанный бутерброд и начал его есть, расположившись на лавочке в тени деревьев. Ящерица последовала за ним и неуклюже развалилась рядом, положив на колени рваный тряпичный рюкзак.

– Позвольте, я тоже отдохну.

Ящерица глубоко дышала, поскольку день был солнечный и жаркий, а костюм на удивление теплый. Из-под плотной маски виднелись стекающие капли пота.

– Что это за письмо? Вы кто вообще? Почему… Что за костюм? Вы сумасшедший?

– Я – это вы из прошлого. Так что… Вероятнее всего, да.

– Что-то я себя не узнаю.

– А никто не узнаёт прошлого себя, – ящерица развела лапками и пожала плечами. – Вы же с собой не знакомились и не видели со стороны. Только других людей мы знаем, но никак не себя.

– Ну, да… да… конечно. Хотите, я позвоню кому-нибудь? Может быть, вашим родным или… врачу?

– Слушайте, я в маскарадном костюме, поскольку вам нельзя видеть моего лица. Это тут же приведет к окончательному временному коллапсу.

– Н-да.

– Я выбрал ящерицу, потому что это поможет мне доказать вам, что я – это вы. В далеком счастливом детстве вы пытались живьем проглотить ящерицу, что чуть было не лишило вас жизни. Я решил использовать такой вот ностальгический инструмент, – он показал на свой костюм. – Ваша мать спасла вас тогда, помните?

– Ну, да.

– Ваша мать, жестоко убитая королевой Фель Марсо. Ее наемники разрешили маме написать нам предсмертное письмо. Вы его прочли.

Александр еще раз посмотрел на письмо. Почерк и впрямь был почерком его матери. Живой матери.

– Даже не знаю, зачем я вас слушаю сейчас. Это бред. Что вам надо?

– Чтобы вы начали правильно жить нашу жизнь. Я, знаете ли, обычно нахожусь в нашем прошлом. Следую, так сказать, по пятам. В прошлом ничего хорошего. Заглянул в будущее – там, если честно, тоже так себе ситуация. Изменить ее можете только вы.

– Подождите. Так измените ее сами. Ведь вы – это я.

– Нет-нет. Вы не поняли. Я из прошлого. Вы из настоящего. Еще есть мы из будущего. Сделать что-либо для будущего под силу лишь вам. А я обречен следовать по вашим… то есть нашим, стопам.

– Так живите в настоящем и меняйте будущее.

– Ох, нет, увольте. Настоящее – самое отвратительное из времен. Я предпочитаю либо жить в предвкушении чего-либо, либо смиряться с неотвратимыми последствиями. То есть либо в прошлом, либо в будущем. Так многие делают. А с настоящим разбираться только вам. Принимать волевые решения – работа неблагодарная: кто-нибудь да пожалуется.

– Как-то нечестно, не находите?

– У вас есть свои бонусы.

– Какие же?

– Вы живете в настоящем! Буквально, в настоящем. В настоящем мире и реальности, поэтому можете принимать настоящие независимые решения. Вы капитан нашего корабля, просто руль находится точно посередине. Всем управляет настоящее.

Человеко-ящерица вальяжно раскинулась на скамейке и активно начала жестикулировать нелепыми лапками.

– Но прошлым оно никак не управляет.

– Как это не управляет? Прошлое перестает быть осязаемым и НАСТОЯЩИМ, как только появляетесь вы. Именно вы решаете, каким оно было. Вы стираете и меняете воспоминания. Прошлое – это лишь то, что вы взяли с собой в настоящее. Все остальное не имеет значения. Стоит проявить силу воли, и прошлое больше не управляет вами.

– Так, чего же вы хотите, любезный?

– Вы уже собрали чемоданы? Завтра лететь в Бертагер.

При слове «Бертагер» Александр выпрямился и провел рукой от затылка ко лбу, исподлобья поглядывая на незнакомца, что могло показаться проявлением агрессии, будто он сейчас накинется и сожрет эту ящерицу. Снова. Ящерица напряглась, но продолжила

– Отбросим формальности. Не чужие люди. Я все знаю. Скоро ты направишься в столицу Бертагера – Эстей, верно? Как я понял, Доброжелатели, или как там называется ваше мировое тайное сообщество, – ящерица хихикнула, – желают получить контроль над королевством, жители которого владеют магическими силами. Значит, испугались, да? Богачи не хотят терять свои денежки и власть? Не хотят переустройства мира и потребностей? Боятся, что деньги перестанут быть тотемом человечества?

Ящерица снова хихикнула, но уже более надменно.

Александр молчал, но было видно, как он будто пересчитывает зубы языком. Проницательная ящерица почувствовала, что он наконец поверил. Она продолжила:

– Теперь веришь мне? Ты собрался в Бертагер. Я принес тебе работу над будущими ошибками. Самая страшная ошибка, скажу наперед – позволить принцессе Фель Марсо стать королевой. Фель обретет титул Шадер-рейз и погубит всех.

– Так почему ко мне не пришел я из будущего?

– Мы из будущего одержимы местью и не знаем, как ее осуществить. А вот я изучил вас обоих и вижу решение проблемы. В прошлом мы обзавелись этой книжицей, помнишь? – ящерица достала из рюкзака огромную пыльную книгу. – Сейчас она уже не пустая, будущий ты… мы… В общем, мы описали все в подробностях, в ней написано очень много полезного. Она покажет путь.

– Что за книга?

– Тут описаны события нашей жизни. Ты поймешь, что именно нужно исправить. Только пыль стряхни, – сказала ящерица и снова хихикнула.

Александр вскочил. В правом верхнем углу обложки крутилась нарисованная гипнотическая спираль.

– Это же Затягивающая Книга. Затягивающие Книги не должны больше использоваться по назначению, это запрещено.

– И хронографы тоже?

– Манипуляции со временем вне закона.

– У нас не останется выбора, Александр. Сегодня я сумел выбраться из линейного времени и сместить путь одной особы. Через нужное количество лет произойдет Непредначертанное, а ты этим воспользуешься. Со всех четырех сторон подует пронизывающий ветер перемен, и на одной из контрольных точек кое-кто собьется с пути.

– А можно понятнее? – Александр стал говорить прямо. – Ты изменил чью-то судьбу?

– Судьбы в настоящем нет, но есть причинно-следственные связи, которые, собственно, едут по рельсам времени. Такая вот наша жизнь. И нет, понятнее нельзя. Если я тебе все расскажу, ты не сможешь принимать самостоятельные решения и жить в настоящем. Погрузись в книгу, и ты станешь ее действующим лицом. Ты почувствуешь все то, что испытаешь в будущем, но у тебя останется возможность изменить его отсюда. Из настоящего. Главное – понять, кто главный герой. Запомни это.

– Будущее нереально, настоящая реальность только одна. Я еду в Бертагер с мирной целью, Шадер-ли согласится передать нам власть, и мы всех защитим, взяв магию под контроль.

– Шадер-ли? Принцесса? – ящерица хрипло расхохоталась. – Я все видел: ныне, то есть в будущем, она величается «Шадер-рейз». Знаешь, что означает «рейз»? Знаешь. Это статус замужней женщины. После свадьбы она получит право зваться королевой. Прошу, прочти книгу. Ради нашей матери, жестоко убитой обезумевшей Шадер-рейз. Королевой Бертагерской. Невинной Шадер-ли, то есть принцессы, больше нет. Все пять огромных городов Бертагера будут во власти сумасшедшей.

– Что?

– Прочитай книгу, Александр. Не забывай, что теперь будущее в твоих руках.

***

– Давным-давно в далеком-далеком Королевстве жила-была Принцесса. И пришлось как-то этой Принцессе созвать свет общества на вечер, посвященный почившим, точнее, коварно убитым, Королю и Королеве. И нагрянули эти стервятники, мечтающие о троне, и лишили жизни юную одинокую Принцессу, внучку погибших монархов, дабы не путалась она под ногами.

– Сказочник вы, Александр. Уйдите, я устала от вас. Единственный стервятник здесь – это вы.

На ужин была приглашена вся знать. Конечно же, во главе с Полномочными семьями. Полномочные семьи представляют Шадер, то есть монарха, в городах.

Первой прибыла Полномочная семья из Этерна-Нокт. Город войны, где прямо на въезде стоит огромный щит с надписью «Вас сюда не звали». Тем не менее, прекрасное место.

Здесь сохранилась древняя бертагерская традиция, которую даже закрепили на законодательном уровне: право одного убийства. Кто угодно старше двадцати пяти лет имеет право убить кого угодно старше двадцати пяти лет. Так вот просто. Совершенно безнаказанно один раз в жизни. После убийства он обязан явиться в Альтеон, местный орган власти, и задокументировать свое реализованное право. Оружие здесь продается повсюду. Фраза «купи патронов» звучит так же часто, как и «купи хлеб». Но есть неоспоримый плюс: люди здесь исключительно вежливы. Никто не нахамит вам в магазине или больнице. Все знают, что за любую оплошность можно жестоко поплатиться. Несмотря на то, что в последний раз право на убийство реализовывалось больше семидесяти лет назад, жители Этерна-Нокт все еще очень сдержанны.

В зал вошел глава Полномочной семьи Кравигор – Барион Кравигор. Настолько старый и крепкий, что его впору было держать в дубовой бочке и выдавать звезды за выдержку. Дальше – его наследник, лысеющий и не так красиво стареющий сын Арвин с бегающими от неуверенности мышиными глазками и раздражающей заискивающей улыбочкой, повисшей на тонких губах. Он похлопывал по плечу своего красавца-сына Гаттана, который в свои девятнадцать проявил себя как преданный солдат, чем дал своему деду надежду на гордость за потомство. За ними проследовала женщина, державшая в своих руках всех мужчин этой семьи. Мальяна Кравигор, которая для Арвина была и женой, и психотерапевтом, и центром принятия решений.

Эта женщина прожила полвека и сохранилась не так хорошо, как могла бы, но все еще была ослепительна: не в меру полная, высокая, с нежными чертами лица, сильными руками, мягкими губами и длинными ресницами, улыбчивая и чуткая, она медленно убирала за плечо рыжие пряди, выбившиеся из высокой прически, и всегда казалась твердой и непобедимой. Мальяна Кравигор вела за руку болезненного младшего сына, бледного и в очках, что крайне редко для сильных людей тамошних мест. Тосном Кравигор, на вид обычный подросток, говорят, слышал голоса.

Фель поприветствовала Кравигоров, обняв старика Бариона. Тот в свою очередь дрожащей рукой пытался изобразить кулак, с улыбкой тряся им воздухе, будто подбадривая принцессу. Получился довольно жалкий дрожащий кулачок, на который он и сам походил в этот момент.

– Чего ты пытаешься добиться? – я встал возле принцессы, обратив на себя недовольные взгляды присутствующих.

– Я принимаю гостей, – сказала она злобно, но с приветливой улыбкой, предназначенной не мне.

– Думаешь, тебя поддержат Кравигоры? Мальяна Кравигор уничтожит тебя при первой же возможности. Этерна-Нокт не терпит слабых монархов, а ты почему-то не обладаешь магическими силами.

Фель посмотрела на меня с нескрываемой злобой, но не успела ответить. В ее прекрасный дворец Салтуар пожаловали Лацерны.

Семья Лацерн была Полномочной семьей Гальера. Южный солнечный город искусства и красоты, изящества и прекрасных особняков, музеев и библиотек. Кстати, библиотек настолько огромных, что в некоторых читальных залах книги, не желая делиться секретами, запирались и организовывали собственные поселения.

Кейрлл Лацерн – яркая блондинка сорока с лишним лет, мать приемного сына – Гантера, и насколько я мог знать, еще одного, но то ли сумасшедшего, то ли очень тупого, но родного… Даже не помню имени. Кейрлл зашла под руку со своей матерью-старушкой Аззаре, опиравшейся на палочку, похожую на гнилое бревно. Такое же, как и ее дочь. Кейрлл. Она оценивающе оглядела Шадер и подала ей руку так, словно та должна была ее поцеловать.

Фель оставалась вежливой, но руку ей не пожала, отчего Кейрлл скривила лицо, и ее мелкие глаза потерялись, кажется, прямо в помятых щеках.

– Шадер, уведомляю вас, что Гантер в отъезде, мы сегодня вдвоем с мамой, – ответила она на вопрос, который ей никто не задавал, после чего прошла к столу, к которому ее никто не приглашал.

– Какая милая женщина. Наверняка поддержит тебя.

Нашептывая это на ухо Фель, я сам себе показался змеей.

– Меня поддержат все семьи.

– Лацерны поддержат тебя, только если ты пообещаешь деньги и власть этой мерзкой ведьме Кейрлл Лацерн.

– Замолчи и отойди от меня. Ты дискредитируешь меня в глазах общественности.

– Это моя работа.

– Полномочная семья Кайссон из Либертины! – объявили у дверей.

В зал весело прошел Туанн Кайссон, тучный и тяжелый с виду, но на самом деле мягкий и тактичный. Это был настолько сильный человек, что даже сама жизнь не сломила его и не убавила доброты. Умнейший, он с лихвой компенсировал знаниями то, что почти не обладал магическими силами. Его жена Умита – женщина из обычной либертинской семьи, помешанной на науке, посвятила себя мужу, детям и пустым сплетням.

Умита была младше мужа на десять лет, поэтому в свои сорок шесть выгодно смотрелась на его фоне. Гордость семьи Кайссон – сестры-близнецы Цайлея и Эттель. Абсолютно одинаковые внешне, со светлыми, почти белыми вьющимися длинными волосами, голубоглазые, румяные, высокие девушки выросли полными противоположностями друг друга по характеру. Эттель была благоразумна настолько, насколько это возможно для идеалистки. Кроткая и скромная, она слушалась отца и пыталась интересоваться наукой. Другое дело – Цайлея Кайссон. Живя в самом неволшебном из пяти городов Бертагера, она мечтала перебраться если не в столицу – Эстей, то хотя бы в Дарнтонн. Она неустанно тренировалась и практиковалась в магии, но все тщетно. Сколько бы отец ни пытался привить ей любовь к наукам, она мечтала о магии и власти. Ответ на свои мольбы она видела в сыне Полномочной семьи Даррнтонна. Именно Кеззары и пожаловали следом.

Первыми вошли старшие члены семьи – дед Латтар Кеззар с женой Ивер. Латтар, как о нем и говорили – поджар, силен, горласт. Ивер Кеззар, в отличие от мужа, была настоящей хрестоматийной бабушкой. Круглая, звонкая, добродушная седая старушка. Дед Латтар же после потери сына – бывшего Великого Венатора, то есть главы магической службы Декструм, погибшего вместе с королем, замкнулся, стал холодным и подозрительным. Их дочь – Арлежж Кеззар, напротив, была полна жизненных сил, хотя все еще скорбела по брату. Говорили, что она черная вдова, потому что пережила восемнадцать мужей. А еще говорили, что она – бессмертная прабабка самого Латтара. На самом же деле, она просто мастер зелий, в том числе и молодильных. Мужей она переживала, потому что выходила замуж за стариков, поскольку уж очень хотела чувствовать себя моложе. Очевидно, именно побег от седых волос заставлял ее краситься в иссиня-черный цвет. Новый молодой Великий Венатор, Даррн Кеззар, сегодня не явился.

– Почему у всех такие угрюмые лица, Шадер-ли? На вашем месте я бы опасался.

– Чего мне опасаться, Александр? – ответила она, еле шевеля губами, картинно улыбаясь в толпу.

– Как минимум диких бертагерских законов. Если главы всех семей проголосуют за казнь правящего монарха, его казнят.

Шадер, как ее кратко называли, держалась изо всех сил и, выкрав минуту затишья посреди вечера, повернулась ко мне.

– С чего бы им так голосовать? Никто из них не имеет права претендовать на трон. К тому же, есть еще и мой младший брат Вемуор, забыли? Сейчас ему всего девять лет, но это он истинный правитель Бертагера, и как только он станет старше, я передам ему власть. Им придется казнить всех из нашей семьи и искать нового монарха. Вам придется соревноваться с ними, кто же первый поставит на трон удобного правителя. Смотрите, как бы вас самого не убили. Все понимают, что Доброжелатели прислали вас сюда, чтобы подчинить, разорить и разделить королевство. Ни один бертагерец не позволит этому случиться. Никто не сдастся вам. Конечно, вы натравили на нас все страны мира, убедив их в какой-то несуразной ерунде. Что там было? Мы «гнездо дьявола»? Как Доброжелатели вообще к этому пришли? Да, сейчас Королевство фактически оккупировано, я даже не знаю, кто из этих людей, шастающих по Салтуару и всем бертагерским городам, ваши агенты, но Бертагер един. В общем, хотите жить – не вставайте между мной и Полномочными семьями.

– Думаете, они не убьют вас с братом?

Шадер посмотрела на меня удивленно.

– И сестрой. Вы забыли о моей сестре.

– Что?

Я не успел уточнить, потому что ужин начался. Фель унесло в толпу гостей.

За столом разгорались споры. Столько разных людей собралось, казалось, что война начиналась прямо в Салтуаре. Больше всех горланила Кейрлл Лацерн, защищая любимый Гальер.

– Что важнее искусств? Искусство – это язык Бога! Оно отражает действительность. Это способ доложить Богу о делах на земле. Талантливые люди Гальера видят, объединяют, отражают. Плоды их творений видит сам Бог.

– Бросьте, Кейрлл, – улыбнулся Туамм Кайссон.

– Лесоруб срубил дерево. Мастера сделали из дерева карандаш, передали художнику, который написал шедевр, угодный Богу. Разве не это венец человеческого существования? Он слышит не только молитвы. Он видит. Он видит нас через наши творения. По плодам нашим узнаёт нас. Все мы трудимся ради этого. Для чего добываем сырье? Чтобы произвести иной продукт. Для людей, чтобы они не умерли от холода и голода!

Она активно жестикулировала, привстав со стула.

– Да-а, – хрипло поддакивала ее мать, кивая головой.

– Потом сытый и согретый человек возьмет в руки музыкальный инструмент, сочинит и сыграет прекрасную мелодию. А это для кого? Для кого?! Разве для людей? Нет. Это уже для Бога. Людям – пища, Богу – музыка. И как только он услышит великолепное произведение, он поймет, что кто-то на земле сыт и доволен.

Воинственная Мальяна Кравигор лукаво улыбалась и теребила локон, слушая речь Кейрлл.

– Аззаре-рейз, – обратилась она к старушке Лацерн. – Мы спорим, а вот вы нам расскажите, правда ли, что Затягивающие Книги все еще мастерят в библиотеках Гальера?

Аззаре захрипела.

– О-о, это давнее… давнее, старое мастерство. Утрачено уж, не слышала я о новых Книгах. Раньше, в детстве моем были такие мастера. Очень хлопотно делаются книги. Их и существует-то парочка, может, три-четыре, не знаю. Хлопотно-хлопотно. Вечные книги, очень опасно. После изготовления Затягивающей Книги ее больше нельзя уничтожить ни в одной из реальностей, даже вернувшись назад во времени, даже убив ее мастера во младенчестве. Эти книги неподвластны времени, с момента изготовления книга становится вечной и то, что в ней написал автор, больше нельзя переписать.

– Как же они сохраняются во времени? – заинтересовалась Цайлея, в очередной раз расстроив отца.

– Обложка книги создается из самого прочного материала, которому не страшно время. Даже полезно. Из пыли. Пыль защищает содержимое книги от влияния времени. Страницы же должны манить с неотразимой силой. Они сотканы из дурных помыслов, которые так притягательны для людей. Записи делаются пером птицы Гауди при помощи смеси слез и крови автора в равных долях. Сложная магия, – продолжала хрипеть Аззаре.

– Ее просто надо изучать, – не выдержал Туамм.

– Все-то вы хотите изучить, – подмигнула ему Арлежж Кеззар.

– Это очень важно. Необходимо развитие.

– На каком же мы уровне развития?

– Мы? Человечество? Мы знаем кое-что о том, что нас окружает. О материалах, веществах, некоторых естественных законах. Но, позвольте. А кто мы и откуда? Как все началось? Мы на уровне маленьких детей, спрашивающих, откуда берутся дети. Извините, а откуда взялись люди? Вы знаете? Тогда не стоит делать такой надменный вид, – он все еще говорил мягко и с улыбкой. – Мы сами дети. Изучаем раскиданные вокруг нас игрушки, трогаем, пробуем их на вкус, но понятия не имеем, кто нас посадил в этот манеж и зачем. Мы должны познавать этот мир, иначе мы никто. Иначе нас в конце концов тоже сложат в ящик с игрушками. Наука помогает человечеству взрослеть.

– Не скромничайте, Туамм-браанн. Я знаю, что Либертина достигла огромных успехов, в том числе, с производством Удобных Людей, – Арлежж явно с ним заигрывала.

– Да, Удобных Людей мы создали вместе с магами Даррнтонна. Великое творение.

– Неужели они настоящие?

– Это что-то на грани технологий и магии. Но на вид, да, как настоящие. У них нет души и сердца. Они предназначены, чтобы служить нам, людям, обладающим свободой воли. Свободным людям.

– Как грустно.

– Вовсе нет, они не чувствуют себя несчастными. Удобным Людям это не свойственно. Некоторые помогают в лечении разных душевных болезней, потому что в них можно поместить часть личности свободного человека. Если удобный человек создан еще ребенком, то он будет расти и вмещать в себя непосильные душе свободного человека особенности. Многие Удобные люди задействованы на контрольных точках.

– Это вы о Карте Времени? – заинтересовался Гаттан Кравигор.

– Именно. Университет Либертины разработал Карту Времени, но нам еще известно слишком мало контрольных точек. На них выставлен караул. Там стоят Удобные Люди, в них загружена программа особого чувства времени.

– А что, если кто-нибудь изменит свой путь или пропустит контрольную точку?

– Это очень опасно, Гаттан. Тогда случается то, что называется «Непредначертанное». Проблема нового маршрута не нова, но решения еще не найдено. Все должно идти своим чередом. Это зона комфорта нашей Вселенной.

– А хронографы? Туамм-браанн, расскажите о хронографах, – попросил Гаттан.

Туамм нахмурился.

– Это провальное изобретение. Не стоит об этом. К тому же, их больше нет.

Древняя старушка Аззаре не унималась.

– Это тоже сложная магия, – прохрипела она.

– Это не столько магия, сколько… – попытался вмешаться Туамм.

– Это магия древняя. Основана на песках.

– О, это просто старая бертагерская легенда, не более.

– Пески очень важны! – рассердилась Аззаре. – Когда-то на Земле, там, где сейчас самая большая пустыня, стояли песочные часы высотой до облаков. По одной песчинке падало каждый год. Эти часы отсчитывали время на Земле. Но однажды человек научился управлять временем и повернул его вспять на один год. Песчинка, которая упала, не могла вернуться наверх. Часы сломались, разбились. Пески разлетелись по Земле, началась страшная пыльная буря. Бертагер спасся, потому что окружен Непроходимым Лесом.

– Мама, действительно, брось, это сказки. Хронографы придумали в Либертине и зачаровали в Даррнтонне. Помнишь, они надеялись перематывать время и предотвращать катастрофы? После этой «гениальной» идеи и запретили путешествия во времени.

– На то есть причины, – сказал Туамм и положил локти на стол. – Выяснилось, что алгоритм времени сам выбирает лучшую систему событий. Наилучший исход с минимальными потерями. Управление временем – преступление, потому что любое изменение прошлого ведет к большей катастрофе. Нет реальности лучше, чем наша. Это объективно. Мы изготовили двадцать четыре Хронографа Гекаты, помните?

– Их украли? – Гаттан слушал, как завороженный.

– Нет, их нельзя выкрасть. Хронограф Гекаты – это зачарованное время. Нельзя украсть время у другого человека, его можно лишь подарить. Если тебе не подарили хронограф, ты никогда не сможешь им управлять. Он сам уничтожит себя, когда закончится время его хозяина. Как только хозяин умрет, умрет и хронограф. Один из них, к примеру, был подарен Шадер-браанну.

Туамм добродушно посмотрел на Фель. Она слегка улыбнулась и кивнула.

– А если у одного человека окажутся все хронографы разом? – спросила Мальяна Кравигор.

– О, это большая беда. Он сможет управлять временем как захочет. Даже не представляю, как пагубно это может повлиять на пространство и время. Эти магические чудеса совершенно непредсказуемы.

– Магия – это совсем не про чудеса, – улыбалась Арлежж Кеззар. – Магия – это способность преобразовывать. Принимать решения и добиваться желаемого. Менять действительность и ее условия. Сварить зелье по рецепту может кто угодно, но так ли вы сильны, чтоб одной лишь волей изменить данность? Изменить ход событий. Талантливых магов отличает умение мечтать. Мечты – настоящая магия.

– Ой ли? – язвительно ухмыльнулась Мальяна Кравигор.

– Конечно, мечты есть у каждого, как и винтовки у жителей Этерна-Нокт. Но мечты ничего не стоят без умения воплощать их в жизнь. Как и оружие бесполезно в неумелых руках. Так вот, Мальяна-рейз, – она повысила голос, хотя внешне оставалась такой же доброжелательной. – Видите ли, я умею стрелять, а вы растерянно вертите в руках свое оружие и ищете курок.

***

Первый солнечный луч провалился в комнату, и ее глаза распахнулись. На часах пять ноль пять – еще одна причина открыть глаза. Такое совпадение заставляет ее улыбнуться, хотя ей это несвойственно.

Она встала, потянулась, умылась, надела одежду, съела завтрак, вышла на улицу.

Часы показали шесть двадцать – она уже у входа в одну из станций московского метро и держит стопку листовок «Будущее в твоих руках!». Рядом с ней в урне копошится бездомный старичок без пальцев на левой руке.

Первый пассажир прошел мимо нее, спустился по ступенькам, поскользнулся, ударился головой, выругался, встал. Она посмотрела на часы. Второй и третий взяли по листовке, проворчали что-то, ушли.

Она снова посмотрела на часы и кивнула. Женщина в белых кроссовках громко высморкалась в урну и попала на старичка, она бросила сигарету на землю и ушла.

– Вот что делает... – бездомный махнул рукой на сопливую женщину в белых кроссовках и молча пожал плечами. – А ведь есть законы, которые такое запрещают, правда? С другой стороны, зачем нам насильно направлять людей на путь истинный? Зачем их заставлять?

Он брезгливо старался оттереть пятно с жилетки.

– Правое, верное ведь от души должно идти, изнутри. Скажу вам, из-за хороших законов в раю полно нехороших людей.

Она снова посмотрела на часы и сказала:

– Время такое.

Ближе к обеду листовок стало меньше всего на две. Никто не хочет «Будущее» в своих руках.

Все шло как обычно в этот сегодняшний день, который обычно сегодня случался. Скорее всего, завтрашний сегодняшний день тоже будет неплох. Она даже снова захотела улыбнуться, но тут произошло ужасное.

Девушка в грязно-болотном старом пальто, пробегая мимо, взяла в руки «Будущее» и остановилась, читая текст.

***

Дарлане была частью этого серого, унылого утра. Легкая тошнота от выпитого на голодный желудок крепкого чая ощущалась как пыльный, густой туман, что мертвым грузом сегодня нависает над дорожным полотном и свысока смотрит на задыхающиеся в пробке автомобили. Глаза ее походили на перегоревшие фары этих самых машин, пробирающихся через этот самый тошно-туман, а ветер, дующий будто одновременно со всех четырех сторон, трепал ее русые волосы, как кроны деревьев, медленно просыпающихся от холода и шума. Сегодня все пошло как-то не так.

Она опаздывает на работу, но не может перейти дорогу, потому что красный. Все еще красный. И сейчас красный. Время остановилось именно в том месте, в котором его нельзя останавливать.

На часах шесть ноль шесть. Она не замечает подобных совпадений. Время работает не на нее, поэтому она его игнорирует. Зеленый. Потерянное время необходимо наверстать. Дарлане опаздывает на работу, а бежит так, будто опаздывает жить. Тяжело дыша, поддерживая полы некрасивого пальто, распахнувшегося от безумного ветра, она мчится, сбивает людей, извиняется, кашляет, снова сбивает людей.

На часах шесть двадцать шесть. Нужно срочно попасть в метро. Она пробегает мимо бездомного с протянутой рукой, не пожертвовав ему мелочь и, разумеется, чувствует себя чудовищем, ведь каждое утро она подает ему десять рублей. К счастью, судьба дает ей шанс загладить вину: девушка с правильной осанкой и идеальными чертами лица, наверняка замерзая, раздает рекламные листовки на пронизывающем осеннем ветру.

Дарлане подбегает к девушке и берет одну листовку – «Будущее в твоих руках». Больше нет никакой информации – это просто лист с надписью. Дарлане смотрит на девушку: ее глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, дрожащие руки приподняты в нерешительности. Она как будто готова сейчас же вырвать листовку из ее рук. Шепот девушки неразборчив, но понятны отдельные слова: «Ты никогда сегодня этого не делала. Ты сегодня никогда так не поступала...»

Не выпуская из рук «Будущее», в легком ступоре, Дарлане машинально пятится в обратную от метро сторону – к трамвайным путям. Ветер срывает тонкий маленький платок с ее шеи, и она мчится за ним, догнав на другой стороне дороги.

Она уже опоздала, спешить некуда. Отряхнув платок, она поднимает глаза и видит ларек со свежей выпечкой и кофе на бегу. Запах кофе сводит ее с ума, и она принимает волевое решение – купить кофе и два круассана с карамелью. Целых два, потому что они великолепны.

Подошел почти пустой трамвай, который идет как раз к офису, где она работает. Неспешно вдыхая запах купленного кофе, она заходит и садится у окна.

– Доброе утро. Позволите?

Тот самый худенький бездомный старичок без пальцев на левой руке указывает на сиденье рядом с Дианой. Оставшимися пальцами.

– Да, конечно, – ответила она и мягко улыбнулась.

– Я видел, утречко не задалось у вас.

Его звонкая, живая речь и уютный трамвай нависли над ней куполом и оградили от слякотной городской суеты.

– Да уж, – она откусила круассан и вспомнила, что провинилась перед этим милым старичком. – У меня два... угощайтесь.

Он смутился, но, широко улыбнувшись, взял круассан и начал нелепо, причмокивая, жевать его.

– Зубы уже не те, – извиняющимся тоном пролепетал он.

Старичок, несмотря на свое социальное положение, выглядел неплохо. И пах тоже неплохо. Одет он был в куртку, модную по меркам времени его молодости. Моднее, чем ее сегодняшнее пальто. Сверху был накинут тяжелый жилет, напоминающий, что лето прошло, а какая-то из суровых зим, отморозив ему пальцы, научила его одеваться теплее во что придется.

– А я сегодня сижу там, у метро, смотрю, когда же вы прибежите, вы вроде как по вторникам всегда раньше едете, а сегодня по другому пути, да?

– Да, как-то не по плану сегодня.

– Всегда вроде на метро...

– Не задался день, – весело поделилась она своей бедой.

– Ой, да что там, – он нелепо махнул рукой без пальцев. – Это же как: одно и то же делаешь каждый день, одно и то же и случается. А вот раз – и что-то новое, что-то по-иному пошло, а может, и к лучшему, кто знает.

– Ну, надеюсь.

Она допила кофе, но уютный трамвай понемногу убаюкивал ее.

– Хоть есть с кем поговорить. Я вот тоже трамваи люблю. А потому что они поезда мне напоминают. Прислушайтесь вот к нашему трамваю, похожий звук. Вот, знаете, я всю жизнь работал проводником в поезде. Да. Скучаю даже.

Дарлане улыбнулась.

– Снятся мне даже до сих пор поезда. Вот недавно необычный сон был, уснул, правда, на лавке у дороги, что только не приснится.

– И что снилось?

– Философия! – он приподнял указательный палец. – Будто вся наша жизнь – железнодорожный путь. На нем стоит поезд неизмеримой длины, возможно, он замыкается сам на себе, а может, и состоит всего из пары вагонов. У каждого человека свой путь и свой отдельный поезд. И вот мы смотрим в окно своего поезда и наблюдаем течение времени: проплывают мимо облака, деревья, дни, в конце концов. Удивляемся тому, с какой бешеной скоростью движется наш поезд времени.

– Ну и сны у вас.

– Вот в какой-то момент смотрим на свои ноги – они идут по этому поезду. Каждый идет по поезду своими ногами. А поезд что? Поезд стоит. Он невероятно длинный, но стоит на месте. Оказывается, это не поезд едет. Понимаете? Оказывается, это не время идет, а мы. Это мы идем к концу своего поезда.

– Ничего себе.

– В непредсказуемый момент поезд заканчивается. Мы просто выпадаем на рельсы и остаемся гнить в грязи. Но ведь чуть поодаль, впереди или сбоку есть другой поезд. Казалось бы, в него можно запрыгнуть и идти дальше. Но нет! Это не твой поезд, нельзя!

Дарлане улыбнулась его выразительной театральности.

– Заглядываю в карман – у меня часы! Присмотрелся – стрелка секундная двинулась, и я шаг сделал. Еще секунда – еще шаг. Хочу остановить ноги, но они не слушаются меня. Они вообще не мои. Тут все не мое, все взаймы, кроме меня самого, но я у себя в голове сижу и через глаза смотрю да удивляюсь всему вокруг. И вот я гляжу: в других поездах тоже люди нехотя идут по времени вперед, борются со своими тикающими убийцами, но в конце концов оказываются на путях в земле. Только вот один странный поезд. В нем мужчина спокойно идет, достает свои часы, а часы у него не как у всех – голый циферблат. У него другие – с колесиком, кнопочками. На них можно двигать стрелки. И вот переводит он время на часах и идет по поезду задом наперед, в самое начало.

– Интересно.

– Да. А еще вот что: я-то видел каждого своего знакомого во сне, у каждого свой поезд, всех, с кем встречался или видел хоть раз в жизни. А вот вашего поезда не было. Ведь раз уж мы с вами знакомы, вы мне деньги подаете, здороваетесь, значит, наши поезда где-то рядом должны быть. И вроде чувствую, где-то вы есть, и шаги ваши слышу, но поезда своего у вас нет, и часы вам не выдавали!

Дарлане изобразила интерес.

– Точно! Часы! Забыл! Что я в трамвай-то сел за вами! Вы же уронили на бегу! – он полез в карман и вытащил маленький брелок – песочные часы. – Ну конечно забыл, знаете, сколько мне лет? Девяносто шесть! Еще немного, и целый век отживу!

Часы представляли собой миниатюру песочных часов в пластике. Бесполезная вещь, но бабушка говорила, что это все, что было с ней, когда ее забирали из приюта.

– О... спасибо, – поблагодарила Дарлане, хотя, конечно, невелика была бы потеря.

Время шло, трамвай ехал с редкими остановками. На очередной Дарлане огляделась: они со старичком были единственными пассажирами.

Когда двери открылись, зашла молодая женщина в красном пальто, а за ней мужчина в удобной спортивной одежде. Женщина ни разу не взглянула на Дарлане, но было ясно, что идет она именно к ней. Ее каштановые, немного растрепанные из-за ветра волосы блестели, а синие глаза сверкали, хоть она их и прятала, будто боялась пронзить окружающих своим взглядом. Мужчина шел за ней, словно охранник. Он был высок, немного сгорблен, крепок, в целом – неприятен.

– Она? – спросил он ее с прискорбием и искренним сочувствием.

Женщина промолчала, глядя на Дарлане, мягко, по-доброму улыбаясь, как будто искала ее годами.

– Извините, вы знакомы? – растерянно, переводя взгляд то на новых пассажиров, то на Дарлане, спросил старичок.

Женщина сделала шаг вперед. Мужчина остановил ее:

– Я сам.

В следующее мгновение он схватил Дарлане за шею, сжал крепкой ладонью, и девушка выронила стакан с кофе, упав замертво.

Женщина отвернулась и зажмурилась. Через пару секунд она посмотрела на старичка. Теперь ее глаза стали другими. Один из них был зеленым.

Старичок не мог произнести ни слова из-за кома в горле. Неизвестные люди только что убили единственного человека, который с ним разговаривал.

Лицо женщины с разноцветными глазами прояснилось и посветлело. Она медленно подошла к Дарлане, внимательно посмотрела на нее, присела на корточки, подняла упавший брелок с песочными часами и повернулась к старичку.

– Сколько вам лет? – спросила она у старичка.

– Мне? – он еле шептал.

– Да. Сколько вам лет?

– Девяносто шесть.

Женщина оттопырила карман на его жилете и положила туда брелок.

– Я дарю это вам.

Трамвай снова остановился, женщина медленно повернулась, до последнего не сводя глаз с Дарлане. Мужчина приобнял ее за плечи и вывел из трамвая.

Двери захлопнулись с грохотом, отчего Дарлане, сидящая на том же месте, уснувшая под монотонный рассказ старичка, проснулась, тяжело дыша.

– Что вы? Что такое? – засуетился старичок.

Дарлане огляделась: трамвай был полон людей. Ее остановка, пора выходить.

– Кошмар приснился, да? А вот нельзя столько пить кофе и спать, это же сердце испортите, это вредно очень для нервов тоже, – быстро залепетал старичок.

Она все еще пыталась отдышаться. Поднесла руки к шее – все было нормально. Просто день не задался. Время такое.

***

Название адвокатской коллегии «Злодырев и партнеры» говорило само за себя. Неприветливый интерьер, венцом которого была гигантская голова медведя на стене, указывал потенциальным клиентам на то, что их жизнь явно зашла в тупик, коль скоро они оказались в этом месте. Неудобные коричневые кожаные диваны, тяжелые, пыльные темные шторы, столы из дешевых материалов, замаскированные под мебель из натурального дерева – таково было юридическое лицо местных законников.

Несмотря на то, что Дарлане была лишь секретарем одного из адвокатов, работа на нее взваливалась самая разнообразная.

– Дарли! Ты сегодня опоздала. Все пошло не по плану, все наперекосяк. Твоими делами занялся Максим, а тебе партийное задание! – прервал ее размышления высокий голос Олега Романовича.

– Да? Слушаю.

Олег Романович, один из юристов, высокий, как каланча, и худой, как сама смерть, подошел к ее столу. Диане показалось, что она слышала, как звенят его кости.

– Помнишь, у нас клиентка есть… – он покрутил пальцем у виска. – Как ее…

– Ефимова.

– Да! Точно.

Беспощадно лысея в сорок лет, Олег Романович не сдавался без боя: отрастив несколько длинных полуседых волосинок на правой стороне головы, он гордо зачесывал это произведение искусства на левую часть, видимо, пытаясь создать некую иллюзию.

– На нее, кажется, напали?

Дарли открыла в компьютере папку под названием «психи», затем – «ефимова».

– Да, прямо у нее в квартире. Надо к ней съездить, чтоб она расписала обстоятельства дела.

– Может быть, я просто позвоню ей и приглашу сюда?

– Она не отвечает. Вообще исчезла. Ни телефон, ни факс, ни пейджер.

– Факс и пейджер? У нее есть факс и пейджер?

– У нее есть все. Даже камера слежения над дверью, благодаря которой мы можем приобщить видеозапись к делу.

– Она установила камеру над своей входной дверью?

– Мера предосторожности.

– Так поступают люди, ожидающие неприятностей. И обычно они их дожидаются.

– Согласен, – сказал он и поправил прическу.

– Мне прямо сейчас ехать?

– Да, вызови такси, я оплачу. И если сможет, пусть все равно завтра подъедет.

– Я передам.

Дарли вызвала такси и начала собираться. Подобные задания рассеивали тоску хотя бы сменой обстановки. Ехать предстояло довольно далеко, в неприятный район, в неприятный старый дом довольно неприятной дамы.

Варвара Ефимова, моложавая и довольно симпатичная безумная женщина средних лет, около месяца назад стала клиенткой коллегии. Путаные рассказы Варвары как-ее-там сводились к одному: соседи хотят ее убить, сын хочет выжить ее из квартиры, судебные приставы хотят ее доконать, а в итоге бездомный старик одним злосчастным вечером, отдыхая в зловонном подъезде, решил войти в квартиру Варвары без приглашения.

Ответом на вопрос: «Зачем же вы оставили квартиру открытой?» – было: «Моя квартира. Хочу – оставляю открытой». Оно и верно.

Дом вроде бы ничем не отличался от других домов, но абсолютно все окна, вплоть до пятого этажа, были заколочены решетками. В окнах горел свет и виднелись силуэты людей.

Войдя в подъезд, девушка огляделась: почтовые ящики были открыты, и из них сыпался ворох рекламных буклетов и прочего мусора вперемешку со счетами. Над ящиками висело большое объявление, которое, видимо, от руки составили жители дома. Больше половины листа было почти оторвано и висело огрызком лицевой стороной к стене. Дарли подошла ближе и приподняла кусок бумаги, собрав этот жилищно-коммунальный пазл. И не зря.

Большая, но точно не самая удачная фотография Ефимовой Варвары украшала подъезд. Под фото красными буквами, будто кровью, виднелось грозное соседское послание: «Хватит разводить собак!».

Дарлане поднялась и подошла к квартире номер восемьдесят шесть, над дверью которой висела видеокамеры бдительной хозяйки.

Дарли позвонила в звонок, откликнувшийся несуразной мелодией из какого-то мультика. Ответа не последовало. Попробовала еще раз позвонить, но ее снова игнорировали. Она понимала, что Варвара дома, потому что за дверью кто-то с кем-то шептался. К тому же, в квартире горел свет.

Дарли громко постучала. В ответ послышался лай и хихиканье. Как будто собаки над ней подшутили. Она постучала громче.

– Варвара… Варвара Ефимова, это из адвокатской коллегии, я…

Дверь оказалась незапертой и открылась под натиском кулаков.

Девушка тихонько прошла внутрь.

– До-о-обрый вечер! – крикнула она в пустоту. – Я на минутку, Варвара…

Дарли завернула на кухню и замерла. Варвара лежала на полу совершенно седая и с раскрытыми глазами, в которых так посмертно и застыло выражение ужаса.

Собаки Варвары, очевидно, подобранные на улице, стояли возле нее на двух задних лапах, свободно опустив передние, будто человеческие руки, и осмысленно, даже прищуриваясь, разглядывали гостью. Их было около шести, а одна из них, самая крупная, черная дворняга медленно, как будто зевая, широко раскрыла пасть, не показывая зубов, выпучила свои болезненные влажные глаза и начала неестественно прижимать подбородок к груди, опуская голову, но не сводя с Дарли буравящего взгляда.