Римма Савельева

— Да что такое, опять накрылся сервер и один-эска! — ругается моя помощница, младший бухгалтер Саша. — И как теперь работать?!

Я вздыхаю.

Ничего нового, в последнее время наш сервер подозрительно часто стал накрываться. Шеф позвонит через 3…2…

Как в воду глядела. Рабочий телефон трезвонит, и я поднимаю трубку, искоса наблюдая, как Саша с протяжным выдохом опирается на спинку кресла и прикрывает глаза. Понятное дело, что технические работы надолго, а сейчас уже четыре часа дня.

— Девочки, можете идти домой, — слышу в трубке голос Александра Максимовича, шефа нашей небольшой фирмы по упаковке и доставке цветов. У нас не так много магазинчиков по городу, но клиентов достаточно. Очень многие предпочитают заказывать букеты для своих близких не в распиаренных компаниях, а в небольших. — Тоша будет до самого вечера копаться.

В этом я была уверена, и я улыбаюсь. Наш айтишник Антон — парень обстоятельный, и если он берется ковыряться в сервере, весь наш небольшой офис собирается и идет из бизнес-центра по домам.

Саша уже красит губы. Даже не слыша, что говорит Александр Максимович, она догадалась: нас отправляют по домам.

Лично я тоже этому рада. В последнее время мой муж, Паша, приходит всё позже и позже, и всё чаще ворчит, что ему не хватает домашнего тепла и горячего ужина. Ведь я тоже работаю достаточно много, а домой ещё и подработки беру, бухгалтер всегда работу найдет. Так же, как и хороший спец по логистике, которым является мой муж. В последнее время его фирма переключилась на перевозки из Азии, и заказы вдруг, по его же словам, посыпались, как из рога изобилия. Работы в его фирме прибавилось у всех, и у Паши — в том числе.

У него даже больше всех. Даже наша дочка всё время плачется, что отца не видит, а она всегда была папиной доченькой. В отличие от сына, но Ярослав сейчас учится за границей…

Мысли текут плавной рекой, пока я, попрощавшись к порхнувшей к дорогой иномарке Сашей, бреду к метро. Могла бы заказать такси, могу себе позволить, но общественный транспорт мне милее… оттого и пылится в гараже машина, которую муж подарил мне на двадцатилетие нашего брака. Я просто не люблю водить.

В метро толкучка. Я пишу дочке, что скоро буду дома — знаю, что она уже вернулась из университета — и не получаю ответа. Сообщение висит непрочитанным. Это странно, однако по геолокации Дашутка дома, так что, наверное, спит или болтает с кем-то по Зуму. Сюрприз будет.

Если бы я знала, что сюрприз готовят для меня!..

Если бы я знала, то что бы я сделала?

— Риммочка, а твоя-то уже дома как с полчаса, — сообщает мне Калерия Сергеевна, наша уже не просто пожилая, а прямо-таки древняя соседка и рупор всех сплетен нашего замоскворецкого двора. Я притормаживаю, чтобы поздороваться с ней, и она тут же вываливает: — Проскочила мимо меня, в наушниках, даже не поздоровалась! Спешила, деловые такие все…

— Не ругайтесь, Калерия Сергеевна, — смеюсь я. Узнаю свою дочку. Она не хамка, по крайней мере, я за ней этого не замечала, но всегда в наушниках, в музыке, в разговорах с друзьями. Ничего вокруг не замечает! — Она, скорее всего, просто музыку слушала!

— Ох уж эта музыка…

Заходя в подъезд, я всё ещё смеюсь. Надо сказать Даше, чтобы хоть иногда по сторонам смотрела, а то соседи у нас такие… бдительные!

Дочка точно дома; дверь закрыта не на три оборота, как я обычно закрываю, а на два. Она всегда так делает. Из её комнаты раздается бубнеж.

Я стаскиваю удобные мокасины. В этом году в Москве весна пришла поздно, поэтому в середине мая я всё ещё хожу не в любимых мягких балетках, а в замшевых мокасинах. На кухне ждут продукты для обеда, сегодня я собиралась запекать курицу с овощами в духовке, Паша и Дашутка такое рагу обожают.

Подхожу к двери, ведущей в спальню дочки и берусь за ручку, чтобы поздороваться, но по ушам режет громкая фраза из динамиков её смартфона. Я узнаю голос Алиски, её лучшей подружки со старших классов.

— …не могу ему дозвониться!

Я улыбаюсь. Девчонки обсуждают парней. Кого же ещё, в их-то возрасте? Мы тоже обсуждали, только телефоны у нас были проводные, их приходилось тащить в свою комнату и с ними там сидеть. А то и вовсе торчать в коридоре.

Теперь всё гораздо проще и удобнее, и всегда можно, если что, сбросить разговор, чтобы родители не услышали.

— Занят, наверное, — отвечает Дашка. — Он же всё время занят в последние недели. Но находит же на тебя время?

— Ма-а-ало, — тянет Алиса. — Ну я говорю ему, Паш, мы так давно не виделись, я соскучилась…

Имя режет мне слух. Паша, надо же…

— Я ему скажу, — дочь фыркает. Я уже собираюсь отойти от её комнаты, но что-то меня останавливает. Что-то в её тоне. В её словах. Что? — Меня он послушает, папа же.

Как?.. Что она только что сказала?..

У меня едва сумка из рук не валится, я успеваю перехватить её, чтобы не прошуметь, и хватаюсь за дверной косяк. Ноги слабеют, а в голове стелется туман. Я не… мне же послышалось? Папа? Может, она сказала не папа, а Паша?

Во рту становится сухо и горько. Я не могу, не хочу верить, что Паша… что… нет! Мне послышалось!

— Может, и послушает… — капризничает её подружка. — Ой, кажется, он мне звонит, я тебе перезвякну, окей?

Как сквозь вату, слышу звук прерываемой видеосвязи. Шелестит плед, Даша явно встает, потягивается… а я стою в коридоре, как оглушенная, и сердце бьется, как отбойный молоток. Я не хочу, не могу верить, что муж изменяет мне! Этого просто… нет, этого просто не может быть!

Руки дрожат.

И Даша об этом знает! Даша, которую я качала на руках, когда она плакала, которую грудью кормила, она знает! И не только знает, она, похоже, помогает всё от меня скрывать! Такое ведь только в дешевых сериалах бывает, так? Так?.. Не может быть, чтобы это случилось со мной в жизни!

Мне кажется, я сейчас упаду. Зажмуриваюсь на мгновение, чтобы взять себя в руки. Римма, ты ничего не знаешь. Не смей расклеиваться. Может, ты всё не так поняла! Паша… папа… слова похожи. Мало ли, какой ещё Паша может быть?

Просто возьми да спроси у дочки.

— Мам?! — дверь открывается, и Даша выходит в коридор. — Мам, ты меня напугала!

А ты меня не напугала, нет. Ты меня убила…

Мне хочется сказать это, но я лишь растягиваю губы в улыбке под подозрительным Дашкиным взглядом. Неужели подозревает, что я подслушала? Неужели думает, как выкрутиться? Или это я уже надумываю?

Спроси. Просто спроси.

Гляжу на Дашу, так похожую на меня, те же светлые волосы, только я свои уже лет пять крашу в платиновый блонд; те же глаза. Черты лица, правда, больше папины, чуть резковатые, но это придает Даше острого шарма.

Она не могла обмануть меня. Никак не могла, правда?

Туго сглатываю.

— Да, у нас на работе сервера накрылись.

Давай, тряпка, просто спроси её! Спроси, о чем была речь! Только вот, глядя в недоверчиво прищуренные дочкины глаза, я понимаю: как только я задам вопрос, она об этом напишет мужу. И своей подружке. И если мне реально послышалось, то этот вопрос выставит меня ревнивой и подозрительной дурой, а если нет…

То муж будет иметь фору, чтобы придумать отговорку. Чтобы спрятать любовницу. Господи, слово-то какое мерзкое!.. Аж тошнит.

А, может, ничего и не было? Я могу спросить у Даши, но лучше спросить у самого Павла. Посмотреть в его глаза. Я же пойму, что он врет, я хорошо его знаю. И Дашку тоже.

— А ты только что зашла? — спрашивает дочка. Зачем спрашивает? Чтобы убедиться, что я ничего не слышала?

У меня внутри все будто миксером перемешали, будто порубали и превратили в кашу. Я чувствую такую боль, что она почти ослепляет, почти оглушает.

И поэтому я вру, вру, не задумываясь:

— Да, буквально только что. Собираюсь ужин готовить, рагу ваше с отцом любимое, — будь я смелее, я бы в это рагу плюнула, но в надломленной душе теплится надежда, что мне всё послышалось. Показалось. Почудилось. — Ты же будешь?

— Конечно. Ну ладно, мне ещё надо старосте насчет задания по семинару позвонить, мам, — очевидно, убедившись, что я ничего не услышала, Даша исчезает за дверью. Сейчас она не соврала, её взгляд не бегал, но… что я бы увидела на её лице, спроси я прямо?

Я знаю: нужно успокоиться. Нужно. Кладу сумку в коридоре. Руки трясутся, но я собираю остатки всей своей силы воли и успокаиваю себя. Занимаю время до прихода мужа. Мою руки. Режу курицу. Намываю картошку. Намеренно стараюсь не думать, хотя ноги всё ещё чувствуются, будто ватные, а в голове — вакуум. Я словно отключаю себя до прихода Паши, чтобы не накручивать ещё больше всю ситуацию в голове. Чтобы не придумать того, чего нет.

Наконец, когда рагу уже минут двадцать как томится в духовке и уже начинает распространять по квартире пряный аромат, муж приходит домой. Я смотрю в окно, на двор, погружающийся в весенние сумерки, так что я вижу, как он идет к подъезду от гаражей.

— Семья? — весело кричит он из коридора. — Вы дома?

И, разумеется, первым делом заглядывает на кухню. Паша всегда заходит именно в кухню, заглядывает в кастрюли, любопытствует, что на ужин…

— Какой запах, Римма, а? — муж обнимает меня со спины. Почему-то его объятия кажутся змеиными кольцами. — Рагу? Я голоден, как волк!

Сейчас? Или потом?

Я прикусываю губу. В конце концов, если я спрошу и окажется, что он мне верен, я просто выставлю себя дурой, но смогу извиниться. А если нет? Что я увижу? Сердце ноет, будто вот-вот разобьется на десяток осколков, что будут ранить меня ещё долго.

Может быть, вечно.

— А что, Алиса не балует тебя вкусными блюдами? — рублю наугад, как Королева в истории про Алису. Наверное, дочкина подружка и видит меня такой злой королевой. Голову ему с плеч!

И, обернувшись, натыкаюсь взглядом на ошарашенный взгляд мужа.