Ярина

Завтра увидимся, детка…

Точнее, уже сегодня. Мой муж встретится с какой-то «деткой» сегодня. Я прикусила губу, сдерживая нервную дрожь. Свят вчера так громко говорил по телефону, совсем не стеснялся, что я могла услышать: это ведь наша спальня, наш дом, а он — мой муж!

Уже месяц я подозревала, с ума сходила, нервозной истеричкой стала, а Святослав бесстрастно отбивался от всех улик, называя меня маленькой девочкой, которая много фантазирует. Не Джульеттой, как раньше, а девочкой, абстрактно и безлико.

Возможно, муж прав, и я просто наскучила ему за пять лет. Брак по договоренности, разница в возрасте, взглядах, стремлениях, а еще моя фамилия. Неужели ненависть к извечным врагам Савицким победила чувства, что между нами возникли вопреки всему?

— Ярина, ты куда-то уезжаешь? — я вздрогнула, когда встретилась с темными глазами мужа в отражении. Он смотрел на меня странным пугающе-завораживающим взглядом, затягивая в себя, но не пуская ближе определенной черты, лично им проведенной.

Я поверила, когда сказал, что самое дорогое в его жизни это я, когда доказывал страстью, надежностью, защитой. Свят холил и лелеял меня, свою маленькую Джульетту. Наш брак более-менее примирил наши семьи, они заключили большую сделку, заработали миллиарды. Теперь все ждали внуков и наследников, но не скажу, что с радостью. Мой отец ненавидел семью Нагорных, ничего не изменилось. Они отвечали тем же.

Но ведь мы с мужем хотели детей! Свят дал мне закончить Гнесинку, устроиться и привыкнуть к новому почетному статусу госпожи Нагорной, но теперь пора. Я ведь была оранжерейным цветочком, любимой дочерью и выгодной партией, пешкой на шахматной доске отца: куда нужно, туда и двигал. Теперь я — жена и скоро стану матерью. Срок совсем маленький, даже на учет с таким не ставили, ведь все может произойти на четырех неделях. Я и сама не подумала, если бы не испугалась перемены в Святе и от этого не сделала тест. Я не хотела судьбы послушной собаки при гулящем муже: сидеть, лежать, молчать. Кухня, дети, церковь. Так многие из нашего окружения жили, но не я. Я любила Свята, но теперь сомневалась, любил ли он меня?

— Да, мама пригласила. Девичник втроем.

— Ты приедешь домой? — и опять этот взгляд, а руки сначала легли на мои плечи, плавно подбираясь к шее, смыкаясь на ней: загорелые длинные пальцы с художественной яркостью остановились на моем горле, поглаживая синюю трепыхающуюся венку.

— Нет, — выдохнула, глядя прямо в глаза. — Останусь на ночь.

Я ждала, что Свят не позволит. Он никогда не разрешал ночевать вне дома и без него.

Пожалуйста, останови меня! Пусть это равнодушие окажется страшным сном, а метки другой женщины — случайностью! Люби меня! Люби по-прежнему! Пусть хоть всю жизнь будет его «я тоже».

— Хорошо, — отступил и, достав из кармана брюк телефон, набрал кого-то, покидая мою спальню.

Я не хотела говорить о беременности, пока не узнаю правду. А когда узнаю… Кто же позволит мне уйти? Святослав никогда не отпустит меня. Я собственность Нагорного. Так он мне сказал в период недолгих ухаживаний. За пять лет брака я позабыла об этом, купаясь в его яркой страсти, но мой муж умел жестко напоминать, кто есть кто. Я много раз это видела, но никогда в качестве жертвы не представляла себя.

— Свят, — позвала, спустившись вниз и заглядывая в его кабинет, — я поехала.

Он бросил на меня рассеянный взгляд, кивнул, отпуская, и вернулся к переговорам, переходя на английский язык. У него какая-то важная сделка, так муж объяснял постоянные отлучки из дома и задержки на работе. Хотя объяснял это громко сказано.

Я поджала губы и, полная решимости, набросила золотистый ремешок на плечо, громко цокнула шпильками и вышла в ноябрьскую холодную ночь. У меня не было какого-то особого плана, просто хотела доказать, что у меня не разыгралась паранойя, как бы муж ни пытался убедить меня в обратном и… Нет, пусть лучше будет невроз на фоне беременности, чем его неверность. Потому что в нашем случае другая женщина — не столько разнообразие, сколько угасший интерес к семейной жизни. Пять лет — это ведь немного? Недолго, чтобы пресытиться и охладеть? Но если это так, что мне делать? Жить как мать: и его, и моя? Держать лицо, терпеть измены и рыдать в подушку?

Я завела машину и выехала со двора. Наш дом занимал приличную территорию на Каменном острове: частная территория, отделенная от внешнего мира каналом, собственный причал, высокие клены, тополя, голубые ели, крытый теннисный корт и поле для мини-гольфа. Все так, как и должно быть у одного из главных представителей российского олигархата.

До поста охраны не доехала, припарковалась недалеко, глазами гипнотизировала шлагбаум и широкую аллею, ведущую к особняку.

Я кусала губы и ждала. Нагорный сам к ней поедет или… Как бы я хотела? Никак! Мне не нужно следить за ним или ждать, когда к нам приедет кто-то, и тем не менее я сидела в засаде, как героиня дешевого детектива.

Увидеть своими глазами. Посмотреть в его. Я просто не могла больше жить в тумане. Это сводило меня с ума. Неизвестность как раковая опухоль: чем позднее узнаешь, тем меньше шансов выздороветь.

Фары такси неожиданно ослепили. Машина могла ехать только по одному адресу, нашему. Больше на территории нет ни единого дома. Я двинулась следом, отключив даже габариты авто.

Пусть это будет брат, сват, бизнес-партнер, только не… Длинноногая блондинка в невообразимо куцем платье и коротенькой куртке вышла из такси, поправила волосы и позвонила в звонок у ворот. Дверь для нее открылась.

Девушка исчезла где-то во дворе, а мне оставалось до рези в ладонях сжимать кожаный руль. Хорошая машина, сытая жизнь, красавец-муж — многие жены закрыли бы глаза на маленькие шалости породистого самца. Но мне все двадцать пять, и я все еще верила в любовь. Нашу любовь. Первую любовь для нас обоих. Если Святослав не лгал мне, а он, кажется, лгал…

Сколько времени правильная жена должна дать любовникам, прежде чем прервать чувственную идиллию? Час, два? Меня едва хватило на половину долбанного часа!

Дверь в дом не заперта, а коридор тонул в слепой темноте. Ничего подозрительного не слышно, только в гостиной немым свидетелем чужеродного присутствия валялись ярко-красные лодочки на высоком каблуке.

Я нервно кусала губы, буквально нечеловеческим усилием преодолевая каждый шаг по широкой лестнице. Один. Два. Пять. Мне казалось, что слышала эхо — отражение моего присутствия, громко и четко. Но наш дом словно не дышал вместе со мной, замер и застыл, только настенные бра тускло подсвечивали ниши, внося хоть какую-то жизнь в этот роскошный музей современной статусной жизни.

Ноги сами принесли к дверям нашей спальни: одна створка приоткрыта, как бы приглашая войти. Я дрожащими пальцами схватила ручку и потянула. Взгляд долго не мог сфокусироваться в интимном полумраке и оценить чужое во внушительной по размерам комнате, пока не зацепился за кровать. Мои простыни. Мои подушки. Мое место силы. Было.

Блондинка полностью обнажена, в руках бокал с шампанским, а поза слишком призывна, чтобы спутать с чем-то, кроме секса. На белых простынях змеилась лента из презервативов, вскрытый квадратик одиноко валялся на полу. Дверь в ванную распахнута…

— Зайчик, ну ты скоро? — девка даже глаз не открыла, расслабленно попивая «Дон Периньон». Это единственное шампанское, которое признавал мой муж.

— Пошла вон, — мой слабый голос разрезал мерную тишину.

— Ой! — она среагировала быстро, прикрывая стоячие силиконовые груди МОИМ покрывалом. — А вы… А я… — испуганно заикалась. Хотя бы не строила из себя хозяйку положения.

— Вон пошла! — крикнула, сбрасывая на пол сумочку. Мне хотелось разнести здесь все, а потом забиться в угол и тихо-тихо умереть.

— Что здесь происходит? — его голос, вкрадчивый и глубокий, пронесся над моей головой. Я повернулась, сглотнула вязкую слюну и впилась ногтями в ладони, сжимая кулаки до крови, впитывая глазами его бесстыдство.

Голый, в клубах пара и мокрыми темными волосами. Святослав занял весь проход и нагло, с циничной усмешкой демонстрировал крепкую эрекцию.

— У меня паранойя, да? — тихо спросила. — В нашем доме, в нашей постели… Свят? — простонала я. Хотелось быть сильной, врезать предателю, оттаскать девицу за волосы и гордо уйти разводиться. Но в жизни все глуше, бледнее, больнее. Просто стоишь и не веришь. Без сил и веры в себе.

Муж не отвечал, только смотрел на меня холодным чужим взглядом, пронизывающим до самых лопаток и пугающе струившимся по позвоночнику. Он пугал меня, и тем не менее я ждала ответа. Почему? Нет, это не про другую женщину. Я с детства обитала в обществе, где верность сродни вульгарности и бедности — так же презиралась. Мужская, естественно. Жены в нашем мире имели меньше прав, потому что пресловутое: когда я имею, то это мы имеем, а когда тебя, то это нас. Каждая женщина мечтала, что с ней будет по-другому, и каждая ошибалась.

Но почему так жестоко? Откуда столько ненависти? Словно проверял, насколько мне может быть больно, выкручивал тумблер на полную.

— Я вернулась слишком рано? — подобрала сумочку. — Тебе нужно закончить? — кивнула на вздыбленный член.

— Нет, — Свят моргнул и хищно оскалился, — ты вернулась вовремя, жена, — теперь в его взгляде было порочное предвкушение.

— Я не поняла… — блондинка снова подала голос.

— Заткнись и проваливай! — муж даже не смотрел на нее. — С тобой я закончил. Теперь твоя очередь, маленькая Джульетта, — с издевкой произнес и неспешно, с пугающей грацией пошел на меня.

Я не успела среагировать, отвлеклась на блондинку, прошмыгнувшую мимо с платьем в руках. Святослав схватил меня за руку и подтащил к себе. Распаренный, горячий, наряженный. Красивый. Очень красивый мужской, грубоватой красотой, но сдобренной внешним лоском дорогих костюмов и отточенной в элитных барбешопах. Только ни дикость натуры, ни животную энергетику, ни звериную суть это не маскировало. Мой муж умел быть жестоким, а ненависть оттачивал годами противостояния с моей семьей, буквально с молоком матери впитал. Это месть мне? Влюбить, а потом растоптать? Но разве я в чем-то виновата? Я ведь просто любила его…

— Скажи мне за что, и я уйду, — пыталась вырваться и отступить.

— За что? — вкрадчиво переспросил. — А ты подумай, любимая, — потерся о мою макушку щетинистым подбородком. — Такая красивая, — обхватил мое лицо руками. — Юная, — сжал так, что у меня кости хрустнули. — Глаза волшебные, такие невинные, — швырнул меня на кровать, как тряпичную куклу. — Только ты Савицкая: такая же подлая и лживая тварь, как и все из вашей семейки.

— Я? — вскочила, отползая, подальше от него. — Ты изменяешь мне, а я подлая и лживая тварь? — покачала головой, порывисто вытирая рукавом злые слезы. — Ты, Нагорный, как и твоя семья, не лучше моей!

Его глаза опасно блеснули и сузились, а губы скривились в усмешке.

— Да, мои те еще ублюдки, как и я, Ярина. Да, я тебе изменял, — холодно подтвердил и без того очевидное. — Ты думала, меня сможет удержать постель девчонки, пиликающей на скрипке? Красивой куклы, у которой ни опыта, ни фантазии? — каждым словом уничтожал меня как жену и женщину.

Да, он был первым у меня: сам учил доставлять удовольствие ему, мужу. Я не великая жрица любви, но и не фригидная кисейная барышня. И да, я верила, что полюбил меня, что желал меня, что счастлив со мной.

— Девчонки, на которой женился из-за выгоды? — смотрел на меня с ироничной издевкой. — Пффф! — громко рассмеялся. — Глупая, глупая Джульетта.

— Тогда чего же ты отослал свою шлюху? Оставайся с ней. Она тебе подходит больше, — на шатающихся ногах слезла с постели.

— Нет, Ярина. Сегодня в моем меню прекрасная шлюха-жена, — потянулся, сгреб на груди шелковую блузку и рванул, обнажая меня до пояса. — Я трахну тебя так, — подтащил к себе, впиваясь жестким поцелуем в шею, прикусывая до боли, — что встать не сможешь. Самойлову и не снилось… — сжал мои плечи, надавливая, вынуждая опуститься на колени.

Что?! Артур?! Но как Святослав… О боже, это совсем не то!

— Свят, нет, это не то… — только начала, а он рванул вперед, закрывая мне рот крупной головкой. Гадость. После другой женщины…

Муж зарылся пальцами в мои волосы и жестко имел меня в рот, не позволяя вырваться, только молча плакать и хрипеть, сглатывая рвотные позывы. Ненавижу, господи, как я его ненавижу! Еще сегодня любила до беспамятства, а сейчас противно. Все противно, что с мужем связанно.

— Хорош, — прихватил у корней волос и вытащил член. Не кончил. Нагорный мог долго сдерживаться, растягивать удовольствие, только сейчас это сплошная унизительная пытка. Это он тоже любил: играть с человеком как кошка с мышкой, а потом съесть.

Он подхватил меня и толкнул на кровать. Я попыталась лягнуть его, но Свят обвил пальцами лодыжку, стаскивая с меня брюки, разрывая трусики, отбрасывая остатки белья, оставляя полностью обнаженной и беззащитной.

— Нет! — крикнула, когда перевернул на живот и поставил в откровенную позу. — Не смей! — ощутила горячую плоть между ягодиц. Я не хочу! Это больно! Он порвет меня, слишком большой! Это опасно для ребенка! — Свят, не надо, пожалуйста, — готова была умолять. — Я беременна. Нельзя… Это навредит… — всхлипывала и заикалась.

— Беременна? — угрожающе прорычал. Он растерялся на мгновение, и я бросилась к двери. Почти открыла, но он захлопнул ее с треском. — Мой? — схватил за плечи и прижал к прохладному дереву.

Конечно! Муж был единственным моим мужчиной. Мне было двадцать, и мою честь охраняли с особым рвением. Ведь ее дорого можно было продать или скрепить мир с давними врагами.

— Если от меня, то лично сделаю тебе аборт. Если нет, просто пойдешь на хуй.

Я знала, что Свят мог. Он импульсивен и вспыльчив, часто жесток. С врагами. Я ошибочно полагала, что важна ему настолько, что не причинит мне вреда. Это не так. Сейчас я враг, а с ними он безжалостен и беспощаден. Но если подтвержу, что ребенок не его… Убьет… Но иногда смерть — меньшее из зол. Порой это избавление.

— Не твой… — зажмурилась и сжалась. Пусть убивает нас обоих.житт, зная, что не защитила свою кровинку, невозможно.

Кулак ударился в дверь рядом с моей головой. Затем еще и еще, пока костяшки пальцев в кровь не сбил.

— Сука ты, Ярина! Какая же ты сука!

Отошел, взлохматил темные волосы, метался по комнате, круша и ломая нашу спальню, любовно обставленную мной. Это почти единственная комната в огромном доме, где мне было комфортно.

— Три дня даю, чтобы исчезла из города, поняла? — снова бросился ко мне. — Иначе убью, Ярина.

Я осторожно открыла дверь, собираясь просочиться мимо, но я не думала, что стала настоящей красной тряпкой для быка.

— Куда? — больно схватил за руку. — Ночь только началась. Сегодня в тебе навсегда умрет маленькая Джульетта, которую я… — Свят не договорил, просто забросил мои ноги себе на пояс. Одной рукой сжал грудь, теребя большим пальцем напряженный сосок. Другую просунул между нашими телами, врываясь пальцами внутрь. — Мокрая, — с особой злостью. — Внезапно полюбила пожестче? — рванул вперед, заполняя меня.

Я не сопротивлялась больше. Будет больнее и абсолютно без толку. Нагорный получит желаемое в любом случае, а мне нужно сохранить себя. И ребенка. Он ведь не виноват, ни в чем не виноват…

Свят вышел из спальни, а я подтянула ноги к груди, ища защиты в позе младенца. Мне было больно и гадко. Холодно. Везде холодно. Единственное, о чем молилась, чтобы пытка не повторилась. Чтобы муж отпустил меня. Бог меня не услышал.

Поворот ключа заставил вздрогнуть и сжаться в комочек. Я не смотрела на него, зажмурила глаза, но Свят обошел кровать и остановился рядом. В нос ударил запах алкоголя и сигарет. Сколько я пролежала одна? Неужели он успел напиться? Я никогда не видела мужа пьяным и сейчас не хотела — боялась.

— Посмотри на меня, — перешел на пугающий шепот. Я только плотнее зажмурилась. — Смотри, — появилось угрожающее рычание.

— Нет… — и следом удар и звон битого стекла, а за ним — едкий аромат крепкого дымного виски. — Нет! — крикнула, когда Свят навалился на меня, полностью подминая и лишая возможности сопротивляться. Схватил за подбородок и больно сжал.

— Ты красивая, жена. Почему красивые бабы такие твари?

— Отпусти меня, — шепнула, открывая глаза, позволяя увидеть боль, которую он причинил мне каждым словом, движением, взглядом.

— Нет, Ярина. Я никому тебя не отдам. Никогда не отпущу. Ты никогда не получишь развод. Ты собственность Нагорных.

Пытка началась заново. Свят брал меня снова и снова, не стесняясь в позах и не ограничивая себя в фантазии. Мне оставалось только терпеть и ждать, когда он насытится. Внутри сплошное отвращение: к нему, к себе, к сексу.

Именно мой муж открыл мне мир страсти. Он же забрал его, показав свое истинное лицо. Похоть, порочность, боль. Мужская любовь всегда сменялась этим. Поэтому больше никогда.

Я практически не дышала, только смотрела в окно: спальню наполнял свет занимавшегося утра. Взятая без согласия собственным мужем, в его семени, синяках на запястьях и бедрах, укусах и засосах, но я все еще жива.

Как мы дошли до этого? Как я вообще здесь оказалась: в этом доме, в этой постели, с этим мужчиной?..