Вероника

Захожу в гостиную особняка и не могу поверить глазам. Передо мной сидит Он! Марк Трошин. Мой обидчик из прошлого. Человек, разбивший мне сердце, опозоривший меня!

Смотрит на меня, округлив глаза, и переводит взгляд на Александра Павловича:

— Отец, где ты её откопал? Ни за что!

— Ничего не хочу слышать, — рявкает старик. — Раз не смог выбрать себе жену, я сделал это за тебя!

— Что, простите? Вы обо мне? — хлопаю ресницами, а сердце уходит в пятки.

— Погоди немного, Вероника, — успокаивает Трошин старший.

— Отец, что за игры? Я найду себе жену. Дай мне время.

— У тебя его было достаточно! Штамп в паспортах у вас уже стоит. Эта девушка будет идеальной женой для тебя. Познакомитесь поближе и сами поймете.

Смотрю на них и не могу поверить: неужели это всё происходит на самом деле? Меня обманом сюда заманили, поженили с человеком, которого я терпеть не могу. И как меня угораздило так влипнуть?

— Я улетаю по работе, — продолжает старик. — Минимум на три месяца. Оставляю вас наедине. — Переводит добродушный взгляд на меня: — Вероника, дочка, добро пожаловать в семью.

И только когда дверь за Трошиным старшим закрывается, Марк говорит мне ледяным тоном:

— Не знаю, как ты уболтала отца, но раз так, супружеский долг тебе придётся исполнить.

Три недели спустя

Одной рукой держу поднос, другой тяну юбку своей униформы вниз. Наверное, никогда не привыкну к одежде, которая едва прикрывает зад. Звуки от моих каблуков разносятся по стенам длинного коридора особняка Трошиных. А я останавливаюсь у кабинета Трошина младшего и стучу в дверь.

— Марк, можно?

— Заходи.

Марк сидит за компьютером и просматривает документы, пока я расставляю на столе тарелки и чашки.

— Чёрный чай и лимоны в сахаре, как ты любишь.

Он только сейчас отрывается от монитора и поднимает на меня взгляд. Оценивает мой внешний вид. Пробегает глазами по изгибам тела.

— Спасибо, — кивает мне с какой-то хищной ухмылкой.

Неужели сказал спасибо? Первый раз. Сначала завалил работой по уши, не замечал, слова доброго не произнёс за три недели, а теперь вдруг «спасибо».

— Пожалуйста, Марк. Я пойду. — Делаю шаг от его стола, но Марк останавливает меня за руку.

— Погоди минуту.

Замираю и перевожу дыхание. Становится жарковато. Неосознанно дую себе на грудь, и это движение не ускользает от внимательных глаз Трошина. Чего он хочет?

— Я хочу с тобой поговорить, давай присядем. – Ведёт меня за руку к дивану у кофейного столика.

Садимся совсем рядом. Диван такой узкий. Незаметно тяну юбку вниз и кладу руки себе на колени.

— Вероника, мышонок, я был не прав, когда завалил тебя работой. Я так злился из-за твоего отказа. Ты ведь всегда мне нравилась. — Голосом словно в негу затягивает, говорит сладко и нежно.

— Всегда? — смотрю на него и хлопаю ресницами.

На секунду наши лица замирают друг напротив друга. Так близко. Он тянется ко мне, но не целует, а едва касается губами моего уха и шепчет:

— Всегда.

По телу проносится вихрь мурашек, я содрогаюсь. И это тоже не ускользает от Трошина. Он подмечает всё.

Сердце у меня стучит так, будто пытается проломить грудную клетку и выпрыгнуть наружу. К нему. К Марку.

И я позволяю чувствам взять контроль над моим телом. Задвигаю разум куда подальше. В дальний-дальний ящик.

Марк жадно целует меня в губы, и я отдаюсь ощущениям без остатка.

Каждая клеточка тела отзывается мурашками от прикосновений. Его рук. Его губ.

Неужели, это то, чего я на самом деле хотела? Отдаться Марку Трошину? Услышать от него признание. И быть с ним?

С этим самодовольным, самовлюблённым нахалом, который однажды меня уже обманул.

А ведь ещё три недели назад он говорил, что я не в его вкусе, как спутница жизни, однако, уговаривал меня родить ему ребёнка только чтобы его отец отвязался. Только чтобы завладеть всем бизнесом. А меня он хотел выставить из дома с пачкой денег в зубах и без возможности видеть моего малыша. Мерзавец.

Эти воспоминания притормаживают меня. Я отстраняюсь от Марка.

— Ты чего, мышонок? — снова тянется ко мне, но я поднимаюсь с дивана.

А что, собственно, изменилось за эти три недели?

Отец Марка хочет, чтобы я родила его сыну наследника. За это он готов передать ему весь семейный бизнес. У Марка не получилось со мной договориться.

А теперь он поёт, что у него ко мне чувства. Так внезапно, якобы они всегда были. Или он просто сменил тактику?

Боже! Как я сразу не поняла, что он делает?

— Ника? Что с тобой? — непонимающе смотрит на меня.

— Какая же ты свинья, Трошин! А я поверила тебе во второй раз!

На глаза наворачиваются слёзы. Мою грудь теперь будто буравят сверлом. Насквозь. В самое сердце. Хочу быстрее уйти из кабинета, чтобы он не увидел, какую боль мне причинил.

— Чёрт. — Он закрывает глаза и трёт переносицу. Потом смотрит на меня.

И в его взгляде отчётливо различаю: я права.

А Марк тем временем молчит.

Моя последняя надежда тает. За четыре года, что мы не общались, он не изменился.

— Видеть тебя не хочу! — выдаю сгоряча. — Я уезжаю и плевать на всё!

Он в два шага приближается ко мне, я отступаю и упираюсь в стену.

Замираю, словно мышь в плену у кота. Марк глубоко дышит. Злится. И возбуждён.

Его дыхание снова обжигает мне ухо.

— Ты моя. Законная. Жена. И никуда не уйдёшь. Поняла? — рявкает мне в губы.

На последнем слове я подскакиваю и на каком-то интуитивном уровне понимаю, что сейчас лучше не злить Марка. Приходится наступить себе на горло, но я всё же робко отвечаю:

— Поняла.

Он меня отпускает, и я с ужасом вылетаю в коридор.

Не могу отдышаться и прийти в чувства. Марк издевается надо мной, использует, как игрушку.

Не хочу прощать ему это, но что-то держит меня в его доме.

И я решаю не пороть горячку и притормозить с уходом.

Душу разрывают противоречивые чувства. А сердце кровоточит от новых ран.

Но тогда я даже не представляла, что самые тяжёлые испытания ещё впереди.